— Может быть, женщины врут психоаналитикам? — робко предположил Оскар.
— Сочиняют? Выдают желаемое за действительность?
Хотят быть оригинальными? Ведь основная проблема личности — не сделаться копией,
суметь противостоять унификации, суметь быть оригиналом...
Эдуард Лимонов "Палач"
В пятницу вечером, на шестичасовом автобусе Нина и Вадим отправились в Бецелево. Вадим вез Нину знакомиться с родителями.
Сама Нина Вадима со своими предками познакомила уже на прошлой неделе. Родители остались довольны. Вадим каждый четверг появлялся в своей передаче, кроме того, он вел новостные выпуски на местном ТВ. Он не мог не нравиться таким личностям, как Нинины родаки.
- Шоу - бизнес в наше время - это очень влиятельная сфера, - с весьма серьезным видом проговорила мама.
- И он же не какой - нибудь певец, "Фабрика звезд", - поддакнул папа, - телеведущим можно работать до семидесяти лет. И слава, и уважение.
Короче, высказались в своем амплуа. Мама всегда говорила с серьезным видом, папа всю жизнь ей поддакивал.
И даже Диана, хотя и буравила Вадима весь ужин своим докторско - научным взглядом, молчаливо одобрила.
Теперь предстояло произвести впечатление на родителей Вадима.
Нина и Вадим сидели в автобусе, как всегда, полуобнявшись, Нина смотрела в окно на мелькание ёлок и падающих снежинок, и ей было радостно, даже блаженно. Больше недели она не встречалась с Никитой. Он звонил ей, но она, видя его номер на своем мобильнике, просто скидывала.
Достаточно сумасшествия. Оно слишком глубоко затянуло, и пора привести себя в сознание. Еще сама чокнешься с такими "поклонниками".
" Я прекрасно понимаю, что я его не люблю. Я его боюсь. Все у него ненормально: придурочно - литературная речь, одержимая влюбленность, импульсивные поступки. Готовый клиент для психушки".
В общем - то, Никита исчез с ее горизонта, но не убрался из головы. Она думала о нем, сама себя ругала за это, и все - таки опять думала.
"Остаточные явления гипноза", - объясняла она себе.
- Расплевалась? И давно пора! - сказала ей Анна. - Это очень плохо кончилось бы.
- Вот, здесь у нас пруды, - показывал Вадим, - карпов местное правительство разводит. А там птицефабрика.
Нина смотрела на ёлки в снегу, кирпичные красные домики в два этажа. Тишина под серым небом слегка напоминала Нине деревню, в которой она была с Никитой. Но там тишина была прозрачнее и воздух легче.
- Наш дом, - сказал Никита, - на две семьи, но все равно, как свой.
Коттедж был тоже красный, как все дома в Бецелеве. Палисадник разрисован узорами в стиле детского сада.
- Здравствуйте! Наконец - то! Очень рады! Очень приятно!
Нину обнимали мамаша, папаша и сестра Вадима. Нина не успела еще разглядеть их и определить их тональность в окружающем мире. А уже пришлось отвечать на какие - то вопросы, улыбаться искусственно и шутить.
Только за столом она смогла немного очухаться.
Маме было лет пятьдесят. Моложе Нининой, толще, проще. Тип, который Нина и Полина называли "тетка с химией". Нине это несколько обесцветило настроение, но она сказала себе - ничего страшного. Потом разглядела, что Вадим полностью и безоговорочно похож внешне на мать. Просто она старше, полнее и другого пола.
Отец беспрерывно улыбался, и по глазам и носу судя - хорошо дружил с алкоголем. Хотя и не имел сильной зависимости.
Сестра была хорошенькая, в джинсе, лет восемнадцати.
- Ну, давайте, за знакомство! - папаша радостно наполнил рюмки.
- Вот салатик крабовый! А этот - с ананасами, - стала угощать мамаша, - давайте, котику рыбки положим.
Нина чокнулась со всеми, пригубила рюмку, и почувствовала, что серая лохматая волна коснулась ее груди и стала проникать внутрь. Название этой волны было - Скука. И сколько себе не ври, Скука присутствовала.
Нина смотрела на блюда на столе: салаты, жирно залитые майонезом, селедка, котлеты, огурцы - помидоры, сыр - колбаса. Конечно, на горячее будут жареная картошка и куриные окорочка.
На ковре цвета бордо тикали ярко - золоченые часы. На спинке дивана спала игрушечная собачка. Напротив стола - "стенка".
"Символ советского благополучия", - вспомнила Нина клишированную насмешку. Эдик всегда над стенками угорал.
Снежок предложенную рыбку не ел. Рыбку положили ему в миску и на пол. А он всегда ел с Ниной за столом. Обиженно залез к Нине на колени и не смотрел на жирный стол.
- А вы кем работаете, Ниночка?
- Мам, давай уже на ты ее зови.
- Конечно, да, сейчас все попроще...
Нина аж кожей ощущала взгляды родителей Вадима. Взгляды трогали ее костюм и с недоумением опускались.
А костюм - то был довольно скромный. Нина сшила его год назад. Белая блузка с длинными манжетами. Красная юбка с вышитыми цветами. Нина трудилась над цветами месяц, а то и поболе. И красный жилетик с золотой шнуровкой. Никита дал этой модели название "Летняя Франция". И правда, Нина в нем смахивала на французскую пейзанку восемнадцатого века.
Нине уже от взглядов и от сервизов в стенке было неуютно. Но она терпела. Не с ними же ей жить, и ее личные родители, может, в сто раз противнее.
- Давайте повторим! За молодых!
- Да, чтобы все сложилось.
- Ниночка, а ты где шить училась?
Мамаша Вадима даже прогрессивно постелила "молодым" вместе. В маленькой спальне, где около кровати на тумбочке стояла уродская китйская ваза, а в вазе торчали засушенные камыши.
Снежок собрался спать голодным. Лег было в изножье. Нина пошла на кухню, взяла миску с рыбой и покормила его с рук.
Потом была ночь с поцелуями, но без секса. Нина не смогла бы делать ЭТО здесь. Все равно, как трахаться в галантерейном магазине на виду у народа.
Субботнее утро было вальяжно - тихое, все спали, только на кухне бормотал приемник. И мамаша Вадима гремела там посудой, наверное, готовила столь же жирный, как и ужин, завтрак.
Нина перелезла через Вадима, на цыпочках, босая, пошла в туалет. И Снежка выпустила за дверь коттеджа.
Черный кот на белом снегу - что - то беспорядочное есть в этом. Что - то не из нашей Вселенной.
Мамаша не слышала шагов босиком и на цыпочках. У нее по радио радостно вопил Киркоров. И сама она под Киркорова разговаривала по телефону.
- ...да, да, хорошенькая. Такая худенькая. Городская, в общем, девочка. Одевается, правда, как - то чудно. Зато квартира почти в центре. И родители оба начальники.
Нина вернулась в спальню и снова легла под бок к Вадиму. У нее не было даже мыслей об услышанном. У нее всю кровь жгло страшное желание выпить.
Оно нарастало все утро. И когда Вадим проснулся, и когда Снежок с улицы пришел, и особенно за столом, где опять наливали водку. Нина водку пить не стала. Но была заторможенная, какая - то вся серая. Требовались нечеловеческие психические усилия.
- Нин, ты почему молчишь?
- Просто.
- Просто ничего не бывает. Тебе что - то не понравилось?
Нина промолчала. Автобус гудел, за окном была метель, и Нина смотрела не на Вадима, а на эту метель.
- Нина! Я тебя не понимаю. Все было, по - моему, окей.
Нина поглядела на него. И увидела, что Вадим ни капельки не притворяется. Что для него все это, правда, окей. Стенка с сервизами, китайская ваза с камышами, жареные окорочка. И квартира в центре города, и родители - начальники.
Нине стало страшно. Сон - то ей соврал, получается? Вадим не из другого мира. Он из того самого серого и скучного мира, в котором ей давно все надоело.
Вадим взял ее ладони в свои. Поднес их к губам и поцеловал.
- Что с моей милой девчонкой?
Нина вздохнула сломанным вздохом. Она не может бросить его только из - за того, что его мамаша - тетка с химией. Она любит его прямо вот такого.
- Ну, вот и прекрасно, - сказал Вадим, когда Нина поцеловала его в щеку около уха.
- Завтра идем в ресторан. Зови своего Никитоса. Пора отпраздновать наш Великий Успех.
И Нине стало легче. То есть ей стало совсем легко. Это трудно понять, а Нина так и вовсе себя не понимала. Но особенно легко ей стало, когда она набрала номер Никиты и спросила:
- Здравствуйте, а Никита дома?
Он оказался дома. Через несколько секунд она уже слышала его голос. Кажется, спокойный, но по быстрому дыханию Нина поняла, что Никита рад ей, так рад, что передать нельзя. Но неизвестно, кто из них двоих был рад больше.
- Я так хотел, чтобы ты позвонила. Сегодня ночью мне приснился сон - как будто ты мне звонишь. Видишь, сбылось!
- Как у тебя дела?
- Пишу. Уже на середине книги.
- Как я давно тебя не читала!
- А что у тебя с показом коллекции?
- Репетируем. Уже скоро. Через восемь дней. Конечно, с работой заморочки. Я убегаю оттуда все время на репетиции. Все время вру, Лягушенция злится. А сказать ничего не смеет. Очень меня напрягает эта работа.
- Я думал, ты ее бросила. Ты же хотела.
- Вадим уговорил не бросать. Знаешь, у нас же свадьба скоро. А потом, может, я в декрет пойду. Типа, деньги зачем терять.
- Ну, да, - сказал Никита, помолчав. - Деньги - основа материального мира. Ты довязала мой шарф?
Нина засмеялась радостно.
Потому что, несмотря ни на что, шарф она продолжала вязать.
- Еще пару дней, и закончу.
Они поболтали всласть, Нина помешивала в сковородке жарящееся рагу и болтала, пока деньги на мобильнике не иссякли. В течение всего ужина она улыбалась радостно. И, уже в темноте, свернулась в комок, прижавшись к Вадиму, и ей было спокойно и сладко.
"Вадим - мой возлюбленный. А Никита - мой друг. Этот одноразовый секс надо просто забыть. И про взрыв - забыть. Это все было просто в моем воображении. Ведь никто про это не знает".
Нина выбрала для ресторана платье, которое Никита обозначил, как "Снежный сон и муравьи". Барби тогда еще спросила - а где муравьи - то? А Нина сразу увидела муравьев. Это были нашитые черной шерстяной ниткой штрихи и петельки, по всему белому фону. Издали - точь - в точь мураши.
Не каждый чувствует, что в одежде есть музыка, свет, движение и стихи. Никита чувствовал. Он же идеальный...зеркальное отражение... тьфу на это все, в конце - то концов!
Нина померила платье перед зеркалом. Сзади оно тащилось по полу хвостом в метр длиной. Спереди - открывало черные ботинки.
- А ты не замерзнешь? Оно же без рукавов, - сказал Вадим.
Платье ему нравилось и не нравилось. Нина в нем была обалденно красивая, ручки худые, мраморные, талия хрупкая, как ножка у рюмки. И в то же время - хвост, мураши, ботинки...
Нина не ответила. Она вслушивалась в свое отражение в зеркале.
Вадим вызвал такси, Нина позвонила Никите, и они подхватили его на углу Московской и Башенной. Нина думала - не притащится ли в своем задрипанном шарфе?! Нет. Во всем черно - сером, незаметном.
Самый дорогой в городе ресторан "Лондон" тоже вот такой был - серо - черный, типа лондонский смог. Кругом торчали макеты парусников восемнадцатого века. Лев и Единорог держали огромный щит с меню. А на подставке в углу лежала фигура игрушечного Гулливера почти величиной с человека. Крошечные веревочки держали Гулливера, а ниже талии у него была устроена палаточка с надписью "Стриптиз". И довольные игрушечные лилипутки выбегали из палаточки.
- А прикольно, - заметил Вадим про Гулливера. Нина улыбнулась. Никита сказал:
- Пошлятина.
- В принципе, да, - согласился немедленно Вадим.
- Сегодня у нас тематический день. Называется "Бей гадов!", - сказал официант в костюме английского матроса прошлых веков.
- Это что такое?
- Это морепродукты. Осьминог в лимонном желе. Каракатица, жаренная в кляре. Императорские креветки со спаржей...
Нина и Вадим начали с азартом изучать "гадское" меню.
- Креветки, - сказала Нина Вадиму, - и лобстер в сливочном соусе. Вино белое.
-Я тоже возьму креветок. И рагу "Морской коктейль". А ты что возьмешь, Никита?
Никита долго не думал. Нина видела - он меню и не читал.
- А картофель - фри у вас есть?
- Есть, - удивленно ответил официант. И посмотрел выразительно на Нину и Вадима.
- Картофель и котлету. И апельсиновый сок.
- Ты не ешь морепродукты? - спросил Вадим.
- Не знаю, - ответил Никита, - я их никогда не ел.
- Я тоже некоторых не ел. В жизни надо все испробовать.
- Нет, - сказал Никита, - есть вещи, которых пробовать не стоит, хотя они, может быть, и несут райское блаженство.
Вадима добивала Никитина манера разговаривать.
"Как пластинка с какой - то древней пьесой, ****ь!" - сердито подумал Вадим. - "Строит из себя, сапог кирзовый!"
Но оказалось, что из всех троих только Никита умеет есть вилкой и ножом. Нина умела, но не любила все эти штучки - дрючки. Вадим не умел, и его зло брало, что не умел.
- Давайте за наш успех, - сказал Вадим, и налил себе и Нине шардонне.
Никита чокнулся с ними своим соком.
- Неужели ты веришь, что рюмкой вина можно спиться? - Вадим уже не мог спокойно смотреть на это кривлянье.
- Никто не знает своих резервов. Никто не знает своего пути.
От таких разговоров Вадима тошнило. Вечер не складывался. Оркестр играл какую - то нудятину - английские народные баллады. Да еще за соседним столиком расселась целая компания, одни мужчины, и с ними - дама с черными волосами, одетая едва ли не чуднее Нины.
И эта компания явно о Вадиме и его спутниках говорила. Он расслышал:
- ... узнаешь его? Он новости ведет по телеку...
Это само по себе было бы не страшно (издержки профессии), но по мере поедания гадов и испивания водки, мужская компания со странной дамой зашумела уже о худшем.
- Думают, у Барби ее Мальчик - невъебенная крыша! - выкрикнул один - неопределенного возраста, помятый, но одетый из бутиков.
- Барби - ничтожество, - низким голосом подтвердила дама, - и собирает вокруг себя ничтожеств. Я видела эту передачу. Коллекция уродского барахла для морально - психических уродов.
Нина вздрогнула. Она посмотрела на даму. И с трудом вспомнила, где видела ее. Это была Майя Ванштейн, известный модельер, наверное, самый крутой модельер нашего города. Нина была у нее на вечеринке, куда ее привез похмельный Леонардо, брат Барби, после ночи пьяного секса с Ниной. Это было года три - четыре назад.
Нина подумала - Майя не про нее говорит. Она тогда была с ней очень любезна. Болтала о модных тенденциях.
Но тут Никита подорвался со стула, как будто его подкинули. Шагнул к столу Майи.
- Простите, вы о ком говорите в столь вызывающем тоне?
Конечно, Никитина замороченно - литературная речь тоже была вызывающей. Для простого человеческого социума.
- О твоей подружке, - нагло ответила Майя, - пусть слышит ничтожество, что о нем говорит художник! В профессиональную моду не пускают всяких ублюдков с психическими отклонениями, которые сублимируют свое убожество за счет искусства.
Нина встала медленно, губы у нее помертвели, она не могла найти слов.
- Это вы о себе сказали - про ублюдков с отклонениями? - хамски вежливым голосом спросил Никита.
Весь Майин стол завопил разом, мужики повскакали, и один уже схватил Никиту за грудки.
Никита никакого страха не ощущал. Только азарт. Потому что в этом уродливом мире желающих оскорбить даму найдется миллион шансов, а вот защитить ее... До этого он переживал подобные эмоции только когда писал. А теперь они вылились на него кипящим душем. Он сначала сжал мужику запястье болевым приемом. А когда тот заорал, ударил его снизу в челюсть - наверняка, осталась трещина в кости.
Он вспомнил приемы рукопашного боя. В армии всех учили. Просто не все там служат.
Вадим в армии точно не служил. У него имелись плоскостопие и тетя в военкомате. Он подхватил полумертвую Нину за талию, швырнул на стол несколько купюр и поспешил к выходу. Нет, он не бежал позорно с поля боя. Просто один из Майиных жополизов - а именно тот, помятый, выхватил пистолет.
- Да я тебя прямо здесь грохну, урод волосатый, и мне ничего за это не будет!
Урод Волосатый - Никита то есть, не испугался ни капли, он, наверное, верил, что под свитером у него кольчуга его героя - рыцаря. Он вполне мог поверить в подобные вещи. Но Вадим схватил второй рукой его за локоть и поволок к выходу обоих - и Нину, и ее странного, странного, странного любовника.
- Ты псих, что ли? Это же бандиты, не понимаешь? По их мордам видно. Я слышал, что у Ванштейн любовник - бандит с Подмосковья... Подержи Нинку. Я пойду такси поймаю.
- Нинуля, - умоляюще сказал Никита, - не принимай это к душе. Она тебе завидует. Она конкурента в тебе видит, это же ясно.
- Никита, - вдруг сказал Нина, - ты меня любишь?
- Ты же знаешь, - серьезно ответил он, - ты свет жизни моей.
- Убей ее, - попросила Нина без намека на улыбку либо истерику, - убей, ты же говорил, у тебя еще одна граната есть.
- Хорошо, - ответил Никита. - Как скажешь!
Дома, конечно, Нина так сильно рыдала, что Вадиму пришлось позвонить Полине. Полина повторяла все Никитины слова - это от зависти, это показатель твоего таланта... Вадим звонил Барби, и Барби говорила всхлипывающей Нине в трубку:
- Чего ты грузишься? Она старая вешалка, реально старая, волосы на жопе седые. Ей страшно, что мы станем популярнее. А мы станем, ****ь ее конём!
В конце концов Нина утихла, и Вадим уложил ее спать.
Среди ночи Нина вдруг вскочила. Сознание прояснилось, шок выветрился, и Нина стала человеком из плоти и крови, а не Светом Жизни Моей.
- Что я наделала, дура!- прошептала она, прижав ледяные пальцы к щекам. Была глубокая ночь. На часы падал свет фонаря из окна, и Нина видела - полчетвертого. Никуда не позвонишь, никуда не побежишь.
Нина села в кресло около окна. Снежок пришел к ней на колени. Нина гладила его и прижимала к себе. И ледяные мураши бегали по ее ногам.
Вдруг где - то далеко, наверное, в северной части города, глухо громыхнуло. Нина бросилась к окну. В черном небе пылал огненный цветок. На севере горело, и нехило горело. У Нины не было сомнений, что именно.
- Господи, Снежок, как мне страшно, Снежок!
Получается, не только Никита ее чувствует. И она его чувствует, через тайные информационные потоки сочатся к ней его воля и мысли.
Так не бывает! Не должно так быть!