****ГЛАВА 21. "ПОСЛЕ ПЕТРА. 1725 – 1727 годы." из книги Валерия Таирова "Крюйс". Остальные главы - см. на стр.
"Валерий Таиров"*************************************
Известие о смерти Петра надолго подкосило Крюйса: он лежал дома и, сколько ни старался, на ноги встать не мог. В то время, как в Сенате решался вопрос о преемнике императора, Корнелий Иванович вспоминал прожитые в России годы, встречи с государём в самых различных городах, на кораблях, в Коллегии. Печальные мысли одолевали адмирала. Он знал, что без Петра, его единомышленника и покровителя, ему в России придётся тяжело. Но главное дело в жизни, пожалуй, уже сделано – Санкт-Петербург и Котлин были защищены от нападения, главная база Российского Флота живёт и развивается. Противоборство России и Швеции окончательно сложилось в пользу России – флот создан на много лет вперёд. Три программы постройки судов выполнены. Верфи, волей и стараниями государя построены. Он знал, что его доля труда во всех флотских делах Петра есть, и здесь совесть его чиста…
А сколько указов и регламентов удалось выпустить! –размышлял Крюйс. Регламент Адмиралтейств-коллегии издали, тринадцать контор подведомственных Коллегии удалось организовать…Форму одежды ввели, хотя сначала её имели лишь абордажные команды. Крюйс вспомнил, как он дал команду своим подчинённым начальникам удерживать деньги на покупку необходимого платья, так как нижние чины, получив жалованье, частенько одежду себе не шили и ходили «кто на что горазд бывает». Это потом вычеты на одежду были узаконены в размере четвёртой части с рубля – за эти деньги выдавали шапку, бостог (* - верхняя одежда, прим. авт.), штаны, чулки и башмаки. С 1 апреля 1711 года матросам морского флота стали выдавать «по паре бострогов со штанами канифасных, из серых сукон то ж число, по паре башмаков с пряжки, по паре чулок, по две рубахи,…. по шапке или шляпе - в 2 года…».
Долго решали, но решили, кого в состав судовых экипажей включать: капитанов, капитан-лейтенантов, поручиков (лейтенантов), корабельных секретарей, попов, лекарей, подлекарей, штурманов, шкиперов, боцманатов, шхиманов, кают-юнг, дек-юнг, трубачей, профосов… Да разве всех упомнишь? Удалось утвердить положение о производстве в чины иностранцев, Морской регламент введён и табель о рангах…
Эх, государь… Праздники при нём были введены – Новый год по новому календарю, Первое апреля. Да и Морской праздник Нептуна всегда соблюдался. При первом выходе корабля на воду – в купании с реи при сём сам Пётр всегда участвовал… И монеты подкладывать под фокштевень и ахтерштевень спускаемого со стапеля корабля Пётр всегда приучал мастеров. Сколько же кораблей при нём Пётр построил по своим чертежам, к скольким свои руки приложил?
Крюйс попытался мысленно сосчитать петровские корабли, но сбивался со счёта… Жар не спадал, и врач заставил его снова пить какое-то очень горькое лекарство. В середине ночи Корнелиус Иванович заснул, а утром воспоминания снова нахлынули, ностальгия по первым годам службы в России не покидала его. Что теперь будет в России со смертью государя? Кто будет продолжателем дел петровых? Екатерина будет императрицей. Но как при ней дела флотские пойдут? Не возьмёт ли верх над всеми Меншиков? Кто и как воплотит в жизнь замыслы Петра, которые он до конца довести не сумел? Вот, скажем, Григорию Григорьевичу Скорнякову-Писареву поручено производить углубление водных путей, создавать Ладожский, Лиговский каналы, систему каналов на Котлине… Удастся ли всё это сделать и завершить? Кто будет доки и гавани достраивать? Удастся ли Сибирская экспедиция, задуманная в прошлом году Петром не только для поиска пролива между Азией и Америкой или подтверждения его существования?
Корнелий Иванович медленно поднялся и подошёл к письменному столу. Последние дни из-за болезни ряд бумаг привозили из Адмиралтейства к нему домой для изучения и подписания. На столе поверх вороха сложенных стопкой бумаг лежал большой лист, испещрённый записями Петра. Это была инструкция начальнику Сибирской экспедиции. Крюйс знал, что начальником этой экспедиции верней всего будет служащий в России датчанин Витус Беринг – тот самый Беринг, которого он нанял на службу в русском флоте в 1704 году и… который в 1714-м проголосовал за смертную казнь Крюйсу! Да, пути господни неисповедимы… Записка Петра писалась совсем недавно, менее месяца назад - под инструкцией стояла дата «6 января 1725 года»:
«…1.Надлежит на Камчатке или в другом там месте сделать один или два бота с палубами. 2. На оных ботах плыть возле земли, которая идёт на Норд и по чаянию (понеже оной конца не знают) кажется, что та земля часть Америки. 3. И для того искать, где оная сошлась с Америкой, и чтоб доехать до какого города Европейских владений или, ежели увидят какой корабль европейский, проведать от него, как оной кюст (* - берег, прим. авт.) называют, и взять на письме и самим побывать на берегу и взять подлинную ведомость и, поставя на карту, приезжать сюды…».
Крюйс вспомнил, как Апраксин рассказывал о словах Петра, вручавшего ему эту бумагу: «Худое здоровье заставило меня сидеть дома. Я вспомнил на сих днях то, о чём мыслил давно, и что другие дела предпринять мешали, то-есть о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию… Оградя отечество безопасностью от неприятеля, надлежит стараться находить славу государеву через искусства и науки. Не будем мы в исследовании такого пути счастливее голландцев и англичан, которые многократно покушались изыскивать берегов американских…».
Некому теперь писать такую инструкцию, - подумал Крюйс. Нет государя…
Жар ненадолго отступил, и адмирал пересмотрел бумаги – некоторые, не очень срочные, - отложил в сторону, пару бумаг подписал и нашёл среди них письмо от друга детства Карла. Недавно тот приезжал в Санкт-Петербург и гостил у него. Тогда Карл, разглядывая подарки Петра Крюйсу, спросил его, как он относится к государю, а он ответил, что Пётр сделал для него много хорошего – на службу принял, большое доверие оказал не раз, звание адмирала присвоил. И ещё сказал, что готов отдать за государя всё…
- И жизнь? – спросил Карл.
- Да, и жизнь. Я же служу ему и присягу давал, и сам Устав ему готовил для флота.
- Но, Нильс-Корнелиус, государь-то тебя чуть не казнил!
- «Чуть» у русских – не считается! – пошутил Крюйс. – Это, во-первых! А во-вторых, каждый, независимо от чина, перед службой отвечать должен. И перед присягой.
Такой вот разговор был у адмирала с навестившим его товарищем детства. И спели они тогда, год назад, приняв вина немало, старую матросскую песню: «Боцман рад, тяни канат! Наша страсть – тянем снасть! Молодцы, взять концы! Вот те на – в рубцах спина!...».
- Теперь у меня в рубцах не спина, а душа. Немудрено – всё с таким трудом делалось, через такое сопротивление, что и смысл здравый теряется. – вслух произнёс Крюйс, но никто этих слов не слышал, никто не осмеливался нарушить покой больного адмирала.
Прошло немало времени, и стало известно Крюйсу, продолжавшему по болезни находиться дома, что государыней и управительницей всей России стала Екатерина. Генерал-адмирал российского флота, управляющий морским ведомством Фёдор Матвеевич Апраксин объявил на заседании Сената, что «…в силу коронации императрицы и присяги, которую все чины ей принесли, Совет провозглашает её государынею и императрицей Всероссийскою с той же властию, какую имел государь, супруг её…». Что ж – думал Крюйс, - и я присягал ей, да и на свадьба их с Петром был на месте почётном. Дай бог, петровский курс для флота сохранится. Будем и дальше тянуть «свои канаты».
Но и другие думы и воспоминания ожили: о прошлогодней ужасной казни камергера Монса Виллима на высоком эшафоте на Троицкой площади пред зданием Сената… Ясно теперь, что дело сие Монса – через полгода после коронации Екатерины – не способствовало выздоровлению Петра, а усугубило его болезнь.. Всё это и сказалось в январе-то… Сбылось пророчество вещуний и колдунов: «Питербурх опустел…». Теперь князь Меньшиков, его недруг, захочет самолично Россией править, а людям таким, как он, близким к императору, не упустит случая отомстить. В 1722 – 1723 годах Александра Даниловича обвиняли в разных злоупотреблениях таких, что прежние заслуги «Алексашки» не искупили бы их перед Петром. Да люди говорят, что тогда спешил он за помощью к Монсу да его сестре – защититься от гнева монарха, да не скупился при этом – Монсу лошадь с полным убором подарил, свадьбу племяннику Монса, Петру Балку, в своём дворце устроил – за свой счёт всех угощал. Виллим-то тогда похлопотал перед Екатериной, и та ходила несколько дней по пятам за государём и просила простить Меньшикова… А Пётр отказать Катерине не мог, ну и простил тогда, но пообещал, что если тот не исправится – снять ему голову. А тут голову-то Монсу сняли – знать, Пётр прознал то, о чём многие шептались – что Монс владел сердцем Катерины Алексеевны…
Но теперь нет Петра! И слышал Крюйс, будто во всех полках столицы не было ни одного человека, который бы не заплакал бы при известии о кончине Петра! Он сам слышал, как распевали песню солдаты, её ему после его переводчик на бумаге написал в переводе:
«… В Петербурге, славном городе,
Во соборе Петропавловском,
Что у правого у клироса,
У гробницы государевой,
У гробницы Петра-перваго,
Петра-перваго, великаго,
Молодой сержант Богу молится:
Сам он плачет, как река льётся
По кончине вскоре государевой
Государя Петра-перваго…
……………………………..
Погляди ты на своё войско милое,
Что на милое и на храброе,
Без тебя мы осиротели,
Осиротев, обессилели…»
Впрочем, понимал Крюйс, недруги Петра радовались… А недругов у Петра было немало.
В кампании 1725 года в июне флот вышел в плавание по Финскому заливу под командованием Апраксина, поднявшего флаг на корабле «Святой Александр». Крюйс, несмотря на усиливающиеся болезни, занимался самыми разными вопросами Адмиралтейств-коллегии, причём всё чаще – на дому: подписывал паспорты купеческим судам, организовывал новое пергаментное дело в Петербурге, занимался снабжением верфей и кораблей, строительством причалов, заботился о школе «Петришулле», сплачивал церковную лютеранскую общину. Адмирал с возрастом стал человеком очень набожным и, когда ещё не было лютеранских церквей ни в Кронштадте, ни в Санкт-Петербурге, организовывал церковную службу у себя в доме. Он почитал проповедника пиетизма Августа Херманна Франке и Петера Дасса – норвежского священника и стихотворца. Через датского посланника Ханса Георга Вестфалена Крюйс обращался к датскому королю за денежной помощью для постройки в Санкт-Петербурге церковного здания.
Несмотря на то, что Крюйс почти отошёл от дел политических, до него, больного и большую часть времени проводящего в постели, доходили неясные слухи о возможных изменениях в отношениях России и Дании в условиях мира, заключённого между Россией и Швецией. Слышал он и о том, что, якобы, часть русских офицеров хочет направить флот на Данию… Эти слухи в дополнение к болезни подтолкнули семидесятидвухлетнего адмирала, Корнелиуса Крюйса, подданного Дании и норвежца по происхождению, к написанию просьбы к Екатерине об отставке по старости, в которой он просил дать ему провести последние годы жизни в покое, не занимаясь мелкой будничной канцелярской работой, ссылаясь, что именно так поступают в европейских государствах. А вместо себя он обещал предложить «десять добрых людей». Возможно, Крюйс решил, что одно дело служить России при Петре, а другое – без Петра при Екатерине с Меньшиковым.
В самом начале мая Корнелию Ивановичу доставили на дом указ от императрицы Екатерины:
«Пожаловали мы вице-адмирала Светлейшего князя Александра Даниловича Меньшикова за его верные службы нам и государству нашему в адмиралы красного флага; Петра Сиверса, Томаса Гордона, Матвея Змаевича, за их службы, в адмиралы же.
А понеже имеется только одна вакансия, - ибо хотя Коллегия о адмирале Крюйсе предполагает, что он стар и в Коллегию не ездит, однако за его службу от чину и жалованья до его смерти отрешить невозможно, - того для, кроме Светлейшего, прочим быть в их вице-адмиральском жаловании…».
В тот же день Крюйс послал своего секретаря в Коллегию объявить, что «за сильною болезнею» просит к нему больше с делами людей на дом не присылать…
6 (17) мая императрица Екатерина 1 скончалась.
Согласно завещанию престол перешёл к сыну царевича Алексея, внуку императора Петра Первого, одиннадцатилетнему Петру Алексеевичу.
Третьего июня 1727 года окончил жизнь адмирал Российского Флота Корнелий Иванович Крюйс – Нильс Ульсен, родившийся в норвежском городе Ставангере, один из создателей регулярного Российского Флота, строитель Кронштадта, защитивший Котлин и Санкт-Петербург в первые годы их существования и строительства.
По решению жены адмирала Катарины Крюйс, тело адмирала предано земле в Амстердаме в Гамбургском квартале в соборе Оде Керк. Жену адмирала Катарину Крюйс-Фогт, скончавшуюся в 1742 году, похоронили в России.
Продолжение Послесловие - http://www.proza.ru/2008/06/11/379