Прогон спектакля должен был начаться с минуты на минуту. Все находились уже на своих местах, от исполнителей главных ролей до последних осветителей, затаившихся возле прожекторов.
Даже пожарный сцены занял своё привычное место, ведь, самый изысканный ценитель театра не может позволить себе отрицать необходимость выполнения мер противопожарной безопасности, каковой, кстати, наличие пожарного и является.
Актёры готовились к выходу на сцену и были одеты в театральные костюмы. Сами понимаете, прогон происходит обычно при полном параде и все его участники должны выглядеть так, как будут выглядеть на премьере. Таковы, с позволения сказать, законы театра и никакой режиссёр, пусть самый авангардный не собирается их отменять.
Не собиралась отменять эти законы и женщина-режиссёр, сидящая в четвёртом ряду вместе с молодым, хоть и бородатым театральным критиком, поблёскивающим своими интеллигентскими очёчками, похожими на пенсне. Критик этот являлся одним их самых продвинутых в Петербурге и был тонким знатоком авангарда, поэтому верно и находился на этом прогоне, будучи на него приглашённым.
Да и можно ли было отказаться от приглашения, сделанного такой красивой женщиной-режиссёром, пусть и не слишком известной в театральном мире, но, тем не менее, занимающей свою нишу в Петербургском авангарде. Вот он и пришёл, и сидел с ней рядом, иногда поглядывая украдкой на тонкий профиль, стараясь не задерживать слишком долго свой взгляд.
Женщина действительно была невероятно хороша собой, хоть и не слишком молода: лет, наверное, тридцать пять, но кто их, впрочем, знает при нынешнем-то уровне косметологии. Ну, разве что, глаза её несли в себе печать событий жизни достаточно долгой и не всегда, пожалуй, счастливой.
А в остальном, холёная женщина средних лет с умеренно нанесённым на красивые черты лица отличным макияжем. Тёмные волосы средней длины, немного надменные губы, глаза с очень отдалёнными признаками востока, тонкие и, пожалуй, нервные руки - ну, это как раз понятно, перед последним прогоном спектакля другими они, наверно, и не должны быть.
- Почему, всё-таки Гамлет? – осторожно спросил критик, устав немного от долгого своего и её молчания.
Женщина рядом, как будто выйдя из забытья, встрепенулась и, улыбнувшись официальной улыбкой, ответила:
- Не знаю даже….…
- Так уж и не знаете……???
- Действительно, чего это я? Тем более, нынче все его ставят, кому не лень и все говорят: «не знаю даже» …
- И все экспериментируют, заметьте…
- Тут уж сложно не заметить, у Питера Штайна он вообще на саксофоне играл.
- Вы, наверное, тоже удивите чем-либо?
- Посмотрим… Если можно, конечно, кого-то чем-то сейчас удивить.
- И не говорите.
- Но Вам критикам и не положено, кажется, удивляться.
- Пожалуй… Но с «Гамлетом» особенно почему-то все любят экспериментировать. Какая-то невероятно любимая авангардистами пьеса, ещё Мейерхольд начал в своё время. Собрал труппу на собрание и торжественно объявил: «будем ставить «Гамлета»……….. Роль Гамлета будет исполнять Зинаида Райх».
В ответ гробовое молчание……
- Ну а с другой стороны, почему не отдать роль Гамлета своей жене, тем более что женские роли там не столь, согласитесь, значительны, как роль Гамлета? Логично?
- По нынешним временам вполне, но тогда в ответ он услышал гробовое молчание, а затем артист Мортинсон воскликнул из последнего ряда: «Отлично!!! В таком случае я берусь за роль Офелии……»
- Как остроумно… Это тот самый Мортинсон?
- Тот самый…из старых советских комедий, чудесный актёр. Он вообще славился своим остроумием…
- Испытанный остряк… А он ведь ответил не Мейерхольду, а всем нам – интерпретаторам «Гамлета».
- А Вы самокритичны… Кстати, Мейерхольд ему этого не простил, и пришлось Мортинсону уйти из труппы, в конце концов…
- Понятно… Мы, интерпретаторы, обид не прощаем, не в наших это правилах, понятно?
- Что Вы говорите? Буду осторожней…
- Зря улыбаетесь… Не слышали про судьбу одного очень авторитетного Нью-Йоркского театрального критика, отозвавшегося плохо о постановке «Макбета» Орсоном Уэллсом на Бродвее?
- Нет, не слышал… Расскажите… Про постановку «Макбета» Уэллсом знаю, а вот про судьбу критика не слышал ничего, увы…
- Может и хорошо, постановочка была ещё та: все экспериментаторы отдыхают. Негритянское полудикое племя в ней участвовало с каким-то невероятным барабанным боем… Племя приехало прямо из Африки…
- Да, да, да…это я знаю, что-то такое было…… Очень интересно… Так что же критик?
- Критик написал плохую рецензию в «Нью-Йорк таймс», чем очень расстроил, конечно, великого Орсона Уэллса и тот, ругаясь, ходил за кулисами, держа в руках номер газеты с разгромной статьёй. А барабанным боем руководил некий член этого племени, завезённого экспериментатором Уэллсом на Бродвей, старик-КОЛДУН, который поинтересовался у режиссёра, в чём причина его неудовольствия…
Ну, тот, понятно, рассказал. Прочитал. Колдун всё выслушал внимательно и произнёс: «Сегодня во время барабанного боя этот нехороший человек УМРЁТ». И что Вы думаете? На следующий день в газетах некролог!!! И время смерти, представьте себе, указано. Так вот, мой многоуважаемый критик: время это точь в точь совпадало со временем, когда происходил барабанный бой в спектакле «Макбет», вечером, на Бродвее…………………
………………………………….И тоже, заметьте, Шекспир!!
- Тоже, Шекспир……Шекспир……Шекспир………. Но у Вас, надеюсь, нет БАРАБАННОГО БОЯ?
- Барабанного боя нет……
- А что есть, такое?
- Даже не знаю……ТЕНЬ ОТЦА…… разве что…
- Тень Отца, это ничего... А поучительная история для критиков, пожалуй.
- Не волнуйтесь, сегодня Вам нечего бояться – сказала женщина-режиссёр и немного недовольно посмотрела на дорогие по всему часы, обхватившие тонкое запястье серебристым браслетом – Ну сколько можно уже, раскачиваться? Пора, наверное, начинать, в самом деле…… Ну, ГОСПОДА!!! Ну давайте начинать уже, наконец!!! Неудобно перед приглашённым – прокричала она в сторону сцены немного нараспев. Голос прозвучал звонко и вызвал шевеление за плотно задвинутым театральным занавесом.
- Ну что Вы, не нужно торопить, я подожду – проворковал деликатно молодой бородатый критик.
- Какой Вы покладистый, верно история, мной только что рассказанная, так на Вас подействовала?
- Да нет, что Вы, история хоть и отменная, но не до такой, извините, степени. Ну, мне, допустим, интересно с Вами разговаривать, не говоря о том, что нравится на Вас смотреть. Когда же всё начнётся, я должен буду смотреть на сцену, а не на Вас… Извините……
- Придётся извинить, тем более что там по всему какая-то задержка, не иначе. Чего-то долго, в самом деле…
- Так ведь последний прогон, всегда так… А кто, Вы говорили, спонсор?
- Богатый человек один…
- Просто человек?
- Не просто…………………. МОЙ БЫВШИЙ МУЖ…… Эта постановка посвящается ему. Когда уходила, он попросил, вот я и обещала поставить Гамлета и посвятить ему, если он проспонсирует. Вот и поставила, выходит, как и обещала – проспонсировал, молодец, хоть и полное ничтожество.
- Любит Вас, наверное?
- Говорит.
- Он, наверное, очень переживает, что Вы от него ушли…?
- Мужчины, вообще, очень переживают, когда женщины от них уходят… Это, пожалуй, единственное, о чём они способны переживать, по моему опыту… В остальном они совершенно непробиваемы ничем, и никакие чувства их души не тревожат. Но давайте не будем об этом – я не слишком люблю о мужчинах говорить, простите…
- Не очень Вы нас жалуете.
- Выходит, что так…
- Верно приличный опыт?
-… Ну, как сказать… Основательный. Замуж, во всяком случае, сходила трижды.
- Ого, однако же… И все три раза сами уходили?
- Сама и уходила.
- Так просто?
- А чего мудрить, верно? Надоел… Ушла… Правильно?
- Правильно. Действительно, правильно. Почему только все женщины, которым надоели их мужья, так не делают?
- Не могут себе этого позволить, вот и не делают… Женщина без мужчины, по нынешним временам, прожить не очень-то может. Если не сказать больше. Психологическая ещё зависимость. Вот и вынуждены жить с мужьями, за отсутствием других одушевлённых предметов в обозримом пространстве……
Неизвестно сколько бы продолжался этот диалог, и о чём бы ещё поговорили красавица-режиссёр и молодой бородатый критик в очёчках похожих на пенсне…… Но занавес, наконец, раздвинулся……
На сцене, хорошо освещённой прожекторами, стояли три странные фигуры, одной из которых при более подробном рассмотрении оказалась светловолосая девушка в джинсах и коротком чёрном свитере, с пирсингом на животе. Рядом с ней стоял какой-то неопределённый парень, а третьим был высокий темноволосый мужчина в элегантном светлом костюме.
В руках у девушки был почему-то автомат, у молодого человека в одной руке был какой-то средних размеров мешок, а в другой зачем-то пистолет, который ко всему был направлен в сторону двух уже знакомых нам зрителей, сидящих в четвёртом ряду зрительного зала…
Театральный критик уже открыл, было рот, чтобы отметить смелость и неожиданность режиссёрского прочтения «Гамлета» и повернулся в сторону женщины режиссёра, но сказать ничего не успел, так как девушка с автоматом в руках на сцене громко и отчётливо произнесла:
- Привет, меня зовут ОФЕЛИЯ, я пришла к вам с оружием в руках, чтобы отомстить за все те подлости, которые Вы со мною в этой пьесе сделали и даже утопили, в конце концов. Кто тут главный? ВЫХОДИ!!! За всё сейчас ответишь. Мне просто хотелось любви, но эти уроды такое устроили, что пришлось утопиться……………………………
Настал, наконец, час расплаты!!! – воскликнула пафосно она и даже вскинула трагически подбородок, а затем осмотрелась по сторонам и крикнула:
- Где этот Гамлет? Ты помнишь, чего мне говорил? Ты помнишь, как меня называл? НИМФОЮ…… а в результате и не поцеловал ни разу – инфантильный подлец…
ГАМЛЕТ, ПОДЛЫЙ ТРУС,
- Ну, хватит трепаться, в самом деле – раздался бархатистый мужской голос, который принадлежал Высокому в светлом костюме:
- Извините, господа, что так вышло. Брали банк недалеко и вроде бы нормально получилось, вот только машина ни с того ни с сего заглохла. Лохматка, сами знаете, их бросают потом – пожмотничали. Я говорил, кретин, чтобы всё проверил – обернулся высокий в сторону растерянного парня с мешком в руках, на что тот обиженно надулся:
- Я проверял, честное слово, бензин, наверное, плохой, сам знаешь: такое наливают…
- Ладно, это я уже слышал, довольно оправдываться и ты прекращай издеваться над приличными людьми – обратился он к светловолосой девушке:
- Хватит школьной самодеятельности… Примите, пожалуйста, мои извинения за глумление над великой пьесой Шекспира, но ничего не оставалось, как взять ваш театр в заложники. Но мы не отморозки и потому не стоит сильно пугаться – отсидимся сутки и чего-нибудь придумаем. Сохраняйте, пожалуйста, спокойствие. За труппу тоже не беспокойтесь, часть мы уже отпустили, а остальных пока заперли, чтобы не мешались.
Вы, если я правильно понял, руководство? Кто главный режиссёр? Вы? Женщина режиссёр, это очень трогательно, мне всегда нравились женщины в искусстве. А Вы кто? – мужчина в светлом костюме обратился к критику:
- Заведующий литературной частью? Судя по очкам… Или может быть Вы постановщик трюков?... Продюсер?
- … Я театральный критик, авторитетный… меня пригласили на генеральную репетицию. Главный режиссёр пригласила – выпалил испуганно бородатый молодой человек и поправил смущённо очки похожие на пенсне… - моя книга про постановки Шекспира…имела…
- Не волнуйтесь, я никоим образом не возражаю против Вашего здесь присутствия, тем более, если Вы ещё и специалист по Гамлету…ГАМЛЕТИСТ…
Пойдёте скоро домой и напишете грандиозную статью с каким-нибудь эдаким названием… «Гамлет и современность»… или нет, пусть лучше… «Гамлет под дулами автоматов» - вот, неплохо, пожалуй, будет.
- Но мне домой нужно, что я скажу маме?
- Боже мой, позвоните и скажете, что остаётесь на ночь у женщины, допустим…
- Нет, тогда уж лучше ей сказать, что меня взяли в заложники, вы не знаете мою маму – она очень боится возможного присутствия женщин в моей жизни…
- Говорите, чего хотите, но посидеть придётся, не обессудьте…
- Хорошо, как скажете – смутился критик и снова поправил очки похожие на пенсне…
Высокий в светлом костюме, окинув взглядом весь зал и по всему не обнаружив никаких причин для беспокойства, обернулся в сторону женщины-режиссёра, продолжающей сидеть невозмутимо.
-Да, простите мадам, что не сказал Вам сразу: Вы свободны и можете идти куда глаза глядят, тем более что всех женщин из-за кулис, я сразу отпустил и они уже на свободе. Вы тоже, коль скоро являетесь женщиной, можете разделить их судьбу и, хоть очень жаль лишать себя общества столь привлекательной особы – справедливость превыше всего… Идите, не смею Вас больше задерживать.
- А пожарного Вы отпустили? Или заперли со всеми остальными? Какова его участь? – спросила невозмутимо режиссёр, выковыривая из пачки сигарету – а то невыносимо хочется курить, а он, представьте себе, запрещает это делать в театре, таково, видите ли, предписание…
- Заперли… Это тот, который в каске? – спросил высокий.
- Нет, тот, который в каске, это ПРИЗРАК ОТЦА ГАМЛЕТА, он вообще, как Вы могли заметить, в доспехах… Пожарный у нас без абривиатуры, хоть и сволочь изрядная… Позвольте огня… запрещает курить на территории театра – она прикурила от оперативно предложенной критиком зажигалки, с наслаждением затянулась, выпустив облако белого от света прожектора дыма, и снова обратилась к Высокому:
- Выслушав Ваше сообщение о моём освобождении, остаётся только предположить, что деньги из ограбленных банков Вы раздаете бедным и другим страждущим. Скажите пожалуйста мне это, я так устала от всеобщей жажды наживы, что очень хочется стать свидетелем, с позволения сказать, альтруизма…
- Нет, этого я Вам не скажу, но идти Вы можете…
- Ну вот, а так хотелось… Я разочарована.
- Сильно?
- Нет, отчего же… Совсем немного. Моя надежда была слишком эфемерной, чтобы разочарование оказалось сильным… Но, тем не менее……
- Я очень Вам сочувствую, и даже не знаю чем помочь. Хотя, знаете, возьмите десяточку, пусть это вернёт Вам веру в людей. Достань пожалуйста – он обернулся к парню с мешком в руках – там кажется пачки по десять тысяч?
- По десять…- ответил тот, роясь в мешке и вынимая оттуда пачку долларов, аккуратно схваченную банковской полосатой ленточкой. Затем он протянул пачку Высокому, который любезным жестом передал её женщине-режиссёру, удивлённо приподнявшей отлично ухоженные брови:
- Однако же доллары, как это мило. Президент Франклин, он ведь самый лучший в мире ПСИХОТЕРАПЭФТ…
- Это Вам на театр, подкупите, в конце концов, пожарных, чтобы разрешили здесь курить. Я думаю хватит?
- Конечно хватит, останется ещё и на постановку «Отелло», это моя давняя мечта.
- Обязательно, именно «Отелло»… Прелестная вещица, мне тоже очень нравится. Но только пусть в конце не Отелло задушит Дездемону, а наоборот: Дездемона его замочит, как Ума Турман в «Убить Билла». Это Моё пожелание, как спонсора и прошу выполнить его обязательно, во что бы то ни стало – пригласите постановщика трюков, если потребуется. А что касается устоев, то мне кажется, в нынешнем театре позволено всё. Что скажет критика?
Высокий пристально посмотрел на бородатого молодого критика, который, поправив круглые очки встрепенулся:
- Конечно, конечно…. Хоть и несколько рискованно, но почему бы и нет, собственно?
- Вот видите? – продолжал Высокий – критика меня поддерживает. Потому, пожалуйста, в конце вместо удушения Дездемоны – грандиозный махач между ней и Отелло, и обязательно на самурайских мечах и пусть в результате она заставит сделать его харакири…… Вот……
Как Вы думаете, многоуважаемый критик? – он снова пристально посмотрел на критика, который незамедлительно ответил, всё также поправив круглые очки:
- Конечно харакири, пусть будет харакири…..
- Но может быть Вы думаете иначе? Если это так, то, пожалуйста скажите. Я требую……
- Зачем другое… Не нужно ничего другого, харакири это очень современно.
- Вы вполне искренни?
- Вполне… Я бы даже сказал, что давно не был столь искренен.
- Честно? И напишете хвалебную рецензию?
- Обязательно, тем более, что вполне уверен в таланте режиссёра – он обернулся в сторону сидящей рядом женщины.
- Конечно, конечно – отозвался Высокий – я тоже, если в чём ни на секунду не сомневался, то это в таланте режиссёра…… Как и в его красоте – добавил он немного задумчиво.
- А Вы что скажете? – спросил он своих спутников: девушку с голым животом и автоматом и молодого человека с мешком в руке.
- Я не возражаю – сказала девушка, стряхнув со лба светлые волосы – хотя мне больше понравилось если бы Дездемона отрубила Отелло голову…… Пожалуй, это получилось бы круче.
- Нет, мне не нравится, тем более, что театр это вам не кино…… Пусть они лучше помирятся – это уже произнёс неопределённый молодой человек:
- Пусть себе помирятся, мне так больше нравится. Сядут и поговорят. Решат сходить на следующий день к психоаналитику и спокойно заснут. Почему нельзя так? Почему нужно обязательно убивать? Кругом, отовсюду насилие – надоело… Пусть помирятся, я так думаю……
- Как всё непросто. Нет единства среди спонсоров – сказал задумчиво Высокий:
- А что скажет режиссёр?
- Не знаю……. Ну пусть, допустим, начнёт вначале душить и даже вполне решительно..…. А затем…… затем…… Даже не знаю, право…
Пусть потом заплачет…… отпустит…… и признается в том, что у него…… МУЖСКИЕ КОМПЛЕКСЫ – оттого и решил задушить, а сейчас всё понял, разобрался и передумал. Нормально? Вас устраивает?
- Даже не знаю, впрочем, не уверен. По-моему ХАРАКИРИ как-то убедительнее, но с другой стороны я не имею права давить на творца: потому, забирайте деньги и идите домой, приятно было пообщаться……
- Кстати, можете оставить свой телефон: при случае возможно удастся продолжить дискуссию, ежели не откажетесь разделить моё общество.
- Вот уж и не знаю, право, что ответить. Я смущена немного – сами понимаете, такое случается не часто в жизни женщины, пусть и режиссёра. Дайте хоть немного подумать, что ли……
- Подумайте… Время позволяет……
- Хотя чего, собственно, думать? Давайте, я никуда не пойду, останусь здесь. Не выгоните же Вы меня?
- Это как? Вы серьёзно? – удивился Высокий.
- Вполне…… Отпустите лучше критика, тем более он здесь гость и мне неловко перед ним. И мама у него будет беспокоиться, что он оказался в алчущих его руках развратной какой-нибудь женщины. Пусть он идёт, пожалуй… А Вы говорите, МУЖСКИЕ КОМПЛЕКСЫ …
- Понятно – произнёс Высокий.
- Не валяйте дурака – обратилась женщина режиссёр к критику – Вы случайный среди нас человек и нечего……испытывать судьбу, идите домой, пожалуйста. И деньги, кстати заберите…… спонсорские на постановку «Отелло», с махачем вместо удушения и последующим харакири или отрубанием головы.
- И Вы – она обратилась к вооружённой троице – решите, пожалуйста, чего Вам предпочтительнее в качестве концовки…
- Никуда я не пойду…… А Отелло, передумав душить Дездемону пусть признается что он ГОЛУБОЙ – это модная нынче тема и успех обеспечен, поверьте.
- Ой, ладно, чего-то я от Вас устал – вздохнул Высокий – здесь есть хоть телевизор? Надо посмотреть, что про нас покажут в новостях и сориентироваться, как дальше поступать. Разбирайтесь сами, кто пойдёт, а нам надо звонить в милицию, выдвигать требования и чего там ещё делают, когда берут заложников?
Кретин – он обернулся к парню с мешком – не мог раздобыть машину поприличней, чтобы не заглохла, идиот…… Ну, честное слово, даже неудобно перед людьми – брать два миллиона долларов на такой лохматке!!!... Ну, просто детский сад……
- Когда берут заложников – улыбнулась женщина-режиссёр, вытаскивая из пачки ещё одну сигарету – принято устраивать какое-нибудь зверство и демонстрировать его миру, дабы все затрепетали и никто не сомневался в решительности захватчиков…… Нельзя ли ещё огня? - обернулась она в сторону критика.
- Ну и что Вы предлагаете? – спросил Высокий.
- Я ничего не предлагаю. Просто Вы спросили, а я, как подобает воспитанному человеку – ответила… Спасибо – сказала женщина-режиссёр, прикурив от зажигалки, предложенной критиком.
- Вы хотите сказать, что следует кого-нибудь убить и выбросить наружу тело? И кого Вы предлагаете? Пожарного?
- Никого я не предлагаю…… Но можно было бы загримировать кого-нибудь, под пережившего пытки и вывести ненадолго, а затем увести назад в театр.
- А что, неплохая идея… - задумался Высокий.
- Нет, увы, плохая, ведь вы говорили, что выпустили всех женщин, и я совсем об этом забыла, но гримёр у нас женщина…
- Вот незадача – поторопились…… - улыбнулся Высокий – чего же делать? Остаётся только пожарный, который замучил всех…
- Пожарного тоже нет – сказала светловолосая девушка – я его выпустила вместе с женщинами, он сильно пожилой…
- Ну вот…… Ладно, не будем ничего делать зверского – не судьба. Тем более, что в банке мы стреляли в потолок и никто не усомнится в том, что оружие у нас настоящее. Обойдёмся без жертв…… Зачем жертвы? Не нужно, верно?
- Пожалуй – улыбнулась женщина-режиссёр и глубоко затянулась, а затем выпустила дым колечком……
- Как здорово у Вас получилось – восхитилась светловолосая девушка – а я вот как ни пробовала, ничего не выходит.
- Это не каждому дано, я тоже в молодости хотел научиться и тоже не вышло, тут нужно особое хладнокровие заметил Высокий в светлом костюме…
- Очень успокаивает нервы – улыбнулась режиссёр.
- Да ладно Вам нервничать, я только прошу Вас не совершать резких движений и выполнять все наши требования, тем более, что ничего мы требовать не будем… Сидите спокойно.
- А там, глядишь, и Стокгольмский синдром не заставит себя долго ждать, я полагаю - сказала женщина-режиссёр.
- Что Вы имеете в виду? – спросил Высокий?
- Да это я о своём, о девичьем – улыбнулась женщина…
- О девичьем нельзя ли поподробней…
- На третий день заложники начинают любить своих захватчиков и это называется Стокгольмский синдром.
- Целых три дня ждать? А нельзя ли ускорить? Очень бы хотелось.
- Ускорить нельзя… Но почему Вы решили, что объектом моей любви станете Вы?
- Вы правы, я слишком самонадеян… Но, впрочем, довольно – достаточно всяких дел, извините, мадам, я не могу больше уделять Вам столько внимания, хоть Вы заслуживаете этого вне всякого сомнения. Извините, сидите тихо………………………………………………………………………