Страшно, Женька! Роман Все будет! Глава 6

Елена Тюгаева
Глава 6. Страшно, Женька!

Рикки очнулась от страшной горечи во рту. Глаза не сразу открылись, и вообще она не очень соображала, где находится. Она лежала на чем - то жутко твердом. Без подушки. В голове была чернота. Горло ужасно саднило. Как будто его разодрали наждачной бумагой.
"Где это я? Что случилось""
 Рикки пошевелилась и вдруг почувствовала, что левая рука затекла, похолодела и болит. Она села на своем жутко твердом лежбище. И увидела серые стены, белый потолок и пустое помещение со странными металлическими предметами. Очень было похоже, что ее захватили инопланетяне. В свою инопланетянскую поликлинику для опытов. Сходство усиливалось торчащей в левой руке страшно толстой иголкой, приклееной двумя кусками пластыря. От иголки тянулись прозрачные трубки к висящей на уродливой подставке капельнице.
 Рикки почувствовала адский холод. И обнаружила, что сидит она на высокой узкой лежанке и прикрыта простыней. А под простыней она - абсолютно голая. Все ее вещи были аккуратно повешены на спинку стула рядом с лежанкой.
"Это я в больнице, что ли?"
 Только сейчас она вспомнила, что хотела отравиться таблетками. Видимо, ей не дали умереть.
 Морально Рикки не чувствовала ничего. Не помнила про Женьку, родителей, и про два скандала, которые учинила - в больнице и в школе. Болело горло (почему?!), болела голова, болела рука. Больница, по всему судя, вообще не отапливалась, потому что в помещении стоял дикий холод. И еще мочевой пузырь был переполнен до отказа.
"И никого нет. Обоссаться, что ли, человеку?"
 Рикки не стала никого звать. Просто сама выдернула из руки иголку, зажала руку в локте, спрыгнула на пол и надела трусы и футболку. Пол был такой дьявольски - холодный, что Рикки понемногу начала приходить в себя. Она вспомнила, как родители заставили ее отказаться от Москвича. Как она ходила в больницу скандалить с докторшей Майей, как дала пощечину математичке Наденьке. Потом - таблетки, потом пришла Аришка, а дальше - черный провал. Видимо, Аришка - то и вызвала "Скорую".
 Рикки надела на босые ноги ботинки, которые валялись под стулом и пошла к двери (вообще, в помещении было две двери). Правая дверь выходила в коридор. Левая - в туалет. Как раз то, что нужно. Рикки воспользовалась туалетом, а теперь уже можно было действовать дальше. Она оделась. За все это время никто в палату не заглянул, и во всей больнице была такая чертова тишина, как будто все поумирали.
"Ну и хорошо", - подумала Рикки, - "никому я тут не нужна, пойду - ка я отсюда".
 Голова у нее дико кружилась и болела, и ужасно хотелось спать, но, когда вышла на улицу, стало получше. Сколько времени было, неизвестно. Темнота - как у негра в жопе. Фонари в Дмитровске горели - один на три километра. Местные власти экономили так электричество. Рикки шла по заснеженным улицам, с каждым шагом трезвея. Она уже догадалась, что сейчас не ночь, потому что во всех домах горел свет. Часов восемь вечера. Или девять. Значит, Аришка еще не спит. Рикки и пришла напрямую к Аришке. Идти домой она не хотела ни за что. Одна мысль о родителях вызывала омерзение.
- Рикки! - с ужасом закричала Аришка, открыв дверь. - Ты откуда, дурочка! Ты же в реанимации была!
Она ввела Рикки в прихожую, сама сняла с нее куртку.
- Ты до сих пор как тормоз! Неужели они тебя одну отпустили?
- Нет. Я убежала, - ответила Рикки. - Дай попить, сейчас помру, во рту так горько...
- Это от твоих таблеток. Идем на кухню. Не разувайся, блин, иди так. Они хотели тебя утром отпустить с родителями...
 Аришка ввела Рикки в кухню. За столом сидел Аришкин отец, уже слегка поддатый, перед ним были сковородка с картошкой и чекушка.
- Видал, пап? - спросила Аришка. - Убежала из больницы! Садись, Риккуля, сейчас я тебе компотика налью...
- Может, она есть хочет? - спросил Аришкин отец. - Картошку будешь, Рим?
- Буду, - ответила Рикки. Только сейчас она ощутила жгучий голод.
- Есть почему - то страшно хочется...
- Конечно! Тебе весь желудок сорок раз прополоскали, - сказала Аришка. - Затолкали такую трубку в горло... толще вон, чем водопроводный кран!
- Поэтому так горло болит, - сказала Рикки растерянно.
 Аришка ловко отполовинила у отца картошку, переложив ее в тарелку, налила кружку смородинового компота, и, пока Рикки ела, взахлеб рассказывала все подробности этого дня.
- ... ты как завалилась на меня, я думала, со страху умру! Я давай твоему папану звонить. Мы тебя привезли в больницу, там спрашивают, чем отравилась. Отец твой говорит название таблеток. А Осипов, доктор, как заорет: быстрее на каталку, от этих таблеток от шести штук крякнуться можно! Это хорошо, что они у тебя в желудке в комок слиплись... не успели все растаять...
- Плохо, что не растаяли, - сказала Рикки, отпивая компот.
- Брось! - ласково сказала Аришка и погладила Рикки по волосам. - Еще не хватало, в девятом классе умирать... а вы договорились с Женькой, что ли?
- Про что - договорились? - спросила Рикки все тем же мрачным голосом.
- Так его мать звонила твоим... он тоже утром каких - то колес обожрался... я слышала, как она по телефону орала на твоего редактора...
Рикки даже кружку от себя отодвинула. Впервые подняла глаза на Аришка:
- Живой он? Не знаешь?
- Живой, мама твоя недавно звонила. Откачали. Ну, вы даете, блин, Ромео и Джульетта!
- Ариш, - сказала Рикки, - дядь Вить... можно я у вас переночую? Я не хочу дома на своих смотреть...
- Риммка, ты перестань, - умоляюще сказала Аришка, - они чуть не чокнулись от тебя сегодня. Когда Осипов сказал, что доза смертельная, у твоего редактора слезы как брызнут... ей - богу! Я никогда не видала, чтоб мужик плакал.
- Пошел он далеко, это редактор! - вмешался вдруг Аришкин отец, который успел уже два раза долить себе из чекушки. - Сначала довел девку до больницы, а потом ревет, как белуга! Мне зато мозги крутил по телефону. Типа, я Ирку бью, это, бля, неинтеллигентно... Лучше побей, но не сри в душу. Я так считаю. Оставайся у нас, Риммка. Мать у нас во вторую смену. Не заложит твоим.
- Пап, но им же из больницы все равно позвонят, что она ушла. Они искать будут, сюда придут, - возразила Аришка.
- Как придут, так и уйдут. Я их с крыльца выкину. Обосрались со своей интеллигентностью на весь город! Подумаешь, пацан девку трахнул! Все равно кто - нибудь когда - нибудь трахнет. Я вот знаю, что Аришка все равно с Паниным катается. А что мне теперь, на цепь ее посадить, что ли?
- Ну, хватит уже, развыступался! - крикнула Аришка на отца. Но не сердито.
- А может, она за него замуж выйдет? - продолжал ее отец, обращаясь к Рикки. - Почему нет? Он малый богатый...
 И тут зазвонил телефон. Аришка побежала и тотчас ответила в трубку:
- Да, Игорь Валерьевич. Она здесь. Не хочет домой. Хочет у нас ночевать.
- Предательница твоя подруга, - констатировал ее отец.
Не прошло и десяти минут, как редактор явился за Рикки. Она ушла в Аришкину комнату еще до его прихода, забилась в угол дивана и оттуда слушала, как перепирались мужики, и Аришка встревала между ними. Отец Аришки бубнил, что родители Рикки заебали девчонку своим воспитанием, а отец Рикки говорил, что Витька ничего не понимает в воспитании. А Аришка говорила, что Рикки еще больная, и не надо ее нервировать. Рикки хотелось плакать, но она не могла. Слезы все пропали куда - то. Тем более, после еды ее разморило. И она уснула раньше, чем кончился их разговор. Очнулась уже дома, когда отец положил ее на кровать, а мать стала снимать с нее ботинки.
- Уберите от меня руки, - сказала Рикки. - Я не хочу с вами жить. Вы меня замучили, и Женьку замучили...
 И она уснула дальше. Действие таблеток еще продолжалось.

В школе ( и во всем городе тоже) Рикки стала знаменитостью. Девки и ребята смотрели на нее со страхом и восторгом одновременно. А учителя - только со страхом. Она ни с кем особо не общалась, кроме Аришка. Отупение после всей жуткой истории продолжалось недели две, не меньше. Кстати, было два положительных момента: 1) Наденька отказалась от Риккиного класса, нарочно, чтобы не смотреть больше на ученицу, которая смазала ей по фейсу 2) Риккин отец сам позвонил Москвичу, и Москвич потом перезвонил Рикки.
Кажется, проблемы были устранены. Математика не портила нервов, потому что вел ее Сергей, с которым Рикки занималась частным образом. Общение с Москвичом больше не ограничивалось. Через две недели после инцидента он приехал на выходные, привез Рикки самоучитель игры на гитаре, и родители Рикки ему сладко улыбались.
 Но у Рикки все внутри было как бы затвердевшее, жесткое, ничего не радовало, ничего не казалось интересным. Она дала Москвичу прочитать страничку из своего дневника, где была следующая запись:
"Если бы кто - то взрослый поступил так с другим взрослым, об этом написали бы во всех газетах, проморочили бы все мозги по телевизору, короче, это считалось бы преступлением, издевательством, и бог знает, чем еще. А еще, когда такие истории показывают в дебильных сериалах, все тетки сидят и льют слезы. А на меня и Женьку почему - то все смотрят, как на придурков.
Делаю вывод: этот мир устроен уродами и по - уродски. Люди гордятся тем, чем вообще странно гордиться: деньгами и возрастом. То есть, если тебе нет какого - то возраста, то ты не человек. Можно прочитать твою историю болезни и рассказать всему свету. Можно запретить человеку любить того, кого он любит. Можно запретить выбрать себе профессию. Можно довести до самоубийства. За все это ничего не будет. Это по закону можно, это называется - воспитание детей.
 Если так положено, то я не хочу иметь никаких детей. Потому что если они будут, то я ведь буду воспитывать их неправильно, и это будут неправильные люди (для общества уродов, которые живут по - уродски). И их будут преследовать или даже посадят в тюрьму, вероятнее всего - пожизненно.
 Почему человека вообще кто - то должен воспитывать, не понимаю. Каждый человек уже имеет от природы все свое. Например: у меня есть голос и слух, а у моих родителей этого нет. Они никогда не поймут, что это такое. Мы же не понимаем собак в том смысле, что у них есть хвост, а у нас нет. И как могут меня воспитывать люди, у которых нет слуха и голоса?
 И влюбляются все люди по - разному. Меня уже задолбали все называть Джульеттой. Только потому что мне четырнадцать лет? Джульетта жила хрен знает когда, и вообще, ее выдумал Шекспир из головы. Зачем прилеплять какие - то погонялы? Я не Джульетта. И не своя мама. И не Аришка. И никто не влезет внутрь меня, потому что там только я.
 У меня плохие предчувствия, в голове одна чернуха."
- Что скажешь? - спросила Рикки.
- Немножко наивно, - ответил Москвич. - Ты как бы протестуешь против того, что ты ребенок, а сама считаешь себя ребенком. Хотя, это искренне. Что самое главное. Меня тоже все эти вещи бесили, когда я был в классе в восьмом.
- А сейчас?
- А сейчас меня возмущают несколько другие вещи.
- Какие?
 Рикки и Москвич лежали у него дома на диване. Бабушка его смоталась куда - то, и они имели весь вечер в своем распоряжении. После секса можно было расслабиться, попить кофе, а потом поваляться на диване расслабленно, обнявшись и разговаривая полушепотом.
- Люди, действительно, уроды, но они не рождаются такими, а сами себя такими делают, и - что самое противное, им нравится быть уродами. И еще меня возмущает то, что я должен умереть.
- Умереть?!
- Ну, не сейчас, но когда - то я же умру, и меня не будет. Ты думала об этом?
- Да, конечно. Страшно, Женька.
- Люська Дорецкая говорит - чего бояться смерти. Ты же знаешь, что тебя просто не будет, чего же бояться того, чего нет. А я не могу поверить, что меня не будет.
- Я тоже! Как это - меня и не будет?!
- Или так - меня не будет, а ты останешься. Ты будешь жить без меня. И я не узнаю, как ты живешь. Может, ты с кем - то другим делаешь любовь, не со мной. На гитаре играешь - не со мной. И я не узнаю.
- Женька, брось, я сейчас просто чокнусь от тебя!
 Москвич выпрямился, потянулся и сказал со смехом:
- И правда, чего это нас занесло в такую хренову философию? Пошли, покурим.
 Они вышли на крыльцо, не надевая курток, сидели на каких - то ящиках и курили. И смотрели на небо, на котором уже нарисовались ярко - белые зимние звезды.
- Так не хочется, чтобы ты уезжал, - сказала Рикки, - скучно ужасно. Раньше хотя бы мы с Аришкой ходили к Эди на кружок танцев. А сейчас и Эди нет, и вообще, ни хрена тут нет...
- Ничего, - ответил бодро Москвич, - скоро зимние каникулы. Я приеду к тебе на две недели. Или ты ко мне. Пустят тебя родаки?
- Должны. Они готовы меня теперь в жопу целовать. Аж противно.
Родители, правда, были до приторности ласковы. Но Рикки понимала, что это ненастоящее. Настоящее они уже показали. Неприятно, когда к тебе хорошо относятся только из - за того, что ты чуть не умерла. А еще был противный момент, когда мать сказала Рикки, глядя в сторону, как плохая актриса (это когда Москвич только приехал):
 - Римма, я тебе там положила кое - что в стол.
 Рикки не поняла, заглянула (мама шустро выскочила), а в верхнем ящике лежали три упаковки презервативов. Сначала Рикки стало смешно. И она хотела по приколу рассказать это Москвичу. А потом сделалось противно. Она засунула упаковки за Энциклопедию в шкафу, и забыла о них.
 До зимних каникул время шло медленно и лениво. Ничего не происходило. А потом Риккин отец вдруг сказал, вернувшись с работы:
- Римма, ты не хочешь в конкурсе поучаствовать?
- В каком? - без энтузиазма спросила Рикки.
- "Голоса России". Это областной фестиваль. Возраст участников от 12 до 25 лет.
- Ну, там же, небось, надо русские народные петь? - поморщившись, спросила Рикки.
- А вот, посмотри положение, я нарочно тебе принес.
 Русские народные были не обязательны. Допускалось любое песенное творчество. Поощрялся авторский аккомпанемент. И особенно авторские музыка и текст.
- Интересно, - сказала Рикки.
И унесла положение к себе в комнату. Она перебрала весь свой репертуар, и поняла, что ничего особенного и "сверх" пока нет. Был - "Школьный вальс", но его надо петь только с группой. До конкурса оставалось мало. Планировался он в конце января.
- Был бы текст, аккорды я бы подобрала!
 После этой мысли Рикки немедленно позвонила Эди. Она давно Эди не звонила, потому что не хотелось рассказывать про отравление и все такое.
- Алло? - спросила сама Эди.
- Эдинька, привет, это я!
- Рикки? - радостно спросила Эди. - Ну, как у тебя дела? Мне Виталька говорил, у тебя проблемы большие были...
- Рассосались, - ответила Рикки как можно беспечнее, - у тебя время есть, Эдинька?
- До фига, - ответила Эди, - времени у меня девать некуда.
 Голос ее показался Рикки слегка печальным. Рикки рассказала вкратце, и Эди пообещала:
- Сделаю. Тему, правда, не даешь, ну, я сделаю свою тему, а ты потом заценишь. Дня через три позвони.
- Эди, - спросила Рикки несмело, - а у тебя как дела? Нормально?
- Ну, какие могут быть проблемы у богатых людей? - спросила Эди. - Сама подумай!
 Фальшивый голос. Людям нравится быть уродами. Эди еще не изуродовалась до конца, но все к тому идет. Рикки не хотелось думать об этом. Набегали волнами жуткие мысли. Откуда они брались, и почему их не было раньше?

" Я потеряна в синем,
 В голубом и зеленом,
Я иду то направо, то вверх.
Мне не надо красивых,
 Мне не надо влюбленных,
 Мне не надо, не надо вас всех.

Мне не надо забвенья,
 Или сладкого кайфа,
Мне не надо гитары и книг
Ни любви, ни презренья,
Ни сомненья, ни драйва
Мне без разницы - век или миг.

От варенья не сладко,
И от перца не горько
 Даже в холод не мучает дрожь
Но шепчу я украдкой:
 Я очнусь, жду я только
Жду я только, когда ты придешь".

- Пойдет? - спросила Эди почти равнодушно. - У меня еще одна есть, но она слишком личная...
 Рикки посмотрела на Эди, и вдруг заметила, что в глазах у Эди была такая же тоска, как у Москвича, когда он говорил о смерти. И поняла, что Эди не собирается быть уродом, и никогда им не станет.
- Это супер! - задохнувшись, сказала она.
 Нужные слова, как назло, не находились. Она смотрела на Эди, как будто впервые видела ее. И уже слышала мелодию песни. Она заиграла в голове, едва только Рикки прочитала стихи.
- Я сейчас приду домой и сразу подберу аккорды! - крикнула Рикки, и даже подпрыгнула от восторга.
 Они с Эди стояли около ДК, куда Эди приезжала к прежним друзьям.
 - Это великолепная песня! Слышишь, Эди! У меня даже настроение поднялось!
- Странно, - с улыбкой сказала Эди, - а мне казалось, она грустная.
- Она не грустная. Она задумчивая.
 Это Эди была грустная. Почему - Рикки не осмелилась спрашивать. И так понятно. Эди уже не в силах была притворяться, что ей нравится жизнь среди уродов.
 Весь вечер Рикки ломала пальцы об струны, не сделала ни одного урока и назавтра получила: рекорд! четыре двойки. Когда Карга поставила ей четвертую пару, Рикки не выдержала и засмеялась.
- Что с тобой, Смагина? - испуганно спросила Карга. - Тебе не плохо?
- Нет, - ответила Рикки, - мне смешно.
 Никто не удивился, уже сложилась легенда, что у Смагиной в голове не в порядке, а Рикки потом сказала Аришке:
- Закон подлости подтверждается. То за неделю ни разу не спросят, а то в день четыре раза!
- А тебя ругать дома не будут? - осторожно спросила Аришка.
- Не - а! Я завтра же исправлю. Видишь? Я сделала аккорды.
 Аккорды были записаны на последней странице тетрадки по литературе. Дома Рикки, не поев даже, сыграла песню и спела. Потом второй раз, записав это на магнитофон. А в третий раз позвонила Москвичу и скинула ему эту запись на автоответчик. После этого можно было расслабиться с чистой совестью. Рикки смолотила тарелку борща, потом две котлеты и завалилась поспать. Ибо всю ночь в голове у нее вертелись разные вариации мелодии, и она толком не спала.
- Рикки! - крикнул Москвич вечером в трубку. - Я послушал. Кролик, ты делаешь офигенные успехи! Если бы это сделать с настоящей аранжировкой, это был бы хит!
- Посмотрим, заценят ли это на конкурсе, - трезво ответила Рикки.

Весь этот отрезок времени похоже было, что Рикки как будто заморозили. А Аришка жила более насыщенной жизнью. После школы частенько сматывалась отдельно от Рикки. Потом как - то показала Рикки тоненькое колечко с брильянтиком величиной с кунжутное семечко.
- Виталька, что ли, подарил? - спросила Рикки.
 Аришка покивала.
- Борька Эди в семь раз толще купил, и брильянтов там штук десять... Жмется твой Виталька!
 Рикки сказала нарочно, чтобы Аришка разозлилась и вышла из уродского состояния. Но Аришка и не думала выходить:
- Пока да. Потом будет больше.
- Когда - потом?
- Когда с женой разведется.
- Это будет, когда рак на горе свистнет.
- Посмотрим! - надменно сказала Аришка.
 Еще раз Аришка завалила к Рикки часа в четыре дня, слегка пьяненькая, в расстегнутой шубейке.
- Можно, я у тебя посижу, пока чуть отрезвею?
- Сиди. Только у меня родичи скоро явятся.
- Часа мне хватит.
 И Аришка стала рассказывать, как они ездили в областной центр, в ресторан, какие вина пили, что ели, и как все официанты думали, что она Виталькина жена.
- Какая ты жена, видно же, что ты - малолетка, - сказала Рикки.
- Мне на вид все дают восемнадцать.
 Потом Аришка с пьяной головы стала болтать про секс, рассказывать про себя всякую хрень, Рикки сначала злилась, потом подумала, что так будет похожа на своих родителей.
- А ты Женьке делаешь минет? - спросила Аришка.
- Один раз, - ответила Рикки, покраснев.
- Что - один раз?
- Один раз было.
- А что ты краснеешь, как первоклассница, блин, это естественно, все равно, что поцелуи... если этого не делаешь, то мужика к себе не привяжешь.
 Рикки была рада, когда Аришка смоталась. И ругала себя за это, потому что, как свои родители, пыталась оценивать чужие чувства, а они у всех разные. Нравятся Аришке ее рестораны и минетные удовольствия - пускай. У нее есть своя отдельная жизнь.

Москвич приехал тридцатого декабря и сказал - до восьмого. А потом он повезет Рикки с собой в Москву. До конца каникул. Родители согласились. Благо, Рикки и четверть закончила без троек. Правда, с четверкой по литературе.
- Это Карга, уродина, - пояснила она отцу, - лепит мне четверки за стихи. Ей не нравится, как я стихи рассказываю.
- Римма, устрани, ради бога, свой жуткий сленг!
- Ладно, устраню когда - нибудь.
 Новый год Москвич встречал с Рикки, то есть с ее родителями. Но с родителями - это было недолго, потому что уже в полпервого Рикки и Москвич пошли к его бабушке, поздравили ее, там тяпнули вина, позвонили в Москву его родителям, потом - всей компании в Дмитровске, и пошли на дискотеку. Аришка уже ждала их около краеведческого музея. Пошли втроем. А дальше подцепили по пути Наташку, Масика, Тепку. Костян и Рыжий были уже в Доме Культуры.
 Танцевали, носились всей гурьбой вокруг елки. Пили водку прямо из горла под елкой. Выбегали курить на мороз.
- Для местных Ромео и Джульетты, Москвича и Рикки - медленная композиция! - объявил брат Рыжего, которого тоже звали Рыжим. Он вел в ДК дискотеку, после того, как Эди вышла замуж и перестала ее вести.
- ****ь, опять Ромео и Джульетта! - сказал Москвич. - Достали до печенок!
 Но повел Рикки танцевать. Она слегка уже покачивалась от выпитого и от усталости. Но заметила, что Аришка стоит около елки одна, и вид у нее отстраненный, если не сказать - тоскливый.
- Конечно, - сказала она Москвичу, - ее Виталя, небось, дома со своей коровой отмечает.
- Если я Ромео, то ты, Аришка - Лолита, - сказал потом Москвич.
- Какая Лолита? - сердито спросила Аришка.
- Тоже литературная выдумка. Девочка, которая трахается со взрослым дядей.
- Отъебись, Жень! Не умничай! - отмахнулась Аришка. Видно было, что она едва не плачет.
Когда четвертого января местные байкеры собрались на пикник в зимнем лесу, Рикки Аришку позвала с собой. Из солидарности просто. Она была уверена, что Аришка откажется.
- А с кем я поеду? - спросила Аришка. - Там же все парами.
- Нет, не все. Масик один на байке. И Кэл тоже один.
- Ладно, - сказала вдруг Аришка, - что надевать?
 Аришка села на мотоцикл позади Масика, чем еще больше удивила Рикки. Впрочем, скоро несообразности Аришкиного поведения вылетели у Рикки из головы. Потому что было очень весело. Пацаны нашли для пикника хорошую круглую полянку. Байки поставили за елями, сложили костер из дров, которые привезли с собой из дома, облили его слегка бензином, и стали жарить шашлыки. Парни пили пиво и водку, девчонки - красное.
- У меня травка есть, - заявил Кэл, - но мало. Один корабль всего.
- У меня тоже есть, - спокойно отозвался Бутуз, - тасуй сюда. Хватит на всех.
 Бутуз был постарше других байкеров - лет уже двадцати трех. В компании бывал не часто, потому что жил как бы не совсем в Дмитровске, а в деревушке из трех домов при въезде в городок. Работал он в автосервисе. Байкеры предпочитали звать его по имени, Вадим, потому что Бутуз - деревенская погоняла, и она владельцу не нравилась. Хотя происходила от фамилии. А фамилия была совсем, как у лидера "Нау" - Бутусов.
 Рассортировали травку, разложив ее на Аришкином носовом платке на пне. Забили косяки. Получилось три - кривых и толстых.
- Ничего, ребятишки, - засмеялся Кэл, - Жить можно. По три тяги на рыло.
 Рикки даже не стала курить. И так легкий морозец и вино закружили голову. После травки ребята пытались играть на гитарах, но играть на морозе, как сказал Москвич - мазохизму подобно.
- Почему? У меня пальцы не мерзнут, - сказала Рикки. - И я хотела вам свою песню спеть...
- Не вздумай, - сказал Москвич, - охрипнешь еще!
От травки всем стало весело, и попробовали играть в снежки. Но снег плохо лепился. Масик все - таки слепил одни, жесткий, как камень, и влепил им Аришке в лоб. Ненарочно, конечно, целился в плечо. Аришка не обиделась, только захохотала, потом нашла в лесу шишку и исподтишка бросила в Масика. Готово! Забава была найдена. Все бросились искать шишки и кидаться ими.
- Дурацкая затея, - заметила Рикки, - попадут еще в глаз или в нос!
 Тем не менее, когда Кэл попал ей по шапке, она тоже вооружилась шишками и бросилась в погоню.
Лес звенел от хохота. За поваленным деревом Рикки увидела Аришку и Масика. Они были оба без шапок, с красными от беготни и мороза щеками, и нахально целовались.
- Во дела! - подумала Рикки. Но это показалось ей хорошим знаком. Веселая, она побежала к костру рассказать про увиденное Москвичу. На нее налетел Вадим, от кого - то убегавший. Рикки повалилась с ним вместе в сугроб. Захохотали оба. Стали выбираться. Вадим вытащил Рикки, сама она провалилась слишком глубоко. И снег набился ей за шиворот, в шапку, а варежки были насквозь мокрые.
- Вот козел неуклюжий! - крикнула Рикки. - Обожрался - веди себя прилично!
 В ответ Вадим без всякой прелюдии поцеловал ее прямо в губы. Рикки обалдела.
- Охуел в корень? - закричала она. - Сейчас Женьке расскажу! Придурок!
- Просто ты очень хорошенькая, Риммка, - ответил тот без зазрения совести, - я по жизни тащусь от конопатых!
 За конопатую Рикки обиделась окончательно и пошла к костру. А там уже Карпуша снимал с огня готовые шашлыки, и Москвич помогал ему.
- Риккуля! Держи!
 Рикки получила благоухающий, слегка подгорелый шашлык, вонзила в него зубы, только сейчас ощутив зверский голод, и ее зацепило такое блаженство, что про нахального Бутуза она забыла.
 Появились Аришка и Масик. Держась за руки!!!
- Вы чего, помирились? - спросил Рыжий.
- С тобой - нет, - тотчас парировала Аришка.
 Они взяли по шашлыку и стали жадно лопать. А Москвич постелил на пень пакет, сам сел на него, Рикки взял к себе на колени, и они наслаждались шашлыками так. Рикки смотрела вверх, на заснеженные верхушки елок, и ей казалось. Что никогда в жизни ей не было так классно...
В Москве снова ходили в "Импрессию", и там Рикки уже отрепетировала песню на конкурс до состояния чики - пики. Хоть сейчас поезжай. Даже Люська вредная заценила текст и мелодию.
- Креативно, - сказала она, - с группой, конечно. было бы лучше. Но наши областные конкурсы я знаю, такое ублюдство! Хорошо, если они тебе третье место отжалеют. У них ценится только русское народное, блатное, хороводное.
 Рикки пошла после каникул в школу, а ей снились только будущий конкурс, Москвич, зимний лес, "Импрессия"... Заморозка с души была снята, было ощущение какой - то радости. Какого - то фейерверка.

За неделю до конкурса позвонил отец Москвича. Собственно, Рикки сразу поняла, что это его отец, она по голосу узнала. Но он почему - то сказал:
- Игоря Валерьевича можно?
Рикки удивленно сказала:
- Папа, тебя к телефону. Женькин отец.
 Внутри у нее возникло какое - то противное чувство. Поэтому она сделала то, что делать запрещалось, и за что Рикки всегда сама визжала на родителей, если они это делали. Она прошла в свою комнату и тихонько сняла трубку своего телефона.
- ... может, вы не сразу ей скажете. Я не знаю, как. Я уже ничего не соображаю.
- Что случилось? - спросил Риккин отец.
 В голосе у него были абсолютно такие интонации, как у Рикки, когда она волновалась. Рикки еще подумала глупо: "Генетика!"
- Женя разбился вчера ночью за городом. На мотоцикле. Нам самим только сегодня сообщили. Мы сутки его искали... Я не знаю больше, что говорить. Вы меня понимаете.
 Риккин отец спросить не успел. Рикки крикнула в свою трубку:
- Как разбился? Насмерть? Не может такого быть! Я сегодня письмо от него получила по электронке...
- Римма, приезжай, если хочешь, в пятницу, - ответил Женькин отец. И повесил трубку. А Рикки свою уронила. Прижала руки к щекам. Руки у нее были ледяные, как будто она умерла вместе с Женькой. А лицо - горячее - горячее. Такое горячее, что Рикки нарочно стала прижимать ладонь ко лбу. Охладить его.
 Отец открыл дверь в ее комнату и посмотрел на нее с ужасом, который даже не сумел спрятать.
- Риммуля, - сказал он, - у тебя кровь носом идет! Иди скорей сюда! Иди в ванную!
 Он обхватил Рикки за плечи и поволок в ванную. По пути крикнул жене:
- Ольга! Иди скорее!
 Кровь у Рикки лила ручьем.
- Не наклоняй ее лицом вниз! - крикнула мать. - Так еще хуже! Ой, какой ужас! Иди лучше вызови скорую, Игорь!
 Она загнула Рикки голову назад, но так кровь заливалась в горло, и Рикки закашлялась.
- Господи. детка, что это с тобой случилось?
- Мама, Женька вчера умер! - сказала Рикки неживым голосом. - А я ему письмо сегодня отправила... мертвому - письмо, представляешь, мама?
 Скорая приехала достаточно быстро. Померили Рикки давление. Оказалось - страшно высокое. Сделали укол. Сунули в нос какую - то фигню с кровоостанавливающей губкой.
- Так бывает у подростков, - сказала фельдшерица. - Перепады давления. Что вы хотите, гормоны играют!
 Рикки лежала на диване, молчала и даже не плакала. Плакать она будет потом, когда гормоны играть перестанут.

(продолжение следует)