Следом за Гарри

Алекс Шталь
 - Знаете, несмотря на то, что мы с вами уже обо всём договорились, не чувствую я, чтобы у меня появилось желание всё это на себе опробовать. Все эти электроды, аппаратура, провода там всякие...
Толстый заметно нервничал. Он бросал на худого мужчину в белом халате недоверчивые взгляды и вообще, было видно - он уже жалеет, что пришёл сюда.
- Но мы же... - хотел успокоить его тощий, но толстяк не слушая, перебил его:
- Я, конечно, понимаю, что тут вполне достаточно будет и местного наркоза.
- Никакого не потребуется!
- Как вы сказали?
- Я сказал, что не потребуется никакого наркоза. Вы, видимо, не очень внимательно меня в прошлый раз слушали.
- Но, как же... а фильм?.. Ведь там же вживляли людям какие-то контакты? Или... как там они называются – электроды? Или... я что-то не понял, да?
Голос его становился всё неуверенней и тише и, наконец, замолчав, он часто заморгал.
Спокойно выслушав его невнятное бормотание, тощий, придав своему голосу лёгкий лекторский оттенок, сказал:
- Фильм, который мы с вами посмотрели, снимался шестьдесят лет назад. Вы представляете, как далеко вперёд ушла за эти годы наука! Сейчас мобильный телефон почти у каждого детсадовца есть! А в те времена, когда эти исследования только начали проводить, люди представляли себе беспроводную связь только в виде неподъёмной радиостанции. Так что – никаких проводов не потребуется!
Тощий указал на некое подобие интегрального фена, какие можно увидеть в дамских салонах, скрещенного с осциллографом.
- Вон тот резонатор поможет нам узнать частоту, на которой ваш мозг способен принимать сигналы... Вы ведь не против, чтобы вас просканировали?
- А это... не... Не того?..
- Да нет, что вы! Вы же каждый день подвергаетесь подобным облучениям... В быту, я имею в виду. Просто все эти устройства работают, так сказать, вхолостую. Ну, электробритва, например... Она же не снимает никаких показаний о тех или иных реакциях вашего мозга на свою работу... На работу бритвы, я хотел сказать.
- Да... хорошо... А что это за шапочку вы надели?
- Экранирую свою голову. Мы же ваш мозг сканировать будем. Длина волны, на которой наши «бортовые компьютеры» (он постучал себе пальцем по виску) способны принимать информацию извне известна давно. Она у всех одинакова – два миллиметра. Это длина волны. А вот индивидуальный портрет, создаваемый так называемыми brainwaves…
- А это что за волны? – с неподдельным интересом спросил толстый.
- Ну, там, все эти: гамма, тета, альфа, дельта, создающие индивидуальный портрет каждого из нас… Это, как отпечатки пальцев!.. Да!.. Точно!.. Так вот, здесь у каждого строго индивидуальный неповторимый рисунок… Да вы сейчас всё это увидите!..
Говоря всё это, тощий с бешеной скоростью приводил оборудование в боевую готовность. Наконец, когда всё было готово, он улыбнулся толстому, вложив в эту улыбку весь свой артистизм.
- Ну-с! Приступим!? – сказал тощий таким тоном, что было невозможно уловить тонкую грань, отделяющую хладнокровный приказ экзекутора от бодрого утверждения уверенного в себе исследователя.
- Да... конечно... только...
- Только? Что – только? – заметно занервничал тощий. Его нетерпение здорово напоминало недержание.
- Можно мне ещё раз посмотреть этот фильм? Может я пойму, наконец...
- Да вы же всё поймёте и без этого дурацкого фильма! К тому же... качество там - сами видели. А что вы, собственно, хотите понять?
- Я ещё не знаю, но у меня... предчувствие!
- Что? – не понял тощий. Он явно не ожидал такого ответа.
- Меня терзает какое-то предчувствие... Как будто бы... нехорошее.
Тощий настолько фальшиво засмеялся, что даже смотревший расфокусированным взглядом в пространство толстый – и то, насторожился и заёрзал в кресле.
- Это всё – мнительность, мой дорогой... Мни-тель-ность.
- И, тем не менее, - уже более уверенным голосом сказал толстый, - тем не менее, я бы хотел посмотреть эти кадры... Ещё раз.
- Пожалуйста, пожалуйста!
Тощий делал всё настолько быстро, что наблюдателю начинало казаться, будто это и не человек вовсе... Не человек, а какое-то... богомолоподобное, человекообразное существо, изо всех сил старающееся вести себя как человек. Быстрота и точность движений – просто поражали!
«Если это человек, то этот человек – маньяк», – с ужасом понял толстый.
Тощий заправил плёнку в проектор и, «солнечно» улыбнувшись толстому, как конферансье, объявил: - Ваш фильм!
Толстый успокаиваясь, или успокаивая – улыбнулся и, с неподдельным интересом, стал смотреть в пока ещё белый экран.
- Кстати, фильм этот – один из тех самых, до сих пор необнародованных документов сыгравших решающую роль на Нюрнбергском Процессе! – торжественно, но шёпотом, добавляет тощий.
- Господи, откуда он у вас?!
Тощий некоторое время - молча, смотрит на своего гостя, а потом, голосом без эмоций произносит:
- Я же не спрашиваю – откуда у вас деньги?!
Презрительно поджав губы и вздёрнув бровь, толстый отворачивается к экрану.
Проектор затрещал, разматывая старую немецкую плёнку. После быстро промелькнувших свастик и орлов, вцепившихся когтистыми лапами в венки из дубовых листьев, по экрану поползли слова, написанные на незнакомом языке. Наконец, на экране стало разворачиваться действие.
Голос за кадром, комментировавший происходящее, принадлежал человеку, привыкшему отдавать приказы. Да и сам язык – мы привыкли воспринимать именно как язык, на котором командуют безмолвным стадом.
Тощий сделал звук, идущий из динамика, тише и, как и в первый раз – стал переводить. Голос его настолько был похож на голос комментатора, что толстый невольно покосился на тощего. Убедившись, что на том не появилась чёрная форма с серебряными пуговицами, с облегчением вздохнув, повернулся к экрану.
На экране, люди в белых халатах демонстрировали резвых грызунов. Аккуратно прикасаясь к едва заметным проводкам, торчащим из-за крысиных ушей, «врачи» что-то бурно обсуждали, иногда поглядывая в направленный на них объектив камеры.
Вот, крысы водворены в просторный вольер. Места в вольере достаточно всем. С одной стороны вольера, вдоль стеклянной стены тянутся кормушки и поилки, а с другой стороны, примерно на уровне головы крысы, расположен толстый кабель, от которого отходят вилкообразные клеммы. Они устроены так, что почему-то сразу догадываешься об их назначении. О назначении принимать контакты, торчащие из головы крысы. Вдоль стенки, возле каждой пары клемм лежит небольшая порция приманки.
Обследуя новое для них помещение, крысы время от времени натыкаются на приманки, лежащие под клеммами. Но войдя с клеммой в контакт, они тут же отскакивают (как от удара током) и некоторое время выглядят растерянными. Потом, придя в себя, они продолжают вести себя как обычно, но уже держатся от стены, на которой расположены клеммы, подальше.
Комментатор поясняет, что корм, лежащий под клеммами, очень сильно отличается качеством от того, который мы можем видеть в кормушках на противоположной стене вольера. Отличается не в лучшую сторону. Таким образом, необычное (комментатор подчёркивает слово «необычное») ощущение, возникающее во время контакта электродов, расположенных за ушами у крыс, с токонесущими клеммами и низкое качество приманки, заставляют крыс держаться от «опасной» стенки вольера подальше.
Со временем, освоившись в вольере, крысы начинают вести себя - как крысам и положено. Они создают иерархическую пирамиду, они кормятся, совокупляются и вообще, похоже – вполне довольны жизнью.
Однако корм в кормушках постепенно кончается. Вода продолжает поступать в поилки расположенные на той же, что и кормушки стенке вольера, но вот с кормом… дела с каждым днём всё хуже.
Самые смелые (или самые глупые) из крыс начинают вылазки в «запретную зону». Некоторым крысам ничего другого не остаётся, так как их статус слишком низок для того, чтобы безнаказанно появляться около безопасных кормушек.
Но вот кормушки опустели. Оглашая лабораторию душераздирающим визгом, несколько крыс прощаются с этим светом и становятся кормом для самых сильных особей.
Однако каннибализм этот продолжаться до бесконечности не может, ведь в вольере остались, только умеющие за себя постоять, крысы.
И вот мы видим как одна из крыс, видимо уже испытавшая на себе эффект от соприкосновения с клеммами, пытается осторожно подобраться к «необычному» корму.
Она несколько раз (получив разряд) отпрыгивает, но, в конце концов, «ложится» электродами на клеммы и... замирает.
Слабый, слабый ток, поступающий по электродам в ответственный за удовольствие участок мозга, полностью избавляет крысу от тягот и лишений жизни в вольере.
Мы наблюдаем: неконтролируемое истечение мочи и… прочие, больше неконтролируемые мозгом, функции организма.
Однако крыса, лежащая с закрытыми глазами, без признаков активности, сразу становится добычей тех, кто ещё не вкусил «прелестей» полной удовлетворённости. Стоило только одной из крыс замереть, прислонившись электродами к клеммам, как на неё тут же набросились голодные сородичи.
Мгновенно придя в себя крыса, с невероятной быстротой, разделывается с самыми, на её взгляд опасными противниками, и… тут же снова ложится электродами на контакты.
Пока поедаются убитые и раненые, мы можем наблюдать странное разделение крысиного сообщества на два лагеря. Некоторые из крыс в трапезе не участвуют. Они, осторожно приблизившись к «опасным» кормушкам, обнюхивают вилкообразные контакты. Потом аккуратненько пробуют приложиться к ним электродами, торчащими из-за ушей как рога и, в конце концов, закрыв глаза - замирают, как и самая первая крыса.
Комментатор радостно сообщает, что на четвёртый, максимум на пятый день, сердце крысы перестаёт биться.
- Обезвоживание! Обезвоживание и, как следствие - самоотравление организма продуктами распада белка, - сообщает комментатор и, с той же интонацией, его слова переводит тощий. – Но самое интересное, - продолжает он, - что крыса даже не заметила, что уже умерла! Умерла удовлетворённой!
Перекрывая голос за кадром, тощий, уже почти кричит: - Можно сказать, что она умерла счастливой!
Фильм продолжается, и мы видим, как врачи вскрывают трупики крыс, как они о чём-то спорят, что-то доказывают друг другу, водя указкой по огромным таблицам, висящим на стене.
Комментируя происходящее на экране, тощий выглядит совсем как один из «врачей», проводящих эксперимент. Глаза его горят, он постоянно жестикулирует, и вообще, похоже, относится к эксперименту как к своему детищу.
- Они догадались! – сладострастно произносит тощий. – Они догадались, что полное удовлетворение не просто возможно! Оно доступно! Оно доступно каж-до-му! Даже никогда не испытывавшее радостей секса существо – навсегда от сексуальных утех отказывается, если есть возможность - возможность просто стать счастливым!!! При условии… при условии… - в голосе тощего появились нотки сомнения. Он ненадолго задумался, но вспомнив, что его слушают, быстро собрался и спросил:
- Скажите, а вы… То есть - у вас никогда не было тяжёлых травм головы?
- Что вы! Ничего подобного! Я вообще, если так можно сказать, произрастал с детства в тепличных условиях. А что? – заинтересованно спросил толстый.
- Просто боюсь что-нибудь упустить. Дело-то новое, сразу всё учесть. Тут привычка нужна. И опыт. Ну да ладно! - тощий заметно повеселел. - А на чём я, простите, остановился? – спросил он.
- На возможности стать счастливым. – Ни на секунду не задумавшись, ответил толстый.
- Да! Так вот…. Это возможно при условии, что у человека не повреждён nucleus accumbens, активность которого возрастает в тот период, когда человек испытывает удовольствие. Не повреждён… ну, в результате травмы, например.
- А что это ещё за… нуклеус? – перебив тощего, спросил его гость. Было видно, что он боится незнакомых слов и понятий, из чего тощий сделал вывод, что сидящий перед ним человек ни разу в жизни сам не принял ни одного серьёзного решения, а полагался лишь на всяких управляющих, ответственных за то, да за сё в его хозяйстве.
- Nucleus accumbens - это... Это участок мозга, отвечающий за удовольствие. Там выделяется дофамин. Гормон, то есть. Дофамин это – название гормона, а nucleus accumbens – центр подкрепления. Стимулируя его слабыми токами, исследователи добились, как вы видите, потрясающих результатов. Оказалось, что все наши пыхтения и старания в борьбе за личное счастье, ровным счётом - ничего не стоят! Оказалось, достаточно нажатия на кнопку и, - он улыбнулся – и человек счастлив. И не просто - счастлив, а удовлетворён по всем статьям!
Тощий вытер платком лоб и, немного успокоившись, стал наблюдать за толстым. «Похоже он мой» - подумал тощий.
Между тем на экране объектом эксперимента были уже не крысы... Люди, сидящие перед камерой, олицетворяли собой... нет, не осчастливленных представителей племени Homo Sapiens... Они олицетворяли... полную потерю самих себя, разума и чувств.
Мокрые штаны, отвисшие губы, стекающая по подбородку слюна – вот, чем обернулось для них... удовлетворение. При попытке избавить их от проводов, которые некоторые из испытуемых прижимают к голове руками – люди ведут себя по-разному…. Некоторые начинают плакать и умолять «врачей» не отнимать у них провода. Другие же ведут себя агрессивно. Причём телосложение агрессивно ведущих себя испытуемых, никак не соответствует их физической силе. Мужчина, выглядящий как жертва дистрофии, с такой лёгкостью разбрасывает крепких эсэсовцев, что им приходится его застрелить. Сидящие вокруг «удовлетворённые», никак не реагируют ни на звуки борьбы, ни на выстрелы. На их лицах одно и то же выражение - маска без эмоций.
А вот, мы видим итог…. Те же врачи, но уже в прикрывающих дыхательные пути марлевых повязках и в толстых резиновых перчатках на руках, вытаскивают из кресел «отработанный материал» - трупы людей.
- Эти люди, - говорит комментатор, - не заметили переход от бытия к небытию.
- Можно сказать, что они умерли счастливыми! – снова повторяет понравившуюся фразу тощий. - Хотя для них смерть так и не наступила, - продолжает он, - пока они плавно, как пух, падали в бездонный колодец наслаждений, смерть нежно подхватила их, и…. – Он делает рукой несколько круговых движений, и штопором ввинчивает палец вверх, что должно означать – уход из жизни.
Похоже, что фильм подходит к концу. На экране – представители военного заказчика идут в сопровождении «врачей» вдоль застеклённого павильона, где в креслах десятки людей сначала - прощаются с человеческим обликом, а затем и с жизнью.
Люди в белых халатах с воодушевлением рассказывают военным о своих успехах.
- Открытие века, - произносит голос за кадром. – Это не какой-нибудь наркотик, требующий всё время новых доз, и причиняющий человеку как физические, так и душевные страдания и, в конце концов – мучительную смерть. Нет! Это открытие позволяет человеку, без вмешательства какой бы то ни было химии – уйти из жизни полностью удовлетворённым.
Старший офицер из группы заказчиков кивает, о чём-то спрашивает, снова кивает и, наконец – «солнцеподобная» улыбка, явно взятая на прокат у самого фюрера, рукопожатия, нацистские приветствия «врачей», офицер с серьёзным лицом вскидывает руку, отвечая на приветствия, титры под бравую музыку и – конец фильма – орёл с распростёртыми крыльями, оседлавший свастику.

Когда фильм заканчивается, тощий включает в помещении свет и, нервно потирая руки, встаёт перед толстым, заглядывая тому в глаза.
- Ну, обнаружили вы, наконец, то, что вас... то, что на вас...
- Мерзость! – резко произносит толстый, разбрызгивая слюни.
У тощего сжимаются кулаки.
- Мерзость! – опять повторяет толстый. – Но... но... это ведь единственный выход, да?
Лучезарно улыбаясь, тощий произносит:
- Да! В наше время, это - единственная возможность - испытать всё, ради чего человек рождается на свет! Рождается, и... не может прожить полноценную жизнь, потому что законы морали загоняют его с самого рождения в такие жёсткие рамки.
Немного подумав, и дав толстому время осмыслить сказанное, тощий осторожно, вкрадчивым голосом спрашивает:
- А вы ведь... уже о другом способе решения проблемы неудовлетворённости подумывали.
Толстый встрепенувшись, хочет что-то сказать... Но потом расслабляется. Растекается всей своей тушей по креслу и, глядя куда-то вниз, тихо произносит:
- Да... А что мне оставалось делать?.. Мне уже за тридцать, – говорит он уже немного громче. – Мне уже далеко за тридцать, а что я в своей жизни видел кроме насмешек сотрудников на работе и порнографических журналов дома!
Он поднимает глаза от пола, и его взгляд по-настоящему… пронзает тощего.
- Я даже услугами проститутки не смог воспользоваться... так мне было стыдно за своё безобразное тело...
Тощему, впервые, становится жалко это странное существо, к которому из-за его полноты трудно относиться как к полноценному человеку.
- Ну-ну... Будет вам... Мы же не в каменном веке живём...
Как бы вспомнив, где он находится, и что он здесь не один, толстый, вынырнув из глубин своего несчастья, совершенно нормальным голосом спросил:
- А что, были у вас... эти... ну, пациенты до меня?
Тощий садится напротив и, глядя прямо в глаза собеседника, говорит:
- Я был первым и... пока... единственным, как вы изволили выразиться – пациентом.
Глаза толстого широко раскрыты. Он явно не может поверить.
- А… - с трудом произносит он. – А как же... вы из этого... выбрались?
Хитрющая улыбка озаряет лицо тощего.
- Таймер! – быстро произносит он.
- То есть?..
- Таймер! – повторяет тощий. И видя, что собеседник не понимает его, поясняет:
- Таймер отключил всё оборудование и включил систему его уничтожения, чтобы я не смог снова... подключиться.
Откинувшись в кресле, толстый рассматривал сидящего напротив человека как некое чудо. Как что-то, во что трудно поверить.
Потом он закрыл глаза. Посидев так некоторое время, пришёл в себя и спросил:
- А зачем вам деньги? Зачем вам мои деньги, если... если вы сами можете...
- Без таймера? – весело спросил его тощий.
Толстый кивнул и бросил взгляд на пачки денег, которые он по договорённости принёс наличными.
- Всё очень просто! Таких как вы, простите – очень много. А таких, как я – всего лишь я один.
Он некоторое время помолчал, пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова на собеседника.
- Мне нужны деньги, чтобы поставить... э… поставить производство... счастья на широкую ногу. Чтобы, в конце концов, решить проблему, терзающую человечество столько веков.
Он побарабанил пальцами по столешнице.
- Ведь кто-то, когда-то, должен же был решить эту проблему. Проблему неудовлетворённости. – Закончил тощий.
- Да, – задумчиво глядя на пачки денег, сказал толстый. – Этих денег не хватит.
- Ну, я надеюсь, что вы не последний мой... пациент.
- А знаете что!? – вдруг, неожиданно оптимистичным тоном сказал толстый. – Я хочу оставить хоть какой-то след!
- Да-да, я вас внимательно слушаю.
- Если у вас всё получится... Если вас не привлекут...
- Не надо. Я суеверен...
- Нет! – Глаза толстого горели, он был явно впервые в жизни сильно возбуждён чем-то, действительно для него важным. – Нет-нет! – повторил он. – Я о хорошем...
Они оба были поражены этим словом, этим неуместным, казалось бы словом, прозвучавшим здесь.
- Меня ведь Гарри зовут...
- Ну да… – ничего пока не понимая, сказал тощий.
- Я вот о чём хотел вас попросить...
Толстый явно сильно нервничал, куда сильнее, чем в самом начале встречи.
- Не могли бы вы сделать так, чтобы моё имя как-то отражалось в названии вашего дела... Чтобы оно как-то... фигурировало...
Тощий взял его потные, терзающие друг друга руки в свои ледяные ладони и, глядя прямо в глаза, сказал:
- Именно так и будет. Это - я вам пообещать могу.

Через пять лет центр «Следом за Гарри» стал популярнее всех кинозвёзд и богаче чем «Майкрософт». Филиалы центра появились даже на островах, которые были обозначены не на всякой карте.
Правительства почти всех стран ушли в отставку. Границы государств остались только на бумаге. Войны прекратились. Воцарившийся строй – не имел названия, так как точно сформулировать и описать происходящее никто не мог. Население планеты сократилось почти втрое и продолжало сокращаться.
Люди уходили и уходили следом за Гарри.