Еще тлели угольки обиды и струился дымок злой памяти от костра, в котором догорала моя вера в справедливость. В огонь разбора «полетов», то есть, оценку действий моей группы на регулировке, замполит для дыма подкинул сырых поленьев. Умел он ловко темнить резину и закоптить репутацию.
Впрочем, обида - не то слово. Это чувство можно испытывать к людям, от которых ты ждешь, если не любви, то отношения доброго. Обман в ожиданиях приводит к разочарованию и обиде. Я не смог добиться любви от Дуcта, как некогда Коля Остен-Бакен от Инги Зайонц. Он признался в личной неприязни ко мне публично. Любил ли замполит кого-нибудь? Возможно. Тридцать четыре года, мужчина в самом соку. Может, он любил жену, хотя детей у них не было? Последнее время он разводил клей перед новой машинисткой Сабиной. О его шашнях нам поведал Рашид Гафуров, штабной писарь:
-Сабина приходит на работу в две минуты девятого, а Дуcт уже поджидает у ее стола.
«Сабина вы опять задержались на 120 секунд, как вы докатились до такой жизни? Неужели снова проспали?
-Эта курица все за чистую монету хавает, бормочет что-то под нос, не врубается, что замполит прикалывается. Он снова ее окучивает.
«Сабина, вы знаете во сколько должна ложиться в постель порядочная девушка?»
-Она опять не соображает.Дуст смотрит на часы и говорит:
«В шесть часов вечера»
-Эта дура спрашивает:
«Зачем так рано?».
-Дуст только и ждал, что она спросит и говорит:
«Чтобы ровно в двадцать два быть дома»
-Сабина скумекала, но не сразу, потом вся покраснела, села за машинку и стала печатать.
Дуcт сзади подходит, наклоняется над ней, и снова - рака за камень.
«Ну ка, ну ка, Сабина, как вы напечатали фамилию лейтенанта Бабахало? Смотри ты…, правильно, Ба-ба-ха-ло, а то Гафуров все время делает ошибку в этой непростой фамилии."
-Вот хмырь и меня сюда приплел. Я спрашиваю:
"Какую ошибку, товарищ майор?"
Ты печатаешь - баба охала, Гафуров, мечтаешь, наверное, о чем-то влажном и лохматом? Ну-ну, мечтать не вредно.
-Я говорю: "О дембеле мечтаю,товарищ майор"
-А он: "Гафуров, ты хоть и писарь, то есть, человек чуток грамотный, но без полета,
и мечты имеешь приземленные. Дембель неизбежен, как кирза в солдатской столовой,нашел о чем мечтать. Взлохмачивать юношеские грёзы не пробовал?"
-А я: "Нам не положено, товарищ майор."
"Эт правильно...Сабина, а вы,похоже, тоже мечтательная, о чем мечтаете?- Замполит снова на нее переключился.
«Я мечтаю, чтобы вы работать мне не мешали»
«Во как?! Я ваш начальник и слегка интересуюсь, что или, кто вам мешает приходить на работу вовремя?
«У вас манеры.., все шуточки казарменного остроумия да намеки псевдо камуфлированные, я этого не понимаю и не люблю. А начальник у меня капитан Богданов и то, как у гражданского лица.
«Я тут для всех начальник, даже для гражданских, хотите, я вас на военное положение переведу, на казарменный режим? За сорок пять секунд ложиться и вставать научитесь.»
«Мне такая скорость ни к чему, жену свою потренируйте. Что за жизнь у жен офицеров, мужья –шустрики в сорок пять секунд укладываются? Никогда не выйду замуж за военного.»
-Ну, Сабина, отбрила замполита под ноль! Я заржал, а Дустяра, позеленел весь, и – мне:
«Гафуров, а ведь вы тоже военный, тем более не стоит ржать, как конь маршала Буденного»
-А я,- "Виноват, товарищ майор, размечтался, рот открыл и смешинка попала."
«Дышите носом,молодежь, а рот,он для других мероприятий»
-На Сабину посмотрел, а она отвернулась, не смотрит. Он тогда такое движение делает,- Рашид изобразил имитацию майором развратных конвульсий,двигая тазом вперед и одновременно как бы придерживая руками что-то перед собой.
-Сабина краем глаза усекла,поворачивается, а Дуст уже стойку вальяжно принял и, вроде, ни к кому не обращаясь, трёкает:
«Это самое, да еще пожрать и поспать, вот и все мечты ваши, романтики хреновы»,-и отвалил.
Время пахать кануло в лету. Только неделю назад мы пахали Градами землю Ютербога, теперь же настало время копать.
В батареях надраивали личное оружие АКМ -47, в просторечье Калаши, расчеты зачехляли все шесть БМ-21 установок залпового огня «Град». Личный состав готовился расчехлить БСЛ-110 – большие саперные лопаты в количестве 150штук. Счастливчикам выпало применить саперные лопаты в санатории высшего командного состава ГСВГ в тихом городке Линдов.
Пожалуйста, не путайте сугубо мирный шанцевый инструмент с малыми, но кровожадными саперными лопатками. Никто из генералов, отдыхающих в санатории, не пострадал, а даже наоборот, многие поправили здоровье. Везунчиков ждала картошка, копать ее нужно было в немецком кооперативе, а отвозить в порт на острове Рюген. Всем остальным, самым проверенным открыли военную тайну. Им доверили рыть многокилометровую траншею, в которую готовился залечь секретный кабель.
Ко мне относятся с доверием, когда мне меньше всего этого хочется. Ну что бы мне поехать в Линдов. Счастливчики будут вспоминать трудовую вахту в санатории всю оставшуюся жизнь. Работа - не бей лежачего, где подкопать, где подрыхлить, чуть-чуть забетонировать, уборка территории и все такое. Местный гарнизон срочников - человек сорок. Они все в наряде, через день на ремень. Вольняг навалом, в основном женщины. Повара, официантки, горничные, медсестры. Жрачка с генеральского стола - столовая-то одна, отдыхающих в три раза больше, чем солдат. Котлеты, колбасы, рыба всякая, зашибись.
После обеда практически не работали, купались в озере, рыбу ловили, грибы собирали, кто любитель. Вечером отдельные амурные личности пытались даже в легкомысленных мероприятиях упражняться. «Что значит стоять на тяге?»- так спрашивал давным-давно один классик из школьной программы по литературе. Эдак он ночную охоту на всякую дикую птицу обозначал. Некоторые наши тоже в этой самой тяге поучаствовали. Вопрос только в качестве кого, охотников или дичи?
Один баклан так в роль вошел, в тетерева превратился, полночи с молодой тетеркой протоковал. Вроде дотоковался до дондышка. Так рассказывали, скорее всего, со слов самого тетерева. Вольные птицы вряд ли уж были такой легкой добычей, певчие трясогузки пели свои песни старшим офицерам. Разве, что какие-нибудь отяжелевшие дрофы, без чувства полета, могли клюнуть на солдатский манок.
Везунчики, возившие картошку на Рюген тоже порассказывали веселых историй.
На острове - ни одной советской части и, соответственно, комендатуры, край непуганого населения. Цены на наши часы и приемники заоблачные. Некоторые оборотистые хлопчики изловчились и загнали местным часть урожая по сходной цене. Согласитесь, непатриотично, ведь картофель предназначался для советской родины, его в порту ждали суда, в том числе и из Ленинграда. А в машине только водитель-срочник, и сопровождающий сержант. Одним словом, рассадник коррупции и остров сплошных искушений.
Доверчивым,которым доверили военную тайну, а к ним отнесли и меня, повезло меньше, чем везунчикам, а посчастливилось вовсе никак по сравнению со счастливчиками. Зато такие, как они всегда составляют устойчивое большинство, большевики, короче. Посвящение в секрет кабеля связи не бряцало в кармане, не пенилось пивом и даже усиленным пайком не пахло. Эксплуатация голого энтузиазма с отягчающими - это изнасилование и порнография.
Траншея протянулась на карте местности через леса и поля города и деревни. Мы приезжали утром на место, где нас уже поджидал немец-инженер. От него получали дневное задание. Он же и проверял шаблоном выполненную работу, расхаживая - ноги циркулем. Глубина два метра и ни сантиметром меньше, к ширине больших претензий не было, сузить траншею не получалось, иначе в ней было не развернуться.
Дневная норма на рыло составляла от десяти до пятнадцати метров, в зависимости от грунта. В населенных пунктах земля тяжелая и плотная, а в сосняке - легкая супесь. Ковыряться в городках и деревнях, разумеется, было интереснее. Созерцание, даже краем глаза, украдкой, чужого быта, обычаев, просто повседневной жизни вещь довольно любопытная.
Я кидал землю лопатой возле дома, где на фасаде можно было разобрать следы старой вывески, «Колониальные товары», оставшейся из прошлой жизни. Оттуда вышел пожилой инвалид на протезе вместо правой ноги и предложил мне удобную совковую лопату и мотыгу, чтобы отгрести сыплющийся в траншею грунт. Спустя некоторое время, к нему присоединился его сосед, такой же инвалид, с той разницей, что протез был с другой стороны. Они о чем-то негромко переговаривались, когда у нас случился очередной перекур. Пенсионеры, казалось, принюхиваются к дыму наших сигарет:
-Махорка?- Спросил первый
-Охотничьи,- ответил я и протянул ему пачку, предлагая угощаться.
-Битте, камрад
-Данке шен,- он осторожно взял одну сигарету и взглядом попросил еще одну для соседа.
-Битте, битте, угощайтесь.
Они затянулись и перенеслись в далекое прошлое, взгляд затуманился, глаза увлажнились, то ли табак забирал, то ли нахлынуло.
-Махорка, гут махорка,- кивали они головами друг другу и мне, соглашаясь, действительно добрая махорка. Старперцы улыбались своим мыслям, очевидно связанным с русским табаком.
-Сталинград,- сказал первый и показал на свой протез.
-Харков,- второй был так же лаконичен в выражениях и скуп в жестах
Я тоже кивнул головой, понимая, что слова здесь не уместны. Да и не мог я выразить большего сочувствия языком мимов. Им удалось объяснить мне, что познакомились с махоркой на фронте в качестве самого желанного трофея.
Дрянь, которой снабжали солдат вермахта интенданты, эрзац-сигареты из капустного листа, он показал на капусту в огороде, курить было: « Эз ист зер шлехт»,- лица выразили крайнее неудовольствие. «Вот, как кинули бедный немецкий народ сгинувшие кумиры,- подумал я.- Колоний нет, нет и колониальных товаров, и даже надежды на возвращение щедрых даров тропиков не осталось. Вон и буквы на магазинной вывеске посбивали. И ног нет, одна в Сталинграде осталась, а другая в Харькове.
Махорки, и той у них нет, одни лишь воспоминания о душистом, забористом дымке. Даже такого скромного утешения лишены проигравшие войну ветераны. А у нас этой махры..., -подумал я,- как у кота Матроскина гуталина, словом, завались. Все-таки хорошо быть победителем или, когда дедушка работает сторожем на гуталиновой фабрике.
В августе дивизион вернулся в Пренцлау и вскоре по приезде, был назначен новый командир части на смену уходящему в запас Капустину. Подполковник сдавал дела капитану Бабаяну, разница в звании была какая-то неприличная. Если кадры решают все, значит тот, кто решает за кадром, решает всё вообще с потрохами. Шеренги, держа равнение на старого и нового командиров, проходили, чеканя шаг. Песней «Артиллерия - боевая наша жизнь», мы прощались с Капустиным, а он - с нами. Во время ритуала прощания со знаменем Бабаян произнес, не обращаясь ни к кому, но достаточно громко:
-Строевая подготовка в загоне!
Капустин, целовавший знамя, вздрогнул, привстал с колена и посмотрел на Бабаяна тяжелым, долгим взглядом, но ничего не сказал ни ему, ни нам, все слова уже были сказаны. Если бы командир роты почетного караула в Кремле произнес, что-то в этом роде, обращаясь шепотом к ближайшему соседу, наверное, можно было простить ему такую придирчивую скупость оценки. Эта бестактная грубая выходка капитана Бабаяна, его, по сути, первая осмысленная фраза, определила характер последующих отношений между ним и всеми остальными.
Бабая не зауважали сразу, не только мы, но и офицеры. Среди них трое были выше его по званию: начальник штаба, майор Камков, замполит, майор Тазов, зампотыл, майор Казлаускас, но даже с ними он держался надменно и высокомерно. Теперь раньше 23 часов никто из офицеров и прапорщиков домой не уходил, делать было нечего, но Бабай торчал на службе и все отсвечивали отраженным светом служебного рвения. Дивизионные дамы эти порядки категорически не приняли.
Малодушные мужья, попав под ярмо горца, перестали интересоваться своими женами. Боевые подруги решили прийти на помощь кавказским пленникам и побить в доме офицеров учительницу музыки - Бабайку.
Женсовет так же написал жалобу в политотдел дивизии. Не знаю, к чему бы привело это повстанческое движение, но тут пришел приказ дострелять "огурцы" оставшиеся с Ютербога и выехать в район Виттштокского полигона.
Виттшток мне был знаком по прошлой зиме, с легким морозцем и засыпанным снегом лесом. Но сейчас задождило нудно и всерьез, в промозглом воздухе выстывал мокрый лес, и непролазно развезло грунтовки. Обустраивать лагерь было неприятно и тоскливо. Может, поэтому я вызвался вместе с Пашкиным сгонять в деревню Цемпов, в шести километрах за лесом и взять в гаштете чего-нибудь к праздничному столу. Гиви Миротидзе исполнялся 21 год. Диди бичо, большой мальчик, хотел угостить товарищей обстоятельно и с грузинской церемонностью.
Но дань традиции вошла в противоречие со служебным долгом. Каптенармусу Миротидзе предстояло выдать по списку матрацы, одеяла, подушки, белье итд, словом, портянки считать - не гостей принимать. Гиви попал в цейтнот, отлучиться ему не было никакой возможности. Наша дружба началась, когда я на имеретинском наречии поинтересовался, как его зовут, откуда родом, кто его родители, как он поживает и куда идет?
-Вах,- сказал удивленный Гиви, откуда наш язык знаешь?
-Бахаки цхальши хихинепс,- лягушки в воде квакали,- небрежно заметил я.
Потрясенный Гиви Миротидзе, конечно, понял, что не зеленые бахаки научили меня так квакать по-грузински. Должно быть человек бывал в Грузии, наверняка есть точки сопряжения, может даже знакомые люди, тесен ведь мир. Мои познания в грузинском были из детства, из доброго черноморского городка Кобулети, популярного места отдыха Тбилисцев. Я проводил там летние каникулы, сначала с родителями, а после девятого класса уже без них.
Там я и выучился сносно говорить простые фразы. Гиви оказывал мне то уважение, которое мог и позволяла должность каптенармуса. Каждый раз при смене, выдавал мне белье и портянки только высшей категории, все новое. Оценить это не служившему в армии трудно, такая привилегия полагалась не каждому старику, а я вообще числился зеленым. Я и водитель боевой машины Пашкин, проще Паша выдвинулись на снабжение праздника вином, водкой и пивом. Остальное предстояло поставить зампотылу, майору Казлаускасу, правда, сам он об этом не догадывался.
Отличие зимнего леса от осеннего было, прежде всего, в свете. Зимой, при луне похрустывать снежком было даже в одиночку весело. Теперь же тьма густо скрывала безлунный мир, передвигались мы трудно, на ощупь, по памяти.
Тогда, зимой мы с Иванцовым подобрали карту, оброненную у палатки Лейтенантом Бабахало. На чудо- карте добрые топографы обозначили чуть ли не каждый куст. Она была отличным подспорьем в наших вечерних, как стемнеет, экскурсиях по окрестностям.
Карта оказалась секретной, и Бабахало взгрели за потерю.
К тому времени он успел проявиться дюже мелкотравчатым, никакого благородства не обнаружилось в уроженце г. Сумы. С одной стороны, хлопец принадлежал к породе сумчатых, а с другой, греб от своей задницы большим ковшом. Учитывая не лояльное отношение к нам гибрида кенгуру и экскаватора, карту мы ему не вернули, а в целях конспирации уничтожили при отъезде.
В темноте, без карты все-таки дошли до цели, купили все необходимое и двинулись обратно. Времени до вечерней поверки оставалось не так много, надо было поспешать или как-то срезать. Просеки, по которым лежал наш путь, пересекались под прямым углом, и можно было срезать по диагонали, но в темном лесу этот маневр привел к болотцу. Надо было огибать его по дуге и, сделав поправку на обход, снова выйти на просеку. Обогнули, еще прошли, наконец, вышли, оставалось около половины пути. Пробежались по просеке, свернули направо, теперь еще поворот и финишная прямая.
Но финиша почему-то не получилось. Время вышло, началась вечерняя поверка, а мы даже не видели зарева над лагерем. Теперь уже бежать не было смысла, наш комбат Титаренко по кличке Деловой, докладывал немедленно о любом пустяковом случае по команде, а тут Ч.П.- отсутствуют двое. Мы представили себе картину, как Бабай построил под дождем весь дивизион, как всех взял в заложники, пока не явятся самовольшики. В дезертирстве нас заподозрить было трудно, «старик» Пашкин и сержант Атарщиков, к тому же без оружия. В крайнем случае, Гиви не дурак, найдет слова, чтобы объяснить Деловому, что нет причин для паники.
Впереди над лесом показалась полоса света, и послышался слабый стук дизель – генератора. Дошли, наконец, мы рванули навстречу свету... Лагерь был чужой, то есть наш Советский, но чужой. Здесь стояли транспортники, то ли прибывшие из Союза с целины, то ли туда отбывающие. Только, что закончили крутить кино и готовились к вечерней поверке, Паша успел найти земляка - водителя водовозки, и тот нам это все в двух словах объяснил. Мы оказались в 12 километрах от своего лагеря. Земляк сегодня вез воду из части, обслуживающей полигон и видел обустраивавшихся реактивщиков.
План возник мгновенно: «мы приехали с Пашиным земляком посмотреть кино, а назад вернуться, не рассчитав расстояние и время, не успели. Нужно было идти к дежурному по лагерному сбору сдаваться, он позвонит в дивизион, и Бабай отпустит заложников по палаткам. Но прежде, чем сдаться надо было как-то распорядиться грузом спиртного. В ближнем овражке мы оборудовали схрон и сделали закладку, обозначив тайник незаметными метками. Дежурный нашей истории про кино не очень поверил, хотя мы готовы были рассказать ему недавно прошедший у нас «Иван Васильевич меняет профессию». Он крутанул ручку телефона:
-Але, Биточек, соедини меня с Пахналитом,- пауза,
- Пахналит? Дай первого,… что? Отдыхает? Дай мне Бабаяна,…спит? Уже час как отбой? Ну, дают. Обращаясь к нам:
-У вас уже час, как отбой, все спят. Вы что в центре Европы по Москве живете, или как?
Мы ничего не понимали, без нас никакого отбоя быть не могло, неужели нас не хватились и « в Багдаде все спокойно?» Может, мы поспешили сдаться? Дежурный опять крутанул ручку:
-Алле, Биточек, соедини с полковником Обояшевым..., пауза…
-Товарищ полковник, майор Удобный, отдельный транспортный батальон. Здравия желаю!
-Ко мне тут два бойца вышли, говорят, из реактивного дивизиона, Бабаяна хлопцы…
-Я ему звонил, не соединяет…
- говорит: «отдыхает Бабаян»
- так точно, спит
- не могу знать
- Нет ни Камкова, ни Тазова я не спрашивал, я их не знаю.
- да, они тут у меня пока побудут.
- да, определю, найду место.
-Ну вот, воины, через час, другой за вами приедут, с доставкой, так сказать, из кина. А то ночью по лесу шариться..., добро бы к девкам, а так..., маята одна и пьянка. С девками тут полный абзац, хлопцы, ни баб, ни сеновалов, одна Гэдээрия, хрен ей в дышло. Сейчас вам Бабаян такой сеновал устроит, обоих оприходует, а потом уже Обояшев Бабаяну вашему пару пистонов вставит и вся любовь.
Майор возбудился, оргия вырисовывалась, в некотором роде, виртуальная и его, Удобного, участия в ней не планировалось никаким боком. И все же он радовался и потирал руки, пусть и чужой праздник, но кто ему рад тот накануне пьян. На свадьбу не пригласили, так хоть одним глазком, посмотреть. Такое беспочвенное возбуждение свойственно старым вуайеристам и рукоблудникам.
-Сейчас посидите пока на складе запчастей, в палатке с другой стороны. Машина придет, и я вас сдам.
Минут через сорок послышались знакомые голоса: Доронин, Титаренко и еще кто-то, луч фонарика ворвался на склад запчастей, приютивший самовольщиков. Светил Деловой прямо в глаза и, нагнувшись ко мне - мы не встали при входе начальника, прошипел:
-Ну, что, замполит? Он называл меня ночным замполитом, намекая на то, что я провожу ночные политзанятия и убеждаю сержантов и «стариков» саботировать приказы и распоряжения офицеров. Частично это было правдой, и я действительно говорил, что «дедовщина» поощряется рядом офицеров и прапорщиков, якобы в целях поддержания дисциплины с опорой на старослужащих.
На самом деле овчаркам всегда проще управлять стадом баранов в присутствии козлов. Бараны козлам подчиняются, а козлы знают, что нужно овчаркам. Пастух осуществляет лишь наблюдение и принимает стратегические решения. Хорошая рабочая модель, но как быть, если ты не баран, козлом быть не хочешь, до овчарки не дослужился, не говоря уже о пастушьих звездах, но в стадо тебя загнали? Думаю, порочна сама практика - применять стадное моделирование в управлении личным составом. Такая вот пастораль. Конечно, стукачи тут же все доносили, старшине, комбату, замполиту, «кто, кем побежден, тот тому и раб».
Свет фонаря просверлил зрачки и вышел через затылок. У них чесались руки, и случай был исключительный, кто бы осудил? Едва сдерживались Деловой и Боревич, молодой лейтенант по кличке «Ссынок», с месяц, как прибывший из училища.
Вельский, Пузырьков и Гоношилов сержанты нашего призыва стояли у входа, их тоже бросили на отлов товарищей В отличие от ярившихся господ-офицеров, ребята нам сочувствовали.
-Вельский, где веревка? Давай, вяжите его,- луч скользнул по Паше и опять уперся в меня, важно было связать именно меня.
-Веревки нету, где я ее возьму?
-Я тебе сказал - взять веревку! В машину садились, я тебе сказал: «Вельский, возьми веревку!
-Да где ее взять- то? Машина уже поехала, вы кричите: «Садись»,- я еле успел, на ходу уже запрыгнул. Да они и без веревки пойдут, никуда не денутся.
-Вельский, много рассуждаешь, возьми у Бабакина трос, мы их тросом скрутим.
Опять фонарем - мне в лицо:
-А может их тросом за машину привязать? И пусть побегают, раз они бегать любят.
-Фонарь уберите, что за идиотизм в глаза светить.
-Я тебе покажу сейчас идиотизм, сволочь поблудная! Ты сам идиот по самые некуда!- Титаренко визжал и брызгал слюной и крутил фонариком у самого моего носа. Он меня утомил основательно, и я, осознав, что позиция непротивления только распаляет его, пошел на обострение:
-Что, кино насмотрелся про гестапо? Методы перенимаешь? Деловой?
-Да, я деловой,- ему кликуха явно нравилась,- ты меня еще плохо знаешь. Сейчас вам будет и гестапо, и СС с Абвером в придачу. Вельский, Пузырьков, снимайте ремни, вяжите их.
Маниакальная блажь - доставить нас на съедение к Бабаю связанными не оставляла комбата.
-Ладно, Коля, не горячись, никуда они не денутся. В кузов сядут, а мы их поприжмем, придержим. Надо ехать, Бабаян ждет,- Доронин немножко осадил закусившего удила делового мерина.
-Вельский, Пузырьков, Гоношилов, головой отвечаете. Если что - сами под арест, под трибунал пойдете! Понятно?
-Понятно, товарищ старший лейтенант.
-Все, давай их в машину, в кузов. Поехали.
Мы сели вплотную к кабине. Доронин сел рядом со мной, Боревич страховал выход. Сержанты разместились между ним и Пашей.
-Вы что, придурки, вытворяете?-Доронин говорил негромко, почти шептал, обращаясь ко мне. Бабаян грозил комбата раком поставить. Его уговорили не докладывать, ну, что вы с минуту на минуту придете. Первый раз в жизни он не доложил, а через час звонит Обояшев Бабаяну, и так ему с подковыркой:
«Рано, ара, ложишься, крепко спишь. А это не твои два кинто по Виттштоку шляются, кинотеатр в лесу ищут? Атарщиков и Пашкин, знаешь таких? Они оказывается, без кино жить не могут. Ты бы хоть передвижку из дома офицеров с собой брал. Народу нельзя без культуры. Жена у тебя на фортепьяно, слышал, знатно играет. Так вот и организовал бы культурную программу, а то бойцы твои по лесам разбегаются»
-Это Бабаян рассказал? -Я не верил своим ушам
-Да нет, Синяк подслушивал. Я как раз у него был, а трубка громко орет, все слышно.
У меня с Дорониным были неплохие отношения. Я делал ему стол-планшет с подсветкой и пластиковым блокнотом. Мы вместе придумывали и оборудовали всякие хитрые штучки. Его, образованного, грамотного, потомственного офицера не только не замечали, а даже как-то затирали. Впоследствии, после замены Делового, комбатом назначили не его, а присланного Продана.
Доронин закончил Суворовское, где потерял один год. В школах учились по десятилетней программе, а в Суворовском - по одиннадцатилетней. По окончании - поступил в высшее артиллеристское Одесское училище. В этот же год Продан завалил туда экзамены и поступил в среднее Тбилисское училище с хроническим недобором. Выпустился он на год раньше, раньше получил третью звездочку и попал к нам в комбаты, Доронину в начальство. Парадоксально и печально. Наши с Дорониным отношения были честными без панибратства и популизма, как в старых фильмах про бойцов и командиров.
-Бабаян озверел, дивизион построил, стоят под дождем и вас поминают. Кто-то из третьей батареи сзади выкрикнул: «Что, из-за двух придурков всех под дождем держать?» А он заорал, что если надо будет, всех раком поставит, начиная с Титаренко, и так будут стоять, пока этих сволочей не приволокут».
Когда нас доставили и подвели к Бабаю, он зарычал, указывая пальцем:
-Вот, эти два сволоча, из-за которых все пострадали!
Пошел жестокий прессинг. Штрафных заперли на ночь на чердачке маленького сарайчика, служившего оружейной комнатой, строго запретив выпускать даже в туалет. На тонких досках чердачка Паша и я стучали зубами, прижавшись, друг к другу. Ночью температура упала ниже нуля, и спать стало не возможно, мы боялись окоченеть и окочуриться. Утром после завтрака артиллерия дивизии, построенная для развода по позициям, была проинформирована полковником Обояшевым о ЧП в реактивном дивизионе. Затем он вызвал по очереди, сначала Пашу, потом меня:
-Рядовой Пашкин, ко мне!
Паша пошел, зачем-то пытаясь в этом месиве идти строевым шагом. Маленький, ноги кавалериста, подошел. Правая рука бросила ремень автомата и поползла к голове, в попытке козырнуть. Почему-то острая жалость со стыдом за Пашу пронзила меня. И я, и полковник Обояшев душевно переживали Пашину промашку, но каждый - по-своему. Рука к голове не прикладывается, когда плечо оттягивает оружие, Паша просто растерялся, не каждый день приглашают получить пятнадцать суток ареста.
-Вот, Бабаян, полюбуйтесь, строевая подготовка в загоне! Что же вы с этим колхозом навоюете? Бродят они у вас по лесам партизанами, нет, не партизаны, лесные братья, бандеровцы, вервольф! Распустили дивизион после Капустина. Рановато вам, видно, на такую должность. Обояшев с Капустиным были друзьями, вроде даже вместе училище заканчивали. Скорее всего, Обояшев знал о выходке Бабаяна при прощании Капустина с дивизионом, иначе, объяснить такую публичную экзекуцию было нельзя.
Паны дерутся, у хлопцев чубы трещат. Мне, как и Паше, было отмеряно той же мерой. Отбывать наказание мы должны были после стрельб.
С Обояшевым пришлось столкнуться на этих учениях еще раз. Бывает в эфире такое явление, когда радиосигнал никак не проходит. Радисты здесь не причем - солнечная активность, магнитные бури или иные причины вызывают этот эфирный тромб, но огребаются все равно замудонцы связисты.
Преимущество учебки перед местечковым образованием, как раз в том, что она дает теоретическую и практическую подготовку связано. В военном городке «Медведь» под Новгородом применять в таких случаях учили разные типы антенн: «симметричный диполь», «бегущий луч» итд, на этот раз никакие ухищрения не помогали.
От Олега Кротова довелось слышать о способе установки связи при помощи метеозонда.
У меня был метеозонд с баллончиком - подарок метеорологов. Решил попробовать. привязал конец антенного провода к зонду, надул его из баллона, и шар поднялся в небо, на высоту, сколько хватило провода. Чудо, связь работала, слышно было всех, огневые и все КП, меня так же слышали все. Обояшев, узнав, что у Бабаяна есть связь, приехал на КП, и работа с огневыми пошла через нас. За отличную связь и находчивость Обояшев объявил мне благодарность, но заметил, что это не отменяет предыдущего наказания. Что же, справедливо, он вообще был мужик справедливый.
Я заметил, что старшее, рожденное до войны поколение офицеров, по возрасту годившихся нам в отцы, было моральнее что ли, честнее, справедливее. Внешне суровые - внутренне более мягкие. Неужели только с возрастом прорастают в человеке душевные качества ответственные за тепло, которым молодые офицеры совсем не грели. Да, пожалуй, это приходит почти исключительно с возрастом, что-то похожее на отеческую заботу, ведь Обояшев и Капустин по возрасту годились нам в отцы. Не хотелось бы штурмовать высотку или идти в атаку под началом молодого командира.
Приехали в Пренцлау, и сразу же старшина батареи Синица развернул шмон вещмешков, чтобы учесть утерянное разгильдяями госимущество. Только успели сдать оружие и противогазы, теперь гремели котелками, кружками, ложками. Мучила сильная головная боль, я почувствовал недомогание и озноб и подумал сходить в санчасть.
-Товарищ прапорщик, разрешите, схожу в санчасть, голова болит, попрошу таблетку.
-Вам, товарищ Атарщиков, в санчасти делать нечего, вас ждут, не дождутся в Фогельзанге на гауптвахте.
-Они три гроссовские бутылки ждут, а не меня
-Никаких гроссовских, вас Обояшев лично сажает, с него не возьмут, постесняются. Так что не бздите, ждут, не дождутся, уже все готово и шахматы, и лопаты. Я «губарю» скажу, что ты чемпион дивизиона по шахматам, а Пашкин по кроссу, как раз к моему дембелю годика через три вернетесь.
-Ладно, уговорили - еду, таблетку только приму. Или вы боитесь, что я цианистого калия в санчасти заглочу, уйду от возмездия по- шпионски? Не дождетесь, меня сильно дома ждут.
Иди, остряк- самоучка, одна нога здесь другая там. У тебя все на месте, кружка, ложка, котелок?
-Да, вот смотрите, все есть
-Хорошо, собирай мешок, иди в санчасть и приходи в ружкомнату, надо будет оружие почистить.
В санчасти осваивался молодой доктор, лейтенант только из академии, не посвященный в шекспировские страсти нашего дивизиона.
- Температура 38, зев и горло красные, даже как будто налет есть на миндалинах. У нас, к сожалению, заняты все пять мест. Я вам напишу направление в госпиталь, сегодня же отправляйтесь. Температура после аспирина должна упасть, но не думайте, что все прошло. С ангиной шутки плохи, возможны осложнения, поэтому надо в стационар. Вы меня поняли? Я вас сопроводить не могу, но надеюсь, вы сами понимаете, что надо полечиться. Вечером позвоню в госпиталь, узнаю, как вы устроились, договорились?
Он боялся, что я сачкану и в госпиталь не лягу. Дорогой мой, колбаска докторская, такой розовый и пухлявый, если бы ты знал, как ты меня порадовал. Не возвращаясь в казарму к любезному прапорщику Синице, я рванул в госпиталь и оформился на терапию. Получил белье, залег в постель и только решил вздремнуть, как в палату ворвался уже не любезный, а кровожадный прапор.
- Обманул меня, вражина, обманул доверие командира: «Таблетку, головка болит»,- а сам уже тело нежит. Это как же, товарищ младший сержант, понимать, хочу вас спросить?
-А так и понимать, у меня температура 39, налет в горле. Я что, сам себя определил? Врач распорядился, ему видней.
-Ну, заболел, а в госпиталь то зачем? Здесь люди с серьезными болезнями лежат, а ты место занимаешь.
-В санчасти все забито, так бы там остался.
-И чо, сегодня мест нет, а завтра парня из разведбата выписывают. Пока в батарее побудешь. Таблеток возьмем, поспишь, я разрешаю. Мешать никто не будет. Чаю с малинкой, у жены есть. А если не полегчает, тогда уже в санчасть. Ну, вставай, вставай, однополчанин, бери шинель, пошли домой.- Синица даже попытался напеть последние слова. Я и так чувствовал себя хреново, а тут этот бредовый спектакль превращался в оперетту с солистом Синицей. Дурдом надо было кончать и отвязываться радикально.
-Синица, я похож на дурака? Ну, что ты несешь? Ты зачем пришел? Пощупай лоб, я весь горю, а ты хрень порешь. Кто тебя послал? Совесть у вас есть?
Он опешил. Сам он, то выкал, то ты тыкал мне, смотря по обстоятельствам и в зависимости от кондиции. Вообще-то по возрасту он мне в отцы не годился, и мой переход на ты до упора упрощал отношения.
-Пашкина через два дня повезут на гауптвахту, подельника твоего, он не сачок, он парень честный, с характером, а ты? Как ты ему в глаза потом смотреть будешь? Вместе натворили, вместе и отвечать надо, а то предательство получается. Нет, или я не прав? Синица зашел с тыла и стал давить на солидарную ответственность.
-Что за бред? Ему что, мои 15 суток добавят или за компанию веселее сидеть будет? Ему легче станет, если вы меня в этот скотомогильник запихнете? Я бы радовался, если бы он вам не по зубам оказался. Пашкин не такой придурок, вот моя точка зрения.
-Да ты никак совсем заболел, не врубаешься! Бабай лютует, всех поставил из-за тебя в позу прачки. И сынка этого, врача, и комбата, и меня, что я тебя в санчасть отпустил. И ты с его болта тоже не соскочешь. Недельку- другую полежишь, и выпишут тебя голубчика, а зуб то, вон какой на тебя вырос. Сожрет тебя Бабай, в дизбат пристроит, а другие через тебя пострадают.
-Все, я устал, хочу отдохнуть. Вы меня не по-детски напугали, товарищ прапорщик, теперь буду спать и бояться, вдруг ночью выкрадут.
Синица уже на выходе пощелкал клювом и ретировался.
В госпитале служил мой как бы земляк по Питеру, капитан Лазарев. Он закончил в Ленинграде военно-медицинскую академию и был большим патриотом города на Неве. Прекрасный врач и просто человек ставил на ноги болящих в отделении неврологии. Познакомиться привелось после первой зимы на Виттштоке, когда я заработал в землянках радикулит.
Лазарев приносил мне почитать Литературную газету и книги. Отношения у нас сложились, как ни странно, приятельские. Он даже в шутку называл меня "коллега" узнав, что до призыва я учился в медицинском.
На следующий день, после визита Синицы он предложил мне перевестись к нему на отделение неврологии.
-Давай-ка, дружок, полечим твою спину.
-Но у меня сейчас все нормально, ничего не болит, спина в порядке,- я вспомнил новокаиновую блокаду, и лечиться совсем расхотелось.
-Радикулит, брат ты мой, такая цаца, что требует постоянного внимания. Вот мы им и займемся профилактически, без радикализма. Массаж, физиотерапия, парафин итд.
Твой прапор просил выписать тебя в санчасть на долечивание. Предлагал лечащему врачу бутылку. Твое счастье, что он мало пьющий коновал. Но начмед, тот уважает. Хотя уровень не тот, но, если кто-нибудь постарше подсуетится и начнут давить... Для страховки, на всякий случай, подумай, чем ты можешь помочь госпиталю?
-А чем я могу помочь, в каком смысле?
-На третьем этаже сейчас идет ремонт. Если не трудно, в щадящем режиме, предложи свои услуги, скажись специалистом в чем нибудь. У нас некоторые по пол года так лежат. В частях ругаются, звонят иногда, потом перестают. Госпиталь относится к третьей армии, а весь гарнизон ко второй. Ваше начальство, вплоть до командующего армией, нашему не указ. Поэтому, чтобы они не спелись на почве совместного распития с начмедом, подстраховаться в АХЧ и, значит, у главврача было бы неплохо. Подумай.
-Хорошо, я подумаю.
Чуть раньше этого разговора в госпитале появился Гриша Михайлик. Аферист и жулик, мародер и искатель приключений, Гриша владел любой полезной информаций из гарнизонной жизни и мог достать практически все. Он знал, у кого, что хранится в сараях в офицерском городке, у какой хозяйки вкуснее огурцы, а у какой клубничное варенье, сколько стоит метр экранированного кабеля, если продать его немцам и вообще, кто есть ху и кто кого.
Комплексом «дедовщины» он не маялся, людей ценил только за личные качества, обижаться на него было никому не возможно. Гриша хорошо отнесся к идее с пользой полечиться, он моментально нашел двух гарных хлопцев, специалистов, и мы предложили себя в качестве бригады маляров. Зам по АХЧ поинтересовался нашим опытом. Гриша, не моргнув глазом, сказал, что перед призывом его бригада красила Одесский оперный театр - чуть-чуть только не докрасила, его призвали в армию.
Теперь вся Одесса ждет не дождется его дембеля. Он сыпал словечкам типа охра, белила, колер и произвел хорошее впечатление. Нас наняли.
Работа шла в супер щадящем режиме, материалы поступали скупо, и не то, что нам с Гришей, хлопцам делать было нечего. Зато качество давали очень и очень, и нам выписали усиленный паек.
В ноябре в госпиталь из нашего дивизиона поступил старший лейтенант Козец.
Леша Козец - уникум в своем роде. В то время, как остальные офицеры, худо бедно, по выслуге лет, все же шли на повышение в должности, Леша стабильно, хотя и со скрипом, шел на понижение. Полоса неудач пересекла его служебную карьеру в должности командира второй батареи нашего дивизиона. Именно в этой должности старший лейтенант Козец произвел тот исторический залп. Знаете, такое случается с залпами, когда они попадают в историю. Залп «Авроры», например. Но крейсер революции стрелял из носовой пушки холостым, а «комбат два» жахнул из «града» боевым.
У Леши были феноменальные способности в устном счете. Он мгновенно сосчитывал очки на костяшках домино, в то время как прапорщик Олексащенко еще долго водил пальцем по белым точкам и шевелил губами. Но этот его талант сослужил ему недобрую службу. Леша презирал логарифмическую линейку и, производя артиллерийские расчеты, игнорировал ее. Он быстро считал в уме без записей в блокнот.
Прицел, угломер, поправка на ветер, доворот и другая цифирь бога войны как-то хитро складывалась и вычиталось в его большой голове, как в арифмометре "Феликс". В результате его батарея первой ощетинивалась готовностью беспощадно разить врага. Правда, в расчеты почему-то всегда вкрадывалась малюсенькая, но роковая ошибка, которая не позволяла Леше делать стремительную карьеру. Лешин «Тулон» миражом маячил на горизонте.
В тот памятный день малюсеньких ошибок случилось сразу две. Наложение одной на другую вызвало явление резонанса, амплитуда отклонения резко возросла, и случилось непоправимое. Поправку на ветер Леша взял не с тем знаком, и расчет привел к лукавой цифре, уговорившей Лешу стрелять без тормозного кольца. Стихия реактивного огня и попутного, чуть бокового ветра, не сдерживаемая тормозом, унесла Лешины «огурцы» за пределы полигона и посадила их в немецкой земле деревни Гадов, в аккурат на кладбище.
Хорошо еще, что люди, находившиеся в этом месте, умерли до того, и Леша никого не лишил жизни. Но все же, согласитесь, случай прескверный и прискорбный. Вандализм, даже не умышленный, оставляет после себя разрушения и справедливое возмущение. Что бы как-то скомпенсировать последствия залпа вандала Козеца прибегли к испытанному методу. Кинули клич, пошли с шапкой по кругу, и возбужденная общественность населенного пункта Гадов потихоньку сдулась.
Я обратил внимание, что у некоторых немецких деревень были, как будто славянские корни: Цемпов, Глобсов, Лютеров, Гадов итд. Не знаю, имеет ли отношение к этому то, что на территории ГДР сохранялось этническое меньшинство, Лужицкие Сорбы или Лужичане, если имеет, то пусть братья славяне простят нам вандализм. Очевидцы, наблюдавшие разрывы снарядов в сильную оптику рассказывали спустя время с циничным солдафонским юмором небылицы о летающих гробах. Лешу с комбатов сняли, но он стал легендарной личностью. Иногда в теплой компании, рассказывая занятные истории и, травя байки ГСВГ, кто-нибудь вспоминал как удалой комбат Козец «долбанул по гадам». Эта история случилась до моего приезда в дивизион, но услышал я ее из уст самой легенды.
После первого понижения Леша мечты о карьере оставил и увлекся традиционными мужскими промыслами: охотой, рыбалкой и сопутствующим этим занятиям ремеслом. Он сам изготовлял снасти, плел сети, отливал пули и дробь из свинца старых аккумуляторов.
Это увлечение сроднило его с капитаном Зиркой, начальником связи соседнего разведбата. Зирка притащил со свалки чудо ГДРовского автопрома – пластмассовый Трабант и, по выражению незабвенного Адама Казимировича Козлевича, дал ему ремонт. Дым и мотоциклетный треск сопровождали его нечастые вылазки на трофейной керосинке, но она ехала и могла считаться средством передвижения.
Леша притащил из той же «пещеры Али бабы» мотоциклетку времен первой мировой, и они с Зиркой вдохнули в нее жизнь. Это сейчас стало модным заниматься реставрацией лохматых раритетов, а в то время подобное занятие, мягко говоря, считалось чудачеством и не встречало понимания. На праздники эта техника изымалась и опечатывалась, мало ли чего надумают промысловики в разгар праздничного веселья. В эту пятьдесят с гаком годовщину великого октября Бабай изъял мотоцикл и опечатал в боксе. Изъял так же пару ружей и опечатал в сейфе. Мероприятия были обычным рутинным делом и производились на всякий случай.
В торжественный и праздничный день 7 ноября случай привел Козеца и Зирку примерно в 4 часа утра на берег городского озера Уккерзее. В прибрежных камышах его величество случай припрятал дюралевую лодку, в которой и разместились рыбаки со случайно прихваченными снастями. Выгребали ближе к противоположному берегу, где по приметам располагалась глубокая яма, на дне которой любили подремать озерные хищники. Поменялись на веслах, Леша сел на корму и развернул нехитрую снасть, оказавшуюся толовой шашкой ИМ-100.
Они стояли как раз над уловным местом, и, чтобы не пугать рыбу Леша аккуратно опустил шашку в воду за кормой. Зирка подналег на весла и направил лодку в сторону пустого пляжа, Козец следил за тем, как с бухты сходят кольцами провода и скользят в воду за кормой. Отплыв на расчетное, безопасное место и засушив весла, старший по званию капитан Зирка скомандовал старлею Козецу:
-Контакт!
-Есть контакт! -это были последние слова Леши Козеца в славный день 7 ноября.
За поворотом ручки, под кормой поднялся столб воды, и взрывом разворотило дюраль. Видимо, провод зацепился под водой за руль, и шашка тащилась под кормой за лодкой.
Зирка, очутившись в воде, понял, что отделался легким испугом. Безжизненное тело Козеца держалось на поверхности, голова была в крови.
Капитан, вытащив старлея на берег, обнаружил, что тот жив, только ранен в голову. Повреждены были также мягкие ткани, но это мелочи по сравнению с раскроенной черепушкой.
Щуплый Зирка осознал, что дотащить 90 килограммового Козеца до госпиталя или хотя бы до части ему не удастся. Заветный Трабант сиротой тосковал в боксе парка. Оставалось бежать за помощью в часть.
Подняв со сна, подъема еще не было, человек десять, Зирка во главе группы разведчиков, бросился обратно к истекавшему кровью Козецу. Когда он рванул за подмогой, то оставил его лежать на пляжной скамейке. Вокруг не было ни души. На месте добежавшие спасатели Лешу не обнаружили. Куда делся? Кровавый след тянулся несколько метров и обрывался у свежей колеи, оставленной колесами машины на песке. Подошел сторож и, прервав тяжелые раздумья военных, объяснил, что русишер официр "им Кранкенхаус". Сторож, услышав взрыв на озере, решил посмотреть, что случилось? Обнаружив раненного русского офицера, он быстро позвонил в лазарет. Прибывшая машина увезла военного.
В лазарете Леше сделали операцию и вставили на поврежденный участок черепной кости титановую пластину. После того, как консилиум счел его транспортабельным, Козеца перевезли в наш госпиталь. Постепенно он шел на поправку. Мы играли в шахматы, давая работу травмированным мозгам. Когда Леша считал тренировку достаточной, он говорил, что титан плавится, мозги кипят, мол, нужна передышка. Козец вышел из госпиталя примерно через месяц после нас. Потом продолжил лечение и отдых в санатории в Союзе.
Когда я вернулся из госпиталя, срок давности по посадке на губу уже истек. Это, конечно, не значило, что можно расслабиться. Я был на чеку. С Пашей тоже произошла интересная история. Утром его отвез на гарнизонную губу в Фогель прапорщик Синица. Сдал «губарю» - все чин чином. Выпили по маленькой два прапора, поговорили за службу а когда ритуал посадки был завершен, как положено, наш Синица отбыл в Пренцлау.
Доложил Деловому, тот Бабаю, и дело, пусть и на 50% пока, но сладилось. Их уверенность в том, что я только зря тяну время - раньше сядешь, раньше выйдешь - была непоколебимой. На вечерней поверке Синица, называя фамилии бойцов, выкликнул, как бы нечаянно, Пашкина. Прапорщик уже открыл рот, что бы самому ответить типа: «Сидит за решеткой в темнице сырой, наказан за пьянство, дебош и разбой», но рот так и остался открытым
-Я,- ответил голос Пашкина
-Кто это развлекается такой умный, кто это я? Прапор был в замешательстве
-Рядовой Пашкин, товарищ прапорщик.
-Пашкин, ты мне снишься или это белка?
Жена Синицы пугала его белой горячкой и называла алкогольный делирий по-домашнему «белкой» или ласково «белочкой»
-Без всяких белок, это я, Пашкин, товарищ прапорщик
-Это, как же тогда понимать? Я тебя утром отвез в Фогельзанг, так?
-Так точно
-Я тебя сдал на губу, оформили бумагу. Она сейчас у комбата, я ему отдал. Так?
-Может и так, я бумаг не подписывал.
-Ну и...? Как же ты здесь, Пашкин? Надо объясниться!
-Вы же губарю про шахматы говорили, что я в шахматы хорошо играю. А я знаю только, как фигуры ходят. Он стал орать,мол, я спецом поддаюсь. Пьяный, попер на меня, стал душить. Че делать? Я его доской шахматной по тыкве отоварил. Он отрубился, лежит, не пойму-дышит, нет. Я его опять сапогом по репе, и ходу.
Выскочил на дорогу - машина идет к танкистам, в наш гарнизон. Наврал, что я в дивизии в командировке был, попутную жду в Пренцлау. С ними доехал, и сюда - в батарею, к вам, товарищ прапорщик, сдаваться.
-Ну, Пашкин, теперь тебе хана, расстрел на месте! А если выживет прапорщик, все равно не завидую твоей матери. Натворил ты, брат, делов! Че делать, даже не знаю? Давай, пошли к комбату.
-Пошутил я, товарищ прапорщик. Там карантин объявили на губе, дизентерия. Несколько человек обосрались. После обеда анализ подтвердился, и всех - в боксы, в карантин, кто в контакте был. А я только приехал, ничего ни ел, ни пил. Боксы забиты, мест нет. Вот, меня обратно развернули. Как раз машина стояла из танкового полка. Они меня взяли, я с ними и доехал.
-Не врешь, Пашкин?
-Не, зуб даю.
-Тогда и ты, Пашкин, обосрался вместе с дружком твоим Атарщиковым. Только он морально, а ты натурально. Иди, засранец, в санчасть, покажись доктору. И без справки - в казарму ни ногой, ни жопой. Все, Пашкин, шагом марш! Шутники, едрена корень!
Паша немного полежал в санчасти, в боксе. Анализ не подтвердил репутацию засранца, и он с чистой совестью и реабилитированной задницей вышел вон.
Надежды «Бабая и Ко» на то, что кончится карантин на губе, и Пашу отвезут досиживать не оправдались. Причиной дизентерии оказалась плохая вода - надо было переделывать водопровод. Губа закрылась на неопределенный срок, и жить стало…, ну сами понимаете…
Дембельнулись Гиви Миротидзе, Гриша Михайлик, Антоша, Томаш, Горобцов и Родаков из взвода управления, Дрозды стал «куском», а мы - «стариками».
Прошел Новый Год. Мы Алекпером Тагиевым подготовили веселую и смешную Новогоднюю программу. Всем очень понравилось. Даже дамы, пришедшие поздравить солдатиков, были в восторге. Их ура до сих пор греют уши, а чепчики не все вернулись из плотных слоев атмосферы. Намечался новый Виттшток, сместившийся на этот год, и пришло письмо от Леши Козеца.
Его перевели в Союз, в Литву, на должность начальника штаба части. Мы, понятно, прибалдели, но все объяснялось просто. Часть была кадрированная, то есть, практически без срочников, одни офицеры и законсервированная техника. Но зарплата, должности и звания, все по-настоящему. Свезло человеку, наконец. Он был счастлив и мог проводить на рыбалке и охоте все время. Мы были рады за него и за себя, ведь и нам свезло болезным.
Что ни говори, должно же когда-нибудь повезти хорошим людям, будь то фолликулярная ангина или дизентерия на фоне антисанитарии, или даже конфузия с контузией. Надеюсь, теперь и вы не будете спорить, что все, что ни делается, все к лучшему. У каждого из нас есть своя «зирка», она светит нам, а иногда нежданно-негаданно слетает кому-то на погоны.