мемуары черной барыни

Луша Галушкина
Город, в котором я живу - уютный, тихий.
На картинах и  фотографиях  столетней давности он выглядит почти таким же, как сейчас.

Вот Соборная гора ведет к площади, которую окружают торговые дома. Раньше здесь был базар.
Стояли лошади, а к мордам были привязаны торбы   с  овсом. На телегах горками лежали яблоки, картофель, репа, рядом кадушки с огурчиками и грибами. Над площадью раздавался звон колокола стоящего рядом Собора.

Базар убрали. На его месте находится площадь Партизан с Памятником, на котором выбиты имена погибших во время войны. Сейчас в домах лавочников, которые   окружали  базарную  площадь,  находятся    административные здания.

 
Пруд недавно  почистили   в  нем   плавают  гуси   и   утки.     На  фотографии    Покровской   улицы  стоит  городовой,  почта, дом начала девятнадцатого века в стиле ампир. В нем до сих пор живут люди. Первый этаж у него кирпичный, он наполовину вошел в землю. Второй этаж сохранился хорошо. Жители называют его "домом черной барыни".
 
Мне очень хотелось узнать, что за черная барыня жила в этом доме? Но в городе ничего о ней не знали. Однажды моя знакомая, которая живет в этом доме, ломала изразцовую печь, и нашла в ней тайник. В нем лежали крестик, рисунки, исписанные бумаги.
Я стала их читать...

Последний ночлег на почтовой станции. Завтра к вечеру буду дома. За ночлег заплатила полушку, за ужин деньгу. Неожиданно встретила Петра Петровича. Он едет в Москву и все еще печалится о сыне, который погиб при сражении у Бородино. Если отчизну защищают такие славные сыны, значит можно гордиться такой родиной. Крах наступает тогда, когда некому защищать свое отечество. Так случилось с Римской Империей.

Сегодня гороховница.
С утра на поле с горохом закосили делянку, связали копну и с песнями принесли во двор. Батюшка с иконой брызгал на горох святой водой. Потом все уселись за длинный стол и угощались кашей из гороха, гороховыми блинами и кислым молоком.
Детям с вечера приготовили подарки. В расписные кувшинчики насыпали сухого гороха, залили водой и поставили в печку. То-то радости и восторга было у них, когда каждый из них получил кувшинчик с горохом, политый медом.

Вчера приезжала Ш. в открытом экипаже в две лошади. Волосы коротко стрижены, одета была в простое платье. То-то будет обсуждение её местными кумушками, которые и грамоте не обучены, но которых охотно берут замуж, потому что они не смогут писать любовных записок.
Мы с ней устроили пир музыки и танца. Она на гитаре выводила мелодию и ритм моих предков, играя сонаты Скарлатти.
Я не удержалась, распустила волосы и закружилась в танце.
Вечером она много рассказывала о своем племяннике, оставила его стихи:
"Под кровом сельского Пената,
Где все красуется, все дышит простотой,
Где чужд холодный блеск и пурпура и злата, —
Там сладок кубок круговой!"
Это перевод Горацио. Многие в его возрасте занимаются стихосложением. Получится ли из Феденьки поэт? Одному Богу известно.
Пойду зажгу лампаду.


Приходила жена конюха вся в слезах. Падала мне в ноги, и говорила, что муж перестал её бить. А раз не поучает - значит и не любит. Просила, чтобы я его вразумила.
Передала я ему просьбу жены. Вечером, проходя мимо их окон, видела, что она бранила его - он сначала молчал. Когда она стала ногами топать и кричать, он схватил ее, бросил на пол, и взял в руки вожжи. Я убежала и всю ночь не спала...
Что за нравы в этом городе!
Сегодня с утра она благодарила меня, была очень счастливой.

Читала в беседке поэму  Джона Китса «Ламия». Ламия - это змея, принявшая образ женщины и влюбившая в себя юношу Ликия. Жили они во дворце и были счастливы. Но философ Аполлоний раскрыл обман. Ламия  исчезла,    а  Ликий   умер.
Я  отложила  книгу. О,  бедная  Ламия.  О  бедный  Ликий. По   лжи  можно  только  скользить,   но   устоять  на   ней   нельзя.  Ложь,  какой  бы   она   не   была,  разрушит  даже  самую  сильную  любовь.  Об  этом  говорит   Китс.  Но   всегда  ли   нужна  правда?  В   поэзии,  в   фантазии  она   не   нужна.  Об  этом  тоже  говорит  Китс. Надо  дать   почитать  Анне  Б.  А  потом   поговорить  о  воображении,  правде  и  поэзии  в   творчестве. 

На прогулку я выехала ранним утром. Ветер разогнал тучи, но было сыро, мозгло. Мимо окна кареты проплывали карликовые березы, отвязанная лодка на середине реки, длинные ветки ивы в воде, лосиный брод, излучина реки и плес песчаный. Звонили во все колокала в городе, когда я подъезжала к Висельной горе. Туда уже бежал городской люд. "Гони!" - крикнула я кучеру. Но лошадь уткнулась в толпу и остановилась напротив плаца. Одного арестанта привязывали к врытой в землю доске. Кажется, - она называется "кобылой". Человек десять в деревянных кандалах ждали порки в стороне. Перед ним прохаживался палач, рябой, мускулистый с кнутом в руке в красных шароварах. Плац был окружен казаками. В это время рядом с каретой спешился лейб-гвардии поручик лет двадцати пяти. Его нельзя было назвать красавцем, обыкновенное лицо, но с тенью внутренней муки. Мне показалось, что не арестантам, а ему нужна Голгофа, терновый венец, капли крови на спине и слезы искупления. "Князь О". - сначала сказал, а потом кто-то чихнул рядом с каретой.
Мне не хотелось слышать свист кнута, стоны казнимых, видеть, как палач после каждого удара будет смахивать с кнута горсть крови.
Я вышла из кареты и пошла вниз по дороге, меня трясло.

У графа Андрея Ивановича, где я обедала на другой день, звенели шепоты и пересуды о князе О.
Бормотали глубокие декольте, шипели кружевные перчатки, картавили оголенные плечи, лепетали воланы, скрипели перетянутые талии, роняли слюни холеные бороды.
Граф, балагур и весельчак, был задумчив и угрюм. Как же хороша его дочь Наталья Андреевна! Красавица, нельзя налюбоваться ею. "Ах, перестаньте, перестаньте! Он благородный, он честный! Вместо брата стрелялся на дуэли. Да, замолчите, замолчите все. Папенька, ну скажите же что-нибудь, ну скажите", - повторяла она.
"Свадьбы не будет, этак он и моим крестьянам вольную даст, мальчишка. В Римской Империи рабов, отпуская на свободу, давали пощечину, князь же всех нас отхлестал по лицу," Стало  невыносимо  тихо  и   душно.   Слышался треск оплавленных свечей.
 Я посмотрела в окно. В луже дрожал одинокий лист клена.

Александр с оказией прислал письмо и "псише". Ножки высокие, а зеркало на подвижной рамке. Крутилась перед ним во всех своих нарядах, и не только в них. Рассмотрела себя с головы до пят. Весь день мелькали то этруский орнамент, то кашемировые шали, то платье от портного Леруа, то локон, то античная камея, то жемчуг, то декольте, то шмиз с готическим рисунком. Ах, Александр, Александр! Какой дивный подарок к именинам.
"Псише" - Psyche греческое, душа, дух. А еще Психея - Богиня Души. Как удивительно у Апулея из союза прекрасной души и плоти рождается радость, жизнь, наслаждение.
Я так увлеклась подарком, что забыла про письмо. Ах, мой ангел, простите. Сегодня все силы небесные соединились, чтобы осчастливить меня. И мне жаль, что вы не можете сегодня быть со мной. Но даст Бог скоро свидимся. Завтра в Аннино и сразу в Москву, мой ангел.

Звонили к обедне, когда я приехала в Аннино.
Аллея из могучих лиственниц вела к двухэтажному многоокому дому, обработанному белым и красным рустом, с циркулем и угольником на фронтоне. По всему саду были разбросаны обтесанные камни в виде кубов, покрытые тайной патиной времени. Свяжут ли эти камни кафинскими узлами и построят из них вселенский храм, или все канет в лету.
Хозяйка поместья Анна Васильевна Х., в голубом платье из прошлого века, на котором были вышиты золотой нитью веточки акации, встретила меня в библиотеке и подала мне письмо.
«Почтой не отправляйте, только через знакомых или сами отвезите мужу, код для прочтения у него есть. Это письмо очень важно для него, он должен получить его как можно быстрее. А сейчас пойдемте, мой друг, пить чай, хотите - отобедаем вместе?» Мне надо было торопиться, назавтра я собиралась выехать в Москву, а от чая не отказалась.
В столовой простенки занимали этажерки, заставленные сервскими и саксонскими сервизами из фарфора, русской посудой из золота и серебра. У глухой стены стоял буфет с ручками и накладными медальонами из бронзы. Стол был накрыт льняной скатертью. На ней были разбросаны лепестки роз, белых и розовых. Между ними - хрустальные вазы с вареньем, конфектами и фруктами. Два серебряных чайника - один для заварки, другой с кипятком стояли на расписном подносе. Горкой лежали пирожки, ватрушки, булочки. Мы пили чай и беседовали о неурожае льна, о дождливом лете, о наших общих знакомых.
А меня не покидали тревожные мысли. Я чувствовала, как они обволакивали меня густой вуалью. На прощанье Анна Васильевна подарила мне пятиконечную звезду с розово-белым крестом в середине.

Пишу у сестрицы в Звенигороде. Думала к ночи буду в Москве, но захромал конь, подкова слетела, копыто стёрто. Надо лечить, и надо срочно в Москву, -Александр ждёт. Какой радостной была встреча с сестрицей, мы так редко с ней видимся. Проговорили всю ночь. К утру она заснула, а я пошла бродить по саду. Капли росы с листьев звенели осенью. Падали яблоки в лад звонарям. Захотелось молиться. Бегом, бегом в церковь, где крестили меня, сестрицу, отпевали маленького Николеньку. Не успел доктор к  Николеньким дифтеритным плёнкам, долго со мной провозился. После этого мама перестала ходить на службы, молилась в приделе одна с иссохшими губами, никого не замечая. Меня и сестрицу забрала к себе тетушка. Ах, мама, мама, я помню твои руки - зимой -тепло, а летом прохладу, песни на непонятном языке, зимой -тепло.   От твоих колен на полу церкви остались две ямки. Раньше они  мне  были большими, сейчас в самый раз. Я опустилась на колени и молилась за что было, есть и будет. Сестрица нашла меня в слезах и отвела спать.

Сегодня Иван Постный. Пост длится всего сутки, но очень строгий. Нельзя есть ничего круглого, варить щи из круглого капустного кочана, срывать яблоки, копать картофель, собирать клюкву и бруснику. Говорят, что леший водит в этот день. А он умеет звать человека голосом знакомого, ребенка. Садовник рассказывал про своего отца, что стал тот яблоки в этот день срывать. Вдруг слышит дочь его зовет, пошел он на голос, а тот удаляется и о помощи просит. Он побежал и не заметил, как в лесу оказался. То с одной стороны голос слышится, то с другой ржание лошади, а то вдруг коренья завоют. Тут только садовник сообразил, кто его в лес зазвал, да забавляется. Снял он обувь, перестелил стельки с пятки на носок, поклонился лесу-батюшке, обнял березку, а сам молится, чтобы ушел леший от него. Тут и увидел, что кто-то вприскок между деревьями побежал, только трава зашелестела. У него пелена с глаз спала, увидел он знакомую тропинку и по ней пришел к усадьбе. С тех пор в этот день никто яблок не рвет и в лес не ходит.
Ах, эти милые народные поверья! Я всегда трепетно отношусь к ним, ведь не спроста же они были придуманы,
Надо написать письмо Александру, чтобы он из Москвы прислал образцы кретонов для спальни.

На вечерней службе прихожан было мало. Мужчина держал сына на руках, а тот обнял его, положил голову на плечо и сладко спал. На улице бушевала гроза, молнии летали по всему небу, грома не было слышно из - за толстых стен. блажен муж, иже не иде на совет нечестивых", и в это время время раздался треск разбитого стекла и перед иконостасом проплыл, разбрасывая оранжевые искры шар, покрутился перед дьяконом, с порывом ветра вылетел в окно, ударися о колокольню, раздалось бумммм, и шар рассыпался. Прихожане сначала онемев, а потм толкая друг друга потянулись к выходу. Только мальчик тихо посапывал.

Накануне ездили в Лужецкий монастырь. По пути заехали к Мари Тучковой. Она живет на краю Семеновского редута, где погиб её муж. Сразу же после сражения она несколько суток с монахом искала его тело. Потом продала все свои драгоценности, и на месте гибели начала строить храм.
Мы с ней долго смотрели, как в небе на юг летели журавли... Значит осень будет короткой и вскоре ляжет снег.

Снимали зимние сорта яблок. Начали с нижних веток. Ладонью брали только созревшие яблоки и указательным пальцем отделяли от плодоножки.
А ночью приснился сон, что я была Помоной. И укладывала яблоки в корзины с мелкой стружкой. Вдруг ко мне подходит покойная матушка и говорит, чтобы я вышла замуж за Вертумна. Я так была рада её видеть - хотела обнять, но она превратилась в лошадь донского и стала фыркать розовыми ноздрями. Уши у лошади были отрублены, на веках сидели мухи. Вдруг голова заржала, оскалив зубы.
Я проснулась и долго не могла заснуть. Надо завтра заказать в Соборе поминальные молитвы.

Люблю я слушать разные истории о нашем городе. Вот какую быличку о юродивом рассказал мне садовник. Был в нашем городе монастырь. Дружно жила братия монашеская, молилась, защищала город с севера, когда враг к городу подходил. Только вдруг смута случилась в монастыре. Перестали монахи в церковь ходить. Во время службы по кельям сидят, отговариваются, у кого голова болит, у кого видения в церкви начинаются. Пригласили попов со всех церквей города, а их было двадцать две, читали они псалмы три дня и три ночи. Не помогло. Вот и всенощная идет перед Ивановым днем, а церковь пустая. Вдруг дверь открывается, и старец заходит нагой, середина тела закрыта тряпицей, железная цепь на шее. Встал на колени, долго молился, а потом сказал игумену бить в колокол. На звон прибежали все монахи, ропщут, в церковь не заходят. Снял старец икону Георгия Победоносца и бросил её к ногам братии. Разлетелась икона на мелкие кусочки, а на каждом кусочке черт морду корчит. Два года прожил он в монастыре. Не имел он ни кельи, ни постели, ни изголовья, спал на земле за хозяйскими постройками монастыря, питался хлебом да водой. Никто не знал, откуда он пришел и как его имя. Монахи побаивались его. Если кого за ухо возьмет, да с такой силой крутанет, - значит, каяться надо. Больше всех игумену доставалось. Только вдруг на том месте, где спал, начал он яму копать, днем и ночью копал. На сороковой день дождь пошел, лил как из ведра. Когда дождь кончился, подошел старец к яме, а там ни капельки нет воды. "Неподобные дела творятся в городе, не спасет вода", - сказал он и ушёл.
Через год город  сгорел   при осаде польским войском,  монастырь был  уничтожен.
Через  несколько  лет  на   его  месте  образовался  пруд.
Господи, прости, спаси, помилуй, сохрани.

Во   время  прогулки  за  город  наткнулись  на  развалины.   А вокруг  травы, цветы и тишина, уходящая в высь, в вечность, в безмолвие, так, что слышно молчание в пролетающей паутине, в мертвой осе,  в толстом слое пыли на развалинах. Что бывает тише прошлого? Только прошлое. У него нет слов - рассказать о себе.

Днем читала "Моральную философию" Тезауро.
А вечером смотрела на звезды в трубу. И подбирала метафоры из его текста созвучные моему настроению.
"звёзды являются наиболее плотными и непрозрачными частями эфирного пространства, которые, отражая лучи солнца, становятся светящимися"- слишком умно.
" звёзды - священные лампады вечного храма Божия" - величаво.
"звёзды - светлячки, порхающие в синеве небес" - смешно.
"звёзды - печальные лики пылающей огнями траурной капеллы на погребении солнца" - грустно.
"светящиеся дыры небесного решета" - очень забавно.
"звёзды - блестящие цветы садов блаженных" - радостно.
Вот с этим радостным настроением и ухожу почивать.

Пришло письмо от князя Долгорукова, - приглашает знакомиться с женой. Наконец -то он женился. Люблю я бывать в Волынщине. Имение старинное, так много жившее, и сейчас живущее сильно. Там историей окованы ступеньки, стены, выступы, закоулки.
Дмитрий Донской отдал за Боброка сестру Анну и в приданое это село, по соседству со своей загородной резиденцией.
Ах, какой же он был храбрый Дмитрий Михайлович Боброк Волынский и мудрый, потомок Святополка. Забыли про него, совсем забыли про его славные походы во главе московского воинства. Ведун, говорили про него, колдун. Он понимал вой волка, разговор птиц. И перед Куликовской битвой увидел зарницы над нашими войсками, а припав к земле, услышал голоса двух женщин. Одна причитала и билась о землю, а другая рыдала в скорби и печали. "Мы одолеем врага, но многие погибнут, - сказал он Донскому. Так оно и вышло.
В Волынщино! Волынщино!

Покров прошел, а погоды нас радуют, - тепло и солнечно. Последние деньки. Скоро завьюжит, занесет все снегом, и солнышко спрячется на долгие зимние месяцы.
Сегодня гуляла по саду, проверяла все ли готово к зиме. И на ветке ивы увидела свисающие петлей качели, а рядом - досточка. И пока никто не видел, положила досточку, разбежалась, оттолкнулась и полетела вперед и ввысь.
Сердце так сильно зажмурилось, что я выше ручья, и поля за ним. А потом резко вниз, глоток воздуха и в синее, синее небо...и расставив широко руки падаю в белое облачко, и назад в воспоминания, и в довоспоминания, которые не помнишь, но это уже было. И пруд, и сад, и голос няни, и ты из этого вырос и летишь к небу, к облачку и не знаешь, что там будет.
Но ветка ивы затрещала, стала клониться и обломилась. Я упала вместе с ней. Прибежал садовник и конюх, подняли меня. Они охали, а мне было смешно. Вечером пришел доктор и велел на ушибленное колено прикладывать бодягу.
Так и в жизни, очаровываешься, а потом оно уходит, исчезает, испаряется, остается привкус разочарования.
Спать...спать...спать...перо падает из моих рук.

Снился сон...солнце померкло, откуда-то сверкнул яркий луч, который осветил храм, а там средь миртовых кустов почтенный муж сидит с открытою главой, и вдруг я к нему подхожу в одеждах изо льна, сей муж бумагу подает, а в ней написано, что за первым поворотом хмель к жердинкам прививается; за вторым - ярая пшеничка стелется; за третьим круторогая коровушка на пуховой травке нежится с резвым маленьким теленочком.
И вдруг у почтенного мужа отвалились уши, а сам он стал уменьшаться и превратился в белого гнома. Закричала я и проснулась нет не от страха, а от ощущения нового и необычного. Горела лампадка, я перекрестилась и подошла к окну. На улице была тишина вместо шороха и шуршания, белизна вместо черной разорванности. Выпал снег.
Утром кухарка смешала снег с солью и приложила к ноге, - сначала жгло колено, а потом боль утихла. Ох, уж эти народные средства, лучше всяких докторов.

В прошлогодних "Московских ведомостях" прочитала заметку:
"Греческий крестьянин с острова Мелос копал землю. Вдруг его лопата натолкнулась на что-то твердое. В другом месте - тот же результат. Он стал раскапывать и обнаружил каменную нишу около пяти метров шириной. В ней лежала фнтичная статуя из мрамора. В левой поднятой кверху руке она держала яблоко, а правой придерживала ниспадавшее от бедер одеяние. Это была Венера."
Что он будет с ней делать? Отнесет в сарай, а потом завалит всяким хламом, или продаст зажиточному господину, который поставит её в саду.

Была проездом Анна Б. Болезнь никого не красит: не помогли ни наши светила, ни англицкие воды. Куда исчез румянец и живость в глазах, но осталась грациозность и умение говорить прекрасно. За ужином Анна в лицах рассказывала, как "арзамасовцы" устроили ей "похороны". "Надгробную речь" говорил Сергей У.: "жила юная Сафо, ею увлекся Седой Дед, он держал её в своих объятиях, но соперницы вырвали нежную деву и заняли её место, это сокрушило Сафо, она села в челн и поплыла по Неве, бросая взоры сквозь слезы на гранитную набережную, вдруг появится он, но брег был пустым, и она бросилась в пучину, а Дед распустил слухи, что она уехала в Англию". Мы смеялись над глупыми мальчишками, но, наверно, пришло их время. После ужина Анна читала свои стихи. Я незаметно смахивали слезинки, - увидимся ли мы ещё с ней. Утром она уехала.
На столе лежит трехтомник. Кожаный переплет, крышки картонные и её имя. Мне mauvais, mauvais, mauvais...

По улицам ходила женщина. Ноги у неё были босые, красные от снега, но холода она не замечала. Шла быстро, порывисто. У неё была полная корзина яблок. Она протягивала их всем встречным и говорила: "Яблоки, яблоки, передайте их моему сыночку". За ней бежала ватага мальчишек и кричала "ду-ра, дурааа!". Она не обращала на них внимания, а шептала "яблоки, яблоки...". Дворецкий потом рассказывал, что её отвели в церковь. Она там каталась по полу, шипела, плевалась на батюшку, который читал над ней молитвы.
Помолюсь сегодня за неё.

Есть такое поверье, что на свой день рождения надо встать до зари, рано - рано, найти лист с капельками росы летом, а зимой, покрытый инеем, заглянуть в него и по лицу провести, бросить его за спину.
Уж много лет прихватывает дыханье на бегу к  листку, я знаю - он ждёт, последний лист дуба, коричневый, свернувшийся в трубочку, а внутри иней зеркалом отражает лицо, смотришь, смотришь, а капельки лопаются расстованьями, расстояньями, воспоминаньями, забыть, забыть с брошенным назад листком, всё лишнее к душе прикипевшее, и назад, назад, не оглядываясь к утреннему кофе и ждать поздравлений.

Новолуние. Пора квасить капусту. Для дворовых - это всегда праздник. Бочки приготовили еще летом. Сначала бондарь проверил все досточки, поправил обручи, а потом каждую бочку запарили. Для этого на дно клали листья смородины, дуба, вишни, зонтики укропа и камень, который весь день забирал жар из русской печи. Заливали водой, накрывали холщовой тряпицей. Когда камень остывал, воду выливали и оставляли бочки в сенцах сушиться.
Сегодня с утра одни снимали верхние листья с капусты, другие рубили сечками её в больших корытах. С каждой стороны по семь человек. Весело работалось под перестук сечек. Малыши кочерыжками лакомились. Девицы на выданье от них не отставали.
Нашинкованную капусту толкушками утрамбовывали в бочки рядамии, посыпали солью и перекладывали то морковью, то яблоками, то тмином, то брусникой, то клюквой.
Я им сегодня не нужна, поэтому хожу лишняя сама себе и всем. От Александра нет писем. Что-то тревожно мне, очень тревожно. А с улицы доносится тук-тук тук-тук-тук и смех. Вот кто-то песню запел. Пойду я к ним.


Местный помещик женил сына. В первый венчальный день я не ходила. По местному обычаю все гуляние проходит на второй день, когда приходят молодых поздравлять.
Невеста была вся в шелках, в лентах, круглолицая, с живым румянцем и немножко ряба.
Жених был высокого роста, но с тонким голосом. Они сидели во главе стола. А на столе: заливная рыба, поросенок под хреном, разварная и жареная рыба, щи, к ним пироги, несколько видов каш, жареные куры, гуси, утки. Пироги с яблоками, морковью, творогом, курицей и мясом лежали горкой. Жаркое из баранины и говядины, а к ним соленые грибы и огурцы. Сенные девушки подносили языки, мозги и ножки телячьи, студень, ветчину с кореньями. Дети таскали со стола оладьи с медом, пряники, орехи, миндаль, рожки, изюм, леденцы. Мужчины пили водку, а барыни - мед.

Девушки пели. Когда заиграла гармоника, молодые вышли на перепляс. Говорят, как танцуешь, так и любишь, а как любишь, так и танцуешь. Жених прихлопывал себя по бедру, а невеста плыла лебедушкой на него, он встретил её чечеткой, она закружилась величаво, жених пошел вокруг неё легким притопом, она отбила кружевные дробушки. Долго они танцевали, потом жених подхватил её на руки и закружил. А племянник, четырехлетний мальчик, серебряными деньгами стал гостей осыпать.
И мне достался серебряный пятачок.
Устала за день - пора спать.

Сегодня Параскева нельзя стирать, умываться, мыть голову, волосы чесать, баню топить. Садовник мне рассказывал, что жила в этом городе вдова Сандалючка. Все её знали, и она про всех все знала. И не только знала, но и всякие небылицы про других рассказывала, в церковь не ходила, на Параскеву вальками у воды стучала, волосы чесала. «Враки все это, ничего мне она не сделает», - говорила Сандалючка. Один раз на Параскеву натопила она баню, веником себя в парной нахлестала и в пруд прыгнула, а вынырнула с лягушачьим лицом. Ничего сказать не может, только квакает. Параскева хоть и заступница бабьей доли, но осердилась, почто ослушалась и нарушила святую чистоту и тишину.
Я никуда сегодня не ходила - у меня жар и ломота во всем теле. Выпью горячего молока с чухонским маслом и пойду почивать.
 
 Я   смотрела   в   телескоп,  звёзды     падали  -   пока    редко.   Сейчас   посыпятся,  тогда   некогда  будет  провожать  каждую   звезду.  У   соседей   раздался   шум:
-Мя-ууу! Мя-ууууууууу! Кто тебя звал? Эй, это я тебе рыжему говорю, с обрубленным хвостом. Брысь! Брысь! На твоей кошачьей морде написано, что ты шарлатан. Иди, иди, ты нам не подойдешь.
Мя-ууу! Мяв! Ах, ты, решил между ног проскочить. Ощетинился и хочешь в лицо прыгнуть. Брысь, задира. Нам такие женихи не нужны. Кошечка у нас музыкальная, любит по клавишам рояля ходит.
-Мяу-ууу! Мя-ууууууууу! Зачем ты опять пришел? Третий день, тьфу, ночь ходишь. Ты у нас в прошлом году женихом был. Иди, дружок, в любви тоже бывают приливы и отливы. 
Всех разогнал. Ты откуда взялся? Ну, и притвора, по-пластунски ползешь. Вот я тебя за шкирку возьму. А ты ничего, толстый, сразу видно домашний. Муррр! Муррр! Ах, какой пупсик. Иди, иди к ней. Что, друг, отвергла? Ничего стерпится-слюбится. Я вас в сарае закрою, ты уж меня не подведи. 
Сначала   я   прыскала   от   смеха,  а   потом   рассмеялась.  Какой   уж   тут  звездопад.

 С вечера горничная проверила погребец. Там всё было на месте: тарелки, вилки, ножи, чайные чашки, салфетки, чай, сахар, соль. Повар зажарил гуся, индейку, утку, напек пирогов, лепешек, ватрушек. Решила ехать в два экипажа рано утром. В первом я с горничной, во втором повар с провизией и овсом для лошадей. В  Москву!  В  Москву! Не знаю, когда вернусь к своим записям. Пойду помолюсь перед дорогой.



 


Я дочитала записи черной барыни...
И мне стало интересно, что за люди жили в то время. Вот что я узнала.

Одна картина Фалька, на которой изображен наш город,хранится в Русском Музее города Санкт-Петербурга
Четырехлетний мальчик - это дед Анны Ахматовой. А её прабабка родилась в нашем городе.
Феденька носил фамилию Тютчев.
Мария Тучкова основала Спасо-Бородинский монастырь.
Ш - Шереметева Надежда Николаевна, дала вольную тенору Булахову. Её дочь Анастасия Васильевна была женой декабриста И.Д. Якушкина.
Сергей У. - Сергей Уваров входил в литературное общество "Арзамас", с 1833 по 1849 год министр народного просвящения.
Анна Б. - поэт начала девятнадцатого века Анна Бунина.
Барыню называли "черной" за редкий цвет ее волос.
Анна Васильевна Х. - жена брата писателя Хераскова, которые были масонами.
Князь О. - князь Евгений Оболенский, декабрист.

Рисунок  Рустама  Хамдавова