Скажи мне, мое отраженье, зачем
Все мы, утонув среди пошлых дилемм,
Так сильно хотим вдруг уйти насовсем,
Хотя умирать еще рано?
Юлианна Сидорова
Нина и Анна вдвоем наблюдали, как на экране поворачивается и колышется расплывчатый комок на черном фоне.
- Вот ножки, - сказал Толик, - вот животик. Сейчас посмотрим внутренние органы.
Толика Нина давно знала. Он был приятель покойного Доктора Смерть, только его следовало бы прозвать Доктор Жизнь. Он бывал в гостях у Красовских довольно часто (раньше, раньше...), но Нина видела, что Саша терпит Толика просто из вежливости - бывший однокурсник, все - таки... Толик нажил к тридцати семи годам лысину, язву, и ни хрена больше. То есть, ни докторской диссертации, ни квартиры приличной. Он был полный придурок и с точки зрения Дианы - не брал левых денег за УЗИ. Получал ровно свою зарплату, и радовался каждому ребенку, увиденному на своем черном экране, как будто это был его личный ребенок.
- Сходим к Толику, - сразу решила Нина, едва Анна получила направление на второе УЗИ, - единственный нормальный человек в этом дурдоме.
Дурдомом она называла мерзкую частную клинику, где ее сестрица работала. Врачи там прямо сочились пламенной любовью к пациентам. За деньги, конечно, такой вид проституции.
- Внутренние органы нормально.... Сейчас сердечко включу погромче, послушаете...
Нина и Анна слушали, и Нина засмеялась и вцепилась в Аннину руку. У нее на лице было гораздо больше эмоций, чем у Анны. Снежок удивленно посмотрел Нине в глаза, но мало что понял.
- Мальчик, между прочим, - сказал Толик. И тоже был такой радостный, как будто - его мальчик (сто тысяч первый по счету).
- Ну, вот, - сказала Анна, когда они уже шли по улице, - теперь я спокойна абсолютно. А то меня твоя сестрица как начала пугать - типа, в вашем возрасте большой риск рождения ребенка с уродствами...
- Сама она с уродствами, - сказала Нина презрительно, - только с моральными! Чего ж я без уродств родилась? Матери было тридцать восемь, отцу - сорок, когда они меня родили!
Анна посмотрела на Нину и засмеялась:
- Это ты без уродств? Да ты же генетическая ошибка человечества. На тебе эволюция перемкнула! Ты посмотри, на кого ты похожа!
Нина глянула в зеркальную витрину итальянского бутика. И помахала рукой своему отражению в накидке, смастеренной из длинных лоскутиков и веревок (в целом получался прикид каменного века):
- И правда! Я - настоящая ошибка природы!
Анна взяла ее за руку и повела дальше.
- Почаще бы природа так ошибалась!
Они зашли в тихую кофейню, где играла классическая музыка, взяли по кофе и пирожному, и молча наслаждались. Иногда надо уйти в некую нишу, где тебе тихо и тепло. Мысли тогда отстаиваются и приобретают новые оттенки.
Вадим обнаружил Нину дома в совершенно странных мыслях. Он пришел слегка мокрый с мартовского дождя, но веселый - с зарплатой и с премией. А Нина не бросилась к нему на шею, как всегда. Она сосредоточенно шила, сидя по - турецки на диване. Снежок смотрел в окно с подоконника и время от времени издавал тягучие странные звуки.
- Нинуля! - позвал Вадим. - Ты чего? Не слышишь?
Нина подняла взгляд и засмеялась:
- Вадик! А я, знаешь, задумалась!
- Как у тебя дела? - осторожно спросил Вадим.
- У меня? Отлично. Великолепно.
Но она продолжала шить, и не смотрела на него. Вадим сел с ней рядом и вытащил из кармана маленькую коробочку.
- Это вот тебе. Я прочитал, сейчас такие модно.
Нина открыла коробочку и увидела брошку в форме цветка с зелеными камнями и стразами Сваровски. Красивая. Ничего не скажешь.
- Вадик, кролик, какой ты милый! Это, правда, на пике моды.
Она тотчас прицепила брошь прямо на свой домашний нарядец, состоявший из шифонового платьица "Короче не придумаешь", и неохотно отложила шитье.
- Пойду разогрею ужин.
Снежок на окне продолжал нудить. Вадим спросил:
- Чего это с котярой?
- Март! - просто объяснила Нина. - Выпускать боюсь. Выпустила один раз. Его собаки чуть не загрызли. Надо контрасекс ему купить.
- Проще денег отдать один раз и кастрировать...
- С ума сошел? - в ужасе спросила Нина.
Она несколько помрачнела от этого предложения. Вообще, Вадим иногда высказывал такие фишки, что Нину морозило. Он, правда, сразу говорил:
- Я пошутил, ты чего?
Но кастрировать кота предлагал еще и Саша, поэтому Нина стала задумчивая и нахохленная. Молча накрывала на стол, а Вадим рассказывал ей различные телевизионные новости. Но она слушала, стоя к нему спиной. То есть, и не поймешь, слушала ли вообще.
- А ты чего не ешь? - спросил Вадим.
- Я? Да я не хочу.
Она думала о другом. Про кастрацию кота уже забыла. Мысли плавали поверх головы Вадима и поверх всего на свете.
"Странная какая - то сегодня Нинка", - подумал он, но вслух не сказал. Иногда она бывает такая - лучше не тормошить.
Они вернулись в комнату. Снежок издал новую горловую трель. Вадим протянул руку за телевизионным пультом, и тут увидел хорошо, что шьет Нина.
Розовый комбинезончик, величиной - как на куклу.
- Это ты Ане шьешь? - спросил он. Нина посмотрела рассеянно:
- Это? Нет, у Ани же мальчик будет, зачем ей розовый. Это нам.
Вадим молчал около полминуты, и во рту у него сохло.
- Нам? А что, уже есть?
По его убеждению быть ничего не могло. Он не говорил Нине, но про себя думал, что Нинка взбалмошная девчонка, и ей сначала надо бы привыкнуть к семейной жизни - год, два. А потом уже детей заводить.
К тому же, она наверняка, до сих пор вся проспиртованная изнутри. Разве отрава рассасывается так быстро?
- Еще нет, - сказала Нина спокойно, - но сегодня надо сделать. День подходящий, и я все время про это думаю почему -то...
Кот взвыл, как аккомпанемент. А потом стал скулить и рычать вперемешку, просто адский хэви - метал.
- Слушай, это же невыносимо, - сказал Вадим. Про кота, конечно, про Нинин заскок с розовым комбезиком он боялся и говорить.
- Надо что - то с ним делать, он же спать не даст.
- Ну, что сделаешь? - пожала плечами Нина. - Надо бы кошку ему найти. Но у моих знакомых кошек нету.
Тотчас вспомнила и пошла звонить Никите.
- Привет! Я подумала, что ты должен быть дома.
- Да, я вчера и позавчера смены работал. Как ты, Нинулик?
- Нормально. А ты чем занимаешься? Пишешь?
- Да. Надо уже приступать к кульминации.
- Ты очень давно не давал мне читать.
- Закончу эту главу и принесу. Но так тебе не интересно будет. Ведь скоро конец.
- Мне всегда интересно.
Вадим слушал и злился, но показать не мог. Естественно, он не забыл Никитиного дебильного поведения. Переносить этого типа не мог после такого. А как скажешь Нине про это?
- Ник, у тебя ведь есть в дереве кошки?
- Есть, - Никита удивился перескоку мысли своей Музы, - зачем тебе?
- Март. Снежок с ума сходит, секса хочет.
Никита засмеялся.
- Ладно, завтра поеду в деревню, и возьму его с собой.
- Тогда и меня. С тобой - то он не поедет.
Договорились. И все бы нормально, но кот не желал ждать до завтра. Он завывал и стонал, драл когтями оконную раму и трижды обдул угол в коридоре.
- Блин, я так не могу! Я просто чокнусь сейчас! - крикнул Вадим. - сделай ты с ним что - нибудь!
Зоомагазины уже не работали. Нина могла только позвонить сестре и спросить, нет ли в мире какого - либо средства для успокоения хотения у котов.
- Дай ему таблетку реланиума, - ответила Диана, - он, по крайней мере заснет, и не будет вам мозги крутить. Почему ты его не кастрируешь, в конце концов?
Что объяснять фашистам в белых халатах? Нина и Вадим совместными усилиями запихали в глотку Снежку таблетку. Скоро страдалец отключился. Но Вадим тоже был как выжатый лимон, и они уснули без всякого секса вообще.
Точнее, Вадим уснул, а Нина лежала молча под одеялом и наблюдала, как падают с необозримой высоты куски хрустальных замков. В ее воображении, конечно. Падение было длительным и страшным. Нине хотелось реветь, но она сдерживалась. Без нее всем тошно.
- Я так и знал, - сказал Никита, - какой я все - таки, идиот!
- В чем дело? - испугалась Нина.
- Я не предупредил тебя, чтобы ты надела другую обувь. В Оврагине сейчас жуткая грязь.
- Да и ладно, - ответила Нина запросто, - эти ботинки я сама себе смастерила. У них деревянные каблуки, им по фигу любая грязь.
Так и оказалось. Нина бодро шла за Никитой по грязи, смешанной с остатками серого снега, несла Снежка и разглядывала серо - черные окрестности.
- Здесь так классно, по сравнению с городом, - сказала она, - тихо! Воздух свежий!
- Тебе так кажется, - ответил Никита, - здесь очень скучно. Люди все пьют от тоски и ужаса бесконечных одинаковых дней...
Когда Никита начинал говорить своим литературным замороченным языком, Нине делалось не по себе, и она сразу начинала верить, что он - с легкой шизой.
- А Мэл и Санька живут в еще меньшей деревне, и довольны.
- Значит, они счастливы друг другом.
Нине нечего было на это возразить, к тому же ее тоже уже начала заражать какая - то местная тоскливая инфекция. Слишком серые и безлюдные места.
Никита просто толкнул калитку рукой, и они прошли в маленький, чисто - начисто убранный дворик.
Снежок весь напрягся на руках у Нины, подскочил и издал громкий вопль. Больше Нина держать его не могла. Он сиганул на землю, к кошкам покойного деда. Кошки спрыгнули с крыльца и подорвались в разные стороны, как конфетти из хлопушки.
-Ай! - закричала Нина. - Его собаки не порвут?
- Здесь собаки все на цепях, - ответил Никита, - пусть погуляет! Будут в Оврагине породистые котята...
Они оба засмеялись, и дальше накатило веселое и искристое настроение. Нина удивилась, что дом стоит открытый, а никто ничего не берет.
- А кто будет брать? Здесь все родня в какой - то степени. И всего двадцать три дома. Все просматривается.
Никита стал топить растапливать печку, а Нина - мастерить обед на электроплитке. В печке она не умела.
- Ник, - позвала Нина, - а ты не хочешь меня познакомить со своими?
- С какими своими?
- Родными, само собой. У тебя же есть мать, сестра...
- Мать пьянющая, она даже глаз открыть не сможет, - ответил Никита, не прекращая возиться у печки.
- Откуда ты знаешь, ты же не был дома!
- Мы шли мимо моего дома. Дверь настежь была... там нет никого, Наташка, наверное, к соседям убежала. Значит, мать пьяная валяется.
Нина недоуменно посмотрела ему в спину:
- Она же замерзнет!
- Когда - нибудь она по - любому замерзнет.
Уже то, что Никита употребил жаргонное "по - любому" говорило о необычном состоянии. Но Нина не сразу поняла это:
- Ты что говоришь, а? Ведь она тебя родила! Ты жутко к людям относишься... ты такой же, как они - Дианка, Вадим...
Никита обернулся. Подошел и сел на раздолбанную табуретку, сцепил пальцы и, не глядя на Нину, заговорил:
- К людям? Не все, что на двух ногах - люди... я бы хотел по - другому, но ведь не забудешь никогда некоторых вещей... Мне полтора года было, она запила, я простудился, соседи в больницу сообщили. Приехала врачиха и забрала меня. Я такой был голодный и грязный, что вся больница была в ужасе. А мать нарисовалась через три дня, трезвая, и сказала: как он? поправляется? ну, ладно, тогда я поеду, мне надо личную жизнь наладить... Знаешь, я это помню. Мне полтора года было, а я помню. Все дети с родителями лежали, у всех игрушки, сладости, а я - один...
- Ник, - сказала Нина тихонько, заметив, что он возбуждается чрезмерно, и того гляди, заплачет, как тогда у нее дома.
- Ник, не думай ты об этом, может, у нее самой было плохое детство, может, она просто не понимала, что творит!
Он уже сидел, уткнувшись лицом в руки. Не плакал, но был застывший, как неживой.
Нина невольно приблизилась, обняла его за плечи и стала целовать быстрыми мелкими поцелуями:
- Не надо! Мой милый! Мой хороший! Ты же добрый, на самом деле...
Его от Нининой ласки только сильнее повело.
- Я никому никогда не был нужен... В школе все надо мной смеялись... я ходил оборванный, как бомж... никто не хотел сидеть со мной за партой... учителя тетрадки брезговали у меня брать...
Он не плакал, говоря это, а как бы смеялся, только ненастоящим смехом. Раньше Нина думала, что такой смех изображается в фильмах исключительно ради эффекта.
Теперь эффект шел прямо из реальности, и от него Нину ломало и корежило.
Она никогда прежде не испытывала такой жалости, такой нежности, круто перемешанной с печалью. Нет, впрочем, было один раз. Когда у нее случился выкидыш. Эти именно чувства Нина ощущала при воспоминании о крошечном личике ребенка, сморщенном от нечеловеческого страдания.
Она не выдержала и разревелась.
- Ты чего? - тут же очнулся Никита. - Из - за меня? Брось, перестань, Нинка!
Он схватил ее, и минуту они стояли, тесно обнявшись, и Никита гладил ее по волосам и бормотал:
- Все давно прошло. Это чепуха, всякие лишения только закаляют. Зато теперь я - сильнее всех! Кто надо мной смеялся - сами спились, под тракторами валяются. А я напишу книгу, которая перевернет весь свет!
- Ник, - проговорила Нина, не прекращая плакать, - мне так грустно! Мой свет уже перевернулся, и наверное, как только я родилась.
Она еще не очень понимала, что плачет из - за своей бессонной ночи, в которой все хрустальные замки разбились к ****е матери.
- Нин, - сказал Никита, - пошли, правда, посмотрим, как там мамка. Я из - за тебя стеснялся. Испугать тебя ее видом.
Нина всхлипнула:
- Глупый ты, Ники. Я в психбольнице лежала... знаешь, каких там навидалась? Пошли!
Они набросили верхнюю одежду просто на плечи (идти было двадцать метров), и побежали по грязи и мимо веселых галок, радующихся сырой весне. Дом Никитиной матери был нараспашку, пустой, как сарай. И сама женщина спала на кровати без простыней, с матрасом в расплывчатых пятнах. А рядом спал мужик, небритый неделю, в ватнике и ватных штанах, коричневых в районе коленок.
- Да, мы зря бежали. Им не холодно, - сказала Нина.
- Это Наташкин отец, - сказал Никита. - Моей сестренки то есть. У нас папаши разные.
Он спокойно сказал это, и так же спокойно проверил печку - в ней тлело какое - то странное топливо, вроде торфа, но пожаром ничто не грозило.
Нина и Никита просто закрыли дверь, и вернулись к себе.
- Обед готов.
- Я чувствую. Божественный запах.
- А я взяла бутылку черничного ликера. Налить тебе рюмочку?
- Нет, что ты?
- Тебе же нравилось в кофе.
- Нинулик, нельзя мне.
- А я выпью, ладно? Немножко.
- И тебе не стоит.
- Почему?
- Слушай, я узнал этот салат. Это тот, который мы ели в кафе в Лесочке. "Нина и Никита".
- Ага. Я запомнила состав. Совсем простой. Печенка жареная и чипсы накрошенные, заправлено жареной морковкой с майонезом.
- Еще что - то есть. Кислое.
- Это яблоко. Яблоко я придумала сама добавить. Чтобы не приторно было.
- Восхитительно! Почему ты смеешься?
- Потому что ты всегда так странно разговариваешь. Восхитительно - я такое слово только в книжках видела. Почему, все - таки, мне пить не стоит?
- Потому что ты и без того печальная, нервная, и... снова будешь говорить, что я смешно выражаюсь.
- Скажи.
- Ушедшая в таинственное "Внутри себя".
- Ага.
- А что внутри тебя? Скажи мне.
Тут диалог прервался. Вошел Снежок. Прямо с пола вскочил на стол. Потерся щекой о Нинину руку с вилкой, и замурлыкал громко и вибрирующе.
- Кот, ты счастлив? - спросила Нина, и поцеловала Снежка между ушей, - видишь, он счастлив. Он продолжился в природе. А я не могу.
- Почему?
Нина посмотрела вбок, и слезы натекли снова ей под ресницы. Она несколько мгновений старалась удержать их там.
- А потому что Вадим не хочет.
- Разве вы не говорили об этом до свадьбы?
- Говорили, да, и он хотел. А теперь я поняла, что он просто так говорил. Можно, я себе налью?
Никита просто мотнул головой, отодвинул бутылку от Нины и положил ей большой кусок курицы из сковородки:
- Поешь лучше, это изумительно вкусно пахнет.
Нина стала есть курицу нервно и жадно. Хороший способ, Никита, ты офигительно умен, твой тест на гениальность не ошибся. Еда заменяет алкоголь.
Снежок обиженно посмотрел на Нину. Хороша! Лопает в одно рыло!
- На и тебе тоже.
Никита умел понимать не только Нину, но и ее кота, вот так.
- Я одна на этом свете, Ник. Я так могла бы сильно любить, и столько дать всего хорошего тому, кого люблю. А Вадим не хочет брать. Я это поняла вчера вечером, и теперь мне мерзко - хоть топись.
Никита сказал тихо:
- Ты не тот предмет выбрала для своей страсти.
- Вот за это и обидно. Каждый раз, что ли, не то? всегда вот так будет? Дай мне все - таки, бутылку!
Наверное, Нина была совершенно не в себе, если она позволила Никите сказать предельно нахальные слова:
- Детей не зачинают в пьяном виде, моя дорогая.
А потом - чего было уже думать? Слово, а затем дело, так и господь бог создавал мир. Что спрашивать с Никиты, он просто взял Нину на руки, унес за фанерную перегородку в спальню, где они первый раз целомудренно спали на одной кровати.
Слияние было, как всегда, жгучее, сильное, что называется - башню снесло напрочь. С кардинальным отличием от прежних разов. Волшебная жидкость не выплеснулась бесцельно Нине на живот, а пошла внутрь. И одна из ловких хвостатых клеток обогнала всех остальных, достигла цели, упала в почву. И стала расти Нинина дочь, которую она (прямо в этот день) назвала Норой.
- Чтобы тоже на "Н", - объяснила она Никите. - И чтобы не стандартно. Тебе нравится - Нора?
- Очень. Звук "н" создает таинственность, а "р" добавляет силы.
Они беседовали уже в автобусе. Снежок спал на коленях у Нины. Может, тоже грезил о своих будущих черных котятах.
Вадим был дома. Обнял Нину, весело стал спрашивать про Снежка, про то, как съездили.
Нине стало стыдно. Собственно, она же не разлюбила его. Она только слегка обиделась. Мало ли таких обид бывает в жизни?
А в животе уже жила Нора. Нина знала это с достоверностью УЗИ.
- Я ему купил свежего минтая, - сказал Вадим, - отметить, типа, его свадьбу.
Нина засмеялась. Вадим был абсолютно такой, как когда она встретила его и потеряла ум от страсти.
"Ну, ладно", - говорила себе Нина, - "он не узнает. Я ему скажу, что получилось от него. Процент вероятности всегда есть! А мне нет разницы, от кого. Я люблю Вадима. И мне хочется ребенка. От Никиты будет гениальный ребенок".
Это были самые жуткие мысли в ее жизни. А потом был самый жуткий в жизни секс, потому что весь процесс Нина думала о своем безобразном предательстве. Причем, ей было стыдно и перед Вадимом, и перед Никитой.
Никому не расскажешь о таком. Даже Анне. Нина мучилась и для забвения читала новые главы из Никитиного романа.
- Ёлки - моталки! Что ж ты пишешь, а! - вскрикнула она и швырнула подушку - думку так, что перепугала Снежка. Он зашипел на нее с полу.
Палач Обен в Никитином романе убил - таки мужа дамы Мод. Именно шилом под яремную вену, и подумали на бродячих цыган. Никита своего чертовского замысла не изменил.
Однако, Вадим живой. Все - таки, это ведь всего лишь книжка...
Но Нина вспоминала, как Никита рассказывал ей про свою мать, как у него дергались руки. Какие были у него больные, черные, неестественно - блестящие глаза.
- Господи, что делать? Как мне избавиться от этого психа, божечки мой?
Между прочим, псих был отцом ее ребенка. Она вспомнила это и присмирела. И выпить было уже нельзя, и пожаловаться некому.
До шести часов вечера Нина шаталась по улице, промочила ботинки донельзя. И те, кто встречал ее в старинных полутемных переулках, шарахались испуганно: "Наркоманка".
Видок был, реально, как под героином. Зрачки на всю ширину глаза.
Нина пришла домой, и открывая дверь ключом, услышала, как надрывается в комнате ее мобильник. Она не брала его на сумасшедшее гулянье.
- Алло, да, кто это?
- Это? Это, блин, Мэл. Тебя где черти носят? Мы сейчас здесь, то есть, около универмага "Мегаполис" в кафе сидим. Знаешь, где это?
- Конечно!
- Хочешь, приезжай. Мы тут все. Я, Санька, Эдик, Юльчик, Лика. Приедешь?
- Да.
Это было то, что могло спасти Нину от тихого помешательства.
- И возьми с собой этого, как его...
- Вадима?
- Нет, твой Вадим мне ни грамма не интересен. Писателя твоего, Никиту!
- Он работает.
- Жаль.
Нина оделась под свое дикое настроение - в стиле декаданс. Только шляпа была красная, ибо присутствовала в Нинином состоянии некоторая доза крови.
Кафе было дорогое. С отдельными кабинками, декорированными малиновым бархатом и авангардной живописью. И компания Мэл смотрелась здесь странновато.
Сама Мэл лениво ковыряла в креманке фруктовый салат, а глаза у нее так и стреляли налево - направо. Наблюдала жизнь. Длиннющие рукава ее кофточки, расписанной всякими изречениями вроде : "Life is light", елозили по черной скатерти. Огромные серебряные кольца поблескивали в ушах, а с колец свисали многочисленные цепочки, квадратики и другая фигня. Все это было вызывающее, не для "приличного" места. Город - то у нас довольно - таки мещанский.
Юльчик посасывала чубук кальяна, заряженного яблочным табаком. Вся в бусах и бисере. Тоже не в стиль этого города.
Санька и Эдик не имели перед своими приборами рюмок с вином, как девушки. Оба употребляли ананасовый сок. Оба были во всем черном, а у Саньки - серьга - ящерица в ухе.
Лика курила длинную сигарету в мундштуке слоновой кости. Вид у нее был нахально - гламурный, юбка минимальная, каблуки белых сапог - максимальные. Проходившие мимо этой кабинки господа обалдело поглядывали на Ликины ноги. А Лика обдавала их презрительными взглядами, как душем Шарко.
Нина органично вписалась в аутсайдерскую компанию. Прямо недостающий кусочек паззла.
- Привет, Черная Смерть! - воскликнул приветственно Эдик.
Мэл и Юльчик встали и по очереди расцеловали Нину. От обеих пахло страшно сладкими духами.
Санька пожал Нине руку через стол, как парню. А Лика только слегка кивнула. Жутко надменная была эта Лика.
- Поздравляю тебя, - сказала Юльчик, - журнал "Космополитен" назвал твою коллекцию культурным шоком года.
Нина улыбалась. Все разом заговорили о ее коллекции. Никогда Нина не испытывала такого пристального интереса к скрытой изнанке своей души.
- Саня даже написал одну нашу подругу в твоем платье, на фоне старых арбатских переулков, - сказала Мэл, - помнишь, модель "Бешеная радуга"... Кстати, кто тебе сочинял такие клевые названия?
- Никита.
Это имя Нина произнесла с легким вздохом. Никто этого вздоха не приметил. Все продолжали говорить о коллекции, и о концепциях современного искусства. Нина подумала - разве я им компания? Я преподаватель искусства, но не знаю и сотой доли того, что они говорят.
Она сказала это вслух.
- Не важно знать, - вдруг проговорила холодно Лика, до сих пор молчавшая, - важно чувствовать. Искусство - на девяносто процентов основано на чувственности. Кстати, почему никто не заказал девушке ужин?
Нина ничего не хотела есть, она вообще со вчерашнего обеда с Никитой потеряла аппетит. Щипала какие - то крохи.
- Я возьму тебе вегетарианское карри, - распорядилась Мэл.
Теперь Мэл заметила, что Нина какая - то странная. Она стала к ней присматриваться. И в середине вечера сказала:
- Пошли, носы попудрим.
На самом деле она забрала из гардероба свою и Нины шубейки, и в наброшенных шубейках девушки вышли в сырой синий март.
Фонари выглядели влажными пятнами в вечернем тумане.
- Что случилось? - спросила Мэл.
- Ничего.
- Не ври! - грубо сказала Мэл. - У тебя вид такой, как будто тебя завтра кладут в дурку.
Нина не выдержала, заплакала разом и уронила лицо на грудь Мэл. Мэл слушала рассказ про порочное зачатие и настороженно молчала.
- Я не знаю ни Вадима, ни Никиты, - сказала она. - Одного я видела сегодня на местных новостях. Другого читала. Нинка, я сужу только по тебе. Ты должна, ёлки - палки, сделать какой - то выбор.
- Я сделала, - сказала Нина.
- Кто?
- Вадим, конечно.
Мэл посмотрела на Нину и покачала головой.
- А мне показалось, Никита. Ты же его генофонд использовала, а не Вадима. Хотя, у Вадима - то биологический материал лучше!
Нина опустила голову. А что сказать?
- Давай напьемся, - обратилась к ней за столом Лика, - я думаю, у тебя такое настроение. А я в стрессе после развода.
- Мне нельзя, - ответила беспомощно Нина, - я беременна.
Лика вздохнула.
- Весь мир помешался на примитивном размножении... Тогда пойдем, пошляемся по клубам? На трезвяк тоже забавно!
Нина посмотрела на Мэл.
- Иди, - кивнула Мэл, - с Ликой не пропадешь.
Нине было все равно. Ей надо было куда - то себя деть в этот сумасшедше грустный вечер.
И они поехали с Ликой на такси.
В этот вечер снова открылась щель в пространстве. Сначала Нина видела только очертания неведомых городов, зданий, и неземной свет, который лился из параллельной реальности прямо на асфальт, покрытый серыми остатками снега. Она стала выглядывать из окна такси. Была потрясена - разве ж бывает такое дважды в жизни?!
Такси остановилось напротив ярко освещенного подъезда. Мигала реклама. Лика бросила водителю полтинник.
А напротив, около обычного жилого дома остановилось еще одно такси. Вадим вышел из него, подал руку девушке. А потом обнял и поцеловал девушку. Парализованная ужасом Нина смотрела на это, и не могла двинуться, крикнуть, заплакать.
Девушка была очкастая редакторша Марина.
Марина пошла к подъезду, а Вадим сел в такси и поехал - видимо, домой.
- Ты что? Что с тобой?
Лика кричала и трясла Нину. Та очнулась только, чтобы сказать:
- Проводи меня до троллейбусной остановки.
Лика вместе с Ниной дождалась нужного троллейбуса. Никита удивленно помог Нине сесть на пустое кондукторское место рядом с собой.
- Что с ней? - спросил он у Лики.
- Не знаю, - Лика села с Ниной на одно сиденье, - самой интересно.
Нина закрыла лицо руками и сказала тихо:
- Ник, убей его. Я сама тебя прошу - убей!
Никита кашлянул и сказал в микрофон:
- Следующая остановка - улица Некрасова.
Лика смотрела на Нину, как на редкостный экспонат.
- Теперь еще интереснее!
(продолжение следует)