1.
Об этом человеке я слышала со студенческих лет. Наш декан Щербинин, он же историк партии, как-то сообщил:
- Анархо-синдикалист Игорь Подшивалов собирается делать в Иркутске революцию!
Студенток это сообщение насмешило, а я ещё тогда подумала – вот бы познакомиться. Но как? Революцию я делать не собиралась, а иначе зачем огород городить?
В двадцать семь лет мне принесли статью о польском восстании на Кругобайкальской железной дороге за подписью «Игорь Подшивалов». Я стала канать знакомых газетчиков – представьте меня Подшивалову. В то время я часто ездила в Москву, пристраивая свои и чужие рукописи, постоянно была в разъездах, поэтому мечта идиота сбылась только через шесть лет. В двадцатых числах апреля 2006 года на митинге в защиту Байкала ко мне подошла журналистка Яна Савченко.
- Жанна! Ты по-прежнему хочешь знакомиться с Подшиваловым? Пошли!
…Около памятника царю сидел широкоскулый рыжеватый бородач на вид лет тридцати семи, в очках. Типичный народник, подумала я. Меня всегда привлекало в мужчинах сочетание бороды и очков – мужества и беззащитности. Желая заинтересовать нового знакомого, я тут же затрещала о своей деятельности литагента.
- Вот, я пристроила Клошара в московский «День литературы»…
- Ты бы лучше в психушку пристроила этого лимоновца! – был ответ.
Тут к Игорю подошёл мужчина, мягко говоря, грубо выражаясь, бомжеватого вида и пригласил его в гости.
- Можно мне с вами? – зачирикала я.
- Не возражаю! – бросил политик.
Вместе с нами пошёл Владимир Тапхаев – бутафор из драмтеатра, соратник Игоря по прошлым анархистским делам.
- Кто этот человек? – осведомился Володя.
- Понятия не имею, - беспечно ответил Игорь. – Меня позвали – я пошёл!..
Уже на подходе к дому Игорь толкнул речь лично для меня.
- Общаться с женщинами, я считаю, можно! Я больше скажу – детей заводить тоже можно! Но жениться – никогда!
- Игорь, я от тебя балдею! Ты – воин! – восхитилась я.
- Я одинокий волк!
- Я тоже одинокая волчица.
- Что ж, потому, наверное, и пришла…
В квартире хозяина обнаружился его брат, одетый не богаче, стол, стулья и объёмистый шкаф с хорошими книгами.
- Проходите, мы люди мирные! Женщин любим, но по согласию! Бояться не надо!
На столе появилась бутылка водки. Я заявила, что болею и ничего, кроме чая, не буду. Все восприняли это как должное. Игорь даже попытался пресечь матерки, поскольку за столом сидела я, но вскоре сам не выдержал и сорвался. Впрочем, его больше заботила не форма, а содержание разговора.
- Пьянка не должна быть самоцелью! – заявил он. – За бутылкой люди должны взаимно обогащаться духовно!
- Игорь, - спросила я. – А как ты считаешь – фашист и дворянин не есть ли родные братья?
- Скорее двоюродные, - улыбнулся Тапхаев, - фашист зарежет за нацию, дворянин – за сословие…
- Скажем так – троюродные братья, - резюмировал Игорь.
Далее разговор коснулся литературы, ролевых игр (мы с Игорем в разное время успели потусоваться у толкинистов). Один из братьев, Женя, стремился свести беседу на боевые искусства.
- Если тебя придут брать, ты что будешь делать?
- Моё оружие это язык и руки! – отвечал Подшивалов.
«И только?» - чуть не брякнула я. Слава Богу, хватило ума смолчать.
- И всё-таки? Как будешь обороняться?
- Тарелками швырять! – подсказала я.
- Тарелкой, кстати, можно убить, - благодарно улыбнулся Игорь. Из разговора выяснилось, что ему сорок три года, живёт в Ангарске, что он левша, а по гороскопу Лев-Тигр. Между тем бутылка кончилась, чай был выпит и я начала подмигивать Игорю – пора, мол, сваливать.
В коридор вышли по одному – я, Игорь, Володя. Один из братьев попытался удержать меня за руку, но Игорь быстро пресёк эти поползновения. Приобнял меня за плечи и гаркнул:
- Тихо! Я её муж!..
Прощаясь, густопсовый анархист успел пригласить обоих братьев на митинг Первого мая. Однако на улице не сдержался и высказался:
- Бывшие люди!
- Ну это ты зря, - улыбнулся Тапхаев. – Знаешь, кто такой бич? Бывший интеллигентный человек!..
Продолжать отправились к Владимиру.
- Кто у тебя дома? – спросил Игорь.
- Наташа…
- Опять жена?
- Подруга…
Владимир завернул в ближайший магазин. Игорь заметил:
- Смелая ты женщина… Смелый человек. Идёшь неизвестно куда, непонятно с кем…
- Но ты же со мной!
- Знаешь, я иногда сам себя боюсь.
Я посмотрела в его серо-зелёные, прикрытые очками глаза.
- Если бы я могла… Я бы сделала всё, что ты хочешь. Но сегодня я не могу. Ты понял?
Игорь кивнул.
Владимир обитал в двухэтажном бараке, в крохотной квартире из кухни и комнаты. Дверь открыла конопатая пышка, за юбку которой держалась трёхлетняя бурятская девочка.
- Это кто, Аюна? – осведомился Игорь.
- Да нет, Кристина, - скромно потупился Володя. – Аюна с матерью живёт, десятый класс кончает… Коля на улице… Двое старших – кто женился, кто замуж вышел…
- А где твоя последняя жена?
- Пропала без вести…
Меж тем злодейка с наклейкой опять забулькала по стаканам, а мужчины завели разговор о политике.
- Я этих лимоновцев резать буду! – грозился Игорь.
- Да погоди ты, пусть сперва Байкал защитят! – в один голос закричали мы с Владимиром.
- Слушай, Тапха-нойон… У тебя нет знакомых химиков?
- Зачем тебе?
- Бомбу сделать, нефтепровод взорвать, пока строится.
- Ты что, посадят!
- Пусть сажают! Хорошо было в девятнадцатом веке, когда среди бомбистов вертелась куча химиков! А сейчас поди найди!..
Наташа тем временем показывала Кристине книжку из жизни принцесс. Я достала из сумки недовязанный носок и взялась за дело, не спуская восхищенного взгляда с Подшивалова. Первый раз в жизни я видела человека, готового рискнуть свободой за общее дело. И я решила ничего от него не таить.
- Носок для Клошара… Но это ничего не значит. Если бы Клошар не поехал защищать Байкал, не видать бы ему носков как своих ушей. Если захочешь, следующую пару свяжу тебе.
- Не стоит… Ты любишь Клошара?
- Нет, - улыбнулась я.
- А я-то на что тебе сдался? Я же слуга идеи!
- Что плохого? Спишу с тебя какого-нибудь народника!
- Смотри, - предостерегающе покачал головой Тапхаев. – Полуеврейка, полуукраинка, одержимая поляками… Да она тебя на одну руку посадит, другой прихлопнет. Или, думаешь, предок, казацкий воевода Подшивалов тебе поможет?
- Да плевал я на все эти дела!
- Смотри! Национальностей никто не отменял! С другой стороны – пристроишься в центре Иркутска…
- Да не мой это жизненный сценарий – пристраиваться!
Я ненароком заметила, что видела у злополучных братьев редкую книгу «Пираты.Корсары.Рейдеры.» Игоря Можейко (он же – Кир Булычов) и чуть было не стащила её под шумок, да вовремя усовестилась. Подшивалов вынул из сумки новехонький томик Хельмута Ханке «На семи морях».
- Весь день думаю, кому подарить… Давай тебе подарю!
Я не стала отказываться.
Политики изрядно захмелели. Игорь спел народную песню «Чёрный ворон», затем завёл нечто пиратское собственного сочинения с неизменным припевом «налейте водки!».
В конце концов я встала и сказала, что обещала матери настряпать сырников и буквально потребовала, чтобы Игорь меня проводил. Игорь пробовал сопротивляться, но безуспешно. Общими усилиями на него натянули куртку. Наташа велела поцеловать мне руку. Я возразила, что анархисты рук женщинам не целуют. Игорь, превозмогая хмель, согласно кивнул.
Мы вдвоём спустились по лестнице. Игорь качался.
- Наклони-ка голову, - велела я уже во дворе. Анархист безропотно повиновался. Я с наслаждением стала тереть ему уши.
- Слушай-ка, - предложила я. – Дойдём до киоска «Двенадцать месяцев», выпьем кофе. В голове сразу прояснится. А потом ко мне. С матерью познакомлю.
- Не хочу кофе, - мотнул головой потомок казачьего воеводы. – Отведи меня куда-нибудь, где я бы рухнул!..
Я трезво оценила обстановку. Представить такого гостя матери, а затем уложить его спать было бы наихудшей рекомендацией. Настоять на проводах, а затем отправить одного было просто опасно.
- Может, пойдёшь обратно к Володьке?..
Игорь кивнул.
- А ты с лестницы не навернёшься?
- Что ты! Я сто раз по ней лазал!
- Счастливо!
- Приходи на митинг первого мая! – Игорь нагнулся и поцеловал меня в щёку. Был ли это рабочий инстинкт политика в действии? Или нечто большее? Не знаю и никогда не узнаю…
2.
Прошла неделя. Я позвонила Игорю в Ангарск и предложила провести у меня субботу и воскресенье перед митингом. Хоть пол, говорю, вымою ради дорогого гостя. Только, чур, не пить и матом не ругаться. Игорь на словах согласился – видимо, по принципу «если дипломат говорит «нет», значит, он не дипломат» – а на выходных и не подумал явиться.
Эге, думаю. Мужчина-политик всё равно мужчина.
В понедельник Первого мая я бодро направилась ко Дворцу Спорта. Игорь Подшивалов, Владимир Тапхаев и немногочисленная анархистская молодёжь стояли под чёрно-красным знаменем. Игорь казался хмурым. После недолгого объяснения (выяснилось, что он помогал отцу садить картошку на даче), я сказала:
- Давай всё-таки друг друга не терять. Ты ведь писал про поляков?
- Да, я писал про поляков.
- Принеси статьи почитать.
- Принесу.
- А мои рассказы почитать хочешь?
- Неси. Я надеюсь, это не многотомные собрания сочинений?
Вскоре анархисты построились в шеренгу и двинулись, выкрикивая лозунги.
- Никакой войны, кроме классовой!
- Нет фашизма – нет проблем!
- Антифа!
- Выше, выше чёрный флаг! Государство – главный враг!
Спереди и сзади шли другие демонстранты, нас, анархистов, никто не трогал, но мне всё равно было жутковато. Государство – главный враг… За такое и повязать могли. А вот антифашистские лозунги мне очень понравились.
Долго ли, коротко ли, дошли мы до Вечного Огня. На сей раз я не стала навязываться в мужскую компанию, а, не прощаясь, растворилась в толпе…
Игорь хотел восьмого мая устроить антифашистский митинг, но эта затея почему-то сорвалась. Телефон его в Ангарске не отвечал. Я специально прошлась от Дворца Спорта до Вечного Огня, но антифашистов не обнаружила.
Так или иначе, отставать я не собиралась. Как-то меня занесло в Ангарск на встречу с двумя усольчанками – Лидой Волынец и Светой Синьковой. Мы с Лидой отвели незрячую Свету в гости к старушке-монархистке, а сами пошли на литобъединение и прекрасно провели время. Спустя пару часов мы все втроём сидели на Ангарском вокзале и я читала девчонкам свою повесть из жизни восемнадцатого века.
Когда подружек увезла усольская электричка, я, мысленно перекрестившись, набрала на сотовом телефон Игоря. Подшивалов оказался дома. Звонку моему он обрадовался, но в гости не позвал – у него опять был мальчишник с выпивкой и разговорами о политике. Однако какие-то ответные шаги делать начал.
- В среду я буду в Иркутске. Увидимся.
- Тебе повезло, что у меня завтра подъём в интернате, - проворчала я. – Иначе бы так просто не отделался!..
К счастью, Игорь понимал шутки.
Но в целом его поведение ставило меня в тупик.
- После трёх разводов дорожишь своей свободой? – спрашивала я по телефону.
- Не в свободе дело, - рычал газетчик. – Номер надо сдавать!..
Ясность внесла Яна Савченко.
- Почитай Кропоткина! Там чёрным по белому написано – если у тебя с женщиной что-то было – женись. Законным, гражданским – женись, и всё тут.
- Но тогда ведь женщины себя не кормили! Это была вынужденная мера!
- Тем не менее. Может, потому он от тебя и бегает, что боится.
- А часто он у вас бывает?
- Не так, чтобы очень.
- Приедет – позовёшь меня, ладно?
- Ладно.
3.
Всю среду телефон молчал. В четверг у матери лопнуло терпение.
- Прекрати ты эту охоту на человека! Тебе бы понравилось, если бы тебя оплели такими интригами?!
И тут раздался звонок.
- Я иду по параллельной улице, статьи у меня в сумке. Неси сюда свои рассказы!..
Я понеслась. Игорь, в своём неизменном берете, уже поджидал меня. Взял в руки журнал «Первоцвет», стал просматривать.
- Так, Жанна Райгородская, хорошо… Лидия Волынец, хорошо… Фу, Клошар!..
- Куда ты сейчас?
- На Сенюшку.
- Можно, провожу до автобуса? Заодно свой дом покажу.
- Давай.
Забегая вперёд, скажу, что статьи были не только о поляках. Ещё при жизни Игоря (и не без дальнего прицела), я собрала их в папку-файл, а после безвременной гибели Подшивалова, по совету журналиста и преподавателя Владимира Самойличенко, разобрала по разделам. Вот что получилось:
1. Землепроходцы.
1). «Волк, Пенда и бородатые люди».
2). «Российский Пизарро» (А.А.Баранов)
3). «Русские американцы»
4). «Как царь-«освободитель» Аляску продал»
5). «Женщина – необходимое условие для колонизации»
6). «Невольники вольной Сибири»
7). «Земля имени императора»
2. Бурятские и монгольские деятели.
1). «Всемирная конституция Чингисхана»
2). «Серый кардинал из Агинской степи» (Пётр Бадмаев)
3). «Бурятия – несостоявшееся государство»
4). «Певец степей и Байкала» (Пётр Данбинов)
3. Бунтари и революционеры.
1). «В поисках острова Свободы» (Беньовский)
2). «Восстание на Байкале» (польское)
3). «Непокорившиеся» (декабристы)
4). «Вначале было слово» (Заичневский)
5). «Мятежный князь» - две статьи (Кропоткин)
6). «Сибириада Михаила Бакунина»
7). «Сибирский Дедушка» (Каландарашвили)
4. Двадцатый век.
1). «В Сибирь за землёй и волей»
2). «Священнослужители – пастыри, бунтари и жертвы»
3). «Вождь Сибирского Ледяного похода» (Каппель)
4). «Бич по кличке Таёжный» (Иван Бич-Таёжный).
5). «Конец Забайкальского казачества» - две статьи.
Если кому интересно, большинство этих статей должно находиться на сайте ангарской газеты «Подробности», где Игорь работал последние годы. Игорь был ярым патриотом Сибири, но поднимал в своих статьях такие темы как Кронштадтский мятеж, рязанские анархистки, а также современные проблемы – «Страна победившего фашизма», «Нацболы: бунт ради бунта». Помню трогательную статью о крепостном философе ««Новый свет» Фёдора Подшивалова».
Ещё, видимо, желая предупредить, с кем имею дело, Игорь принёс мне пару статей, подписанных псевдонимами, но с очень узнаваемым стилем – «Апология холостой жизни» и «Клуб закоренелых холостяков, или крепость из зелёного стекла».
Впрочем, заманить закоренелого холостяка в дом оказалось не так уж сложно.
- Книжку дам!
- Что за книжка-то хоть?
- «Сибирь в истории и культуре польского народа».
- Пошли!
О трёх моих рассказах Игорь отозвался кратко, но в точку.
- Нормально! Хорошо!
- Психологический рассказ. Внучка нашла деда…
- Это фантастика вроде Стругацких…
- Это тоже как бы фантастика… Потомок польского нациста превратился в откровенную мразь!..
4.
Игорь стал заходить ко мне каждую неделю. Было абсолютно не понятно, считает ли он меня товарищем или видит во мне женщину. Иногда забегал на два часа, иногда – на десять минут. Я часто шла его провожать, но на полдороге он прощался. У него было характерное рукопожатие – кто кого. Меня ещё тогда пугала его манера переходить дороги, не считаясь с машинами, но я не решалась лезть с поучениями.
В конце концов, думала я, он сбережёт себя ради идеи. К тому же он постоянно с товарищами, будет кому оказать помощь. Прожил же он как-то сорок три года.
Форсировать отношения я боялась. У анархиста должен быть громадный инстинкт свободы, думалось мне. Да ещё три развода в прошлом… Я позволяла себе только намёки. Нашла карту из разрисованной под античность колоды с джокером – ржавобородым аэдом.
- Смотри, твой портрет!
- Джокер! – восхитился Игорь.
Потом сообщила:
- Я купила тельняшку для КВНа. Хоть что-то общее у нас будет. Ничего, что я это говорю?
- Нормально.
Игорь охотно говорил о прошлом.
- Как ты стал анархистом?
- В четырнадцать лет я смотрел фильм «Неуловимые мстители». Там был чёрный флаг с черепом и костями. Ну я и заинтересовался…
- А правда, что до анархистов ты увлекался пиратами?
- Совершенно верно!
С той же лёгкостью, но почаще, как о до сих пор привычно болевшем, говорил о первом разводе.
- Жена увлеклась религией. А моей зарплаты не хватало, я и сказал – иди на работу. Жена и объявила меня анархистом, слугой дьявола, заявила, что в ответе за детей перед Богом. Сейчас дочки кончают православную гимназию. Отец говорит – лучше пусть молятся, чем колются…
5.
Была у меня одна повесть, которую я хотела и не решалась дать Игорю – «Камчатская быль». Повесть будто нарочно иллюстрировала высказывание Дюма: «История это гвоздь, на который я вешаю свою картину». Польский авантюрист восемнадцатого века Беньовский превратился у меня в холодного несгибаемого фанатика, старый пьяница, комендант крепости Нилов стал преданным России писаным красавцем, а жена Беньовского поехала на Камчатку (что в реальности не имело и тени правдоподобия). В повести были эротические сцены. Я рассчитывала, что, прочитав повесть, Игорь станет держаться со мной посвободнее и в то же время боялась, что он отождествит меня с героиней.
В конце концов я отважилась. Помимо повести я вручила Игорю книгу Григория Померанца «Сны Земли», которую в своё время увела у известного иркутского монархиста Д. У книги отваливалась обложка, но содержание привело Игоря в восторг.
И тут выяснилось, что Игорь должен ехать на воинские сборы до 10 июля, а я собиралась на Братское взморье до 29 июля. Прощаясь, Игорь сказал:
- Значит, целый месяц не увидимся…
Увидились мы 30 июля. Это было наше последнее свидание, но ни я, ни он не подозревали об этом. Нами обоими овладело беспричинное веселье, Игорь без всякого стеснения поедал испечённые мною блины и шутил. Про повесть он сказал:
- Ни Беньовский, ни, тем более, Нилов никогда не были военными моряками! Беньовский хоть плавал, а Нилов вообще был полицейский офицер. А конец! Не жена я ему боле, не жена! Совсем обрусела, на фиг!..
- Так с кем поведёшься, от того и наберёшься!
Выяснилось, что в детстве мы читали одни и те же книги. В детстве я мечтала работать в Сухумском обезьяньем питомнике, а мать не пускала, боясь, что меня украдут. Но это же только в книжках бывает, возражала я.
- Ага, в книжках, - фыркнул Игорь. – Танцевала бы сейчас танец живота!..
- Агрессивные особи не созданы для рабства! – заявила я. Игорь с сомнением покачал головой. – За них и денег просили меньше. Если, конечно, работорговец порядочный…
Со сборов Игорь привёз статью «Записки «партизанского» офицера», капитанский чин и письменную благодарность начальства. Мы были в эйфории…
Казалось, оставалось последнее испытание – я должна была съездить на десять дней в лагерь с сиротами из интерната для слепых и слабовидящих. Что будет потом, я представляла слабо, но сердце одинокого волка явно стало оттаивать. С собой Игорь дал мне книгу В.Н. Балязина «Дорогой богов» (о том же Беньовском).
В лагере оказалось трудно. С утра до ночи подростки крутили песни следующего содержания:
В голове пустота,
Думать нечего, беда,
«Щас как дам больно в глаз» -
Весь словарный мой запас.
Я был зэк, и тюрьма
Домом стала для меня
И поэтому грустна
Биогра-афия моя!
Мат, курево, лень и наглость доставали конкретно. Слава Богу, со мной поехала очень опытная женщина, Татьяна Владимировна Рудых, а то бы я не справилась. Ничего, бодрила я себя. Игорь с солдатами управлялся, там-то потяжелее небось. Игорь, дай мне сил, шептала иногда я. Частично это была игра, частично нет.
Второго августа был день рождения Игоря – сорок четыре года. Я с трудом дотерпела до вечера, затем достала сотик.
- Алло, это Илья Бронников или Иван Помидоров?
- В данный момент это Игорь Подшивалов! Слушай, какую хорошую книгу ты мне дала, я про Померанца!
- Да? По-моему, сложная книга и грузит сильно. То ли я тупенькая, то ли я чересчур весёлая…
- Да нет, ты не тупенькая и не весёлая. Это вопрос возраста. Когда тебе будет лет тридцать семь, ты всё прекрасно воспримешь. Я дал её Зиннеру, еврею, а потом пообещал Бурдинскому, поляку! Извини, что без спроса даю, но книга не должна лежать мёртвым грузом. Я же пропагандист…
Наверное, эту черту характера Игоря товарищи и воспринимали как замашки диктатора…
- Естественно, политик всегда пропагандист. Возьми её на день рождения.
- Охотно! Я книгу переплету и дам ещё куче народу! Правильно ты утащила её у Д.! Не с его куриными мозгами такие книги читать!
- Позвони ему и скажи спасибо за книгу!
- Да пошёл он на фиг! Он ни одного звонка моего не стоит!
- Знаешь, я так люблю дразнить, что я бы не удержалась.
- Ну, а я удержусь. Жанна, тут у меня два кореша сидят…
- Да, не пристало анархисту менять на бабу боевых товарищей!
- Счастливо, полячка!
- Счастливо, анархист!
Я отключила сотик и попросила у Татьяны Владимировны разрешения погулять, такое ликование переполняло меня. Впрочем, она меня не пустила – пора было загонять детей спать.
Как-то среди ночи я проснулась от боли в сердце. С Игорем что, мелькнула мысль. Ладно, он человек бывалый, за него бояться не надо. Если что случится, я в городе всё узнаю.
6.
В четверг, десятого августа, я приехала из лагеря и тут же понеслась в другую школу делать ремонт. Там меня и нагнал звонок матери.
- Тебе звонила Савченко… Просит перезвонить.
Полная самых радужных надежд, я схватила сотик.
- Яночка! Кое-кто приехал?
- Так ты ничего не знаешь?
- Янка! Что я должна знать?!..
- Кое-кто попал под машину в Шелехове. Завтра похороны. Ты будешь?
Внутри всё переворачивалось, а на периферии сознания болталась писательская мысль – вот, значит, как оно бывает.
- Янка, я в шоке!
- Так весь город в шоке. Попробуй отпроситься.
- Яна, это был Тот, кого я всегда жду… ждала!.. Ещё бы чуть-чуть…
- Это сразу было заметно. Не успела я вас познакомить, как вы вместе куда-то смылись. И почему я не сделала этого раньше!..
Я повесила трубку и пошла отпрашиваться. Меня отпустили. Я села. Меня никто не трогал, не заставлял отдирать обои, но коллеги, работая, не могли удержаться от шуток и это меня больно ранило. Я достала блокнот и, обливаясь слезами, написала памятное стихотворение. Вот оно.
Памяти журналиста Подшивалова.
Ты погиб счастливым человеком.
Ты уверен был – нашёл свою.
А шагал всю жизнь ты в ногу с веком,
Не стремясь при том попасть в струю.
Нет тебя… Хихикают девчонки,
Хоть и знают… Вдовушка, держись!
Не ломай безвинные сосёнки –
Пусть играет молодая жизнь.
Не святые мы. Чтоб съели черти
Гопника, увлёкшего во тьму!
Я всю жизнь не понимала смерти.
Может быть, теперь её пойму.
Ты поднялся над житейским вздором,
Презирая серое житьё,
И фашисты прятались по норам,
Слыша имя громкое твоё.
А в года последние, лихие,
В час, когда поднялась муть со дна
Вспомнил имена князей России
И землепроходцев имена.
По дорогам пройдено немало.
Жизнь прожита ярко и остро.
Спи спокойно, Игорь Подшивалов.
Есть кому поднять твоё перо.
Вечером я снова позвонила Яне, узнала подробности. После трагедии Игоря сразу увезли в больницу, в реанимации он провёл четыре дня, в сознание приходил один раз – в воскресенье, шестого. Множественные травмы не были совместимы с жизнью…
Я легла. Одолевали мистические мысли. Не верилось, что такая бездна энергии могла бесследно уйти. В голове вертелись стихи Жуковского:
Светит месяц, дол сребрится.
Мёртвый с девицею мчится.
Путь их к келье гробовой.
Сладко спать в земле сырой.
Один раз я всё же забылась. Во сне ко мне прилетел дух Игоря и сказал, что он сидит и пьёт с народниками и что ему хорошо.
7.
Наутро сильный дождь сменялся порывами ветра. От Дома журналистов отошёл автобус и взял курс на Шелехов. Мы приехали одними из первых. Я содрогалась при мысли, что увижу Игоря в гробу, но при одном взгляде на тело стало ясно – дух покинул его.
Крохотный ритуальный зал не вмещал всех желающих. Отец, Юрий Ефимович, сидел около гроба на табуретке, и, судя по виду, не мог заставить себя поверить в произошедшее. Я и ещё одна женщина (кажется, Галина Макогон), стояли в головах.
Первая жена Юлия, дочери Мария и Валентина стояли в ногах. Шла панихида, священник обкуривал помещение ладаном и говорил слова утешения. Юлия, Мария и Валентина пели что-то о херувимах. Я поразилась их выдержке. В какой-то момент свеча в руках у меня погасла. Я машинально зажгла её об свечу соседки.
Анархисты и журналисты стояли под дождём во дворе. Когда служба кончилась, я вышла во двор и буквально упала в братские объятия поэта Клошара.
- Игорь, - (Клошара тоже звали Игорем), - какой светильник разума угас! Какое сердце биться перестало!
- Не плачь, он здесь! Он тебя слышит! Держись! – отвечал Клошар.
- Игорь! Скажи, что он жив!
- Он жив, его дух живёт!
- А ведь он тебя не любил…
- Не понимать не значит не любить…
Пили водку, закусывали плавленым сырком. Водка, как водится, пролилась на землю. Плохо, видать, наливали господа народники.
Стихи я прочла на кладбище. Газетчики расхватали четыре машинописных экземпляра, как горячие пирожки.
К могиле я не пошла – не могла смотреть, как закапывают. Стояла, смотрела на качающиеся деревья. В голову лезли австралийские легенды о том, что после смерти человек превращается в дерево. Быть может, это волновались души политических ссыльных?..
Если бы кому-то, одержимому предком, взбрело в голову уложить меня в ту же могилу, я бы не противилась. Дух Игоря как будто угадал мои мысли. «Останься жить. Продолжи моё дело. – шепнул он. – Разошли по всему миру мои статьи. Пусть люди читают.»
С кладбища поехали на поминки. Уже после них, когда все разъезжались, Янка Савченко подвела меня к Юрию Ефимовичу и сказала, что я любила Игоря.
- Ох, его никто не мог вынести…
- То были слабые женщины. А эта сильная. Она бы вынесла.
- И где ты была раньше!..
…Честно говоря, я не думаю, что при любом раскладе я смогла бы на что-то повлиять.
Игорь Подшивалов всегда поступал, как хотел, и никакие женщины не могли ничего с этим поделать. Они могли только остаться рядом или отойти в сторону. Но как же всё-таки больно…
Осиротела семья, осиротели боевые товарищи, осиротела Сибирь.