Второго июля 2002 года исполнилось 125 лет со дня рождения Германа Гессе. В Германии состоялись и продолжают проводиться различные культурные акции в рамках объявленного Hesse-Jahres.
Гуманист, лауреат Нобелевской премии 1946 года, Гессе никогда не отвергал бегства. Равно как и попыток бегства от самого себя.
В "Кратком жизнеописании" 1925 года реальная автобиография 48-летнего писателя слеплена с вымышленным будущим личной судьбы. Гессе рисует следующую картинку конца своей жизни. Он арестован, он преступник (то ли реальный, то ли мнимый?!), он устал от чиновной машины ложных обвинений и допросов. И при следующем вызове на глазах изумленных тюремщиков он входит в вагон поезда, нарисованного им самим на стене своей камеры и убегает в смерть.
Известно, как другой взыскующий духа немец, Фридрих Ницше бегством по Европе пытался облегчить душевные и физические страдания, пока через Турин посредством эйфории не убежал в безумие (или нирвану?!).
Можно построить географию этих страстотерпцев духа.
Можно, но не нужно. Или вряд ли нужно.
Можно спросить: "Куда бежал Герман Гессе?"
В истории Европы поразительна Швейцария. На протяжении веков Германия, Франция, Испания, Италия, Австро-Венгрия, попеременно воевавшие друг с другом, как будто специально задались целью оградить и образовать эдакую духовную отдушину, место прибежища всяческих беглецов. Швейцария оказалась взлелеянной не только как денежная копилка мира, но и как особое место. После нетерпимости кровавого опыта Кальвина она образовалась как особое независимое место силы, место созерцания, толерантности и покоя. Покоя, лечения и отдыха несчастных и измочаленных, разумных и безрассудных, место раздумий и созревания радикальных планов изменения себя и/или мира. При этом швейцарцы оставались швейцарцами.
Под именем Касталии Гессе представил ее в романе Игра в бисер - Das Glasperlenspiel.
В 20-ом веке Швейцария превратилась в психоаналитическую кушетку Европы и даже России.
Для выражения столь различных понятий, как беглец и беженец в немецком языке существует одно слово - der Flchtling. Многими эмигрантами из стран СНГ это почему-то переживается как беда и обида.
Гессе бежал из Германии в Швейцарию.
В силу троязычности этого места француз, немец, австриец, итальянец в этом беженстве не теряют своего языка.
Они убегают не от языка. Гессе бежал не от и не из своей культуры..
Тогда лучше спросить: "Откуда и отчего бежал Гессе?"
В древности посредством бега переносили последние известия. Такие люди назывались гонцами.. Они не были ни беглецами, ни беженцами.
В 70-е годы в бывшем СССР многие интеллигенты самозабвенно и с мазохизмом годами играли на своих кухнях в "еврейскую ромашку: ехать?! - не ехать?!" Легальный способ бегства тогда был один: посредством эмиграции в Израиль.
И было сформулировано: откуда ехать известно, куда ехать - неизвестно.
Человек убегает оттуда, где ему плохо.
Гессе не был исключением из этого правила.
Советский интеллигент - совок - образованец (по Солженицыну) слыл в 70-80-е годы прошлого века самым читающим существом в мире. Так по крайней мере это утверждали сами интеллигенты, так утверждали и "Литературная газета" и газета "Правда". И при дефиците качественной литературы (она выпускалась мизерными тиражами) в океане макулатуры, переперченной и перенасыщенной идеологическим уксусом, интерес к литературе, наполненной не только событиями, но и мыслями, оставался высоким. Нас интересовала и наша русская литература в Самиздате и Тамиздате, и та зарубежная, которой зачитывались интеллектуалы Запада.
Не владеющий иностранными языками образованец страстно читал толстый журнал "Иностранная литература" и страстно ждал переводы известных на Западе писателей.
Именно тогда в 60-70-е годы образованец и узнал не только о Томасе Манне, но и о немецком авторе книг "Под колесами", "Сиддхартха", "Степной волк", "Игра в бисер" и многих других.
Продолжая играть в еврейскую ромашку, от этого писателя мы узнавали, что, если в 13 лет ты решил стать поэтом, то вынужден бежать из родительского дома, затем из гимназии, затем из Маульбронской семинарии. Мы, образованцы, узнавали, что, даже став на родине уважаемым писателем, Гессе прозорливо вглядывается в безумие мира 1914-ого года, в конце концов, бежит из Германии в швейцарскую деревушку Монтаньоле, где навсегда остается беженцем.
Владимир Набоков, современник Гессе, бежал из России в Германию, из Германии в Париж, затем в Америку и, наконец, из Америки в швейцарский курорт Монтрё.
Из России Набоков бежал от "грядущего хама".
Из Германии от нацизма.
Из Германии задолго до нацизма Гессе бежал от бюргерства, от филистерства, от тевтонских милитаристских амбиций.
Мы бежали от голода, от невозможности быта, от кровавой карамазовщины и геноцида лишних людей.
В прежнем СССР мы были выстроены в шеренгу (шаг влево - шаг вправо и далее без предупреждения…).
В новых странах СНГ мы оказались изгоями и нас выдавили как подростковый прыщ.
Ну а теперь мы - флюхтлинги? Читаем ли мы и перечитываем ли мы Гессе? Или все больше Незнанского, Маринину, Тополя да и нынче более высокого класса детективного беллетриста Акунина?
Ведь нам сейчас, после тяжелого и проблемного бытия подавай если не сладкую, то хотя бы легкую жизнь и легкое чтение.
На родине, зажатые в тиски жестко упорядоченной жизни, когда все было нельзя, когда нам заранее выбирали и прилепливали жизненные маски и роли - инженер-строитель, экономист, инженер, техник, учитель, прораб, - каждого из нас было очень мало. Каждый из нас, как мог, приспосабливался к этой жизни. Но именно каждый из нас был очень маленьким, ничтожным. Мы и стремились к великому, когда встречали его, влюблялись в великое, ласкали его, а порой и ненавидели, за то, что он, а не мы, смог такое пережить, смог такое создать, смог такое выразить. И Герман Гессе представал в нашем сознании неким экзотически идеальным творцом.
При этом мы практически не знали Гессе музыкально одаренного поэта и изумительно изысканного акварелиста - известно около 3000 его акварелей. А он ощущал себя Степным волком и писал:
Ich Steppenwolf trabe und trabe,
Die Welt liegt voll Schnee,….
(Я степной волк бегу и бегу, / Мир лежит в полном снегу,…)
В тоже время там и тогда мы стремились убежать от всего того, что было массой. Наверное, мы и не подозревали, что к моменту отъезда сами стали массой. Мы привыкли жить в стаде, и все стадные привычки носим в себе. Здесь и теперь каждый из нас стал толпой, в каждом из нас, как и у всех скопом, живет ненависть, нетерпимость, агрессия, и безобразных масштабов хватательный инстинкт. Еще в каждом живет, съедающая нас изнутри, зависть. Не белая, а черная, в лучшем случае серая.
Хорошо бы избавиться от признаков толпы, от свойств массовости в себе. А мы бежали за колбасой без дефицита и колготками за 50 пфенингов.
Но разве "Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые…"? (Ф.Тютчев)
Гессе бежал от филистерства к духу, а мы - от духа к филистерству.
Но мы не бежали от русского языка. Здесь в Германии он остался нашей кожей, которую мы не в силах содрать. Да это и не нужно. А раз выбор сделан и мы здесь, то мы можем пить и наслаждаться живительными соками немецкого языка.
Можем и должны. Была бы жажда. Было бы желание. Эх, дорогие соотечественники, как пробудить в вас эту жажду, эти желания!
Как часто я слышу: "Это сказал(а) Гарик, (Алик, Соня, Алла,…)? Что же ты хочешь? Так ведь он (она) же больной(ая)!"
Эмиграция, беженство, разумеется, болезнь.
И потому нам нужно лечиться. Именно нам и для нас, именно здесь в Германии проза, стихи и картины Германа Гессе просто предназначены. Как психотерапевтическое средство. Предназначены и необходимы, потому что он (хотя и получил швейцарское подданство лишь в 1923 г.), как и мы теперь, был в какой-то степени флюхтлингом.
Как мы можем лечиться творчеством Гессе?!
Как может он нам помочь найти себя, обрести себя, что он нам может сказать?
Конечно, не то, что говорят Алик и Алла.
Прикоснемся немного к миру этого человека.
Как беглеца, вечного беженца он обозвал себя в романе Der Steppenwolf Степным волком. Для многих этот эпитет стал вторым именем Гессе. Он не всегда был им. Но всегда чувствовал, как он отделен от других, как в своей жизни, в своем пути он одинок. Собственное одиночество, одиночество как свойство всего живого приводит его к изумлению. В стихотворении В тумане (Im Nebel 1906 г.) он записывает:
Seltsam, im Nebel zu wandern!
Leben ist Einsamsein.
Kein Mensch kennt den andern,
Jeder ist allein.
(Странно в тумане бродить! / Жизнь есть одиночество. / Никто не знает другого, / Каждый одинок.)
В это время Гессе еще только странник, путник (der Wanderer), который в своем одиночестве бродит по закоулкам культуры и собственной души. Он ищет человека и бежит от людей. Он совершает поездку в Индию.
Рефрен жизни до 42-х лет: "Каждый одинок!"
Но от одиночества, как и от постоянной физической боли, человек устает.
Русский беженец от одиночества начинает выть волком. Есть у нас такая поговорка. Он бежит на Flohmarkt, чтобы встретить хоть незнакомого, чуждого и чужого, но соотечественника.
Со временем Гессе понимает, что одиночество - это плата за беженство. Но раз ему плохо с самим собой и с другими, то он должен разрушить свое одиночество и вернуться к людям. И он пытается избыть одиночество в романе "Степной волк".
Может быть, у какого-нибудь флюхтлинга или переселенца хватит мужества в чтении этого романа пройти курс лечения от тоски, одиночества, от собственной злобности и агрессивности, от нетерпимости к другим.
Чтобы найти реального себя здесь в этой реальной Германии.
Светлое и темное всегда боролись в душе этого уроженца швабского Кальва.
В романе можно обнаружить, по крайней мере, три слоя художественной терапии.
Первый слой.
Музыкальный Гессе недаром считался посредником между Западом и Востоком и увлекался дыхательной гимнастикой. Роман создан на одном дыхании, на чередовании глубокого вдоха и выдоха. В нем точно соблюдены все ритмы и правила глубокого дыхания йоги.
Мы, флюхтлинги, из этого слоя можем узнать, как нам здесь дышать, как нам научиться правильно выстраивать ритмику своей новой жизни. Это нас приуготовит к тому, чтобы "мы чего-то не боялись на этой неделе". Ритм правильной жизни задает язык. В тех странах СНГ, откуда нас выдавили, правильной ритмикой дыхания был русский (украинский, казахский и др.) язык. Здесь же - немецкий. От перебоев сердца нас может спасти правильная ритмика двуязычия.
Второй слой.
События в романе развиваются так же, как развивается мелодия в классической музыкальной форме фуги. (Об этом позже заявлял сам Гессе.) Все части романа точно повторяют ритмику фуги. В романе есть тема, в которой некий издатель знакомит читателя с человеком, называющим себя “Степной волк”. На тему следует ответ: “Записки Гарри Галлера” с посвящением “Только для сумасшедших”. Затем идет противосложение - “Трактат о Степном волке”. Тема развивается в интермедии, в которой Галлер окунается в обыденную жизнь и недозволенные чувствования. Завершает роман "сжатое проведение" - Engfhrung, где действительно в сжатом объеме разворачиваются события воображаемого “магического театра”. Напряженным скоростным повествованием Гессе показывает читателю, как Галлер в карнавальных играх становится то разнузданным зверем, то нежнейшим воплощением добра и разума.
Третий слой.
"Степной волк написан 48-летним автором. В это время Гессе переживал душевный кризис, переписывался с Карлом Юнгом, лечился у психоаналитика Йозефа Ланга. События этого периода жизни его персонажа в романе точно соответствуют фазам психоаналитического курса.
В “Предисловии издателя” перед читателем предстает область души Гарри Галлера - Степного волка, видимая другим чисто с внешней стороны. Затем в “Записках Гарри Галлера” - область души, видимая только сознанию Галлера. В “Трактате”, который вложен непосредственно в “Записки”, мы встречаем область его души, как внутреннюю биографию, как портрет души, которая видима сознанию автора романа. Затем, в интермедии, где герой попадает на карнавал и в Магический театр, происходит встреча сознания Галлера с самим собой, со своей злобностью, агрессивностью, завистью, с нетерпимостью к другим, со своими темными инстинктами.
Эту болезненную встречу автор устраивает не только своему персонажу, Гарри Галлеру, но и самому себе.
Это не просто встреча. Ведь в этой встрече и Гарри-человек, и Гарри-волк, каждый из них, боятся потерять себя, боятся исчезнуть, боятся перестать быть самим собой. Каждый из них любит себя!
Задумаешься над этим, и…рождается подозрение в евангельской заповеди: "возлюби ближнего как самого себя!"
Ведь не каждый беззаветно любит себя. И как тогда быть с самоубийцами?! С теми, кто покончил с собой не из-за финансового банкротства или политического краха? С теми, кто потерял свое внутреннее лицо. С теми, кто прекратил себя от тоски, одиночества и ненависти к самому себе?
И этим тоже больны многие флюхтлинги. Каких только душераздирающих историй на эту тему мы не наслушались.
Для чего Гессе понадобилась такая кровавая разборка со своим героем и собой?
Магический театр, в котором Гарри Галлер разрешает себе предаваться порокам, разрешает себе быть убийцей и проч., является местом, где все происходит по правилу "как если бы это было возможно". Здесь все темные инстинкты Гарри получают свою как бы реальную жизнь.
И для самого Гессе весь роман "Степной волк" был воображаемым Магическим театром.
И что же происходит?!
Понаблюдав за собой в зеркалах Магического театра, Гарри вдруг обнаруживает, что, все то мерзкое и гнусное, что было вытеснено воспитанием, самовоспитанием и забыто, живет в нем. И не просто живет, но именно оно мешает ему жить. Да ведь он и раньше знал, когда из мысли Новалиса "Die meisten Menschen wollen nicht eher schwimmen, als bis sie es knnen!" ("Большинство людей не хочет плавать до того, как научится плавать") он вывел, что "Sie sind ja frs Leben geschaffen, nicht frs Denken!" (они созданы для того, чтобы жить, а не для того, чтобы думать).
Однако…, еще до посещения воображаемого Магического театра этот беспощадный критик мещанства, этот злобный и своенравный Степной волк, ненавистник всякого довольства и добропорядочности признается себе:
Nmlich im ersten Stockwerk dieses Hauses fhrt die Treppe am kleinen Vorplatz einer Wohnung vorber, die ist ohne Zweifel noch tadelloser, sauberer und gebrsteter als die andern, denn dieser kleine Vorplatz srahlt von einer bermenschlichen Gepflegtheit, er ist ein leuchtender kleiner Trmpel der Ordnung. Aus einem Parkettboden, den zu betreten man sich scheut, stehen da zwei zierliche Schemel und auf jedem Schemel ein groer Pflanzeptopf, im einen wchst eine Azalee, im andern eine zimlich stattliche Araukarie, ein gesunder, strammer Kindebaum von grter Vollkommenheit, und noch die letzte Nadel am letzten Zweig strahlt von frischester Abgewaschenheit. Zuweilen, wenn ich mich unbeobachtet wei, bentze ich diese Sttte als Tempel, setze mich ber der Araukarie auf eine Treppenstufe, ruhe ein wenig, falte die Hnde und blicke andchtig hinab in diesen kleinen garten der Ordnung, dessen ruihrende Haltung und einsame lcherlichkeit mich irgendwie in der Seele ergreift. ( S. 35)
(На втором этаже этого дома лестница проходит мимо маленькой площадки перед квартирой, которая несомненно еще безупречнее, чище, прибраннее, чем другие, ибо эта площадочка сияет сверхчеловеческой ухоженностью, она -- маленький светящийся храм порядка. На паркетном полу, ступить на который боишься, стоят здесь две изящных скамеечки, и на каждой -- по большому горшку, в одном растет азалия, в другом -- довольно-таки красивая араукария, здоровое, стройное деревце, совершенное в своем роде, каждая иголочка, каждая веточка промыта до блеска. Иной раз, когда знаю, что меня никто не видит, я пользуюсь этим местом как храмом, сажусь над араукарией на ступеньку, немного отдыхаю, складываю молитвенно руки и благоговейно гляжу вниз, на этот садик порядка, берущий меня за душу своим трогательным видом и смешным одиночеством. -Перевод С.Апта)
А теперь, флюхтлинги, посмотрим и мы на себя, и вспомним, что от хаоса и слякоти прежней жизни мы и пытались убежать к таким храмам порядка, которые смешны в своем одиночестве. Мы ведь жаждали этой упорядоченности и чистоты. Правда, по вредным российским привычкам считали, что за нас это сделает дворник, уборщик, мусорщик.
А здесь обнаруживается, что есть нечто достойное в ежедневной, монотонной, казалось бы, ненужной, работе, в которой человек противостоит времени.
Человек вынужден чистить зубы, мыть, убирать за собой вопреки тому, что он болеет, страдает и умирает. Вопреки тому, что никто не любуется чисто вымытым деревцем или цветком.
Оказывается, Степной волк обожает обывательский уклад жизни. Ведь его духовная и душевная родина располагается в самой сердцевине обывательского, мещанского уюта и филистерского благополучия. Потому что там живут здоровыми чувствами и простыми радостями жизни.
Но и сам автор, Герман Гессе, уроженец славного филистерского городка Кальв, откуда он сбежал и откуда, как и из других мест Германии, во времена нацизма на него сыпались поношения и письма ненависти, пуповиной связан с местом своего рождения. И сам он заряжен сентиментальными симпатиями и тягой к равномерному обывательскому бытию. Он тоскует о родине, так же как и мы.
Как и чем же излечиваются Гарри Галлер и его автор Герман Гессе?
Чтобы понять это, уместно, нам флюхтлингам, вспомнить одну известную байку из российской истории о сборе дани татарами со славянских племен. После второго сбора дань оказалась ничтожной. Сборщики пришли и сказали хану, что у славян теперь взять нечего и они рыдают. Хан послал их в третий раз: если плачут, значит, у них есть еще что-то. Вернувшись пустыми, сборщики поведали, что славяне смеются и говорят: "Что найдете, то и берите". Ответил хан: "Раз теперь они смеются, то у них действительно уже ничего нет".
С этой ситуацией знакомы не только славяне, но все народы, подвергавшиеся разграблению и гонениям.
Согласно библейской заповеди один самых страшных грехов - отчаяние. Нормальный здоровый человек перед отчаянием вынужден и может смеяться.
В магическом театре Галлер убивает воображаемую возлюбленную воображаемым ножом. За это его душа получает приглашение впасть в отчаяние.
Моцарт, Гете и "бессмертные" - символы веры Галлера - за это преступление наказывают его Божественным смехом. Они учат его юмору. Моцарт говорит ему:
Lernen Sie ernst nehmen, was des Ernstnehmens wert ist, und lachen ber das andre! ( S. 225) (Научитесь серьезно относиться к тому, что заслуживает серьезного отношенья, и смеяться над прочим!")
Немного дальше замечает:
Humor ist immer Galdenhumor, und ntigenfalls lernen Sie ihn eben am Galgen. (S.226) (Юмор всегда юмор висельника, и в случае надобности вы научитесь юмору именно на виселице.)
А вот слова незабвенного российского генерала Александра Лебедя:
Кому суждено быть повешенным, тот не умрет.
Гессе мог бы сказать: "Кто сможет встретиться с самим собой, тот не убьет себя!"
Где же наш юмор, флюхтлинги?! Где наше самоосмеяние?!
Можем ли мы паясничать и можем ли мы испытать счастье и радости клоуна?!
Только юмор, и только ирония, ироническое отношение прежде всего к самому себе, к глупостям и пошлостям мира, осмеяние филистерства и самодовольства излечивают и самого автора.
Роман был издан в 1927 году. Автор излечился от душевных хворостей и в годы нацизма создал удивительно ясный, наполненный веселостью духа и высоким трагизмом Der Glasperlenspiel - Игра в бисер.
Здесь, в Германии, мы, флюхтлинги, часто получаем приглашение впасть в отчаяние и много раз заглядываем в этот колодец.
Вместо этого нам, как Гарри Галлеру, хорошо бы посмеяться, научиться смеяться. И, прежде всего, смеяться над собой.
Может быть, это я говорю для тех, у кого жизнь перед заходом солнца?!
Но романом Der Steppenwolf в разное время зачитывалась немецкая молодежь. Он был культовым романом американских хиппи в 60-х годах, он был и остается популярным романом среди молодежи России, Японии. Южной Кореи. Даже без своих романов, рассказов, притч и сказок на восточные темы, а только по одному этому роману Гессе по праву может считаться "посредником между Западом и Востоком".
Потому что отвечал и продолжает отвечать на жгучие, мучительные и страстные вопросы людей ищущих.
Потому что всегда и постоянно показывал путь к себе и достойному существованию.
У молодого флюхтлинга есть надежда на не-одиночество, на возможность вписаться в германскую жизнь. Нет, он не станет немцем, но может стать полноправным гражданином Германии.
И сможет излечиться от болезни беженства, которое переживается как униженность.
Я не рассказал и сотую часть об этом удивительном писателе, так мечтавшем стать поэтом.
Просто захотелось в год его 125-летия перечитать его и напомнить себе и другим о том, как писатель стал поэтом не только в стихах, но и в прозе.
Впрочем, нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…
20.10.2002