Где же муж? Договорились встретиться на этом месте ровно в 18.30, а сейчас уже 18.35, и его нет. Его теперь, наверное, никогда не будет. Как страшно! Невозможно ступить в сторону ни шага, потому что безопасно только под этим деревом. Они же договорились – под третьим деревом на правой стороне аллеи. Как бы не упасть. Ноги слабые такие. И холодно. Руки замерзли и стали влажными. Перед глазами – круги, все кружится: прохожие, листья, деревья, собаки. Поводок в руках натянулся. Противный пес! Не понимает, что шаг в сторону означает гибель, крушение.
«Марина!» Наконец-то! Муж улыбается, быстрыми шагами подходит к ней, целует, берет из рук поводок. Пес радуется и прыгает передними лапами ему на плечи.
Марина счастлива. Головокружение закончилось, и теперь можно выйти из-под дерева и идти куда угодно, держась за твердую теплую руку мужа. «Почему ты так долго?» Но этот вопрос уже не требует ответа. Она не боится. Мир, бывший только что враждебным и чуждым, - стал внезапно добрым, понятным, сияющим и ласковым. Они заходят в магазин, потом долго гуляют по аллее. Лето. И высокое солнце медленно и неохотно спускается вниз, потом словно застывает над горизонтом, плавясь само и превращая в огонь все вокруг себя. Наконец, скрывается, но долго еще в светлом небе носятся счастливые птицы. Темнеют кусты и дорожки аллеи, - а небо по-прежнему светлое, потому что где-то там, за дрожащей линией горизонта, еще мечтательно застыло задумчивое солнце.
Вдруг Марина судорожно хватается за руку мужа и порывисто вздыхает. «Голова закружилась», - виновато объясняет она и, опустив голову, идет рядом, боясь выпустить его ладонь, потому что знакомый холодок охватил тело, из-за чего ноги стали словно чужие, и ей кажется, что сейчас они не выдержат, подогнутся, - и она опустится на теплый асфальт и не сумеет больше подняться.
Ночью ей снилась бесконечная желтая стена, которую нельзя было ни обойти, ни тем более преодолеть сверху, попытавшись перелезть через нее. Стена была изрисована головами, выкрашенными в зеленый цвет. От каждой головы тянулась вниз длинная изгибающаяся шея, похожая на пульсирующую в медленном ритме живую змею. Марина просыпалась среди ночи, находила в темноте руку мужа, прижимала ее к своей груди, - и сердце начинало стучать тише, спокойнее. И хотя ей не всегда удавалось заснуть, но страх исчезал, покидал ее на время.
Утром страха не было никогда. Утром было так много забот: надо было погулять с собакой, приготовить завтрак, отправить в школу ребенка, прово-дить до двери мужа, а потом непременно подбежать к окну. Ах, за окном – он, ее муж. Он улыбается, машет ей рукой. Какая сильная, какая теплая ладонь! Она прижимает руки к груди, потом быстро крестит в воздухе теряющийся вда-ли силуэт мужа и боязливо смотрит в верхний левый угол окна. Там шевелится от ветра тяжелая крона старого дерева. Она четко очерчена на утреннем небе, и Марине хорошо видно, что это огромная зеленая голова, повернутая к ней правой стороной. Осенью она пожелтеет, а зимой станет голой и мертвой, - но все равно, даже сквозь пустые глазницы, словно сочится ядовитой струйкой слабое зеленоватое сияние.
Марина задергивает шторы и отворачивается от окна. Надо что-то делать. Надо что-то сейчас же быстро делать. Иначе она забудет себя, потеряет себя в мире, не узнает в зеркале свое лицо, испуганно будет глядеть на свои руки, не понимая, кому они принадлежат. Марина включает радио. Бодрая реклама, легкая музыка, голос диктора – все это отвлекает ее.
Сейчас надо одеться и сходить за хлебом. Она мысленно преодолевает короткий путь до магазина и назад, домой. И руки тут же становятся влажными, в глазах – отчаяние и боль. Как же ей идти? Вдоль парка? Но ведь там такой длинный забор. Там нет людей. Там нет даже маленькой калитки, в которую можно спрятаться, если станет ясно, что она не дойдет, что она задохнется, что она просто умрет от безысходности, от липкого ужаса. А если идти по улице? Там есть магазины, есть небольшие киоски, в которых можно укрыться от внешнего мира. Ведь внешний мир – это одна бесконечная опасность. Но в магазинах так душно от близких стен, так темно от маленьких окон! Ах, там тоже не скрыться, там тоже настигают тоска, одиночество, безверие.
Хорошо, что сейчас не зима. Зимой холодный воздух обжигает легкие, вливается внутрь, отчего замирает сердце, и тело становится горячим, хотя на улице мороз. Но лето еще хуже зимы. Летом так жарко! Летом не хватает воздуха и сохнет горло. Наждаком ворочается язык, мешая глотать. И хочется тени, прохлады, свежего воздуха, - только чтобы укрыться от сумасшедшей жары.
Ах, а еще так страшно переходить дорогу! Ноги не слушаются, приходится с силой переставлять их, ставя ступни немного неровно, словно упираясь в асфальт их внешней стороной, потому что так кажется надежней, уверенней. Кажется, что так не упадешь, так удержишься.
А ехать в троллейбусе или в автобусе! Это же ужасно! Это невыносимо. Двери закрыты, и дыхания не хватает. Кто поможет ей, если дыхание совсем остановится? Кто? В автобусе едут люди, у которых все хорошо. Они не умеют помогать другим. Они не врачи. Они счастливы, потому что легко дышат, свободно и уверенно ходят по улицам, весело ездят в автобусах и троллейбусах. И главное – они знают свое будущее. Неужели они видят впереди свет? Неужели они стремятся к чему-то и потому не замечают смертельной опасности окружающего мира, в котором нет места радости, смеху, веселью?
А потом, вернувшись из магазина, надо зайти в подъезд и подняться на пятый этаж. И к каждому следующему этажу становится все страшнее, потому что все лестничные клетки одинаковые, все ступеньки похожи одна на другую, а все двери на этажах закрыты. И сколько ни стучи – не впустят люди, живущие за ними. И, приготовив заранее ключ, надо добраться до своей квартиры, быстро открыть ее – и тогда только спасение, тогда дыхание сразу станет ровным, тогда Зеленая голова останется там, за окном, скрытая стеклом, шторами, массой воздуха, горячими и липкими от перенесенного страдания мыслями.
Марина робко выходит на улицу. Она не думает ни о чем. На лице – напряжение, тревога, озабоченность. Главная задача для нее – дойти. Дойти, а потом вернуться назад. «Я иду!» – говорит она сама себе, делая первые робкие шаги по улице. «Я иду! Одна! Я иду!» – ликует ее сердце. Но тут же она начинает задыхаться. Сердце стучит бешено. Ноги подгибаются. Перед глазами – круги и блестящие зигзаги. Где-то высоко над головой, под самой крышей, - беззвучно хохочет ей вслед Зеленая голова.
«Вена, Вена, Вена!» – бессмысленно повторяет она имя мужа. Мужа зовут Вениамин, но еще когда они только познакомились друг с другом, ей понравилось называть его этим придуманным ею именем. «Я же не столица Австрии!» – шутил муж.
«Вена, Вена, Вена!» Она повторяет его имя и словно возвращается в реальный мир, перестает задыхаться. Уставшая, еще не пережившая свой ужас, поднимается она по лестнице, слабыми руками открывает дверь, гладит выскочившую в прихожую собаку. Теперь ей даже не страшно взглянуть на Зеленую голову. Она открывает шторы, долго смотрит вдаль, потом, не оглядываясь, идет на кухню. Там по-прежнему грохочет радио, звучит музыка, слышен голос диктора.
Приходит на обед муж, возвращается из школы сын. Все в сборе, вся семья на месте. Ах, как хорошо! Не надо ловить задыхающимся ртом воздух, не надо, сцепив зубы, пытаться не упасть от головокружения, не надо шептать «Отче наш!», «Харе кришна!» - все, что угодно, - только бы прекратился этот кошмар. «Вена, Вена, Вена!» – шепчет она, глядя на мужа счастливыми глазами.
А вечером надо пойти погулять с собакой и обязательно добраться до третьего дерева на правой стороне аллеи. Только бы муж не опоздал! Если он придет не вовремя, если он забудет про нее, если не захочет ее увидеть, - она не сумеет жить дальше, она потеряет дорогу домой, она так и будет стоять под третьим деревом и шептать «Вена, Вена, Вена!» Шептать, как молитву, шептать, не думая ни о чем. Просто заставляя работать мозг, чтоб не умереть, чтоб не исчезнуть навсегда.
И так изо дня в день, из года в год, вот уже семь лет с тех пор, как… Что было семь лет назад? Что случилось семь лет назад? Умер ее брат. Он умер, и жизнь превратилась в бесконечный, гнетущий, невыносимый кошмар. Вена! Брата тоже звали Вениамин. И он тоже смеялся, что он вовсе не столица Австрии. Вена! Вена! Семь лет в заколдованном сне. Семь лет под слепым взглядом Зеленой головы.
…Однажды ночью ее словно кто-то легонько толкнул. Она открыла глаза, но не испытала обычного страха. И даже не стала искать ладонь мужа, потому что сердце билось тихо и спокойно. И нежданная, давно не испытанная ею радость овладела всем ее телом, всею душою. Она смотрела в темноту ночи, где только что проплыли, словно живые, три горящие буквы: G, O, D. «Год? – подумала она. А потом вдруг поняла, что это не «год», а «God». И она уснула впервые за семь лет спокойным и чистым сном. За окном бесшумно шевелило ветками большое дерево – бывшая Зеленая голова – просто старое, мудрое и доброе дерево. Она спала, и терновник, опутавший ее мысли и душу, расступался, - и на его месте вырастали дикие розы, сплошь покрытые яркими нежными цветами.
«Послушай! – сказала она утром мужу, глядя на него ясными блестящими глазами, - ведь на букву «у» начинается не только слово «умереть»? «Конечно, нет, - ответил он. – На букву «у» начинается очень много хороших слов: удача, успех, удовольствие, уверенность… Тебе приснилось что-то хорошее?» «Мне приснилось, что мы сидим с тобой рядом, а над нами шумит в листьях деревьев теплый ветер. Или это взмахнула крыльями синяя птица?.. Вена! Вена!»