Война забытая. Прохоровка

Алексей Богословский
О Курской битве написано много. Вкратце суть следующая – немецкая армия боялась наступать. Советская армия боялась наступать не меньше немцев. После того, как весной 1943 года авиация Геринга сорвала попытку наступления под Воронежем, наступило затишье. Стороны копили силы, пока немцы не выдержали. Время работало против Гитлера. Германия явно проигрывала гонку вооружений. Значит, надо было заставить Советы истратить эти вооружения в боях. Приблизительно так рассуждало и советское командование в зимой и осенью 1941-1942 года, когда промышленность в Сибири и на Урале только монтировало эвакуированные заводы с европейской части СССР. Тогда командование гнало под Ржевом вперед солдат с винтовками на немецкие пулеметы, танки и артиллерийские позиции, даже не слишком волнуясь о конечном результате. Гитлер поступил умнее и в соответствии с возможностями.
В июле 1943 года немецкая армия перешла в наступление. Для начала авиация Геринга нанесла удар по аэродромам. Больше половины советской авиации успешно сгорела в один день. Прямую ответственность за данный подвиг несет на себе верховное командование и лично товарищ Жуков. Радиус действия мессершмидтов не превышал 400 км. Но в очередной раз авиацию разместили под носом противника (в своё время одной из официальных причин расстрела Павлова было расположение авиации вблизи границы). Там был режим ожидания чужого наступления, здесь был режим ожидания. Там – расстрел, здесь – орден. Сомневающимся предлагаю перечитать учебники истории. Успех немцев был настолько велик, что потом, где-то в 70-х годах написали интересные мемуары. Сам читал – дескать, заводы не покрыли несколько сот самолетов лаком, поэтому дождь на Курской дуге покоробил фанеру крыльев, и 560 истребителей мигом превратились в нечто негодное для использования. Интересная мысль. Она особенно интересна в связи с вопросом обеспечения авиации брезентом на случай дождя. Умный автор данного вопроса не коснулся. Лично я до сих пор гадаю, действительно ли было плохо с брезентом и водоотталкивающем лаком в 1943 году, или автор пытался таким образом сократить ущерб потерь от действий противника. Так или иначе порядка 1000 самолетов потеряли способность взлететь. Гитлеровцы захватили господство в воздухе и стали наступать.
Наступала немецкая армия с довольно приличной скоростью для того времени, но явно недостаточно для решительного прорыва. Приблизительно так наступала Красная армия под Москвой после первых двух недель быстрого продвижения. Вроде продвижение есть, но противник успевает подбрасывать подкрепления, явно не опрокинут и способен продолжать сопротивление. Красная армия под Курском тоже подбрасывает резервы, оборона не взломана, но приходится отступать. Тактика Красной армии была традиционна – тратим солдат и артиллерию, бережем танки. Судя по конфигурации фронта и скорости наступления, через три дня должна была наступить развязка. Курский выступ превратился бы в подобие полуострова, соединяющегося с основными позициями Красной армии сравнительно небольшим перешейком. Тогда надо было или срочно эвакуировать войска с полуострова, или переходить в наступление, или мириться с потерями, равносильными серьезному поражению. Немцы решили сделать быстрый рывок, без которого у Красной армии имелась бы свобода выбора действий. Очень, логичное и неизбежное решение. Ударная группировка танков была сосредоточена на южном выступе наступления, а впереди находилось теперь знаменитое Прохоровское поле.
Введение в бой знаменитых тигров не являлось особым секретом. Ещё в 1942 году под Ленинградом пробная партия тигров проходила проверку боем, и часть их попала в руки Красной армии. Советское командование отлично знало о высоком качестве брони, амортизаторах, позволявших стрелять с ходу, отличной вентиляции башни (после трёх выстрелов из Т-34 в башне танка трудно было дышать от газов снарядов, дальнейшая скоростная стрельба могла превратить танк в образцовую душегубку для концлагеря) и прочих достоинствах. Даже разговоры о медленной скорости поворота башни и возможности ударить тигру в бок напоминают рекомендации по ловле крокодила, дескать, шею крокодил разворачивает плохо, подходи сбоку и не волнуйся. Тигр вполне успевал развернуть башню, когда речь шла о стрельбе с расстояния в пару сотен метров, и, разумеется, мог и обязан был развернуться в сторону чужого танка с помощью гусениц, защищаясь лобовой броней от чужого выстрела.
У меня на руках воспоминания солидного математика, полковника в отставке господина Погожева. Знаю его лично – порядочный человек, умный ученый, работавший в академгородке под Новосибирском. В то время он был заурядным лейтенантом зенитных войск и находился со своей батареей в километрах двадцати за Прохоровским полем. Описание короткое. Ранним утром начался налет хенкелей-111. Никаких упоминаний о советской авиации. Хенкеля-111 проутюжили позиции Красной армии. Всё, позиции перестали существовать, живых практически нет. Обычная тактика военных – просчитать необходимое количество бомб или снарядов на единицу площади для полного уничтожения противника. Героизм и речи политработников в подобных случаях бессильны. В это пустое пространство двинулись танки противника. Звуков стрельбы орудий нет, стрелять некому. Пехоту и артиллерию подбрасывать бессмысленно – мала скорость передвижения. Советское командование было вынуждено ввести в бой танки. Упоминание о необходимости ввести танки – редкий случай, когда командование и генералы-мемуаристы не лгут. Ложь в формулировке – напор противника был слишком силен, пришлось поддержать оборону введением в бой танков из резерва наступления. Усиливать было нечего. Также лгут мемуаристы и аналитики в погонах, рассуждая, что большое количество танков с обоих сторон не позволило поддержать их пехотой. Места, якобы, для пехоты не хватало. Всё проще, пехоту уничтожили хенкеля-111, предугадать место удара по позициям вражеской артиллерии было невозможно. Признать – подставить авиаторов, нарушить принцип коллегиальной солидарности. Есть у генералов понятие солидарности – сегодня я вру в твою пользу, завтра ты соврешь в мою пользу, в итоги мы все молодцы и умники.
Задним числом все молодцы оценивать ситуацию. Около 600 танков у Готта, около 850 танков у Ротмистрова. Прекрасное утро 12 июля 1943 года. Лётная погода. Никакой дождь крылья советским летчикам не портил. Количество танков условно. Машины ломаются на марше. Сколько дошло до поля, никто не знает. И весь день идет бой. Потери тоже можно трактовать по-разному. Поле боя осталось за советским танками. Значит, танки, подлежащие ремонту, скорее всего, в отчетах Ротмистрова в качестве подбитых фигурируют далеко не все. Но это вопрос победы, а не просто манипуляции с арифметикой. Всё равно танки для немцев были потеряны безвозвратно. Осталось бы поле боя за немцами, отчеты переделали бы в пользу немцев. Безвозвратные потери немцев в танках были явно велики. Бой, по воспоминанием Погожева, шел весь день. Значит, танки не были введены в бой все сразу. Танки накатывались друг на друга волнами. Вот вам и главная проблема учета танков на поле. Очень похоже на истину, советские танки срочно перебрасывались из места первоначальной дислокации. Часть была ближе к Прохоровке, часть была дальше. Немцы, видимо, не рассчитывали с ними столкнуться, полагали, что на первом этапе советское командование будет пытаться бросить пехоту под немецкие гусеницы, и Прохоровское поле немцы пройдут с ходу. Скорее всего немцы имели преимущество. Танки были построены для прорыва в несколько эшелонов, немецкая авиаразведка могла заметить продвижение советских танков заранее. Вечером канонада стихла. Поле боя немцы сдали. Их не преследовали. Не было приказа, да и смысла наступать среди ночи.
Потом, после начала общего наступления советской армии господин Погожев проезжал мимо Прохоровского поля и был поражен его видом – жуткое количество сгоревших танков, танковые тараны, запах сожженного металла, искореженная техника и всё перебивающий запах разлагающихся трупов. Ещё никто никого не хоронил, стояла летняя жара и вид поля напоминал бред сюрреалиста. Проезжавшие части были потрясены зрелищем.
В воспоминаниях Погожева есть еще кое-что интересное. После битвы на Прохоровке на три дня фронт затих. Стояла гробовая тишина. Разом прекратилась канонада орудий. Не стреляла артиллерия, не летала авиация, всё замерло. Данное обстоятельство куда любопытнее вопроса о количестве танков и потерь с обоих сторон. Из отчетов немцев мы знаем, что они срочно после боя начали перебрасывать тыловые подразделения назад, отвозить технику и запасы снарядов на новые позиции. Потом, когда советская армия, ведомая мудрейшим Жуковым, перешла в наступление, задержка во времени наступления привела к дополнительным и серьезным потерям. По данному факту мы можем дать реальную оценку бою под Прохоровкой.
Советское командование не могло поверить в реальность победы над немцами. Это значит, что по его расчетам и реальным данным соотношение сил с учетом общего производного из количества и качества танков под Прохоровкой было в пользу немцев. Нам врут, когда говорят, что танкистов бросали в бой побеждать. Нет, их бросали на убой, надеясь хоть как-то выиграть время, необходимое для того, чтобы залатать возникшую дыру в обороне. Немецкое командование восприняло бой как решительное поражение, иначе оно не отдало бы немедленный приказ о подготовке к отступлению по всех Курской дуге. Но и оно не верило перед боем, что качество немецких танков не позволит смять советские танки. Иначе наступления не было бы. Такие тотальные авианалеты для разведки боем не проводят, речь шла именно о попытке решительного прорыва. Только получив данные об отводе немецких войск, Жуков, Сталин и весь генералитет поверили в победу и бросились наверстывать время. Дополнительным доказательством того, что русские танкисты совершили нечто, абсолютно не соответствовавшее расчетам в штабах по обе стороны фронта, служит нелюбовь немцев даже упоминать о бое. Ну, да, чуть постреляли и разошлись. Но приказ о переходе в глубокую оборону отдали бы и так. Сомневающимся предлагаю почитать мемуары господина Манштейна.
Ещё одним доказательством неожиданности результата, служит характер артподготовки при переходе Красной армии в контрнаступлении. Было истрачено более 6 млн. снарядов. По воспоминаниям моего дяди Льва Никифорова, его бросили в прорыв командиром батареи 45 мм орудий, первые пятнадцать километров прошли без потерь. Оставшиеся в живых немцы были без сознания от ран или сошли с ума от пребывания под кошмарным огнем. Они смотрели безумными глазами и не понимали, что они уже в плену. Потом начались потери, немцы-то успели многое вывезти с передовой. Генералы часто упоминают в мемуарах, мол, надо было потратить меньше снарядов, потом снаряды пригодились бы, не сорвалось бы наступление под Харьковом в 1943. В сотни тысяч жизней обошлось промедление и просчеты в ведение артподготовки по успевшему отступить противнику, как по противнику, продолжающему все массой войск рваться в наступление. Это ещё одно свидетельство «мудрости» господина Жукова. Факт победы под Прохоровкой он осознал слишком поздно, медлить было нельзя, и он не успел или забыл внести нужные коррективы в план артиллерийской подготовки. М да, любопытна история, особенно история приказа по Институтам Истории не принимать во внимание любые свидетельства очевидцев, а выбирать только не противоречащие официальным документам. Кстати, если поднимите мемуары, то увидите несостыковки – бой под Прохоровкой постепенно и последовательно удлинялся в официальных описаниях с 50-х по 70-е годы. Откуда-то появились доблестные летчики, бомбившие немцев на подходе, пехотинцы и артиллеристы, уцелевшие от налета хенкелей-111. Кстати, и факт убийственного налета куда-то исчез. Где-то исчез факт самого налета, где-то мощь тактики выжженной земли превратилась в сильную, но вполне терпимую бомбежку.
Поэтому всё, что я пишу, я пишу, основываясь на заведомой лжи. Не верьте ни одному моему слову. Официально этого не было и быть не могло, есть приказ не верить свидетельствам очевидцев и точка. Поэтому, официально я обязан признать написанное выше и ниже примитивным стебом, примером пошлой попытки глумления над памятью и мудростью нашего генералитета и, разумеется, попыткой опорочить храбрость наших танкистов. Потому что истинная храбрость солдата – полностью соответствовать требованиям генералов и правительства. Единственным моим оправданием может служить моя избыточная доверчивость. Поэтому приведу ещё парочку свидетельств, чью подлинность можно не брать во внимание, мало ли что фронтовикам почудилось, да и память их, сами понимаете, слабая, историческим доказательством служить не может.
Один из бывших танкистов говорил мне, что воевал под Прохоровкой, а потом, после войны, не мог понять, как он это выдержал, как мог после боя есть американскую тушенку сидя на броне танка, когда вокруг трупы, на траки гусениц намотаны чьи-то мозги и части рук и ног. И ещё история. По воспоминаниям деда однокурсника, служившего на Курской дуге в пехоте, стоявшей в ожидании наступления, возвращались с Прохоровки танки. Побитые, помятые машины шли медленно. Водители вели танки с открытыми люками, а остальные члены экипажей развалились на броне, ремни распущены, лица грязные, гимнастерки расстегнуты, короче, позор для армии, обязанной воевать по Уставу. Мимо проезжает штабной джип, полный начальства. В качестве младшего из него выскакивает майор и бежит выяснять, какие танкисты и куда едут. Какой-то танкист начал отвечать не по Уставу и развалившись на броне. Майор достает пистолет и убивает танкиста. Дальше короткая команда: «Убрать труп и продолжить движение». Майор возвращается к джипу, машина трогается с места, один из танков начинает медленно разворачивать башню. Джип был уничтожен одним, прямым попаданием. Цель поражена, в живых никого. Дальше танки продолжили медленное движение в тыл на переформирование.
Как вы заметили, я всячески избегаю нелепых выражений вроде «русские танкисты», «русские солдаты» и, тем более, «русский народ». Перед 9 мая меня обрадовали, вывесили рядом с домом плакат с ветеранами – четверо фронтовиков, один – чеченец, один – узбек, один – киргиз и убогий славянин, с лицом, больше всего соответствующим лицу пожилого жителя Западной Украины. Это образ победителей. Комментарии излишни, кроме последнего. Я уже наслушался от офицеров рассуждений о том, что войну выиграли заградотрядами и страхом солдат перед расстрелами. По воспоминаниям немецких фронтовиков, все национальные формирования воевали слабо, кроме формирований из русских и татар, к которым они относили иногда и ряд народов Поволжья. Сталин национальные формирования расформировал за низкую боеспособность еще в октябре 41 года. По-моему, если взять всевозможные утверждения о том, что армада советских танков была обречена на победу под Прохоровкой над жалкой кучкой немецких танков благодаря мудрости генералов, содержание плаката и содержание учебников друг друга подтверждают, концы сходятся, официальная точка зрения торжествует. Солдатская масса вполне достойна генеральской мудрости.
Если же взять воспоминания наших фронтовиков и добавить кое-какие свидетельства немцев получается иная картина. По их воспоминаниям воевали в первую очередь русские, именно они обеспечивали боеспособность и боевой дух любой части. По телевидению как-то смотрел воспоминания чеченского старика. Корреспондент слушал его с восторгом на лице, мол, какой храбрый мужчина! Короче, поставили его роту у реки в низине встречать немецкие танки Чеченец быстро сообразил, что их поставили погибать. Логика командования была проста – немецкая пехота в воде не успеет следовать за танками, танки надо будет забросать гранатами, рота обречена, но зато задержит танки. Чеченец увел родных по духу людей (национальность не упомянул, просто сказал – свои ребята) на возвышенность над речкой, оттуда можно было стрелять по пехоте, зато немецкие танки прошли бы мимо. Судя по всему, командир не решился применить оружие и расстрелять солдат за неповиновение приказу. На следующий день был бой, танки не прошли, но оставшиеся у реки погибли все до единого. Ушедшие с чеченцем выжили, судя по словам старика, поголовно. Кто выжил – победитель и герой. Естественно, этому свидетельству тоже нельзя верить, хотя орден у чеченца был на груди как свидетельство его несгибаемого мужества. Короче, решайте сами, кто воевал под Прохоровкой. Не могу же я прийти к выводу, что советский генерал по своим качествам был недостоин высоких качеств русского солдата, не политкорректно получается. Тем более, все мои свидетели боев под Прохоровкой – русские. Подтверждать точку зрения, что победу над фашизмом обеспечили личные качества русского солдата, они не имеют ни юридического, ни морального права в современной России, да и раньше не имели. Я и не спорю, я просто не хожу на официальные торжества. Вопросы есть?

Примечание: фактически, данная трактовка событий претендует на историческое открытие, поэтому не настаиваю ни на чем