Реквием Советскому Союзу

Артем Ферье
Примечание: Эта статья была написана к годовщине референдума-91 о сохранении СССР. Нынче у нас другая дата - "Беловежский сговор", покончивший с СССР де юре. Но сама тема по-прежнему актуальна. Конечно, можно было бы написать и новую статью о причинах и обстоятельствах развала Советского Союза, как я это себе представляю, но зачем повторяться?

На днях, 17 марта, братская семья народов бывшего СССР и всё прогрессивное человечество отмечали важную дату. Ровно 16 лет назад состоялся всенародный, всесоюзный референдум, на котором, как известно, граждане СССР со всей решимостью выступили против распада своего государства, сказали веско и гневно: «Руки прочь от Советского Союза!»

Так заявили 76,4% из принявших участие в референдуме. То есть, абсолютное большинство народа высказалось за сохранение своей страны.

И это неудивительно. Потому что Советский Союз был великой державой, своей мощью он внушал гражданам - гордость, всему миру – почтение, а врагам – трепет. Советский Союз был государством рабочих и крестьян, где забота о простом народе была поднята на невиданную высоту. И все жили счастливо, все жили мирно, и никто, понятное дело, не желал гибели этого великого, благородного и заботливого государства. Никто - кроме, разве лишь, самых зловредных мерзавцев и гнусных отщепенцев, иуд, со всеми своими гнилыми потрохами продавшихся недругам Отечества.

Но - увы, случилось так, что пока простые и честные люди беспечно наслаждались радостями жизни в советской стране и пели про это хвалебные песни, трое подонков под покровом ночи, в дремучей беловежской чащобе собрались на свою воровскую сходку, где напились до потери всякой сознательности и, поправ волю народа, преступно и вероломно порушили Советский Союз, растащив его по национальным квартирам. Так и объявили: СССР больше нет, а есть СНГ, которое не пойми что и сбоку бантик. И великий Советский Союз перестал быть…

Ну а дальше – всё стало плохо. Всё развалилось, всё пропало, заводы замерли, а то и умерли, ВВП сократилось в два с половиной раза, массы обнищали, народ стал вымирать, и великий стон стоял над несчастным постсоветским пространством в течение всех кошмарных девяностых, и Родина упала на колени, с которых поднимается только сейчас.

Занимательная сказочка? Самое, пожалуй, в ней занятное, что нынче – это чуть ли не официальная трактовка обстоятельств «величайшей геополитической катастрофы XX века». Во всяком случае, доводилось встречать немало товарищей, и «простых людей», и не очень простых, которые именно так рисуют картину краха СССР. Вот такими крупными, аксиоматичными мазками: «На референдуме народ высказался однозначно за Союз»; «Волю народа презрели самым гнусным образом»; «СССР мог бы жить да поживать, но был разрушен насильно»; «Девяностые – неизбывный, беспросветный кошмар».


Что ж, ностальгия по советским временам – пожалуй, историческая неизбежность. Это вообще штука естественная – оплакивать «старый режим» по прошествии лет, идеализируя всё и вся в нём. Помнится, в начале девяностых я очень умилялся от книжки Станислава Говорухина «Россия, которую мы потеряли». Там – не про Советский Союз, там – про Царскую Россию. И уж такой благолепный да безмятежный лубок изобразил Станислав Сергеевич, что один только вопрос возникал: «А с чего революция-то приключилась? Это ж какими идиотами надо быть нашим предкам, чтоб похерить такое-то благоденствие? Вот уж воистину: слепцы, не видящие своего счастья».

Вот и про Союз семидесятых-восьмидесятых – сейчас в моде преимущественно радужные воспоминания. А если и не очень радужные, то всё же тёплые. «И люди были добрее, и песни душевнее, и народ, в общем-то, был доволен». На самом деле – не поспоришь. Песенки советские – я и сам порой послушать люблю: задорные они. Правда – всё больше сталинского времени.

Люди – наверно, были добрее. Если судить по статистике убийств. Но продавцы – хамили. И в транспорте хамили. А сейчас, может, доброты меньше – но и хамства меньше. Хотя, конечно, это очень субъективное впечатление.

 Народ был доволен, а сейчас в депрессии? Наверно. В Северной Корее народ тоже доволен куда больше, чем в Южной. И, готов спорить, добрее. А Япония и Швеция – так вообще чемпионы по суицидам. И давно подмечено: чем больше народное довольство – тем крепче замки на границах. Но не от наплыва страждущих иммигрантов берегут они, а чтоб собственные граждане от своего счастья не разбежались. Всё – очень относительно и неоднозначно.

У всех свои критерии благополучия, и вспоминается каждому – что хочется. Кому-то – полёт Гагарина, кому-то – не столь возвышенные вещи. Например - валютные магазины «Берёзка», что само по себе было невероятным унижением «коренных жителей». Приходилось чувствовать себя людьми даже не второго, а третьего сорта. Потому что первым сортом в стране победившей социальной справедливости считались интуристы с проклятого Запада, а вторым – особо удачливые граждане, которым посчастливилось поработать не на просторах Родину, а где-то за бугром. За это – им причитались валютные сертификаты, которые можно было отоварить в тех самых магазинах «не для советского быдла» и купить что-то качественное, чего в обычной торговле не было. Японский телевизор, скажем, или плащ итальянский.

И не то чтобы жить было нельзя без товаров из этих «Берёзок» - но сам по себе факт был морально угнетающим. Сколько «деревянных» рублей ни заработай – в «настоящий» магазин тебя просто не пустят, прогонят, как нахальную собачонку. А покупка валюты или сертификатов с рук – статья.

И если Гагарин к восьмидесятым давно уж отлетался – то вот такая принудительная дискриминация почти всего советского народа воспринималась довольно-таки болезненно. Одни эти дурацкие «Берёзки» - здорово мешали гордиться своей страной и своим положением в ней. А были и другие не очень приятные вещи. Впрочем, не будем о грустном – сейчас это немодно.

Ведь говорят, Советский Союз был прекрасной страной, а её угробили. Что ж, в целом все подобные воздыхания о каждом очередном «потерянном рае» здорово напоминают один грустный анекдот.

«Бредёт лошадка сквозь туман, слышит крик: «Медвежонок! Медвежонок!»
Подходит, видит: сидит Ёжик и зовёт Медвежонка. Лошадка ему:
- А может, и я на что сгожусь?
Ёжик:
- Да нафиг ты мне сплющилась? – снова кричит: - Медвежонок!
Лошадка побродила вокруг да около: и скучно, и грустно. Снова подкатывает к Ёжику:
- Ну, может, всё-таки посидим, поговорим?
Ёжик:
- Да о чём с тобой говорить, дура непарнокопытная? Давай, проваливай!
Лошадка ещё немного побродила: лишь туман, тоска, да пронзительный крик: «Медвежонок!»
В третий раз – к Ёжику:
- Слушай, ну может…
- И слушать не желаю! Пошла вон!
Расстроилась Лошадка, решила: «Ну раз я никому не нужна – так и жить незачем». Пошла и бросилась в пропасть. Летит – и слышит: «Лошадка! Лошадка!»

К тому ли этот анекдот, что не стоило гробить Советский Союз, а нужно было его сохранить? Нет, лишь к тому, сколь трагикомичны и замысловаты бывают порой гримасы ностальгии.

Но значит ли это, что Советский Союз стоило угробить? Гхм, признаюсь без кокетства: в то время я был ещё не настолько влиятелен, чтобы решать подобные вопросы. Такие вопросы вообще не принято решать в одну голову. Но и в 186 млн. голов – тем более наивно их решать.

Тем не менее, вопрос о сохранении СССР был вынесен на референдум 17 марта 1991 года, и народ, подавляющим большинством голосов, сказал своё громкое «да». В смысле – Союзу быть.

На этот референдум обожают ссылаться «ностальгенты» всех мастей и колёров – что красные левые, что газо-мазутные имперцы, что злато-чёрные хоругвеносцы-державники. Ссылаются даже необязательно в контексте возможной реставрации СССР – а просто кидают упрёк беловежским «соглашенцам»: народ, мол, высказался за Союз, а вы наплевали на волю народную!

Придётся согласиться с таким упрёком. И признать, что Советский Союз был, конечно, нерушимый и всеми любимый, но имел два роковых свойства. Во-первых, его могла, по произволу и беспределу, разрушить сомнительная кодла авантюристов-алкоголиков, соображающих на троих в Беловежской пуще. А во-вторых – ни одна собака не почесалась в его защиту, когда такая беда с ним случилась.

Тут, правда, подсказывают товарищи, вельми искушённые в коспирологии: то была не просто шайка заурядных прохвостов, но – агентов влияния, науськиваемых из-за океана. И пропагандистский аппарат ЦРУ пахал в полную силу, своими похабными децибелами сотрясая основы любви советского народа к своей Родине.

Поправка принимается. Значит, Советский Союз был всенародно любимым, нерушимым и замечательно жизнеспособным. Но имел третье роковое свойство: геополитический супостат мог уничтожить его одним лишь тычком щупалец своей разведки, обрушить стены этой неприступной цитадели одним лишь иерихонским воем своих вражьих голосов, а высшая элита страны почему-то обнаружила такую потрясающую лояльность к своему государству, что почти сплошь оказалась агентами влияния противника. Осталось выяснить, на какой именно планете солнечной системы жизнеспособность СССР сумела бы раскрыться в полной мере.

Если ж серьёзно – то я бы не стал тратить время на обсуждение сугубо параноидальных видений. Дурное занятие – спорить с психами: на любые аргументы у них сыщутся неопровержимые галлюцинации, зримые только им одним. (Хотя замечу: то, что среди этих фантазёров немало высших чинов советских вооружённых сил и спецслужб, а также бывших партийцев верховного ранга – отчасти проливает свет на причины гибели СССР).

 Но дело в том, что подобная версия крушения СССР как-то исподволь, тихой сапой, перекочевала из политических «психушек» и резерваций непуганого маразма - в «мейнстрим». И сейчас уже многие люди, практически не хлебнувшие большого советского счастья, искренне недоумевают: «А зачем было Союз гноить, когда там всё было так славно и величественно, а потом наступил полный ахтунг? К тому ж ведь, и референдум какой-то проводился, и народ был «за»?»

Пожалуй, ключ к ответу на вопрос – в самом этом референдуме, на котором советский народ так убедительно высказался за сохранение Союза и к которому так любят апеллировать «ностальгенты».

Предлагаю всякому хоть немного критически настроенному читателю проделать следующее упражнение. Первое: помотать головой, чтобы стряхнуть с ушей макаронные изделия, не предусмотренные биологической конструкцией. Второе: хорошенько проморгаться, избавляясь от пелены слёз за попранные величия и отощалые стада отставных преподавателей научного коммунизма. И третье – представить себе проведение в, скажем, люто обожаемой всем миром Пиндосии референдума на тему: «А стоит ли сохранять США как единое государство?»

В самом деле, представьте: выходит в Конгресс Дж. Буш-Юниор, большой чудак и затейник, да вносит такое предложеньице. «Господа, а не поставить ли нам на голосование вопрос о развале нашей мазафакинг мазерляндии?»

Конечно, у нынешней республиканской администрации большие проблемы, и в целом у Штатов не всё безоблачно, и Буш – горазд на самые экзотические выходки, но вот чтобы так…

Думается, Буша вывели бы из Конгресса в смирительной рубашке. И правильно бы сделали: суровый психиатрический диагноз – то была бы верная оценка адекватности мышления президента при имеющейся политической ситуации.

Отсюда отнюдь не следует, что государства никогда не распадаются и вопрос о сохранении территориальной целостности – абсолютно праздный. Просто бывают разные политические ситуации. И та ситуация, в которой вопрос о сохранении государства перестаёт быть праздным и неуместным, а выносится на плебесцит – называется… Как бы тут по-научному выразиться? Да – «трындец котёнку» это называется, прошу прощения за академическую вычурность.

Примерно в это состояние Советский Союз и пришёл к началу девяностых годов прошлого века.

Сепаратизм в братских республиках цвёл махровым цветом, набирал сок, зачастую кровавый. В Прибалтике, на Украине, в Грузии, в Молдавии – везде. Местные элиты, включая и бывшие советские кадры, твёрдо взяли курс на «самостийность». Воздержусь от рассуждений на тему того, что ими двигало в большей степени: идеалистические представления о свободе или же корыстные мечты о полновластии на своём «хуторке». Замечу лишь, что нужно быть совершенно неамбициозной личностью, чтобы довольствоваться положением сатрапа империи, когда реально, в полную силу светит возможность сесть на княжение в своём улусе.

Ну и глупо было бы начисто отрицать справедливость исторической обиды братских окраин на бесцеремонность метрополии. Такие обиды всегда есть – а в критический момент они обязательно размораживаются, подогреваются и подаются ко столу.

Вот конкретный расклад по республикам на то время.

Братская Армения и братский Азербайджан уже несколько лет вели между собой самую натуральную войну за Нагорный Карабах, и чихать хотели на Москву. Собственно говоря, одного этого факта было бы достаточно для признания глубочайшего кризиса союзного руководства: когда империя не способна обеспечить мир между собственными провинциями – кому она вообще нужна?

Братские прибалтийские республики свалили из Союза в полном составе ещё задолго до референдума. Фактически «центр» утратил над ними какой бы то ни было контроль: они провозгласили суверенитет де юре и к тому времени были суверенны де факто. Там ещё находились советские войска, но все их попытки во что-либо вмешаться – оказывались скандальными и малорезультативными.

Собственно говоря, все потуги союзного руководства применить силу нисколько не обуздывали центробежные тенденции, а лишь подогревали их. И бойня в Баку, и танки в Вильнюсе, и особенно – маньяческая эпопея с сапёрными лопатками в Тбилиси. Смотрелось всё это не столько грозно, сколько жалко. Как судороги выжившего из ума инвалида, размахивающего клюкой.

Горбачёву много пеняли на нерешительность в наведении порядка. Говорили: «Вот будь на его месте товарищ Сталин – так он бы ужо…»
Ага, чтобы говорить такое - нужно помнить атмосферу конца восьмидесятых, то трепетное отношение к советской власти, ту всеобъемлющую любовь к «вождю всех времён и народов», те мечтания о «жёсткой руке» и «прелестях кнута». Это сейчас товарищу Сталину кое-где ставят памятники – а резонанс почти нулевой. Тогда же… прояви Горби хоть какое-то сходство с Кобой – его бы попросту линчевали.

Но даже если б политическое руководство показало бОльшую решимость, очень спорный вопрос – хватило бы у тогдашней советской армии элементарной лояльности, чтобы провести серьёзные и жёсткие меры. Впрочем, сейчас иные вояки заверяют: с лояльностью всё было тип-топ, дали б только приказ выжечь плевелы сепаратизма напалмом с воздуха – и не было б ни распада Союза, ни гражданских войн на периферии, а о чеченской проблеме – вообще б и речи не шло. Кое с чем – можно согласиться. Особенно с тем, что на фоне такой решительности – о чеченской проблеме точно речи бы не шло. По крайней мене - не в первых абзацах сводок с фронтов.

Между тем, и в самой метрополии, то есть в России, к идее ужесточения имперского режима относились крайне скептически. Строго говоря, к тому времени и Россия уже заявила о своей независимости, приняв 12 июня 1990 года соответствующую декларацию. Сейчас это воспринимается как некий курьёз. «От кого независимость? Какая независимость, когда Россия – по сути и была основой Советского Союза!»

И тем не менее: именно от Советского Союза и будучи основной его республикой - Россия и объявила независимость. Но из состава – не вышла. Однако ж – видела в этой декларации некую гарантию против какой-либо реставрации коммунистической диктатуры. Хотя, конечно, дуализм российской и союзной власти на одной территории, с одним центром в Москве, да при заявленном суверенитете обеих властей, - немножко попахивал шизофренией. Понятно, что долго это продолжаться не могло: кто-то должен был податься прочь из кибитки. Кто именно – в принципе решилось в августе 91-го, и окончательно – на той самой «преступной» Беловежской встрече.

Но в марте – союзное руководство предприняло последнюю отчаянную попытку обосновать свою легитимность. Хотя, повторю, когда ставится вопрос о целесообразности существования государства – это значит, что ответ уже дан. Голосуй, не голосуй – боржоми пить поздно.

Однако раз вопрос поставлен – почему бы не проголосовать, если кому-то через это приятство выйдет? Правда, шесть республик из 15 завредничали, вообще не приняли участия в референдуме. Все прибалтийские, Грузия, Армения и Молдавия. Они уже заявили о своей полной независимости – так к чему им общесоюзные референдумы? Их позицию можно понять. Союзную, впрочем, тоже. Здесь - в чистом виде пресловутый неразрешимый конфликт «права на самоопределение» и «уважения к территориальной целостности». Тема – для бесконечной дискуссии в мировом масштабе.

Но вот что выглядит явным передёргиванием - такой подход к референдуму, когда учитывается простое численное большинство голосов на всей территории. Это попросту профанация, вульгаризация проблемы, а результаты – заведомо будут ничтожны для тех республик, где преобладают сепаратистские настроения. «Да, русских в России больше, чем латышей в Латвии – кто б сомневался. И большинство русских говорят, что они не против Союза. Мило. Но причём тут Латвия?» То есть, затея была – изначально шулерская и бесперспективная.

Ещё примечательней - формулировка самого вопроса. Полагаю, многие из тех, кто вопиет о попрании народной воли – толком не знают, или не помнят, или не желают помнить, в чём она, эта воля заключалась. Вернее, что конкретно спрашивали у народов СССР, предлагая ответить «да» или «нет». Приведём формулировку дословно:

«Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в котором в полной мере гарантированы права и свободы человека любой национальности?»

Неправда ли, это не совсем то же самое, что спросить в лоб: «Вы за Союз – или против?» На самом деле, реалии тех дней были таковы, что и в метрополии на такой простой вопрос преобладающим ответом могло бы быть: «Я за себя и свою семью. Ещё - за Россию. А «совок» ваш – ни в одно место не упёрся».

Поэтому в вопрос было вкручено маленькое уточнение довольно-таки умозрительного толка. По сути, это следует читать примерно так: «Если Советский Союз перестанет быть тем беспардонным хамлом, каким он был всю дорогу, и наконец начнёт соблюдать права и свободы, да ещё в полной мере, – вы не против такого оборота?»

Понятно, что надо быть либо мазохистом, либо занудным брюзгой, чтобы не поприветствовать столь похвальное стремление государства к цивилизованности.

А можно было закрутить вопрос ещё симпатичнее: «Если Советский Союз вдруг превратится в рай на земле – как оно вам?» Думается, тогда бы все 99% были «за».

В чём-то – вся эта плебисцитная катавасия была похожа на бракоразводный процесс. Представим: жена требует развода, потому что муж бездельник и дебошир, тащит из дома вещи на пропой, разводит антисанитарию, да ещё дерётся (да ещё – в приступах белой горячки бредит о своём идейном величии и хвастает, какие чудесные у него друзья в подворотне, среди которых есть настоящие блатные и даже мокрушники).

Несчастная женщина устала до крайности, её ангельское терпение лопнуло. Но тут судья, как положено по закону, пытается замирить стороны. Он говорит: «Гражданочка, вас очень легко даже понять, но вот супруг ваш клятвенно обещал, что возьмётся за ум. Бросит пить, поступит в школу, откуда вылетел в третьем классе, выучит иностранный язык, а то и два. Найдёт хорошую работу, будет примерным семьянином и добропорядочным членом общества. Так может, поверим человеку?»

Женская сострадательность берёт верх над обидой – гражданочка млеет и тает. «Ну ладно, поверим», - лепечет она.

А по возвращении домой – муженёк хрясь ей по морде: «Ну что, развесила уши, дура?»
Вот только – в руках у него тремор, и здоровья – на ползатяжки осталось. Он-то думал – власть свою мужескую показать, в страх жену вогнать, а получил – сковородкой по голове, отчего и скопытился.

Кто-то скажет, что в 91-м всё было совсем не так. Что не было никакого «хрясь по морде» от союзного руководства. Позволю себе поинтересоваться: а что тогда было ГКЧП? Референдум состоялся, шла работа над тем самым, обещанным обновлённым федеративным договором. Всем было понятно, что возня предстоит муторная и кропотливая, что дело это долгое и трудное – примирить все противоречия и утолить взаимные обиды. Что главное – не делать резких движений, избегать провокаций. И тут – нате: военный переворот!

Горбачёва – какого-никакого, а всё-таки легитимного президента - запирают в Форосе, по всем каналам – «Лебединое озеро», власть узурпирует кучка мутных проходимцев, к которым никто никаких особо тёплых чувств не питал, даже подчинённая им армия. (Справедливости ради: участники ГКЧП описывают события несколько по-иному, и получается, что их вроде как подставили, – но я говорю о том впечатлении, которое складывалось тогда от всей этой драмкружковой пиночетовщины)

Собственно, это и было окончательным приговором Советскому Союзу. Именно под впечатлением от ГКЧП уже 24 августа Верховная Рада принимает Акт о провозглашении независимости Украины. На референдуме 1 декабря он был утверждён. Белоруссия заявила о своём полном суверенитете ещё раньше – в сентябре. Тоже – под впечатлением от путча. И такая реакция республик была вполне предсказуема. Можно, конечно, считать, что их лидеры давно уж хотели окончательно порвать с Союзом и только ждали повода – ну так они его получили в полной мере!

Так несостоявшийся coup d’etat стал, по сути, coup de grace для давно и тяжко больного государства. Если раньше существовала хоть какая-то зыбкая надежда на обновление совместного быта «по-хорошему», на сохранение Союза хотя бы в качестве ненавязчивой конфедерации с ограниченными полномочиями, то эта путчистская выходка похоронила все иллюзии. «Какие, там, к чёрту, гарантии прав и свобод – когда при первой же возможности они диктатуру учинить норовят?»

И какова бы ни была роль Горбачёва и отдельно взятых путчистов, в целом союзное руководство показало такую степень деградации, беспомощности и разброда в самом себе, что говорить с ним было не о чем. Но по хорошему счёту, дело даже не в персоналиях. Дело в том, что Советский Союз настолько сросся с представлениями о советской власти, о коммунистическом режиме, что в кризисный момент нашёл очень мало активных симпатизантов, а сама идея союзного государства не представлялась чем-то достойным бескомпромиссной борьбы за неё.

Кстати, весьма показательны в этом плане результаты того мартовского референдума. «Ностальгенты» упирают на то, что 76,4% проголосовавших высказались «за» сохранение государства, в котором живут. Да, это большинство, весомое большинство. И, вообще-то, ничего удивительного в том, что большинство людей не до такой степени ненавидят своё государство, чтобы желать ему погибели. Но гораздо пикантнее и выразительнее – те 21,7%, которые как раз таки до ТАКОЙ степени не любили СССР. В абсолютных цифрах – это 33 миллиона человек, которые вполне внятно заявили о своём КРАЙНЕМ недоверии к родному государству.

Если вдуматься, положение, при котором тридцать три миллиона граждан желают своему государству издохнуть – это… беспрецедентно. Это ведь не какая-то пятая колонна вражьих наймитов – это пятая часть населения.

Причём, настрой тех, кто проголосовал «за» - он большей частью охранительный, миролюбивый и пассивный. «Зачем уж всё разрушать, когда можно подлатать?» Настрой же протестующих – он гораздо агрессивнее и активнее.

Представим: четверо мирных созидателей пытаются починить обветшалый дом. Забивают гвозди, подправляют просевшие стропила, подкрашивают стены. Но тут заявляетсят один решительный парень с гранатомётом и говорит: «Нет, блин, я против вашего дома как такового! Чисто эстетически - ненавижу!»

Как вы думаете, уцелеет домишко при таком раскладе? Неа, ломать – не строить, и когда жаждущих разрушения ВСЕГО ЛИШЬ вчетверо меньше, чем созидателей-охранителей – дом можно считать уже сгоревшим.

Да и потом, одно дело – сказать на референдуме: «Да, я не против Союза, если он войдёт в разум и обзаведётся человеческим лицом». Другое же – лезть на баррикады во имя сохранения СССР любой ценой. Во всяком случае, чего-то я не слыхал про «живое кольцо» вокруг Кремля с лозунгами: «Беловежский ахтунг не пройдёт! Руки прочь от СССР!».

Когда 8 декабря 91-го, ровно через неделю после утверждения независимости Украины, СССР был окончательно и формально аннулирован – нет, это не вызвало буйных восторгов. Во всяком случае, я лично с такими проявлениями не сталкивался (в России). Но и кусания локтей, а равно посыпания головы сакральным пеплом державы – тоже как-то не припомню.

Можно сказать, что с упразднением СССР все мало-мальски разумные люди морально смирились задолго до Беловежских соглашений. Лично я - году где-то в 89-м, когда мне было лет четырнадцать. Поэтому хотелось бы поинтересоваться у сентиментальных персон, который уверяют, будто для них на исходе 91-го это было как гром среди ясного неба: ребят, а сколько вам тогда лет было? Или – «а в каком возрасте застопорилось ваше умственное развитие, что вы до такой степени отказывались замечать очевидные тенденции?»

Возможно, я оскорблю чьи-то светлейшие чувства, но это событие, подписание договоров по СНГ, вообще не воспринималось как нечто эпохальное. Тем более – не усматривалось в нём тогда эсхатологического пафоса. Во всяком случае, посещение продмага в момент выброса ножек Буша – дарило куда более апокалипсические впечатления, чем то откровение, что Горби – больше не наш президент. Жизнь тогда была слишком насыщенной и бурной, чтобы всерьёз морочиться всякими геополитическими фикциями и оплакивать ветхозаветную мумию: «Господи, она умерла!»

Я, конечно, не претендую на единственно верную историческую оценку Беловежских соглашений. Могу лишь выразить частное мнение. Желали ли президенты республик укрепить свою власть на своих «делянах» и отделаться от верховного, союзного руководства? Однозначно - не без того. Но, пожалуй, на этих ребятах и так грешков предовольно, чтобы вешать на них ещё и развал Союза на той встрече. Скорее - то была попытка сохранить хоть что-то на фоне уже вполне состоявшегося распада. Беспошлинное экономическое пространство. Работу транспорта. Объединённый контроль над вооружёнными силами (кстати, ядерными).

Ельцину, Кравчуку и Шушкевичу удалось об этом договориться, несмотря на все конфликты интересов – вот и молодцы. Потому что союзному руководству всё хуже удавалось решать эти проблемы, тем более – после путча. Его импотентность была удручающей, а в некоторых аспектах, таких как контроль над оружием, – угрожающей.

Вообще-то, страшно представить, что могло бы случиться, если бы Москва продолжала делать вид, будто СССР существует, когда уже ВСЕ республики провозгласили независимость, а союзные министерства посылались на все буквы алфавита открытым текстом.

Эти же ребята в Беловежской пуще сумели заменить картонный имперский эрзац на некую более вменяемую и действенную форму кооперации. То же, что пришлось принести в жертву как бы единое как бы политическое как бы руководство – это была, пожалуй, самая пустяшная жертва в тогдашних реалиях.

Это сейчас политическое единство СССР представляется как некая высшая и самоочевидная ценность, а потому - модно делать блондинкины глаза и хлопать ресницами: «Какое ж помутнение такое нашло на людей, что они развалили собственную любимую страну? Да ведь это ж измена и суицид!»

На самом деле – у СССР всегда были донельзя непростые отношения со своими гражданами. Он был уникален и по степени официального народолюбия - и по степени реального антагонизма с населением. И уж к исходу восьмидесятых очень многими гражданами Советский Союз совершенно не воспринимался как «своё» государство, тем более - любимое. А воспринимался – или как презренный, безнадёжно отсталый «совок», или – вовсе как враждебная сила, носитель идеологии «светлого прошлого», сейчас «размякший», поутихший, но грезящий и грозящий реваншем.

Причём, не только в окраинных республиках, но и в России были популярны такие умонастроения. 21,7% высказавшихся против СССР, даже самого расчудесного и обновлённого, – это ведь не шутка. Остальные – и рады были бы поверить в «необратимость реформ», но ГКЧП – блестяще подтвердило самые тревожные опасения.

Что особенно важно - самым злостным и опасным врагом советской власти и советского государства была его элита. В том числе – административная, «номенклатурная». Прежде всего – «выездная» в капстраны. Дипломаты, работники торгпредств, офицеры КГБ и ГРУ – ну и всякое такое подобное.

Сейчас, когда известно, что в России тотальное обнищание, а при Союзе было светлейшее благоденствие – просто не понять реакции советского человека образца семидесятых-восьмидесятых, который вдруг оказывался на Западе. Реакция же была такова, что этот безупречный советский гражданин заражался крамолой в первой же «буржуйской» лавчонке. И узрев такое вульгарное чудо, как два-три десятка сортов колбасы, причём прямо на прилавке – подходи, кто хошь, покупай, что хошь – моментально совершал зловещее мыслепреступление против своего государства. И задавался очень вредными вопросами, вроде: «Кто, всё-таки, войну выиграл?»

Можно, конечно, сказать: какая мещанская пошлость, какая утробная низменность инстинктов. Ну, вот такие мелочные были эти людишки – советская «знать», вот до такой степени деградировали они. Или – можно чуть повернуть ракурс: вот до такой степени деградировали некогда возвышенные и пассионарные идеалы советского государства, что их без стеснения использовали как весовые гирьки против палки брауншвейгской колбасы – и находили легковесными.

Отсюда резонный вопрос: при таком вопиющем презрении собственной же элиты к советским достижениям, при таком гипертрофированном «низкопоклонстве» перед Западом – были у советской власти и государственности хоть какие-то шансы на выживание?

Скажу прямо: чёрт его знает. Нет, у советской власти и идеологии – никаких шансов не было. Она уж всех достала до печёнок, своим навязчивым, давно протухшим маразмом. А мог ли уцелеть Советский Союз просто как государственное образование? Опять же: чёрт его знает. Слишком уж крепко СССР ассоциировался с тем самым опостылевшим режимом, давно уж не столько репрессивным, сколько депрессивным. Пожалуй, чтобы Советский Союз выжил – ему нужно было пройти «тотальный ребрэндинг», перестать быть собой, обновиться до полной неузнаваемости. Вот только вопрос: а что бы это изменило?

Да, допустим, были способы сохранения СССР как единого государства. Ну и что бы это изменило? Чего из ужасов постсоветского периода, по вашему мнению, удалось бы избежать, кабы над Кремлём развевался не триколор, а красное знамя?

С некоторых пор установилась столь безапелляционная мода увязывать все изъяны девяностых с политическим распадом Союза, что просто интересно знать: каким образом в решении сложнейших проблем переходного периода могла преуспеть та власть, которая и при жизни ни хрена не могла решать эти проблемы (на том погорев окончательно), и чья легитимность на исходе 91-го года стремилась к нулю, в отличие от республиканских правительств, поначалу имевших изрядный кредит доверия (но и те косяков напороли)?

Сейчас вот многие тогдашние диссиденты одумались, огляделись, ужаснулись и бросились каяться. «Извините, - говорят, - но мы-то вообще-то в коммунизм целили, а угодили малость по России. Экая неприятность. Ну кто мог знать, что коммунизм в России угнездился, и что если по нему шарахнуть – то кто-то там пострадает. Нет, кабы знали мы, как оно обернётся, развалом да обнищанием – ни в жисть не чинили бы контры супротив «совка»…. в смысле, великого и могучего Советского Союза с его замечательно справедливым общественно-политическим строем».

Мне же интересно: а чему они, собственно говоря, так ужаснулись? Тому, что в начале девяностых в воздухе остро пахло полномасштабной гражданской войной, и все в принципе готовы были к ней – а её так и не случилось? По-моему, не повод для печали.

На самом деле – это парадокс, недоступный обычному разуму. Россия потеряла от распада СССР меньше, чем любая другая республика, за исключением разве лишь Прибалтики. В действительности, Россия здорово выиграла, сбросив с себя «имперские» заботы. У Кавказа и тем более у Средней Азии – куда больше поводов скорбеть по советскому прошлому. Но почему-то именно Россия больше всех плачет по Союзу.

С учётом этой национальной склонности к ностальгии – представляю, какая буря томной тоски взметнётся, если вдруг, упаси господи, случится реставрация советского уклада. Я не склонен петь осанны современной России (перетопчется!), но если уж по «совку» так ностальгируют, то «пост-совок», даже «проклятые девяностые» - точно куда более достойны мемуарных грёз и слёз.

Нет, я бы не хотел сплошь поливать грязью советский образ жизни. В то время, которое застал я лично, СССР уже вовсе не был тоталитарной кровавой диктатурой, бросавшей людей в лагеря за неосторожные политические анекдоты. И музыку, в общем-то, слушать никто не мешал, и голода как такового не было (как, впрочем, не было и намёка на изобилия).

 А ещё были - очень занятные вещи, доступные мало кому на планете. Например – такая национальная забава, как «охота за дефицитом». То есть, за товаром, который очень нужен – но который так запросто не возьмёшь. Это ж сейчас всё упрощено до пошлости: спрос-предложение, рыночное ценообразование, тоска зелёная. То ли дело советские времена, когда заботливое правительство умудрялось создавать дефицит практически на любой нужный товар. И каждая существенная покупка – это была такая развивающая игра, затейливый квест с элементами экшена. Побегать по магазинам, завязать знакомство с продавцами, а лучше – с завсекциями, или - героически отстоять очередь часа на три. А по возвращении домой с вожделенной покупкой в зубах – гражданин чувствовал себя личностью, добытчиком, воином. И даже – немножко шпионом. Столько самоутверждательского кайфа - в таком, казалось бы, рутинном, бытовом деле, как шоппинг. Даже – немного жаль, что нас лишили этой развлекухи. Кроме шуток.

В принципе же – дурацкое это дело, сравнивать жизнь «тогда» и «после тогда», споря с адептами советского уклада. Когда вроде бы взрослые люди на голубом глазу уверяют, что качество жизни в России «пока ещё не достигло советского уровня» - хочется сказать: «Товарисч! А почему б тебе не свалить в свою КНДР? Замечательная ведь страна».

У нас просто слишком разные представления о том, чтО есть достойная человеческая жизнь. Духовный аспект брать не будем, ибо тогда, конечно, все были страшно культурные, а сейчас – полнейший духless и нравственное вырождение, что ясно и ежу. Книжек никто не читает, фильмов никто не смотрит, а если читает и смотрит – то всё низкопробщину и порнографию. И все только и делают, что кидают дружку да режут в парадняках. Это даже не обсуждается – глупо обсуждать. Но если взять более приземлённые, материальные ценности, то я себе представляю различие примерно так:

В Советском Союзе не всякий гражданин мог себе позволить «Жигули».
В «Пост-Союзе» не всякий гражданин может позволить себе «Роллс-Ройс».
Значит ли это, что всякий пост-советский гражданин может позволить себе «Жигули»? Вовсе нет, хотя тотальное обнищание масс почему-то сопровождается приростом личного автопарка в разы. Но каждый – может мечтать о «Роллс-Ройсе». А в Союзе – не мог и мечтать, даже гипотетически. Не потому, что денег таких никогда не заработает (были и тогда способы делать миллионные состояния; не вполне, правда, законные) – а просто «потому что»! Не положено! Нет и не будет!

И с этой точки зрения пост-советская Россия – нормальное государство. Не самое зажиточное, в сравнении с лидерами Золотого Миллиарда – но нормальное. А Союз – был НЕ нормальным, хотя бы и обеспечивал всем гражданам худо-бедно сносное житьё. Он опровергал всем известную с детства аксиому «хотеть не вредно». Он как раз считал себя вправе решать, кому чего хотеть, и какие желания - вредные. Убивал мечту о высоком (буржуйском благополучии). А это – преступление. И через это – Союз умер сам.

Тут следует оговориться, что всё сказанное – больше относится к советской власти, идеологии, советской экономике и советскому укладу жизни, чем собственно к Советскому Союзу, как к территориально-политическому образованию.

В этой связи ещё раз зададим вопрос: мог ли, имел ли право Советский Союз остаться единым государством, избавившись от тех изысков советской власти, идеологии, экономического и бытового уклада, которые тогда, в начале девяностых, представлялись абсолютно неприемлемыми, анахроничными?

Это и был вопрос референдума 17 марта 1991 года. Весьма значительная часть людей сказала тогда: «Нет, пусть сдохнет целиком и без остатка». Но остальные, убедительное большинство, были менее кровожадны и сказали: «Дадим ему шанс».

Но – не склалось. По причинам, вероятно, никак уже не зависевшим ни от волеизъявления большинства, ни, тем более, от воли отдельных политических лидеров. Что ж, умерла – так умерла. Не будем плакать слишком горько. Но и пинать могилу – тоже не будем.

На самом деле, Советский Союз до конца и честно выполнил величайшую историческую миссию. А именно – попробовал воплотить в жизнь чудесные фантазии двух немецких миннезингеров, Маркса и Энгельса. Эти фантазии казались в своё время весьма привлекательными, фанатов в мире была тьма. Но именно Россия отважилась проверить идею на практике, для чего и создала Советский Союз.

Условия для эксперимента были идеальные. Огромная страна, самая большая на планете, с колоссальными ресурсами. Страна, способная обеспечить полную самодостаточность и – теоретически – держать оборону против всего мира.

Не будем расписывать «кровавые преступления» Советского Союза – никто не без греха – но он с честью выдержал жесточайшее военное противостояние (хоть и не против всего мира, а при существенной поддержке значительной части этого мира), стал сверхдержавой, добился внушительных успехов на пути прогресса, и в определённый момент многим казалось, что он близок к цели: к торжеству коммунистического пути развития.

Но в последующие два десятилетия, без какого-либо серьёзного внешнего воздействия, Советский Союз «сдулся» неким загадочным, непостижимым, на первый взгляд, образом. Получилось так, что несмотря на всю заботу Партии и Правительства, всё большее число граждан испытывали разочарование вплоть до откровенного и небывалого презрения к собственному государству и его основам. Можно, конечно, считать, что эти граждане – неблагодарные суки, не знающие морального долга и не ведающие своего счастья. Но подобная оценка не отменяет факта: такие граждане завелись в стране советской, и чем дальше – тем больше. В определённый момент их число стало критическим, недопустимо высоким для существования советского государства. И оно прекратило своё существование. Тем самым – подтвердив важный научный факт, который ещё несколько десятилетий назад вовсе не был очевиден, по крайней мере не всем: строительство коммунизма даже в идеальных условиях рано или поздно оборачивается крахом, вплоть до развала государства.

С тем – Россия выполнила свою историческую миссию (если уж кому-то угодно говорить о её особой, мессианской роли), может быть свободна от дух захватывающих высоких идей, и просто жить нормально, как «все белые люди». Заслужила. Весь же остальной мир – должен, разумеется, быть благодарен СССР за поучительный урок, и поминать его тёплым словом. И мы – помянем.