Гидра мирового империализма продолжала душить советский народ клещами экономических диверсий. Злой Сорос и его прихлебатели стремительно обрушивали стоимость барреля нефти на мировых биржах. Социализм на одной шестой части суши трещал по швам.
К внешним врагам многострадального народа прибавился ещё и внутренний. Бесстыжая антиалкогольная компания, объявленная партией и правительством, добивала угнетённое население огромной страны. Боги рыдали в небесах. Изготовители самогонных аппаратов подсчитывали барыши. С полок магазинов стремительно исчезали товары и ценники. Близился всеобщий коллапс.
На этом неприглядном фоне печальная история одного ленинградского студента может показаться пустячной каплей в море людских страданий. Но речь, тем не менее, пойдёт об этой капле, как о частичке жизни автора…
* * *
Сентябрь. Бархатный сезон для курортников и студентов. В это время года, радуя досужих поэтов, начинают золотиться листья. Страна вступает в битву за урожай. На поля сражений выходят курсанты военных училищ, младшие научные сотрудники многочисленных исследовательских институтов и голодные студенты гражданских вузов. Иногда к этой могучей созидательной силе присоединяются стайки шумных и бесполезных пионеров.
На Андрея Андреича в этом году свалилось тяжкое бремя студенчества. Вступительные экзамены были сданы, конкурс преодолён, унизительное звание «абитуриент» навсегда осталось в прошлом. Двери «Военмеха» были дружественно распахнуты перед Андреем Андреичем почти настежь. Почти – потому что чудовищная традиция под названием «колхоз» непреодолимой громадиной лежала на пути к знаниям.
Зелёным первокурсникам сразу доходчиво объяснили: формальное зачисление есть ни что иное, как благотворительная акция руководства вуза, имеющая целью взбодрить переутомлённых экзаменационной пыткой подростков. «Студентами по-настоящему вы станете лишь пройдя чистилище колхоза! - пообещал декан факультета своей молодой пастве. – Тогда же получите и студенческие билеты». И, как Гагарин, помахал рукой…
Всё. Недолгие сборы, погрузка, отправка, прощальный взмах материнского платочка за окном автобуса… И трёхчасовой путь в «чистилище».
Размещение студентов было организовано с размахом. В чистом поле стояло два десятка огромных железных ангаров, которые когда-то были построены для складирования убранного урожая. Однако с каждым годом урожай становился всё скуднее, в то время как число халявной рабочей силы росло в обратной пропорции. Поэтому студенты постепенно заменили собой ящики с морковью и мешки с картофелем. Для удобства проживающих внутри ангаров были устроены фанерные перегородки а ля «общежитие имени монаха Бертольда Шварца». Окна не были предусмотрены конструкцией овощехранилищ, и чудная панорама светлого загородного неба была доступна лишь снаружи. Там же, снаружи, находился и санузел – единственный на двадцать ангаров. В каждом ангаре было по восемнадцать фанерных каморок и по четыре «лампочки Ильича», кургузо свисавших с общего для всех «комнат» полукруглого потолка.
Жизнь в «колхозе» не отличалась разнообразием. Подъём, завтрак, выезд на плантацию, четыре часа гимнастических упражнений типа ходьбы по грядкам буквой «Г», обед, астрал, ужин, ночная дискотека в поселковом клубе, драка стенка на стенку с порослью потомственного крестьянства, медпункт, отбой.
О романтических похождениях можно было не думать. Из всего потока на факультете Андрея Андреича была только одна девушка. Остальные сто двадцать пять первокурсников безнадёжно мечтали об её хрупком и недоступном теле. Недоступность тела объяснялось тем печальным обстоятельством, что красавица Катя (так звали единственную амазонку факультета) в колхоз не поехала, цинично воспользовавшись своим особым положением. В положении Катя была уже пятый месяц…
Местные прелестницы также были недоступны. Их целомудрие ревностно охраняли ожесточённые группы крестьянской поросли, вооружённые цепями, кастетами и обрезками арматуры. Несколько контрольных вылазок особенно отчаянных донжуанов от студенчества закончились жесточайшим обломом с переломом и отчислением из института. Их пример, как водится, послужил другим наукой… «Оставшиеся в живых» вынуждены были коротать время за карточными играми в компании себе подобных.
Бороться со скукой было трудно. Временами выручал портвейн. Портвейна в стране, несмотря на заботу партии, всё ещё было много, но его не раздавали студентам бесплатно. Поэтому радостные мгновения в колхозе случались редко.
В условиях невозможности организовать достойный досуг, пытливый ум Андрея Андреича, опираясь на мятежный студенческий дух, упорно искал применения своему недюжинному потенциалу. И однажды нашёл…
Андрей Андреич не любил сельское хозяйство. Нет, как истинный патриот своей Родины, он, разумеется, желал Агропрому всяческих благ и успешной статистической отчётности, но вот личным вкладом поднимать показатели ему было отвратительно. Физический труд на колхозной грядке угнетал и заставлял напряжённо мыслить.
Факультет Андрея Андреича был брошен мудрыми колхозными руководителями на сбор моркови. Морковные поля были необозримы, как просторы Тихого океана. Готовые к уборке корнеплоды исчислялись миллионами, но они, в основном, имели подозрительно маленькие размеры. Ботва есть, а плода – нет. Ну, или почти нет. Без применения мощной оптики определить это не всегда удавалось.
Чем противен студенту мелкий корнеплод? Его много! На каждом квадратном метре земли мелких овощей в десятки раз больше, чем крупных. За каждой морковной сволочью студенту требовалось совершить отдельный наклон, дёрнуть за ботву и выругаться матом, потому что жиденькая ботва легко отделялась от тощего корня, и этот самый красненький стручок размером с обыкновенную спичку требовалось ещё выуживать из грядки потрескавшимися, потерявшими свой нежный розовый цвет пальцами. А потом эту пародию на овощ надо было ещё швырнуть в ящик и при этом попытаться не промахнуться.
Каждому батраку за одну смену требовалось убрать 100 метров грядки. Результат работы, таким образом, определялся не количеством наполненных плодами ящиков, а площадью очищенной от урожая пашни. Убрал – кури бамбук. Не убрал – ты саботажник. Письмо в деканат. Короткий разбор полётов, и всё, ты больше не студент… Перспектива безрадостная. Но Андрей Андреич нашёл брешь в могучих редутах колхозной мафии. Главная ошибка высокого колхозного руководства состояла в той самой схеме определения результатов подневольного студенческого труда…
Андрей Андреич не мог не воспользоваться таким подарком судьбы. Очень быстро он произвёл революцию в методике сбора урожая. Рационализация заключалась в следующем: сначала острым ножом под корень срезывалась вся ботва, после чего каблуками кирзовых сапог морковные недомерки усердно втаптывались в почву. Производительность труда Андрея Андреича немедленно возросла на порядок. Появилось много свободного времени, которое Андрей Андреич благородно потратил на обучение своей методике братьев по несчастью.
Факультет быстро вышел на первое место в социалистическом соревновании и в качестве поощрения был переведён на капустное поле. Капуста – не морковь, втаптывать кочаны в землю оказалось гораздо сложнее. Андрей Андреич понял, что лафа на этом кончилась. Поняли это и остальные. Вновь наступили суровые будни. Но за доблестный труд на морковном поле всей бригаде корячились сомнительные блага в форме почётных грамот и устных благодарностей. Это мало утешало, но как-то и не напрягало. Оставалось отмучиться всего две недели и – в славный град Петра, в монументальные стены главного корпуса «Военмеха» - в благородной погоне за знаниями и отметками в зачётке!
Розовые мечты грели душу.
Начались затяжные ливни. Битва за урожай превратилась в пытку. Но самое ужасное ждало студентов-ударников в недалёком будущем.
На третий день всемирного потопа, проезжая на колхозном автобусе в направлении своей капустной каторги, бригада Андрея Андреича обнаружила на убранном недавно участке морковного поля сюрреалистическую картину небесной красоты! Все поля, затопленные непрекращающимся ливнем, имели мрачный грязно-серый вид, и только тот участок, где дерзко победил могучий гений Андрея Андреича, пылал нежно-оранжевыми тонами. «Морковь легче воды», - сделали вывод студенты. «Дело пахнет керосином», - прозорливо добавил Андрей Андреич.
На обратном пути студенты-физики укрепились в своих нехороших предчувствиях. На обочине дороги, на краю оранжевого поля стояли две чёрные «Волги». Рядом грозно вышагивали суровые дядьки в дорогих импортных плащах и шляпах с бортами. Они любовались редким для этой географической широты пейзажем без умиления. На лицах их явственно читалось горькое будущее факультета…
Надо было срочно спасать ситуацию. Но как? Безвыходность положения была очевидна для всех, кроме Андрея Андреича. Он предвидел такой оборот, и приготовился к защите.
Мешок, наполненный огромными капустными кочанами, из автобуса выгружали вчетвером. Потом волоком тащили его в ангар. Потом был пир капустной чумы…
Колхозные поля характеризуются одной важной особенностью: в центре таких полей урожай, как правило, скудный, плоды чахлые и, в целом, безопасные; но по краям поля растут настоящие монстры! Есть их нельзя, потому что они пропитаны лошадиными дозами нитратов. Происходит это оттого, что трактор, разбрасывающий удобрения, в момент разворота сильно сбрасывает скорость, но сеялку не отключает, и полезная в умеренных количествах химия беспрепятственно закрывает собой плодородный слой почвы. Капуста в таких местах может достигать размеров астраханских арбузов, а морковь вырастает длиной до метра. Студентам в первый же день объяснили, что лакомиться этими чудесами природы ни в коем случае нельзя, потому что сортир всего один на все двадцать жилых ангаров.
Вот таких капустных уродцев с края поля Андрей Андреич и заготовил целый мешок для добросовестного студенческого ужина…
Тишину дивной колхозной ночи разрезали вопли сирен «скорой помощи». Из Ленинграда они шли мощной колонной, пугая случайных свидетелей и внося элементы паники в умы населения. Многие решили, что рвануло на ЛАЭС, и стали спешно собирать дежурные чемоданчики.
Наутро в студенческом лагере был объявлен карантин. Нехороший ангар был опечатан санэпидемстанцией. Отличившийся факультет занял все свободные койки в городской инфекционной больнице. Через две недели, после получения благоприятных результатов анализов, всех отпустили. Как раз к началу семестра.
Так славный факультет был спасён благодаря банальному поносу и нетривиальному мышлению Андрея Андреича.