Ночью безлунной
В водной пустыне
Спят пулеметы….
Е. Федоров
I
Где-то за тридевять земель отсюда….
Под звездами, что выжжены на черной доске неба….
По штилевой глади моря, что одним концом упиралось бы в Великий океан, другим – в Индийский, если бы не острова и атоллы….
Тихо скользит лодка. Довольно большая. Угрюмо работает мощный мотор. Поэты воспели бы эту ночь в стихах и сонетах, романтики тревожно вздыхали бы под ее пологом: « Придет…. Не придет….», люди, сидящие в лодке, не чувствуют ничего. Темнота для них естественна, так же, как и их драная одежда, и маслянисто блестящее оружие. Лишь изредка то один, то другой прислушиваются к голодному урчанию в животе.
«…. В среднем в этих широтах пропадает один танкер в месяц. Как это ни покажется странным в наше цивилизованное время, речь идет о пиратах. Не о видео- или аудио-, а о самых обыкновенных – морских пиратах, которые представляют собой в этих морях, омывающих Архипелаг, вполне реальную силу….».
Впереди лодки – бездна и позади – бездна. Но люди в лодке привыкли к тому, что чудом не исчезли в бездне вчера и не будут в обиде, если ухнут в нее через секунду. В той бездне, что позади, где-то в черной глубине моря за лодкой бесшумно летит Царь Акул, что приходит в последний час за каждым жителем Архипелага. И те, кто видел его, уже не расскажут о нем живущим дальше.
Человек на носу лодки смотрит раскосыми глазами сквозь ночь. Что видит он? Может, перед ним пляшут, волнообразно изгибая хвосты, Золотые Драконы? Каждый из людей в лодке хотел бы поймать Золотого Дракона. И многие поэтому встретятся с Царем Акул до срока. Потому что Золотой Дракон не дается просто так в руки. Говорят, правда, что его можно облить кровью, и когда кровь начнет густеть, Дракон прилипнет к рукам ловца. Да и что такое встреча с Царем Акул для людей впереди которых бездна и позади – бездна?
Человек – Лао. Не раз он пробовал взять Золотого Дракона, каждый раз добавляя количество используемой крови. Но драконы все попадались какие-то очень уж проворные. Хотя и Лао не простак. Не проста-ак, он возьмет свое. Ночь струится сквозь Лао, плавно скользя и завихряясь.
Людей всегда инстинктивно отпугивало его лицо. Какая-то неотвратимая сила поставила на него глубокую печать, словно навсегда парализовав мышцы помогающие человеку улыбаться и сложив остальные в маску каменного идола Войны. И глаза…. Человек, с детства ничего не имевший, ни семьи, ни дома, ничего не ценит. Кончились еда, деньги – взял еще. А все, кто вокруг – должны отдать.
Должны.
Любой человек под взглядом Лао чувствовал себя должником. И Лао просто взыскивал долг. А если с человека нечего было взять, то оставалась ведь еще его кровь. Которая, если ее будет много, непременно обездвижит Золотого Дракона. Каким бы тот не был вертким.
Люди в лодке за спиной Лао, точившие гарпун на того же самого Дракона, что и он, были тем не менее тоже – просто людьми. Ему никогда не было жаль их. Ни Тхонга, что в миг опасности часто слышал в ночи далекий бой японских барабанов. «Эти барабаны доконают меня»,- говаривал кореец Тхонг, истово ненавидящий японцев и все японское. Последний раз барабаны проводили Тхонга от ходовой рубки танкера до поверхности океана, а это больше 90 футов. Лао только подумал, глядя сверху из рубки сквозь выбитое взрывом стекло, что Царю Акул будет неприятно встретиться с
расплющенным, словно скат, Тхонгом. Ни Чжана, что однажды был Тем-кто-работает-
первым вместо Лао. Ночью, темной как нутро кашалота, Чжан поднялся при помощи кошки-лебедки на борт другого танкера, а спустился в пять раз быстрее и уже в виде дымящегося дуршлага. Что Лао мог сделать для него? Отстегнуть от троса карабин с болтающимся, словно куль, Чжаном и пристегнуться самому. Влекомый лебедкой, он пошел вверх, а Чжан – вниз, туда, где его уже ждали.
Если бы Лао мог облечь в слова свои мысли, это звучало бы, как: «Издержки профессии». Летчика могут свергнуть вниз небеса, моряка – поманить глубина, так что он не сможет отказаться. Пират может не удержать в руках острый, как бритва, хвост Золотого Дракона и его, пирата, разрежет пополам. Вдоль или поперек – дело случая.
Лао чуть склоняется за борт и опускает руку в море. Ласковое море говорит: «Будь спокоен, Лао. Для тебя и в этот раз все закончится хорошо. Иди смело. Но ты уж вспомни про Царя Акул, Лао. Ты же понимаешь, что ему нужен откат…». Как не понимать! Всем, от кого в этой жизни хоть что-то зависит, нужен откат.
Из той бездны, что впереди, вдруг встала гора, закрывшая полмира. Только где-то далеко в вышине над ней горят топовые* огни. Гора медленно, неповоротливо двигалась, или это Лао почувствовал вращение Земли?
«… Без сомнения, пиратство здесь стало серьезной угрозой судоходству, во всяком случае – для нефтеналивных судов. Зачастую корабли, перевозящие «черное золото», становятся легкой добычей морских разбойников, в силу того что, во-первых, их команда слишком малочисленна, во-вторых, береговая охрана не желает бороться с этим злом даже в пределах своей досягаемости…»
Танкер.
Лао сглотнул, поправив брезентовый ремень автомата, что обвивал его наискосок по груди. Люди в лодке использовали самое разное оружие – «Беретта», «Ингрем», УЗИ**. Был даже один тяжелый неповоротливый ЗИГ – автоматическая винтовка со сверхмощной оптикой. В центре лодки на мертво закрепленном станке-треноге щерился крупнокалиберный пулемет «Браунинг». У Лао за спиной – АК-47*** со складным прикладом. По сравнению с «Береттой» - это самоходная пушка, тяжелая и неповоротливая. Но только ему Лао доверяет. А он не доверяет чему попало.
Лао сглотнул, поправив брезентовый ремень автомата. Не то чтобы он боялся танкера и той бездны, что за ним. Просто каждый раз перед началом, он чувствовал себя комаром, пикирующим на носорога. Однако и носорогом можно управлять, если влететь ему в ухо и причинить легкую боль.
Хлопнули за спиной пневматические гарпуны. Из пяти кошек-лифтов зацепилось две. Люди за спиной Лао суетятся, делая последние приготовления, рассовывают запасные рожки к «Береттам» - их большинство, дергают затворами. Но все они – в другом мире. Лао – в своем мире – уже обдумывает первые шаги по палубе танкера. Ему хочется быть камбалой, у которой глаза на затылке. Лодка приплясывает под ногами на легкой волне. Лао пристегнулся карабином к кольцу на тонком канате. Руки должны быть свободны. Из ножен на ноге достал тесак. Это – вместо букета цветов встречающим. Шершавая туша медленно передвигается мимо.
Пора. Заработала лебедка. Чья-то гиперсильная рука легко понесла Лао вверх, чтобы бросить прямо на шипастый загривок Золотого Дракона. Где-то в той бездне, что позади лодки, широко ухмыльнулся Царь Акул. Во все полторы тысячи зубов. Уж он-то свое получит.…
………………
Ночь с любопытством смотрела вниз. Внизу мерно дышало море, что упиралось бы одним концом в Великий океан, другим – в Индийский, если бы не острова и атоллы. В
*- разноцветные прожектора на мачтах, своего рода опознавательный знак любого судна. Включаются ночью.
**- марки легкого стрелкового оружия.
***- автомат Калашникова образца 1947г.
море болтается на мелкой волне Лао. В одних холщовых штанах. Рубаху, пропитанную кровью – чужой кровью – он отшвырнул как мог далеко, надеясь, что буруном танкера ее отнесет в сторону. Иначе – плохо, акула чувствует кровь в воде на расстоянии двух миль. Кроссовки он тоже сбросил, чтобы легче было держаться на поверхности. А вот автомат – не бросил, хотя тот уже ощутимо тянул вниз… .
... с дальнего конца узкого коридора надстройки по нему долбят в три ствола. От стен ширкают рикошеты. И Лао ползет, ползет по коридору на спине, извиваясь, как угорь.
АК-47: «Тхонг-тхонг! Тхонг-тхонг-тхонг! Тхонг-тхонг-тхонг!». Чертовски неудобно стрелять с одной руки.
Лао бы полз быстрее, но сверху на нем лежит Человек-тень, весь в черном, все еще не до конца мертвый, и в него впиваются все пули, адресованные Лао. А Человек-тень в отместку заливает Лао кровью так, словно в нем ее не пять литров, а раза в два больше…
…беспорядочная – вспышками – пальба на палубе. Стреляют на корме, от которой Лао отделен сейчас основной надстройкой танкера. Все реже слышится заполошный треск «Беретт». Но бьет еще гулко старый автоматический ЗИГ Ирвина, единственного европеоида в команде лодки. ЗИГ со сверхмощной оптикой…
…с моря методично, словно гвозди в гроб заколачивая, ударил крупнокалиберный «Браунинг». Судя по звуку – с большим рассеянием, видимо их лодка летит вдоль борта. Сверху сыплются стекла. Лао почти прорвался за надстройку…
…взрыв в море. Капитан…
…люди-тени стоят на корме, человек шесть. У одного в руках – старая автоматическая винтовка ЗИГ.
Со сверхмощной оптикой.
Единственная на всем Архипелаге.
Некому помогать. АК-47: «Тхонг-тхонг-тхонг-тхонг-тхонг!»…
…за борт, не важно, что 50 футов высоты, за борт…
«… Излишне говорить, что нефтяные картели терпят огромные убытки, теряя каждый седьмой танкер, проходящий между островов Архипелага. Где же выход из создавшейся ситуации? К каждому танкеру невозможно приставить катер охраны, это очевидно. Однако же, и это достоверный факт, некоторые компании практикуют брать на борт помимо команды еще нескольких солдат удачи, этаких Анти-пиратов. Конечно же, официального подтверждения этому не даст ни одна из компаний, ни Shell, ни Castrol, ни более мелкие их собратья. Но – факт остается фактом. Существует такой, конечно же совершенно неприемлимый в правовом обществе, но, тем не менее весьма действенный способ борьбы с этим старым, как мир злом – морскими пиратами. Или, как их раньше называли, флибустьерами. Только вот куда мы придем, используя такие методы борьбы?...».
Ночь с любопытством смотрела вниз. Внизу мерно дышало во сне море. Люди-тени, видимо, здраво рассудили, что, слетев с такой высоты, этот последний должен был неминуемо расплющиться наподобие камбалы, и обрести, наконец, свою мечту – глаза на затылке. Поэтому почти не стреляли вслед. Лао вдруг почувствовал запах чего-то кислого и горелого. …Кусок пальмового дерева, почему-то сильно пахнущий взрывчаткой…. Лодка?... Закругленный на конце… Как кормовая часть… Значит – лодка. Из чего же в нее попали? Профессионалы охраняли танкер. Раньше в них в худшем случае стреляли из помповых ружей.
Взобраться на обломок. Перевести дух.
Сразу обессилев, он опустил одну руку в море. Море не обмануло его – для него и вправду все закончилось хорошо. Для него одного. Из остальных получился отличный откат… сами знаете кому, не стоит в ночи поминать его. Сил вот, правда, нет. Совсем нет. Но это пройдет. Главное – АК-47 с ним. Автомат был совершенно бесполезен сейчас, чем он мог помочь? Дело не в патронах, их был как раз еще целый рожок. Но в кого можно выстрелить в бескрайней водной пустыне? И в то же время – это был соратник и брат. А в
любой переделке всегда легче, хоть самую малость, но легче, если рядом кто-то есть. Кто-то, кто на твоей стороне.
…Жив.
II
Быть живым – замечательное свойство организма. Если ты жив, то можешь увидеть, как всходит солнце над темным пока еще морем в прозрачно-бесцветном небе. Если ты умер вчера, солнце все равно взойдет. И сегодня, и завтра, и… всегда. Но если ты остался жив, оно взойдет и для тебя. Взойдет и подарит часть себя каждому малому гребешку волны, каждой капле брызг. И тебе, если ты остался жив, тоже подарит. Часть себя.
Лао проморгался от дремы. Будучи организмом совершенным, почти таким же совершенным, как неубиваемая амеба, он мог спать, не расслабляя мышц. Они, правда, подзатекли, зато голова отдохнула. За свое совершенство Лао платил огромную цену. На весь огромный окружающий мир он тратил столько же эмоций и переживаний, сколько их тратят простейшие. Хотя – кто знает – может, богатая духовная жизнь инфузорий просто никем не описана?
Пустыня.
День обещает быть жарким. Таким же, каким был вчерашний. Лао устроился поудобнее на своем обломке. АК лежал под ним. Ствол заботливо заткнут лоскутом от штанов Лао. Если бы это даже был последний лоскут ткани, он бы все равно заткнул им ствол. В морской воде железо ржавеет очень быстро.
Лао, как мы уже упоминали, не было жаль людей. Его только немного смущало, что трупы с танкера наверняка сбросят в море, чтобы не объяснять по прибытии в Порт, откуда на судне передвижной анатомический театр. А трупы – это всегда плохо. Пусть даже сам Царь не придет за ними, у него ведь есть подданные. А это прескверный народец. Лао невольно заерзал на своем обломке. Или это рукоять затвора впилась в живот? Но очень скоро Лао успокоился. Глупо бояться того, что не можешь изменить.
Ждать.
Главное – экономить силы. Район этот, конечно, не перекресток судоходных путей, но есть, есть движение. А это значит – недолго ему болтаться по волнам…. Наверное…. Что за судно подберет его? Это может быть идущий с северо-востока «пассажир», на котором есть все удобства, включая бары и дискотеки. Только вот пассажиры наверняка будут шарахаться от него. Лао замечал этот странный эффект. Идешь по порту, одет как все, пахнет от тебя обычным перегаром дешевого самогона, может еще потом. Но грузчики знают, что ты не грузчик. Крановщики – что не крановщик. Докеры чувствуют – ты никогда не был в доке. Никто не говорит этого вслух, многие даже не думают, но ты идешь, словно в стеклянном кубе – отдельно ото всех и в то же время напоказ. Лао видел такие кубы со змеями, какой только нечисти там не извивалось! Будто у тебя на лбу вытатуировано 58 жизней, отнятых, чтобы взять Золотого Дракона. Или 60? Неважно, Царь Акул, придет время, напомнит всех до последнего. Вернее, до первого индуса из той припортовой шпаны, что когда-то решила забить Лао-подростка насмерть, просто для забавы. Посмотреть, сколько он продержится. Только вот он уже знал, что в толпе надо выбивать главаря, и мертво впился руками в горло тому крикливому индусу, невзирая на удары и пинки. Случись это позже в жизни Лао, он, возможно, не обязательно, конечно, и маловероятно, но возможно все-таки, ужаснулся бы содеянному. Возможно, он поклялся бы искупить это всей своей жизнью, и стал бы рыбаком, продающим подешевке диковинных тропических рыб. Или пошел бы уборщиком в какую-нибудь мелкую лавку. И всю жизнь сносил бы тычки и оплеухи хозяина, друзей хозяина и вообще всех кому не лень. Но в тот момент он только посмотрел удивленно на свои руки. Сделавшие, по его
меркам, чудо. Это ведь тоже чудо – превратить живую материю в неживую. Страшное чудо. И решившие, таким образом, почти все на тот момент его проблемы.
Солнце поднялось в зенит. Наполнив все вокруг оглушительным золотом света. И – настал жар. Такой, что жар свежепрогоревших углей кажется утренней прохладой. Скрыться от него негде. И медленно, медленно, по миллиметру углубляясь в полуголое тело Лао, Солнце начало выпивать из него драгоценную влагу. Задавшись, очевидно, целью сделать мумию в рекордно короткий срок.
Пить.
Пи-ить!
ПИ-И-ИТЬ!!!
Вот только Солнце плохо знало Лао. Это по внешнему виду он был человеком, по сознанию же и психологии – ближе к животному миру. В котором, как известно, принято использовать один шанс из ста. Потому что другого может не быть.
Осторожно сползти в воду. Стараясь не совершать резких движений. Это только глупые туристы считают, что тропические моря – рай, созданный специально для них. Лао опустил голову в воду и открытыми глазами проверил пространство вокруг. Чисто. Пока. Хорошо, что нигде нет ран, даже малых. В этих широтах у человека только один морской враг. Но он настолько могуществен, что стоит, пожалуй, сотни врагов, равных человеку по силам. Поэтому лучше не дрыгаться и не кровоточить.
А жажда никуда не делась. Телу стало немного прохладнее, внутри же Лао бушевал напалмовый вихрь. Лао знал, как сжигает все на своем пути напалм. Хотя это было и в глубоком детстве, таком глубоком, что из воспоминаний о нем осталась только война. Война – не глазами солдат. Глазами мирных жителей, имевших несчастье жить и выращивать свой рис там, где не надо.
Жажда….
Напалм….
Морщась от отвращения, Лао проглотил два глотка морской воды. Только два. Первые день-два можно попить морскую по чуть-чуть. Потом соль осядет в почках и ты начнешь пухнуть. Но день-два можно.
Вечер пришел незаметно, хотя Лао и ждал его. Ждал всей силой духа и запекаемого на медленном огне тела. Где-то до полудня он надеялся, что его подберут. После полудня была борьба с солнцем и ожидание вечера. Ожидание спасительной прохлады и возможной погибели – в темноте с проходящего судна его наверняка не заметят. Если только стрелять…. Лао проверил, плотно ли заткнут ствол. Плотно. За АК-47 можно быть спокойным. Вот за себя…. Иногда Лао завидовал своему железному брату. Тот мог стрелять, пролежав сутки и больше в соленой воде. Или только выкопанный из песка. Однако же, успокаивал он себя, сам тот стрелять не может, нужен кто-то, чтобы нажать на курок. А я, думал Лао, выживу. Я выживу, и не в таких переделках бывали.
Темная бездна впереди Лао немного приоткрылась, как бы приглашая войти. Не-ет, рано еще. Еще поживем.
Любого обычного человека один, всего один такой день – без воды и еды, под палящим солнцем, с постоянной угрозой, что кто-то снизу откромсает тебе полноги и ты умрешь от кровопотери – такой день превратил бы в полуживую развалину. Лао – нет. Как только солнце скрылось, облив горизонт ядовито-красным маревом, он почувствовал себя легче. Правда, этот вечер существенно отличался от вчерашнего. Это были две разные реальности. Реальность чудесного спасения – вчера и реальность тяжкого выживания – сегодня. Пожалуй, можно сделать еще пару глотков. Жажда уже становилась привычной. А морская вода – словно дешевое пиво смертельно-похмельным утром – вкус отвратный, но знаешь, что оживешь. Почки Лао работали лучше, чем дистиллятная* установка. Две-
*дистиллятная – опреснительная, в данном случае, установка.
три минуты – и пришло облегчение. Где-то внутри. Во рту-то все равно была шершавая пустыня, но внутри стало легче.На теле Лао была всего одна татуировка, сине-черная. Хотя многие пираты любят украшать свое тело цветным орнаментом. Но у Лао – одна. На животе. Три изогнутые полоски диковинно переплетались и кончались, словно острие ножа. Это – как объяснил мастер в Порту, замшелый дед-малаец – Огонь жизни. Он увидел его у одного Маори*, когда нелегкая забросила его в Новую Зеландию. Давно или недавно, неизвестно, но Маори перестали есть себе подобных, но люди все равно шарахаются от них. От их лиц, покрытых воинственным узором рельефных татуировок. Огонь жизни, сказал Маори деду, который еще не был тогда дедом, дает страшную силу тому, на теле кого наколот. Но во благо или во зло распорядится человек этой силой, зависит от него самого…. Дед еще что-то хотел сказать, но Лао перебил его: «Коли. Но смотри, чтоб хорошо было. Чтобы был - Огонь». Трудно сказать, татуировка ли тому была причиной, или что еще, но жизнь очень крепко сидела в Лао. Только он и капитан были старожилами в команде. Остальные члены команды все со временем уходили в ту бездну, что позади.
Он перестал всматриваться в горизонт и уронил голову. Ни одного огня. Если не считать звезд, что сверкали ослепительнее, чем зубы в антрацитовой улыбке негра. Обломок лодки все еще кисло пах взрывчаткой. Чтобы лодку развалило так, попадания из подствольного гранатомета мало, лениво думал Лао. Мысли шли медленные, тягучие. Значит – ракета. Какой-нибудь «Стингер». Или еще что-то такое, похожее. Значит, на танкере шли серьезные люди, как охрана. Винтовки – «М-16», судя по звуку. «Стингер», снайперы – кто еще мог положить Рыжего Ирвина. Ирвина, который достанет из своего ЗИГа все живое в радиусе мили. Доставал. Да-а, все атрибуты серьезные. А Капитан, значит, вышел из-под борта, показал себя. И тем самым нарушил неписанный закон. Не вмешивайся в то, что не в силах изменить. Лао зевнул. Они вдвоем оставались на лодке с мотористом. Если бы лодка не вышла из-под борта, в нее бы ракетой не попа-али…. Видно, Капитан решил прикрыть их огнем из своего «Браунинга»…. Капитан-Капитан, всегда ведь звериное чутье было….
Вокруг, как на старых мореходных картах, заплясала всякая водяная нечисть. Морские змеи, сверкая чешуей, сворачивали в кольца упругие тела. Таращился выпученным глазом гигантский кальмар. Один из трех китов, на которых стояла Земля, выбросил вверх гигантский фонтан, закрывший полнеба…. Темной птицей - Ночь раскрыла над Лао два своих мягких крыла.
III
Второй и третий день были похожи друг на друга, как братья близнецы. Если бы прокрутить эти дни в ускоренном режиме, все было бы почти одинаково. Солнце всходит, скользит по дуге в зенит, так же по дуге падает в теплое море. Вот только Лао все реже сползает со своего обломка и все труднее взбирается назад. Но он все-таки ждет. Спасение может прийти только от его потенциальных жертв. Любые баталии на море вообще интересны в этом отношении – спасти команду потопленного судна может только враг. Если захочет. И тем страшнее пираты, потому что они, как правило, не хотят. Увы, времена благородных разбойников прошли. Да и в их-то время отпускать пленных, сдается мне, было больше пиаровским ходом. Мол, смотрите и эта… трепещите, в общем.
Но Лао ждет.
Нет, он не вглядывается в горизонт до рези в глазах. Он не удивляется тому, что весь торговый флот, словно сговорившись, обходит стороной его точку на карте. В конце концов, на него кто-нибудь, да выйдет. Смешно будет, если это окажется радиоактивный гроб, сопровождаемый флотилией Greenpeace на своих игрушечных тарахтелках. Видели они раз такое, сидя в засаде за атоллом. Гроб не принимал ни один порт, он полгода
*Маори – племя каннибалов в Новой Зеландии.
болтался по океану, а сбросить груз по-тихому за борт мешали злые гринписовцы. – Оранжевые надувные лодки с транспарантами сверху. Мин, помощник капитана и по-совместительству оператор Большого Браунинга, легко превратил бы их в салат из рубленого моллюска. Одной очередью, возможно. А команда Гроба ничего не могла с ними поделать. Да-а, сейчас бы они были очень кстати. Члены Greenpeace, говорят, поголовно все пацифисты и помешаны на правах человека. Поэтому сразу его, ослабевшего, скорее всего, не прибили бы, а там…. Одного шанса из ста вполне достаточно. Ушел бы, запросто. Жаль только, что купили эту организацию на корню, и теперь она выступает в нужных местах и, в основном, для телевидения. А как все начиналось!
Вода, оказывается, может не лезть в горло. Даже если умираешь от жажды. Но это – соленая вода. Не лезет. Плохо.
Если его обнаружит сухогруз, автомат придется бросить. Слишком прозрачно он намекает на профессию Лао. Можно, конечно, оставить его на обломке, координаты его спасения наверняка отметят на карте. Потом вернуться. Если успеть до шторма, возможно, удастся потом его найти….
Ерунда.
Не на чем возвращаться. Нет Капитана. Нет лодки. Ничего нет.
И это очень странно, нелепо даже, Лао почувствовал какое-то подобие, отдаленное конечно, подобие сожаления. Словно бы ему надо было предать брата. Хотя братьев он не помнил. И вообще, любой человек, любая человеческая жизнь точнее, не имела для него особой ценности. Сегодня жив, завтра нет. Бездна сзади, бездна впереди. А вот автомат имел почти мистическую ценность. Хотя, наверное, каких-то нежных чувств в этом было мало. Просто ни акула, ни мурена не могут жить с выдранными зубами. Бессмысленно предлагать им выбор – жить без зубов или умереть. Даже если б они могли выбирать. И их счастье, что не могут. Или, может быть, это все-таки что-то другое? Ведь два раза точно, не считая последнего, АК-47 спасал Лао жизнь. Но и тесак, что до сих пор пристегнут к ноге, тоже спасал. Однако, встань выбор – и Лао без колебаний выбросил бы его….
Солнце, прощально мигнув, утонуло где-то в Индийском океане, отдав Лао на растерзание кромешной тьме.
IV
Утро четвертого дня встретило Лао ветром. Точнее, ветер начал подниматься еще ночью, но в своем тяжелом оцепенении Лао не обратил на это внимания. А утром приходится возвращаться в реальность. Ветер, что ночью налетал прохладными порывами и был даже приятен, сейчас дует постоянно. Срывая барашки пены с волн, уже не малых. Лао смыл с лица и глаз корку соли, проморгался. Небо ясное, солнце. В это время года тайфунов не бывает, да и долгосрочный прогноз на Главной Портовой радиоволне не предрекал даже шторма. От ветра, конечно, будет прохладнее и солнце не убьет его. Сегодня. Хуже другое. Усиливавшимся волнением его сносило на Север, туда, где почти нет судоходных путей, а есть только пятикилометровые глубины. Однажды они затопили там уже пустой либерийский танкер. В таком деле главное – успеть управиться за сутки. Лихтеры откачали нефть, и ушли в свои мелкие порты. А пустой танкер ухнул в глубину. Когда прилетели поисковые гидросамолеты, не было даже нефтяного пятна. Вот такое там море.
Где-то в глубине души Лао надеялся, что ветер погонит его обломок на Юг, к цепи мелких островов и атоллов. Там, на мелководье, ему могло повезти, он мог заколоть какую-нибудь рыбу. Но везенье, то, без чего любой пират становится просто вооруженным придурком, отвернулось от него. И это очень плохо. Капитан как-то рассказывал, что был давным-давно такой пират – Черная борода. Ходил в Карибском море. Всю жизнь он занимался своим ремеслом, в котором изрядно поднаторел. И - вдруг – ему не повезло. В абордажной схватке с правительственным фрегатом его сабля
сломалась, а пистолет дал осечку. Вот этого Лао никак не мог понять. Черная борода занимался разбоем всю жизнь, уж наверное у него была сабля не из дешевых, да и пистолет, скорее всего, тоже. Не иначе – везение отвернулось от него, раз он даже не смог погибнуть в той схватке, а был с позором казнен перед всем чужим флотом. Так думал Лао, но капитан всегда заканчивал рассказ одинаково: «Спи на маисовой соломе, ешь помои, пей дешевый самогон, отдающий падалью. Но твое оружие и твой мотор должны быть дорогими. Потому что только они спасут твою шкуру. Если – что».
Лао не знал, сколько стоит его АК-47. Тот сам пришел к нему, так Лао считал. Чем иначе объяснить, что когда в рубку арабского танкера, откуда упорно отстреливался старпом, ребята закатили две гранаты, автомат даже не поцарапало? А на старпома так и не удалось посмотреть. Это было второе дело Лао. И Капитан бросил автомат ему: «Твой будет. У каждого должно быть свое оружие. А это – хорошее начало». Больше Лао не менял ствол, сколько ни подворачивалось вариантов.
Волнением Лао несло на Север.
На Севере нет никого и ничего. Даже пограничные катера, встреча с которыми была смертельно опасной, но теперь уже и почти желанной, не заходят в те широты. Ветер бросил пену с верхушки волны прямо Лао в лицо. Мр-р-ра-а! XXXый ветер! XXXое море! Ветер все бросал пену, иногда и воду Лао в лицо – тот лежал совсем низко на свокм обломке. И Лао, прекрасно понимая сколько сил отнимает злость, вместо того, чтобы развернуть его по ветру, медленно наливался яростью. Раз уж этот долбаный ветер несет меня на Север, пусть он дует и плюется брызгами мне в лицо! Я бы тоже наплевал ему в рожу, о-о-о-о, я бы так плюнул, что он взвыл бы от ярости!!! Только вот нечем, нечем плюнуть, ХХХ…!!! Глотка как наждачкой покрыта!!!
Ресницы опять прихватило соленой коркой, попытаться снять ее рукой… и в этот самый момент обломок подкинуло на волне… и – Лао в воде. Вот ведь, ХХХ…! Зацепился рукой…. Автомат! Нет, не упал, ф-фу. Весом своего тела Лао вдавил рукоять затвора в разбухшее от воды дерево. Теперь она, словно гвоздь, плотно сидела в нем и не дала АК упасть.
Пожалуй, хватит полоскаться в этом ХХХ… море, пора влезть назад. Лао ухватился рукой покрепче, попробовал подтянуться и вдруг понял – не может! Не может влезть!
Бездна, та что впереди, приоткрылась еще немного, приглашая войти уже настойчиво.
О-о-о, ненавижу!!! Не-на-ви-жу!!!
Я ненавижу тебя, ветер!!!
Я ненавижу тебя, море!!!
Я ненавижу тебя, небо!!!
Я ненавижу тебя, моя ХХХая жизнь! Сколько еще дней мне болтаться здесь, сгорая изнутри самым страшным огнем из всех, огнем всепожирающей жажды! Сколько?! Когда будет позволено умереть?!
Ненависть, словно тропическая гадюка, одним укусом лишила его последних сил. Вот они – силы, еще были чуть-чуть, и уже нет.
Сколько он поболтался рядом с обломком, неизвестно. Время уже давно стало категорией абстрактной. Минута, час, какая разница, если ничего не меняется? Ненависть никуда не делась, но она существовала теперь отдельно от Лао. Он запретил себе ненавидеть. Он копил силы. Да, ветер несет на Север. Но можно не подчиниться ветру. Точнее, обмануть его. – Обнять покрепче автомат, и он своими 10 фунтами* утянет тебя под воду. Сил барахтаться нет, так что это будет быстро и почти безболезненно. Нет? Тогда отбрось ненависть. Ты сейчас не можешь ее себе позволить. Ненависть не испарит
*фунт – мера веса, равная 0,4536 кг.
воду моря и не поднимет из глубин новый остров. А вот убить она может. Тебя.
Несколько раз Лао хлебнул морской воды. По глотку. Вкус уже почти не ощущается. Жажда усилилась. Держась рукой за край – рука порядком затекла – он второй медленно, экономя силы, подгреб так, чтобы оказаться спиной к волнам. Чуть-чуть болтая ногами, поймать горизонтальное положение. Дождаться волны покрупнее…. Эт-т… не успел. Спокойно… так… так!... волна – есть! Волна сама забросила его на обломок. Правда, поперек. Неуклюже двигая руками-ногами, словно краб, запутавшийся в морской капусте, Лао осторожно перелег вдоль. В бессилии закрыл глаза. Даже притом, что море сделало основную работу, залезть обратно было настолько трудно…. Он поневоле задумался – а что, если упадет ночью? Тогда – все. До утра не продержаться. Попробуйте провисеть на турнике, просто провисеть, не подтягиваясь, не делая никаких фигур, сколько сможете долго. Если вы не гимнаст – две минуты. Вы скажете – в море проще, там почти нет веса. Проще. Вы, оторвавшись от турника, просто спрыгнете на пол. К исходу четвертого дня в море, оторвавшись от чего-то плавучего, вы тоже встанете. Километра через три – на дно.
Остаток дня Лао употребил на то, чтобы осторожно отстегнуть ремень от автомата и пристегнуться самому к своей опоре – куску лодки. Благо, тот был чуть шире, чем Лао в плечах. Потом подумал и отмотал пустой автоматный рожок, примотанный к полному скотчем. Есть такая привычка у тех, кому по роду деятельности приходится много стрелять – связывать рожки автомата изолентой или скотчем. Когда в одном патроны заканчиваются, просто перестегиваешь другой, и – ложись, плохие! Пустой рожок Лао бросил в море, а скотчем примотал автомат к руке – левой через цевье. Таким образом, у него осталась только одна рука. Но зато он не мог упасть. И! АК-47 не мог упасть тоже. А это, может быть, важнее.
V
Ночью к Лао пришел Царь Акул.
Теперь уже – экономить силы или нет – от Лао не зависело. Он болтался, пристегнутый к своему обломку намертво и самые разные миры окружали его. То это были удушливо-влажные джунгли, полные змей, то шумные порты, где повсюду воняло дизелем, то это был огромный, ярко освещенный танкер, но без единого человека на борту. И Лао метался по нему – с бака на ют, из рубки в машинное, и нигде, нигде не находил людей. Такое количество нефти – одному, наверное это и был Золотой Дракон Лао. Но почему-то это не радовало и он метался по палубе, как в горячке….
…. Очнулся, как от толчка. Пятиметровая тень прошла снизу-наискосок под обломком. Интересно, что опасности Лао не почувствовал, хотя вряд ли могло быть что-то для него опаснее этой тени. Он приподнял голову, затратив часть драгоценных сил, продрал склеенные солью ресницы опухших глаз… и окостенел до кончиков пальцев. Огромный кархародон* , отливая в лунном свете мертвенной белизной, чуть приподняв узкую хищную морду, глядел на Лао с расстояния в… пару ярдов** каких-то. Где-то очень глубоко в сознании Лао брызнула слабенькая мысль, что акула не может стоять на месте. С ее жабрами она должна постоянно двигаться… И тотчас же в голове его раздался низкий голос.
- Правильно думаешь, Лао. Акула должна двигаться, иначе она задохнется. Но я не простая акула, как ты, может быть, догадался. Я, видишь ли, Царь. Да и течение здесь….
От этого голоса, каждый звук которого словно продирал напильником по спине, Лао стало еще хуже. Он даже на долю секунды забыл о своей смертельной жажде.
*кархародон – белая акула, вторая после китовой по величине, самая крупная из плотоядных.
**ярд- мера длины, равная 0,914м.
- Ты – царь? – Лао казалось, он выкрикнул эти слова, на самом деле только легкое сипение вырвалось из его горла.
- Не пытайся говорить, я и так пойму тебя. Да, я Царь Акул. И, если ты не против, мы немного побеседуем. У тебя ведь найдется пара свободных минут?
- Ты пришел убить меня?
- Отнюдь. Человек умирает сам. Я не убиваю никого. Я лишь прихожу в последний час. Да ты, наверное, слышал об этом.
- Значит, я умираю?
- А что тебя смущает? Вместо обычных трех ты протянул почти пять суток без пресной воды и сейчас идешь на рекорд. Но вот… злобы много в тебе. Причем, ты даже не осознаешь ее, как злобу. И это тебя переродило. Мы даже заспорили с Царем Кальмаров, что приходит за млекопитающими в последний час, кому за тобой идти. Жребий хотели тянуть. Но он меня убедил. У тебя автомат к руке примотан, а животные не используют технику для убийства себе подобных. Так что ты человек, поздравляю.
Это, по-видимому, был явный конец всем мукам Лао. Конец всему. Почему же он не чувствует облегчения? Жажда пропала, в голове появилась звенящая ясность, глаза четко видели, что спина у Царя, например, не белая, а серо-голубая….
- Я не хочу умирать.
- Вот те раз! А что, чего-то не закончил еще в этой жизни? Детей, там, не вырастил, родителей не похоронил, или еще чего? – Царь даже как-то заинтересованно взглянул, если можно так сказать, на Лао. – Молчишь,- утвердительно. – Потому что знаешь, что ничего не оставляешь за собой – ни детей, ни дома, ни дела любимого. И все твое отличие от какого-нибудь вируса, хотя вирус – это сложно, от амебы – в этом куске железа, что привязан к твоей левой руке. Да и еще вопрос, кто к кому привязан. Думаешь, Золотой Дракон тебе нужен? Чушь. Полная. Что ты с ним делать будешь? Ну, представь, вот у тебя денег море, хоть купайся. Хороший человек употребит их на доброе дело, плохой - во зло, а ты – никуда. Через пару, много - три дня ты опять будешь болтаться в море со своей волыной*. Со страшного похмелья. Вот и выходит – убийство ради убийства, кровь – ради крови. Это – жить? – Царь едва заметно повел хвостом, и Лао подбросило волной на полметра.- Отвечай!
Если бы Лао мог облечь в слова свои мысли, то в ответ на эту малопонятную тираду он мог бы сказать: «Мир жесток». И не его вина, что жизнь его только бьет. Так опытный боксер-таец отделывает новичка на ринге. Просто не дает думать, куда бы тот ни дернулся, встречает либо локоть, либо кулак, либо колено. И мечись - не мечись, пока не начнешь бить в ответ, из этого круга не выйти. Видно, Царь Акул оттого и был Царем, что читал самые слабые мысли.
- Жесток мир, это точно. Но ты только думаешь, что, сея жестокость, разрываешь круг. Ты – в нем. Что видишь ты? Ты – убил, кого-то рядом с тобой убили, завтра тебя убьют. Это – твой мир? А ведь ты – человек, не тварь безмозглая. А бывало ли тебе жаль брошенных собак и стариков, что спят под открытым небом, потому что нет им места нигде больше? А любил ли ты так, что сердце останавливалось, когда ты отпускал любимую из объятий? А любили ли тебя так, что готовы были продолбить дыру в лодке, лишь бы ты не ушел в море? – кархародон словно бы вытягивался по направлению к Лао, становясь из пяти- шестиметровым, и слова его в голове Лао звучали, как заклинания.
- Так вот, - жуткое вдохновение осветило зубастую пасть, - я предам тебя каре более ужасной, чем смерть от жажды. Ты будешь жить и чувствовать. Чувствовать сильнее, чем
*Здесь дан литературный перевод речи Царя Акул. Конечно, он не говорил слова «волына», просто оно наиболее близкое по смыслу.
самые эмоциональные люди, ибо это - твоя расплата за зло, принесенное им. И, - тут от голоса Царя, казалось, завибрировали воды моря вокруг, - никто из людей не должен тебе, а напротив – ТЫ! ДОЛЖЕН! КАЖДОМУ!
От вдохновенного ли страшного веселья Царя, или еще от чего, но Лао почувствовал вдруг, что для него затевается что-то очень плохое. Очень-очень плохое, хоть и неизвестное прежде. Нечеловеческим напряжением сил он чуть приподнял автомат в сторону головы Царя и плавно потянул курок….
- Чопик выдерни. Разорвет ствол-то, не ровен час, и не узнаешь….
И Царь лениво-величественно исчез, лишь пятиметровая тень мелькнула под обломком. А Лао…
… приподнял голову, затратив часть драгоценных сил, продрал склеенные солью ресницы опухших глаз…. Никого. Только
Луна бесстрастным желтым глазом
Глядит на мир. Ей все равно,
Что этих вновь покинул разум,
А те уж умерли давно.
VI
Ночь полна безумия.
Вообще-то еще прошлой ночью для Лао был пройден рубеж, когда утро может уже не наступить. Этот же сон, по меньшей мере, странный, с Царем Акул и остальным бредом мог быть и прямым предвестником конца. Лао лежал, глядя в темноту. Не в его правилах было слишком много думать, вообще-то. Но тут…. Будто та неведомая сила, что вела и мотала его по всему жизненному пути, наконец отпустила и… и что теперь? Отпустила-то все равно поздно. Два, три… пять часов – максимум. Он не сомневался, что этот знойный день уже точно будет последним.
Ветер.
Думать…. Неприятно это. Какой, все-таки, связный бред получился. И, что интересно, он половины слов не знал, что употреблял Царь Акул, а смысл понимал. И это был плохой смысл. Потому что позади себя Лао и в самом деле оставлял только танкеры. Если бы все утопленные им суда собрать в одном месте, они, пожалуй, не уместились бы на внутреннем рейде* Порта. А Порт-то, между прочим, один из самых крупных, если не самый, во всей Юго-Восточной Азии. Слова-то какие умные, заразился что-ли от Царя? Танкеры…. Из их команд можно было бы собрать небольшое селение. Не город, конечно, но деревня крупная получилась бы. И что бы они делали в своей деревне – дизелисты, рулевые, офицеры? Пустые танкеры…. Но вот незадача, как-то Лао раньше не задумывался, это ведь куча нефти! Тысячи, тысячи тонн! Почему же он, Лао, не стал богаче? Почему он всегда на третий день опять болтался в море со своей… со своим автоматом?
Ветер усиливается.
Автомат, кстати, жалко. Как ни прочен он, а в конце концов морская вода и его обездвижит и убьет. И будут болтаться они по волнам – два скелета, костяной и стальной – пока не наткнется на них кто-нибудь. Кто… да какая уже теперь разница?
Ветер стал сильнее.
Сильнее.
Еще сильнее.
Вот брызги, срываемые с гребней волн, уже бьют с такой силой, что сейчас, кажется, изрешетят все тело Лао. И гул, гул нарастает с каждой секундой!
* - Внутренний рейд – часть акватории порта, защищенная молом или естественным рельефом местности от шторма.
Тайфун!
Неужели Лао напоследок попадет еще и….
Огромные водяные валы, взявшиеся неизвестно откуда, словно щепку, шаловливо перекидывали обломок.
И, как ни велико было в Лао равнодушие к последним минутам жизни, он, все-таки, пытался высунуть голову из-под воды, если кусок лодки переворачивало. По привычке, наверное.
Хотя теперь уже было не понять, где находится уровень моря,…
… что под ним,… … что – над…
… и там, и там черно… … и там, и там вода… …но… …в один из бесчисленных кувырков, находясь, вроде бы на поверхности, он хватанул открытым ртом воздух пополам с водой… … и что-то было не так… … соль давно уже убила все вкусы для Лао, но что-то было не так….
Да это пресная вода! Пресная!!! На поверхности бушевал тропический ливень, неизвестно от чьих берегов принесенный тайфуном на голову Лао сюда, в середину бескрайнего моря.
Любой другой ветер потерял бы по дороге эти драгоценные тучи, наполненные пресной водой. Тайфун – донес. Донес!
И Лао, превратившись в один большой рот, глотал, глотал растрескавшимися губами струи ливня.
Глотал, не боясь, что вода попадет в дыхательное горло.
Глотал и никак,
никак,
никак не мог напиться….
Что чувствуешь ты, человек, затерянный среди огромного пространства воды, словно песчинка в пустыне? Эйфорию, дикий восторг, торжество духа?
Да ничего.
Что чувствует умирающий и сознающий это человек, которому вдруг подарили жизнь? Ничего не чувствует. Ни-че-го. Просто в этот момент он – есть жизнь.
VII
Вода бывает разная. Вглядитесь повнимательнее в чашку чая. Там – запертая со всех сторон частица мирового океана, ее можно выпить. Мало ее, она не опасна. Совсем другое дело – человек, окруженный со всех сторон самим мировым океаном. Здесь вода торжествует. Она буйно переливается в лучах утреннего солнца всеми оттенками – от бирюзового до ядовито-зеленого. Она так прозрачна, что, кажется, можно проникнуть взглядом до самого дна. Она – на много километров вокруг. Так намного, что пытающийся охватить это умом чувствует во рту странный ком энергии, где-то под языком, и рискует повредиться головой. – Ум не в силах одновременно охватить человеческую малость и огромность океана. Здесь из нее только один выход – вверх. Но летать Лао не умел, и учиться не собирался. Это утро было для него совсем не таким, как четыре последних. Тогда он сопротивлялся всеми силами, но это было… как если ты окружен и отстреливаешься до последнего патрона. А последний патрон-то – вот он – на ладони лежит. Сейчас Лао не сопротивлялся. Ночью он вдруг - как молния ударила – понял, что является частью чего-то очень большого. Чего-то огромного просто, раз сам тайфун принес ему влагу жизни. Да еще – лишь слегка коснулся своим темным крылом и ушел стороной. И что значили по сравнению с этим Огромным километры воды вокруг? Не в их власти было убить Лао, нет, не в их. И ведь все было как всегда. И день обещал быть жарким, и если в воду упасть – утонешь наверняка, обратно точно не залезешь. А поди ж ты, Лао знал, что этого не случится. Видимо, так человека посещает вера.
Ощущение того, что ты жив и никто ничего не может с тобой поделать. Странное ощущение. Но приятное. И – его много, оно переполняет…. Лао скорчил лицо, будто
собираясь чихнуть, и то ли хрипло закашлял, то ли просто выдохнул пересохшим горлом… раз, два, три…. А ведь это – смех. Ведь именно так он смеялся. Если бы Лао сознательно попробовал вспомнить, когда он не то что смеялся, просто улыбался хотя бы, он бы не смог. Как-то не было причин. Всю сознательную жизнь. Теперь – будет, почему-то он знал это. Теперь все будет по-другому. Теперь…. А что – теперь? Подаренная жизнь требовала смысла. Над этим стоит подумать. Подумать, хм-м. Как уже говорилось, раньше Лао не имел такой привычки. Может, это его и спасало. Вот Чжан, улыбчивый парнишка из рыбаков, думал много.
Солнце опять отправилось в свой ежедневный путь к зениту, раскаляясь по дороге все сильнее. Отражаясь от сотен мелких волн вокруг, в который раз оно пыталось прожечь почерневшую кожу на спине Лао. Кожа не поддавалась, а вот с памятью что-то случилось. Не Солнце, конечно, тому было виной. Словно открылся шлюз – и хлынуло.
Вот Чжан, в первый раз пришел к ним на пирс, стоит, улыбаясь. Говорит, что пришел не от хорошей жизни. От вереницы атоллов, где он промышлял с такими же босяками, ушла рыба. То есть – не вся, осталась, конечно, всякая цветастая дребедень, но косяки хорошей промысловой рыбы ушли. Может, где-то рядом затопили химические отходы, может, теплое течение принесло откуда-нибудь что-нибудь. Человек ведь столько дряни сбрасывает в Океан, словно раковая клетка, отравляя все вокруг метастазами. Рыба ушла не сразу, она пыталась адаптироваться. Хилела, воняла, когда ее варили. Потом исчезла. Как-то раз Чжан и трое таких же бедолаг неделю проболтались на баркасе в море, сожгли все горючее, уже залитое в долг, и не взяли ни-че-го. Ни одной хорошей рыбы. Для них это был конец, для всех четверых. И в этом отличие работяги от крупной корпорации. Та найдет, что продать, в крайнем случае – есть воздух. Налог на дыхание – золотое дно! А Чжану пришлось продать за долги баркас.
И он пришел к ним, улыбчивый парень. Он был не для такой жизни. Улыбаться? Если кто из них и пытался, то получался оскал. Нет, Чжану нельзя было приходить к ним. Он сломался на первом же танкере. Убив своего первого матроса. Тот пытался бежать и выскочил из-за сплетения труб в машинном на трясущегося Чжана. С «Ремингтоном»* в руках. И Чжан сломался, первый и последний раз нажав на курок. С тех пор улыбка исчезла с его лица, уступив место выражению человека, тяжело пытающегося что-то вспомнить. Что-то очень важное, какую-то мысль. Может – ощущение жизни до выстрела?
Капитан решил вышибить клин клином и в следующий раз отправил Чжана первым. Лао он объяснил свое решение очень коротко: «Надо!». У первого нет ни времени, ни выбора – ты или тебя.
Блок-лебедка с визгом отмотала канат обратнои сверху на нем грузно спружинил Чжан. С дымящейся от выстрела в упор дырой в груди. У пиратов нет судовых врачей, как нет и капелланов*. И каждый серьезно раненый, поэтому не имеет шансов. Но каждый человек имеет право, пусть он сто раз безнадежен и глотает последние секунды перед Вечностью, каждый имеет право на последний взгляд, слово! На то, чтобы тебя не бросали свои же на обед акулам, а дали умереть, как человеку! Просто дали умереть! Лао не стал дожидаться, пока Чжан умрет. Почему, почему? Ведь – секунды какие-то! Чжан силился улыбнуться и что-то сказать. Может, то, что он больше не захотел стрелять В ЛЮДЕЙ?
Лао было некогда, его Золотой Дракон в очередной раз проходил мимо.
И он отказал Чжану.
* «Ремингтон» - марка дробовика
* Капеллан – судовой священник
В последнем взгляде.
В последнем слове….
Солнце, словно злой демон, гримасничало с небес, заживо снимая шкуру со спины Лао. Но этот жар был ничто по сравнению с огнем у Лао внутри. Нет, не жажда была это. Истинно сказано: «Ад – есть муки душевные». А они пострашнее телесных будут.
Никогда Лао не думал, что память может сохранить все в таких деталях. Вот он приподнимает Чжана, чтобы отстегнуть карабин. У того из дыры в груди хрипит легкое, выбрасывая кровь. А танкер проходит. Чжан еще не понял, зачем Лао отстегивает его, смотрит с благодарностью. Стекленеющим взглядом. А танкер уже почти прошел мимо. Строп в руках Лао натягивается. Сейчас будет поздно…. Деловито защелкнув карабин у себя на поясе, Лао проверил автомат сзади и, не глядя на Чжана, столкнул его в море.
- Поехали! – повелительно бросил назад. Знайте, что только один человек может работать первым.
Лебедка не работает. Лао оглядывается. Мин таращится на него, как на привидение. И у остальных вид не лучше. Видно, даже для его твердолобых соратников это было слишком. А танкер уже почти ушел. Корма – вот она.
- Поехали! – главное, переломить их оцепенение. Как будто он для себя старается! Всем ведь хочется урвать кусок от этого зверя!
- Поднимай его, - спокойный голос Капитана. – Давай, вверх.
И только тогда Мин включил лебедку.
« А ведь они могли меня – того»,- мелькнула мысль у Лао уже наверху, у самого фальшборта. «Ай да Капитан…».
- М-м-м…- голова Лао безвольно мотнулась туда-сюда. Мускулы шеи совсем ослабли. Никогда ведь, уже сколько времени прошло с той ночи, никогда он не вспоминал Чжана. Ну, может, один раз. А память, оказывается, все бережно хранила, дожидаясь своего часа. И дождалась. Дождала-ась. Еще что вспомним?
А еще был Тхонг. Старый забулдыга. Пил он страшно. Благо его оружие – револьверный гранатомет – не требовало особой точности попадания. Метр левее, метр правее – ерунда, все равно всю стену сносить. Так шутили на лодке. Тхонг никогда не поднимался на борт, не замахнув стакан хамсина – дешевого китайского самогона. Вонючего, как протухший осьминог. Однажды утром он не успел взять спасительную дозу – Капитан по каким-то своим каналам узнал про внеплановый рейс жирного «японца». Лодка вышла в море. Сначала команда вовсю потешалась над зеленым трясущимся Тхонгом. А того била крупная дрожь. Попытался напиться из фляги – не вышло. – Стучит о зубы, вода проливается. Раз, другой. Каждый, владеющий крупным оружием, носит с собой еще, как минимум, пистолет. На всякий случай. У Тхонга был «Намбу»*. Шесть пуль влепил он в ненавистную флягу, превратив ее в решето. Смех как-то сам собой утих.
И вот однажды Тхонг перестал пить. Совсем. Смотреть на это было жутковато. Лодка стояла у гнилой деревянной пристани в пригороде Порта, команда пропивала и прогуливала последнюю добычу. А Тхонг лежал на дне лодки в куче тряпья и крутился с боку на бок, словно угорь, брошенный на сковороду. То трясся в ознобе, то разбрасывал тряпье, умирая от жажды. Лао через три дня вынужденного безделья (И через пару, много, три дня...) приплелся к лодке и сел на носу. И очень напрягся, когда из-за спины раздался сиплый шепот.
- А-а-а, Лао. Лао-Лао… пришел…. Ты… ты тоже…. Стой… ты слышишь?... Слышишь – их?...
* «Намбу»- марка японского пистолета.
Но узнал манеру изъясняться старого Тхонга, и расслабился. Только что-то в ней было не так. Обычно забубенно и по-пьяному смелый, сейчас голос Тхонга чуть ли не заикался от страха.
- О чем ты?
- О чем…. И ты не слышишь…. Неужели же я один… неужели спятил…. Вот… вот! Громче уже…. И сейчас не слышишь?
- Тебе бы проспаться, Тхонг.
- Да не могу я! Не могу ни спать, ни есть! О-о-о…. Что же это…. Я в последний раз, перед тем, как подняться-то… услыхал, ну, ерунда, думаю… что-то стучит, думаю у них…. А это не у них, это у меня! У меня! Ты слышал японские барабаны? Лао, а?
- Как-то слышал. Давно уже, правда, - Лао зевнул. Ему было нестерпимо скучно на берегу.
- А-а! Значит, ты знаешь, как они могут приближаться. Ближе, ближе! И вот ты уже сам будто внутри барабана. Весь – в этом грохоте….
- Ты же не любишь японцев, Тхонг.
- Вот то-то и оно. Ненавижу я их, ненавижу! Всегда они…. Только зло от них… что корейцам, что другим… китайцам.
- Хорошо, что от тебя, Тхонг, всем – сплошное добро….
- …. Я и барабаны их терпеть не могу! А только они не спрашивают – любищь, не любишь – долбят и все. О! Опять! Нет, не могу я так! Лао, я так не могу…. Слышишь?! Ты их слышишь?!
- Да это в доках, наверное, кувалдой долбят. Или пресс в мастерских работает, - Лао на самом деле ничего, конечно, не слышал, но чувствовал, что с Тхонгом творится что-то неладное. Как будто так его можно было утешить!
- Не-ет, это не в доках…. Это вообще не…, - и застыл, минуты две вообще не говоря ничего, только беззвучно шевеля губами. – Не пью! – и лег лицом вниз на дно лодки.
Итак, Тхонг бросил пить. Конечно же, его товарищи по оружию не оставили это без внимания. Не было случая, чтобы кто-то достал карманную флягу или просто баклагу с самогоном и, перед тем как сделать глоток, не предложил Тхонгу. Тут же завязывался содержательный диалог о том, кто сколько способен выжрать, и что уж Тхонг-то заткнет за пояс любого пропойцу, вот только рот поганить не хочет одним литром. Что, мол, это для настоящего калдыря*? Тхонг всегда невозмутимо выслушивал эти выпады и следующий за ними тупой смех. С тех пор, как бросил пить, даже рисунок глубоких морщин на его лице, казалось, изменился. Плевать ему было, в общем. Только вот барабаны не отпустили Тхонга. Теперь они, правда, появлялись лишь в момент серьезной опасности. И лишь один Лао знал о них. Только к нему Тхонг проникся доверием. Почему? Вопрос. Но не так ли и мы проникаемся доверием к тем, кто оказался рядом с нами в моменты великих потрясений. Наших потрясений. А они, может быть, оказались рядом совсем случайно. И еще – Лао, пожалуй, один не смеялся со всей командой над Тхонгом. Ни до, ни после «барабанов». Тот факт, что Лао вообще не смеялся, то есть вообще никогда, Тхонг игнорировал.
Вот и в тот раз, перед самым подъемом Лао случайно взглянул на Тхонга, и понял – опять. «Что-то будет», - мелькнула мысль. Однако, долго раздумывать над этим было некогда. Снова он вспомнил об этом уже сидя в коридоре перед коротенькой лестницей, ведущей в ходовую рубку. Все зацепилось за какие-то мелочи и пошло кувырком. Уже
*Здесь и далее дан литературно-смысловой перевод с пиратского жаргона. Конечно, в их сленге нет слова «калдырь», просто оно наиболее полно отражает смысл высказывания в адрес Тхонга.
полчаса команда танкера в разных местах ожесточенно отстреливалась, а нападавшие не досчитывались уже троих из ударной группы. Лао обматывал лоскутом, оторванным от своей безразмерной рубахи, левую кисть, задетую рикошетом. Напротив чинно восседал Тхонг, так спокойно, будто не в них из глубины рубки периодически долбил «Скорпион»*.
- Главное, - Лао затянул зубами лоскут, потряс рукой, - ведь и гранату в гадов не бросишь. Бортовой компьютер разнесет и привет, не судно, а железное корыто. Ни двигателя, ни руля….
- Он, похоже, сидит в глубине рубки, четко напротив входа, - Тхонг отложил в сторону свой гигантский револьвер для проламывания стен. – Если один даст очередь поверху, а второй сразу кувыркнется влево…, - достал сзади из-за пояса страховочный «Намбу», задумчиво оттянул затвор. – Монетку кинем?...
- Attension! Attension! Все члены команды, кто еще…, - ожил вдруг динамик громкой связи где-то дальше по коридору.
- Чего там? – все так же задумчиво поинтересовался Тхонг.
- Вот, ХХХ…. Говорит, чтобы те, кто остался из команды, продержались еще полчаса. На их SOS откликнулся японский фрегат. Максимум через полчаса здесь будет их вертолет, - Лао перевесил автомат за спину, достал из карманов пару гранат. – Валить надо. Неясно, правда, что он подразумевал под этим – перебить офицеров, засевших в рубке, или уходить, пока не поздно, самим….
- Я не слышу, они ушли, Лао!
- Кто еще?
- Барабаны, ба-ра-ба-ны, понимаешь, их нет! – Тхонг был похож на веселого сумасшедшего, потом вдруг посерьезнел. – За полчаса можно уйти далеко. Не торопись с этим, - кивнул на гранаты. – Давай поверху длинной, патронов на тридцать, чтобы головы не подняли.
С этими словами Тхонг, взяв «Намбу» обеими руками, нырнул в темный провал рубки.
Лао все сделал как надо. И очередь веером дал до конца рожка, только стекла посыпались. И уже почти прыгнул за Тхонгом с тесаком в руке. Вот только «Скорпион» сидел не в середине рубки, как они рассчитывали, а слева за самой дверью. И всадил Тхонгу в бок короткую экономную очередь. А вторую – Лао над головой. Не замешкайся тот на долю секунды, лежать бы и ему перед коротенькой лестницей.
- Attension! Attension!...
Ненавистный голос в динамике! Не взять ведь их без стрельбы в темной рубке, не взять. И стрелять нельзя, «калаш» и сквозь тело может зацепить драгоценную электронику. Лао затравленно посмотрел на тесак в руке….
- … продержаться полчаса….
- А-а-эхр-р! – захлебывающийся гортанный стон-крик из рубки. Тхонг…. Жив еще…. Сейчас добьют….
Сейчас….
И вдруг Лао стало легко и спокойно, будто из другой жизни взглянул он на все. Будто и невзаправду в двух шагах от него корчился Тхонг, да и по всему танкеру кровь льется литрами. Ему-то что? Взять лежащий у стены гранатомет Тхонга. Раз-за разом – все пять гранат – в рубку. Дохнуло-хлопнуло металлической пылью. Лао легко поднялся по лесенке и зажег фальшфейер. Искореженные останки мониторов, разбитые экраны локаторов. Чьи-то ноги за штурвалом. А Тхонг…. Видно, он лежал там, куда садил Лао.
* «Скорпион» - марка пистолета-пулемета.
Куска рубки там просто не было. Просто не было. Лао подошел к краю. До поверхности
футов 90…. «Полчаса, фрегат, вертолеты!» Да явись они хоть через пять минут, вам уже не помогут!
………
Зыбь.
Мертвая зыбь.
Море словно пыталось отбросить этой зыбью от себя Лао с его обломком. Словно не желало носить его на себе. Только – вот незадача – и небо его не принимало!
Лао помнил все чувства до мелочей, будто все было вчера. Вот только это был другой человек. Другой человек решил не спасать Тхонга, а положить всех на месте. Чтобы никому… и ничего… и Тхонга тоже. Даже не то, что – решил, а просто позволил рукам сделать это…. В голове же была странная пустота.
Зачем же ве это было? Каждое время и место рождает свои вопросы. Тогда было вполне нормальным утопить этот танкер, хоть и с нефтью, а самим уйти куда подальше. Кстати, никаких вертолетов они не услышали ни через полчаса – еще не успели далеко отойти – ни позже. Видно, блефовал капитан или кто там у них оставался за старшего. Поднимал боевой дух команды. Вот и поднял.
Сейчас….
Сейчас, когда Лао уже самому впрямую маячила Вечность, это, конечно, было зря. Не то что, там, жалко, просто зря. А нет ничего хуже, чем перед Вечностью понять, что – зря. Как и не было тебя. Или лучше бы и не было. И это чувство жгло Лао сильнее, чем Солнце, пятый день сжигавшее спину. Почему же жжет-то так? Ведь понял уже, что к чему, почему же прощения нет раскаявшемуся? Почему «лучше бы и не было»?
Корежит. Вроде уже и силы-то в мышцах не осталось, а корежит. Настолько гнусно, прямо извиваешься всем телом.
Предатель!
Ты, всю жизнь прислуживавший злу, сеявший смерть не за выгоду, ради самой смерти, тут вдруг остепенился! Решил добреньким сделаться! Давай, вперед! Только сам через день приползешь! На коленях валяться будешь! Ты и умеешь-то только, что – убивать в совершенстве! Кому ты нужен там такой! В добрые он пошел! Да предателя все собакой считают! И обласкают, и кость бросят, а – собака ты! Предал раз и второй предашь! Вали!
Раннее утро.
И не заметил, как ночь прошла. Последнее время таких провалов становилось все больше. Моргнул раз – утро. Задумался – ночь. Море настолько вошло в Лао, что по венам его, казалось, течет соленая вода. Все – море. И ты сам – часть моря. И оно – часть тебя.
Однажды таким вот утром…. Да, удивительно, но утро было очень похоже. На это. Как всегда – ночью – они захватили танкер. Как всегда – быстро, умело – опытные хищники. Одно было не как всегда. Команда – вся была на своих местах. Их взяли без единого выстрела. Пришлось попотеть, правда. Привыкли стрелять. Но – получилось. Обычно, если даже танкер и двигался на момент захвата, всех знаний нужно было – застопорить ход. Потом приходили лихтеры или самоходные наливные баржи, откачивали нефть – и привет. В этот раз заказчику нужно было само судно. Причем, желательно целым. А знаниями, чтобы управлять современной океанской громадиной, долго управлять, не обладал никто. Включая капитана. В пираты ведь редко идут академики, все больше народец простой. Как и у любых бандитов, впрочем. Поэтому вся команда была на своих местах, делала свое дело, правда, под дулами автоматов, и танкер шел. Шел, изменив первоначальный курс почти на девяносто градусов. Шел, чтобы через пару недель вынырнуть из-за горизонта где-нибудь недалеко от Дубаи. Уже с другим именем, другим портом приписки, другим судовым журналом. Видимо, нового владельца не смущала перспектива поисков пропавшего судна с самолетов и встреча с береговой
охраной. А вообще, главное – он платил хорошие деньги. И эти деньги сейчас продляли жизнь четырнадцати человек.
Лао все это мало касалось. Он сидел в каморке радиста, положив ствол АК на небольшой столик для бумаг, и тихо тосковал. А тосковал он потому, что не ему досталось охранять кока и камбуз с запасами провианта. Наверняка там есть морозильник, а значит – свежее мясо. Как все пираты, в дело Лао шел с пустым животом. А ведь все прекрасно понимали, что при температуре 77 градусов по Фаренгейту – ночью – пуля в животе смертельна, независимо от того – полный он или пустой. Только суеверие – вещь очень могучая, особенно в такой благодатной среде. И теперь Лао изводил себя картиной шкворчащего на сковороде куска мяса. И тихо тосковал.
Напротив Лао – через столик – сидел радист и тоже тосковал, только совсем по другому поводу. В судовую радиостанцию, как повелевала традиция, сразу после захвата влепили очередь из короткоствольного китайского пулемета. Но на стене напротив висел неприметный ящичек – аварийный передатчик. Который был уже запрограммирован на SOS и через спутниковую поисковую систему легко позволял вычислить координаты судна. Если бы начал работать. Вот только висел он как раз за спиной этого страшного человека. Который олицетворял для радиста чью-то чужую непреклонную волю. И по замыслу этой воли радист вряд ли был нужен. Лао же вконец измучил себя гастрономическими мечтами. Поэтому когда радист открыл рот, всей позой и мимикой предупреждая, что сейчас начнет говорить, только бы Лао неосторожно не нажал на курок, тот не оборвал его коротким: «Тихо!». Даже напротив, показал рукой – давай, мол, говори, может, хоть ты отвлечешь меня.
- Там… только поймите правильно,… я ничего такого не думаю… там, в углу, за стулом – бутылка. Вино. Там. Конечно, не Франция… но от жажды…. Там, руку просунуть…, - все это он сопровождал осторожными плавными жестами, очень плавными и очень осторожными. Говорил радист на центральном китайском диалекте, таким же изъяснялся помощник капитана Мин. Но то ли акцент у него был жуткий, то ли Мин не обладал хорошей дикцией, только Дао с трудом понял «вино» и «руку». Остальное, впрочем, нетрудно было понять по смыслу и рукам радиста. Лао чуть отодвинулся, благо рубка была небольшой – почти до всего можно достать рукой, не сходя с места в центре, просунул руку в небольшую нишу, и – действительно – вынул на свет начатую бутылку вина. Австралийского, не самого дешевого, но и не самого дорогого. Что ж, вино так вино. Раз уж о мясе остается только мечтать…. Лао одной рукой освободил зажатую между колен бутылку от пробки, другой продолжая держать автомат, и отхлебнул сразу добрую треть. Вино отдало в нос преувеличенно ярким вкусом и разлилось теплом в желудке. Лао протянул бутылку радисту.
- Пей! – коротко и ясно.
Радист отхлебнул глотка три, всем своим видом показывая, как ему приятна оказанная честь. Пить из одной бутылки с самим Лао! Это – кому скажи, не поверят. Не поверят, точно. Поэтому лучше и не говорить.
- Зовут? – Лао не любил слов. Экономил каждое. Как патроны – ни одного зря.
- Вэн. Это….
- Неважно. Хороший радист?
- Да какое….
- Танкер новый. Просто так не устроиться. Плохого бы не взяли.
- Я учился. Долго, очень трудно.
- Китаец?
- Да…. Из Китая…. Из….
- Неважно. Должен быть хорошим радистом.
Вэн растерянно улыбался. Видно было, что он опасался назвать себя хорошим радистом в этом странном собеседовании. И потом – сильно смущала сама постановка
вопроса. Спроси, допустим, программиста, знает ли он Windows XP или 1С- Бухгалтерию, он не моргнув глазом, скажет: «В совершенстве». А вот спроси его, хороший ли он программист, и он встанет в тупик.
Лао левой рукой взял бутылку за горлышко, убавил содержимое до половины. Протянул Вэну.
- Пей!
Тот отхлебнул еще немного.
- Так как?
- Да. Я хороший радист.
- Ага, - Лао чуть раздвинул губы с видимым превосходством. Как будто выманил у Вэна какую-то стыдную тайну.
Для всех нас существуют люди с оружием. Где-то. Они подобны Америке. Их часто показывают по телевизору, о них много говорят. Но есть ли они? Есть ли Америка на самом деле, или это удивительнейшая по техническому воплощению мистификация? Не знаю, не видел. И вдруг – вот он. Реальный человек, живой, с виду вполне обыкновенный. Не зверь, не бес из преисподней. Но в его воле – в любую секунду выпустить смерть. Хотя Вы, Вы лично ничего ему не сделали. Но – он сделает это. Принять это разум нормального человека не может. Да и понять может не сразу. И две реальности столкнулись для Вэна. Одна – реальность привычных звуков и красок: приглушенного гула турбины, мелкой вибрации палубы под ногами, желтого уютного света лампы. И вторая – человек с автоматом, окруженный со всех сторон кривляющимися демонами – Вэн видел такое в одном японском фильме – и ночь в иллюминаторе, невыносимо пахнущая смертью. И свинцовую усталость почувствовал радист.
- Ну как вино-то вообще? – спокойно спросил у Лао.
Теперь настала очередь Лао встать в тупик. Спроси радист, сколько их на борту или где они отстаиваются между делами, он, наверное, не так бы удивился. Что-то случилось с радистом Вэном, Лао неожиданно даже имя его вспомнил. Не отвечая, внимательно поглядел на него.
- Да паршивое вино, и так понятно. На всем экономят. Чего не пьешь-то все равно пропадать….
Удивительно не то, что Лао до сих пор не спустил курок на эту явную дерзость. Удивительно, что он взял бутылку и отпил из нее еще. Отдал радисту. – Тоже отпил.
- А я вообще не верил, что вы есть. Вот по-дурацки так – и слышал, и читал – а не верил и все, - странной откровенностью своей радист как бы становился неуязвимым для Лао и его автомата. – Трудно вам, наверное. Живете по ночам, каждый встреченный в море – враг. Не то, что рыбаку, к примеру, - он еще и сочувствует! Ему, Лао, сочувстует, находясь у него под прицелом!
- Да, трудно, - неожиданно для себя самого согласился Лао. – Работа плохая.
- Вот кому завидовал всегда, так это рыбаку, - Вэн грустно улыбнулся. – Встаешь на рассвете… вообще – то, что видишь утреннее море – уже большое дело… и потом, чувствуешь даже мелкую волну. На нашей махине качку только в шторм ощущаешь, и то когда порожняком идешь. А так, - Вэн поднял глаза, ища нужное сравнение, - вот все равно, что на дельтаплане лететь и на «Боинге». На одном – небо, на другом – как в метро – сел на одной станции, вышел на другой. А-а…, - махнул рукой.
Помолчали. Выпили.
- Не мое, конечно, дело, и семей-то, наверное, нет? Все попроще, если ждет кто-то…, - самого Вэна ждали, и встретить пришли бы…. Если бы…. Если не…. Но он гнал, гнал сейчас как мог от себя эти мысли. Потому что дай он сейчас им волю, и уже не смог бы говорить, точно не смог бы. А это… это неправильно было бы. Какой-то высший смысл был в том, чтобы он говорил.
- Нет. Нету. Когда-то была. Не помню почти. Деда только. С разбитым носом. И солдат какой-то, тычет кулаком деду в лицо.
- Это Камбоджа? – Вэн спросил, потемнев лицом. Да, точно, он сочувствует Лао. Но кому, кому!
- Нет, Вьетнам. Потом деда не было. Были люди, много людей, все шли, я шел….
- Да, янки наломали дров. И ушли. Сколько людей положили и жизней поломали….
- … а потом – в поле – самолеты бомбили. И люди ложились…, - картина эта, непонятно как до сих пор помнилась Лао в красках. Вот – только люди вокруг, их потные спины, что-то громкое – в небе, вот спин меньше, вот уже видно поле, и небо, и смрадный тяжелый огонь катится к нему по полю, и кто-то сверху упал на него, больно притиснув к земле….
Глаза Вэна.
Лао вернулся от этого липкого огня и увидел глаза радиста. Тот смотрел так, будто видел то же, что Лао. Или Лао говорил все это полубессознательно вслух?
- Не дай Бог….
- Бога там не было. А люди, что там спасли, были последними для меня – людьми. Потом были уже не люди, так….
- А сейчас-то, где ты? – это радист Вэн произнес очень тихо. Хоть и был неуязвим, но…. – Ведь все то, что пережито… должно бы оттолкнуть… а не наоборот… а выходит – притянуло….
- Выходит – так, - при кажущейся бессвязности слов Вэна, Лао понял, что тот хотел сказать. – Дети пьяниц ненавидят родителей, всей душой ненавидят. И сами становятся такими же. Может, у них выбора нет. Только – в алкоголики.
Вэн забеспокоился, словно еще хотел сказать что-то важное именно для Лао, но тут, радист сидел спиной и не видел, в дверях каюты появился Мин. Тот самый Мин – помощник капитана, с непроницаемым лицом. Кивнул Лао.
- По одной воде ходим, но разные моря у нас, - Лао жестом показал Вэну – пора идти.
Палуба.
Все 14 человек команды танкера стоят у фальшборта, лицом к начинающемуся рассвету. Танкер застопорил ход. Душная ночь кончилась. Заказчик с капитаном обходят судно, сейчас они в рубке. Лао, также с пальцем на спусковом крючке, стоит напротив команды танкера рядом с Рыжим Ирвином. Тот в оптику разглядывает членов команды. Наверное, видит только поры на коже – стоят близко. Все-таки любят они, европейцы поиздеваться. В азиатах этого нет, думал Лао, стараясь не смотреть на Вэна…. Мин прошел из рубки с железным чемоданчиком в руке – Капитан всегда брал расчет только наличными. Проходя, кивнул Ирвину.
- А слабо – одной очередью! – Рыжий Ирвин нагло ухмыльнулся прямо в лицо Лао. И везде-то они самые крутые, европеоиды хреновы. И всех-то они считают за недоумков. Но плохо вы знаете Лао.
- Доллар.
- Принято.
АК-47:
С тебя доллар.
Ядовито-красный шар солнца приподнялся над горизонтом, осветив каким-то сумеречным нереальным светом 28 подошв рабочих ботинок….
Лао смотрел в ядовито-красный шар солнца, что чуть приподнялось над горизонтом, смотрел широко открытыми глазами. Насколько было возможно открыть. Отчаяние ушло из него. Ощущение зря прожитой жизни – тоже. Осталась только тоскливая пустота. И еще… какое-то незнакомое чувство, определения которому он не
знал. Уже много времени спустя…. Пару раз, на перемену погоды, он видел сон. Один и тот же. Вэн говорил в этом сне, и говорил, а Мина все не было. И Вэн успевал сказать главное, главное – для Лао. И было во сне этом легко и покойно. Вот только наутро
это главное забывалось. Да и сон почти забывался.
Подошвы ботинок Вэна были третьей парой слева. На левой – чуть приплавлено в краю, будто в кислоту наступили. Правая – сильнее стерта с внешней стороны. Косолапил, наверное, правой ногой….
Солнце вдруг исчезло из глаз Лао. Остался только ядовито-красный фон. А по щекам протянулись две обжигающие полосы, словно бритвой провели. Такими солеными были слезы Лао. Как бы хотел он обмануть Царя Акул и выпустить вместе с этими слезами свою душу! Которая, знал он теперь, все-таки была у него. И которой не будет уже лучшего времени выйти, проживи он еще хоть до ста лет. Только не обманешь Царя.
VIII
- Давай, выбираем, - Гуон и двое его товарищей завозились с тралом*, подтянутым к борту их катера, а правильнее сказать – большой лодки с мотором, вручную. Электролебедка тоже была и даже работала, но надо было экономить бензин. Бензин сейчас был для них дороже всего. Даже собственной крови.
- Чего-то есть, вроде, - один из товарищей Гуона бережно выбирает из сети пару рыбин. Довольно крупных.
- Конечно, есть, - Гуон скрывает радость, но она все равно проскальзывает. И в скупых движениях, и в невольной улыбке. Сколько они болтались, сколько искали эту рыбу с тех пор, как она ушла от их островов. – Конечно, есть. А куда бы ей деться.
Еще пару часов назад ни Гуон, ни его товарищи не были уверены, что найдут здесь хоть что-то. А пару месяцев назад они вообще уже попрощались и с лодкой, и с карьерой рыбаков. А Чжан вообще ушел – и пропал. Ни слуху, ни духу. Где-то он сейчас? Но радостное возбуждение гасило мысли о совсем недавнем мрачном прошлом. Рыба есть!
Человек на куске дерева появился ниоткуда. Только что не было – и вот он. Хотя узнать в нем человека мог только очень наметанный глаз. Кожа цвета грязного дерева, соленые разводы там, где доставала вода. Тряпка, бывшая когда-то штанами, совсем полиняла и расползлась.
- Гуон! Ты видишь! – все трое бросили сеть.
- Вижу, вижу, - как можно спокойнее отозвался тот, проглатывая комок в сухом горле. Спокойнее, потому что не следует старшему в лодке показывать волнение. – Доставать надо, чего пялиться-то. Может, жив еще….
Зацепили багром, подтянули.
- Ишь хитрый какой, пристегнулся к деревяге-то. Как знал, что….
- Отстегивай, давай.
- Сейчас мы тебя, сейчас.... Тяжелое еще что-то…, - и отшатнулся. У приподнятого человека к левой руке, опущенной в воду, был примотан автомат.
- Вот, ХХХ…. Так все хорошо начиналось. И рыба ведь пошла, - это самый молодой.
- Да тихо ты, «рыба». Если его потеряли, значит ищут, дружки-то. Хотя я не слыхал, чтоб поблизости на кого напали, - второй член команды озабочен практической стороной. Потеряли – ищут. Ищут – найдут.
И теперь уже они смотрели на нежданную находку с явной надеждой, что она окажется предметом неодушевленным. Тогда все проще гораздо. Тогда ему одна дорога – к Царю. А им можно будет дальше ловить свою рыбу, пока косяк не ушел.
* Трал – крупная промысловая сеть.
Гуон как можно спокойнее – не каждый день находишь такое в море – снова подтянул Пирата – а кто еще может болтаться в этих водах почти голый, но с автоматом – багром к лодке и пощупал у него под челюстью. Секунду напряженно смотрел вдаль….
- Живой.
- Вот, ХХХ…, - опять высказался молодой. Да сбросить в воду его, пока дружки не объявились, и делу конец! Церемониться еще! Они-то, небось, и за людей нас не считают!...
- Тихо ты, разорался. Отправить дальше надо. Так же, как был. И пристегнуть даже. Найдет еще кто – район судоходный все-таки – его счастье. Не найдет…. Знал, на что шел. А у нас – рыба. Не возьмем сейчас, потом долго может не быть….
Гуон мрачно смотрел на дно лодки. Там одна из рыбин еще трепыхалась. Все правильно говорят, все. До последнего слова. И жизнь рыбацкая – дрянь для таких вот, кА этот – с автоматами.И рыбу надо цеплять, пока есть. Обузу только подкинуло им море. А все ведь только, вроде, начало налаживаться. Все правильно говорят, все правильно.
- Возвращаемся, - он сам не узнал своего голоса. Настолько хриплым он стал вдруг. Настолько трудно это было выговорить.
- Что?! Да ты… ты чего делаешь-то?! Да нам за этих десять рыбин бензин не окупить даже! А жрать ты что будешь?! Не-ет, так не пойдет. Да было бы из-за кого еще! Какого-то недоделка нашли, и все – псу под хвост! Молодой уже орал в голос, все больше распаляясь. Тот, что постарше, хоть и молчал отрешенно, видно было, что поддерживает скорей молодого, чем Гуона. Но чем больше один орал, другой молчал одобрительно, тем боьшеГуон укреплялся в своей правоте.
- Поспокойнее, ты, молод еще зубы показывать. За бензин рассчитаюсь. Рыба тоже никуда не денется. Раз появилась – теперь будет. А этот…. Ему, может, и не надо, чтобы его на берег везли. Только вот, - Гуон сглотнул и посмотрел почему-то на второго рыбака, постарше, - только вот мне это надо. Я-то – человек. И пусть он хоть сто раз душегуб и сволочь, я останусь человеком. Достаем его, хорош болтать.
Молодой, притихший немного во время тирады Гуона, тут опять вскинулся:
- Ну уж нет! Эту падаль…. Тебе надо – ты и грузи.
И Гуон, чертыхаясь, и не глядя на своих недавних товарищей, выволок Тело сам и обессилено приткнулся к борту рядом.
- Да поймите вы, вот брось его сейчас и не будет покоя вам же, всю оставшуюся жизнь не будет! Раньше или позже вспомнится и поймется, что гадами последними были. Есть такое, чего и во всю жизнь потом не искупить и не замазать! А-а…, - Гуон махнул рукой, устав объяснять. Открыл анкерок*, сделал пару глотков. Подумал. Плеснул на руку. Обмыл Найденному лицо. Плеснул еще. Попытался влить тому в рот. Встал, качнувшись, и пошел заводить мотор, чтобы идти в Порт.
Так, одним голосом «За» против одного «Против» при одном «Воздержался», Лао была оставлена жизнь. И что бы там не говорили про Царя Акул и иже с ним, именно силе этого голоса «За» он был обязан ею. Жизнью.
IX
Где-то за тридевять земель отсюда, под звездами, что выжжены на черной доске неба, скользит лодка. Человек в лодке, как всегда, смотрит раскосыми глазами сквозь ночь. Тихо работает мощный мотор. Ночь поглотила все вокруг.
Ночь.
Романтики…, поэты…. Лао не чувствует ничего. Или почти ничего. Только какое-то странное ощущение…. Его можно было бы определить, как «дежа вю», если бы Лао
* Анкерок – бочонок для пресной воды.
знал такое сочетание слов. А так он просто мельком отметил, что все это когда-то уже было. Все, все…. Может, чуть иначе. Раньше он всегда сидел на носу. Теперь – на корме у руля. Раньше он всегда жадно выискивал проблески топовых огней в ночи. Сейчас – смотрит спокойно, даже равнодушно. Будто бы на все сто уверен, что своего не пропустит. Одно осталось неизменным – он также ищет в этой ночи суда только одного типа.
Танкеры.
Из той бездны, что впереди встала гора, заслонившая полмира. Лао сбросил обороты своего мотора, тихо, вынюхивая воздух вывернутыми ноздрями, подвел лодку под самый борт у носа медленно движущейся громадины. Никого.
Надо сказать, что танкер этот был виден издалека. Мало того, что весь он был залит электрическим светом. Словно рождественскую елку его опоясывали гирлянды огоньков, сопровождаемые треском и хлопками петард. Особо крупные петарды были подвешены, видимо, возле ходовой рубки. Лао знал, что означают эти хлопки и треск. Слишком хорошо знал. К тому же дешевый приемник, лежащий под банкой* его лодки и настроенный на международную частоту бедствия, давно пищал повторяющимся
сигналом. Три коротких – три длинных – три коротких – сочетание коротких и длинных (позывной), снова – три коротких – три длинных – три длинных – позывной*. На танкере шел бой.
Тихо подгазовывая мотором, Лао держит лодку в тени борта. Громкий всплеск – в районе кормы. Пора. Лао искусно, почти незаметно сверху, разворачивает лодку, не выходя из тени. Лучше, чтобы его не видели. Чуть добавить оборотов…. Ага, вот он. Черный круг головы. Лао включает зеленый фонарь с прорезанной узкой щелью - все для маскировки – и направляет полосу света в лицо пловцу. Азиат. Кому же еще и быть в этих широтах. Черные глаза вытаращены. Еще весь целиком – на палубе, ноздри раздуваются. Не-ет, голубчик, ты уже не на палубе, ты - в море, в глубоком синем море. Ранен или нет? Повесить фонарь на шею, левой рукой протянуть Пловцу багор. В правой же руке Лао, как по волшебству, появляется, что бы вы думали? Ну конечно же, старый добрый АК-47.
- Хочешь жить, хватайся, - Лао говорит на центрально-китайском диалекте, его понимают почти все в Архипелаге. Но это излишне. Он мог бы говорить хоть на языке дикарей Самоа. Пловец все равно бы ухватился за багор, не раздумывая.
- Если есть оружие – выбрось, - это когда тот уже подтянут к самому борту. Отрицательно мотает головой. Ладно, залазь, проверим. Пловец влазит в лодку, дрожа крупной дрожью, хотя температура воды градусов 80. По Фаренгейту**, конечно. Горячка боя проходит, потихоньку начинает ощущать себя в новой реальности. Главное, чтобы….
- Так, на всякий случай. Выкинешь какой-нибудь номер, отправлю к Царю Акул, - Лао выразительно повел стволом в направлении «за борт».
Оружия, кстати, и правда не было. Даже ножа. А ведь – соратник Лао по прошлой жизни, судя по одежде. Эх, что за пират пошел! Чуть над ухом пару раз стрельнули, и забыл – откуда и зачем пришел. - За борт, без оружия, безо всего. Вот мы, бывало….
Короткий истошный крик, всплеск. Ага, еще работа. Лао аккуратно подруливает, направляет фонарь…. Тоже азиат, тоже глаза таращит, но как разительно отличается от первого! Столько гнева, такая ярость во взгляде. Наверняка, оборонялся.
- Бросай-бросай, - Лао потыкал Второго багром в руку, которой тот пытался достать что-то из-под воды. Лицо того исказила гримаса боли. Когда Лао подтянул его к
борту, Второй ухватился только левой рукой. Втащили. Правая – висит плетью. Кровь. Правда, не толчками. И то хорошо.
* Банка – лодочная скамья.
*…---… - SOS, международный сигнал бедствия.
** Примерно 27 градусов по Цельсию.
- Перевяжи, - Лао бросил индпакет* Первому. – Еще. Друг другу в глотки не вцепляться – положу обоих. Вы уже не там. Вы – здесь. И я здесь говорю, что кому делать.
….
Ночь с любопытством смотрела вниз. Оставалось ей, впрочем, немного. Уже где-то совсем рядом пыталось проткнуть горизонт раскаленное солнце. Лодка шла, мерно покачиваясь на легкой волне. Пассажиров, кроме Лао , было по-прежнему двое. В той скоротечной ночной схватке, откуда они чудом выпали, не могло быть «ничьей». Лао не стал дожидаться полного окончания стрельбы, но судя по тому, что танкер стал замедлять ход, победили нападавшие. Да и очаг вялого сопротивления оставался только один – на баке**. А значит – ждать было нечего, живых из воды он уже не выловит.
Лодка шла, мерно покачиваясь на легкой волне. В самом носу ее ежился Первый, он тоже понял, что победили его соратники. От которых он с каждой минутой становился дальше. В середине лодки скрипел зубами Второй, баюкая свою простреленную руку. Видимо, еще не мог поверить, что остался один из всей команды. И то по прихоти этого странного человека. Хотя, что в нем странного, работорговцы были всегда. Отличались только способы, которыми они добывали свой товар.
Автомат, который все еще держал в правой руке Лао, видимо, сильно смущал Первого. Но он переборол себя и осторожно спросил:
- С нами теперь… что?
Ответа не было, если не считать ненавидящий взгляд Второго. Но человек не может успокоиться, когда вокруг – неизвестность.
- Я извиняюсь, что отвлекаю… у меня есть деньги, там… на берегу. Я мог бы заплатить….
Молчание.
- За что ты мог бы заплатить, собака, - не выдержал Второй. – За шкуру свою? А кто заплатит тем, кого вы положили сегодня? Их детям – кто заплатит? – видно было, что каждое слово причиняет ему боль. Пятно на повязке, охватывавшей его предплечье прямо поверх рукава робы, стало краснее и больше.
«Как попало забинтовал», - отметил про себя Лао. Действительно, какой интерес Первому спасать Второго - своего врага. На горизонте появилось зарево большого города - Порт. При такой скорости хода – час. Если, конечно, не патруль береговой охраны…. Да кто когда его видел по ночам?
- Я дал бы хорошие деньги…, - словно не замечая удушливой злобы Второго, Первый упорно выторговывал себе жизнь. Зарево Порта только подстегнуло его, или ему показалось, что Лао колеблется?
- А-а, твари, вы все не бедные, все не с голодухи в море пошли! – с каждым словом Второй терял силы, но ненависть его была сильнее боли. – Падальщики! Только кому нужны сейчас твои гнилые деньги! А еще лучше будет, если этот, - он кивнул на сидевшего, словно бесстрастная статуя Будды, Лао, - и деньги твои возьмет, и наркобарону какому-нибудь тебя в рабство продаст! Аэх-аэх-аэх! – смех его похож был на задыхающийся кашель. Кровопотеря – страшная штука. - Двойная выгода, аэх-аэх!
- Сколько Вам нужно мы можем договориться…, - не унимался Первый просительно-настойчиво. И вдруг – ощерив мелкие зубы – Второму, - а ты заткнись, не с тобой разговор!
- Ах ты, ХХХ…, - Второй рванулся со скамьи, метя ему в горло, и вцепился бы, точно, вот только крови для таких рывков у него было маловато. Страшно побледнев, он завалился набок – к борту.
Лао – сбросив газ – выпустив АК-47 – одной рукой перехватил Второго под грудь,
*** Индпакет – два готовых тампона и бинт.
****Бак – носовая часть судна.
не давая выпасть ему в море….
Миг – и Первый уже возле них! В глазах – бешенство гиены – «одним ударом – обоих – за борт» - и куда делась вся просительность….
Нож.
Двинься Первый еще хоть чуть-чуть, и налетел бы глазом на нож в левой руке Лао. Нож, от зеркального лезвия которого отразился первый несмелый лучик встающего Солнца.
- Знаешь, умирать – больно, - на бесстрастном лице Лао нет ни тени издевки. – Но можно прожить еще долго. Просто уйти на нос – и долго жить. Выбирай.
Лучик солнца, пробежав по лезвию, исчез. Страшно. Страшно упираться взглядом в неразличимую грань острия. Бездна, что впереди лодки, распахнулась, и оттуда показались огромные весы, одна чаша со скрежетом пошла вниз….
Первый, загипнотизировано глядя на Лао, задом пропятился на нос лодки. Лао вернул нож в ножны под штаниной, достал пузырек нашатыря, смочил Второму виски, сунул под нос. Дождавшись, пока тот зашевелит ресницами, примостил его лежа к борту, сам вернулся к мотору. Лодка, прибавив хода, пошла на гаснущее в лучах рассвета зарево Порта.
Туман.
Туман – тоже признак приближающейся суши. Легкий утренний ветерок, правда, уже начал прижимать его книзу, местами сильно проредив. Лао вел лодку по каким-то одному ему ведомым ориентирам. Наконец, сбросил обороты до холостых.
- Прыгай, - бесстрастно навел автомат на Первого. Тот приподнялся на ватных, не своих ногах, сполз за борт, рассчитывая ощутить под ногами глубину, и… встал на дно. Всей глубины было меньше, чем по грудь. Да полоса тумана – по шею. Лао же возвышался над ним, видимый почти весь со своим автоматом. До восхода солнца оставались секунды….Первому было мучительно, одуряющее страшно. Настолько, что лицо его стало с туманом одного цвета. И ему вдруг так захотелось, чтобы взошло солнце! Успело взойти, пока…. Как будто при его свете могло что-то измениться…. Секунды, какие-то секунды….
- Это – песчаная коса. До берега по ней – минут пятнадцать хода. Если уйдешь вправо-влево – там глубоко….
Первый смотрел и, очевидно, не понимал этого человека, стоящего над ним по колено в тумане. Не понимал, не верил…. В его мире не было логического объяснения людям-в-лодках, что спасают кого-то от смерти… просто так, бескорыстно. Если только это не промежуточный этап. А человек в лодке – Харон. И уж тем более он не знал, что где-то в далекой северной стране существует, по-поверью, прямой антипод Харона. И зовут его Дед Мазай….
- … вот только правило есть у меня одно. Второй раз из воды я никого не достаю. Выбирай, - с этими словами Лао снова сел на корму и лодка ушла, скрылась в тумане. Потом растаял низкий звук мотора. Первый постоял еще немного и осторожно побрел к берегу. Все еще не веря….
Где-то в той бездне, что позади лодки, широко ухмыльнулся Царь Акул. Во все полторы тысячи зубов. Уж он-то свое получит.