Зима 41-42. Война приближается. рассказ 20

 

Наступила осень. Радио у нас не было. Елена Федоровна, приходя из школы, рассказывала сводки с фронта. Оказывается, что фронт подошел к Москве. Наши войска оставили Одессу. Пришла зима. Снег завалил нас до крыши, ведь хатка была низкая. Ударили морозы. Информбюро сообщало о том, что наши войска оставили Керчь. Потом передавали о морских десантах Красной Армии в Феодосию, в Керчь.
Я хорошо знал названия городов, упоминаемых в сводках, и таким образом изучал географию по сводкам с фронтов. Мы с мамой ходили, когда у нее было время, в центр города.
 
 В сквере имени Ворошилова стоял огромный стенд с картой, изображавшей сводку военных действий на фронтах против фашистов. Подолгу мы стояли в большой толпе людей, рассматривая стенд. Враг подошел к Таганрогу, Белгороду, Туле.
В сквере Ворошилова можно было увидеть выставленные на всеобщее обозрение фашистские самолеты, сбитые над Краснодаром. Мои друзья мальчишки тоже часто ходили с нами на эту «выставку» разбитых вражеских самолетов. Приятно было смотреть на пробитые пулями, искореженные взрывами снарядов корпуса, крылья этих самолетов, размалеванных свастикой, и теперь безвредных, как гадюка, у которой вырвали жало.
Там мы впервые узнали о Покрышкине, знаменитом герое воздушных битв над Кубанью. Как-то в сквере было выставлено 2 фашистских самолета, сбитых им лишь в одном из боев, а его общий боевой счет - это десятки уничтоженных врагов. Теперь мы легко различали наши и фашистские самолеты, когда наблюдали воздушные бои.

Фашистские самолеты по ночам прорывались к Краснодару, бомбили. Прямым попаданием бомбы был разбит магазин Детский Мир, стоящий недалеко от Штаба по улице Красной, разрушены большие здания в центре города. Раз ночью они сбросили много бомб вдоль улицы Седина, попали в здание Мединститута, во множество небольших жилых домов вдоль улицы. В эту бомбежку погибла от тяжелых ранений жена моего дяди Андрея, пенсионера, жившего там. Мама рассказала, что множество раненых жителей были доставлены тогда в больницы города. Огромное количество трупов мирных людей, погибших при той бомбежке, привезли в морг Краевой больницы, расположенной поблизости.

Елена Федоровна, придя из школы, проверяла тетради своих учеников, потом составляла график дежурств по домоуправлению на случай бомбежки. Она была домоуправ. Я на улицу не ходил, не в чем – вещи остались в Киеве, а купить – не за что. Нашли старые фетровые валенки 43 размера, галоши, в них я и ходил всю зиму. Вместо пальто носил большой старый пиджак, со взрослого.
 
Из-за морозов и отсутствия теплой одежды было невозможно ходить в школу, пришлось сидеть дома. Елена Федоровна продолжала заниматься со мной вечерами, при свете коптилки. Когда становилось совсем темно, экономя керосин – она рассказывала мне историю, географию. Часто мы переходили с географии на сводку с фронтов – война шла вблизи Москвы! Невольно думалось – что же будет дальше?!
 
По ночам часто раздавался громкий стук в двери. Это ходили вооруженные красноармейцы – патрули, обыскивали сарай, хату. Искали шпионов, дезертиров. Думалось, как же тяжело сейчас приходится в окопах, в снегу, на морозе нашим красноармейцам!
 
Пришла весна 42 года. Все зацвело. Созрели вишни, шелковица, сливы. Целыми днями ел удивительно вкусные розовые сливы, очень сладкие вишни. Начались работы с бабушкой на огороде, поливки его.

Кто-то из мальчишек прибежал, запыхавшись, и сообщил новость – поперек улицы Кузнечной строят огромный дзот! Мы тут же побежали смотреть. Оказалось, что действительно, на въезде в город, поперек всей улицы, оставив узкий проезд для трамвая, сооружают огромный дзот из кирпича. Он возвышался над землей всего на полметра. В стене, обращенной в сторону окраины, было 4 амбразуры. Хотелось посмотреть поближе, но часовые не пускали к дзоту. Тогда мы не стали больше туда ходить. Мелькали мысли – неужели и здесь будет война?
Неожиданно весной приехал папа на грузовике с двумя красноармейцами, подъехал прямо ко двору бабушки. Радость была бесконечна. Он не знал до сих пор, чем закончилась наша эвакуация из Нежина, и был необычайно рад, что мы сумели все-таки добраться к бабушке. Ведь в ту осень 41 года фашисты сумели перерезать железные дороги, идущие в сторону Кавказа, нарушить сообщение. И очень повезло, что наш поезд был одним из последних, прошедших по маршруту Сальск - Краснодар.
 
В нескольких словах отец рассказал, как было трудно при отступлении. Госпиталь все время находился рядом с фронтом, нес большие потери. Он приехал из-под Ростова, где расположился госпиталь, с грузовиком и красноармейцами за медицинским оборудованием, медикаментами. Сразу занялся этим, направился в штаб оформлять документы. Но через короткое время вернулся домой очень расстроенный и сказал маме, что ему вдруг в штабе дали новое назначение – в Армавирский военный госпиталь. В Ростов возвращаться не надо. Удалось, узнать причину нового назначения.
 Оказалось, что пока папа ехал в Краснодар, немцы предприняли наступление, и госпиталь попал в окружение под Ростовом. В плену оказался весь персонал, в том числе и множество медицинских сестер беженок из Польши, работавших в нем. Немцы посчитали их еврейками и тут же безжалостно расстреляли, хотя они были гражданскими лицами, медицинскими работниками.
Возможно, этот факт мало известен историкам. Из персонала хирургического полевого подвижного госпиталя уцелел мой отец и красноармейцы, направленные в командировку в Краснодар.

Мама, бабушка, Леля и я радовались спасению отца. Радость омрачал рассказ о молодых, красивых медсестрах из Польши, искавших спасения от фашистов и убитых теперь под Ростовом. Мы видели многих из них в Нежине, когда отступали туда.
 
Пока папа ходил за назначением, неожиданно приехала из Сочи Анечка – на машине М-1, с двумя военными. Бабушка очень удивилась. Я болтался поблизости и все слышал. Анечка представила бабушке военного как своего друга, очень хорошего и умного. «Он все знает, все понимает!» - тараторила она.
 
«Он сам согласился помочь мне приехать в Краснодар, когда узнал, что мне хочется поехать к тебе, мама!» - сказала она. Бабушка возразила: «Нашла время кататься! Отвлекать военных людей!» «Мне это не трудно!» - сказал военный, молодой, упитанный, в новой форме. Анечка сказала, что очень довольна переездом в Сочи – в одном переулке с ней раньше жил Николай Островский, знаменитый писатель. И она с ним даже когда-то виделась, разговаривала. А сейчас ходит в его музей, встречается с женой Островского. «Это так интересно!» - воскликнула она.
 
«Как думаете, кто победит?» - неожиданно военный спросил бабушку. «Это вы меня спрашиваете, старуху? Вы военный, должны быть на фронте! А вы тут в тылу спрашиваете старуху?! Езжайте на фронт, тогда скорее победим фашистов!» - отбрила бабушка военного. «Мамаша, я шучу!» - сказал он. «Нашли время шутить! Шли бы воевать на фронте!» - заявила ему бабушка. Когда Анечка вышла во двор, военный спросил: «А у Анечки все в порядке с головой?» Бабушка очень удивилась: «Пойдите оба к доктору! Он вам все скажет!» - ответила она.
 
Военные куда-то отправились, сказали – по делам. Анечка уходила последней. Бабушка строго сказала ей: «Это что еще за провокатор, которого ты притащила сюда?! Нашла с кем якшаться! Вечно тебя несет к каким-то странным, сомнительным людям! Не приводи ко мне больше никого!»

 Чуть позже вернулись папа и мама. Отец получил направление в Армавир. Мама решила пока быть в Краснодаре. Бабушка узнала обо всем этом и решительно заявила. «Анечка притащила сюда какого-то типа, настоящего провокатора! Она вечно во что-нибудь нехорошее впутается! Никак ее не убедишь! Вам лучше сию же минуту ехать в Армавир и не встречаться с ними!»
 
Отец, выслушав все, сказал, что бабушка права. Он считал, что Армавир находится дальше от фронта и вне досягаемости немцев. Отец уже получил необходимое оборудование, но теперь его надо было везти в Армавир. Мы сели в грузовик к красноармейцам и поехали. По дороге заехали в поликлинику, в которой работала мама, и отец уладил там дела. Едем в Армавир!