Я - тамада. «Первая застольная ступень» уже отделилась, и до выхода на хмельную орбиту осталось несколько тостов. Продолжая космическую аналогию, замечу, что все системы работают нормально: тонгаж, ускорение, кручение, верчение и иные ожидаемые напасти в ожидаемых пределах.
Мы расположились в подвале у Нико. Мы там часто бываем: во первых, здесь красиво и просто, во вторых, как не шуми, голос никому не мешает, и в третьих, что наиболее ценно, Нико из тех уникальных парней, которые больше любят сидеть с друзьями дома, чем на стороне. Подозреваю, что это заслуга его мудрой жены...
Камин греет, как положено. С каминной полки на нас недобро поглядывает прадед Нико - Виссарион. Эту фотографию он откопал в старом альбоме. Прадед, весь в газырях и с кинжалом, сидел на бутофорном пне, отполированном шерстяными, суконными и шелковыми задницами тысяч посетителей фотографа - Исаака Тори. В первоначальном варианте рядом с Виссарионом стоял молодой, очень порядочного вида, мужчина с усами первого всхода, одетый в китель какого-то дореволюционного клерка. Нико понес фотографию в ателье, где клерка убрали, а Виссариона, отреставрировав, оставили.
Неожиданно все осложнилось: брат Николая, тоже кстати, Виссарион, ляпнул, что этот дикарь на его прадеда не похож. Роланд, этот негодяй и смутьян, посмотрел на Виссариона, потом на Нико и тихо спросил - того ли убрали с фотографии. Николай резал себе вены, доказывая, что это и есть тот самый Виссарион, и пусть Виссарион младший сам выясняет - кто ему был прадедом!.. Так или иначе, кровожадный джентльмен с газырями прочно осел на камине, по всей вероятности уходить оттуда не собирался и заставлял каждый раз, говоря тост за предков, услужливо смотреть ему в глаза, доказывая свою безграничную преданность и уверенность, что это именно ОН и есть...
...В общем, сегодня все течет по-старому. Быть тамадой у своих друзей - неблагодарное дело. Не люблю я быть тамадой среди этих горлопанящих, ни во что не ставящих тебя, не прислушивающихся к жемчужинам твоей речи и норовящих вне очереди провозглашать свои идеи - пьянеющих молодцов. Знаете, почему у грузинов в песнях многоголосие? А потому, что каждый норовит свое ввернуть, и когда ему заблагорассудится!
Но сегодняшнее застолье, все же, течет немножко по-иному: пару дней назад ко мне из Нижнего приехал друг по институту - Леня. Надо сказать, приехал он - не предупредив. Вернее, хотел предупредить, и
заблаговременно послал телеграмму забавного содержания: «Шурикзптприготовьлишнююложкукобедудвадцатогогосентябряленятчк» , заплатив за это 97 копеек.
Приехав ко мне, он сильно удивился, когда никто ему не открыл. Недолго думая, сел он на ступенях, и стал дожидаться моего прихода. Через час, как он потом рассказывал, к моей двери поднялся старик с сумкой и стал трезвонить.
«Нету их дома», - сообщил Леня.
«Вечно их нету дома! - заворчал старик. - Куды ж телеграмму-то дену!»
«А давайте я приму», - предложил тот.
Заплатив почтальону причитающийся рубль, он принял телеграмму, расписавшись в получении, и к своему удивлению прочел собственный телеграфный призыв о приготовлении лишнего прибора к обеду...
...Через час его, слегка притомившегося, нашел мой сосед по площадке - Алик, и когда я вернулся с работы, обнаружил их за брудершафтом, в твердом и радостном понимании - как они уважают друг-друга... Вот и сидит теперь Леня на почетном месте, пробуя все подряд, не отставая от нас в упражнениях с рогом и вворачивая в общий гам свой голос наравне с другими. Тосты за него, за мир и родителей и все остальные - по обьязательной, так сказать, программе, уже провозглашены, все слезинки уже пролиты и все вздохи сделаны. Воздано должное и деду на камине. Теперь надо импровизировать.
- Друзья! - я встал, придав голосу значительности. - Я хочу выпить за наших учителей. Давайте выпьем за людей, научивших нас летать... Не мешай, Роланд - успокаиваю его, норовящего вставить в мой адрес, что «Рожденный ползать...». При этом он лениво дожевывает петрушку... - Так вот, всяких учителей, научивших нас хорошему делу надо помнить и любить, пусть, даже, если никогда не пригодится в жизни то, чему они нас научили.
Мой голос тонет в общем гуле, и я выступаю по «короткой программе».
- Я например,- кричит Нико - очень уважал моего замкомвзвода Васю Шмакова! Он меня учил, учил и все-таки научил ходить строевым. Пусть и не пригодится: у себя в доме я строевым не хожу! Пусть другие ходят!
Хорошо, что его не слышит жена…
-Ладно тебе, - брезгливо морщится Виссарион, - Строевы-им!.. Прослужил-то в хлеборезке...
Здесь он может дать сто очков кому угодно: служил на флоте.
-Ну и что! И хлеборезу треба ходить строевым. Я например, лучше всех выполнял команду на ходу - «Кру-ууууу-гом!»
- Не надо, не надо мне говорить про армию, ребята! - бубнит Роланд. - Я просто терпеть не могу эту вашу армию! Ну скажите, нам нужна Красная армия?! Вообще никакая не нужна! Разрешите тост!..
- Это ты можешь на ходу повернуться? - язвительно спрашивает Виссарион брата. - Леня, ты слышишь? - обращается он к Лене. - Он не то, что кругом, левую ногу от правой отличить не может! Хорошо, что ты не осьминог, парень! - хлопает он Николая по плечу.
Леня смеется, тоже хлопая николая по другому плечу.
- А вот я вам сейчас покажу! Смотрите!
Николай вскакивает и начинает маршировать по подвалу, сам себе считая: «Раз-два, раз-два, крууугом-раз-два»...
Он действительно ошибается, поворачиваясь не той ногой.
- Да ты ничего не умеешь! - Виссарион тоже вскочил. - Надо повернуться на счет «Два» на правой ноге! Рраз-два!..
Он тоже начинает маршировать. При этом Николай продолжает демонстрировать свою версию поворота на ходу...
...Через пару минут стол придвинут к стенке, и спустившаяся в подвал, хозяйка, тетя Маро, ошалело смотрит, как беспорядочно бродят подвыпившие ратники и теряют каблуки, доказывая, что у него этот самый поворот лучше всех получается. Многое она видела с нами, начиная от вальса и кончая брэйк-дансом, но такого, чтобы гости ходили строевым, приговаривая при этом зычно - «Рраз-два,...»...
Все вовлечены в этот хоровод, даже Леня. Даже Роланд. Я - само собой.
- Я в этом деле никогда не ошибаюсь - кипятится Роланд, локтем освобождая себе свободное пространство и забыв, что пять минут назад армию терпеть не мог. - Я... - его заносит, потому,что как раз в это время приходится развернуться. - Я в Кантимировской дивизии служил!
Вот и будь тамадой с ними!..