Георгий КАЮРОВ.
Макарова семья.
Рассказ
Семь холмов необходимо преодолеть по сносной автостраде, чтобы въехать в этот миллионный город. В ясную погоду, ночью, город видно далеко. На несколько десятков километров раскинулся он в умеренном ландшафте Днепровья. Из окна автомобиля, при въезде на первый, самый дальний холм, просматривается матово-желтоватый, огромный мегаполис. По мере приближения то тут, то там начинают искриться отдельные лампочки, и длинными гирляндами, перерезая город вдоль и поперек, тянутся фонари уличного освещения. В этом городе проложен самый длинный проспект в Европе. В этом городе много уникального, как уникальна вся его история, но сейчас не об этом.
С ближних холмов видны дома с одинокими окнами сов, светящиеся рекламные щиты, и даже можно с них чего-нибудь прочитать. На спуске с последнего, при въезде, справа и слева раскинулся когда-то девственный лес. Сейчас в лес врезался своими многоэтажками новый жилой микрорайон. И тут кто кого! Лес сопротивляется, но отступает. Видны просеки вырубок. Где-то высажен молодняк. Зачем высадили? Смешные люди! Но все равно спасибо им. Должен же кто-то думать о будущем и заботиться о нем!
В самом низовье леса ранним утром. Поднимается над изумрудными барханами крон сизый дымок. Реденький такой, сиротский. Он никому не мешает. Птицы сначала пугались, а теперь привыкли. Для них хорошо, что дымок появился. Поспать можно подольше и не бояться, что проспишь рассвет – дымок разбудит. Ранний дымок.
В трущобе, у тихого родника, на корточках сидит мужчина, лет тридцати, умывается. Смочил волосы, расчесал их назад, собрал туалетные принадлежности и, поднявшись по выдолбленным ступеням, спустился в землянку, вход которой прикрывал полог, сшитый из двух прорезиненных брезентовых передников, такие обычно надевают металлурги. Землянка была сделана добротно. Тройной настил аккуратно прикрыт дерном, скрывающим от постороннего взгляда. Гуляющие по лесу так далеко не заходят, но и риск ни к чему. Внутри землянка вымазана глиной, оштукатурена и побелена голубенькой известью. В дальнем углу стоит детская кроватка. В противоположном – конусом двухъярусные нары. Нижний топчан широкий, рассчитанный на двоих, верхний уже и короче, соединен с полом лестницей, служащей быльцем. Можно чего-нибудь подсушить на ней. Под потолком покачивается «летучая мышь». Фонарь на аккумуляторах приберегали для уроков. У самого входа, сколоченный стол и четыре грубых табуретки. Тут же, с другой стороны двери буржуйка, с выведенной на улицу трубой и ночное ведро. Труба высокая и облачена в кору, для маскировки. Землянка просторная, но не высокая. Поэтому двое ее обитателей, Макар и Лида, ходят, ссутулившись и пригнув головы. Это так вошло в привычку, что и, выходя в город, они так же сутулятся. Двоим же другим обитателям все равно – они еще дети – десяти и шести лет, Зоя и Петя. Макар вычистил дно родника, обложил битым гранитом, и семья брала чистую, родниковую воду. Экологически чистую. Как раз бум пошел.
Семья поселилась здесь недавно, в прошлом году. Зиму перезимовали сносно. Сложности случались только с Зойкой. Ее надо было встречать со школы. Поначалу переживали, когда приходилось всей семьей уходить в город – погулять. Потом пообвыклись. Деньги и документы забирают и уходят. Можно было бы бросить все, так работа держит. Макар работает на заводе механиком. Зарплата хорошая, но не хватает. В заводском семейном общежитии мест нет. Поставили на очередь, а когда освободится? Квартиру снять зарплата не позволяет. То есть, оплатить ее хватит, а на еду не останется.
С землянкой, пока устроились, было хлопотно. Но когда все сделали – вроде и ничего. Школа рядом, магазины тоже. И на природе.
Макару, правда, далековато ездить на работу – через весь город. Встает рано – в пять, чтобы к семи быть на проходной, но зато прямой троллейбус. Аккумулятор для фонаря Макар заряжает на работе. Хватает его на двенадцать часов. А летом и того больше, темнеет поздно. Правда, в лощине, в лесу все равно на час раньше. Только солнышко зайдет за холм, в низине уже темно.
По воскресеньям семья одевается во все нарядное и отправляется в центр. Погуляют, в кафе зайдет мороженное покушать, посмотрят на современные автомобили, может, в кино даже сходят, и скоренько домой. По лесной темноте жутковато ходить.
Бывает, и в гости к знакомым сходят. Тогда детвора хоть телевизора насмотрится, мультиков всяких. К себе не приглашают, только грозятся: «Вот закончим ремонт – милости просим», или «Хозяйка такая строгая, запрещает гостей водить», или… еще как. В воображении и находчивости не откажешь.
Все началось по весне. Приехали на работу по приглашению завода. Собрали скромные пожитки, детвору и нагрянули. На заводе встретили с распростертыми руками. И сказали: «Пока жить негде, постоите в очереди, и будет жилье. На время снимите квартиру. На работу завтра к семи. Досвидание».
Неделю жили в гостинице колхозника, пока Зойку в школу не устроили, и Макар ходил на работу в первую смену. Наступила неделя второй смены. Что делать? Гуляли по лесу и думали. Тогда Макар и надумал. Остановился у свеженарубленного сушняка, что-то помудрил и неделю пропадал – по утрам где-то, а вечером на работе. Лида начала беспокоиться за мужа. Небольшие сбережения подходили к концу, до аванса далековато. В субботу утром Макар собрал все семейство, и его недельную работу, все выходные, заканчивали вместе. Оштукатурили глиной потолок, стены. Сколотили нары, стол, табуретки, купили и привезли детскую кроватку, фонарь и буржуйку. В общем, весь заготовленный лесниками сушняк пошел в дело. Утро понедельника встречали в лесу.
Всем остальным обжились постепенно. Через месяц побелили и справили новоселье. Весна только начиналась. Лида все подшучивала над Макаром:
– Ты все так добротно делаешь, словно собрался жить здесь до старости. Твои, заводские, обещали же через два-три месяца комнату в семейном общежитии выделить.
Макар молча благоустраивал свое временное жилье, так как умел, – основательно.
Завод забирал все силы. Макар сильно уставал. Приходилось оставаться на внеурочную работу, чтобы скопить немного денег. Месяцы летели за месяцами.
Зима пришла, как всегда неожиданно. Макар подскочил с утреца, собираться на работу, выскочил к роднику, вернулся сам не свой.
– Что, Макар? – встревожилась Лида.
Ничего не говоря, Макар отогнул полог, и Лида увидела крупные, белые хлопья снега, лениво опускающиеся на пожухлую траву. Она села на топчан и заплакала. Радовались снегу только дети. Им-то раздолье! Вышел из землянки, и горка под боком – катайся до уморы.
Пришлось покупать паяльную лампу, чтобы размораживать родник. Сушняка в лесу валом, а уголь, по чуть-чуть, на одну топку, Макар каждый день носил с работы. Для чая приспособили туристический примус «Шмель», очень удобно. Ста двадцати пяти граммов бензина хватало на неделю кипятить в алюминиевой кружке воду для чая.
От снежных наносов спасали деревья. Спасибо роднику, замерзал всего лишь несколько раз.
Мылись в бане. Она находилась недалеко, лес заканчивается, первая линия высоток, через шоссе и железнодорожные пути перейти и еще пару кварталов. Возьмут кабинку на семью и моются. Пока дети не втянулись в новый ритм жизни, разогревшись от пара и горячей воды, засыпали в бане, на деревянном топчане. Ну, подождут их Макар с Лидой, есть чем заняться.
Бывали и праздничные ужины, и обеды, раз в неделю, по пятницам. Макар водил семейство в заводскую столовку. За неделю накопит талонов на молоко за вредность, договориться с заведующей столовой, и гуляет семейство.
– Складная у тебя жена, Макар, – говорила заведующая, – детки чистенькие, ухоженные. Сама хороша, и ты в уходе.
Что на такое скажешь? Кроме как, согласившись, многозначительно развести руками.
Какими они должны быть на пороге конца двадцатого века и начала третьего тысячелетия?
Очередной пятничный ужин затянулся. Заведующая достала поллитру, и компания весело посидела. Домой возвращались поздно. Первые летние ночи еще были прохладными. Небо звездилось черным космосом. О чем можно говорить при такой красотище? Говорили о жизни и мечтали о будущем.
– Идите, я сейчас, – сказал Макар жене и спустился к роднику. – Лида! Зойка! – но жена и дочь не отозвались. – Оглохли вы там, что ли!? – Макар быстро вбежал на пригорок и нырнул в землянку.
Несколько рук с силой схватили его и пригнули к полу.
– Вы что, девчата, сдурели? – не понимая, что происходит выругался Макар, и попытался вырваться, и тут же задохнулся от сильного удара в живот. Петька заплакал, Зойка завизжала от ужаса, а жена принялась рыдать и что-то кричать, но Макар ничего не мог разобрать. В глазах пошли круги от удушья.
Макар пришел в себя от тряски. Голове было тепло. Он открыл глаза и осмотрелся.
– Очнулся наш папка, – услышал Макар голос Лиды и ему на щеку капнуло теплым. Лида плакала.
– Где дети? – приподнимаясь, спросил Макар.
– Мы здесь, – в один голос сказали Зойка и Петя и взяли отца за руки.
– Куда мы едем? – Макар посмотрел на Лиду.
– В милицию, – тихо ответила Лида.
Только теперь Макар рассмотрел внутренности машины. Это был милицейский «бобик» с зарешеченным окошком и без ручек на дверцах. Машина остановилась. Послышались голоса, и открылись серые ворота. «Бобик» вкатился во двор. Скрежетнуло снаружи и дверцы открылись.
– Выходи! – приказал человек в маске и камуфляже.
Макар спрыгнул первым, едва удержавшись на ногах. Помог Лиде и детям. Конвоир проводил их в здание.
– Куда их? – кому-то крикнул конвоир.
– Куда-куда… к остальным, – вышел недовольный грузный мужчина в милицейской форме. – В «телевизор», пока участковый не придет.
– Когда он придет? – поинтересовался Макар, но его втолкнули в зарешеченную комнату с большим плексигласовым окном.
– Вызвали. Ждите.
Семейство расположилось на единственной лавке. Спать не хотелось. До утра оставалось пять часов. В «телевизоре» было тепло. Согревшись, дети устроились удобнее и уснули. Задремали и Макар с Лидой.
Под утро лязгнула дверь, разбудив. Макар подхватился. Но это был не следователь. Привезли бомжа и вкинули его, как мешок. Он так и остался лежать на полу, неподвижно. Дремота стряхнула сон, и уже не спалось. Макар подошел к лежащему и перевернул его. От бомжа потянуло алкоголем и смрадом. Счастливчик!
К восьми пришел следователь. Макара увели к следователю. Намученные дети еще спали, с двух сторон положив головы на Лидины колени.
– Почему его одного уводят? – с тревогой в голосе спросила Лида.
– Не переживайте, гражданочка, – закрывая двери, успокоил дежурный. – Сейчас придет ваш муж. Пусть детки спят.
Макара привели где-то, через час. Детвора уже проснулась и весело встретила отца. Проснулся и бомж. Вел он себя прилично. Сидел в уголке на корточках и кемарил. Иногда просыпался, разговаривал сам с собой и требовал, чтобы его не забыли разбудить.
– Ну, что? – кинулась к мужу Лида.
– Ничего, – улыбнулся Макар. – Поспрашивал.
– О чем?
– Да обо всем. Почему в землянке живем? Где работаю? В общем обо всем.
– А ты чего? – тревожилась Лида.
– Рассказал…
– Чего рассказал-то?
– Как есть и рассказал!
– Ох, попрут с работы, – Лида расплакалась.
Макар сел рядом и принялся успокаивать жену, но она не унималась. Не выдержал и Петя и тоже разревелся. Его плач привел Лиду в чувство. Она успокоилась и быстро привела себя в порядок. Потом резко встала и, подойдя к двери, принялась колотить в дверь с неимоверной силой. У Макара от неожиданности и от силищи, с какой Лида стучала, раскрылись от удивления глаза. Он смотрел на жену, не зная, как ее успокоить. Дверь отворилась и в «телевизор» вошел дежурный.
– Не надо шуметь гражданочка, – миролюбиво заговорил он. – Но надо трошечки подождать. Разберутся и отпустят. Я вот вам покушать принес, – дежурный поставил на лавку сумку, и Лида обомлела. Это была их сумка. Каково же было удивление всего семейства, когда они увидели кастрюлю с мясным соусом, который Лида вчера приготовила. Аккуратно были сложены их же тарелки, ложки и вилки. Все рассмеялись. Приборов был полный комплект – на шесть персон.
– Вот так-то и лучше, – заулыбался дежурный. – Вещички ваши все в сохранности. Не переживайте. Кушайте. Разберутся.
Макарово семейство веселилось. Они даже покормили бомжа. Бомж ел и удивлялся:
– Че, в ментовке, кормить стали домашними харчишками?
Прошло еще пару часов, когда все семейство привели в кабинет. Следователь долго рассматривал документы, сличая фотографии с оригиналами, и что-то записывал. Прошло полчаса. Дверь открылась, и в кабинет вошел грузный человек в штатском. Он раскраснелся от быстрой ходьбы и подъема по ступенькам. Быстро отдышаться мешала ему астма.
– Здравствуйте. Я Николишин, Иван Яковлевич, – следователь молча смотрел на мужчину и что-то ждал. Мужчина занервничал, достал платок и, обтирая потное лицо, продолжил: – Вы приглашали? Звонили… сказали… явиться кому-то из профсоюзной организации завода. Я вот… председатель.
Следователь молча принял у него документы и указал на стул. Николишин сел, оглянувшись на семейство, и состроил улыбку.
Наконец, все для себя уяснив, следователь заговорил:
– Что же это получается, гражданин председатель, – следователь посмотрел на Николишина, на семейство и продолжил: – Ваш работник самозахватом поселился в заповеднике, и вы на это смотрите сквозь пальцы?
– Виноваты, недоглядели, – едва справляясь с потом, скороговоркой зачастил Николишин. – Примем меры, товарищ, э… гражданин следователь. Взыщем, накажем.
– Вы-то взыщете, – медленно начал следователь, – а почему они не живут в заводском общежитии?
– Знаете ли, очередность есть…, но вопрос уже решен. Им уже месяц выделена просторная комната. Почему не переселяются, ума не приложу. За всем не уследишь. Знаете ли, хозяйство большое. У нас ведь двадцать пять тысяч рабочих.
Макар удивленно смотрел на Николишина. Он вспомнил этого человека. Целую неделю не мог Макар попасть к нему, чтобы подписать заявление и стать на очередь для получения жилья. Когда же попал, наконец, то их встреча длилась несколько секунд, пока говорил Николишин:
– Ждите. Вас известят, – лысеющим теменем ответил председатель.
Макар выдержал месяц для приличия и потом каждую неделю заходил к председателю профкома Николишину, чтобы узнать, как обстоят дела с его заявлением. Но товарищ Николишин очень занятой человек. То готовится к совещанию, то проводит совещание, то ходит по цехам, то с народом встречается, то еще где. Макар даже стал забывать его лицо. Как-то подвернулся случай столкнуться с Николишиным в коридоре, но Макар не был уверен – председатель это профсоюза или нет?
И вот теперь Николишин здесь собственной персоной.
– Забирайте. Но на завод штраф пришлем, – мрачно сказал следователь и положил пачку документов на край стола.
Из кабинета и из милиции выходили гуськом – впереди грузный, с одышкой, председатель Николишин, следом Макар, дети и Лида. Выскочив на улицу, Николишин вскочил в волгу, на ходу бросив:
– Зайдешь, – и укатил.
Макар потер болевший живот и поморщился.
– Ты чего? – спросила жена.
Он расстегнул рубашку, на животе красовалась красными прямоугольничками спецназовского ботинка ссадина сорок пятого размера.
Но уже ничто не могло испортить настроение семейству. До свадьбы все заживет!