Архитектура бетонного менталитета

Алексей Ярэма
31 января 2007 г.


Известно, что архитектура является отражением духовного состояния общества. Но всё в мире взаимосвязано. Архитектура тоже влияет на общество, однако, эта проблема если уж и обсуждается где-то, то лишь в кругу узкопрофильных специалистов. А зря - дело ведь касается всех нас.
Непомерная урбанизация, под знаком которой прошла большая часть ХХ века, разрушила чётко организованную экосистему городов и сёл, создав вместо неё невообразимый градостроительный хаос, губительно действующий на физическое и психическое здоровье человека. Абсолютное большинство архитекторов мыслят исключительно в инженерно-материальных категориях - в результате современная архитектура у нас практически отсутствует - есть лишь голая инженерия.
На Западе процесс упадка архитектуры начался несколько раньше и «мягче», чем в России, но вдохновлялся всё теми же революционными идеями. Вспомнить хотя бы убогий «город солнца» Кампанеллы, измышленный на базе идей французской революции.
Традиционно краеугольным камнем любого зодчества, его основной вдохновляющей идеей была красота природы как Божиего творения - именно она формировала архитектурные стили прошлого: особенно ярко это видно в русском стиле и модерне с его растительными орнаментами. Любые западные стили XVIII-XIX веков (барокко, классицизм, эклектика) неизменно имели собствен-ный положительный потенциал, свойственный традиционным ценностям.
Обвальная девальвация этих ценностей, происшедшая в России в 1917 году, привела к принципиальному насаждению нигилистической антиархитектуры конструктивизма, к абсурду - специализированный журнал писал тогда: «Советская архитектура должна решительно противостоять всяким попыткам под флагом "проблемы наследства" вернуть нашу архитектуру на исхоженные дороги буржуазной эклектики, реставраторства старых исторических стилей, ...зовущие назад, к реставрации национальных стилей» (См.: Архитектура СССР. М., 1933, январь, № 1). «Реставраторство» в России, правда, произошло, но, увы, продержалось лишь 1930-1950-е годы.
Эпоха массового крупнопанельного домостроения отбросила Россию назад, в 20-е годы. Архитекторы вновь провозгласили своим кредо активное противодействие нормам архитектурной эстетики и экологии городской среды. Были свёрнуты кирпичные заводы, производящие экологически чистый строительный материал - доля их продукции составляет сейчас лишь 17% проектной мощности всего стройкомплекса страны.
Бетон, в отличие от кирпича, не обладает высокими теплоизоляционными свойствами, материал не порист - дом не дышит, экранирует магнитное поле Земли, не позволяет снимать с человека общее электростатическое напряжение - отсюда дискомфорт, головные боли, недомогание, простудные заболевания. Типовые бетонные «гробы», окружённые гигантскими захламлёнными пустырями и промзонами, явили собой катастрофическую деградацию городской среды, обезличили её. Такие "пейзажи" вгоняют в уныние и отчаяние, порождают суицидные настроения. Наиболее сенситивные и творческие люди имеют все основания писать стихи типа:
"... Каменный город,
Железные стены -
Холод и мрак,
Пожирающий судьбы ..."
(Гр. "Набережная Лимпопо")
Всё чаще в современной музыке появляется тема УХОДА из такой среды, из созданной на базе пост-индустриальной архитектуры реальности (порой – вплоть до суицида), например:
"... Я уходил спокойно,
Не прятался – не вор ...
... Уходим, уходим, уходим!
Наступят времена почище! ..."
Картина, столь красочно нарисованная «Мумий-Троллем» в песне «Владивосток-2000», поражает своей инфернальностью и, безусловно, отражает истинные ощущения героя от посещения современного Владивостока, от его городской и социальной среды.
А вот – ещё более свежее:
"... Районы, кварталы, жилые массивы…
Я ухожу, ухожу красиво ..."
(Гр. «Звери»)
Сама жизнь в условиях этой бесчеловечной нигилистической среды вызвала небывалый рост немотивированной жестокости, агрессивности, преступности, самоубийств, особенно среди молодёжи. Это доказанные факты. Они подтверждаются статистикой, вплоть до того, что удельный вес этих явлений и темпы роста их числа в новых районах гораздо выше, чем в старых, дореволюционных. Причём это касается всего спектра антиобщественных деяний - от убийств до расписывания стен матерщиной.
Но не только в этом беда. Патологическая «архитектура» бьёт не только по психике, но и по физическому здоровью человека, разрушая наш самый важный канал восприятия мира - зрение. Не так давно в медицине появилось новое направление, занимающееся изучением видимой среды как экологического фактора, называемое видеоэкологией.
Работы доктора биологических наук В.Филина по исследованию механизма быстрых движений глаза - саккад (они отличаются от медленных - когда человек следит за движущимися предметами) позволили сделать интересные, но одновременно и тревожные открытия. Оказывается, длительное пребывание человека в искусственно созданной видимой среде, обеднённой, в отличие от естественной, зрительными элементами, способно серьёзно подорвать зрение. Такое обеднённое видимое поле называется гомогенным (однородным).
В условиях современной градостроительной практики в видимом поле человека оказывается очень много гомогенных полей. Это голые стены огромных размеров, глухие заборы, подземные переходы, асфальтовые покрытия. Таких полей достаточно много и внутри помещений, начиная от гладкой входной двери квартиры и заканчивая кухонной мебелью, облицованной одноцветным пласти-ком. При взгляде на пост-индустриальное здание глазу не за что зацепиться. Это становится сигналом для саккадического центра (в головном мозгу) к переходу на новый, напряжённый режим работы в поисках «точки опоры». Но и такой режим не приводит к желаемому результату, и у горожанина возникает чувство дискомфорта. Длительное пребывание в гомогенной среде приводит к головным болям, тошноте, нарушению зрительного восприятия, а в конце концов - к глазному заболеванию. Особой опасности подвергаются дети с наследственной предрасположенностью к амблиотии и косоглазию.
Не меньший вред наносят человеку и «агрессивные поля», состоящие из большого числа однородных элементов, равномерно расположенных на поверхности (например, чёрные точки на белом фоне). Одинаковые окна на огромной стене, квадратные плиты на тротуаре - это не что иное, как «агрессивные поля». Эти поля, а также господство прямых линий и углов, большое количество огромных плоскостей, статичность большей части объектов, резкие контрасты в современной пост-индустриальной «архитектуре» провоцируют психические заболе-вания.
Можно поэтому утверждать, что декор зданий имеет не только эстетическое, но и функциональное значение, а адепты конструктивизма и функционализма своим антихудожественным «новаторством» создали новую угрозу душевному и физическому здоровью горожан.
Сегодня от дегенеративной в своей примитивности инженерии «хрущоб» мы переходим, увы, не к возрождению архитектуры, а к воинствующему урбанизму. Опыт дурного заимствования чужих архитектурных извращений у нас начинается с 20-х годов, с Ле Корбюзье. И если Запад уже давно практикует у себя то, что нельзя назвать иначе как «инфернальная архитектура», то теперь такая перспектива ожидает и нас.
Формы этой «архитектуры» принципиально противопоставлены природным формам Б-гозданного мира и представляют собой шизофреническое нагромождение абстрактных конструкций (самый яркий пример новейшего времени – «Мариинский театр-2» в виде «мешка мусора» арх. Перро). Это выдаётся за высокое неординарное (элитарное) творчество, этакий полёт мысли. Такая инженерия ударит по общественному здоровью ещё сильнее, чем советский примити-визм: мы ощутим те последствия, которые давно ощущает Запад.
Дурную книгу можно отложить, от картины отвернуться. С архитектурой сложнее, тем более в условиях острой нехватки жилья. И потому каждый архитектор должен отдавать себе отчёт в том, что плоды его воображения будут населены живыми людьми, и от него зависит, превратится ли жизнь этих людей в кошмар или, наоборот, станет незаметно подпадать под влияние красоты.