Маннергейм, документальная биография

I

Сообщение о коронации молодого государя России начиналось следующими словами:

“Всепресветлейший, Державнейший, Великий государь император Николай Александрович, восшед на прародительский наследственный престол Российской Империи и нераздельных с нею Царства Польского и Великого Княжества Финляндского, по образу благочестивых государей, предков своих, указать соизволил:
Священнейшему коронованию его императорского величества и от святого мира помазанию быть, при помощи Всевышнего, сего мая в 14-й день. К священному сию действию его императорское величество указал приобщить и супругу свою великую государыню Александру Федoровну. О сем торжестве всем верноподданным чрез сие извещается, дабы в вожделенный оный день усугубили мольбы свои к Царю Царствующему, да всепомощной своею благодатию приосенить Царство его величества и да утвердить в нем мир и тишину, во славу свою и к непоколебимому благоденствию государства."

Сообщение о коронации отнюдь не ограничивалось газетным обьявлением - оно ежедневно зачитывалось вслух: “… на Сенатской площади в Кремле герольд-командой, в составе одного генерал-адьютанта в чине полного генерала, двух генерал-адьютантов генерал-адьютантского чина, двух коронационных обер-церемониймейстеров, четырех церемониймейстеров, двух сенатских секретарей, и двух в конном строю дивизионов - один от кавалергардского, а другой - от лейб-гвардии конного полка, с литаврщиками и полными хорами трубачей …".

Если таким стилем делалось всего лишь обьявление о предстоящей церемонии, можно себе представить, как была обставлена сама церемония !

Воображение множества иностранных гостей самого высокого ранга и несметных тысяч собственных подданных следовало поразить роскошью и великолепием, дабы утвердить в сознании всего света должное представление о могуществе российского государя и силе его державы.

Торжественная процессия, состоящая из самых высоких особ государства, и сопровождаемая блестящим эскортом лейб-гвардейских полков, двигалась по улицам принаряженной Москвы. Сам государь шествовал под балдахином, который несла добрая сотня человек, а впереди него шли два специально отобранных великана-кавалергарда. Одним из красавцев кавалеристов был корнет фон Кнорринг, а другим - тем, что шагал от царя слева - барон Карл Густав Маннергейм, 29-летний командир первого взвода в первом эскадроне Кавалергардского Eе Императорского Величества Марии Федoровны полка.

Чтобы занимать такое место в коронационной процессии, требовались многие качества - помимо роста, знатности, и представительной внешности. Барон к этому времени был уже женат - на дочери генерал-майора Арапова, тоже бывшего кавалергарда – и, благодаря приданому жены, располагал немалыми средствами. Маннергейм считался прекрасным офицером и лихим наездником - иначе бы не видать ему командования первым взводом в первом, образцовом эскадроне его элитного полка. Для сироты, потерявшего мать в возрасте 14-и лет, и брошенного за год до этого отцом, графом Маннергеймом, без средств к существованию, это была впечатляюще успешная карьера. Тем более, что из финляндкого кадетского корпуса, куда его устроили родственники, юного барона вышибли за “… хулиганское нарушение дисциплины …”.

Однако Маннергейм доказал, что создан из крепкого материала. Раз путь военной службы в Финляндии ему был закрыт, он воспользовался правилом, которое уравнивало дворян автономных частей Империи c российским дворянством - и поступил в Николаевское Кавалерийское Училище в Санкт-Петербурге. Он окончил его с отличием, что было нелегким делом для человека, который до училища не говорил на русском. Языком его семьи был шведский, на котором, впрочем, дома говорили только по воскресеньям, чтобы отметить праздник, а в остальные дни предпочитали французский или немецкий.

После окончания училища офицерское собрание кавалергардов признало барона Маннергейма достойным сделаться их сослуживцем, но свободной вакансии не оказалось - и на год корнету Маннергейму, как некогда Д'Артаньяну, " ... пришлось послужить в полку поскромнее ...". Однако в 1891 годy он сумел стать кавалергардом, а в 1897-м получил очень лестное предложение - его пригласили служить в Придворной Конюшенной Части, а если попросту - в императорских конюшнях. Понятное дело - барона туда приглашали не скотником. Огромное хозяйство, в котором числилось две тысячи чистокровных коней, нуждалось в специалистах-лошадниках.

Маннергейм был зачислен в Конюшенную часть с оставлением в списках Кавалергардского полка, с окладом в 300 рублей ежемесячно, и с двумя казенными квартирами: в столице и в Царском Селе. Это обстоятельство пришлось очень кстати, потому что в личной жизни барона наметился кризис - он стал жестоко ссориться с женой.

II

Помимо Маннергеймa, в Царском Селе появлялся и другой примечательный в дальнейшем человек. Он тоже происходил из семьи, где русский язык был не в ходу. Позднейший биограф этого человека утверждал даже, что якобы в Варшаве его готовили в раввины. Oчевидная неправда, потому чтo в возрасте 9-и лет он уже учился в Тенишевском Коммерческом Училище, где в раввины определенно никого не готовили ... …

Mного позднее, в совершенно другую эпоху, он припомнит Петербург эпохи Серебряного Века:

"... от красавиц тогдашних, - от тех европеянок нежных -
Сколько я принял смущенья, надсады и горя ! ...".

Нежные европеянки, с которыми поэту нe слишком везло, офицеру-лошаднику симпатизировали. Его дон-жуанский список станет в будущем предметом обстоятельной профессорской монографии. Похоже, что, по удачному выражению другого кавалериста, И.Бобеля - хоть и не дворянских кровей, но имевшего большой дар слова - Маннергейм в тe годы “… смотрел на жизнь, как на майский луг, по которому бродили женщины и кони ...”.

Весной 1897-го года барон уехал в Европу в длительную служебную командировку. В Берлине лошадь, которую он осматривал на предмет покупки, лягнет его так, что он запомнит ее на всю жизнь - раздробленное колено потребует серьезной операции, и снова ходить - да и то на первых порах с костылями - он станет только в начале 1899-го. Впрочем, барон не унывал. Колено он долечивал на грязевом курорте в Хаапсалу, где вместе с ним жила одна из его пассий, графиня Бетси Шувалова.

Вернувшись в Петербург, Маннергейм - получивший к этому времени чин ротмистра - был назначен заведующим упряжной частью. Он навел в своем ведомстве образцовый порядок, и как-то лично подковал лошадь, сильно пристыдив таким неординарным поступком нерадивых кузнецов.

Однако к 1903-му году в его - в целом столь приятной - жизни происходят большие изменения. Терпение супруги лопнуло - она продала свои имения, перевела деньги в Париж, и уехала, оставив барона наедине с его служебным жалованьем и множеством долгов. Ему пришлось настоятельно подумать о карьере. Весной 1903-го года он перевелся на службу в кавалерийскую школу генерала Брусилова, a в 1904-ом - в драгунский полк, в Манчжурию, на русско-японскую войну.

Больших лавров на этой неудачной для России войне Маннергейм не стяжал, но, командуя отрядом китайских хунхузов на русской службе, обнаружил хорошие командирские качества. Участвуя в рейде на Инкоу, он встретил там лучшего наездника 26-го Донского казачьего полка, бывшего курсанта кавалерийской школы. После школы курсанта произвели в унтер-офицеры, a звали его Семка Буденный ...

В 1906-ом году барон Маннергейм берется за трудное и рискованное предприятие - по заданию Генштаба он через степи Центральной Азии отправляется в Китай. Поездка была замаскирована под этнографическую экспедицию. Великое Княжество Финляндское из всех владений Империи пользовалось наибольшей автономией - вплоть до наличия собственных денег, почты и паспортов - и Маннергейм ехал с финским документом, без упоминания о службе в российской кавалерии. С двумя казаками барон проделал верхом путь в 3,000 километров и собрал множество интересных Генштабу сведений - например, закартографировал район Кашгар - Турфан, провел оценку состояния войск, дорог и горного дела Китая, и даже составил описание города Ланчжоу как возможной российской военной базы.
Материалы экспедиции были настолько обширны и интересны - даже те, что были открыты для всеобщего сведения - что Маннергейм был избран в в почетные члены Русского Географического Общества. Большое впечатление на публику произвел его рассказ о встрече с Далай-Ламой. Барон подарил Его Святейшеству свой браунинг - ничего другого у него после долгого путешествия не осталось.

Такой подарок духовному лицу был, пожалуй, странноват, но Далай-Лама европейской военной игрушке обрадовался, и отдарил Маннергейма тибетскими тканями.

В 1909-ом году барон Маннергейм получил приказ о назначении его командиром уланского Владимирского Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Николаевича полка. Cтихотворение уже известного нам поэта датировано 1912 годом:

"Поедем в Царское Село !
Свободны, ветрены и пьяны,
Там улыбаются уланы,
Вскочив на крепкое седло ...".

Будь эти строки известны Маннергейму, они, вероятно, его немало бы удивили, потому что уланы сроду в Царском не бывали - но, в конце концов, и сам барон вряд ли разбирался в глубокой разнице между символистами и акмеистами, в то время как поэт как раз покидал ряды первой группы, чтобы примкнуть ко второй ...

Вообще-то, поэзия и кавалерия - разные миры, и трудно предположить, что они могут как-то пересекаться. Но, тем не менее, на ошибку поэта в его определении разновидностей конницы указала его приятельница - в ту пору жена виднейшего теоретика акмеизма.

Она, кстати, и в поэзии разбиралась вполне профессионально.

A знаменитая балерина Т.П.Карсавина была близка сперва с Маннергеймом, a потом - с основателем акмеизма, бывшим в 1909 как бы “мэтром” нашего неназываемого по имени поэта. На поэта она, увы, и не поглядела. Возможно, немного пожалев об этом впоследствии - щуплый и лопоухий, поэт оказался гением ...

Что касается Маннергейма, то в 1911 году он получил командование лейб-гвардии Уланского Его Величества полка, с присвоением звания генерал-мaйора свиты Его Величества. Полк стоял в Варшаве, и вскоре генерал Маннергейм оказался своим человеком в фамильной среде Радзивиллов, Замойских и Потоцких.

Вечный баловень аристократических дам, он вскоре стал "сердечным другом" графини Любомирской - и если и огорчал ее чем-то, так это своим непостоянством. Не без грусти она отмечала в своих - изданных много позднее - мемуарах, что " ... Густав был человек увлекающийся, и ничем не умел дорожить ...".

Насчет того, что “… Густав был человек увлекающийся …” - ну, это было еще мягко сказано. Бетси Шувалова вспоминала, как он, забравшись в окно ее петербургского особняка, не cдержал своей страсти - и в итоге они занялись любовью прямо на потайной лесенке, ведущей в ee спальню. Она не без кокетства жаловалась (письмо ее сохранилось и было опубликовано много лет спустя), что “… острые края ступенек впивались ей в ребра …”.

В 1912-ом году Маннергейм отличился на маневрах под Ивангородом - его полк оказался единственным, не получившим штрафных очков от генерал-инспектора, в.к.Николая Николаевича. Великий князь был столь суров и придирчив, что получил от офицеров прозвище "Лукавый" - от слов молитвы: " ... но сохрани и избавь нас от Лукавого ...".

Осенью 1913-го года барон Маннергейм получил повышение - он стал командиром Отдельной гвардейской кавалерийской бригады, со штаб-квартирой в Варшаве.

Жизнь его шла по вполне определившейся, накатанной колее - успешная служебная карьера, женщины, ну, и истинная страсть - лошади и скачки.

Но 1-го августа 1914-го года случился политический кризис, и стал он не обычной военной или дипломатической передрягой, а неким тектоническим сдвигом во времени …

По мнению многих историков, Девятнадцатый Век окончился, а Двадцатый Век начался не с календарного 1901, a именно с этого водораздела.

В этот день Германия обьявила России войну.

III

При всей общности цивилизации, культурной - a иной раз даже и родственой - близости ee элит, Европа начала ХХ века была вооруженным лагерем. Из восьми держав, которые претендовали на звание “великих”, только две располaгались вне Европы - США и Япония - a остальные шесть соседствовали друг с другом, соперничали за ресурсы, влияние и главенство - и держали свое оружие наготове. Традиционно "континентальные государства" делились на союзы, ибо ни одна из них не хотела бы вдруг оказаться в одиночку перед лицом могущественного врага или вражеской коалиции - кроме Англии, державшейся политики "блестящей изоляции" - и тем составлявшей удивительное исключение. Богатая островная держава не хотела связывать себя постоянными союзами ...

Ситуация эта, однако, стала понемногу меняться. Англия, если можно так выразиться, стала жертвой своего успеха - ее индустриальные и финансовые институты начали усердно копировать. Лучше всех это делали Германия и США. С Америкой поделать было ничего нельзя - но, к счастью, она была далеко, и на создание военной мощи не покушалась. Но вот Германия росла как на дрожжах, и понемногу превращалась в опаснейшего конкурента Великобритании.

По выплавке стали к 1913 году Германия обогнала Великобританию почти вдвое, a по стоимости экспорта машин вообще заняла первое место в мире, отодвинув Англию даже не на второе место (его занимали США), а на третье.

Этот последний показатель - стоимость экспорта машин - особенно красноречив.

Cоюзницы Англии, Россия и Франция - даже взятые вместе - уступали в этом одной только Германии (уж не говоря о вкладе союзной немцам Австро-Венгрии) в добрых 4 раза.

У России - помимо естественной нелюбви к слишком могущественному соседу - были и другие серьезные причины смотреть на Германию с огромным опасением. 80% вывоза главного русскогo экспортного товара - хлеба - шло через Босфор и Дарданеллы. Германия же затеяла строительство так называемой Багдадской Железной Дороги - от Берлина через Босфор в Стамбул, и дальше, в сторону Персии.

И если в будущем германскому кайзеру придет в голову фантазия перекрыть Проливы - вся российская экономика окажется у него в кармане ...

Кидаться в войну с германским гигантом даже в союзе с Францией - имевшей к немцам после потери Эльзаса и Лотарингии свои счеты - было бы опрометчиво. Cведущие люди в России это вполне понимали.

Но, когда к русско-французской коалиции в 1914 году примкнула Англия, представился наконец случай уравнять шансы - и за него ухватились ...

Германский же Генштаб был озабочен наличием на Востоке огромной русской армии - и тоже торопил события. Вильгельму Второму его военные советники указывали на бурное строительство в России железных дорог, ведущих к границам Германии, и утверждали, что, если не принять срочных превентивных мер, то "... русский "паровой каток" станет опасным ...". Eсли уж драться - то лучше сейчас, чем позднее ...

Энтузиастов, стремившихся "... решить вопрос мечом ...", хватало по обе стороны будущих фронтов Европы.

Скептики были редки. Граф С.Ю.Витте, правда, в августе 1914-го говорил, что, начиная войну, Россия влезает в смертельную беду.

"И из-за чего ?" - спрашивал он - "Из-за сербов ? Чем они лучше турок ? Даром что православные ...".

Впрочем, отставного и полуопального сановника никто не слушал - да жить ему оставалось совсем немного ...

IV

В утверждении, гласящем, что “… военные всегда прекрасно подготовлены в ведению прошлой войны …”, есть немало истины. Генштабы внимательнейшим образом изучают опыт предыдущих - по возможности недавних - битв, и пытаются использовать это знание для планирования битв будущих. Используются также образцы высших достижений военного искусства, чтобы найти некие незыблемые, вечные принципы, следование которым и обеспечит победу.

В 1914-ом "предыдущей войной" была прусская победоносная кампания 1870 года, а теоретическим эталоном совершенства - походы Наполеона. Из прусского опыта выводилась мысль о необходимости проведения тщательно спланированной мобилизации, а из наполеоновской практики - решительное наступление с целью полного сокрушения противника.

Но - поскольку все европейские державы без исключения следовали этим методам - Великая Война началась столкновением огромных армий, численностью в сотни тысяч человек, катяшихся навстречу друг другу.

Границы Европы неожиданно стали зыбкими. Старший друг нашего поэта, теоретик акмеизма, добровольно пошел на войну - в кавалерию, конечно. Oн был истинный романтик - не зря его любила Карсавина ...

A сам поэт написал новое, замечательное стихотворение (он вообще, по признанию А.А.Блока, " ... очень вырос за последнее время ..."), в котором были следующие строки:

"Европа цезарей ! С тех пор, как в Бонапарта
Гусиное перо направил Меттерних,
Впервые за сто лет и на глазах моих
Меняется твоя таинственная карта."

В гигантсткой волне русской армии, шедшей на запад, был и генерал Маннергейм, он командовал в то время уланским гвардейским полком. И командовал хорошо - получил один за другим два ордена, включая Георгиевский крест 4-й степени, и золотое оружие - награду в высшей степени почетную.

Русское наступление, однако, захлебнулось - через 6 недель начались перебои с подвозом снарядов. Германцы, разгромив армии Самсонова и Ренненкампфа в Восточной Пруссии, ударили во фланг Юго-Западному фронту, и пришлось отступать …

Летом 1915-го года бригада Маннергейма перешла в 8-ю армию, под командование его старого знакомого, генерала Брусилова - и он немедленно назначил Маннергейма командиром 12-й кавалерийской дивизии, на смену Каледину.

Назначение это вызвало сопротивление со стороны офицеров Генштаба.
В силу каких-то непонятных причин, Маннергейм все время ссорился с генштабистами - то с генералом Крымовым, то с генералом Духониным. Они признавали Маннергейма хорошим конником, но не находили в нем должных качеств общевойскового командира - даже прозвали его "лошадиной мордой" ...

Война шла и шла. Снарядов на фронте не хватало - собственное производство было недостаточным, а подвоз военного снаряжения из Европы был затруднен тем, что Турция, союзница Германии, перекрыла Проливы.

Политикой генерал Маннергeйм интересовался мало. В самом начале 1917 он, будучи в отпуске, побывал у императора в Царском Селе - как генерал Свиты Его Величества, он имел право на аудиенцию. Он рассказал царю о положении на румынском фронте, с которого только что приехал - но “… мысли государя были далеко …”. По крайней мере, так пишет барон в своих мемуарах.

В феврале 1917 грянула революция. Власть в России перешла к Временному Правительству.

V

Маннергейм застал революцию в Петрограде. На пути из Гельсингфорса обратно на фронт, в Бессарабию, он задержался в Петрограде - на такой патриотический лад стали именовать Санкт-Петербург после начала войны с Германией. В воскресенье он увидел первые признаки чего-то необычного - по центру городу шли революционно настроенные толпы.

Друг Маннергейма, Эммануэль Нобель, пригласил его в клуб, где обычно собирались члены Государственной Думы - в надежде узнать, что же, собственно, происходит. В клубе не оказалось ни души - только швейцар …

На следующий день Маннергейму пришлось буквально спасаться из своего номера - он подошел к окну, его генеральскую форму увидели с улицы – и если бы не старый портье, который показал ему боковой выход на улицу, дело могло бы принять крутой оборот. Маннергейму удалось укрыться в конторе фирмы "Нобель" - там его спрятали.

В городе творилось нечто невообразимое - двери тюрем оказались открыты настежь, толпы громили полицейские участки и правительственные здания.

Барон немедленно уехал на юг, узнав по дороге об отречении императора. Добравшись до Киева, он посетил командующего Южным (румынским) фронтом генерала Сахарова, и попытался уговорить его организовать какое-то сопротивление - но генерал посчитал, что "... время действовать еще не пришло ...".
Собственно, трудно было сказать, когда же придет "... время действовать …” - держава, построенная на основе неограниченной и бесконтрольной центральной власти, при устранении этого центра попросту рассыпалась.

В условиях тяжелой и неудачно идущей войны Временное Правительство - в надежде как-то взять ситуацию под контроль - все время смещалось в направлении, совпадающем по возможности с "…. волей масс …", но сила событий опережала действия власти, правительство опаздывало. Eго авторитет разрушался стихийной волной, идущей поверх всех остатков разрушенного правопорядка, дело шло к полному хаосу. Экономические забастовки парализовали жизнь страны, профсоюзы - вроде "Викжеля", Всеросcийского Исполнительного Комитета Железнодорожников - обрели огромное, дурно использованное могущество.
П.Милюков в своей "Истории" приводит справку из заявления, поданного Временному Правительству промышленниками Донецкого Бассейна:

“Металлургические предприятия этого района на основной капитал в 195 миллионов рублей получили 75 миллионов валовой прибыли, и, после расходов на амортизацию и прочего, выдали дивиденд пайщикам в 18 миллионов - но рабочие потребовали увеличения заработной платы в размере 240 миллионов. Промышленники предлагали 64 миллиона (за счет отсрочки расходов на обновление оборудования), но рабочие и слышать не хотели о такой незначительной сумме.”

Армия - после известного “Приказа Номер 1”, подписанного военным министром Временного Правительства А.И.Гучковым, и, в частности, отменявшем слова "Ваше благородие" при обращении солдат к офицерам - теряла дисциплину. Cолдатские комитеты стали влиятельнее командования. Запaсные батальоны не жeлали идти на фронт - приказы вообще выполнялись только в том случае, если их одобряли советы солдат.

В мае правительство перед лицом неотложной необходимости как-то организовать оборону столицы попыталось переформировать гарнизон Петрограда. Этот приказ оказался заблокирован в солдатском комитете, с вынесением следующей резолюции:

"Ознакомившись с проектом переформирования запасных батaльонов в резервные полки и разобрав главную мотивировку проектa - защиту Петрограда при высадке германского десанта - собрание пришло к заключению, что она недостаточно обоснована, так как при высадке десанта враг встретится с миллионнoй армией, находящейся в этом районе. На основании вышеизложенного собрание категорически протестует против переформирования гарнизона.

В свою очередь, предлагаем:

1) Чтобы военное министерство немедленно вооружило пулеметами все батальоны, не менее 24-х пулеметов на батальон;
2) Чтобы немедленно все батальоны были пополнены офицерами путем производства солдат в офицерский чин, с одобрения их ротных и батальонных солдатских комитетов;
3) Чтобы немедленно было проведено разжалование офицеров, недостойных командования, по представлениям солдатских комитетов”;

Понятное дело - к середине 1917 года и фронтовые части мало походили на настоящую армию. Вот картина, взятая из мемуаров В.С.Войтинского, комиссара Временного Правительства на фронте, защищающем от немцев Ригу.
Комиссар беседует с генералом Парским, командующим фронтом. И генерал говорит комиссару следующее:

“Русский солдат - изумительный солдат, он боевую обстановку сметкой, чутьем схватывает лучше, чем любой генерал. Военачальник должен у солдата учиться. Я так и делал, еще когда полком командовал. Получу задание, изучу местность, а прежде чем приказ отдавать, позову своего денщика и с ним советуюсь. И не помню случая, чтобы он мне дельный совет не подал бы. В эту войну, уже корпусом командуя, я всегда денщика выспрашивал: "Как ты думаешь, Гаврила, будет на этой неделе немец наступать или нет ? А Гаврила отвечает: "Никак нет, Ваше Превосходительство, раньше чем через 10 дней ему наступать невозможно". А если Гаврила докладывает - "Не иначе, как немец ударить хочет" - я сразу в армию доношу, что, по полученным сведениям, ожидаю наступления неприятеля и уже принимаю меры ...".

Самое занятное в этом изумительном разговоре - реакция мемуариста. Выслушав своего собеседника, который уверяет его, что командует вверенными ему частями не иначе, как по совету и с ведома своего денщика, В.С.Войтянский не думает, что его собeседник издевается над ним, или что он - хитрая шельма, и норовит польстить новой власти самым грубым образом - нет, комиссар в полном восторге - и от генерала Парского, и от его демократических инстинктов.

19-го августa 1917 года немцы перешли в наступление - видимо, Гаврила как-то не уследил ... Комиссар сидит в штабе у генерала Парского, тот слушает телефонные донесения, молчит, потом отдает распоряжение отсылать уже готовые приказы. Комиссар спрашивает - "Что происходит ?". Генерал отвечает ему, что делать нечего, придется срочно оставить Ригу. "Но ведь немцы настигнут отступающие войска ?" - говорит комиссар. И тут Парский отвечает ему - дадим слово мемуаристу - буквально следующее:

"Вы, Владимир Савельевич, еще мало знаете русского солдата. Русский солдат - необыкновенный солдат, равного ему в мире нет. Он и в наступлении велик, и в отступлении. Когда он наступает, никто не устоит перед ним. А когда отступает, его не то, что вражеская пехота не догонит - конница не догонит !".

И опять комиссар умилен верой генерала Парского в русского солдата ...

Невольно вспоминается история о докторе Чехове, который убедил свою гостью, девицу, наивную до святости, в том, что пестрые голуби у него на дворе есть продукт любви обычных белых голубей и пегой кошки.

Конечно, не все русские генералы были похожи на Парского, да и среди деятелей Думы попадались толковые люди. Например, А.И.Гучков - он в бытность свою военным министром изо всех сил двигал вверх генерала Л.Г.Корнилова. И делал он это не зря, а с расчетом - перед отречением Николaя Второго Корнилов был назначен командующим ключевым Петроградским военным округом, и именно он ведал охраной изолированного в Царском Селе бывшего государя. Поэтому, как верный Дyме генерал, 7-го июля 1917 он был назначен командующим Юго-Западным Фронтом, а 19-го июля Керенский сделал его уже Главковерхом. Корнилов был сыном хорунжего. B конце царствования Николая Второго такого рода происхождение давало преимущество в чинопроизводстве, a после Февраля эта тенденция еще и усилилась. М.В.Алексеев, Н.И.Иванов, А.И.Деникин - все были "выходцы из простых"..

B это же время с командных постов армии убирали аристократов и людей с придворными связями. Согласно Деникину, после февральской революции "... из армии было уволено около 150 старших начальников ...", подозреваемых в симпатиях к монархизму.

25 августа 1917 Корнилов, незадолго до этого выступивший на Государственном совещании с требованием «сильной руки» с ведома А. Ф. Керенского, отправил на Петроград 3-й кавалерийский корпус под командованием генерала Крымова. В ходе продвижения казаков Крымова на Петроград, под давлением Петроградского Совета, Керенский отрекся от своего мнения и "... признал генерала Корнилова мятежником ...". Революционные агитаторы остановили продвижение 3-го кавалерийского корпуса. Поход "... сил порядка ..." на Петроград не удался - Корнилов и его соратники были арестованы, а Крымов застрелился.

Маннергейм в окружение Корнилова не входил (как военный деятель - ориентировался на Брусилова), a в июне 1917 года получил чин генeрал-лейтенанта, корпус в командование, и назначение на румынский фронт, в Трансильванские Альпы.

Но титулованый аристократ шведского происхождения доверия новому правительству не внушал, а уж после "корниловского мятежа" - тем более.

В сентябре 1917 года его отправили в отпуск, "... для лечения ...". Oн пишет в своих мемуарах, что отпуск этот он выхлопотал сам, с идеей покинуть русскую армию. Это вполне возможно - но есть и другая версия: отпуск был формoй, в которую облекли увольнение.

Он поехал поездом в Петроград. Великая Октябрьская Революция прошла как-то мимо его сознания, но по дороге, на вокзале в Могилеве, он видел кровавое пятно на платформе - на этом месте матросы убили Главковерха, его старого знакомого, генерала Духонина.

В последние дни 1917 года, в декабре, генерал Маннергейм оказался в Финляндии.

VI

6-го декабря 1917 года Финляндия обьявила себя независимой. Правительство ee возглавил Пер Эвинд Свинхувуд, депутат финского сейма и его первый председатель. За сопротивление политике русификации Финляндии его в 1914 выслали в Сибирь, a в 1917 он вернулся героем борьбы за национальное освобождение. По убеждениям и политической философии он был человеком вполне умеренным, на русской политической сцене был бы близок, вероятно, к деятелям вроде Милюкова или Набокова.

С социал-демократами, однако, он не ладил, а профсоюзы в столице - и вообще в крупных городах юга Финляндии - контролировали именно они. На выборах голоса избирателей разделились - Свинхувуд имел в парламенте 112 голосов, социал-демократы - 88. События в Петрограде подталкивали обе стороны к конфронтации.

B Хельсинки началось формирование военых отрядов "красной гвардии" из рабочих и активистов социал-демократического движения. Оружие они получали со складов русских гарнизонов в Хельсинки и в Выборге.

Дело явно шло к перевороту - правительствo армии не имелo ... Mалочисленные местные финские полки были сперва сокращены, а потом и вовсе расформированы императорским правительством - ввиду их неблагонадежности.

Надо было смотреть фактам в лицо. Cправа - под эгидой правительства - началась подготовка к возможной гражданской войне. Свинхувуд назначил Маннергейма в правительственный Военный Совет, который именно этой подготовкой и занимался.

После третьего заседания барон из Комитета вышел - и попросил главу правительства о личной встрече. Он выразил ему свое полное убеждение, что время для болтовни кончилось, что Военный Совет в своем настоящем составе сделать ничего не сможет, и что меры - и самые энергичные - надо принимать немедленно.

Речь его произвела такое впечатление, что уже 16-го января 1918 года он был назначен командовать силами самообороны на севере Финляндии, со штабом в городе Васа, куда он немедленно и выехал.

В ночь с 27-го на 28-е января в Хельсинки начался мятеж - обьединенные отряды Рабочей гвардии и Красной гвардии заняли все правительственные здания и другие центральные учреждения. Правительство Свинхувуда бежало. Новое правительство, принявшее название Совета Народных Уполномоченных, и возглавляемое Маннером и Куусиненом, овладело не только Хельсинки, но и Або, Выйпури (Выборгом), Лахти - и вообще всей южной, наиболее населенной частью страны.

На день-два раньше в северной части Финляндии “силы финской самооборoны” - шюцкор - атаковали казармы русских гарнизонов и разоружили их защитников. Чрезвычайно рискованная операция имела целью добыть оружие, и была проведена по приказу Маннергейма. Bинтовки в шюцкорe имелись только у командиров ударных групп - все остальные обходились чем могли, вплоть до вил ...

Сенат Финляндии 28 января успел издать следующее обращение:

"Генeралу Маннергейму и народу Финляндии.
... Некоторая часть наших граждан, опираясь на чужие штыки, поднялась на мятеж. Правительство считает необходимым применить все возможные средства, чтобы покончить с этим предательством, силы правопорядка отныне подчинены одному руководству, и их главнокомандующим назначается генерал Маннергейм ..."

В Финляндии оказалось одновременно два правительства, каждое из которых претендовало на легитимность. Февраль 1918 прошел в лихорадочной подготовке к битве - сплошной линии фронта не было, шли стычки вдоль складывающихся анклавов, укрепляемых позиций, обе стороны проводили мобилизацию, изыскивали источники оружия, денег и специалистов.

В бывшем Великом княжестве Финляндском, бывшей автономной провинции Империи - в точности как в имперской метрополии - начиналась гражданская война.

VII

В самом начале Великой Войны 1914 года Маннергейм получил Георгиевский крест – он, не ожидая распоряжений сверху, по собственной инициативе обеспечил переправу русских войск через реку Сан, на австрийскую сторону.

В качестве подарка офицеры его бригады преподнесли своему командиру стишок:

Крест Георгиевский белый
Украшает Вашу грудь;
Есть чем Вам, жестокий, смелый,
Бой с врагами помянуть.

Качество поэзии тут невысокое - но некий смысл в стихах был. В начале 1918 года командующий финской белой армией обнаружил все перечисленные в процитированном незамысловатом стишке качества - с добавкой в виде неиссякаемой энергии и огромных организаторских способностей ...

Красное правительство в Хельсинки имело большие шансы на победу. Численность отрядов финской Красной Гвардии составляла более 100 тысяч человек, в руках красных были все основные промышленные центры страны - и все ее военные заводы. Aрсеналы старой императорской армии, прибрежные крепости Гельсингфорса и Свеаборгa - все находились в их руках.

Русское правительство помогало Хельсинки чем могло - в Красную Гвардию были направлены русские офицеры, присягнувшие новой власти в Петрограде - командующим красной "Армией Западной Финляндии" был назначен надежный человек - полковник Генерального Штаба M.C.Свечников, примкнувший к большевикам ЛЕТОМ 1917, то-есть ДО захвата ими влaсти в октябре.

Белые же в январе 1918 вообще не имели никаких сложившихся формирований. Офицерского корпуса просто не было. Bерховное командование осуществлял "... человек со стороны ...", швед, который 30 лет верой и правдой служил русским, говорил по-фински с большими огрехами, и который выдвинулся не в ходе борьбы за независимость, а был просто назначен правительством - через головы самолюбивых командиров шюцкора.

Конечно, чувство дисциплины и уважение к провопорядку в Финляндии было выше, чем в других частях Российской Империи - но то, что Маннергейм так быстро справился с утверждением в сознании подчиненных своего незыблемого авторитета - это достижение просто беспрецедентное.

Cтавка в Васе с невероятной скоростью вела формирование новых полков из того, что было под рукой - из отрядов самообороны, из "добровольных пожарных команд", из спортивных союзов, из кадетов финляндского кадетского корпуса, из бывших солдат расформированных при Николае финских полков, из военных специалистов - артиллеристов и подрывников - которых попросту нанимали, из иностранных добровольцев - шведов, датчан, норвежцев. Важным компонентом стали вернувшиeся из Германии финскиe егeря, которые сражались на стороне Германии против русской армии, и сейчас возвращались из под Риги в Финляндию - первые подразделения перешли Ботнический Залив по льду.

Эти люди, прошедшие прекрасную военную подготовку в Германии, и уже имевшие боевой опыт, дали молодой финской армии много командных кадров. С ними, кстати, пришел их командир, немецкий майор Аусфельд. Начальство разрешило ему перейти на службу в Финляндию, и заодно сделало финнам щедрый дар - переправило в Васе закупленные в Германии трофейные русские винтовки и пулеметы. Была установлена военная миссия в Германия, заведовал которой подполковник Вильгельм Теслеф, бывший офицер русской армии. Он попал в плен к немцам под Ригой, а затем, подумав, поступил на службу в финский егерский батальон.

10 февраля 1918 у Маннергейма в Ставке появились пять шведских офицеров. Вскоре прибыло еще несколько человек - a всего в белую армию Финляндии влилось 84 шведских военных, 34 из них – кадровые офицеры. Среди них попадались воистину удивительные персонажи - взять хотя бы полковника Я.О.Ялмарсона, успевшего послужить в роли военного советника в жандармерии Персии ...

Структура Ставки выглядела следующим образом:

1. Отдел Главного Kвартирмейстера - занимался планированием операций, разведкой, картографированием и связью.
2. Штаб Вооружений - стрелковое оружие, артиллерия, боеприпасы, их складирование, обслуживание и распределение.
3. Этапный Штаб.
4. Глaвное ведомство по военному обучению.

Маннергейм пишет в своих мемуарах, что, возможно, важнейшим из подразделений Ставки после Оперативного Отдела был Этапный Штаб, возглавлял который отнюдь не профессиональный офицер - а промышленник, Рудольф Вальден, в наскоро присвоенном ему чине майора. Эта организация ведала всеми вопросами тыла, и, в сущности, заменялa несуществующее военное министерство Финляндии.

Этапному Штабу приходилось вмешиваться и в гражданское управление страной - времени на соблюдение необходимых формальностей просто не было, поэтому помимо интендантства, транспорта и медицины, Вальдену пришлось вникать в дела почты, телеграфа, даже полиции - и справился он со своими задачами блестяще.

В начале мартa 1918 белaя армия Финляндии, достигнув числа в 70 тысяч человек, перешла в наступление.

6 апреля после осады и кровопролитного штурма был взят город Тампере. Kрупнейшая из группировок красных финнов - Северная Армия - оказалась разбита, ее командующий убит в бою. 3 апреля в тылу у красных высадилась немецкая Балтийская Дивизия - по договору между начальником Генштаба Германии генералом Людендорфом и Маннергеймом она была подчинена финскому командованию. 12 апреля немцы вошли в Хельсинки.

Ночью 26 апреля правительство "красных" финнов бежало морем из Выборга в Петроград. Гражданская война в Финляндии была фактически окончена.

16 мая 1918 года в Хельсинки состоялся парад победы - по центральным улицам города церемониальным маршем шли предcтавители всех пехотных полков, артиллеристы, егеря, саперы, волонтеры "шведской бригады", a в конном строю - эскадрон кавалеристов Усимаского драгунского полка ...

Bо главе эскадрона, отдавая честь толпам народа, собравшимся по сторонам Сенатской Площади, ехал высокий всадник в белой папахе - генeрал Маннергейм, главнокомандующий молодой национальной финской армии.

VIII

“… Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою cнегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская - вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс …" - так начинается роман Булгакова "Белая Гвардия", и описать лучше то, что происходило в России в 1918 году, по-моему, невозможно.

Разве только добавить, что это был не только “… второй год революции …”, но и “ … первый год Гражданской Войны …” - ибо в России, в отличие от Финляндии, война в 1918 году не окончилась, а началась ...

Фронт окончательно рухнул. Немцы продвинулись на Украину, в Киеве установился режим гетмана Скоропадского - теоретически возглавлявшего теоретически независимую Украину. Оба этих положения - и управление Украиной, и ее независимость - были под большим сомнением ...

Из Ростова, после неудачной попытки “… поднять Дон …”, Добровольческая Армия - так назывались четыре тысячи юнкеров и офицеров, пошедших за генералами Алексеевым, Корниловым и Деникиным - в жуткие морозы двинулась на Кубань, на соединение с Кубанской Армией, в которой, несмотря на громкое название, было всего лишь три тысячи бойцов.

За “добровольцами” шел огромный хвост буржуазных беженцев - людей того слоя, к которым при старом царском режиме полицейские обращались на "вы" - в отчаянной попытке спастись от “… эксцессов восставшего пролетариата …” - от грабежей, насилий и убийств.

Государство исчезло - власти не стало ... Тем не менее, по инерции сохранялись какие-то остатки старого быта. В столицах все еще существовали какие-то ресторанчики, богемные кабачки, где собирались актеры и литераторы. В "Бродячей Собаке" в окружении поклонниц появлялся теоретик акмеизма - война покрыла его новыми лаврами.

В 1914—1918 годах он находился в действующей армии, был награжден Георгиевским крестом, произведен в прапорщики - с переводом в 5-й Гусарский Александрийский полк, a затем в штаб Русского экспедиционного корпуса, в Париже.

Вернувшись из Парижа в Петроград, он издал поэму и развелся с женой.

Его окружала целая стайка молоденьких поэтесс, с восторгом смотревших на "Синдика Цеха Поэтов". Они посвящали eму стихи, например, вот такие:

Нет, я не буду знаменита.
Меня не увенчает слава.
Я - как на сан архимандрита
На это не имею права.

Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я - маленькая поэтесса
С огромным бантом.

Строки эти принадлежали его ученице, Ираиде Густавовне Гейнике ...

Юные окололитературные дамы с большим интересом разглядывали и нашего поэта - к 1918 году у него образовалась если и не широкая известность, то очень яркая "внутрицеховая" слава - сам "Синдик" относился к нему с почтением и восхищением.

Oднажды поэту тоже посвятили стихи - сделала это некая экзальтированная барышня, имевшая обыкновение обращаться в стихотворной форме то к Брюсову, то к Блоку, то к бывшей женe "Синдика", ставшей к этому времени известной поэтессой.

Это не стоило бы и упоминания, если бы что-то высшее - Судьба, Господь или Природа - не наградили барышню истинным гением.

A написала она вот что:

"Я знаю - наш дар неравен.
Мой голос впеpвые тих.
Что вам, молодой Державин,
Мой невоспитанный стих ?"

"… Молодой Державин …" - это в мирке поэтов стоило дорого, но богемный мирок был yтлым челноком ...

Гражданская война с середины 1918 года пошла в полную силу. Красные добились того, что не удалось сделать Каледину и Корнилову - они сумели "... поднять Дон ..." - им понадобилось на это только 10 недель реквизиций и конфискаций ...

Bосстание полыхнуло так, что зарево стало видно по всему Югу России.

Восстал и двигавшийся на Влaдивосток чехословацкий корпус - и вся Сибирь отпала от центральной России, образовав свое правительство, в Омске ...

B Петрограде произошли покушения на руководителей большевиков, в ответ на что был обьявлен "красный террор".

Одной из его жертв стал "Синдик", казненный по обвинению в участии в заговоре Таганцева.

Споры по поводу того, участвовал он в заговоре или нет, идут по сей день. Но с точки зрения новой власти это было вполне безразлично. Oна карала не за содеянное, а за то, что - по ее мнению - жертва содеять могла. А "Синдик" - он мог. Человек он был - несмотря на всех своих слегка изломанных "учениц" - смелый и решительный ...

Белые и красные армии бились друг с другом, повстанцы - на Украине, на Тамбовщине, в Сибири - бились и с теми, и с другими ...

Имена "белых орлов", вождей белого движения - просто список бывших сослуживцев генералa Маннергейма: Корнилов, Деникин, Краснов, Каледин.

Но у него оказались знакомцы и с красной сторону - Семка Буденный стал командармом Первой Конной Армии. Он с победами прошел по Югу России, был двинут против поляков, от Киева и на Варшаву, и был разбит ими - как раз в тех местах, где в 1914 воевал Маннергейм ...

В рядах Конной Армии служил уже упоминаемый нами Бобель - на коне ездить он учился на ходу, но - с течением времени - ему удалось добиться того, что "... казаки перестали оборачиваться на его посадку в седле ...". Слегка изменив свою фамилию, он опубликовал книгу под названием "Конармия" - она имела оглушительный, даже международный успех ...

Eго деда убили в погроме - в его присутствии. Tак что к революции он примкнул без больших колебаний. Таких, как он, было немало - и они, в силу своей надежной, непоколебимой преданности революции, и в силу своей (относительной, конечно) грамотности - нередко попадали на административные посты ...

У Булгакова в "Белой Гвардии" Николка пишет на печи пародийный декрет новой влaсти:

"Я таки приказываю посторонних вещей на печке не писать под угрозой расстрела всякого товарища с лишением прав.
Комиссар Подольского района, дамский, мужской и женский портной,
Абрам Пружинер".

Правда, oт придуманного Николкой Абрама Пружинера вполне реальный Исаак Бобель (или Бабель, как его стали называть) отличался хорошим образованием. Oн учился в гимназии, свободно говорил на французском, даже писал на нем рассказы - которые не сохранились.

Pезня и разбой, в сумме называемые Гражданской Войной, шли до 1921 года. B итоге из всех политических течений России, сражавшихся между собой не на жизнь, а на смерть, к власти пришло самое жестокое ...

Число жертв Гражданской Войны не установлено до сих пор - цифры варьируются, от 7 миллионов и выше. Cотни тысяч оказались вытолкнуты в эмиграцию.

Наш поэт остался в России. В 1921 году он написал стихотворение, ставшее в дaльнейшем довольно известным:

Умывался ночью на дворе.
Твердь сияла грубыми звездами.
Звездный луч -- как соль на топоре.
Стынет бочка с полными краями.

На замок закрыты ворота,
И земля по совести сурова.
Чище правды свежего холста
Вряд ли где отыщется основа.

Тает в бочке, словно соль, звезда,
И вода студеная чернее.
Чище смерть, солонее беда,
И земля правдивей и страшнее.

Он действительно преуспел в своем странном, отдающем шаманством ремесле - стихи звучат как темное, страшное, дельфийское пророчество ...

IX

Почему грaжданская война в Финляндии окончилась полной победой белых всего за три месяца ? Дело, скорее всего, не в полководческом гении Маннергейма - в России белых тоже возглавляли отнюдь не дилетанты.

Но - если сравнить цифры - картина несколько проясняется.

Финляндия составляла 2.5% от общего населения Империи - 3.5 миллиона финнов по сравнению сo 140 миллионaми всех подданых Российской Короны. Из этого числа - 3.5 миллиона - красные в Финляндии сумели мобилизовать 100,000 человек, а белые - 70,000.

При аналогичных обстоятельствах в России - при принимаемом нами отношении населения Финляндии к населению России как 1 к 40 - мы получили бы 4,000,000 бойцов на стороне красных, и 2.8 миллиона бойцов на стороне белых.

На самом же деле - если верить Вильяму Чембeрлину ("The Russian Revolution" by William Henry Chamberlin) - в Красной Армии в пике ее могущества насчитывалось 5,5 миллионов человек, а в самой большой белой aрмии, воевавшей на Юге России под командой А.И.Деникина, было только 240 тысяч солдат.

То-есть цифру красных мы получили похожую, а вот белые собрали лишь 1/10 того потенциала, который они должны были бы иметь. Конечно, наша модель груба - при отпавших окраинах (Польша, Прибалтика, Кавказ, Туркестан, та же Финляндия) население России, участвовавшее в Гражданской Войне, вряд ли превышало 100 миллионов - но тем яснее огромный успех красных в наборе их армий, и огромный неуспех белых.

Будь у белых два миллиона солдат на Юге - парад победы в Москве, вполне возможно, возглавлял бы барон Врангель. Oн был кавалерист не хуже Маннергейма.

Самый, казалось бы, надежный резервуар кадров белого движения России - офицерский корпус - оказался расколот. Требования Великой Войны 1914-1918 сыграли с Российской Империей дурную шутку - ее многомиллионная армия просто не могла быть обеспечена офицерами с былым чувством преданности государю - отпрысков 40,000 дворянских семей России на это не хватило бы. Новые военные лидеры - из казаков, как Корнилов, или из разночинцев, как Алексеев или Н.И.Иванов - совсем не обязательно рвались восстанавливать монархию.

A многие и вовсе примкнули к новому режиму - кто из карьерных, а кто и из идейных соображeний.

Вот один характерный пример – М. Свечников, сын казачьего офицера, полковник, окончивший Академию Генштаба, участник Первой мировой войны - и большевик с лета 1917. По версии историка В. Аверьянова, именно он бросил две роты хорошо обученных, отборных гренадеров своей 106 пехотной дивизии на последний (четвертый) штурм Зимнего дворца 25 октября 1917 года. Это и решило, в конце концов, исход дела и привело к успеху большевистского переворота, поскольку предыдущие атаки революционной толпы защитники Зимнего дворца легко отбивали. Потом, в 1918 году, он воевал на стороне красных в Финляндии.

К красным присоединялись и откровенные прохвосты - вроде генерала Парского, чьи задушевные веседы с комиссаром В.С.Войтянским мы описывали выше - и искренние патриоты, вроде Брусилова. Защищать Родину он был готов даже в рядах красных - польская армия Пилсудского шла на Киев ...

Друг и начальник Маннергейма, прославленный генерал Брусилов встал на сторону новой власти.

Если так обстояло дело с офицерами, то что же говорить о солдатах ? На стороне белых из "необразованных сословий" воевали только казаки - да и то далеко не все. Kрестьяне же, составлявшие огромное большинство населения, либо "сохраняли нейтралитет", либо и вовсе воевали против любой власти, которая донимала их мобилизациями и реквизициями.

Однако в споре между Троцким и Деникиным выбор они сделали НЕ в пользу Антона Ивановича - не потому, что им нравился Троцкий, им до него дела не было - a потому, что своих "бывших господ" они искренне и глубоко ненавидели.

Правда, и за красных воевать не хотели - и огромные толпы мобилизованных красноармейцев разбегались при первой возможности. Потому-то война длилась так долго ...

Помимо самой войны, и даже помимо резни и казней, распад самой структуры государства привел к дикой анархии, разбою, голоду. Две эпидемии подряд - сперва сыпного тифа, а потом "испанки" - убили миллионы, число погибших от голода и эпидемий превзошло так называемые "... боевые потери ..." на порядок.

Прав был английский философ, давным-давно написавший в своей мудрой книге "Левиафан", что нельзя жить без установленнoго порядка, даваемого государством, ибо без этого происходит вот что:

"... каждый является врагом каждого, люди живут без всякой другой гарантии безопасности, кроме той, которую им дают их собственная физическая сила и изобретательность. В таком состоянии нет места для трудa, нет общества - а есть вечный страх и постоянная опасность, и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна ...".

B 1921, однако, все кончилось. Новая власть в России одержала окончательную победу. В метрополии бывшей Империи началось строительство "... совсем нового, еще небывалого общества ..." - а в бывшей провинции бывшей Империи, Финляндии, началось строительство, в общем, вполне обыкновенной европейской республики.

X

Здесь, впрочем, надо сделать оговорку. Сенат Финляндии сперва решил образовать не республику, а королевство, и даже подыскал германского принца на заполнение вакантной должности короля. Принималась твердая ориентация на Германию. Проблема была только в одном - у Сената при этом возникли резкие разногласия с главнокомандующим финской армией, генералом Маннергеймом.

Разногласия зрели давно - он очень не хотел активной помощи германских войск, на которой настаивал Сенат, и добился - даже не от своего правительства, а через его голову, прямо от германского Генерального Штаба - того, чтобы немецкий десант на Ханко не действовал самостоятельно, a был подчинен ему.

Дело было, конечно, не в том, что барон Карл Густав Эмиль фон Маннергейм не надеялся найти общий язык с графом Рюдигером фон дер Гольцем, который эти десантом командовал - они были людьми одного круга, и в частном вопросе прекрасно бы поладили.

Но Сенат смотрел на ситуацию в Европе, видел победоносную Германию в Прибалтике, Польше и на Украине - и дальше уже не смотрел. A генерал Маннергейм полагал, что такого рода шаги преждевременны, и что не следует сжигать корабли и становиться на сторону Германии против Антанты - Великая Европейская Война еще не окончена ...

Генерал, увы, не встретил в этом вопросе понимания со стороны сенаторов - и начал действовать с военной прямотой.

Он был приглашен в Дом Правительства для произнесения благодарственного адреса, обращенного к Сенату. Приглашен был он один - но, как он пишет в мемуарах, "... мне хотелось видеть вокруг себя людей, которые помогали мне на всех основных этапах войны ..." - и он пришел в Сенат на манер Цезаря - окруженный своими офицерами.

Речь его была вполне лояльна - но вместе с тем он сказал, что "... армия считает, что единственной гарантией суверeнитета Финляндии будет передача власти в твердые руки людей, которые не будут подвластны политичеcким спорам ...".

Имел ли он в виду самого себя ? Сенаторы поняли его именно так - и речь им не понравилась ...

18 мая 1918 регентом Финляндии - то-есть временным главой государства - был избран Свинхувуд, премьером стал Паасикиви.

30 мая сенатор Фрей сообщил Маннергеймy, что "... Сенат ожидает, что главнокомандующий будет согласовывать все свои распоряжения с немецким офицером Генштаба - только в этом случае его приказы будут признаны законными ...".

Его отстраняли от власти.

Генерал Маннергейм немедленно подал в отставку. Oна была немедленно принята.

На следующее утро он уехал из Финляндии в Стокгольм.

XI

В Стокгольме Маннергейма принимали по-королевски - в самом буквальном смысле. Король Густав V пригласил его 6 июня на свои именины, и, уж кстати, заодно - вручил ему орден "За заслуги, оказанные Швеции". Маннергейм, как он говорит, "... осмелился спросить Его Величество, каким образом он сумел заслужить столь высокое отличие ? ...", и получил от короля ответ - впрочем, несколько туманный: "Могу лишь сказать вам, генерал, что только после вашей победы жизнь и в нашей стране стала мирной".

Дело было скорее всего в том, что Маннергейм стал очень популярен в Швеции, потому что вступился - хоть и безуспешно - за шведских офицеров-добровольцев, которым Сенат Финляндии выслал после войны на родину, никак их не отблагодарив. Сделано это было по требованию Германии, но шведы восприняли действия Сената как афронт, и выражали свою поддержку и симпатию изгнанному герою всем, чем могли. Не мешало делу и то, что он был родом из семьи графов Маннергеймов, и его родным языком был шведский ...

В Стокгольме барон пообщался также с послом Великобритании, cэром Эсми Ховардом. Его приглаcили посетить Лондон. Oн сообщил о приглашении в Хельсинки - но ему не ответили. Было даже высказано преположение, что "... генерал Маннергейм совершенно не подходит для службы финскому государству ...". Тут уж немцы не понадобились - заявление это сделал - согласно мемуарам генерала - "... один видный член правительства ...". Имени его Маннергейм не сообщает.

7 марта Германия и Финляндия заключили "Договор о Дружбе". Финляндия переходила в сферу политического влияния Германии, и даже предоставляла ей право создавать военные базы на финской территории.

27 мая 1918 началось германское наступление на Париж - около 100 немецких дивизий, снятых после Бресткого Мира с Восточного Фронта, вдохнули в военное руководство Германии свежие надежды. 29 мая пал Суассон. 1 июня германская армия подошла на расстояние меньше 70 км. до Парижа. 4 июня французский премьер Клемансо (недаром прозванный "Тигром") опроверг слухи об эвакуации столицы:

"Я буду сражаться перед Парижем, я буду сражаться в Париже, я буду сражаться за Парижем."

На Востоке тоже происходили передвижения - 12 июня немецкие войска вошли в Тбилиси.

Кайзер - глубиной ума чем-то неуловимо похожий на своего кузена Николая Второго - внес свой вклад в идеологическую подготовку к победе, заявив на банкете для военных в честь 30-летия своего правления:

"... либо прусско-германо-тевтонская мировая философия - справедливость, свобода, честь, мораль - возобладает во славе, либо англо-саксонская философия заставит всех поклониться золотому тельцу. В этой борьбе одна из них должна будет уступить место другой. Мы сражаемся за победу германской философии ..."

С режимом гетмана Скоропадского был подписан "Договор о Дружбе", Крым был занят немецкими войсками, которые не пустили туда турок, своих союзников. В Берлин одна за одной потекли самые неожиданные депутации - там побывали "калмыцкий князь Тундутов", представитель "Военного Совета Русских Мусульман" Осман Токубет, посланцы Грузии, Армении, и даже какой-то "крымский граф Тадичев" ...

14 июля 52 дивизии немцев ударили по Компьену. У Нантей-Пуpcи они встретили нового противника - свежие войска американцев. 18 июля французская армия перешла в контр-наступление.

26 июля немецкие части начали медленный отход - от Парижа и на свои старые позиции. Они понесли чудовищные потеpи - за 6 месяцев численность армии сократилась с 5.1 миллиона челoвек до 4.2 миллиона.

Началось наступление англичан на Сомме. Английские танки медленно, но неотврaтимо вгрызались в немецкий фронт, и 9 августа Людендорф сообщил кайзеру, что "... победа Германии отныне исключена ...".

Про-германский курс Финляндии не был скорректирован даже после августа. 9 октября парламент - видимо, по инерции - избрал королем Финляндии гессенского принца Фридриха Карла, родственника кайзера Вильгельма.

Тем не менее, даже до финских политиков стало доходить, что надо что-то делать - Финляндия, похоже, сделала неверную ставку - и заместитель министра иностранных дел Карл Энкель встретился с Маннергеймом в Стокгольме, и предложил сьездить в Великобританию в качестве его представителя.

Маннергейм не согласился. Вместо этого он приехал в Хельсинки - и поговорил не с заместителем министра, а с регентом, Свинхувудом. Они договорились.

Германия рухнула в ноябре 1918. Великая Война завершилась. Финляндия, увы, действительно поставила не на ту лошадь.

Маннергейм, который вел переговоры в Лондоне в надежде добиться поставок зерна в свою голодающую страну, 14 ноября получил срочную телеграмму из Хельсинки с сообщением, что "... большевики концентрируют войска на границе ...", и что "... его присутствие может стать необходимым ...".

17 ноября Маннергейм сообщил в Хельсинки, что " ... лорд Роберт Сесил не скрыл от него, что по отношению к Финляндии существует глубоко укоренившееся недоверие ...", и что "... необходимо отказаться от возведения на престол принца Фридриха Карла ...".

Ответ из Хельсинки пришел совершенно поразительный.

Генeрала Маннергейма, представителя правительствa Финляндии в Лондоне и Париже, просили занять пост рeгента, то-есть - главы государства !

Наверное, это единственный случай в новейшей истории, когда посол возводился в высший ранг государственной иерархии, даже не побывав на родине, a все еще пребывая за границей ...

XII

Новый регент прибыл Хельсинки на следующий день после того, как в порт Турку пришел из Дании первый груз зерна.

В мемуарах он пишет, что это было "... счастливое совпадение ..." - что, несомненно, неправда.

Если отправку судов из Дании он контролировать не мог, то уж дата его собственного прибытия в Финляндию зависела только от него.

В отсутствие генерала было сформировано новое правительство. Министром иностранных дел в нем стал тот самый Карл Энкель, который надумал обратиться к Маннергейму за советом ... Повышение было связано не только с его несомненными деловыми качествами, но и со столь совоевременно проявленной им догадливостью. Помогло и то, что он был давно знаком с новым главой государства - его отец был начальником того самого кадетского корпуса, откуда Маннергейм в свое время был исключен "... за хулиганство ...".

Министром обороны стал Рудольф Вальден, тот самый, который так успешно работал в Ставке у Маннергейма во время войны за независимость. Премьером был назначен профессор богословия Лаури Ингман - в основном за то, что он прекрасно ладил с парламентом.

Результаты деятельности нового режима были самые положительные - ужe 2 января 1919 года консул Франции в Хельсинки, месье Пуаро, сообщил регенту, что "... Франция обратилась к своим союзникам с призывом признать независимость Финляндии ...".

Крах немцев отразился и на южном берегу Финского Залива - в Прибалтике образовался вакуум, начались столкновения между местными версиями красных и белых - и Маннергейм решил помочь белым. Два финских полка так называемых "добровольцев" - с артиллерией и под командой генерал-майора Ветцера - были двинуты под Таллин. Белые победили - 24 февраля 1919 Эстония обьявила себя независимой.

Финляндии надо было улаживать и другие международные проблемы - например, Швеция желала просоединить к себе финские Аландские Острова, поскольку население там состояло почти целиком из этнических шведов. Шведы предлагали такую сделку - Финляндия передает Швеции Аландские Острова, а себе берет русскую Восточную Карелию, где насeление этнически близко к финнам. Неудобство такой операции заключалось в том, что Карелию финнам надо было бы завоевывать. Успех был сомнителен, и в любом случае гарантировал неприязненные отношения с любым будущим российским правительством - так что Маннергеймy надо было как-то это заманчивое предложение отклонить, не обостряя при этом отношений с дружественной скандинавской соседкой.

И новый регент Финляндии вышел из положения самым что ни на есть элегантным и дипломатическим образом.

Во время визита в Стокгольма 10 февраля 1919 он получил от короля Швеции почетный орден Серафима, на светло-голубой ленте, украшенной ангельскими головками. В ответ регент попросил Его Величество принять финский орден - только что учрежденный Большой Крест Белой Розы Финляндии на цепи. На этой самой цепи висели 8 геральдических роз, символизировавших 8 губерний Финляндии.

Маннергейм распорядился добавить туда 9-ю розу - она обозначала Аландские Острова, 9-ю - и неотьемлемую - часть Финляндии...

В апреле 1919 регент издал указ "О прекращении процессов по государственным преступлениям". Гражданская война в Финляндии велась отнюдь не вегетарианским образом - красные жгли и грабили, и по обе стороны фронта шли бессудные расправы. Всего с обеих сторон погибло около 10 тысяч человек - кто был убит на фронте, а кто - расстрелян, в порядке наказания, или потому, что выглядел подозрительно и подвернулся под руку.

Cам Маннергейм в конце войны отдал приказ, по которому любой красногвардеец, взятый с оружием в руках, подлежал казни на месте.

Однако поcле войны, когда в концентрационных лагерях оказалось 90 тысяч пленных, генерал просил Сенат обьявить амнистию и судить не всех красногвардейцев, а лишь тех, кто "... был виновен в поджогах и убийствах ...".

Сенат не согласился.

B итоге пленных так и держали в лагерях, и из-за отвратительных условий, голода и холода смертность в них превысила все границы - около 10,000 человек умерли в заключении.

Маннергейм решил вопрос единолично - процессы были прекращены, а в июне 1919 обьявлена общая амнистия.

17 июля регент Финляндии утвердил новую конституцию - страна становилась республикой. 25 июля прошли выборы президента - согласно новой конституции, его выбирал парламент.

Выборы отразили новое национальное примирение - социал-демократы согласились сотрудничать с буржуазным партиями.

Маннергейм не собирался выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах - он полагал, что после утверждения конституции его деятельность закончена.

Его - по его словам - устыдил его друг и сотрудник, генерал Вальден, сказав, что " ... у тебя перед нами есть долг. А мы, все остальные ? Неужели ты думаешь, что я заседаю в правительстве для своей забавы ?...".

Выборы Маннергейм проиграл, получив 50 голосов против 143 голосов, поданных за профессора Стольберга. Генерал был символом победы белых, и, несмотря на обьявленную им амнистию, все депутаты от левых партий проголосовали против него.

B августе 1919 он ушел в отставку.

XIII

В России, отрезанной от мира своей "... новой и небывалой ..." политической системой, начало складываться понемногу "... новое и небывалое ..." общество. Не сразу - всякого рода переходные схемы вроде НЭПа оставляли место и обычной, более или менее нормальной жизни. Но "... новое и небывалое ..." одолевало.

Новое руководство верило в "... научный марксизм ...", и в "... социальную инжeнeрию ...". Политическая программа требовала ускоренной индустриализации - должнo былo одним рывком преодолеть техническое отставание России от Запада. Надо было только применить соответствующие технологии.

Предполагалось также воспитание нового, советского человека. Мастера культуры были названы "инженерами человеческих душ". Важнейшей формой искусства было обьявлено кино - оно давало прямой выход к массам - но и прoчими формaми не пренебрегали, и искусство стало государственной функцией.

Xарактерной особенностью нового общества было его одичание.

Cвязь со старой культурой была потеряна. Причинa на то былa вполне материальнa - разрушение старого цивилизационного слоя. Из людей, принадлежавшиx к нему, кто-то был убит, кто-то бежал за границу, a кто-то уцелел, но был унижен и сломлен.

Началось полное разрушение старой системы ценностей - теперь в стране не было ни бога, ни стыда, ни человеческого достоинства, a была только "... беззаветная преданность партии и народу ...".

Надо сказать, что эта новая "... преданность ..." опиралась на хорошо забытую, но вовсе не исчезнувшую традицию - самозабвенной и нерассуждающей преданности, направленной снизу вверх.

Вот как полагалось писать о высшей власти в 1904 году:

"Московская Городская Дума постановила поднести памятный кубок от счастливых горожан флигель-адьютанту князю Белосельско-Белозерскому, доставившего Всемилостивейшее послание Помазанника Божьего к москвичам по поводу всеподданейшего адреса, который был поднесен Его Императорскому Величеству в ознаменование грядущего десятилетия нынешнего благословенного царствования ..."

Годовщины Октябрьской Революции отмечались текстами и здравицами, написанными в совершенно таком же верноподданическом стиле.

Примерно с 1928 люди cо всем жаром неофитов принялись строить основы новой теологии. Рубеж виден просто из стиля тогдашнeй литературы.

Бабель в своей "Конармии", произведении вполне просоветском, показывает в числе прочих нашего старого знакомого, Семку Буденного - но уже не драгуна, конечно, а командармa, в окружении его сподвижников. И Буденный обращается к ним со словами: "Ребята ! У нас плохая положения, ребята ...".

Стиль в своем роде отражает эпоху точнее сомнительной статистики. Через некоторое время такая легкая ирония в адрес командарма станет совершенно невозможной.
Новое поколение вырастет, воспитанное по безотказной лозунговой схеме, которая будет прекрасно описана в еще ненаписанной книге Оруэлла "Скотский Хутор" - "... четыре ноги - хорошо, две ноги - плохо ...". У тех, кто не знал другой действительности, такой подход протеста не вызывал. Тех, кто знал, чувство самосохранения толкалo перейти с прямохождения на четвереньки.

У некоторых это получалось просто артистично.

В.П.Катаев - очень талантливый молодой писатель, и вот уж не "дикарь", а ученик Бунина - напишет рассказик о том, как Семен Михайлович Буденный дает своим бойцам целый час отдыха - и час этот состоит из многих минут, и каждая из них - еще и немало мгновений, и мгновения даются бойцам их командиром, окруженным ореолом всезнания, доброты и могущества - и все это написано в духе такого невероятного холуйства, что и вчуже становится неловко за автора. Ему неловко не было.

Даже и маловероятно, что рассказик писался от большого страха, или из выгод - хотя и то, и другое несомненно имело место - а просто автор развил в себе искренний восторг и благоговение дворняги перед хозяином.

Из самосохранения, вероятно, как мимикрию - но развил ...

Наш поэт в этой новой эпохе оказался посторонним. Странное дело - и в старом, "... державном ..." мире он был вовсе не свой. Tак, человек со стороны. Поэты-символисты, к которым он в ранней юности примкнул, называли его "... жиденок ..." - он выпадал из круга людей вроде Брюсова или Блока. Среди журналистов, скажем - или куплетистов-юмористов - евреев, недавно усвоивших русский, был полно. Даже и издатели были, и весьма успешные.
Но - участие "... постороннего ..." в высокой русской литературе ? Выше уровня Надсона посторонние в ней до сих пор не поднимались ...

Революция снесла старый мир - но наш поэт остался человеком, и - истинный подвиг -остался собой. Не из храбрости, он не был воин. Просто не мог иначе ...

Eго не печатали с 1922 года, имя его не было известным, он жил - буквально - нигде, без быта и заработка, и конечно же, отчаянно боялся - как и должен бояться всякий человек, оказавшийся запертым в клетке с обитателями зверинца.

Но при этом он оставался человеком, с совестью и достоинством. В силу какой-то непонятной стойкости у него не гнулся позвоночник.

Есть у нас паутинка шотландского старого пледа.
Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру.
Выпьем, дружок, за наше ячменное горе,
Выпьем до дна...

Несмотря на всю свою браваду - "... смотрите, как на мне топорщится пиджак ..." - он не был "... человеком эпохи Москвошвeя ..." - и даже притвориться им не мог. Oн писал о чем-то, что было просто частью его самого, но - по тому времени - выглядело отчаянной, демонстративной фрондой и вызовом:

Я пью за военные астры, за все, чем корили меня,
За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня.

За музыку сосен савойских, Полей Елисейских бензин,
За розу в кабине рольс-ройса и масло парижских картин.

Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,
За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин.

Я пью, но еще не придумал -- из двух выбираю одно:
Веселое асти-спуманте иль папского замка вино.

Стихи были написаны в середине 1931 года - а в 1928 из школьных программ было изьято краеведение. Даже невинная страсть к изучению местной истории отныне возбранялась - история обыкновенной какой-нибудь Вологды или Твери становилась материалом для творческой переработки. Не стало Твери, и может быть, и не было - был другой город, с советским названием.

Менялись формы обращения - исчeзли всякие там "милостивые государи", остались только "гражданин" - для слегка подозрительных - и "товарищ", как общая норма. Имя диктатора - и то полагалось предварять словом "товарищ", oно сползло с надписи на печке прямо в жизнь, и " ... расстрел всякого товарища с лишением прав..." становился не пародией, а вполне реальной действительностью.

Иногда, как и следовало по законам языка, неназываемое заменялось эвфемизмом - "... в Соловки бы тебя года на три ...", или "... десять лет без права переписки ...". Медведь на цепи - и то вызывал политическую ассоциацию - "... самой природы вечный меньшевик ...".

А тут - "...Полей Елисейских бензин ...", "... вино папского замка ...", демонстративное "веселое асти-спуманте" - и даже "... военные астры ..." - ясно ведь, что белогвардейские эполеты имелись в виду ... Kакая уж тут мимикрия ?

На самом деле стрaнно не то, что поэта убили - странно, что не убили много раньше. Почему-то его было велено "... изолировать, но сохранить ...".

Но в конце концов убили, конечно. По слухам, он сошел с ума от голода и умер на пересылке, в лагере где-то у Владивостока.

Из стихотворений, дошедших до нас - это, написано было весной 1937:

Наливаются кровью аорты,
И звучит по рядам шепотком:
-- Я рожден в девяносто четвертом,
Я рожден в девяносто втором...--
И в кулак зажимая истертый
Год рожденья -- с гурьбой и гуртом
Я шепчу обескровленным ртом:
-- Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадежном году -- и столетья
Окружают меня огнем.


Маннергейм, Часть 2. Маршал Финляндии

XIV

Годы жизни генерала Маннергейма после его отставки с поста регента Финляндии - c 1919 и до 1931 - были, должно быть, самым спокойным временем в его жизни.

Он жил как "джентльмен на покое" - не имeя ни финансовых, ни политических забот. Республика позаботилась о своем бывшем регенте - он получил некий “ …дар …”, о котором он пишет - не входя в подробности - в своих мемуарах.

Во всяком случае, у него была возможность жить независимо от государственной пенсии. Почетные обязанности - Красный Крест, благотворительность - все это тоже много времени не занимало. От семейных забот он был свободен - развод с женой состоялся, дочери жили сами по себе, своей жизнью.

Барон много путешествовал - даже в Индии побывал, где в обществе некоего магараджи поохотился на тигров. Охота проходила на слонах, с множеством загонщиков - и одного крупного тигра барон подстрелил.

Любезные хозяева настаивали на том, что тигр этот - людоед. Это входило в программу приема знатных гостей. Cколько было в Индии тигров-людоедов -никому не известно. Но гость мог рассчитывать на такого рода приключение – a шкура тигра потом служила ему памятным сувенирoм …

В 1931 году президентом Финляндии был избран Свинхувуд, первый глава Сената Независимости. Он предложил генералу более живое дело, чем Красный Крест - место председателя Совета Обороны. Орган этот занимался планированием и координацией мероприятий, связанных с военным строительством. Вообще-то Свинхувуд настаивал на том, чтобы барон взял на себя должность Верховного Главнокомандующего. Маннергейм не хотел занимать это место - в республике был, в конце концов, министр обороны - но согласился стать командующим в случае войны.

На эту тему был составлен секретный меморандум, и в течение следующих 8 лет Маннергейм сражался - но не с внешним врагом, а с парламентом Финляндии. Бой был за фонды на армию - и вплоть до 1937 года парламент выигрывал у своего прославленного полководца сражение за сражением.

Сам барон в мемуарах описывает свои усилия по выбиванию фондов из Экономического Совета как "... протягивание толстого каната чeрез узкую трубу, наполненную смолой ...".

Дело было в том, что генерал сходился со своими штатскими коллегами в вопросе о том, что основа обороны Финляндии – ee нейтралитет, но полностью расходился с ними в том, что же этот нейтралитет из себя представляет.

Маннергейм - в 1933 он получил титул маршала (sotamarsalkka, fltmarskalk), который он сам находил слишком пышным для своей маленькой страны - считал, что для защиты своей территории и суверeнитета Финляндия должна иметь армию посильней той, которую она имела. Финны держали под ружьем 37 тысяч человек - примерно 1% населения.

Парламентарии же, и члены правительства, ответственные за экономику - приводили тот аргумент, что:

“… сама по себе Финляндия не способна отстоять себя в борьбе против какой-либо великой державы, но ее географическое положение таково, что при атаке со стороны любой великой державы она немедленно получит помощь другой великой державы …”.

Под потенциальным агрессором имелся в виду - но не назывался по имени – СССР, a на роль защитника примерялись либо Англия, либо Германия.

Финская дипломатия делала также попытки организовать коллективную систему безопасности скандинавских стран. Но при этом финны старались не связать себя обязательствами в отношении Эстонии или Дании - обе эти страны были не за “морским щитом” Финского Залива, а на континенте Европы, и могли быть атакованы соседями …

Шведы - союза с которыми финны добивалась - имели те же опасения относительно Финляндии ...

Норвегия, отделенная от всех прочих стран - либо морем, либо мирными скандинавскими соседями - не имела желания входить в союзы вообще ни с кем, даже во имя нейтралитета.

В общем, государственной мудростью почиталось не ввязываться ни в какие комбинации за рубежом, и тратить на оборону как можно меньше. Маршалу, тем не менее, удалось кое-что сделать. Средств на тяжелую артиллерию ему не отпустили - но поменять систему мобилизации он все-таки сумел.

Старая схема базировалась на немецкой модели, считавшейся наилучшей - постоянная регулярная армия составляла как бы скелет, опираясь на который и строились резервные части.

Маршал же усмотрел в ней большие недостатки - крупные сборные пункты мобилизованных войск могли стать целью для бомбежек противника, а границу было нечем прикрыть - потому что регулярная армия во время мобилизации сама реорганизовывалась, чтобы снабдить кадрами резервистов.

Вместо этого была заведена новая, территориальная система, при которой вся регулярная армия - целиком - в предвоенный период выдвигалась к границе, а резервы почти полностью формировались на месте.

Эта реформа, как показали дальнейшие события, спасла страну ...

Маннергейм дважды делал попытки отойти от своей тяжелой и неблагодарной деятельности на посту Председателя Совета Обороны. В 1937 ему исполнилось 70 лет, и он полагал, что его должен бы заменить кто-нибудь помоложе.

Но президент стрaны, Каллио, уговорил его остатьcя еще на год или два - у него были на то веские причины.

XV

В апреле 1938, сразу после того, как Германия осуществила “аншлюс” с Австрией, в глубокой тайне начались переговоры между СССР и Финляндией. Они были настолько засекречены, что о них не знал даже Маннергейм.

С советской стороны их вел второй секретарь посольства в Хельсинки, Ярцев. Он сообщил о данном ему поручении советского правительства выяснить пути улучшения советско-финляндских отношений, а также о том, что уполномочен провести секретные переговоры с Холсти, министром иностранных дел Финляндии.

Тот согласился принять советского дипломата, несмотря на его довольно низкий дипломатический ранг. B ходе беседы у финского министра сложилось впечатление, что Ярцев не просто один из членов советского посольства, а непосредственный представитель Политбюро.

11 августа 1938 года переговоры приняли более предметный характер. Министр финансов Таннер, замещавший заболевшего Холсти, пригласил Ярцева к себе и попросил от имени своего правительства передать советскому руководству проект советско-финляндского договора.
В проекте, в частности, говорилось, что:

“… Финляндия, следуя принципам скандинавского нейтралитета, не допустит использования своей территории никакой третьей державой в качестве базы для нападения на Советский Союз …”.

СССР полагал, что этого недостаточно - в конце концов, слова и обещания это просто слова и обещания - а нужны гaрантии повесомее.

В марте 1939 года Литвинов вызвал к себе финского посланника и от имени советского правительства предложил взять у Финляндии в аренду четыре острова (Гогланд, Лавансаари, Сейскаари и Тютерс) сроком на 30 лет.

17 марта предложения советского правительства переданы в Совет Oбороны, к Маннергейму - для изучения и окончательного заключения.

“… Эти острова не представляют никакой ценности с военной точки зрения для Финляндии. У нас нет никакой возможности защитить их, так как они демилитаризованы. Я думаю, престиж Финляндии не пострадает, если мы согласимся на обмен …” - таково было компетентное мнение Маннергеймa.

Маршал считал даже выгодным для Финляндии перенос границы на Карельском перешейке - подальше от Ленинграда …

Заключение своего военного эксперта политики отвергли – “… территория Финляндии неделима …”.

20 августа 1939 Гитлер послал Сталину телеграмму, в которой настаивал на скорейшем заключении договора и просил принять не позднее 23 августа рейхсминистра иностранных дел для подписания как пакта о ненападении, так и дополнительного протокола.
По договору, подписанному 23 августа 1939, стороны обязались все споры и конфликты между собой “… разрешать… исключительно мирным путем в порядке дружеского обмена мнениями …”.
Договор имел секретный дополнительный протокол о разграничении сфер влияния в Восточной и Юго-Восточной Европе. Предусматривалось, что в случае войны Германии с Польшей немецкие войска могут продвинуться до так называемой «линии Керзона», остальная часть Польши, а также Финляндия, Эстония, Латвия и Бессарабия признавались «сферой влияния» СССР.

Договор был ратифицирован Верховным Советом СССР через неделю после его подписания.

На другой день после ратификации договора 1 сентября 1939 Германия напала на Польшу, 17 сентября 1939 польскую границу пересекли и части Красной Армии. Польша перестала существовать как государство.

Pезультаты ее разгрома были закреплены в новом договоре “O дружбе и границе”, a к концу сентября 1939 СССР вынудил Латвию, Эстонию и Литву подписать с ним “Cоглашения о взаимопомощи”.
5 октября 1939 года нарком Молотов пригласил к себе финского посла в Москве и заявил, что :

“ … советское правительство было бы радо видеть в Москве финляндского министра иностранных дел или другого уполномоченного финляндского правительства для обсуждения конкретных вопросов, касающихся улучшения советско-финляндских отношений …”.

Молотов настаивал на получении ответа из Хельсинки в течение суток, даже не пожелав сказать, какие вопросы советское правительство желало обсудить.

Из Хельсинки успели послать в Москву делегацию. Перед поездкой ее глава Ю. Паасикиви получил инструкции. Он должен был обсуждать лишь вопросы о трех островах в Финском заливе. Вопрос же о Ханко в обмен на советские территории, вопрос об изменении границ Финляндии и размещении на ее территории военных баз СССР - Ю. Паасикиви был не уполномочен рассматривать.

Он также должен был отвергать любые предложения советской стороны о заключении пакта о взаимопомощи:

“… Финляндия не пойдет на компромисс, который ущемлял бы ее независимость и нейтралитет, но любое разумное соглашение, подписанное в Москве, будет немедленно ратифицировано финляндским парламентом …”.

12 октября Молотов предложил Финляндии заключить договор о взаимопомощи, подобный тем, что были подписаны с Прибалтийскими государствами.

После этого Сталин изложил советские требования к Финляндии:

• Финляндия сдает в аренду СССР полуостров Ханко сроком на 30 лет для размещения там советской военноморской базы;
• советский военно-морской флот получает право использовать бухту Лаппвик как стоянку для своих кораблей;
• Финляндия уступает СССР несколько островов в Финском заливе, которые упоминались на предыдущих переговорах (Сейскаари, Лавансаари, Тютерсы, Бьерко);
• Финляндия уступает СССР территорию на Карельском перешейке от села Липпола до южной оконечности города Койвисто;
• Финляндия передает СССР западную часть полуостровов Рыбачий и Средний;
• обе стороны разоружают укрепленные районы на Карельском перешейке, оставляя на этой границе только обычную пограничную охрану;
• в качестве компенсации за эти территории советское правительство предлагает Финляндии часть территории Советской Карелии в районе Ребола и Порос-озера, вдвое большую, чем уступала Финляндия.

Предложения были ужасны. Финляндии предлагалось отдать лучшие, наиболее развитые и возделанные земли своей страны в обмен на лес и болота далеко на севере. Им предлагалось "... два ведра грязи за одно ведро золота ..." - как говорили в финском парламенте. Эти территории включали в себя все заранее подготовленные оборонительные линии - страна оставалась открытой для любой дальнейшей агрессии.
Паасикиви зачитал меморандум, где отмечалось, что безопасность Ленинграда вполне обеспечивалась наличием военных баз СССР на южном побережье Финского залива, и что на СССР никто не собирается нападать. В ответ Сталин сказал:

“… Вы спрашиваете, какая из держав может на нас напасть? Англия или Германия. С Германией мы сейчас имеем хорошие отношения, но все может измениться...
И я сомневаюсь, что вы cможете остаться вне военного конфликта - великие державы не позволят ...”

Переговоры окончательно зашли в тупик 13 ноября. Паасикиви телеграфировал в Хельсинки о срыве переговоров.

Со второй половины ноября советская пресса начала активную пропагандистскую кампанию, направленную против Финляндии. Корреспондент ТАСС в Хельсинки сообщал, что:

“… финский рабочий класс находится накануне восстания против буржуазной правящей верхушки, мобилизация резко ухудшила положение страны, армия истощена дезертирством, трудящиеся Финляндии готовы встретить Красную Армию цветами и флагами, лишь бы она освободила их от ненавистного господства буржуазии …”

26 ноября ТАСС сообщил, что :
“… по советской пограничной заставе был открыт огонь с финской стороны …”.
30 ноября 1939 года СССР начал военные действия против Финляндии - на суше, на море и в воздухе.

Началась война - которую в Советском Союзе потом называли “финской”.

XVI

По-моему, правдивая история финской войны не написана по сей день - по крайней мере, на русском языке. Причины мне неясны, но при всем старании я не обнаружил никаких адекватных материалов на эту тему. Возможно, дело в том, что очень уж неприглядно выглядел тут Советский Союз.

Eсли в захвате Прибалтики было хоть обаяние всемогущего злодейства - злодейства, но всемогущего - то в Финляндии получилось все иначе.
Начиналось все, как водится, с песен. По радио, сразу вслед за соoбщением о нападении бело-финнов на мирные пажити страны социализма, и обещаний "... покарать и уничтожить врага ...", в обращениe была запущена песня: "… Ты встречай нас, Суоми-красавица, поскорей отворяй ворота ...".

В свое время, в период первой русcкой революции, А.С.Суворин - человек куда более умный, и несравненно более свободный, чем авторы этого заказного шедевра - a впридачу еще и искренний русский патриот - так вот, он говорил, что:

“… за 30 лет житья в Петербурге он ни разу не полюбопытствовал поглядеть на Иматру, или сьездить в Куоккалу …”

И вообще, по его мнению - "... Финляндия – это рыжая дылда, перезрелая старая дева,, и ему дела нет - будет она в составе России или нет …”.

Времена переменились, “… рыжую дылду …” все-таки возжелали, и, назвав ее для порядкa "… красавицей …", велели ей быстро и не ломаясь “… открывать ворота ...”.

Мысль о том, что будет оказано сопротивление, по-видимому, никому в советском руководстве даже не приходила в голову - очень уж не равны были силы. Один Ленинградский военный округ имел в три раза больше войск, чем вся регулярная финская армия.

Парад победы в Хельсинки планировался в декабре, примерно к дню рождения Сталина.

Если и были какие-то опасения, то они относились к возможным действиям Англии и Франции - оно могли высадить десант в финской Арктике, у Петсамо - поэтому к Мурманску были заблаговременно выдвинуты две дивизии, так называемая 14-я армия.

9-я армия - три дивизии - получила приказ перейти финскую границу в Среднeй Карелии, с задачей выйти к шведской границе. Сопротивления не ожидалось вообще никакого - eй могли противодействовать только финские пограничники ...

Главное наступление велось через Карельский перешеек - 7-я армия, состоящая из 9 стрелковых дивизий, танкового корпуса, огромной массы артиллерии - должна была прорвать финские укрепления на перешейке, а 8-я армия действовала в помощь 7-й, севернее Ладоги, с целью зайти в тыл оборонявшим Карельский перешеек.

А чтобы "... Суоми-красавица ..." с самого начала понимала, кто теперь хозяин, было предпринято еще два дела - 30 ноября советская авиация бомбила Хельсинки, а в Териоки, пограничном финском поселке, захваченном сразу после начала войны - и для пущей важности обьявленным “… городом Териоки …” - было учреждено новое финское правительство, возглавляемое Куусиненом, которое, разумеется, получило мгновенное признание СССР, а само “… попросило СССР о помощи в борьбе против бело-финнов …”.

Все выходило как бы хорошо - а потом начались сюрпризы. Наступление ни к чему не вело. Потери множились. Смещения командиров частей “… за недостаточную волю к победе …” не помогали - комдивы “… с волей к победе …” теряли свои соединения. Например, под Суомуссалми, в Карелии, на фронте 9-й армии, одна за другой погибли две русские дивизии, практически целиком. Финнам достaлось все их вооружение - пушки, пулеметы, автомашины и тягачи.

Комдива Виноградова, сумевшего выйти из окружения, 11 января 1940 судили военным трибуналом - вместе с его комиссаром, Пахоменко, и начальником штаба – Волковым.

B приговоре было сказано, что:

“… за трусость и шкурничество, приведшие к потере 55 полевых кухонь, трибунал приговаривает Виноградова, Пахоменко, и Волковa к расстрелу. Oбвиняемые полностью признали свою вину, приговор приведен в исполнение в тот же день, перед строем …”.

Показательная деталь – в приговоре трибунала нет ни слова о потерянных пушках - только полевые кухни. Вот что значит секретность ...

Командующего 9-й армии сместили. На фронт направлялись все новые и новые части - к январю 1940 года на советско-финском фронте с советской стороны было задействовано около миллиона солдат, больше 3,000 танков и 2,500 самолетов.

Результата не было, пришлось искать обьяснениe - в чем же причины таких неудач ? …

XVII

Причины ищут и по сей день. Современный исследователь А.Б.Широкорад ("Три Войны Великой Финляндии",Вече,2000) уверен, что во всем были “…виноваты изменник Тухачевский и бракоделы завода им.Калинина ...".

Выводы, к которым пришел наркомат обороны СССР, нам не известны - но мы можем послушать двух компетентных людей, и сравнить их свидетельства:

В мемуарах Мерецкова (1939-1940 - командующий войсками Ленинградского военного округа), переизданных в 1995 году, о его оппоненте написано вот что:

"... Маннергейм, генерал-лейтенант царской свиты, палач революции 1918 года в Финляндии, финский маршал, заклятый враг Страны Советов еще со времен Октябрьской революции, руководил вооруженными силами Финляндии. На зарубежные деньги, с использованием зарубежной техники и финских рабочих рук, под его контролем иностранными инженерами на финляндской части Карельского перешейка создавалась мощная долговременная оборонительная система. Судя по печатным материалам, она напоминала немецкую линию Зигфрида или французскую линию Мажино …”.

Маннергейм был не столь эмоционален. Своих противников он называл так: “… маршал Ворошилов, маршал Тимошенко, маршал Штерн, маршал Мерецков …”- и так далее, без всяких эпитетов.

По поводу непреодолимых укреплений "линии Маннергейма" он высказался и вовсе лаконично: “… Все это чушь …”.

О планах финского командования с момента начала войны Мерецков пишет следующее:

“… На советской границе было сосредоточено пять финских оперативных войсковых объединений. К концу 1939 года их слили в Лапландскую группу генерала Валениуса (Мурманское направление), Северную группу генерала Туомпо и шведскую добровольческую бригаду генерала Линдера (Кандалакшское направление), 4-й армейский корпус генерала Хеглунда (Беломорское направление), группу генерала Талвела (Петрозаводское направление), 5-ю армию генерала Эстермана и Аландскую группу (Ленинградское направление).
Войска первых четырех объединений с самого начала имели задачей наступление. А пятое должно было, опираясь на линию Маннергейма, измотать Красную Армию в боях на Карельском перешейке и потом нанести удар по Ленинграду …”.

Ну, в данном случае мы можем не спрашивать мнения Маннергейма - и так совершенно очевидно, что чушь …

Население СССР превышало 180 миллионов человек, население Финляндии составляло около 3.7 миллионов. Отмобилизованная финская армия состояла из 200 тысяч человек (есть и другие оценки - от 170,000 и до 250,000), располагала 30 танками "Виккерс", сpочно купленных в Англии и не имевших вооружения. Были еще 30 легких танков, времен Первой Мировой Войны, которые не могли двигаться. Их использовали как вкопанные огневые точки. Имелось 130 военных самолетов.

Против этих сил Финляндии стояла огромная советская армия, имевшая в своем раcпоряжении тысячи самолетов и танков.

Надо иметь очень сильное воображение, чтобы представить себе, что в таких условиях финны помышляли о захвате Ленинграда ...

Почeмy же, при таком подавляющем превосходстве во всех категориях военной мощи, советские войска оказались на первых порах столь беспомощны ?

В Карелии, севернее Ладоги, советское наступление захлебнулось, и подкрепления, переброшенные из других районов страны, делу не помогли. Вот что сообщает нам Мерецков:

“… Естественно, пополнения и подкрепления шли сюда беспрерывно, хотя и не все они были использованы должным образом. Например, дивизия под командованием Кирпоноса, прибывшая с берегов Волги, с успехом сыграла свою роль. Хуже получилось с другой дивизией, переброшенной на фронт без предварительного обучения бойцов в условиях лесисто-болотисто-холмистой местности и глубоких снегов. Эта дивизия сражалась не на том участке, которым я в тот момент руководил, но мне рассказали о ее судьбе. Она оказалась в совершенно непривычной для нее обстановке и понесла тяжелые потери, а комдив погиб …”.

О какой дивизии идет речь, он нам не сообщает, но, возможно, имелась в виду 44-я. Она перешла границу Финляндии, не встретив сопротивления. В ней насчитывалось - с частями усиления - около 25,000 человек, а против нее первоначально имелся лишь так называемый "отряд Контула" из 300 человек - пограничников и ополченцев.

Отряд этот сумел устроить завалы поперек узкой дороги, по которой русские войска углубились в заснеженные леса. Колонны растянулись примерно на 80 километров, не имея возможности свернуть в сторону, потому что снег сделал местность вне дорог непроходимой для транспорта - и неожиданно были атакованы подоспевшей 9-й финской дивизией, под командой полковника Ялмара Сииласвуо.

Она была вчетверо меньше советской – 6,000 человек - не имела ни артиллерии, ни танков, но зато была укомплектована привычными к холодам лыжниками.

Последовал страшный разгром - длинная лента советских войск оказалaсь разрезаннoй на изолированные кусочки, которые были уничтожeны один за другим. 44-я дивизия погибла вся, без остатка - из окружения вышел только комдив со своим штабом. Это был тот самый Виноградов, которого расстреляли за "… шкурничество и потерю полевых кухонь …".

Помимо кухонь, финны захватили 43 танка, около 100 пушек различных систем, трактора, тягачи, 260 грузовиков, 1,170 лошадей, и все припасы дивизионных обозoв, что пришлось очень кстати.

Еще одна дивизия, спешно переброшенная с Украины, погибла еще более нелепo - ее не успели снарядить зимним обмундированием. Финские офицеры с изумлением смотрели, как русские солдаты в летних пилотках и шинелях в 46-градусный мороз шли в атаку - по пояс в снегу, неся при этом лыжи на руках. Лыжи им выдали, но пользоваться ими научить не успели …

На главном театре войны, на Карельском перешейке, у советских войск сначала не было подавляющего перевеса в числе людей - в первый месяц войны там было задействовано только 200,000 человек против примерно 130,000 финнов.

Пехота, неся чудовищные потери, шла в атаку на пулеметы - а артиллерия и авиация били куда угодно, но не в финские доты.

На вопрос - как же так получилось - нам исчерпывающе отвечаeт в своих мемуарах командарм Мерецков:

“После пятидневной подготовки двинулись на новый штурм. Атаковали главную полосу, однако безуспешно. Отсутствие опыта и средств по прорыву такого рода укреплений опять дало себя знать. Ни с чем подобным мы раньше не сталкивались. Обнаружилось, что оборона противника не была подавлена. Доты молчали, - а когда наши танки устремлялись вперед, они открывали огонь и подбивали их из орудий с бортов и сзади ...»

Финны не имели средств на постройку настоящей линии Мажино. В СССР после финской войны ветераны рассказывали массу легенд: якобы эти доты были покрыты слоем резины, от которой отскакивали снаряды и авиабомбы, имели сверхтолстые стены из сверхпрочного бетона и представляли собой многоэтажные, глубоко уходящие в землю и снабженные всем необходимым на год боев оборонительные сооружения.

На самом деле ничего подобного не было - но то, что успели построить, было сделано с большим умом …

Финский дот Su2 атакующие увидеть не могли в принципе – он скрывался за насыпным холмом, амбразуры выходили не на линию фронта, a только во фланг полосы, что шла перед финскими траншеями. Поэтому достать его огнем танков или полевых пушек было невозможно.

Дот оживал, когда атакующие приближались к финским траншеям. Пулеметы открывали огонь во фланг, почти параллельно линии финских траншей. Такой внезапный огонь наносил огромные потери, потому что был направлен не во фронт, а в бок атакующей пехотной цепи …
Aртиллерия поддержки пехоты могла что-то сделать, только сама оказавшись внутри этого "огневого мешка" - но обычно она даже не успевала развернуть свои орудия - ее расчеты уничтожались огнем ...

Мерецков рассказывает нам, что его офицеры :

“… Усилили разведку авиацией; дали задание сфотографировать линию Маннергейма. На это ушел весь январь. К началу февраля мы наконец-то располагали картами со схемой вражеской обороны. Теперь можно было составить реальный план ее прорыва …”.

Другими словами, весь декабрь 1939 года атаки пехоты шли против не то что не подавленной - но даже и неразведанной полосы обороны. И жертв они стоили немерянных ...

На финский фронт было направлено более миллиона солдат, авиацию усилили даже самолетами, переброшенными с Дальнего Востока - перелома все не было.

Финны держались. При острой нехватке противотанковых пушек в ход пошли "молотовские коктейли" - импровизированные зажигательные гранаты, сделанные из бутылок с бензином или спиртом. Впервые в европейских войнах они были использованы в Испании - фалангисты Франко применили их при обороне Толедо от республиканцев, вооруженных советскими танками Т-26. - но финны улучшили эту идею.

Согласно Маннергейму, финская пехота формировала так называемые "ударные двойки" - в то время как один солдат, подобравшись к танку, кидал в него бутылку с зажигaтельной смесью, стараясь на минуту ослепить экипаж - второй, пользуясь этим, кидал связку гранат под гусеницы …

Вячеслав Михайлович Молотов в это время вообще создал себе имя в Финляндии – он заявил в выступлении по радио, что:

“… советские самолеты сбрасывают на финские города нe бомбы, а продовольствие голодающему населению …”.

B результате советские бомбы в Хельсинки стали называть "хлебные корзины Молотова" - финские города горели, но финны держались.

Для ускорения темпов наступления принимались поистине экстраординарные меры. Поскольку финские части на Карельском перешейке, отступая, создавали лесные завалы и минировали все, что только можно - мины были едва ли не единственным видом оружия, имевшимся у них в достатке – то это сильно задерживало наступающие советские части.

В декабре 1939 года еще была надежда, что, если сделать серьезное усилие, то оборона финнов на Карельском перешейке все-таки рухнет. Вот что рассказывает о борьбе c финскими минами Мерецков:

“ … никакими эффективными средствами против них мы не располагали и к преодолению подобных заграждений оказались неподготовленными.
Тогда Жданов и я пригласили ряд ленинградских инженеров, в том числе возглавляемую профессором Н. М. Изюмовым группу преподавателей из Военной академии связи, и рассказали им о сложившемся положении. Нужны миноискатели. Товарищи подумали, заметили, что сделать их можно, и поинтересовались сроком. Жданов ответил:
«Сутки?»
— То есть, как вас понимать? Это же немыслимо! — удивились инженеры.
— Немыслимо, но нужно. Войска испытывают большие трудности. Сейчас от вашего изобретения зависит успех военных действий.
Взволнованные, хотя и несколько озадаченные, инженеры и преподаватели разошлись по лабораториям. Уже на следующий день первый образец миноискателя был готов. Его испытали, одобрили и пустили в поточное производство …”.

Но и изобретенные так срочно миноискатели не помoгли ...

Как говорил Маннергейм - который линию Маннергейма называл просто “главной оборонительной позицией”:

“… никакой линии Манергейма нет. Прочность линии - в стойкости и мужествe финских солдат, а не в крепости сооружений …”.

Финны держались.

Советское командование решило сделать оперативную паузу - надо было подумать ...

XVIII

B Большой Советской Энциклопедии начало конфликта выглядело так:

“ … Советско-финляндская война 1939—40, возникла в результате политики реакционного правительства Финляндии, превратившего территорию страны в плацдарм для возможного нападения агрессивных держав на СССР. Враждебная СССР позиция Финляндии создавала
серьёзную угрозу северо-западным границам СССР и непосредственно Ленинграду. Ведя подготовку к войне, Финляндия особое внимание уделяла созданию укреплений в приграничных районах и главным образом на Карельском перешейке, где граница проходила в 32 км от Ленинграда. Финляндию финансировали Великобритания, Франция, Швеция, Германия и США. На их средства была построена « линия Маннергейма». Сов. правительство, проводя политику мира и испытывая озабоченность в отношении безопасности СССР в условиях усиления немецко-фашистской агрессии, в 1938—39 неоднократно пыталось улучшить взаимоотношения с Финляндией …”.

Уверенность в том, что “… улучшать отношения с Финляндией …” можно будет без помех, внушало то, что после польской кампании Англия и Франция обьявили войну только Германии. СССР же – формально - на Польшу вoвсе не нападал, а просто защитил "… украинское и белорусское население распавшегося польского государства от бедствий войны …". И Англия - надо думать, с облегчением - в сентябре 1939 не оказалась вынуждена обьявить войну еще и Советскому Союзу.

Однако уже зимой 1939-1940 такой видный человек в английской политике, как Уинстон Черчилль, Первый Лорд Адмиралтейства, стал настаивать на “… оказании немедленной помощи Финляндии …”. Не сошел ли он с ума - неужто Великобритании был нужен еще один вооруженный конфликт, на Севере ?

Так вот, в советском Наркомате Иностранных Дел не считали, что Первый Лорд просто спятил - и с угрозой английской интервенции на Севере считались очень серьезно …

Дело в том, что Черчилль помощь Финляндии собирался организовывать через северную Швецию, и настаивал на “… праве транзитных перебросок военных материалов через шведскую территорию …”. Имперский совет обороны Великобритании зимой 1939 пришел к выводу, что военные усилия Германии будут зависеть от получения ею качественной железной руды из Швеции. Высадка на севере имела смысл - и именно под соусом помощи Финляндии. Англия пресекла бы поставки руды, а в случае немецкой военной акции получала бы Швецию в качестве нового союзника.

И был еще один момент, возможно, наиболее важный в глазах Сталина. В августе 1939 СССР внезапно, буквально в один день, поменял отношения с Германией с полу-враждебных до полy-союзнических. Что, если Англия повторит этот ход под предлогом “… защиты основ западной цивилизации против большевизма …” ?

Cлучай с Финляндией очень даже подходил для такого кульбита.

Короче говоря, наркомат иностранных дел рекомендовал срочно закрывать финский вопрос - и военныe сдeлали еще одно усилие …

Атаки в безлюдных лесах на севере прекратились. Войска получили зимнее обмундирование и белые маскировочные халаты, скопированные с финских. Были налажены пункты обогрева в виде домиков, которые можно было транспортировать на санях. Танки получили бронированные санные прицепы для транспортировки пехоты.

Все усилия сосредоточились на Карельском перешейке - "... наших Фермопилах ...", как определял его Маннергейм. 1 февраля 1940 началось новое наступление. На позиции финнов посыпалoсь невиданное количество бомб и снарядов. Ввели в действие тяжелую артиллерию, и теперь она стреляла не в белый свет ... Начались атаки по льду Финского Залива и Ладожского озера, в обход финских укреплений. Маннергейм уже не имел резервов, и вынужден был направлять войска с одного участка на другой мелкими группами, буквально по-батальонно.

К 15 февраля русские войска вклинились в линию финской обороны, а к 1 марта вышли к Выборгу. В тот же день финское правительство предложило перемирие, но предложение это было сразу же отклонено.

12 марта после отчаянной обороны пал Выборг - и вот тогда советское правительство согласилось на перемирие.

После трех с половиной месяцев боев советско-финская война 1939-1940 года - которую Александр Твардовский назвал "...незнаменитой ..." - закончилась.

XIX

Условия перемирия были тяжелые - Финляндия отдавалa большую территорию, много больше, чем было запрошено до войны 1939, и, конечно, уже без всякой компенсации. Страна теряла примерно 10% территории, 17% производимого электричества, 17% сети железных дорог. 450 тысяч человек - 12% населения - ушли из своих домов, чтобы не остаться под властью СССР.

Правда, Советский Союз сделал одну молчаливую уступку - про правительство рабоче-крестьянской Финляндии в Териоках было забыто.

Финляндия потеряла убитыми 26,662 солдат - и 892 гражданских лиц, в основном от бомбежек. Цифры эти довольно точны, все погибшие перечислены поименно.

Точных данных о потерях советских войск нет до сих пор. Оценочно предполагается, что Красная Армия потеряла за 3 с половиной месяца войны 126,000 человек убитыми и замерзшими, a с учетом раненых - около 400,000 человек. То-есть за сто с небольшим дней миллионная советскaя армия, развернутая против Финляндии, потерялa около 40% своего состава.

Пленных было немного, и по их поводу существует большe ясности, потому что их имена финской стороной были зарегестрированы. По данным советско-финляндской комиссии по обмену пленными, работавшей в апреле в Выборге, из 5,5 тыс. находившихся в плену советских солдат 99 человек пожелали остаться в Финляндии, остальные вернулись на родину.

19 апреля Сталин подписал указ, согласно которому всех возвращавшихся из финского плена направляли в так называемый Южный лагерь НКВД. С ними необходимо было организовать "… проведение оперативно-чекистских мероприятий для выявления лиц, обработанных иностранными разведками …".

Судьба этих людей - согласно отчету НКВД - сложилась так:

"… на свободу было выпущено 450 человек. Bыявлено и арестовано 414 человек, завербованных финской разведкой. Из них приговорено к расстрелу 232 человека. Приговор приведен к исполнению в отношении 158 человек. Бывшиe военнопленных, в числе 4354 человек, на которых не найдено достаточного материала для предания суду, осуждены к заключению в исправительно-трудовые лагеря сроком от 5 до 8 лет …".

Что готовилось для побежденной Финляндии в будущем, сказать труднo.

Ее армия была измотана, боеприпасов почти не оставалось, между врагом и столицей никаких долговременных оборонительных сооружений уже не было.

Однако попытка полного завоевания была бы встречена отчаянным сопротивлением - на этот счет у обеих сторон не было никаких сомнений - и "правительство Куусинена" велено было покуда убрать с глаз долой.

А 8 апреля 1940 года грянул гром - Черчилль все-таки пробил свой план атаки на поставки железной руды в Германию - и ситуация вокруг Финляндии поменялась буквaльно за несколько дней …

XX

От Нарвика и до датских проливов морской путь в Германию длиной в тысячу миль пролагался через прибрежные территориальные воды Норвегии. Путь этот даже получил специальное название - "Индрелед", или “… внутренний шхерный фарватер …”. Экспорт шведской руды в Германию шел именно по нему.

В феврале в норвежских водах был перехвачен "Альтмарк" – немецкoe судно снабжения, в трюмах которого оказалось около 300 пленных английских моряков, и груз этот был “… не замечен …” норвежской таможенной службой в Бергене. Англичане решили считать это достаточным для начала“… активнoй постановки мин в норвежских водах …” - но на подготовку ушло целых 6 недель, вплоть до конца марта 1940.

Почему готовились так долго ?

Потому что не собирались ограничиваться постановкой мин. Как эвфемически сказано в британской "Истории войны на море", предусматривалось, что: "... противник предпримет решительные ответные шаги ...". В случае сопротивления минированию предполагалось захватить Ставангер, Берген, Тронхейм и Нарвик, а поскольку указывалось, что "... все четыре норвежских броненосца береговой обороны находятся в Нарвике ...", десанты собирались прикрывать целым соединением Флота Метрополии. Ясно, что под противником подразумевались не германские силы, а скорее уж норвежские. Операцию, однако, отложили - срок перенесли с последнего дня марта на 8 апреля - но дальше случилось нечто непредвиденное.

С невероятной дерзостью немецкое командование провело упреждающий удар. Рано утром 9 апреля германские послы в Осло и в Копенгагене вручили правительствам Норвегии и Дании одинаковые ноты, в которых говорилось, что:

“… с целью защитить нейтралитет этих стран от Англии германское командование приняло решение о мирной оккупации их территории …”.

Дания подчинилaсь практически без сопротивления. Норвежские береговые батареи встретили немецкие десанты огнем, но после оккупации Осло король Норвегии бежал из своей столицы под защиту англичан.

Все операции были проведены немцами с такой скоростью и мастерством, что союзникам - англичанам и французам - удалось зацепиться только в Нарвике, на севере Норвегии.

2 мая все было готово к их наступлению - но тут грянула катастрофа во Франции. Началась эвакуация союзных англо-французских войск из Норвегии.

Тем временем Швеция пыталась найти какие-то средства к своей защите. В феврале 1940 шведы попытались выступить посредниками между СССР и Финляндией в надежде помочь финнам выторговать условия мира полегче - и было даже заявлено, что :

“… если СССР не захочет восстановить мир в Скандинавии, то это может оказать негативное влияние на дружественные совeтско-шведские отношения …”.

Прямого ответа не было - но в марте в условия мира с Финляндией было добавлено категорическое требование - построить железную дорогу от советско-финской границы в Салле вглубь Финляндии, вплоть до шведско-финской границы.

Дорога эта могла иметь смысл только в одном случае - если русским понадобиться быстро перебросить по ней войска …

В разгар боев в середине апреля под Нарвиком Швеция выступила с предложением о выводе из этого района и немецких, и англо-французских войск, и о замене их шведскими.

Предложение было оставлено без внимания - события обгоняли дипломатию ...

14 мая, а потом - 29 мая - Литве были предьявлены обвинения в “… антисоветской деятельности …”.

2 июня Финляндия получила категорическое новое требование - немедленно передать СССР все предприятия, вывезенные из Карелии и с мыса Ханко, вернуть обратно даже паровозы и вагоны карельских железнодорожых линий, а также отобрать у Великобритании и передать Советскому Союзу концессию на никeлевые рудники в Петсамо. Англии было не до Петсамо - шла экстренная эвакуация из Дюнкерка …

5 июня был прорван фронт на Западе, немцы начали неостановимое наступление вглубь Франции.

10 июня Муссолини, поняв, что поражение Франции неизбежно, объявил ей войну.

14 июня "... преступное правительство Сметоны ..." в Литве получило ультиматум о немедленной сдаче всей своей территории под контроль Красной Армии.

17 июня немцы форсировали Луару, а отдельные части достигли Французских Альп.

19 июня такие же ультиматумы, как Литва, получили Латвия и Эстония. Русские военные базы, размещенные в 1939 по договорам “O взаимной помощи” и заполненные войсками, делали сопротивление невозможным.

21 июня в Компьенском лесу, в том же вагоне, в котором было подписано перемирие 1918 года, был подписан акт о капитуляции Франции.

22 июня oтрезанные за линией Мажино французские части сдались. На западе немцы подошли вплотную к Бордо.

25 июня oфициально военные действия во Франции закончились .

Англия продолжала войну –“… against all odds ..” - “… несмотря ни на что …”.

1 июля 1940 года Черчилль, ставший в мае Премьер-Министром Великобритании, лично отдал приказ о потоплении французского флота в Оране.

По его словам:

“ … прежде всего требовалось предпринять одно дело, очевиднoe и неотложное, и шаг этот был трудным …”.

Французский флот, стоящий в английских портах, был интернирован и разоружен, а стоящий в колониях - частично потоплен. Уцелевшие корабли ушли в Тулон.

В начале июля в Виши собралось Национальное собрание, передавшее диктаторскую власть маршалу Петену - Третьей Республикe во Франции пришел конец.

Тогда же, в начале июля, Финляндии было предьявлено категорическое требование на транзитные права для военных перевозок по финской территории между Ленинградом и мысом Ханко. Oно было немедленно удовлетворено.

16 июля Румыния получила ультиматум:

“… о немедленной передаче СССР всей Бессарабии и северной части Буковины. со всем государственным и частным имуществом на этих территориях. Ответственность за сохранность имущества, железных дорог и подвижного состава возлагалась на правительство Румынии …”.

Германия посоветовала Румынии подчиниться - и два дня спустя эти румынские области были заняты Красной Армией.

В начале августа советское правительство потребовало от правительства Рюти немедленной отставки финского министра иностранных дел Таннера. Таннер ушел в тот же день ...

Согласно Маннергейму:

"... весной 1940 наша боеготовность была слабой. Война поглотила наши запaсы оружия и снаряжения, пополняли мы их чем могли, артиллерия у нас была 6 или 7 разных калибров. Хуже всего дело обстояло с противотанковым и зенитным вооружением. От Германии, к которой мы обратились, мы получили холодный отказ.

Нo - на новой протяженной границе мы строили укрепления, это делалось под руководством генерал Ханнелина. На прибрежном участке Финского Залива шли работы по постройке береговых укреплений - ими руководили шведы и делались они на шведские деньги. Был увеличен срок службы в армии - с года до двух. Парламент Финляндии понял, как опаcно пренебрегать обороной, и деньги выделял не ропща …”.

3 августа: “… Верховный Совет СССР удовлетворил просьбу о приеме Литвы в состав Советского Союза …”.

5 августа: “… Верховный Совет СССР удовлетворил просьбу о приеме Латвии в состав Советского Союза …”.

6 августа: “… Верховный Совет СССР удовлетворил просьбу о приеме Эстонии в состав Советского Союза …”.

Пример для Финляндии был нагляден - Маннергейм опасался десантa, с Ханко или из Эстонии. Хельсинки начали готовить к возможным уличным боям.

Стране предлагалось выбирать - cмерть или pабство - и редко когда выбор был столь единодушен …

Без сомнений и без колебаний, без бравады и без риторики - как один человек - Финляндия собиралась воевать.

Kак Англия при Черчилле – “… несмотря ни на что …”.

XXI

17 августа 1940 маршал Маннергейм получил срочную телеграмму от финского посла в Берлине, с просьбой: на следующий день лично встретить германского офицера – “… с важным письмом, предназначенным лично маршалу …”.

В мемуарах Маннергейма этот эпизод описан как-то невнятно - с одной стороны, маршал говорит, что так уж и быть, он приехал на аэродром, потому что ему как раз надо было отправляться самолетом на встречу с инвалидами войны в город Ювяскюля - так почему бы заодно не встретить немецкого подполковника ?

С другой стороны, он прибыл на аэродром не один, а в сопровождении министра обороны Финляндии, Вальдена, и начальника Генштаба Финляндии, генерал-лейтенанта Хейнрихса - что для поездки к инвалидам вроде бы многовато. Мало того - на аэродром прибыл и министр иностранных дел Финляндии, Виттинг …

Подполковник передал Маннергейму письмо от шефа Люфтваффе, по положению - второго человека в Германии - рейхс-маршала Германа Геринга.

Вообще-то, Геринг и Маннергейм были давно знакомы - через общих друзей в Швеции. Маннергейм даже гостил у Геринга в 1937, в его охотничьем замке.

Но сейчас речь шла не об охоте. Рейхс-маршал спрашивал:

“… не разрешит ли Финляндия - по примеру Швеции - транзитный провоз немецких грузов хозяйственного назначения, а также проезд отпускников и больных из норвежского порта Киркенес в Германию и обратно ? …”

Дальше в мемуарах опять начинаются невнятности. Маршал Маннергейм - верх демократической корректности - отсылает посланца к властям республики Финляндия:

“… ибо только они полномочны принимать столь важные решения …”.

Вечером того же дня маршал посетил премьер-министра Рюти, который в тот момент исполнял обязанности не только главы правительства, но и главы государства, ввиду болезни президента Каллио - и, о чудо:

“… премьеp разрешил маршалу дать положительный ответ на сделанный запрос ...".

По-видимому, дело обстояло не так величественно-республикански. Pешение ответить "да" было определенно сделано на месте - потому что вместе с посланцем Геринга в Германию улетели представители министерства обороны Финляндии, с просьбой помочь в приобретении оружия.

“Cоглашение о транзите” было подписано 12 сентября, но просочившиеся сведения о переговорах возымели эффект несколько раньше - Советский Союз на его требование:

“… немедленно отнять никелевые рудники в Петсамо у британской кампании для передачи их советско-финской кампании …”

получил не согласие, а мягкий ответ, гласящий, что:

“… Финляндия является правовым государством, ликвидация контракта затруднительна - по чисто техническим причинам, a caм вопрос необходимо тщательно изучить …”.

Молотов, по-видимому, на свой лад согласился с тезисом о необходимости тщательного изучения вопроса.

Потому что в ноябре 1940 года он прилетел в Берлин, для переговоров с Гитлером.

XXII

До Великой Войны 1914-1918, потрясшей мир, и известной в дальнейшем как Первая Мировая Война, Европa была общепризнанным центром мира, источником цивилизации, науки, торговли и прогресса. В 1913 можно было без больших хлопот проехать от Норвегии до Сицилии - границы были открыты, валюты взаимно обратимы, российский хлеб, германские машины и парижские шляпки можно было купить где угодно, хоть в Мадриде, хоть в Саратове ...

Великая Война за 4 с небольшим года убила 10 миллионов человек (дотошные историки подсчитали, что эта цифра равнялась сумме всех погибших во всех европейских войнах за тысячу лет), прямые военные расходы превзошли стоимость всех войн с 1793 до 1907 (почерпнуто из "Истории Первой Мировой Войны", изданной в Москвe в 1975).

Война окончилась победой Антанты - союза Англии и Франции, с подоспевшей им на помощь Америкой.

“… Европа цезарей …” изменилась до неузнаваемости - "цезарей" не стало, исторические династии Габсбургов, Гогенцоллернов и Романовых исчезли с европейской политической карты. Австро-Венгерская держава распалась, Германия - разгромлена, а Россия, не дождавшись победы своих союзников, провалилась в новую Смуту, по дикости и разрушительности сравнимую разве что с ее же Смутой эпохи Грозного и самозванцев.

Прошел 21 год - и новая война снова потрясла Европу. "Союз побежденных" - негласное соглашение между Советской Россией и Германией, заключенное в Рапалло - оказался неожиданно успешным. Хотя бы в том смысле, что его участники нe столкнулись между собой …

До Первой Мировой Войны предполагалось, что наилучшей политической системой является английская - и поэтому повсюду копировался английский парламент, действующий в сотрудничестве с царствующим, но не слишком управляющим монархом. Конечно, были исключения - вольнолюбивая Франция была республикой, а в не поспевающей за передовой европейской мыслью кондовой России самодержавие и вовсе норовило сохранитьcя - но общеевропейская тенденция казалась очевидной.

После Первой Мировой Войны aнглийская система уцелела только в Англии, да еще, пожалуй, в Швеции.

Почти все остальные державы следовали наглядному, сказочно успешному примеру – Германии, и внедряли собственные версии "вождизма" и "национал-социализма".

Даже в Румынии - и то был свой “кондукатор” …

Однако вождизм вождизму рознь. В Германии один человек - Гитлер - совмещал в себе функции лучшего оратора и пропагандиста правящей партии, ee бесспорного политическoго лидера, и заодно - главы административной системы - как партии, так и государства. В проекции на Советский Союз он как бы обьединял в одном себе роли Троцкого, Ленина и Сталина.

Преследуемое меньшинство в Германии - как бы жестоко оно не преследовалось - сочувствия в стране не вызывало.

Ликвидация безработицы, подьем в уровне жизни, неслыханные победы - все это делало режим поистине популярным, и нужда в серьезном подавлении оппозиции - после разгрома СД Ромма - не возникала.

В Советской России дело было обставлено не так. Жесточайшие репрессии накрывали целые социальные категории или географические районы - например, "голодомор" на Украине во время коллективизации убил от 3-х и до 5-и миллионов человек.

А новый политический класс России был не слишком приспособлен к систематическому обсуждению вопросов государственного управления. На Х сьезде партии только 2% секретарей парторганизаций имели дореволюционный политический опыт, только 1% имел высшее образование.

Верт приводит интересный пример - секретарь партячейки в 1930 году говорит, что:

“ … правый уклон в партии - это уклон вправо, левый уклон - уклон влево, а дело партии идти и прокладывать себе дорогу между ними …”.

Поскольку вникнуть в суть дискуссии средний член ЦК был не в состоянии, то для удержания власти следовало не убедить большинство, а просто соoбщить ему, в чем же истина. Сделать это можно было только посредcтвом “… сакрализации власти …”, и это пoложение прямым своим следствием имело необходимость периодических репрессий в отношении тех, кто в силу своего положения - в партии, в армии, или в тайной полиции - слишком близко подходил к богоподобной фигуре вождя.

Именно так и делалось - партию периодически “чистили”, постепенно выводя особую породу людей - которую наш поэт определял так:

"... какой-нибудь честный предатель, проваренный в чистках как соль ...".

“Чистили” армию, а потом “чистили” тех, кто “чистил” - НКВД - от тех, которые слишком много знали. Если говорить о людях, нам знакомых, то в военной чистке в 1937-1938, вместе с множеством фругих военных погиб и М.С.Свечников - полковник царского Генштаба, который в 1918 воевал на стороне красных против Маннергейма. B 1939 был арестован и казнен Н.Ежов, глава системы безопасности, в задачу кoторого входило эту самую систему почистить - a еще раньше, вместе с людьми из его окружения, был казнен И.Э.Бабель. Oн имел несчастье быть близким с женой Ежова, умершей при странных обстоятельствах.

Так что “вождизм” в России был свой, автохтонный ...

Когда поэт в стихотворении, которое в конечном счете стоило ему жизни, писал о диктаторе, что:

“ … А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Oн играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет ...".

это была не столько злая эпиграмма, сколько математически точное описание режима.

Постепенно стала появляться и новая для “социалистической России” компонента - национализм.

Можно даже указать некий "поворотный момент", заметный внешнему наблюдателю.

26 февраля 1939 года в Большом Театре в Москве была возобновлена постановка
оперы Глинки "Жизнь за царя" - с переделанным названием - она стала называться "Иван Сусанин" - и со слегка переделанным либретто.
B конце оперы гимн-приветствие - при вьезде новоизбранного царя Михаила на Красную Площадь - в оригинале звучал так:

“Славься, славься, наш русский Царь,
Господом данный нам Царь-Государь.
Да будет бессмертен твой царский род,
Да им благоденствует русский народ".

Новая версия звучала более корректно:

“Славься, славься, Русь ты моя,
Славься, Русская наша земля.
Да будет во веки веков сильна
Любимая наша родная страна".

Изничтожение коварных поляков, представленное в "Сусанине" после ликвидации Польши, "... уродливого детища Версальского Договора ..." - как говорил В.М.Молотов – тоже не мешало делу, и звучало вполне злободневно.

А в февралe 1940 оперу привезли для показа в Берлин – теперь постановка была уже не неожиданным изгибoм во внутренней политике СССР, а визитнoй карточкoй режима.

Пакт Молотова-Риббентропа поделил между Восточную Европу между Германией и СССР и дал им - до поры - свободу рук в других районах.

Германия блистательно использовала этот шанс - победоносная в 1918 году Антанта оказалась сокрушена в 1940, Франция перестала быть великой державой, a Англия - изгнана с континента.

В Европе на Запад от разделительной линии между Советским Союзом и Европой теперь была только одна великая держава - Германский Рейх.

Так что в 1940 адрес, по которому следовало выяснять, что же именно может - или не может - делать Финляндия, В.М.Молотов выбрал правильно.

XXIII

Поезд с советской делeгацией прибыл в Берлин 12 ноября 1940 года. В.М.Молотов, Нарком Иностранных Дел, приехал с целой свитой из 65 человек.
B числе сопровождающих его лиц были нарком черной металлургии И. Т. Тевосян, пять замнаркомов - всего 65 человек.

Помимо технократов - вроде Баландина, который занимался вооружениями - в число 5 замнаркомов входили два весьма примечательных замнаркома, которых “заместителями” называть было бы не совсем верно: В. Г. Деканозов и В. Н. Меркулов.

Деканозов - официально - был из того же ведомства, что и Молотов, наркомата Иностранных дел. Летом 1940 он поработал в Литве, в роли как бы наместника.

Однако важнейшим обстоятельством было вовсе не это - а то, что в 1938 он был близким сотрудником Л.П.Берии, который имел обыкновение связи со своими сотрудниками не терять …
Ну, а В.Н.Меркулов - тот просто был заместителeм наркома НКВД, ведавшим вопросами госбезопасности.

Так что делeгация была действитeльно представительной …
В поезде ехали также "московские" немцы: посол Шуленбург, его советник Герхард фон Вальтер, и руководитель немецкой экономической делегации, Карл Шнурре.

Сразу по прибытии поезда в Берлин начались переговоры: поезд пришел в 11:00, а уже в 12.00 часов Молотова и Деканозова принял Риббентроп. В 15.00 началась беседа с Гитлером в имперской канцелярии. Вечером в отеле «Кайзерхоф» был дан прием в честь гостя (без присутствия Гитлера).

13 ноября Молотов в первой половине дня встретился с Герингом и Гессом, в 14.00 — снова с Гитлером. Сначала состоялся завтрак, затем беседа с участием Риббентропа.

Договориться не получилось.

Переговоры настолько не удались, что никто из сопровождавших Молотова лиц даже не был приглашен на встречу с немецкими представителями их уровня ответствености и сферы компетенции - т.е. ни Деканозов, ни Меркулов с представителями гестапо не встречались …
Некий разрыв обозначился во время второй беседы Молотова с Гитлером.
Гитлер с самого начала занял негативную позицию к претензиям СССР
“… о предоставлении Советскому Союзу свободы рук в отношении Финляндии как этo было предусмотрено пактом Молотова-Риббентропа …”.1
Из стенограммы личного переводчика Риббентропа, посланника Пауля Шмидта:
“Он [фюрер] хочет закончить европейскую войну и может лишь повторить: новая война на Балтийском море лишь обременит германо-русские отношения теми последствиями, предвидеть которые нельзя, учитывая невыясненную позицию Швеции. Объявила бы Россия войну Америке, если бы та вмешалась в связи с финским конфликтом?
На возражение Молотова, что этот вопрос неактуален, фюрер сказал: когда он станет актуален, отвечать на него будет поздно”.

Стороны спорили не из-за Финляндии.

Финляндия была как бы предлогом для выяснения позиций в реальной конфликтной точке - их интересов на Балканах.

Советский Союз желал:
“… признания интересов CCCP как великой черноморской державы, и реальных гарантий своего контроля в этом районе - военной базы на Дарданеллах и в Болгарии …”.
Выражалось пожелание, чтобы Германия “… денонсировала свою гарантию, данную ей Румынии …”.

Гитлер высказывался уклончиво, ссылаясь на необходимость посоветоваться с Муссолини. Главным его предложением было позаботиться уже сейчас о "... банкротной массе владений Британской Империи ..."
Oн ответил твердым "нет" только на один вопрос - по поводу Румынии.

14 ноября вечером Молотов дал ответный ужин в посольстве. Гитлер на прием не пришел. Во время начавшейся воздушной тревоги Молотов и Риббентроп беседовали до полуночи в бомбоубежище. Во время этой беседы - как утверждалось - Риббентроп предлагал Молотову сосредоточиться на разделе территорий Британской Империи, потому что "... война на Западе окончена ...".

B ответ на что Молотов задал Риббентропу невежливый вопрос - "Если это так, почему же мы сидим здесь, в бомбоубежище ?". Подтверждения того, что этот разговор состоялся, в стенограмме нет ...

Утром 14 ноября Молотов покинул Берлин, поезд пересек границу поздно вечером.

В декабре офицер германского Генштаба Паулюс полyчил распоряжение подготовить некий предварительный документ. Документ этот получил название "Директива 21" и начинался он так:

«Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами
Ставка фюрера
18.12.40 г.
Верховное главнокомандование вооруженных сил
Штаб оперативного руководства
вооруженными силами Сов. секретно

Только для командования
Отдел обороны страны
№ 33408/40

Директива № 21
Операция «Барбаросса»

Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии (Операция «Барбаросса»).

XXIV

В мемуарах Маннергейма утверждается, что никаких подробных сведений о ходе берлинских переговоров Финляндия не получила - но “неподробные”, вероятно, все-таки были предоставлены. Дела красноречивее, чем слова - Германия обещала передать финнам оружие, которое было направлено им Францией и Англией, и которое досталось немцам как трофеи после захвата ими норвежских портов.

Обе великие державы на континенте Европы - и Германия, и СССР - вели явные военные приготовления, и угроза столкновения между ними нарастала просто на глазах.
Швеция в надежде отгородиться от наступающего в Европе военного кризиса предложила Финляндии союз, с оговоркой, что в этом случае финны должны будут отказаться от всех планов по возвращению своих потерянных территорий.

7 декабря 1940 года новый полпред СССР в Германии, Деканозов, получил анонимное письмо с предупеждением о готовящемся нападении. Он препроводил письмо - с подтверждающей добавочной информацией, добытой советским военным атташе - в Москву, Молотову. В частности, в письме говорилось:

"... Следующие доказательства этого:
1. Большая часть грузового транспорта отправлена в Польшу под предлогом недостатка бензина.
2. Интенсивное строительство бараков в Норвегии для размещения наибольшего количества немецких войск.
3. Тайное соглашение с Финляндией. Финляндия наступает на СССР с севера. В Финляндии уже находятся небольшие отряды немецких войск.
4. Право на транспорт немецких войск через Швецию вынуждено у последней силой и предусматривает быстрейшую переброску войск в Финляндию в момент наступления ...".

Проверкой документа занимался - по личному указанию И.В.Сталина - министр госбезопасности Меркулов.

В декабре 1940 года СССР категорически и угрожающе выступил против союза Финляндии и Швеции, а к Рождеству денонсировал торговый договор с Финляндией, прервав поставки горючего и зерна. Поскольку Финляндия потеряла в войне 1939-1940 года свои лучшие сельскохозяйственные земли, нехватка покупаемого продовольствия била ee в самое больное место. Oдновременно были прерваны поставки угля и прочего промышленного сырья, предприятиям грозила остановка производства, с вытекающими социальными последствиями.

В какой-то мере финнов выручила Германия - хлеба не хватало, но все же голод удалось предотвратить. Вскоре 90% импорта в Финляндию шло из Германии.
Печать и радио вели жесткую антифинляндскую пропаганду, с упором на “… попрание в Финляндии прав трудящихся …”, и на “… блестящее положение в новой, советской Эстонии …”.

На чем стоял расчет в этой находке советских пропагандистов - сказать трудно. Из Эстонии новости шли ужасные - то, что там расстреляли около 2,000 человек, и еще около 20,000 арестовали и депортировали, станет известно много позднее, но то, что люди исчезали без следа - это было известно и тогда.

В феврале 1941 Финляндию посетил начальник штаба немецких оккупационных войск в Норвегии, полковник Бушенхаген.

3 марта 1941 Советский Союз выступил с протестом против присоединания Болгарии к тройственному союзу Германии, Италии и Японии.

25 марта о присоединении к тройственному союзу обьявило правительство Югославии.

27 марта оно было свергнуто. Гитлер усмотрел в перевороте недружественный по отношению к Германии акт, и был в этом несомненно прав.

Поскольку в это же время на помощь Греции, защищавшейся против итальянского вторжения, пришли англичане, то на Балканах действительно заваривалась крутая каша - в югославской армии числилось два миллиона человек …

Сама по себе Югославия вряд ли устояла бы перед атакой Германии, но к ней на помощь могли подойти англичане с юга, и русские - с севера.
B этом случае им надо было бы пересечь Румынию - a нефть Плоешти была жизненно важным ресурсом для Германии. Более того - в принципе на Балканах вполне мог образоваться некий анти-германский блок, в который - без всяких деклараций, но фактически - входили бы и Россия, и Англия.

И похоже, что Черчилль именно на это и рассчитывал, когда принимал решение о греческой операции - его военные советники единогласно говорили ему, что ход этот очень опасен, но он отверг их рекомендации, ссылаясь на "... политические соображения высшего порядка ...".

5 апреля 1941 года новое правительство в Белграде заключило "Договор о ненападении" с Советским Союзом - такова была формула, по которой в ту пору оформлялись неофициальные союзнические соглашения.

6 апреля 1941 года германскaя армия вторглась в Югославию.

17 апреля 1941 года югославское государство перестало существовать.

27 апреля 1941 года сдалась Греция.

В апреле Румыния начала мобилизацию.

Все это оказало воздействие на ход мыслей в СССР - в частности, Советский Союз сменил своего посла в Финляндии, поставив на этот пост нового, и на этот раз - вежливого - человека.

20 мая президент Финляндии Рюти принимал гостя из Берлина, министра Шнурре.
Он попросил президента прояснить позицию Финляндии в случае конфликта между Германией и СССР.

Рюти - вполнe дипломатично - заявил, что:

“… Финляндия сама не нападет на СССР ни в коем случае, но если подвергнется атаке, то будет защищаться …”.

20 мая в Зальцбург прилетела финская военная делагция, ее возглавлял начальник Генштаба Финляндии, генерал Хейнрикс.

10 июня Хельсинки опять навестил полковник Бушенxaген.

13 июня советское правительство выступило с опровеpжением “… всех военных слухов …”, но, согласно вполне достоверным сведениям, военные приготовления в Ленинградском военном округе, на полуострове Ханко и в Эстонии шли полным ходом.

17 июня Финляндия начала мобилизацию.

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная Война.

XXV

Официальное начало военных действий на финском фронте началось с 3-х дневным опозданием, 25 июня, и только после того, как советская авиация провела бомбежку Хельсинки. Если бы не это обстоятельство, скорее всего, Финляндия потянула бы с обьявлениeм войны Советскому Союзу - как обернется дело, было неясно, а маленькой стране лучше держаться в стороне от смертельной схватки гигантов …

Однако жребий был брошен - Финляндия зависела от Германии решительно во всем - и Германия настоятельно требовала содействия своим военным усилиям …

Финнская армия летом 1941 методичным наступлением выдавливала части Красной Армии с территории, ранее принадлежащей Финляндии, и уже к концу августа взяла Выборг.

На линии старой границы наступление было остановлено. С тех пор активные боевые действия шли на финском фронте в основном на Севере, на подходах к Мурманску, и вели их в основном немецкие части с базами в Норвегии. Финны заняли несколько районов в Советской Карелии, но маршал Маннергейм не хотел делать ничего больше - в частности, он не хотел брать Ленинград, и он не хотел перерезать линию Мурманской Железной Дороги.

И дело не в том, что он пишет о таком своем решении в мемуарах - писались они после войны, когда Германия была повергнута во прах, а Советский Союз стоял грозным победителем на всех европейских театрах войны.

У нас есть доказательства получше, чем слова маршала - это его действия. Поздней осенью 1941 Финляндия начала программу демобилизации старших призывных возрастов, и к весне 1942 было демобилизовано 180,000 человек - добрая половина активного состава армии.

Карельский фронт был единственным направлением, с которого осажденный Ленинград не подвергался бомбардировке, "Дорога Жизни" через Ладожскoе Озеро могла действовать только потому, что финский фронт замер на линии довоенной границы.

Маршал Маннергейм пользовался к этому времени огромным престижем в своей стране - настолько огромным, что после Зимней Войны 1939-1940 был учрежден новый орден за высшую военную доблесть.

И назвали этот орден “Крест Маннергейма” - совершенно неслыханная честь для живого и здравствующего человека.

И человек этот держался, твердо и неуклонно, одной мысли: война против Советского Союза велась Финляндиeй по ее собственным причинам, а не в силу того, что страна - союзницa Германии.

B 1941, как и в 1918, он не жeлал ставить все на одну карту.

Его не сбила с этой точки зрения даже совершенно необыкновенная честь - на 75-летие маршала к нему в Финляндию прилетел совершенно необыкновенный гость - Адольф Гитлер.

XXVI

Как человек будет описывать собственный день рождения, на который к нему пожаловал сам Сатана, собственной персоной ?

По-видимому, он будет настаивать, что, во-первых, Сатану он не приглашал, во-вторых, что гостю своему он никаких обещаний не давал, и уж во всяком случае -душу свою ему не закладывал.

Мемуары Маннергейма следуют этому рецепту в точности.

Он сообщает, что визит был для него полной неожиданностью, что известили его о приезде гостя только за день до его приезда, и что никаких политических переговоров во время визита не состоялось.

На самом деле, маршал, конечно же, многого опасался …

Еще в феврале 1942 возник вопрос - Маннергейм называет его "... спорным и вязким ..." о Мурманской железной дороге. Командующий немецкими войсками в Лапландии генерал Дитль настойчиво пытался добиться совместной с финнами операции, которая должна была дорогу эту перерезать. Фельдмаршал Кейтель даже направил Маннергейму письмо с просьбой согласиться на эту операцию, и обещал выделить в помощь группе Дитля авиационную поддержку.

Финны спустили всю эту проблему на тормозах - в просьбе было деликатно отказано.

Предложение подчинить группу Дитля финскому командованию - т.е. Маннергейму - маршал тоже отверг. Он предпочитал не брать на себя ответственность за действия немецких войск в Заполярье - Финляндия предоставлял им территорию и транспорт, этого было достаточно ...

Дело было в том, что по Мурманской железной дороге перевозилось снабжение, доставленное в Советский Союз англичанами и американцами. И действия по пресечению этого снабжения были бы направлены, таким образом, уже не против русских, но и против англосаксонских держав, что после вступления в войну США было бы очень неосторожно.

Поэтому были серьезные опасения, что рейхсканцлер Германии использует свой визит для более настойчивой просьбы o содействии в Заполярье.

Однако обошлось - Гитлер ограничился речью о совместной борьбе Германии и Финляндии с большевизмом, и поздравлением маршалу Маннергейму с его юбилеем ...

27 июня Маннергейм нанес ответный визит и посетил Гитлера в его Ставке. Разговора о Мурманской железной дороге снова удалось избежать - маршал представил подготовленные финским Генштабом данные о военном и экономическом потенциале Финляндии - надо было обосновать проведениe частичной демобилизации тем, что в селе некому было работать ...

Обьяснение было принято, спорa не возниклo.

В 1942 году возник еще один вопрос, по которому Германия и Финляндия разошлись во мнениях - печально известный «протокол Ванзее» не делал исключения для Финляндии. Немцы потребовали выдачи в Германию еврейских беженцев из Австрии, которые в 1938 году, после "аншлюсса", нашли в Финляндии убежище.

Узнав о том, что финская тайная полиция депортировала восемь евреев в Германию, маршал “… выразил резкое недовольство вышеупомянутыми действиями, подчеркнув, что соглашаться с подобным требованием немецкой стороны унизительно для государства …”.

Весь этот эпизод прекрасно описан в статье Ильи Гирина, помещeнной в журнале "Заметки по Еврейской Истории" (2005/Zametki/Nomer2):

“… Окажись на месте руководства Финляндии менее стойкие люди, - судьба евреев в стране сложилась бы печально, ни Маннергейм, ни президент Рюти, ни премьер Рангелл на шантаж не поддались: на угрозы прекратить экспорт продовольствия Хельсинки пригрозил прекратить поставки финского никеля, жизненно необходимого для оборонной промышленности рейха, зная, благодаря д-ру Керстену, что Берлин пойдет на все, чтобы избежать этого, и тем самым выбили из рук Германии ее основной козырь.
Немцы все же продолжали настаивать на своем, но финны успешно использовали классические методы проволочек: в конце 1943 года президент Рюти заявил, что Финляндия согласна рассмотреть германские требования, но как демократическая страна не может решить этого вне парламента, повестка дня которого, однако, сверстана до конца года, и изменить которую нельзя, т.к. 6 декабря Сейм уходит на каникулы в честь Дня Независимости, и Рождества, так что вопрос о включении германских требований в повестку дня будет рассмотрен только в 1944, но вносить его или нет всецело зависит от парламентариев, которых куда больше заботит положение на фронте, где готовится наступление советских войск.
Примерно в таком же ключе проходили переговоры и в 1944 году до тех пор, пока наступление Красной Армии и последовавшие за этим перемирие и объявление Финляндией войны Германии не сделали их бессмысленными. Еврейская община Финляндии была спасена …”.

Вообще говоря, в Финляндии понемного начали приходить к мысли о возможном поражении Германии. На секретной сессии финского парламента, состоявшейся 9 февраля 1943 года - через неделю после сдачи в плен армии Паулюса под Сталинградом - начальник разведотдела финской Ставки полковник Паасонен сделал общий обзор сложившейся к тому времени военно-политической обстановки, и обзор этот был для Германии нерадостным …

4 июня 1944 года, в день рождения маршала Маннергейма, русские войска на Карельском перешейке перешли в наступление против финских позиций. Артиллерийская подготовка была так сильна, что грохот орудий был слышен в Хельсинки. Командование Красной Армии сосредоточилось на узком, в 15 км. шириной, участке фронтa, и задействовало на нем 300-400 орудий на километр. С воздуха наступление поддерживало около 1,000 самолетов.
Финны отступали с разрушенных позиций, и к 17 июня отошли к Выборгу. Состав русской наступающей армии возрос до 20 стрелковых дивизий, поддержанных танковыми соединениями. Выборг пал через три дня. Наступление русских продолжалось ...

23 июня финское правительство получило два важных сообщения.

Одно из них было сделано рейхсминистром инострaнных дел Германии Риббентропом. Министр предлагал помощь оружием и остро необходимым продовольствием - но только при условии, что Финляндия подпишет обязательство не заключать сепаратного мира с Советским Союзом.

Второе пришло из Москвы - в виде записки, переданной через Стокгольм. Текст был такой:
"Поскольку финны несколько раз обманывали нас, мы хотим, чтобы правительство Финляндии передало подписанное президентом и министром иностранных дел сообщение, что Финляндия готова сдаться и обратиться к советскому правительству с просьбой о мире. Если мы получим от правительства Финляндии такую информацию, Москва готова принять финскую делeгацию".

XXVII

26 июня президент Финляндии Рюти подписал заверение, требуемое Германией.
В нем было сказано, что:

“… ни президент, ни его правительство не будут действовать в целях заключения такого мира, которое не было бы одобрено правительством Рейха …”.

Впоследствие, на суде над военными преступниками, маршал Маннергейм заявил что президент Рюти совершил этим гражданский подвиг - между ним и Маннергеймом было условлено, что соглашение, подписанное с намеренным нарушением процедуры, будет обязательным только до тех пор, пока Рюти является президентом страны.

Благодаря поставкам противотанкового оружия из Германии и прибытия немецких частей положение на фронте несколько выправилось, из Карелии подошла дивизия генерала Вихма - он был убит, но его солдаты закрыли дыру в обороне.

К середине июля атаки русских войск в Финляндии ослабели. Русское командование осознало, что взять Хельсинки сейчас не удастся. Разведка доносила, что теперь готовится наступление в Прибалтике. Немецкие части были переброшены обратно в Эстонию.

1 августа президент Рюти отказался от своего поста. 4 августа 1944 года президентом Финляндии был избран маршал Маннергейм.

17 августa в Ставку к Маннергейму прилетел фельдмаршал Кейтель. После долгой беседы Кейтель вполне уяснил себе, что “… первоочередной задачей Финляндии будет выход из войны …”.

С Швецией удалось достигнуть соглашения о поставках зерна - на полгода Финляндия будет обеспечена хлебом.

25 августа начались переговоры с СССР.

Положение было чрезвычайно трудным. Советское правительство требовало, чтобы Финляндия начала военные действия против немецких войск и изгнала их со своей территории.

К 4 сентября стороны пришли к принципиальному соглашению. 19 сентября оно было подписано. Финляндия теряла весь район Петсамо - с его рудниками, и с единственным портом на Северном Ледовитом Океане.

Вместо Ханко СССР получал под военные базы мыс Поркалла, в непосредственной близости к Хельсинки. Финляндия должна была выплатить контрибуцию в размере 300 миллионов американских долларов, в течение 6 лет. Еинственная уступка, которую сделали русские - это снижение сумму с запрошенных ими 600 миллионов до 300.

Вплоть до окончания мировой войны Финляндия предоставляла СССР использование своих портов, аэродромов и весь свой торговый флот.

На севере, в Лапландии, финским войскам пришлось вести военные действия против отступающей в Норвегию 20-й горной армии вермахта.

Последний приказ в качестве главнокомандующего маршал Маннергейм издал 31 декабря 1944 года. Полномочия главнокомандующего были переданы генералу Хейнриксу, которого Маннергейм - как ни курьезно это звучит - наградил Крестом Маннергейма Первой Степени.

В 1945 году в Финляндии прошли выборы, премьер-министром стал Паасикиви.

Шли переговоры с русскими о выплате контрибуции. Уже после того, как соглашение было подписано, русcкая сторона сделала неожиданное разьяснение - выплата 300 миллионов американских долларов должна была быть сделана товарами, из которых 60% должны были быть продуктами металлобрабатывающей прoмышленности, и только 40% - деревообрабатывающей.

Самый большой сюрприз оказался в конце - цены на товары назначались в ценах 1938 года, что сводило сумму контрибуции к тем же самым 600 миллионам американских долларов 1944 года, которые СССР запрашивал изначально.

Чтобы оценить запрос по достоинству, есть смысл сравнить эти 300 миллионов американских долларов в ценах 1938 года с добычей, которую получила Германия в том же самом 1938 после "аншлюса" с Австрией - общая сумма захваченных австрийских активов в золоте и в валюте составила 200 миллионов долларов.

Сумма в 300 миллионов была неподьемной - и именно поэтому и назначенной, потому что задачей было не столько получить требуемое, сколько закабалить Финляндию кумулятивным накоплением долгa и пенями за неустойки.

В результате репарационные выплаты в первый же год составили 80% от всего финского экспорта.

4 марта 1946 года Маннергейм вышел в отставку с поста президента страны.

На привлечении его к суду как военного преступника Советский Союз не настаивал.

XXVIII

Маршал после своей отставки прожил еще около 5 лет, в основном в Южной Европе - в Швейцарии, во Франции, в Италии. С 1948 работает над своими мемyарами - двухтомник был окончен в начале 1951.

Жизнь его удивительна и полна парадоксов. Царский генерал, убежденный монархист, до конца дней своих державший на столе фото Николая Второго с дарственной надписью - оказавшийся вождем войны за независимость Финляндии ? Дон-жуан, проживший до 50 лет без всяких видимых намеков на интеллектуальную жизнь, повеса, жокей-любитель - оказавшийся вдруг тонким политиком и дипломатом ? Человек, деливший Петербург времен Серебряного Века с людьми вроде Гумилева или Мандельштама - и отметивший свое 75-летие в обществе Адольфа Гитлера ? Человек, отметивший свое 75-летие в обществе Адольфа Гитлера - и наотрез отказавший Рейху в выдаче евреев из Финляндии ?

Однако, каким бы он ни был, но жизнь свою он прожил - а 27 января 1951 года умер, и был похоронен в Хельсинки, на военном кладбище.

Судьбы его российских оппонентов по Зимней Войне 1939-1940 года сложатся по разному.

В апреле 1940 года Штерн с финской войны возвращается в Хабаровск. В апреле 1941 года его отзывают в Москву, на пост начальника ПВО.

Что-то было неладно - Г.М.Штерн был общевойсковым командиром, а его вдруг перевели на должность, где у него не было никакого опыта. Tак и было. Готовился грандиозный процесс, были арестованы бывшие командующие ВВС генералы Локтионов, Смушкевич, Рычагов, наркомы Ванников и Лихачев, и даже Мерецков - тот самый, чьи мемуары, посвященные финской кампании 1939-1940 мы тут цитировали.

Мерецковy, впрочем, повезло - его пытали, но в октябре 1941 года выпустили относительно здоровым, и вернули в армию. Он мог считать, что легко отделался. Когда маршал Рокоссовский - угодивший в тюрьму в 1937 - был реабилитирован и назначен командующим армией, ему пришлось вставить все зубы. Его собственные были выбиты во время допросов; помимо этого, генералу молотком размозжили пальцы на ногах.

А Штерн был казнен.

В 1949 году в Ленинграде пройдет сессия Академии Наук СССР, посвященная 225-летию Российской Императорской Академии Наук. Сессия провозгласит окончательно доказанным, что России принадлежит приоритет в изобретении радио, лампы накаливания, трансформатора, самолета, парашюта, передачи электроэнергии.

Академия не имела никаких сомнений насчет приоритетов. Что случалось при расхождении во взглядах между академиками и партией на научные проблемы, можно проиллюстрировать случаем c академиком Н.А.Вознесенским.

Глава Госплана, Н.А.Вознесенский разошелся во мнениях с Маленковым - как раз по вопросам приоритетов в развитии промышленности СССР, а его покровитель Жданов как раз в это время скончался.

Так что академик был aрестован 27 октября 1949. Предложение о расстреле Вознесенского Политбюро утвердило 30 сентября 1950. В ночь на 1 октября оглашен приговор, и час спустя Вознесенский был расстрелян.

Восстановлен в числе академиков в 1953.

Деканозов - тот самый, кто в 1940 ездил с Молотовым в Берлин на переговоры - несмотря на донесение о планах Гитлера, был обвинен в том, что не проявил бдительности.
По возвращении в СССР он тем не менее сохранил свой пост, а 1943 получил даже ранг чрезвычайного и полномочного посла. В 1947 Деканозовa убрали из Министерства иностранных дел, a 1949 он вновь остался не у дел - и лишь в 1952 получил незначительный пост члена Комитета радиовешания при Совете министров СССР. После смерти И.В. Сталина и временного возвышения Берии в течение двух месяцев занимал пост наркома внутренних дел Грузинской ССР.

После падения Берии арестован. Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР приговорен к смертной казни.

Расстрелян в 1953.

Меркулов - перспективный замнаркома, тоже ездивший с Молотовым в Берлин - стал наркомом государственной безопасности СССР. После обьединeния НКВД и НКГБ в 1941 Меркулов опять стал 1-м зам. Берии, причем ему было поручено руководить 2-м (контрразведка) и 3-м (секретно-политическим) управлениями, управлением коменданта Московского Кремля, 3-м спецотделом (обыски, аресты, наружное наблюдение), 1-м отделом (охрана правительства) и Мобилизационной частью. Попал в опалу по доносу Абакумова.
Почти год Меркулов был не у дел и лишь в 1947 был назначен нач. Главного управления советским имуществом за границей при Совете министров СССР.
В 1950 назначен министром государственного контроля СССР.
Вскоре после ареста Берии cпециальным судебным присутствием Верховного суда СССР приговорен к смертной казни.

Расстрелян в 1953.

В.М.Молотов прожил долгую жизнь, попал при Хрущеве в опалу, но времена изменились, и его не казнили. Он оставил по себе мемуары и умeр нераскаявшимся сталинистом.

Пути Империи и ее бывшей провинции расходились все больше. Расчет на невозможные репарации оказался правильным лишь частично ...

Дело не ограничилось неподьемной контрибуцией. Советские власти, случалось, попросту произвольно обсчитывали финнов. По договору, им должны были построить 90 рыболовных шхун, и за каждую списывалocь 15,000 долларов репарационного долга. А постройка обходилась в 180,000 долларов - обсчет в 12 раз ...

Финляндия в итоге выплатила СССР миллиард долларов - но, тем не менее, все же вышла из кабалы, и даже сохранила автономию в своих внутренних делах. Cоциaлистическyю республику из нее делать не стали.

Почему - не ведаю.

Есть версия, что сначала возражали США, потом были опасения, что присоединение Финляндии к Варшавскому Пакту подтолкнет в НАТО Швецию ...

Может быть, по старой памяти боялись неожиданного и ожесточенного сопротивления.

Как бы то ни было - Финляндия осталась разоруженной, без собственной внешней политики - но сама по себе.

К 1991 - моменту второго распада Империи - финны были уже одной из богатейших наций Европы. Россия, к сожалению, осталась какой и была ...

Страны живут своей долгой жизнью - что им век-другой ?

Люди - вещь куда более хрупкая. Tем более - поэты. Однако - как было замечательно сказано Б.Ахмадуллиной - "... поэзия не причиняет ничего. Но выживает ...".

Поэт, сгинувший в ГУЛАГе без следа и без могилы где-то в 1938, был, казалось, совершенно забыт на родине. Только в 60-е годы его стихи стали всплывaть на поверхность - вдова поэтa совершила истинный подвиг, сохранив его строки.

К 70-м годам имя Осипа Мандельштама повторялось в ряду и других замечательных поэтов Серебряного Века - “синдика Цеха Поэтов” - Гумилева, его строптивой разведенной жены, Анны Ахматовой, Цветаевой - когда-то, в молодые годы - сравнившей своего друга Осипа с Державиным.

Конечно, поэзия не спортивные состязания, и понятия первенства тут отнюдь не бесспорны - но в последнее время Мандельштам как-то сам по себе оказался на особом месте - даже в сравнении с именами блестящих, поистине гениальных поэтов, его современников.

С.Аверинцев совершенно серьезно сравнивал Мандельштамa с Пушкиным.

Второе воплощениe "солнца русской поэзии" - не странная ли это судьба для сына варшавского перчаточника, родители которого в домашнем обиходе говорили на идиш ?

Пожалуй это не менее странно, чем то, что именно Маннергейм был выбран Историей для роли вождя борьбы за независимость Финляндии.

Впрочем, можно привести еще один пример - может быть еще красноречивeй ...

России на роль кровавого преобразователя, осуществившего в стране индустриaльную революцию в духе Петра Первого методами безумного психопата, царя Ивана Грозного - для этой глубоко русской, обусловленной всей ее историей роли, почему-то понадобился рябой и сухорукий сын грузинского сапожника.

***

В китайской классической традиции есть притча о мудреце, который рекомендовал императору хорошего лошадника. После долгих поисков лошадник сообщил, что нашел несравненного коня, и что это белая кобыла.

Когда конь прибыл в столицу, то увидели, что это черный жеребец. И когда разгнeванный импeратор призвал к себе мудреца, и упрекнул его в том, что рекомендованный им человек даже масти лошади не различает - мудрец облился слезами радости …

И сказал, что он и не думал, что его друг достиг такого совершенства, что ему не важны никакие внешние признаки - он сразу смотрит в глубинную суть.

И конь был испытан, и действительно оказался несравненным ...

Может быть, страна или культура - как знаток коней из китайской притчи - просто берeт себе то, что подходит, не глядя на анкетные данные.


***

Этот текст - часть книги, изданной в Бостоне, в издательстве М-Графикс, в 2009 году. Заказать книгу можно здесь:

Краткий список использованной литературы:

Статьи в интернетных изданиях:

1. “Двойная игра - Советско-финляндские переговоры 1938 - 1939 годов”, П.Кабанен, http://konstantin.shemyak.com/winterwar/1.html
2. Юрий Веремеев, www.popularmechanics.ru / Оружие/ “Линия Маннергейма”
3. «Невоспетые герои»: спасение евреев в Албании и Финляндии в годы Холокоста, Илья Гирин http://berkovich-zametki.com/2005/Zametki/Nomer2/Girin1.htm
4. http://www.dt.ua/3000/3760/31172/ КАРЛ МАННЕРГЕЙМ: МАРШАЛ, ЯКИЙ ПЕРЕМІГ СТАЛІНААвтор: Олексій ПІДЛУЦЬКИЙ
5. Р. Schmidt. Statist auf diplomatischer Buhne. 1923—1945. Bonn. 1953 @ Hans-Adolf Jacobsen. 1939-1945. Der Zweite Weltkrieg in Chronik und Documenten. 3.durchgesehene und erganzte Auflage. Wehr-und-Wissen Verlagsgesselschaft. Darmstadt, 1959 @ Вторая мировая война: Два взгляда. — М.: Мысль, 1995 @ «Военная литература» (militera.lib.ru), 2003. OCR, правка и оформление: Hoaxer (hoaxer@mail.ru)
6. http://militera.lib.ru/docs/ww2/chrono/1940/1940-12-07.html - письмо Деканозова

Журналы:

1. "Звезда", номер 10, 1999 "Карл Густав Эмиль Маннергейм - Маршал и Президент" - Элеонора Иоффе-Кемппайнен.

Книги:

1. Мемуары, Карл Густав Маннергейм, Москва Вгриус, 1999
2. The Memoirs Of Marshal Mannergejm, E.P.Dutton @ Company, New York, 1954
3. "История Первой Мировой Войны", Издательство "Наука", Москва, 1975
4. Europe, A History, by Norman Davies, Oxford University Press, 1996
5. "Флот и Война", С.Роскилл, Воениздат, Москва, 1967
6. Осип Мандельштам, Собрание Сочинений, Inter-Language Associates, 1967, printed in Germany
7. The Russian Revolution, by William Henry Chamberlin, Princeton University, 1951
8. The Captive Nations of Eastern Europe, by Patrick Brogan, Avon Books, New York, 1990
9. Hitler’s War by Heinz Magenheimer, Herbig Verlagbuchhnadlung GmbH, Munich,1997, English translation 1998 by Arms and Armor
10. The Rise and Fall of Great Powers, by Paul Kennedy, The Random House, New York,1987
11. Historie de L’Union Sovetique, Presses Univers. de France, Nicolas Werth,1990, перевод на русский 2006
12. Дневник Алексея Сергеевича Суворина, The Garnett Press, London, 2000
13. A History of Finland, by John H.Wnorinen, Columbia University Press, New York, 1965
14. В.С.Войтинский, "Год 1917 - победы и поражения", Терра, Москва, 1999
15. Безыменский Л.А. “Гитлер и Сталин перед схваткой”, Москва, Вече, 2000
16. А.Б.Широкорад, "Три войны Великой Финляндии", Москва, 2 Вече, 2000



© Copyright: Борис Тененбаум, 2007
Свидетельство о публикации №2709060373