Рецензия на рассказ Александра Муленко "Русские плачи"
Вот уже второе десятилетие идут в России реформы. Задумывали как лучше, получилось по Черномырдину….
Сейчас много говорят, что России нужен позитив. Кто бы спорил. Но чтобы он появился в искусстве – он должен возникнуть в жизни.
Нам, более или менее благополучным, наверное стоит почитать документальную прозу Александра Муленко и подумать, какой ценой оплачиваются «эксперименты» в нашей стране. Подумать о тех, кто не так преуспел в жизни.
Новый рассказ Александра Муленко называется «Русские плачи». Точнее не скажешь.
Лет 50 назад Россия создавала тяжелую индустрию. И, слава богу, что создала ее. Но опять же – какой ценой? Предприятия банкротят те, кому это выгодно. А что будет с людьми? Глупый вопрос? Вот эти «глупые вопросы» и задает автор.
«(5 марта 2005 года Орско-Халиловскому металлургическому комбинату 50 лет)
Всем не вернувшимся домой с работы посвящается…
« Передо мною ровная, укатанная техникой вершина отвала. Искусственная гора. Ей шестьдесят лет, возраст почтенный, пенсионный возраст. Горы долго живут. В отличие от людей их поднявших. А люди – их ровесники на кладбище у подножья отвала…»
«… Сын у неё сгорел восемь лет назад, накрытый выплеском стали в мартеновском цеху металлургического комбината….
...
- Андрюшенька. Сыночек мой. Живого провожала, тёплого. Металла кусок мне вернули в гробу. Холодно тебе в земле сырой. Ох, скорей бы меня зарыли рядом, нету сил на свете мыкаться…»
… И что матери теперь за дело, сколько тонн металла получит страна? Или сколько сотен тысяч долларов – новые хозяева предприятия?
Вы говорите, писать надо позитив? А вот мать уже в него не верит, и не поверит. Устала верить. Россия конечно великая страна. Но объясните это старой женщине, которой уже ничего не надо, кроме двух метров сырой земли … рядом с сыном.
«...Изба у Матрёны покосилась, править её было некому. Сын погиб на работе и следом от тяжёлой болезни умер её муж. Горе ускорило смерть старика. Оставались ещё сноха и внук, но они жили в городе и редко навещали старуху. Сама она носила воду, сама копала огород, полола, окучивала картошку и собирала колорадских жуков. Выживала. И ходила на кладбище каждый день - поправляла могилки усопших, обновляла цветы, разговаривала».
Еще один «глупый вопрос», как глуп был наверное Некрасов, спрашивая: «Кому на Руси жить хорошо?»
«Но всё же жил середняком и сетовал, что вот уже второй сезон не может достроить мансарду на даче. Вздыхал, но больше от зависти, чем по существу, глядя на гору, где стремительно поднимались дома городских милиционеров:
- Эх, мусора, мусора, мать вашу, кровопийцы народные».
Ностальгия по советским временам сейчас воспринимается как моветон. Но не по советским временам эта ностальгия звучит у автора. Нет. По душам, испортившимся в одночасье. Как только дали команду: «Хапай, кто сильнее!»:
«...Было время, а я его помню, когда люди не боялись оставить машину ночевать на улице, когда двери квартир не закрывались на замок и соседи доверяли друг другу. «Ключ под ковриком», - писал я на двери и мчался играть на улицу. Но счастливые эти дни уже в далёком прошлом и разумный хозяин сегодня живёт за бронированными дверьми и ставнями».
История нашей приватизации стала притчей во языцах. И мы рассуждаем об экономических моделях. А кто-то делает политический имидж на сочувствии к брошенному государством ( а кому оно на хрен то нужно?!) населению.
Автор - не политик, ему не нужен ни имидж «борца за права народа», ни какой другой имидж. Он кажется почти отстраненным, почти спокойным, и это спокойствие красноречиво. Он – наблюдатель.
«...Я случайный прохожий. Я поднимаюсь на отвал, потому что самая короткая дорога в посёлок, как мне кажется, лежит здесь. Я опаздываю на работу. Я спешу. Из-под моей ноги выворачивается камень и катится вниз, увлекая за собою другие осколки горной породы. Я – случайный персонаж. К истории, рассказываемой мною, я не имею никакого отношения. Я не положительный и не отрицательный герой. В этом времени я просто случайный человек, не стяжавший успеха в жизни».
Он просто сдержанно констатирует, так, как пишут в дневник капитаны последние записи на тонущем корабле:
«Мои карманы пусты, я давно уже не держал в руках денег. Ни российских, ни буржуйских – никаких. Вместо денежного довольствия нам на работе выдают «Гуркалы» - бумажные книжки, отпечатанные в новотроицкой типографии. Я могу отовариться в столовой или в ведомственном магазине, где всё очень дорого.
Чтобы выкупить у работников акции открытого акционерного общества «НОСТА», зарплату задерживают уже пятый месяц. И несут люди осколки вчерашней приватизации в кассу и обменивают на деньги собственность, не понимая, что с этого момента они полностью порабощены хозяином.
- Как выжить? Что есть?
- Воруют все. Ты погляди, как преобразился посёлок. На месте вчерашних лачуг фешенебельные дома «высшего руководства».
Воруют все. Разве что кроме горстки честных людей. Не слишком преуспевших как правило в жизни. Это - диагноз времени.
И опять – не участником истории, а сторонним документалистом, автор отмечает:
«...В отдалении гудит кран. Тянется, отрывая задние лапы с подушек, за грузом. Рядом «шаланда» - «КАМАЗ». Выхлопные газы вьются по ветру синею лентой и растворяются в предутреннем тумане.
- Это гаражи, - соображаю я. - Но что не спится людям в такую рань?
Я прохожу мимо и вдруг соображаю, что стал свидетелем присвоения чужого имущества – так называемой кражи. У меня на глазах разбирают крайний в ряду гараж. Среди бурьяна валяются лоскуты оборванной кровли. Плиты перекрытия покоятся в кузове автомобиля. Трое мужчин в спешке раскидывают стены строения и грузят в прицеп уцелевшие шлакоблоки. Увидев чужого человека, они прекращают работу и подходят ко мне.
- Ты ничего не видел, - говорит мне самый здоровый из них, - Повтори.
- Я ничего не видел.
- Вот так.
Мой собеседник удовлетворён услышанным.
- Воровство всё равно не остановить. Воруют все. Согласен?
- Как скажешь.
- То-то и оно»
Воруют все.
И каждый находит оправдание.
«...- Семью кормить надо, мужик!
Он оправдывается передо мной.
- Я пошёл?
- Иди. И помалкивай»
…
Вот они, опять и опять - вечные российские «глупые вопросы».
Можно оправдывать воровство? Кто прав, кто виноват?
Каждый крутится, как умеет. ..
Хорошенькая позиция?!
Выживай, как сможешь! А не сможешь – кладбище рядом. Где лежит сын Матрены. И где ей, рядом с сыном, хочется лечь самой, чтобы закончились ее муки на земле.
Людей, лишенных собственности и зарплаты, проверяет совесть.
И если ты не вор по природе своей… тебя делают рабом.
«...Я – подневольный человек. Я – раб. Передо мною тарелка борща и кость. Большая берцовая кость с мясом. Жирные пятна, переливаясь, кружатся в горячей похлёбке. Ложкою я вылавливаю картошку и капусту и ем, обжигаясь, горячее варево. Мой хозяин ко мне снисходителен. Вчера, между прочим, я без задней мысли сказал ему, что месяц назад главный сталеплавильщик Орско-Халиловского металлургического комбината целую смену высококвалифицированных рабочих – пятьдесят человек три дня эксплуатировал на своем приусадебном участке. Ломали старые постройки и обломками стен обсыпали набережную возле ручья.
- А его жена накормила нас до отвала».
Что это – в 21 веке? Вам ничего не напоминает? Работа за похлебку – что-то времен рабовладения, Римская империя? Феодальная Европа? Фигушки! Родина наша!
...
Что же в сухом, но таком горьком осадке?
Нет веры в правосудие. Нет перспективы. И идет самосуд. Тошнотворный и страшный. Сосед обокрал соседа. И не в коррумпированную милицию идет пострадавший. А сам расправляется с обидчиком. Насилие - за кражу.
Вот такое «Преступление и наказание».
А вы говорите, Достоевский!