Коллажные заметки сетератора

Витим Кругликов
Произношу "сетератор" - и перед глазами всплывает виденный мной в детстве небольшой молочный сепаратор. Но это неправда. Потому что какой-то остроглазый и с хорошим вкусом эстет-сепаратор удачно отделил компьютерные тексты по качеству исполнения от литературы, назвав их сетературой. Но и это неправда.
Сетератор - это звучит гордо. И не так двусмысленно, как оболганное и опошленное литератор или нетератор (англ. Net), в котором слышится нетопырь.
Но раз я сетератор, то мне всё позволено. И достиг абсолютного видения и понимания. Как сказал недавно Фазиль Искандер "ум пронзает, а мудрость обтекает". Вот я и обтекаю. И спорить со мной не надо, ибо спорят с умным, а обтекающему внимают. Вот если обтечь культурное тело, то кое-что слабым прерывистым контуром может быть и обрисуется.
Ныне социальное тело гниет и распадается. Даже уже распалось. Но его держат массы, точнее - масса. Про массовое общество уже много писали и раскладывали его и в социологическом, и в метафизическом, и в игровом, и в художественном дискурсах. Но я не про то. И не претендую. Просто социум держит масса как таковая. Масса всего. Масса людей и масса средств информации, масса словоблудия и масса имитаций, масса способов передвижения и масса предметов, которые потеряли свою вещественность, массовые способы безумия и беспамятства, массивные скопления означающих без означаемого, массовые возможности беспутства и коллективные опыты экстаза и оргиастичности, массовое делание ненужностей, масса виртуальных реальностей и масса невозможностей. Они образуют эдакую многообразную грибницу. На ней и из нее появляются как белые грибы, так и бледные поганки, мухоморы или мескалин. А это и есть культура.
Когда легковерен и молод я был, то сочинил такой макаронический стишок.

Безумный мир разумного безумия
Разумный мир безумного разумия
И мирового Разума безумие
И безумь мира в полном неразумии.
Этот явно плохонький стишок был мне дорог как мальчишке найденный осколок увеличивающего зеркала. И выполнял роль домашнего терапевтического предмета.. Вроде амулета. Не для охранения, а для напоминания и утешения.
Стишок помогал заметить и разглядеть пошлость мира и свою собственную, сдернуть эту имитационную пленку с настоящего, с того, что выставляется и постепенно становится на-стоянным.
Стишок, например, обнаруживает, что в культуре, как и в математике есть числа реальные и мнимые. Не знаю как в математике, но в культуре, они находятся в состоянии взаимообмена положений. Вчера Х или У был действителен, как действительный тайный советник, а сегодня вдруг видно, что сей персонаж по-Истине очень даже мнимая величина, мнимое число, да и вообще черт знает что. И наоборот…

Акмеизм

 

Возможна ли философия в России?

Нам внятно все — и острый галльский смысл,
 и сумрачный германский гений...
 А. Блок

Возможна ли философия в России сейчас?

Как рассказать об этом?
Как-то в конце перестройки, одурев от жары на верхней полке плохонькой сауны, в которой собирались простые философы и философы по должности и званиям, я возопил: "А как возможна метафизика сегодня?" А затем воззвал: "Может теперь мы сможем дать ответ на этот сакраментальный вопрос Канта?"
Но то был глас вопиющего. И ни мы, ни другие не смогли дать ответа. То есть, другие и не захотели задумываться Не актуально! А мне все кажется, что актуальность - самое вредное слово для философии. Уж очень оно противоестественно для самого бытия философа.
В России философия невозможна, а возможна как словоблудное непотребство. А кому и нужна она там. Аксеновским "досвиданиямальчики", которые из мальчиков "Савенко-Лимонова" обратились в Деррипатов или в Дугино-соловьевчиков.


А был ли мальчик?

Бег шеренгой.

Поиск истины - это мальчик. Но в русской философии мальчика не было. Он не проваливался в прорубь. Его сразу же, чтобы не бегал и не искал за философические письмена заточили дома. Там он и вел свои безумные разговоры. Постепенно разговоры переместились на тропинки Узкого и здесь уже обратились в отчаянные и болезненные в надрыве поиски Бога. И это была девочка. Эта девочка - безумная мысль о полноте Бога, связующего воедино не каждого, но всех. То есть, здесь (затем в столовой у Василия Васильевича, в собраниях Общества и дальше уж на кухнях) мысль об истине была прежде истины, да и кровоточащая мысль о Боге была прежде самого Бога .

Кому нужна философия?
Нужна ли обществу философия?

Почему невозможна философия в России?
Русские мальчики и карта звездного неба.

Потому что мысль в России всегда прежде истины.

Мы не народ книги, а народ разговоров.
Об этом лучше всех рассказал Пятигорский.
А Мамардашвили объявил и всей своей жизнью показал, что философия — это сознание вслух.
Но является ли разговор философией?
Да! Если разговор диалогичен, если собеседники озабочены поисками истины. Той самой, абсолютной, той самой относительной, той самой конкретной.
Да! Если идет об-сужд-ение вопроса, проблемы.
Всегда ли наш разговор философский? Ведь он чаще всего, если не всегда — об общих идеях, глобальных вопросах, в целом и общем.

В России философия возможна как наука. Но не как оригинальная наука. А как школьная, ученическая, схолическая наука.

Почему немцы философы? Потому что в сравнении с русскими они были всегда материалисты в практике, в деле, и идеалисты в области мысли, в теории. Русские, напротив, — всегда были материалисты в теории и идеалисты в практике, в деле.

О том, что в рамках марксизма фактически были представлены все направления современной западной философии.

К феномену Г(Ж)алковского. (Такую опечатку я сделал в этой фамилии. Нет не тот эрудит филолог Жолковский, что писал неплохие рассказы (но под Борхеса) и который соединяет Зощенко со Львом Толстым, а Жалковский. То есть, не жалостливое, а жалкое, эдакое как у горьковского Дронова - “на-секомое”. В своем писании этот автор как будто сам себя сечет, одновременно этому восторгается и этого же стыдится. А в конечной провокации его якобы бесконечного текста и в истории его десятилетнего выплеска есть нечто достойное слов незабвенного Паниковского - “жалкие людишки”.
А правомерно ли говорить: “феномен Галковского”? Конечно да. Ведь он реинкарнация Розанова, а у нас все сейчас выходит как реинкарнации. Только начальная форма, оригинал для инкарнации обладали полнотой силы, а наши реинкарнации - копии и все с потерями. Ельцин - фарсовое перевоплощение Годунова, безумно мужественный и героический Солженицын — на один бок одаренная фактура Льва Толстого. И вот Жалковский-Галковский философствующий “образованец”, как если бы Василий Васильевич был бы безграмотным.
Вообще мы сильны в обращении со временем. Вот, скажем, первым о конце русской литературы заявил прародитель, гуру Жалковского - Вас. Вас. Розанов. Но после него были такие неплохие писатели, как М. Булгаков и Вл. Набоков, затем сам Вл. Набоков - другой его учитель - тоже был глубоко убежден, что в нем заканчивается русская литература. Об ее очередной смерти совсем недавно еще раз объявил Виктор Ерофеев, незадолго до которого был тоже неплохой писатель Венедикт Ерофеев. После всего этого уже сейчас разговоры о конце литературы вообще, и русской в частности стали общим местом.
Но с философией происходят еще более странные вещи. Философии в России как таковой, то есть нерелигиозной, или неидеологической почти не было, а смерть - случилась.

Сейчас у нас философия возможна как шарлатанство.
Розанов Уед.с.195

НГ-Экслибрис № 18 (378) 30 мая 2002 г.
В нынешнем сезоне престижной в США премией Пулицера за историческое исследование был удостоен "Метафизический клуб" Луиса Менана.

И научные идеи, и религиозные верования в глазах этих философов - только орудия процесса принятия решений. Философия - не путь к истине, а способ справиться с непредсказуемостью жизни. Думать и действовать, по словам Джона Дьюи, два названия для одного и того же процесса - нахождения пути в мире, сплетенном из случайностей. The universe is only weather - такие вот велись разговоры среди этих молодых людей.


Инвективы

Если ты за всю жизнь и мухи не убил, то под старость непременно должен стать злобным мизантропом.

Что за время поганое в мире культуры наступило? Поэты пишут не музыкой и словами или пишут не-стихи, художники не пишут картины, а рисуют инсталляциями, шоками, провокациями (это в лучшем случае), а то дерьмом или своей пошлой любовью к своему телу, и философы занимаются не-истиной и производят картонно-бумажные не-мысли.

Вот читаю приговские тексты и пытаюсь разгадать: Пригов - он что? Бледная поганка или мухомор. Для этого автора мухомор слишком величественен и аристократическая бледность поганки ему не к лицу. Правда есть еще ложные опята.
Когда произносишь "Пригов", то так и чешутся руки, чтобы приклеить к нему частицу "но!"
Боже! Кто же слепил этого франкенштейна?!
Непонятно, почему рядом с поэтами Всев. Некрасовым и даже с Гандлевским Пригов - поэт-не-зачем!
Лет тридцать назад безумный художник Вася Ситников, затем окончивший (или покончивший?!) свои дни в Париже, читал в своей однокомнатной московской квартире лекцию, как и какими красками нужно писать кучу дерьма.
А вечная зависть Пригова Владимир Сорокин просто пишет дерьмом. Его персонажи - фекалийцы и "убивцы" - настаивают на том, что фекализм есть формообразующий принцип культуры. И виртуозный стилист Сорокин, работающий со словесными массами…? Но граждане, но господа, он же пишет не словами, а дерьмом!. Нет, нет, всему виной масса, масса всего.
Ну почему, почему какой-нибудь Всев. Некрасов, С. Гандлевский, Т.Кибиров, Фр. Инфанте настоящие, действительные, а Сорокину, Пригову и многим, которым несть числа так и просится на язык чеховское: "Отойди братец, от тебя пачулями пахнет."?! Нет, конечно, понимаю, что им всем "искусство есть препятствие" (М.Рыклин), но зачем же ломать стулья?
Но … вдруг стало ясно. Виктор Шкловский как-то заметил, что шуты навек остаются в искусстве. Правда он имел в виду литературных персонажей. И поясняя, еще и протер их песочком: "они люди, как бы сознающие свое ничтожество, люди с пародийными стихами, с пародийными подробностями жизни" (В. Шкловский Перечитывая свою старую книгу…ВЛ !983, № 11, с. 149). Пригов - шут, как удвоенная пародия на самого себя.
Куратор = инкасатор

"Феноменология тела" Валерия Подороги - не что иное, как скрещённый на материале Ницше и Хайдеггера экстатический плагиат из Мерло-Понти, Мамардашвили и Шестова..
Прочитаешь Курицына Вяч. и понимаешь: "Пушкин - наше всё, Путин - еще вот какое наше всё, а русская литература сегодня - есть вся постмодернизм. И симулякр и постмодернизм - есть ядренейшее наше всё!"
Недавно Курицын обнаружил, что М. Бахтин делал симулякры. Наверное, для него, Пригова и Сорокина! Бедный, бедный Михаил Михайлович! Поистине "нам не дано предугадать…"

***


"…цветенье мук и смерти…"

Вот что такое акмеизм? И был ли он вообще?
А если был, почему цвел так не долго?


Строгая и сотканная из противоречий самой себе (что прекрасно!) Надежда Яковлевна Мандельштам, удивительно рассказала много ценного об акмеистах. И в книге о Мандельштаме провела жесткую

Из воспоминаний Лукницкого разговор с Ахматовой об акмеизме.
Н.Я.
С.32-34
С.38-39, 42- 43-44, 47, 52
Н.Я. с.247-248-249-250-251
С.264-265 - поэзия - философия - игра - 267
С.271 - Тынянов
С. 272 - фактически о Пригове
С. 277 - чувство поэтической правоты - О.М.

Г. Иванов. О Мандельштаме и Гумилеве

Ю.Айхенвальд "Гумилев"
Он в самом деле - акмеист; ему желанны и доступны одни только вершины. Именно впечатление вершинности и предельности производят его недрогнущие строки. Мужественной и великолепной поступью движется его стих, то лапидарный4, то грациозный, иногда преднамеренно тяжелый (как в "Шатре"), иногда несущий на своих волнах утонченную образность:
 ...Сонно перелистывает лето
 Синие страницы ясных дней.
 
 Маятник старательный и грубый,
 Времени непризнанный жених,
 Заговорщицам-секундам рубит
 Головы хорошенькие их.
Из сайта: info@slovesnik.ru



Я. - Энергетика Гумилева не вмещалась в его стихи, в его поэзию, в его статьи, в его деятельность в Цехе поэтов, в "Гиперборее", во всем его учительстве поэзии.

Стихи после Освенцима и ГУЛАГа

Из статьи Гумилева: Наследие символизма и акмеизм.
Мы не решились бы заставить атом поклоняться Богу, если бы это не было в его природе. Но, ощущая себя явлениями среди явлений, мы становимся причастны мировому ритму, принимаем все воздействия на нас и в свою очередь воздействуем сами. Наш долг, наша воля, наше счастье и наша трагедия -- ежечасно угадывать то, чем будет следующий час для нас, для . нашего дела, для всего мира, и торопить его приближение.

может ответить акмеизм, будет указанием на то, что непознаваемое, по самому смыслу этого слова, нельзя познать.
Всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нем более или менее вероятными догадками -- вот принцип акмеизма.
Для здания акмеизма, высокое напряжение той или иной его стихии. Шекспир показал нам внутренний мир человека; Рабле -- тело и его радости, мудрую физиологичность; Виллон поведал нам о жизни, нимало не сомневающейся в самой себе, хотя знающей все, -- и Бога, и порок, и смерть, и бессмертие; Теофиль Готье для этой жизни нашел в искусстве достойные одежды безупречных форм. Соединить в себе эти четыре момента -- вот та мечта, которая объединяет сейчас между собою людей, так смело назвавших себя акмеистами.