"...ярко-красный огненный цветок
Ты сорвать однажды захотела.
И опять, как белый мотылек
На его сиянье полетела."
К.Меладзе
----------------------------------------
Холодным январским утром я сидела у окна в теплой кухне и смотрела на медленно падающий снег. Бок согревала горячая батарея, радио было настроено на "Маяк."
-Миллион, миллион, миллион алых роз, - пела Пугачева новую песню, только недавно прозвучавшую в новогоднем концерте.
Мое сердце десятиклассницы сразила наповал романтическая история художника, продавшего все, чтобы выплеснуть море роз к ногам любимой.
-Свою жизнь для тебя превратит в цветы...
Снег продолжал сыпать, а мне казалось, что это белые розы летят из сумрачных туч, устилая нежным покрывалом палисадник и молочный магазин напротив.
Глупая, глупая курица! Я и не догадывалась, что сама госпожа Судьба посылает мне весточку через старенький транзистор ВЭФ.
Прошло шесть лет. Я была уже студенткой последнего курса, когда мне досталась горящая путевка в ялтинский санаторий. Во время очередной прогулки по набережной уличный художник, нарисовав мой дежурный портрет, не взял гонорар, а стал заваливать "натурщицу" цветами. Это были синие осенние астры, фиолетовые георгины, гибкие хлысты гладиолусов.
Старушки на рынке и в подземном переходе радостно оживлялись, когда видели моего спутника в криво обрезанных джинсовых шортах и потертом кожаном жилете. Он не обижал ни одну. У каждой покупался букет, и в санаторий я возвращалась, размышляя, где взять столько трехлитровых банок.
Дни, остававшиеся до конца путевки, растаяли неожиданно быстро. Надо было возвращаться домой, к учебе, к чертежам, к серому небу за окном. Разумеется, мы обменялись адресами и телефонами, а на прощание я пискнула, что люблю розы...
В аэропорту меня ожидал старый поклонник по прозвищу "Клоп - Говорун". Вместо цветов в его руках был промасленный сверток с уличными пирожками-тошнотиками.
В Казани уже выпал первый снег и мое ялтинское облачение, состоящее из белой мужской рубашки и полосатых самопальных брючек, выглядело нелепо и жалко. Клоп озабоченно разводил руками, сетуя на мое легкомыслие, оставаясь в теплой куртке.
На ноябрьские праздники я снова летела в Ялту. Комната Художника встречала меня поздними розами. Под вазой на круглом столике лежали душистые лепестки, похожие на маленькие сердечки.
Поток цветов иссяк зимой. Вместо роз я получала длинные телеграммы и короткие письма. Мы оба ждали летней встречи. Засушенная багряная роза тоже скучала в толстом учебнике по теплотехнике.
Через неделю после защиты диплома новоиспеченная молодая специалистка стояла на ялтинской набережной, вдыхая запах белого шиповника и жмурясь от яркого солнца. Клоп с его нравоучительными беседами, пыльные справочные таблицы и моросящая гнусь были далеко.
Художник выставил чайник хереса садовницам, подрезающим цветы на клумбе у горсовета, и розы у меня теперь были ежедневно.
Я даже не считала их, потому что нельзя сосчитать количество цветов в охапке, с трудом удерживаемой в руках. Гордо шла я по улице Чехова в нашу комнату-пенал, чтобы поставить это великолепие в пластмассовое ведро. Трехлитровые банки и бутылки скучали в сарае за ненадобностью. Желтые, розовые, бордовые и алые бутоны открывались навстречу восхищенному взгляду каждое утро. Опавшие лепестки я собирала в коробку, памятуя о долгой зиме.
Эти засушенные лоскутки ялтинского лета украсили наш свадебный стол.
Почему-то поженились мы в декабре; озябшие революционные гвоздики радовали мало, а роз нигде не продавали...
Так мы и жили. И спали часто врозь, и детей у нас не было. А была - любовь к морю, к увитой плющом и виноградом Ялте, к музыке Моцарта и к бессмертному роману Мастера.
Но, как оказалось, жизнь с художником - это не только цветы и портреты. Случалось и безденежье, когда приходилось сдавать бутылки, чтобы купить хлеб. Происходили и многодневные пьянки с собратьями по профессии и просто случайными людьми, приведенными с набережной. Бывали и душевные посиделки с друзьями за ведерной кастрюлей борща и хересом в молочных бутылках. Были и приятные открытия - музыки Грига, книг Набокова и рассказов Кольера. И, конечно, розы в ведерке на круглом столике, живым сиянием освещавшие мрачную комнату с потолочным окном.
Художник умел дарить радость просто так - улыбкой с лучиками у глаз, нежным словом, сюрпризом без повода, арендованным парусником на день рождения, романтическим пикником на Ай-Петри.
И мне казалось, что цветочный водопад, льющийся на мою стриженую голову, охранит нас от всех бед и несчастий.
Глупая, глупая курица! Любуясь свежими бутонами, я упустила момент, когда бутылок на столе стало больше, чем роз. Я не замечала, как постепенно исчезали кассеты с классикой, как случайные собутыльники крали все, что плохо лежит, включая наши любимые книги. Мне не хотелось быть истеричкой, устраивающей скандалы из-за выпивки, и я молчала тогда, когда надо было кричать.
В один из дней пришлось обнаружить себя на лавочке в ночном сквере без всякого желания возвращаться в комнату с засохшими розами.
Сданных бутылок и проданного Булгакова хватило на билет в Казань. Потом были и примирения, и возвращения, но что-то навсегда ушло. Завяло, как последний букет винно-красных роз, лепестки которых я равнодушно выбросила в мусор.
Розовый водопад незаметно превратился в болото.
Спустя шесть лет после первого букета я выдернула себя из этого брака, как барон Мюнгаузен - за волосы, с болью и слезами. И уехала к берегам другого моря, туда, где зимой цветут не только кактусы.
Нежно-сиреневые розы размером с блюдце качаются на длинных стеблях в моем дворе. Я очень люблю их лимонный запах.
Но ялтинский "миллион алых роз" до сих пор сидит в моей памяти острым шипом. И мне не хочется его вытаскивать...