Рассказ написан по реальным событиям, рассказанным мне в поезде соседом по полке. Прототипом героя Медведева Игоря был его друг.
***
Поздним вечером по улице Черняховского медленно ехала патрульная машина, в ней были двое – Каширский Сергей, он же Кощей, вечный лейтенант и гуляка, и Медведев Игорь, просто Игорь, совсем молоденький мент, решивший неожиданно для его родителей познать всю тяготу службы правоохранительных органов.
- Скучно сегодня, однако. Ни драк, ни перестрелок. Даже ночные бабочки в своих норках попрятались. А то б мы… повеселились, да, Игорёк?
- Вообще-то мы на работе.
- Ну, ты даешь. Никак не могу понять, тебе 18 лет, у тебя богачи-родители, веселись и радуйся, а ты тут прогниваешь!
Игорь, слегка покраснев и закусив губу, отвернулся к окну. Как он ненавидел эти бесконечные разговоры о его работе! Разве непонятно, что он не хочет жить так же, как его сверстники, как жила в студенческие годы его старшая сестра - за бабки учиться в МГУ, а точнее изредка посещать скучные лекции по философии, а по вечерам тусоваться в дорогих клубах. Он выбрал другой путь – с большим трудом поступил на физмат, на очное отделение, а по вечерам и ночам работал в УВД. Учеба давалась тяжело, высшая математика, мягко говоря, была не его коньком, но он настойчиво продолжал корпеть и пыхтеть над замысловатыми интегралами и логарифмами. Зато работа приносила Игорю большое удовольствие, он чувствовал, что здесь от него действительно что-то зависит, что он может хоть кому-то помочь. Но это понимало очень небольшое количество людей, к которым Кощей как раз не относился.
- Эй, Сергей, притормози. Смотри-ка, кто-то лежит у магазина.
- Вот, блин, накаркал же себе проблем. А может ну его, а, Игорь? Очередной бомж, напившийся в дребедень…
Медведев уже вышел из машины и направился к лежащему без движения человеку. Кощей был, конечно, прав. Рваная и грязная одежда, синее заплывшее лицо, тошнотворный запах перегара и немытого тела – всё говорило о том, что это обычный пьяница, прилегший поспать после принятого в очередной раз на грудь.
- Живой? – спросил Сергей, дотронувшись до бомжа ботинком. – Фу, разит как на свиноферме. Пусть здесь валяется, а то Гирин устроит нам нагоняй за эту вонь. Пошли.
Но Игорь не сдвинулся с места. Что-то, а что именно он понять не мог, его смущало в облике этого человека. Ну, не мог он взять и уйти, бросив его посреди улицы, не мог.
- Жалко…
- Блин, да тебе всех жалко. И путан, потому что их жизнь заставила, и бомжей, потому что негде спать. А меня тебе не жалко за то, что мне приходиться возиться со всякой швалью и получать за это гроши?! Поехали!
- Сергей… Я без него никуда не поеду, – тихо, но твердо, проговорил Игорь. - Если надо будет, потащу в отделение на собственных руках.
- Делай, что хочешь. Я до него и пальцем не дотронусь.
В эту ночь в отделении было необычно тихо, и этим редким моментом Игорь сразу же воспользовался, открыв задачки с матрицами.
- Тебе еще не надоела высшая математика? Может, ну его, МГУ, зачем он нужен менту? – посмеиваясь, сказал, Кощей. Развалившись на стуле, он разгадывал сканворд, по истечению часа три слова из тридцати были аккуратно вписаны в квадратики.
- Математика – сложная, но очень важная наука. Она развивает логическое мышление.
- Ясно. Я понял, зачем ты учишь математику. Ты видишь пьяного бомжа и логически решаешь, брать его в отделение или нет?
Сергея так рассмешила собственная шутка, что от хохота слезы градом полились по худым, покрытым трехдневной щетиной щекам.
- В каком-то смысле ты прав, - невозмутимо сказал Игорь. – Тебя ничего не удивило в облике сегодняшнего бомжа?
- Конечно, удивило! От него пахло похлеще всех предыдущих!
- Так ты не заметил. Я тоже не сразу. Его одежда… на нем был одет очень когда-то хороший костюм, у моего отца был такой же. Довольно странно, что человек, который мог позволить себя такие дорогие вещи, вдруг спился и стал бомжом.
- Ха! А ты что же думаешь, что бомжами рождаются? Ну, ты даешь!
- Нет. Я всего лишь на месте этого человека представил своего отца, в том же самом костюме.
Сергей перестал смеяться. Он сглотнул слюну и очень тихо пробормотал: «Пути наши неисповедимы».
Когда Бомж проснулся, Игорь предложил ему умыться и выпить чай с бутербродами. Принес ему тазик с горячей водой и включил чайник. Бомж, молча, наблюдал за Игорем, и на его лице читалось нескрываемое удивление. Он вежливо поблагодарил за заботу, тщательно умыл лицо, руки и сел за стол. Сергей, открыв рот, глядел то на Игоря, то на Бомжа, не понимая, что «вообще происходит в этом грёбаном мире»!
- Давно мне не было так тепло и уютно. Я вам так благодарен…- Грустно проговорил Бомж, аккуратно помешивая чай ложкой.
- Еще бы, - хмыкнул Кощей. – Его благодари, это он у нас такой добрый. Эх, кружку придется выкинуть…
- Не обращайте внимания, пейте чай. Кружку мы Вам подарим. - Игорь осторожно погрозил Кощею кулаком.
- Спасибо. Только кружка мне не нужна. А это у тебя что, книги по математике? Занимаешься?
- Да. Я учусь в МГУ на физмате. Только абсолютно не соображаю в высшей математике, уже неделю пытаюсь сделать контрольную работу.
Бомж задумчиво потер переносицу. Заметно волнуясь, он стал собирать пальцем хлебные крошки.
- Если ты мне дашь бутылку водки, я решу тебе все задачи. Пол-литра.
Кощей расхохотался и стал бить кулаком по столу, приговаривая: «Решит он всё… Поглядите-ка… За бутылку!!!»
- Сергей, прекрати. Не надо мне ничего решать. Тем более за бутылку. Можем дать Вам немного еды.
Кровь прихлынула к лицу Бомжа, он печально опустил голову и потом взволнованно протараторил:
- Я тогда просто так помогу тебе. Объясню, как решать.
- А откуда у Вас знания по высшей математике?
Бомж немного замялся, а потом, собравшись с силами, рассказал свою печальную историю.
***
Двенадцать лет назад Прокофьев Александр Алексеевич был очень уважаемым в своих кругах профессором физико-математического отделения МГУ. Уважали его не только за огромный вклад в науку и в обучение студентов, но и за честность и неподкупность. Всем было известно, что без знаний ни за что не сдать ему высшую математику. И что он никогда не изменит своим принципам. Это его и сгубило.
В то время училась на первом курсе одна очень привлекательная особа, назовем ее Настей. Александр Алексеевич хоть и был «профессором строгих правил», но и то порою поглядывал на нее, настолько была хороша девушка. Но видимо, одарив красотою, Бог решил обделить студентку умом. В высшей математике она понимала столько же, сколько профессор, например, в анатомии лягушки. Но девушка, будучи дочерью очень богатых родителей, полагала, что ей и незачем учить математику. «Зачем мне она вообще нужна? И так что-нибудь поставит этот ученый», - делилась с подругами Настя. Подруги кивали, но мысленно прощались с нею, ибо Прокофьев даже тройку просто так никогда не ставил. И вылетали, как пушечные ядра, из университета все нерадивые студенты.
И правы были подруги. Прокофьев недвусмысленно дал понять Насте, что недолго осталось ей куковать в университете. Она, конечно, не испугалась. Стала ему чаще улыбаться в коридорах, приносить коробки конфет. Он улыбался в ответ, но от конфет отказывался. Но Настя была тоже крепким орешком. Она ему предложила немалую сумму денег, скажем так, на эти деньги он мог обставить мебелью всю квартиру. Прокофьев даже глазом не моргнул. Просто улыбнулся и вежливо сказал: «Я не беру взятки. И подарки тоже. А тебе предлагаю все-таки заняться высшей математикой. Шансов у тебя практически не осталось».
А потом случилось невероятное. Она пришла к профессору в кабинет, когда он был там совершенно один, и зловеще прошептала: «Последний раз прошу, больше не буду». Он даже не поднял головы. Неожиданно Настя разорвала на себе одежду, растрепала волосы, вцепилась в него руками и закричала нечеловеческим голосом. Конечно, на крики прибежали люди, студенты и преподаватели. И увидели поразившую их до глубины души сцену – потрепанная задыхающаяся студентка и испуганный профессор, завалившийся на нее всем свои телом.
И пошло-поехало. Началось следствие, в течение которого выяснилось, что он уже не раз предпринимал попытки изнасиловать бедную Настю, и один раз ему все-таки это удалось. Родители подтвердили, что их дочь стала очень нервной, могла начать плакать в любой момент, абсолютно без повода. Подруги тоже в голос вторили – да, Александр Алексеевич был явно неравнодушен к Настёне, преследовал ее, а за то, что отказывала, не ставил ей даже «удовлетворительно». Что ни день, появлялись новые факты, и все они говорили против профессора. Он всё понимал. Понимал, что богатые родители купили всех, кого только можно – и студентов, и преподавателей, и органы следствия. И ничего не мог сделать. От Прокофьева отвернулись все, кто когда-то мог называться другом, и помощи ему было ждать не от кого. Его признали виновным. И дали срок на восемь лет. На долгих невыносимых восемь лет. Но оказалось, что тюрьма это не самое худшее в жизни. После освобождения профессор уже не был профессором, его нигде не принимали на работу, даже в школу заурядным учителем математики. Родные и близкие еще во время следствия вычеркнули его из своей жизни, теперь они и подавно забыли о неком Прокофьеве Александре Алексеевиче. Он начал пить. И водка, надо признать, избавляла от бесконечно ноющей раны. Профессор стал выпивать больше. И за неимением денег распродавать все свои вещи. За 4 года он пропил всё – мебель, бытовую технику, машину, квартиру… Он стал никем. Ничем. Просто ничтожеством. И только потому, что он не изменил своим собственным принципам.
***
Александр Алексеевич остался жить и работать в отделении. Он был счастлив, у него появилась крыша над головой, койка, кусок хлеба, а главное, друзья – Игорь и Кощей. Особенно он привязался к Игорю и с большим удовольствием учил его высшей математике. И хотя преподаватели МГУ расценивали Игоря как абсолютно неспособного к точной науке, он с каждым днем все больше и больше их удивлял и радовал. На вопросы о том, откуда такие изменения в знаниях, Игорь отнекивался, но его так и подмывало спросить: «А помните такого Прокофьева Александра Алексеевича?»
Очень часто они втроем обсуждали историю Прокофьева. И Игорь всегда предлагал:
- Александр Алексеевич, давайте возобновим судебный процесс. Вернем вашу честь и имя. У меня обеспеченные родители, они мне помогут.
- Ну, ладно, скромничать, обеспеченные… Так и говори, что деньжищи в карманах не помещаются, - как всегда вставил Кощей.
- Мальчик мой, спасибо тебе огромное. Но я этого не хочу. Не хочу битвы «у кого больше денег», даже если цель благородна. Помни, Игорь, что выражение «Цель оправдывает средства» неистинно.
- Благородство. Честность! Посмотрите, к чему это привело в Вашем случае??? Где же справедливость? Они все должны поплатиться за совершенное деяние!- от волнения лицо и шея Игоря покрылись красными пятнами.
- Игорь, послушай меня… Спроси меня, что бы я сделал, если бы мог повернуть время вспять, я не найду сразу ответа. Но точно могу сказать – я не жалею о том, что остался честен перед самим собой.
Когда Игорь увидел на улице пьяного Бомжа, он, конечно, не знал, что это очередная шутка Судьбы. Он понял это немного позже – в архиве, изучая дело Прокофьева. Когда открыл страничку «Личные данные потерпевшей». Когда прочитал ее ФИО – Медведева Мария Степановна. Тогда он сразу вспомнил, как двенадцать лет назад приходили к ним домой «страшные дяденьки» и о чём-то беседовали с отцом за закрытой дверью. Как его сестра Маша рассказывала по телефону подругам о профессоре-придурке, который посмел идти против нее. Все воспоминания по кусочкам выложились в одну мозаику – портрет его семьи. И тогда он перестал быть ее членом. Навсегда.
Эпилог
Несмотря на противодействия некоторых структур, судебный процесс по делу Прокофьева Александра Алексеевича все-таки начался. Медведев Игорь был приглашен на слушания как главный свидетель. И, в конце концов, Прокофьева оправдали. Его снова пригласили в МГУ, он вновь стал авторитетным и уважаемым профессором, доктором математических наук.
Медведев Степан, отец Игоря, так же как и другие обвиняемые по этому делу, получил несправедливо мягкое наказание – условный срок на 3 года и штраф в размере 200 МРОТ. Но его судьба уже не интересовало Игоря – у него больше не было семьи. Зато осталась высшая математика, любимая работа, и, конечно же, пара друзей – Бомж и Кощей. А еще – честность перед самим собой.