Жила-была летучая мышь по имени Василиса. А жила она, естественно, не где-нибудь, а в темной-темной пещере. Днем Василиса спала, а по ночам выбиралась с кем-нибудь пообщаться: Василиса была очень общительной особой. Бывало, летит себе в ночи, а навстречу ей, к примеру, шуршит какая-нибудь малознакомая зверушка — то ли барсук, а то ли суслик — так Василиса уж непременно спустится с ней пообщаться.
— Привет! — говорит. — Куда шуршишь-то?
А зверушка как-то этак взгляд в сторону: мол, что это вы, мы с вами и вовсе незнакомы. Да и укорит еще:
— Что, кровь пить будете?
— Да я кровь не пью, — обиженно говорит Василиса. — Что я, по-твоему, монстр какой?
— А то кто же, — уверенно так утверждает зверушка. — Летите себе отсюда… кровопийца. Не то кричать стану!
И так каждую ночь. Сплошные несправедливые обвинения. Ну что же тут поделаешь, коли Василисе привычная пища летучих мышей совсем не по вкусу. Не жизнь, а сплошное одиночество. И никакого тебе общения: все поголовно разбегаются. Даже с себе подобными как-то не ладится. Прочие-то крылатые сородичи Василису тоже ни в грош не ставят: ты, мол, какой-то выродок, а никакая не летучая мышь. Все порядочные да приличные перепончатые при луне свежей кровью лакомятся, а эта… тьфу да и только… Пришлось Василисе однажды пойти на хитрость.
В полночь вылетела Василиса из своей темной-темной пещеры, как обычно, «на охоту» — общаться, стало быть. Приметила сверху какого-то зверька — то ли суслика, а то ли барсука, — но вместо того, чтобы с милой улыбкой приземлиться к нему поближе, как закричит во все горло:
— А ну стоять, замухрышка!
Зверушка-«замухрышка» от такого обращения чуть на месте не погибла от страха. Только и смогла пролепетать:
— А… что… что вы?.. Зачем так?..
— Так-так! — угрожающе прорычала Василиса, брови нахмурила и клычки кажет. — Я сейчас твою кровь пить буду!
— Ч-что… — заикается зверушка, — вс-сю?..
— Всю! — отрезала Василиса.
«Что ж. Видно, судьба моя такая. Отшуршала свое», — решила зверушка про себя. Сперва-то сжалась вся, ну а уж потом на спинку повалилась, лапки безвольно откинула: губи, мол, меня, душегуб окаянный в обличье летучем. От такого зрелища Василисе как-то даже не по себе сделалось. Тронула она легонько чужую похолодевшую лапу и говорит этак извиняющимся тоном:
— Да ладно, ну чего ты так, в самом деле? Я ж просто пообщаться хочу. Одиноко мне совсем. Понимаешь?
Зверек промолчал, все еще не смея верить своему счастью.
— Ты даже не представляешь каково это: не спать все ночи подряд и не иметь никакой возможности высказаться, поговорить по душам. Но теперь уж, пока ты здесь…
— Т-так… — слабо подал голос зверек, — так вы, что ли, кровь мою пить не станете?
— Нет, что ты, — благодушно заверила Василиса.
— Это почему же? — слегка даже обиделась зверушка. — Брезгуете?
— Глупости какие. Да как же можно. Ты же друг мне теперь.
— Целиком, наверное, съедите, да? — не унималась «замухрышка».
— Я… Я просто… просто хочу… — растерялась Василиса.
— Накормить мною детишек? — с готовностью подсказала ее «жертва».
— Общения, — наконец объяснила Василиса. — Просто общения.
— Ах общения?! — вдруг дико завопил зверек и аж подпрыгнул на месте, воинственно встав на все четыре лапы и ощетинившись. — Общения тебе?!
— Да, — очень грустным голосом подтвердила Василиса. — Разве это так много?
— Ну нет уж! Ну уж нет! Хочешь кровь пить — пожалуйста. Хочешь съесть — ешь! Но если уж кровь не пьешь, даже и не приставай ко мне! Всё!! Прощай!!! — и зверушка мгновенно юркнула куда-то в лесные заросли: только ее и видели.
Летучая мышь Василиса сквозь слезы поглядела в эти самые заросли, потом поглядела еще и еще, но снова не увидела ничего — ни барсука, ни суслика. И все-таки она была счастлива.
— Спасибо, — тихо сказала она в пустоту и взмыла ввысь.
2005