ФИКУС
Он стоял на широком подоконнике в ажурном белом вазоне. Его руки-ветви и ладони-листья выражали безысходность. Что ему ещё оставалось? Его ноги превратились в корни. А тем, что должно быть глазами, удивлённо рассматривал он комнату и всё, что в ней находилось.
— Да, я Фикус! Бред какой-то, но это так. И всё же я неплохо выгляжу, несмотря ни на что.
Он любовался на своё отражение в зеркале большого белого шкафа, встроенного в стену. Стены покрывали гобелены викторианской эпохи. На пушистом персидском ковре, устилавшем комнату, стоял столик, расписанный золотым узором. На его стеклянной поверхности в хрустальной вазе благоухали большие белые розы. Подсвечник с двумя свечами добавлял изысканности интерьеру. Чувствовался утончённый вкус хозяйки.
На миниатюрном диванчике в глубине комнаты сидела молоденькая девушка. Золотистые волосы плавно огибали её стройную фигурку. Она покачивалась под звуки романтической мелодии, которая лилась из открытого окна. Глаза цвета моря мечтательно смотрели — мимо Фикуса — на рубиновый закат.
«Где же ты, мой друг?» — печально думала она. И ей вспомнился тот ужасный вечер, который разрушил её счастье.
* * *
Ожидая своего любимого, Вероника и не заметила, как уснула. Вдруг девушка резко проснулась от сознания близкой потери. Ей стало страшно. Сердце подсказывало недоброе. И она чувствовала это. Предположения, где он, могли быть самыми разными, но Вероника никогда не могла бы себе представить, что именно в этот момент Антон её предаёт.
* * *
— Быстро же ты забыла меня! Красотка! — бурчал про себя Фикус. — Ну и дурак же я был тогда, когда оставил тебя в ту ночь одну. И чем всё это закончилось? — неистовствовал он.
От пережитого воспоминания у него печально опустились руки-листья, и голова-верхушка склонилась в сторону девушки.
— Я люблю тебя! Вероника! — пытался закричать он.
Но любимая услышала только шелест листьев.
«И почему ЭТО я понял только сейчас, когда между нами ничего больше быть просто не может? Как странно нами распорядилась судьба и высший Он».
Девушка встала.
«Да, да, полей меня! Может, мне лучше будет», — обрадовался Фикус.
Но Вероника направилась к столику: одна свеча догорела. Девушка заменила истлевшую свечу новой и только потом взяла хрустальный кувшин с водой и подошла к Фикусу.
«Ну вот, скоро, ты и меня заменишь, как эту свечку», — грустно подумал он, но от соприкосновения ладоней-листьев с ладонями девушки ему стало уютно и тепло. Вспомнилось, как когда-то он держал её тёплые руки в своих сильных руках. Как было им хорошо вместе! И как легко растаяло их счастье! Одна лишь ошибка, оказавшаяся роковой. Предательство взаимной любви. Тонкое чувство.
* * *
В ту злополучную ночь он веселился с друзьями на берегу Чёрного моря. Богатенький красивый юноша. Спиртное, девочки, азарт вскружили ему голову. И вот они, пьяные и весёлые, бегут к воде.
— Кто быстрее доплывёт до буйка? — кричит, смеясь, Антон и машет полупустой бутылкой коньяка, пытаясь при этом отхлебнуть из горлышка.
Тёмное небо грозно нависло над головой. Морские волны переваливались, словно большие чёрные змеи, путались между собой. Антона словно парализовало — то ли от страха, то ли от количества выпитого. Он вдруг почувствовал, что не может управлять своим телом, и начал погружаться с головой в воду. Юноша тихо шёл ко дну, пытаясь всем онемелым неведомо от чего телом барахтаться. А в глазах была она…
— Ты предал нашу любовь, — разочарованно говорила она. — Зачем? Ради чего?
Потом он увидел себя, словно со стороны: его несчастное тело плавно уходило ко дну.
— Дурак, я даже не мог сопротивляться. И мне помогла моя Мама. Она уже была ТАМ несколько лет. Я успокоился. Согласился с происходящим. Мамочка мне указала путь к Нему. Он дал мне новую жизнь. Но чтобы пройти через всё это и так глупо попасть в квартиру к своей же девушке, которую предал, — на подоконник в виде Фикуса?! А что теперь делать? Попросить, чтобы выбросила в окошко? Кого попросить? И как? Его! А какой у фикусов век? Триста лет! И что потом? Двенадцать душ на одно место? Конкурс? На кого? Каковы вакансии?..
* * *
— Лопушок ты мой, — ласково шутила девушка, поглаживая широкие листья
Фикуса ладошкой.
Но тут из-под пушистой розовой подушки, в виде сердца, послышался мелодичный вальс, и Вероника с загадочным блеском в глазах устремилась к мобильному телефону.
Фикус подумал: «Лопух я, а не лопушок. Был я или нет? Думал, что без меня жизнь закончится, а ничего не произошло. Всё идёт своим чередом. За ошибки в жизни нужно платить, иногда даже самой жизнью».
* * *
Прошло пятьдесят лет.
Они стояли на широком подоконнике в ажурных белых вазонах. И это лучше, чем на кладбище — под чёрной мраморной плитой.