ПЁС КУДЛАТЫЙ, МАСТИ НАХАЛЬНОЙ…
Моему Отцу,
Игорю Спицыну (Джону),
Дэну Хижину (Ст. Стрелку)
и всем ребятам в зеленых фуражках
посвящается...
Военно-полевая сказка для взрослых
Предисловие
Меня часто спрашивают, существовал ли Пес на самом деле? На этот вопрос я могу ответить со всей уверенностью:
– Да!
Тем же, кто не верит мне, я предлагаю совершить путешествие в мир тех, кто делил, делит и будет делить с нами наши солдатские будни. Почитайте Егора Лосева «Деревяха», Глеба Боброва «Порванные души» и поймите – в ратном труде мы не делим и не делили трудности на свои и собачьи.
Они живут с нами – наши близкие и друзья. Едят то, что едим мы. Их так же, как и нас, ранят и убивают. С одной маленькой разницей. Мы идём в бой по долгу. Они идут в бой – «положища живот свой за други своя». Пес реально существовал и существует в своих многочисленных детях, несущих нелёгкую, ратную службу наравне с нами – солдатами прошедших и будущих войн.
Пролог
- С-а-н-я!!!!!! - мощный, знакомый рык перекрыл людской гомон на пляже.
Прищурившись от яркого солнца, бившего со всех сторон, Саня привычно стал обшаривать толпу, начав с ближних подступов. Увидев вдалеке прыгающую от нетерпения, на бетонном парапете, знакомую, коренастую фигуру, ахнул от неожиданной радости.
Взвился вверх поджарым, мускулистым телом, в секунды оставив позади удивлённую жену, побежал навстречу, увязая в мокром песке голыми пятками. Сшиблись в прибрежной полосе, в ворохе соленых брызг, тиская друг друга в медвежьих объятиях: «Санек! Игореха!» - обнимаясь, нежно гладя друг друга по лицу, под изумлёнными взглядами отдыхающих.
Первым опомнился Саня. С любовью глядя в лицо Игоря, выдохнул-произнес:
- Братан, я чуть гляделки на манер рака не вытаращил, ты не ты? Смотрю, вроде ты...
Игорь осторожно ткнул Саню в бок, где в черноте загара, некрасиво белел шрам.
- Здорово, братан, вот не чаял тебя увидеть.
Саня поворошил короткий ежик волос на голове Игоря:
- Чертила, седой весь уже. Сколько ж мы, братка, с тобой не виделись?
Игорь поморщился, вспоминая:
- Да почитай лет десять? Десять, - грустно выдохнул Саня. Предупреждая вопрос, Игорь торопливо произнес: - « Мы ж тебя, когда грузили в вертушку, я тебе под бинты адрес свой с конвертом сунул. А в госпитале решили, что твой это. Матери моей приходит письмо, что ранен, мол, тяжело, в Ташкенте лежит сын ваш. А тут же от меня письмо совсем из другого места. А на следующий день, я сам живой и здоровый на дембель заваливаюсь. У нее сердце. Пока то се, кинулся тебя искать, а где то письмо с адресом госпитальным? Тю-тю... Вот с тех пор, Саня, мы и не виделись.»
Саня улыбнулся:
- Да, тогда поваляло меня по клиникам и госпиталям. Шили дырки на боку, спине, а без толку, раны "плывут", весь в гное, в проблесках сознания капельницы, морды в масках, а тут зонд в рану очередной фигачат... Вот так и жил....
- Как же ты выкарабкался Саня? Грузили, фельдшер сказал - не долетишь ни фига. Бока у тебя не было, кровищи- и- и - жуть, мы все бинты тампонами в тебя запихали...
- Да не поверишь, Игорех. В Подмосковье, в госпитале, очухался, девушка рядом сидит. Говорит мне: «Ну что, вояка, навоевался? Все ночи орешь, нас с тобой аж в бокс отдельный засунули...» А сама глазищами глядит. А глазищи... Поплыл я в них, братка. А так и срослось: бочина у меня, и я с Верочкой сросся... Да вот гляди, она идет...
К друзьям, улыбаясь, подошла миниатюрная, рыжеволосая женщина. Подала узкую ладонь и напевно произнесла - Вероника. И, уже обращаясь к мужу, все так же распевно:
- А я гляжу - что за крик, а ты тут с мужиком обнимаешься!
Саня легко засмеялся, прижал Игоря к себе.
- Верочка! Так это ж такой парень, мы ж с ним такие дела делали!!!
- Вот и гляжу я, - продолжала, внешне оставаясь серьезной, но в глазах брызжа веселыми искрами, Вера, - расшумелся аника-воин, пляж перепугал, за мужиками бегает и с ними обнимается!
- Да ладно тебе, - вдруг засмущался Саня, - слышь, Игорех, давай закончим брюхо греть, бери жену, пошли. Тут кафешка есть, а шашлыки-и-и-и.... пальчики оближешь!
Саня не соврал: и кафешка, и шашлыки действительно были, и были даже очень, а Саня, похоже, был тут завсегдатаем. Во всяком случае, войдя, начал он с привычного рыка:
- Насрул-л-о-о-о! А ну, д-душара, вали сюда! Кореша встретил боевого, будем а-а-атмечать!!!
Невысокий, жилистый, черный хозяин-таджик, белозубо оскалился в приветливой улыбке и провел их к столику возле окна, напротив мангала и печи, где адское пламя озаряло потные лица поваров.
- Значит, так! - продолжал гудеть Саня,- Давай сюда шурпа-мурпа – раз, плов по-бухарски – два и твой знаменитый шашлык-машлык бадахшанский - три. Кишмишевку мы с братаном с известных времен не пьем, поэтому давай нам водочку ледяную русскую, пиалочки китайские тонкие, а девочкам нашим дыню канибадамскую, - и весело подмигнул Игорю с женой.
На глазах у них хозяин ловко набрал шашлык на шампуры. Половинка крупного помидора, кольцо лука, тонкий пласт курдючного сала, кусок баранины и снова сало, лук, помидор. Положил готовые шампуры на угли, хлопнул невозмутимо в ладоши и полуголые черные, словно прокопченные, бачата потащили на стол казан с шурпой, свежие, из тандыра, румяные чуреки, рассыпчатый овечий сыр, блюдо с крупно резаными помидорами, верхушку которого венчала изумрудная, с брызгами воды, свежевымытая зелень. Словно само по себе вплыло дымящееся блюдо плова с аппетитной шапкой из баранины и овощей. Увенчала стол литровая бутылка с потекшей по стеклу изморозью, где в глубине прозрачной чистой жидкости играл яркими бликами печной огонь.
- Слушай, - улыбаясь, спросил Игорь, - где ты добыл эту сокровищницу Гаруна аль Рашида? Прямо Бадахшанская придорожная чайхана!
Саня весело засмеялся и подмигнул, зачарованно глядящей вокруг жене Игоря, Светлане.
- Ай, слющай, дарагой, - смешно коверкая язык, затараторил он, - ти кющай, дарагой, вот шурпа-мурпа, вот чюрек тебе, да? Адын такой забегаловка на весь паберэжий, спешал фор нас, дарагой.
Вдруг сдвинул брови и заговорщицки прошептал:
- Сам удивляюсь, как еще не закрыли, но антураж ведь, братан? Тыща и одна ночь! Ведь, правда?
Потом ели и немного пили. После второй пиалы ледяной водки, Саша стал серьезен. Понимающие жены перестали улыбаться и, приняв из Сашиных рук пиалы с водкой, встали вместе с мужчинами. Сашин голос дрогнул, он поднял пиалу и сказал тихо: «Давайте, ребята, за тех, кого с нами нет и не будет». Выпили, сели, замолчали.
Глаза мужчин затуманились, Игорь обнял Саню за плечи. Молчание подзатянулось, как вдруг Игорь подскочил: «Братуха, что я тебе сейчас покажу!» Дрожащей рукой вытянул из кармана пиджака портмоне, раскрыл, вытянул из-под потрескавшегося целлулоида небольшую черно-белую фотографию, где сквозь нечеткость старой фотопленки рядами были видны лица и фигуры стоящих и сидящих людей.
Саня навалился на плечо друга, рванул, фотографию на себя, дрожащим пальцем побежал по рядам, вспоминая фамилии. В левом, нижнем углу, палец споткнулся около четырех собак, побежал дальше и остановился на крайнем.
Голос Санин дрогнул, искривился от судороги в горле и прошептал: «Пес... кудлатый... масти нахальной...»
Верочка потянула из ослабевшей руки мужа картонную карточку. Своим грудным голосом удивленно пропела:
- Вот так псина! Разве на погранзаставах таких собак держат?
Света поддержала:
- Смешной какой....
- Держат, - криво улыбнулся Игорь. Хотя такие не спрашивают, нужно ли их держать... Игорь посмотрел на друга.
Саня скривил в плаче губы и, еле сдерживая рвущиеся рыдания, спросил:
- Игорех, а ты помнишь, как он у нас появился?
Игорь сжал Санино плечо, посмотрел отрешенным взглядом сквозь окно, туда, где черноту неба от черноты моря отделяли фонари, стоящих на рейде, кораблей, глухо ответил:
- Саня, а разве я могу забыть?
Саня опустил голову и глухо сказал:
- Был, кажется, сентябрь....
Знакомство
- ...Охране Государственной Границы Союза Советских Социалистический Республик, – в этом месте фразы дежурный по заставе старший лейтенант Бублик сделал многозначительную и эффектную на его взгляд паузу – обвел взглядом строй солдат. Строй рябил, словно неровным забором окрашенным в "нежный" камуфлированный цвет, в котором доски идут по убыванию размера, с торчащими из-за них антенн носимых радиостанций и стволов. Боец, боец, боец, собака, боец, боец, боец, собака, собака. Метнулся глазами к правофланговому. Пересчитал заново. Боец, боец, боец, собака, боец, боец, боец, собака, собака. Зафиксировал взгляд на ...собака, собака. Точно, на левом фланге, нарушая торжественность момента, около Амура, сидела совсем лишняя собака.
Мозг забился жилками в голове, заставляя лихорадочно фиксировать детали изображения. Значит так - масть самая нахальная – непонятная. Рыже-черно-белый окрас. Морда лохматая, в предках ризеншнауцер – раз, восточноевропейская овчарка – два, в мощной груди затесался кавказец – три, в лапах был ньюфаундленд – четыре, в хвосте и ушах сидел в предках Тузик. Глаза карие, внимательные, можно сказать, с пониманием и вселенской скорбью. Умные, чуть с грустинкой глаза, присущие только самым беспородным псам. Белесого цвета ресницы и такого же цвета, по клоунски вздернутые вверх, удивленные брови.
Наглец вывалил язык, преданно посмотрел на старлея. «Улыбнулся», утер языком слюни с мохнатой морды.
От собачьей улыбки старлей поперхнулся, подавился тягучей слюной и выдавил зачем- то измученно:
- Что за?... - и протянул дрожащий перст в конец строя.
От правофлангового (равнение на грудь третьего) бойцы, как по команде, повернули головы налево. Кому грудь третьего закрывала обзор, вывалились из строя, изломав его, и уставились на нахала.
Став объектом повышенного внимания, пес лег в мягкую пыль, задрал вверх брови и обвел взглядом людей. Потом тяжело вздохнул, подняв у ноздрей пару пыльных смерчей. И закрыл глаза.
Старлей подобрал челюсть, крутанулся на подточенных каблуках и, сдержав гнев и волнение в груди, шёпотом, громко выдохнул в лицо помдежа:
- Старшину заставы ко мне! - И, сорвавшись на фальцет, закричал во след, -Бего-о-о-о-ом!
Повернувшись к строю и уже багровея, старший лейтенант громко отчеканил наряду:
- ...Охране Государственной Границы Союза Советских Социалистических Республик заступить!
Отправив наряд, Бублик подошел к собаке и, став около, начал дожидаться, нервно притопывая носком сапога возле самой морды пса.
Наконец от столовой показалось трое бегущих. Впереди, на ходу дожевывая и пытаясь придать лицу заранее виноватое выражение, бежал старшина. Старлей с ненавистью посмотрел на его движущиеся челюсти и раздутые щеки:
- Товарищ прапорщик! Вы, как старшина данного подразделения..., - и совсем тихо, чтобы не услышали подбегающие бойцы, зашептал, - Тарасыч, перестань жевать, твою мать.
Прапорщик виновато сглотнул комок, поправил кепи:
- Товариш старший лейтенант, старш..., я тут приймав....вечеря...
- Товарищ прапорщик! - сурово набычив плечи, навис над ним лейтенант. - Как вы допускаете на территории боевой части наличие посторонних? – И, не обращая внимания на бессмысленно хлопающего ресницами прапорщика, бросил указующий перст на лежащего пса - убрать немедленно!
Пес открыл веки, мигнул пару раз на свету и с любопытством уставился на стоящих вокруг людей.
- Д-а-а-а-а! - оглядывая пса, протянул один из бойцов. - Убрать... Легко сказать! У него рост с теленка, а в пасти моя голова свободно поместится...
Остальные молчали.
- Ну що, хлоп'ята, - неуверенно протянул прапорщик, - починаимо атракцiон?
Бойцы с сомнением переглянулись. Старлею все это надоело, он расстегнул кобуру и потащил пистолет. Заметивший это движение, пес подобрался, напряг мышцы, оскалил верхнюю губу, обнажив внушительного вида желтоватые клыки и предупреждающе зарычал.
- Но-но, - угрожающе проворчал старлей, продолжая тянуть пистолет, не балуй, твою мать!
Пес вскочил во весь свой рост и, щелкнув зубами около кисти лейтенанта, громко и как показалось лениво, но внушительно гавкнул. От этого ленивого «Гав» зазвенело в ушах.
-Ай! - испуганно вскрикнул лейтенант и выронил пистолет, который вороненой молнией блеснул в пыли.
Пес уселся удобнее около ноги лейтенанта и, все еще ворча и скаля зубы, стал внимательно смотреть в его побелевшее, испуганное лицо.
- Не двигайтесь, товарищ старший лейтенант! - наперебой зашикали ему бойцы.
Пес встал, понюхал с интересом голенище лейтенантского сапога. Потом пошарил бородатой мордой около носка сапога и осторожно вытянул из пыли пистолет. Ткнулся холодным и мокрым носом ему в руку.
Лейтенант осторожно потянул пистолет за мокрую от собачьей слюны рукоятку на себя, потом внезапно отпрыгнул в сторону, раздался щелчок предохранителя и дрожавший ствол уставился в сторону пса. Тот, весело ощеряясь, смотрел в ставшее злым и напряженным лицо лейтенанта. Лейтенант потянул спусковую скобу побелевшим кончиком пальца.
- Мальчики! А вы не разыгрываете нас? - игриво застучав кончиками пальцев по столу, прервала мужа Вера, – чересчур вы этого пса очеловечиваете?
Саня, обиженно засопев, ткнул Игоря вбок:
– Слышь,братка, мы Пса очеловечиваем. Ну не нравится, и не буду больше рассказывать...
- Да ладно тебе, – усмехнулся Игорь. – Рассказывай, братишка, пусть публика сама решит, что правда, а что вымысел!
...Так вот в этот момент один из бойцов дрожащим от напряжения голосом произнес:
- Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?!
Палец на спусковой скобе сначала расслабился, затем отпустил ее совсем.
- Да? - с совершенно бесстрастным голосом повернул красное, в капельках пота злое лицо на голос Бублик.
Солдат переступил с ноги на ногу:
- Разрешите мне с ним поговорить?
- С кем?
- С собакой, товарищ старший лейтенант!
Лейтенант на секунду задумался, затем убрал пистолет в кобуру под пристальным взглядом пса:
- Чертовщина какая-то, а впрочем, давай, Шипицын...
Солдат повернулся к собаке. Пес встал и изобразил хвостом максимально дружелюбное расположение перед мирным, ненасильственным решением проблемы. Боец неуверенно подошел, одну руку положил ему на большую лобастую голову, вторую дал обнюхать, что пес и сделал, попутно облизав кисть здоровенным, в ладонь шириной красным языком.
- Игор! - негромко крикнул прапорщик бойцу, - вiдведи його за КПП та на дорозi - вiдпусти
Игорь обнял пса руками за шею и, шепча ему что-то на ухо, потащил его, упирающегося, в направлении ворот и, обложенного мешками с песком, КПП. Все смотрели им в след с облегчением.
***
Выведя пса за проход в колючке, Игорь расцепил руки, почесал за вислым ухом и подтолкнул его за холку прочь от погранзаставы: - « Давай, псина! Топай и не обижайся. Служба!» Пес вздохнул, чихнул, пробурчал животом и посеменил по дороге прочь. Впрочем, иногда он останавливался, поворачивал свою здоровенную морду и, как показалось Игорю, стоявшему рядом с часовым, укоризненно глядел назад.
Часовой вздохнул и сказал: - « Не собака, а чистый телок.» « Да, точно, собака Баскервилей! - ответил Игорь задумчиво,- у нас тут такая коррида получилась, Бублик был в виде тореадора, а мы с Саней, значит, вроде подручных...»
-Собака кто?- удивленно спросил часовой. « Баскервилей - вздохнул Саня, - ты что, про Шерлока Холмса не читал?» « Нет...» - растерялся тот. Саня прикинул, как проще рассказать ему. « Ну - неуверенно начал он - в Англии такая собачина жила на болотах. Ей один чувак фосфором морду мазал и ночью выпускал, чтобы она других чуваков по фамилии Баскервили хавала. Те ее как увидят, со светящейся мордой-то ночью - брык с копыт и все, разрыв сердца.» Часовой боязливо поежился от Игорева рассказа:- « Страшная штука должно быть. Я как представлю - стою тут ночью и этот телок с мордой светящейся...» Потом вздохнул и добавил: - « Я б и сам с катушек съехал ...»
К ужину о "корриде", о грациозных лейтенантских прыжках знала вся застава. Весело смеясь, за ужином офицерская часть с подачи начальника заставы, капитана Тихомирова, дала Бублику прозвище "Хренов Торерро", предлагала заменить кепи на торерровскую шапочку, а пистолет на пару пик из морковки за неимением стальных и настоящих, а также для предупреждения причинения вреда окрестной живности.
"Пусть служит!"
Если вы думаете, что на этом история закончилась, то вы глубоко ошибаетесь. Не смотря на могучую стать "собаки Баскервилей", пес каждое утро незаметно проникал на заставу и становился в строй пограничного наряда.
Для старшины и старшего лейтенанта Бублика, задетого ходившей за глаза кличкой, стало делом чести определить, как собака проходила все инженерные заграждения, окружавшие заставу. Тем не менее, все их засады вкупе с, дополнительно установленными, сигналками, жестяными банками на колючей проволоке, а также обветренными лицами и красными, слезящимися от недосыпа, глазами были напрасны. Пес обходил все новые и старые препятствия с грацией балерины и, судя по бодрости рыси, с которой он появлялся утром, - все это делало их жертвы совершенно бесполезными. Когда он появлялся с какой-либо стороны заставы, имея при этом совершенно виноватое выражение морды, с другой стороны, где накануне он был замечен, появлялись старшина и Бублик с биноклями. От вида этой собачьей виноватости, надетой на бодрую трусцу, старшину начинало трясти, а старший лейтенант впадал в состояние близкое к тихому помешательству.
Игорю вместе с Саней, как понимающим в психологии бродячих собак , было официально поручено выволакивать рыдающего, скулящего и обливающегося слезами пса из строя и удалять его с территории заставы. При этом весь процесс превращался в комедию с изрядным оттенком трагизма, отчего торжественность такого, государственного значения, мероприятия, как постановка приказа на охрану границы, нарушалась громогласным солдатским гоготом и сдержанными улыбками офицеров стоящими под козырек. Впрочем улыбка офицеров в отличии от сияющих лиц бойцов была чисто английской - они улыбались сдержанно, лишь уголками губ.
Закончилось все это одним осенним утром, когда сам начальник заставы инструктировал наряд. Как всегда псина появилась на окончании финальной фразы приказа. Брови капитана Тихомирова удивленно поползли вверх, когда он увидел выползающего из-за кустов, по-пластунски пса. Проследив глазами траекторию капитанского взгляда, солдаты с улыбкой стали ждать продолжения комедии. Пес полз осторожно, на согнутых передних и задних лапах, не отрывая косматого брюха от земли. Иногда, чувствуя себя неудобно под взглядом десятка глаз, он клал морду на передние лапы и грустно смотрел на людей.
Помощник дежурного повернулся было к, постоянно теперь дежурившим на площадке, Сане и Игорю. Но капитан остановил его, махнув рукой: - «Черт с ним, пусть служит!» И, не обращая внимания на замершего позади строя пса, скомандовал: - « Смирно!»
Пес подскочил, одним прыжком преодолел оставшееся расстояние и занял место левофлангового. Вывалил лопатой красный язык и, наклонив голову, посмотрел на капитана. Капитан хрюкнул весело и скомандовал: – « Наряд, напра-во! На охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик ша-а-гом марш!» Наряд зашагал к воротам. За ним, победно задрав саблей хвост, гордо вышагивал Пес. Тихомиров улыбнулся им вслед и произнес от чего- то почти стихами, хотя поэтом не был: - « Ты гляди, пес кудлатый, масти нахальной...».
Так с разрешения высокого начальства Пес утвердился на заставе. Причем утверждение это происходило не по высшей воле как таковой. Он обладал изрядной долей обаяния, умел покорять сердца и быстро перезнакомился со всеми. Там же где не хватало его личного обаяния, дружелюбного вращения хвостом, мокрого носа и кроткого собачьего взгляда, он умел добиваться требуемого своими собственными методами.
Прежде всего, он добился зачисления на продовольственное довольствие весьма остроумным и для собаки весьма изуверским по замыслу и исполнению способом. Отправив вечером дежурный наряд, он залег в тени кустов, окружавших столовую. Дождавшись вышедшего из кухни повара, убедился, что в руках того находится нечто вкусное, а именно, бачок с гречневой кашей и мясом, аккуратно завернутый в одеяло. Пес прошел с ним до ДОСа, где собирались тихо поужинать дежурный с помдежем. В момент, когда повар взялся за ручку двери, Пес просто сказал: - "Гав"....
***
Саня оторвал взгляд от пляшущего в кристально чистой жидкости, на дне пиалы, огонька.
- Ты помнишь Игореха Самару? Ну, повар наш?
Игорь усмехнулся и пояснил удивленно поднявшим брови девушкам:
- Ага. Пришел,вернее прилетел на заставу в аккурат следующим призывом.
Саня улыбнулся тоже:
- Смешно вспоминать. Прилетел вертолет...На дальней заставе вертолет - это всегда событие. Это продукты, боеприпасы, и главное- письма и кино...
Игорь захохотал неожиданно и запел басом:
- Прилетит вдруг волшебник, в голубом вертолете и бесплатно покажет кино.....
Жены заулыбались детской песенке.
- Чего смеетесь? - спросил Саня - Мы вертолета всегда ждали как... Житье на заставе - как монашество принял.
Игорь обнял Саню за плечи.
-Морды кругом родные, - продолжал Саня - но примелькавшиеся до тошноты. Жизнь размеренная - наряды, секреты, чистка оружия, спортгородок....
- Нам еще повезло, - добавил Саня - на заставе жила тетя Тамара, жена нашего кэпа и замбоя, с детьми. А так, за полтора года казалось бы, и женщин на свете нет, кроме этого куска каменистого плато, окруженного горами. Иногда на заставу заезжали мангруппы на усиление или ДШМГшники... А так...
-Скучно? - подперев щеку рукой, спросила Вера.
- Нет, не скучно. Однообразно. Прилетит вертолет и у нас хоть какое то развлечение. Так вот Самара к нам и прилетел.
-А что за фамилия такая странная - Самара?
Саня улыбнулся:
Это-целая история!
***
Самара по гражданке - скрипач. Имея характерные семитские черты в виде сутулых плеч, смуглой кожи, громадного носа, черных печальных глаз и папы - профессора консерватории по фамилии Фильдштейн, было не совсем понятно, как он попал в армию.
Сам Самара в этом отношении был краток, мол, жизни нюхнуть. Хотя, чуть выпивши, начинал разговор о «идиёте-военкоме», невзлюбившем его с самого получения приписного свидетельства. При грустных воспоминаниях Самара раскачивался на скрипевшей в такт табуретке и вспоминал военкомовские слова:
– Куда Макар телят не гонял....
Правда, по началу, «завербованный» поджарым майором в зеленой фуражке пообещавшем ему теплое место до конца службы в клубе погранцовской учебки, попал он не так уж и далеко – в Ташкент.
Саня улыбнулся:
– Помните анекдот про старого еврея: «Скажите, Абрам Моисеевич, вы бы могли быть царем? - Да, смог бы, а по воскресеньям я бы еще прирабатывал шитьем...»
Так и Самара - на майорские слова покрутил, раздумывая лысой в шишках головой (фамильная гордость папы – якобы , признак недюжинного ума), прижал покрепче к себе футляр и через сутки уже трясся раздетый до трусов перед подозрительными личностями в клубе части.
Личности были одеты в странную полувоенную форму, состоявшую из защитного цвета штанов-галифе, черных тапочек и разноцветных маек с обрезанными рукавами. Речь личностей, обращенная к новоприбывшим, состояла из ненормативной лексики и таких крутых оборотов, что поначалу новоприбывшие, с гражданки не поняли ровным счетом ничего. Личности перешли к усиленной жестикуляции, в результате чего вытирающий юшку из своего большого носа (фамильная черта – еще одна отцовская гордость). Самара понял, что суть последних пятнадцати минут криков можно выразить в двух словах: «Раздевайся быстро!» Пострадавший нос быстро опухал, спорить совсем не хотелось, и Самара быстро остался в трусах и носках. Получив напоследок крепкую плюху и почесывая быстро растущую шишку на лбу, Самара вздохнул, вытащил из-под сиденья футляр с драгоценным инструментом, крепко прижал скрипку к груди и забрался с ногами в кресло перед сценой. Пришедшие крепенькие парняги уже в военной форме, с полосками на погонах, быстренько разделили прибывших между собой, и повели строй в одних трусах в баню.
В общем, в армии Самаре не понравилось с первого дня.
Во-первых, в бане не было горячей воды. Вода была только ледяная, и синим, магазинным цыпленком, вытянув такую же цыплячью шею, вывалился в предбанник, где невысокого роста, неимоверно широкоплечий и широкогрудый сержант заигрывал с рябоватой медсестрой. Зажав в руке остатки мужского достоинства (семейная история умалчивает - было ли это гордостью отца), он прошлепал босыми ногами к столу.
- Тавагищ сегжант… - заикаясь, промямлил Самара сержанту.
Сержант был невысок, но обхват плеч и лопающаяся на груди гимнастерка, вкупе с рядком значков внушала невольное уважение. «Как не ставь – один хег квадгат,» - подумалось Самаре, за последнюю неделю разорвавшему узкий круг консерваторского кругозора и нахватавшегося новых слов.
Сержант задумчиво уставился на голого, в огуречных пупырышках Самару взглядом серо-голубых глаз на выкате.
- Тавагищ сегжант..., - повторил Самара, – у нас там вода... холодная.
- А зачем тебе, боец, горячая? - с интересом процедил сержант. – Если сейчас, боец, уже лето, и ты, боец, в жарком городе Ташкенте, столице, млядь, Советского Социалистического Узбекистана?
«Логично!» – подумал Самара, неловко повернувшись, поскользнулся на холодном полу из мраморной крошки и, прошлепав мимо солдата, раскладывающего на полках новые комплекты полевой формы, вернулся в моечное отделение.
Совсем не понравилась армия Самаре уже в казарме, когда помытый строй новобранцев стоял перед увиденным в бане небольшого роста сержантом.
Сержант задумчиво обошел строй, глядя как бы сквозь него знакомым Самаре, задумчивым взглядом серо-голубых глаз на выкате.
Обойдя строй, сержант вернулся к Самаре, стоявшем первым в шеренге. Покачался на каблуках, и грустно сказал:
- Па-а-а-анятно... Чмо на чме и чмом погоняет...
Прошелся еще вперед и, по-прежнему глядя в никуда, добавил:
– И одно чмо меня спросило про горячую воду... Летом... В армии...
Повернулся к Самаре и заорал так, что у того заложило уши:
– Чмо! Бегом в сортир к дневальному, и чтобы через час краники на писсуарах сияли!
Так начался курс молодого бойца у Самары. После присяги Самара был переведен в роту обеспечения, где попал под начало хитрющего прапорщика, начальника клуба. Днем пиликал на скрипке, а вечером и по ночам... Впрочем, Самара об этом вспоминать не любил. Этот кусок его армейской жизни мы узнали от такого же залетчика, прилетевшего на заставу вместе с ним.
При всей внешней интеллигентности и длинных пальцах скрипача Самара не был трусом. Но и драться тоже не умел. В казарме роты обеспечения Самара попал в руки именно тех самых странных личностей, которых увидел в первый свой день пребывания в части. Личности оказались местными армейскими «дедами», основательно охреневшими от размеренной, спокойной и сытой жизни. Днем личности преспокойно водили и ремонтировали машины в автопарке, резали и раздавали хлеб в столовой, были свинопасами на местной подсобке, музыкантами в оркестре, в общем занимали в части весь спектр самых боевых, заслуженных воинских специальностей – куда там пулеметчикам например!
Вечером, переодевшись в полувоенное, жрали принесенную, засланными на кухню к поварам, «душками» жареную картошку с мясом, пили чай и занимались «воспитательным процессом». Сам процесс к воспитанию, как таковому, имел отдаленное отношение и напоминал то ли вечер римских патрициев, наблюдающих за трапезой на бои рабов, то ли вечер индийских махарадж, созерцающих за изгибами танцовщиц.
Самара не воспринял все это с привычной еврейской покорностью. В первый же вечер он был избит. Но глумления над ним не получилось. Придя в себя, «гнида интеллигентская» вставала и влепляла пощечину ближайшему к нему – неизменно и гордо называя сборище «римских» граждан «подонками». Почему Самару не убили, не понял никто. Скорее всего, несоответствие между духовными и физическими силами вызвало удивление, а мужество – невольное уважение. Так Самара стал священным, неприкасаемым дервишем, к тому же немножко, того - Игорь покрутил указательным пальцем у виска
Кроме всего прочего Самара был начитан и оказался неплохим рассказчиком. Вскоре, вместо «воспитательных» уроков, дедушки предпочитали, нежась в кровати, слушать его пересказы прочитанного. Вечно не досыпавший Самара погружал дедушек и дембелей в сладкие грезы дальних островов и джунглей, всегда теплых и синих морей и океанов, распустивших на их фоне белоснежные паруса-крылья пиратских шхун и корветов...
- Точно, - сказал Игорь, – его первая кличка была Шахерезада.
Саня улыбнулся:
– Да, тот чел так и сказал после пересказа этой арабской сказки, дедушки и дембеля иначе его и не называли.
Так или иначе, но, в основном, благодаря Самаре, в роте установился относительный мир и покой. Днем Шахерезада Ивановна Фильдштейн драил казарму, тонкими пальцами скрипача, потом играл на скрипке в клубном оркестре, а вечером рассказывал о дальних странах и иных мирах, пускавшим ветры под одеялами дембелям, в душе проклиная свою физическую неразвитость, из-за которой не попал в нормальную учебку.
Через пару месяцев ушлый начальник клуба предложил Самаре дело. Слово «бизнес» тогда не существовало в стране, на фарцу или «цеховое» предложенное не тянуло, поэтому прапорщик просто сказал:
– Слышь, Шахерезада, есть дело.
Самара есть дело не хотел, а хотел что-нибудь посущественнее, тем более что жрать - он теперь хотел всегда.
Но дело оказалось простым. Один из «партнеров» прапорщика был директором ресторана. Для этого ресторана не хватало антуража в виде высокого искусства, а именно исполнения еврейских мелодий для крепко выпивших узбеков и гостей города.
Уговаривая Самару, прапорщик вилял всем телом, показывая свою принадлежность к классу беспозвоночных:
- Понимаешь, ты им, Шахерезада, на скрипочке тирлим-тирлим, там «Семь-сорок», «Шел трамвай четвертый номер»… В городе будешь, в ресторане тебя покормят, дембелей тут приструню... При работаешь, если гости тебе чего сунут...
Самара долго не выкобенивался. Так, имея свободный выход в город, по вечерам подрабатывал в ресторане ко всеобщему удовольствию. Начальник клуба получал бакшиш, ребята в роте - жрачку, а деды и дембеля были с закуской и выпивкой. Самара же имел любимое дело и опять же – служба шла своим чередом.
-Помнишь Игореха? - нараспев пропел Саня, - масло съел, день прошёл, съел яйцо – прошла неделя... И вдвоем, хором закончили – чтоб еще такого съесть, чтоб два года пролетело.
...Вот так однажды Самара в гражданке, со скрипкой и оттопыренными карманами и пазухой, напоминая кедровую шишку, пройдя КПП, напоролся.
Попал по-крупному, ибо тушка, на которую он напоролся, имела спаренные лампасики на штанах и огромный запас матерных слов при звучном голосе под огромнейшей фуражкой-аэродромом. Обладатель фуражки и лампасов имел рост обратно пропорциональный высоте вздернутой по эсэсовски тулье и орал на Самару снизу вверх, обширно брызгая слюной.
Смысл генеральских взвизгов сводился к неудовольствию видеть гражданское чмо на территории развоеннейшей и рассекретнейшей воинской части. Самара долго и с интересом смотрел на фонтаны летящие из генеральского рта, а потом интеллигентно поинтересовался, к чему столько шума. Прямо так и спросил, спокойно и чуть картавя: «Товагищ генегал, почему вы так кричите? От этого у людей может заболеть голова, и возникнут непгиятности!»
Генерал упал на руки свите. Самару схватили и мигом обыскали. На асфальт были извлечены: огромный пакет с бутербродами, завернутые в пергамент куски мяса, две начатые бутылки водки, сто пятьдесят рублей смятыми трешками и рублевками.
Пришедший в себя генерал потребовал сатисфакции у подошедшего командира части, иными словами Самару расстрелять, а если не получится, то отправить, куда Макар телят не гонял. Самара крепко загрустил и помянул всуе военкома, нехорошими словами.
Утром Самару в новенькой полевке, панаме на подстриженной налысо шишковатой голове (помните? Фамильная гордость!) погрузили в вертолет и закинули туда же его футляр со скрипкой. Так Самара и прибыл к нам...
Игорь засмеялся:
- Мы этот вертолет принимали: я, Санек и старшина.
Кстати, наш старшина был тоже неординарной личностью. Невысокого роста, светловолосый, как лунь, с характерным говором жителя Западной Украины.
- Да-а-а… - протянул Саня, - старшина был... До сих пор его руки вспоминаю – непропорциональные, до колен. Грабли, как у этого, ну, ... как его? Трактора трелевочного что ли? При этом при всем, казалось, что он состоит из одних жил. Силищи был неимоверной, на спортгородке всегда тягал гири по три пуда.
- Да, да, - добавил Игорь, - ручища будь здоров. Каждая кисть оканчивалась кулаком с мою голову. А как его звали то?
- Иван Тарасович... Точно! А фамилия – Жадок.
- Полностью характер соответствовал фамилии, - утвердил характеристику Саня, – жадный как все старшины, снегу не выпросишь зимой, хотя вокруг одни сугробы. Кроме этого старшина не любил москалей и, как оказалось, евреев. Но при всем этом мы были всегда сыты и одеты – хороший в общем старшина…
Так вот, мы с интересом наблюдали, как на прижатую к земле упругим воздухом винтов траву из вертолета вылетел сначала черно-матовый, продолговатый предмет. Затем, разевающий рот неслышными из-за вертолетного гула, но явно ругательными словами бортмеханик вытянул за шиворот нескладного, тощего, согнувшегося солдатика и придал ему ускорение ногой в направлении нас. Злая, красная морда механика не оставляла сомнения в том, что слова, сопровождавшие это действие, были все-таки ругательными. Солдатик полетел за борт и, проехавшись лицом по траве метра три, дернулся и затих. Мы покосились на старшину.
- Нумо, хлоп'ята, швидше виймаємо, – пробасил старшина и, не обращая внимания на упавшего, бросился к открытой двери.
Мы бросились следом, борясь с упругим воздухом, стали разгружать вертолет. Вскоре метрах в двадцати от площадки выросла гора ящиков, ящичков и бочек. Отбегая от вертолета, старшина махнул рукой летунам. Вертолет дал тангаж, замолотил быстрее лопастями, превращая воздух над собой в прозрачный круг, а под собой сгущая его в единый ветровой поток. Потом оторвался от площадки и ушел, развернувшись почти на месте, в синее небо, быстро превращаясь в нем сначала в майского жука, а затем в неразличимую точку над горами.
Старшина присел на штабель из ящиков и кивнул в сторону распростертого на жесткой, горной траве тела:
- А ну, подивитеся, що це нам бог прислав?.
Саня подошел к стонущему человеку и перевернул его за плечо на спину.
Стон прервался, солдатик посмотрел на солнце затуманенным взглядом, потом судорожно задергал кадыком. Саня схватил его за шиворот и поясной ремень и поставил четвереньки.
- Бе-е-е-е…, - закричал тот перед собой.
- Бе-е-е-е…, - закричала испуганно отара на склоне напротив заставы.
Старшина задумчиво затянулся душистым дымком.
- Да-а-а-а… дав Бог жидка, – с омерзением уставился на выдающийся нос, весь в крупных каплях пота на мертвенно бедном лице, - як же ти, голуб миру, тут опинився?
Саня спросил пришедшего в себя новичка:
– Ну, как, полегчало?
Тот, отплевываясь, кивнул головой.
Игорь с одной, а Саня с другой стороны, поддерживая, повели его к зданию заставы, сопровождаемые едкими замечаниями старшины.
Чего это тебя экипаж вертолета невзлюбил? - тихо спросил Игорь, с трудом перебирающего тощими ногами, болтающимися в раструбах сапог, новоприбывшего. Тот вздохнул и доверительно сообщил: –« Я у них в вегтолете наблевал...»
Короче говоря, Самару укачало. Сознавая возможное отсутствие на дальней заставе даже простой армейской жратвы и подзуживаемый сердобольной сменой поваров, Самара напоследок банально обожрался, нам же он сказал с остатками врожденной интеллигентности, – плотно позавтракал. Вертолет, машинка специфическая, тряская, но без глубоких «самолетных» ям. Тем неменее организм Самары не выдержал, и Самару вытошнило на рифленый, дюралевый пол. Первым пострадал, подскользнувшись бортмеханик, лихо прокатившийся на «салазках» и завершивший свой бон-вояж по салону сбитым стрелком, сосредоточенно глядевшим в боковой блистер. Слов, сопровождавших это действо занятый своими страданиями, Самара не слышал, но вторым пострадал вышедший на толчки и непонятную стрельбу с левого борта командир. Впрочем, Самаре до всего этого дела не было.
Пинок под зад, выбросивший Самару из чрева пострадавшего борта, сам Самара воспринял, как возвращение к жизни. Саня с Игорем, подвели и посадили его на лавочку около казармы и сели рядом. Шедший сзади старшина с удивлением крутил в руках непонятный футляр.
-Що цэ такэ, воин? - удивленно вопросительно, задрав брови, Жадок обратил лицо в сторону, привалившегося спиной к столу, Самары.
-Это моя скгипка, товагишь стагшина – обессиленно прошептал тот, стирая ладонью, обширно катящийся, пот из-под новенькой панамы?
-Скрыпка? Скрыпка !!! - старшина в момент стал страшен.
-Скрыпка! Він у вертольоті набльовал, Аніка воїн, летів на заставу, з скрипкою, немає він в корчму летів, на скрипці свої мелодії наярювати, його тут помилково викинули, жідка цього – речь старшины стала бессвязной, сам он был на грани помешательства, потрясая футляром скрипки, зажатым в лапище.
-Господи, за що мені таке покарання, вони в штабі зовсім збожеволіли – прислати блювотного жідка, зі скрипкою замість автомата, - тут старшина уже решил приложить скрипку об скамейку, не замечая протестующего жеста Самары.
В этот момент рядом послышался спокойный и уверенный голос капитана Тихомирова: –« Товарищ старшина, что тут происходит?»
Старшина прервал крик на верхней старшинской ноте «фа» и перешел на умоляюще - просящий шепот.
-Товариш капітан, ви подивитеся, що шлють нам на заставу? Я просив прислати кухаря на заміну, а вони нам що прислали – ви подивитеся: жідка цього оббльованного, скрипаль він і ось дивитеся – скрипка натурально з ним.
Игорь, с Саней поднялись навстречу ладному и подтянутому капитану, оставив обессиленного Самару сидеть.
Капитан с интересом посмотрел на протянутый старшиной футляр, глянул на скрюченную на лавке нескладную, длинную фигуру и спросил у друзей: – «Чего это с ним?»
-Товарищ капитан, укачало его в вертолете, да и высокогорье у нас тут – ответил Игорь, - тяжело ему с непривычки то.
-Понятно, - улыбнулся кэп, - давайте-ка бойцы, в казарму – его пусть до вечера полежит. И не кормить! Попросите повара, пусть говяжьего бульона ему сольет перед заправкой борща… Да! И, Иван Тарасович, верните ему скрипку. У бойцов гитара есть, теперь и скрипка будет – капитан Тихомиров хитро прищурился, а там глядишь еще кого пришлют – академическое трио будет. А вечером посмотрим чего нам или кого нам прислали...
К вечеру Самара отошел. Вернувшийся наряд, ввалившись в казарму, с удивлением воззарился на лежащего в кровати Самару с какой - то газеткой в руках.
-Ты помнишь у нас чертила был, комод один – кличка Щур была? - спросил Саня Игоря. Гы – гыкнул тот, мне ли забыть?
И пояснил женам: –« Двухметровый шкаф, рыжий, весь как из камня рублен и усыпан по самое немогу веснушками. Помните такой артист есть – Кокшенов? Так вот Щур, его вылитая копия. Громогласная казачина, откуда-то с Краснодарского края с характерным для южанина произношением «г» в слове «спиртяга». В его интерпретации это звучало как «спиртяха».
Вот наш Щур и стал крестным отцом прозвища «Самара». Он молча подошел и наклонился над съежившимся Самарой, заслонив лампочку на потолке, отчего вокруг его головы возник радужный ореол-нимб с преобладанием цветов солнечного спектра. Увидев подходящего, Самара внутренне напрягся, вспомнив дембелей в прежней части, и натянул одеяло до подбородка.
Щур долго разглядывал Самарино лицо в профиль и анфас, затем присел на, тяжело скрипнувшую под его мощной фигурой, кроватную сетку и участливо спросил: –« Ты хто, Воин?»
-Скгипач, - просвистел Самара сквозь зубы, пытаясь унять дрожащее в груди сердце.
-Скрипач? - удивленно рассмеялся Щур, - ну и хде твоя скрипка, скрипач?
Самара перегнулся через край и потащил трясущимися руками гладкий футляр.
Вытащил и сдув пыль предьявил: –« Вот скгипка...»
Щур встал и пересев на соседнюю кровать стал сдирать китель. Покрутил с облегчением головой и, потянувшись вверх руками, вдруг сказал: –« Играй, скгипач...»
-Чего иггать то? - спросил Самара, раскрывая футляр и доставая из красных недр скрипку и смычок...
-А играй мне , скгипач, «Самару – городок» – сказал, зевая, Щур и вытянулся на задребежавшей койке, заложив руки за голову.
Самара опустил худые ноги на пол, немного подумал, заложил скрипку под подбородок, и вдруг по казарме понеслась легкая и лихая мелодия.
Ааах Самара гооородок, несчастливая я... (По моему неспокойная)
Несчастливая я....
Щур повернулся на бок и с удивлением вытаращился на него. Самара убрал смычок со струн и положил скрипку на колени. Щур покачал головой: – «Ну, Самара, е-мое. Ну ты даешь, вундеркинд, и правда «Самару» слабал.
- А могешь нашу казацкую ? – и Щур запел неплохим, чуть хриплым голосом:
Ой то не вечор то не веечор,
Мнее малым мало спалооось...
Самара легко подхватил смычком мелодию....
Вот так Самара и стал Самарой – поставил точку Саня.
-Интересно, - задумчиво произнесла Светлана. А я думала его прозвали за национальность – Самаритянин вроде.
-Нет,- сказал Игорь. Так его Щур назвал – за первую песню.
-А что было дальше?- спросила Верочка.
-А-а-а-а, интересно стало? - подмигнул Саня Игорю.
Верочка покачала головой: –« Ты мне никогда про службу не рассказывал, приятно в муже открывать, что-то новое...»
А дальше Самара остался на заставе. Прикомандировали его к кухне, на замену уходящему летом повару. По боевому расписанию капитан назначил его вторым номером расчета ПКМС (пулемет калашникова модернизированный станковый), первым номером которого был уходящий повар.
Самара быстро освоился – пришелся «ко двору». Был он парнем дружелюбным, сообразительным, ко всему по музыкантской привычке он обладал хорошей памятью и знал практически всю приключенческую литературу, которую он прочитал на гражданке, выступая против воли своего дедушки, признававшего в качестве истинной жизни только игру на скрипке.
Впрочем, что удивительно, среди нас всех таких разных и друг на друга не похожих, Самара отличался налетом интеллигентности, который армия не смогла стереть, как ни пыталась – он упрямо обращался ко всем на «вы», морщился и краснел при употреблении «соленых» словечек и...
-...Падал в обморок, когда резали баранов – улыбнулся Игорь. Был у нас такой дополнительный паек, бесхозная баранина. А там особая процедура такая, перерезать горло, слить кровь подвешенному барану, свежевать потом тушу. Запах, кровь. Самара не мог этого делать категорически... как не пытался приучить его к этому мстительный старшина. Тот отвечал на все эти попытки просто – грохался в обморок, сопровождаемый в небытие едкими замечаниями старшины по поводу «гнилої інтелігенції».
-В общем, как говаривал капитан Тихомиров, Самара был человеком «тонкой душевной организации» – закончил фразу Саня.
При всем, при этом, Самара не был трусом,, но услышав на пороге это «Гав», его тонкая душевная организация не выдержала и, испуганно крикнув в темноту «Мама», он упал в обморок, выронив котелок с кашей.
На шум, выбежали дежурный с помдежем и споткнулись об лежащего Самару. Тьма перед ними отзывалась бурчанием, громким чавканьем и довольными вздохами. Дежурный, снял с ремня ручной фонарик и дрожащей рукой повел слабеньким лучом перед собой. В лучике блеснули большие глаза на черной морде и сверкнули неслабые, чуть желтоватые клыки. Потом темнота недовольно заворчала и отскочила от крыльца.
-Песик- то проголодался, – истерически хихикнул помдеж.
-А мы остались без ужина, - сказал дежурный дрожащим голосом, все еще находясь под впечатлением темноты, полной светящихся больших глаз и огромных клыков.
Они подхватили под руки безвольного Самару и потащили его в ДОС к начальнику заставы.
Вызванный туда фельдшер, сунул под затрепетавшие большие ноздри нашатыря, на вопрос, заданный дрожащим голосом, - где я?, ответил матерно и пошел отсыпаться, пропустив в помещение хитро улыбающегося начальника заставы. Капитан Тихомиров выслушал офицеров, хмыкнул мудро:
- Завтра пусть бойцы из досок собьют будку около кухни. И скажи поварам, пусть его включат в собачий приварок. Хочет - пусть служит.
Разгоряченный как большой тульский самовар, лейтенант Бублик хватил кипятка из своего стакана, закашлялся, ожегшись и заикаясь стал булькая говорить: – «Ттттаварищ ккааапиттанн, яя пппредупппреждаю, оннн ппприведет на заааставуу ггостей, аббстанновочку на уччастке все ззнают...»
- Ладно, ладно, лейтенант, мы же тоже не лыком шиты - примиряюще зарокотал капитан - что вы в самом деле. Поселим здесь на заставе, пусть живет и служит, если ему нравится.
- Товарищ ккапитан, я вас ппредупредил, вы жже аффганец ббывший...
- Все лейтенант! - капитан подпустил металла в голос – Окончили разговор.
- Андрюша ,-обращаясь к Бублику, мягким голосом отозвалась молчавшая и не встревавшая в мужской разговор жена Тихомирова, - а вам не жалко эту чудную собаку?
Лейтенант зло посмотрел на нее, одел фуражку и вышел ,хлопнув дверью.
Так пес окончательно утвердился на заставе с высочайшего разрешения. Буквально исполняя приказ капитана – сбивая будку для Пса около кухни – пограничники не преступили старую армейскую заповедь – подальше от начальства и поближе к котлу. И нужно сказать, что к вящему удовольствию собаки. С Самарой, как будущим властителем его собачьего желудка, Пес быстро помирился.
Того покорила гвардейская стать, с которой собака встречала каждое его появление на кухонном пороге.
Сцена стоила того, чтобы видеть, как заскрипевшие дверные петли заставляли Пса вываливаться из будки и садиться сбоку крыльца. Вслед за распахнувшейся дверью вырывалось вкусное торнадо пара. Пес жадно втягивал воздух влажными черными ноздрями, вытягивался во весь свой немалый рост, подбирая сивый, просвечивающий розовым живот. И вываливал из черной пасти огромный лоскут языка, роняющий длинную нить голодной слюны.
По мере движения Самары от крыльца он начинал делать "равнение на право" и усиленно стучать дубиной хвоста по земле, поднимая вокруг себя маленькие кольца пыли.
Повар, который никогда не пропускал это действо, удивленно говорил помощнику:
- Ты ж глянь, тварь бессловесная, а понимает, что я тут временный. Что б меня кто так привечал на заставе!
Самара и сам был покорен постоянной встречей "во фрунт" и не мог сдержаться, постоянно суя в пасть любимцу какие- нибудь вкусности. Скоро, по мере округления и без того мощного тела, Пес возвел того в ранг главного собачьего божества и отныне почтительно сопровождал его в странствиях по заставе, вышагивая сзади на расстоянии нескольких шагов, задрав хвост и держа в пасти здоровенную палку, которой с ним играли бойцы.
-Кстати, - перебил Саню Игорь, - я думаю, что таскал он эту здоровенную палку за Самарой из солидарности, как бы обозначая, что он тоже занят, подчеркивая свою принадлежность к большому и важному общему пограничному делу.
-Ну, может ты и прав, Игорех – вздохнул Саня,- во всяком случае вид он при этом имел важный, будь здоров. А лицедеем он всегда был отменным....
«Не связывайтесь с собакой превосходящей вас по интеллекту, орлы!»
Верочка улыбнулась:
– Мальчики, а про вас, выходит, Пес забыл?
- Все мужики одинаковы, – безаппеляционно заявила Света, - Путь к сердцу мужчины, лежит...
- Точно! – закончила Вера.
Саня нарочито сердито сдвинул брови.
- Да, любим мы, мужики, поесть! А кто не любит, а, Игорех? Грешны и грех чревоугодия для нас самый ну, практически самый, труднопереносимый. - Он обнял друга за плечи. - Тем более что на границе раз на раз не приходилось. Помните, что мы вам про волшебников на зеленом вертолете рассказывали? А если волшебники не прилетали? Но на самом деле Пес про нас не забыл!
Он быстро перезнакомился со всеми, побывал во всех местах заставы, кроме, пожалуй, «собачника», куда его не пускали проводники и вывел собственный, собачий «табель о рангах», применяя который и общался с нами.
- Вы, конечно, в него попали? - состроив недоверчивую гримаску, пропела Света.
- Мы в него попали, когда в первый день тащили его с заставы. Можешь себе представить – здоровенная собака, зубы как ножи, а мы тянем его и думаем, сейчас как тяпнет, бинтами и йодом хрен обойдешься. Но Пес прекрасно понимал, что есть служба и порядок, а что есть полное дуракаваляние, на которое досужее до всяких развлечений пограничное население было весьма охоче.
Кроме того, Пес обладал изрядной долей обаяния и мимо него не мог пройти никто, не почесав сивое с розовым брюхо, подставленное под мощную пограничную длань.
- Кроме, пожалуй, старшины и Бублика, – вставил Игорь.
- Да, - сказал Саня, - был еще третий, кто пса недолюбливал. Но у каждого из этой тройки причины были разные.
Старшина страдал и желтел лицом, когда видел Пса – по его разумению, каждая тварь на заставе на что-то пригождалась. Каждая, кроме этой большой и бесполезной собаки, рубавшей продуктовый паек просто – за здорово живешь.
А Бублика мучило уязвленное Псом командирское самолюбие.
Но в целом эти двое Пса просто игнорировали.
Был третий – тот самый «комод один», «крестный» Самары.
По вечерам свободные от смены бойцы собирались на нашей самопальной спортплощадке. Кто работал на брусьях, кто таскал «пудовки», блестя потной кожей в закатных лучах, кто таскал самопальную штангу, состоящую из оглобли и двух мешков с песком. Властвовал там Щур. Ему нравилось форсить перед нами своими физическими задатками: крутить колесо, подъем переворотом, гимнастический со скок в его исполнении, конечно, были красивы и безупречны.
Ровно так же он не пропускал ни одного дружеского боксерского поединка, когда бойцы, натянув привезенные капитаном Тихомировым перчатки, выходили друг против друга на участок глинистой площадки.
Работал Щур зло, и почти всегда бой заканчивался нокдауном, а иногда и нокаутом противника. Из-за этого на бой с ним бойцы выходили неохотно, и в основном он брал на «мужик - не мужик».
В один из вечеров он точно так же стращал нас на площадке, но никто не велся на его полупрезрительные уговоры, пока на площадке не раздался голос Тихомирова:
- Товарищ сержант, – сказал он, обращаясь к Щуру, - если выстоите три раунда против меня – Вы поедете в пятнадцатисуточный отпуск!
Все обернулись на сухощавого и подтянутого серьезного капитана. Щур криво улыбнулся, посмотрел на свои здоровенные предплечья и нагло сказал:
– А врач не занадобиться, товарищ капитан?
Тихомиров снял с его плеча пару перчаток и а, затянув оба конца шнурков и кинув их внутрь, с усилием натянул перчатки и похлопал лапы друг об друга, плотнее усаживая.
Пока боксеры готовились к поединку, на площадку сбежались все свободные от наряда бойцы, Приперся фельдшер с сансумкой и сел с краю по - турецки.
- Мда, я тогда весь испереживался за капитана. В сравнении с мощным Щуром был он каким то изящным. Сухим. Щур навис над ним как скала. Ребята тогда втихую, помнишь, присудили победу Щуру, – сказал Игорь.
- Точно! - вспомнил Саня.
Поворачиваясь к капитану, Щур нагло улыбался. Понять его можно было, вопрос был об авторитете. Тихомирова любили, и он был, в общем-то, единственным, кто мог пресечь иногда злые и неумные выходки Щура.
Пес, обязательно присутствовавший на площадке, поднялся из своего угла, сел, негромко предупреждающе гавкнул и поскулил, глядя на капитана. Тот успокаивающе подмигнул собаке.
Выбранный рефери махнул рукой перед перчатками и крикнул:
– Бой!
- И начался Бой! - хмыкнул Игорь.
- Бой начался и закончился в три удара, – продолжил Саня. - Откровенно запрещенный удар Щура шнуровкой порвал капитану бровь, первый удар капитана в печень пресек дыхание Щура и сложил пополам, а второй – мощнейший крюк в челюсть, отправил того в нокаут.
Щур упал с такой силой, что, нам показалось, вздрогнула, давно превратившаяся в глину площадка. Повисла тишина. В этот момент Пес негромко, но одобрительно гавкнул. Все бросились к капитану, который вытирал с лица кровь. Столпившиеся вокруг бойцы с восторгом галдели вокруг. Кто-то из мгновенно появившегося ведра мочил холодной водой полотенце. Фельдшер раскрыл сумку и достал иглу - зашивать бровь.
Щура привели в сознание нашатырем и посадили на бревно рядом с капитаном. Капитан посмотрел в одурелое, как рубленное из камня лицо в веснушках и процедил:
– Сутки отдыха. И если вам, товарищ сержант, загорится побоксировать – всегда к вашим услугам. Вы меня поняли?
- Понял, товарищ капитан, - осторожно трогая челюсть, пролепетал ошеломленный Щур.
Пес, пробравшийся меж ног бойцов, снова одобрительно гавкнул. Капитан улыбнулся и почесал промеж висячих ушей:
– Такие дела, Псина! Тот по-свойски положив голову Тихомирову на колени и подняв брови вверх страдальчески посмотрел из-под них на зашитое и раскрашенное зеленкой лицо капитана.
- С этих пор Щур отчего-то невзлюбил Пса. Сначала его шутки были безобидными, вроде той, с банками, помнишь, Игорех?
- Ну, как можно забыть! – улыбнулся Игорь.
- Решили мы раз заточить в казарме тушенки....
- И сгущенки, – вставил Саня.
- И заточили!
Годок Сема сбегал и принес от Самары котелок горячей воды – разбавлять сгущенку.
Когда ее открыли, то мы слегка обалдели от привалившего счастья.
– Прикинь, по совковому бардаку прислали сгущенное кофе со сливками. В общем, лафа!
- Наливаешь в кружечку и-и-и-и… - облизнулся Игорь, глядя на мечтательное лицо Сани, - вкуснота!
Верочка улыбнулась:
– А я-то, дура, Саню котлетками, фрикадельками кормлю...
- Ну, так то дома, а то в армии, - смутился тот.
- Мда, съесть съели, а Пес таких действ не пропускал никогда. Ему в банках всегда оставляли номальненько (?). Вот мы потом откинулись на кроватях, а Пес гремел внизу, гоняя пустые банки по полу. Тут-то у Щура и родился план. Так, для смеху, банально привязать к хвосту банки и выпустить собаку на вечерней поверке.
Только он не учел, что Пес был не дурак. Выйдя спокойно из каптерки с банками на хвосте, он обиженно устроился в углу, свернувшись калачиком.
Юмористы поняли, что шутки не будет, встали в строй.
После поверки, всегда проводившейся по принципу, а куда ты на фиг с подводной лодки денешься, все быстро, чтобы не потерять драгоценного времени сна, умывшись, юркнули под одеяло.
Казарма затихла. И вот, когда пришел второй после первого сна, Пес по уверениям суточного наряда, не знавший о том, что в каждой шутке есть доля шутки, поднялся и...
- Стал бегать по казарме! - захохотала Верочка.
- Это еще что, - перехватил нить рассказа Саня. - Представляете, в казарме, ночью, бегает что-то с топотом и грохотом гирлянды банок!
Кто-то в темноте заорал:
- Застава, в ружье!
-И...
- Мы, перекрыв нормативы, стояли во дворе с оружием – закончил Игорь.
Прибежавшие офицеры, обалдело замерли перед строем, щетинившимся стволами и антеннами.
- В чем дело? Кто отдал приказ? – Тихомиров стал сердиться.
В этот момент, погромыхивая виновато виляющим хвостом, на пороге казармы появился Пес.
После этого Псу было запрещено появляться в казарме. Щур вместе с каптером получили два наряда вне очереди, и не терпевший непорядка старшина лично наблюдал за тем, как Щур замечательно чистил картошку. Вынося очистки, тот злобно поглядывал в сторону собачьей будки, получая в ответ невинный взгляд из-под удивленно поднятых белесых бровей.
Щур перестал боксировать, оставив в покое бойцов, но продолжал форсить на площадке. В какой-то момент у него зашел спор с собачником по поводу невозможности собак переносить пристальный человеческий взгляд, глаза в глаза.
- Вернее, – поправил друга Игорь, - Валерка – проводник служебной собаки, рассказал, что объяснить собаке «кто в доме хозяин» можно и нужно, заставляя ее смотреть в глаза человеку. Вроде, собака взгляда не выдерживает, подавляется человеком в схеме ее подчиненности ему.
Щур и решил использовать полученные знания. Он ничего не придумал умнее, как тут же подойти ко Псу, сесть рядом на корточки и начать пристально глядеть ему в глаза. Взгляд Пса в ответ был безмятежен и лучист. Просидев так минут пять под шуточки и зубоскальство пограничников, вспоминавших громко анекдот о прапорщике и аквариумных рыбках и взаимодействии их интеллектов, Щур разъярился.
- Он ударил Пса по морде, – сказал Саня.
- Ты ошибаешься, братух, – поправил друга Игорь. - Он протянул руку и нажал у него на холке какую–то точку. Мгновенно в Псе сработала пружина. Он взвился и щелкнул челюстями, завалив Щура на землю.
Все охнули, Пес стоял и держал в пасти горло Щура, чуть сдавливая его клыками. Сам Щур слабо и полузадушенно трепыхался и поскуливал.
Тишину на площадке разорвал голос капитана Тихомирова, присевшего рядом на корточки. Он спокойно сказал Псу:
– Фу! Брось!
Пес, как показалось многим, не бросил, а с отвращением выплюнул Щурово горло. Тот загреб по земле ногами, в паническом страхе отползая от собаки.
Вот в этот момент капитан и выдал историческую фразу, нависнув над ним, съежившимся, вжавшим голову в широкие плечи:
-Не связывайтесь с собакой, превосходящей вас по интеллекту, орлы!
Ужас Гримпенской трясины
«...Нет! Над Гуго стояло мерзкое чудовище - огромный, черной масти зверь, сходный видом с собакой, но выше и крупнее всех собак, каких когда-либо приходилось видеть смертному. И это чудовище у них на глазах растерзало горло Гуго Баскервилю и, повернув к ним свою окровавленную морду, сверкнуло горящими глазами. Тогда они вскрикнули, обуянные страхом, и, не переставая кричать, помчались во весь опор по болотам. Один из них, как говорят, умер в ту же ночь, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем, а двое других до конца дней своих не могли оправиться от столь тяжкого потрясения.»
Сэр Артур Конан Дойль «Собака Баскервилей»
Секрет - дело неинтересное! Топай по любой погоде ночью в указанную точку. Там занимай позицию. И лежи себе, таращься в темень и к каждому шороху прислушивайся.
Долинка была красивая и в солнечном дне совсем не страшная. Зубчатые, изломанные вершины, окружающие изумрудную чашу, стояли стенами древнего замка кругом и подпирали овал синего неба. Звенели многочисленные ручейки из-под снежников, что искристыми пятнами были разбросаны по склонам.
Ночь вешала над долиной причудливый черный ковер, щедро усыпанный, как драгоценными камнями, гроздьями больших южных звезд, светившими вниз сквозь пух редких облаков. Пение ручьев замирало с последним лучом солнца, что вспыхивал над большой треугольной вершиной, и по долине начинала бродить ТАИНСТВЕННОСТЬ, шуршащая чем-то и кем-то по густым низкорослым кустам рододендронов и можжевельника, металась эхом камнепадов от стены к стене.
Эхо усиливало звуки и не давало возможности определить направление, с которого слышался подозрительный шум.
Вот в такую ночь трое напряженно вслушивались в ночь. Периодически Саня доставал «ПНВ» (Прибор ночного видения) и пытался разглядеть на зеленом экранчике крадущиеся со всех сторон тени.
На экранчике ничего не было видно. Ночь зловеще кружила вокруг, растягивая своей чернотой время до рассвета. На удивление от тревоги хотелось спать, есть и делать все это в уютной глинобитной казарме, видя у входа ночник и склонившуюся над ним тень дневального.
Игорь не выдержал и стал чесать затекшее от долгого лежания бедро.
- Тихо! – ночной птицей зашипел третий номер – Володька. Все снова напряженно замерли, вслушиваясь в свой сектор.
- Что слышишь? - спросил Саня.
- Ползет кто-то! - выдохнул в ответ тот.
- Где?
- В моем секторе! Шорох через равные промежутки!
Саня осторожно передвинулся к нему и стал быстро водить «ПНВ», обшаривая Володькин участок.
В этот момент темнота раздвинулась, и что-то черное выпрыгнуло из темноты, в свете звезд мелькнули фосфором зеленые точки, и что-то тяжелое, хрипло дыша, стало вылизывать теплым и влажным языком Санино лицо.
- Ф-у-у-у… – выдохнул излишне громко Саня.
- Мама! - пискнул Володька.
- Боже мой! – дрожащими губами прошептал Игорь. – Старшой, у меня штаны спереди и сзади мокрые.
Саня освободился от излишне слюнявых объятий Пса и, сердясь, стукнул его по голове. Пес виновато ткнулся холодным носом в ладонь.
Володя истерически хихикнул:
- Мы теперь не секрет, мы теперь - наряд, и свой Мухтар у нас есть!
Саня, склонясь к собачьему уху, зло шепнул:
– А ну, лежать!
Пес шумно вздохнул и, растолкав пограничников, лег между Саней и Игорем и навострил висячие лопухами уши до возможных пределов.
Снова над долиной повисла сонная и тревожная тишина.
Прошло несколько минут, как вдруг справа от себя Саня услышал тонкий храп с посвистыванием.
- Игорь! - зашипел Саня, - ты, что совсем обалдел?
- Ты что? - обиженно отозвался друг. - Я не сплю!
Тонкий серпик луны, выйдя из-за тучи, бледным светом добавил в долину призрачности.
Друзья с изумлением уставились на пса, спящего между ними.
Игорь шлепнул легонько того между ушей.
Пес поднял голову и снова навострил уши.
- Ты что, - зашипел Саня злобно, - совсем офигел?
- Ты кому говоришь? - удивленно прошептал Игорь в ответ.
- Кому? Ему!
- Собаке? - удивился Игорь.
- А кому еще! - тут Саня понял нелепость ситуации и тихо прыснул в кулак.
Еще через пару минут процессом заинтересовался Вовка:
- Ребята, кто у вас там храпит?
- Секрет, мля! - Отчаянно зашептал Саня, - это - секрет из трех бравых пограничников, который из-за собаки наделал в штаны. Собаки, которая приперлась в секрет и теперь тут храпит!
Игорь вторично шлепнул пса меж ушей:
– Ты что, обалдел?
Пес поднял голову и вновь насторожил висячие лопухи ушей. Вовка тихо рассмеялся:
– Ты разговариваешь с собакой?
- А что мне с ней делать, если она спит в секрете?
- Давайте ее выгоним.
- Как выгоним? Она что, овчарка, тебя понимать?
- Не, ну, ты посмотри! - с удивлением Игорь уставился на опущенную на лапы большую черную голову, слушая тонкий музыкальный свист с совсем немузыкальными тихими всхрапываниями.
- Ты что обалдел? - снова шлепнул промеж ушей, пес поднял голову и уставился мордой в серебрящуюся под лунным светом травой долину.
- То–то!
Саня взял ПНВ и снова стал обшаривать окружающий мрак, слабо подсвеченный неверным и блеклым лунным светом.
Когда первый луч розовым пятном лег на зубец горной стены похожей на дамасский клинок, Вовка зашевелился:
- Вот и ночь кончилась!
- Слушайте, братцы, - прикрывая зевок рукой пробормотал Игорь, - жрать-то как хочетсяааааа!
Вместе с солнцем, опускавшим розово-золотые ступеньки все ниже и ниже к дну ущелья, вернулись звуки. Пока еще сонно забормотали, просыпаясь, ручьи, вместе с начавшими таять снежниками.
- Тииииу, тиииу, – запела перепелка-кулик, пугаясь сорвавшегося глухим стуком каменного обвала.
- Да, - любуясь восходом солнца, подтвердил Саня, - пожрать не помешало бы!
- А на заставе, наверное, кофе с молоком горячий и лепешки свежие Самара в печь сажает, - мечтательно сказал Вовка.
Пес неожиданно подскочил.
- Не, ну, ты видал? - Сказал Саня. - Приперся в секрет, всю ночь продрых, услышал о еде, и вот те на – готов скакать хоть на край земли!
Пес сорвался с места, черной молнией перепрыгнул ручей и широким собачьим бегом рванул к выходу из долины. Замелькал, прыгая с берега на берег небольшой речки, и исчез за скальным выступом.
- Нет, мужики, вы видали, каков стервец? - восхищенно проводил Пса Игорь, - Война войной, а обед без дураков, по распорядку! Этак, он к завтраку и поспеет!
- Ладно, давай связь с заставой и пошли, ловить больше здесь нечего, - Саня протянул руку к микрофону и наушникам.
Через пять минут, осторожно оглядываясь по сторонам, три фигуры в камуфляже гуськом пошли к проходу в скалах.
Выйдя из теснины Волчьих ворот, под щедрым солнцем все трое все же расслабились, до того момента, пока идущий сзади Игорь не крикнул:
- Саня, кто-то за нами по тропе бежит!
- К бою! – подал команду Саня.
Трое торопливо рассыпались по, неудобному для боя, склону, щелкая предохранителями автоматов, и стали тревожно-торопливо выцеливать скрывавший бегущего по тропе изгиб склона.
- Не стрелять! - выкрикнул Саня, увидев появившегося из-за него Пса, с дробным топотом, со всех ног несущегося по тропе.
- Вот, стервец! – ругнулся Игорь.
- Вы же сами жрать хотели! - удивился Володя.
- Мда-а-а-а… - протянул Саня, разглядывая остановившегося перед ними взмыленного пса, держащего по-волчьи на хребте черную овцу с разорванным горлом. – Сивка-бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой. Ну и что будем делать, товарищи пограничники?
- А че делать? - удивился Игорь. – Возьмем с собой! Трофей так сказать.
Вовка почесал под кепи вспотевший ежик волос:
- Мля, мне пастухов жалко. Как представлю, когда такое влетает в отару, цапает овцу и дает деру. Я б точно обдристался со страху. Словом, полный привет от Люцифера!
- От кого? - переспросил Игорь?
- Люцифера, - задумчиво сказал Саня. - Это вроде нашего Сатаны.
- А-аааа! - понятливо протянул Игорь.
- Вот тебе и а-аа, – досадливо поморщился Саня. - Сейчас нас местные увидят с этим добытчиком-охотничком, пограничной, мля, собакой, всю ночь храпевшей с присвистом в вверенном мне секрете, получим не слабо!
- Да ладно, - заволновался вдруг Вовка. - Че вы там? Рано еще, кто увидит? А приварок! Самара плов сварганит офигенный. Вы что, бросать овцу?
- Да вы ее сначала отобрать ее попробуйте у добытчика!
- Ладно. Пошли ребята! - и снова гуськом зашагали по траве. Четвертым сзади, неся добычу, гордо вышагивал Пес.
- Вот, товарищ капитан! - сокрушенно докладывал Саня, умолчав о присутствии Пса в секрете. – Шли. Вдруг, догоняет. Овцу держит. И главное, товарищ капитан, вы гляньте, грамотно выбрал, сам черный и овца – черная. Маскировку соблюдал!
- Мда-а, - в глазах Тихомирова мелькнула растерянность. - Что ж ты делаешь? - сказал он Псу. - Разве можно селян обижать?
-Товарищ капитан, может, никто и не видел?
- Видел, не видел! Ладно, сдайте Самаре, пусть пока припрячет. Если придет кто на заставу, придется отдать. Вот я вам тогда всыплю!
- Товарищ капитан, мы тут при чем? - Хором воскликнули трое. – Мы, что ли, виноваты, что у собаки охотничьи инстинкты?
Капитан досадливо посмотрел на нахально таращившегося Пса:
- Да ну вас! - махнул в сердцах рукой и пошел в ДОС.
Бойцы ко всему этому отнеслись с большим воодушевлением. Сыпля анекдотами из жизни русской охоты, начали в шутку назначать охотничьи двойки для постоянной добычи приварка к котлу.
За овцой никто так и не пришел. Самара, получив добро, закрылся на кухне и стал священнодействовать.
Саня, Игорь и Вовка с Псом расположились на траве напротив и, задумчиво поглядывая на поднимающийся из трубы дымок, стали ждать.
Через полчаса дверь кухни распахнулась, и из нее вылетел распаренный и мокрый Самара с окровавленными руками. Сжимая в одной руке нож, во второй зажимая что-то невидимое, полетел в направлении ДОСа.
- Самара! - закричал Вовка, поглаживая живот под поясным ремнем, - Жрать скоро будем?
Самара озабоченно махнул рукой с ножом, нож свистнул, рассекая воздух. Саня удивленно воззрился на друзей:
- Чего это с ним?
- Да хрен его знает, – потянул ноздрями в направлении кухни Игорь, – главное, чтобы он баранину не пережарил.
Через несколько минут из ДОСа в сопровождении окровавленного Самары выскочил капитан Тихомиров и лейтенант Бублик
- Та-а-ак! - протянул Володя, поднимаясь с травы и приводя одежду в порядок. - Пожрать нам сегодня не удастся.
Офицеры, подойдя к четверке, присели на корточки. Тихомиров махнул рукой, приглашая тоже садиться.
- Так, ребята, - тихо сказал он, - вы сможете показать место, где встретили Пса с овцой?
- Да! - сказал Саня.
Володя с Игорем, кивнули головой соглашаясь:
- А в чем дело, товарищ капитан?
- Вот! - сказал Тихомиров и раскрыл ладонь.
На ладони, матово поблескивая, лежала небольшая пластиковая капсула, наполненная изнутри чистым белым порошком.
- Вот в этом дело, ребята! И в этой овце много таких капсул...
Он посмотрел на Бублика:
- Андрей Сергеевич! Поднимайте заставу в ружье!
- Вот здесь, товарищ капитан! Присел Саня рядом с, рассматривающим карту, Тихомировым. - Тут две тропинки сходятся, и одна идет к нам. Вот эта, – ткнул дрожащей ладонью с маленькой капелькой пота на указательном пальце, - направо – место дозора. А вот по этой тропе Пес и прискакал.
- Сержант, - обратился Тихомиров к Сане, – возьмите двух бойцов и посмотрите, что впереди. Сильно не зарывайтесь, действуйте максимально осторожно. Используйте рельеф местности. Себя не обнаруживать! Задача – определить, где сейчас отара, и сколько человек ее сопровождает, вооружение! Если что не так, сразу к нам!
- Выполняйте! - Мы так и зашагали быстро вчетвером, ощетинившись стволами в разные стороны, – сказал Саня, внимательно слушающим женщинам. - Цепочкой по тропе я, за мной Игорь, потом Витька и последним, задрав хвост казацкой шашкой, шел Пес.
За перегибом склона ничего не было. Тропа полого спускалась по склону за следующий перегиб, за ним снова за перегиб...
- На четвертом повороте Пес нас чуть не сбросил с тропы. Мелькнул, сгалопировал и помчался во весь мах своих замечательных лап. Мы толкнулись друг другу в спины.
- Чего это он? – громко прошептал Витька.
- Дичь учуял... Ну, братцы пограничники, тут на склоне мы как на ладони. Впереди неизвестность, а позади...
- Позади Москва и отступать...
- Давайте бегом к кэпу, ребята...
Через десяток минут мы, разгоряченные от бега, стояли около капитана. Тот внимательно выслушал сбивчивую речь Сани, когда из-за поворота донесся первый выстрел, заставивший всех вскочить.
- Андрей Сергеевич! - обратился Тихомиров к Бублику. - Берите вторую группу и бегом к тем скалам наверху. Там организовать наблюдение, связь по рации и часть группы – наш резерв.
- Вы, орлы, - кивнул собравшимся вокруг, - за мной!
И побежал, увлекая всех к темному провалу волчьих ворот.
- Да-а-а... - протянул Игорь. - Об остальном мы судили по рассказам нашего «орла» - старшего лейтенанта Бублика. Потому что основную часть действия мы, занявшие позиции сверху и снизу скальных ворот, просто не видели.
Игорь усмехнулся. По рассказу Бублика первым из-за поворота вылетел Пес. Он несся как согрешивший ангел, опасающийся карающего меча архангела Гавриила.
- Это придумал сам Бублик! – Саня чокнулся с Игорем тонко звякнувшими пиалами.
- Именно так он и сказал: «Как согрешивший ангел!»
Мощно отталкиваясь от земли неслабыми задними лапами, он мягко приземлялся на амортизировавшие передние и пер, пер вперед офигенным собачьим галопом – без страха и упрека, создавая иллюзию распустившихся за спиной пары огромных черных крыльев.
- Что, впрочем, не мешало ему удерживать в пасти при этом безумном галопе, - Саня пристально посмотрел на друга.
- Огромную овцу, которая кротко упокоилась у него на загривке. По волчьи. Не собака, а Зевс Громовержец. Картина – «Похищение Европы», автор мне лично не известен! - закончил фразу Игорь.
И все бы нечего, но через какое-то мгновение из-за поворота выскочили с пяток громко орущих и потных местных бабаев с автоматами наперевес. Весь их вид показывал на то, что повторить замечательный галоп пса им было явно слабо, хотя они, ну, это между нами, очень старались.
Дальше мы опять ничего не видели, но питались взахлеб звуковым оформлением лейтенанта Бублика, который продолжал озвучивать известный советский фильм «Приключения неуловимых мстителей», а в особенности его часть под названием «Погоня» в прямом эфире героическим шёпотом.
На развилке Пес, мгновенно нюхнувший уже обеденный, жаркий воздух на бегу, вдруг заложил крутой вираж, каким-то чудом оставив труп безвременно почившей овцы на загривке. Бабаям маневр удался не всем – двое растянулись на тропе, в красивом броске. Пес же, не прерывая своего замечательного, спринтерского стиля, размашистым наметом пошел мелькать лапами и лопатками к Волчьим воротам. Обо всем этом нам снова сообщил тем же трагическим шёпотом товарищ старший лейтенант сверху.
Тихомиров приподнялся над здоровенным булыганом и, отчаянно жестикулируя, распределил сектора обстрела.
Пес черной молнией мелькнул на входе. Раздался дробный топот и, пробежав еще два десятка метров, на тропе развернулся и сел, вывалив красный лоскут. Вид у Пса был изрядно запыхавшийся, но, тем не менее, веселый. Как сказал потом Щур:
– Вид человека, изрядно подколовшего друзей первого апреля.
Пятерка бабаев громким сопением включила звуковое сопровождение в виде шумного эха, заметавшегося в окружавших долину скалах. Ввалилась внутрь и, увидев сидящего на тропе пса и лежащую перед ним овцу, сначала остановилась, а потом стала крадучись перемещаться вперед, охватывая того полукругом.
Пес посмотрел на их воинственные движения, томно, устало лег, все так же алея трепещущим языком на черном пятне морды, а потом лениво гавкнул, приглашая и нас поучаствовать в физкультурном празднике, что-то вроде:
– Чего прячетесь? Выходите!
Капитан Тихомиров, уже сидя на скале, подал нам знак и негромко окрикнул бабаев:
-Эй!
На звук капитанского голоса, потерявшегося в лабиринтах окрестных скал, бабаи затравленно оглянулись, а ближайшая пара уронила свои АКМы, добавившие металлического лязга в метавшееся капитанское «Эй!».
- Да, - сказал Игорь. - А что им оставалось делать? Задрали лапы вверх – сделали «трезуб», как сказал наш старшина, всегда находивший в простых и понятных действиях, символы «вкраинской» державности.
- А видок у них был не в пример Псу.
- Расстроенный у них был видок, братишка!
Еще через час мы возвращались на заставу. Впереди шел со своей тревожной группой воинственный старший лейтенант Бублик, конвоирующий унылую цепочку из семи бабаев. Мы шли сзади. А между нами сгонял в кучу небольшую отару разномастных овец настоящий хранитель стада – пастушеский Пес, масти весьма нахальной!
Большая любовь, большого Пса.
- А ты помнишь, как Жора-одессит поклялся его застрелить? - спросил Игорь.
- Ну, так! Жора был фигура колоритная.
До мозга костей Жора любил море. Жора любил Ришельевскую улицу и Потемкинскую лестницу. Но попал Жора служить на высокогорную заставу. Вместе со своей любимицей – восточноевропейской овчаркой Данаей или просто Даной. После моря и Ришельевской Дана была самым любимым существом Жоры, которой он даже читал написанные лихим четырехстопным, одесским ямбом письма девушки!
Прошла осень. Зима на высокогорье вещь, мягко говоря, неприятная...
- Точно! – Помнишь, как засыпало дорогу под Новый год, и вертолеты не летали, а на носу был Новый год, и Самара! Самара оказался на высоте...
- Да! - сказал Игорь. - Самара приготовил замечательный праздничный стол.
- Кошерный, как он сказал, – улыбнулся Саня. - И приготовил пюре из подмороженной картошки, запеченное баранье мясо, лепешки и даже из ржаво-мороженной селедки вкуснющий форшмак!
- Да, удивил он нас тогда изрядно, и даже… Даже старшина был поражён хозяйственностью и домовитостью Самары, а равно и возникшим из ниоткуда праздничным столом!
Вслед за зимой, как ни странно, пришла весна. Началась она горячим лучом, растопившим снежник на выносном посту «Ласточкино гнездо», и внезапно обвалилась теплым воздухом дальше, к нам в долину.
Дембель стал витать в воздухе вместе с весенними флюидами, вызывавшими у служивших по второму году особый блеск и тоску в глазах.
Домой хотелось неимоверно. Там – за хребтом, была совсем другая жизнь. Девушки в лёгких, белых платьях, с обнажёнными, не загорелыми руками и ногами и с давно забытым запахом духов.
В общем, застава стала испытывать перманентный аутоспермоинтоксикоз, не захвативший, пожалуй, только офицерскую часть заставы, да старшину Жадка, искренне верившего, что лучшее средство от любви это - бег, а наивернейшее - бег в противогазе.
Вся же остальная часть заставы стонала ночью в тяжелых снах или, вывалившись днем на яркое, южное солнышко, строило планы в виде вопросов, задаваемых друг другу :
- А ты что будешь делать, когда вернёшься?
Спрашиваемый обычно надолго замирал в сладкой судороге, и когда наитие проходило, и вопрошавшего давно простыл и след, открывал карман на липучке, доставал из него сложенный вчетверо листок, исписанный аккуратным девичьим почерком, и долго ловил облупившимся носом, как ему казалось, женские флюиды или остатки духов, исходившие от потрёпанного листка в клеточку из обычной ученической тетради.
Сумасшествие весны, расползавшееся по заставе вместе с громом весенних ручьёв с окрестных гор, коснулось и собак.
Так, однажды, старший проводников – сержант Дебальцев, идя в вольер к собакам, обнаружил сидящего перед ним в задумчивости Пса.
- Жора! - сказал он Моряку. - Гляди в оба, вид у него решительный, как бы он твою Данку не шпокнул!
Жора отмахнулся от предупреждения, как от назойливой мухи. Умные учатся на чужих ошибках, дураки - на своих, и только идиоты наступают на грабли два раза. Жора не вспомнил потаённые засады на Пса старшины и Бублика.
Поэтому однажды весенним утром Жора вошёл в вольер, держа в руке бачок с собачьим приварком, и, напевая под нос любимую песню «Рыбачка Соня как-то в мае, причалив к берегу баркас...» Уже протягивая руку, чтобы открыть дверцу, Жора поперхнулся и фальцетом, без намека на знаменитый одесский акцент выдавил:
- А вас так вижю в первий рассс...
Жорино «сссс» напомнило шипение спускаемой шины.
Он уронил бачок, сел на пол около клетки и заплакал.
Из–за разнесенной вдребезги сетчатой калитки на него преданно смотрели две пары глаз. Кротко – Данкины и настороженно-дружелюбно, карим по черному, Пса.
Вид служебных кобелей в клетках, глядящих на тихий Жорин плач, по утраченной Данкиной девственности, явно говорил:
– А мы ночью предупреждали!
Жора подскочил, вытер слезы рукавом хэбэ и побежал искать дневального с криком – Убью гада!
Потом последовало изгнание из рая с помощью дубья и одетого в спецкостюм Жоры. В результате совсем маленького и совсем локального военного конфликта, четыре не тонкие палки были перекушены, а сам Жора к концу выглядел, как будто он, по меткому выражению старшины, списывавшего костюм, «скупався у ставочку з крокодилами».
После этого было произведено укрепление собачника всеми мыслимыми способами современной инженерии, в результате чего собачник стал напоминать помесь наших «Крестов» с американскими «Алькатрасом» или «Синг-Сингом».
Но все это уже не помогло. Дана понесла и в конце июля разродилась четырьмя весёлыми вислоухими щенками нахальной масти.
Жора переносил это как предательство любимой девушки. Был пойман однажды ночью с заряженным автоматом на выходе из казармы.
Отдавая автомат в дрожащие руки дежурного, с глухой ненавистью сказал: –« Все равно ему не жить!»
Однажды утром застава проснулась от неистового, басовитого лая и испуганного человеческого крика, метавшегося в окрестных горных вершинах эхом. С выносного поста, носившего звучный и красивый позывной «Ласточкино гнездо», царившего и парившего над заставой, испуганно запищали в рацию разбуженные «бдительные» ласточки, потребовавшие у «матери-земли» прояснить напугавшие их орлов страшные звуки снизу.
Прибывший к месту наряд прояснил ситуацию. Практически не надеясь отомстить Псу, Жора решил отыграться на щенках. Зло, но несильно щелкнул виноватую Данку по сконфуженной морде, невзирая на протесты в виде скулежа, постукивания хвостом по полу и виноватых глаз, собрал четыре серые варежки в коробку пошел к местному туалету «типа сортир». А туалет наш был обычный – перекрытая досками с дырками яма, дощатые стены с потолком, обитые толью.
Верочка ахнула:
- И он ... утопил щенков?
- Утопил, – поморщился, Игорь. – Туда, в жижу эту и выкинул из коробки.
- Но сердце матери - великий вещун! - добавил Саня.
Сразу после ухода Жоры, Данка завыла – низко, по-волчьи. Пес, непрерывно отиравшийся у собачьего «Алькатраса», увидев Жору с коробкой в руках, кинулся вдогонку. Жора, ухмыляясь, добежал до сортира первым и накинул крючок на дощатую дверь. Через минуту Пес, то ли понявший все разом, то ли учуявший запах щенков, изо всей силы, не жалея себя, ударил всем телом по доскам.
Жора быстро покидал щенков в дырку, все еще ехидно улыбаясь, подошел к выходу, когда дверные доски прогнулись внутрь, а крючок отскочил, и дверь больно ударила Жору по лбу. Жора испуганно пискнул и навалился всем весом, стараясь не попасть в щель, наполненную страшным оскалом разинутой пасти.
К прибытию наряда картина кардинально поменялась. Жора был сильно испуган, лежал на двери, изнутри подпирая ее плечом, а так же одной рукой придерживая готовое завалиться навзничь под напором Пса заведение. Голоса кричать у Жоры не было. На Пса было страшно смотреть, он был весь в крови. Не взирая на разбитую голову и грудь, он, с решимостью камикадзе, набирая разгон, раз за разом бил и бил в сортир.
- Прибежали за нами, - сказал Саня.
- Да, - вставил Игорь, – оттащить его никто не решался.
- А все ты – перебил Саня, с разбегу повис у Пса на шее, как у коня.
- Ничего подобного, обнял друга за плечи Игорь. - Первым на него бросился ты.
- А, – махнул рукой Саня, - какая разница? В общем, мы на нем повисли. Пес дернулся в наших руках пару раз, упал на передние лапы и завыл.
В этот момент сортир хрустнул опорными столбами, закачался и с грохотом и треском завалился назад. Стоять остался только дверной косяк и практически разбитая дверь, из-за которой доносились утробные завывания Жоры.
Нас поразил Щур! - Да, да тот самый Щур! Он кинулся к завалу из досок и начал остервенело разбрасывать завал. К нему подскочили, стали помогать. Наконец, Щур с размаху кинулся на пол, засунул здоровенную ручищу в дырку, и стал шарить, повернув к нам свое красное, с вздувшимися на лбу жилами, лицо. Наконец, оно просветлело, он выдернул грязную пятерню с двумя слабо копошащимися комочками грязи. Фельдшер охнул и унесся на кухню за теплой водой. На обнявшего накренившуюся дверь и плачущего Жору никто не обращал внимания.
В коробку набили чистых тряпок и положили тяжело дышащих щенков. Порозовевший от смущения Щур пробасил:
- Та шо! Твари живые малые - я слышу, плачут, попискивают, гляжу, лапами на поверхности гребут - знать жить будут, а те два сгинули.
Щура повели к кухне мыться горячей водой.
Капитан Тихомиров, взяв из рук фельдшера коробку, сказал:
- Пойду дочкам отдам, может выходят?
И проходя мимо Жоры, бросил фельдшеру:
– Дайте этому ... нашатыря понюхать что ли?
Света тихо спросила:
– Щенки... выжили?
Игорь улыбнулся:
- Выжили!
С такой заботой. Тетя Тамара, жена капитана, его дочки, фельдшера замучили. Тот тягал им порошок аскорбинки, который добавляли в сухое молоко, капали пипетками в безвольные щенячьи рты. Наряды, возвращаясь на заставу, искали гнезда горных куропаток, чтобы раздобыть яиц. Еще бы, нужно добавлять в молоко желтки - щенков тошнит! У них отравление! У них, пардон, жидкий стул!
В общем, заставу с неделю лихорадило. Пес перебрался жить под окно комнат Тихомировых, где в один из дождливых вечеров и был застукан капитаном, лежа в грязной луже. Пес вздохнул, поглядел на Тихомирова и положил мокрую, спутанную бороду в воду. Тихомиров вздохнул тоже, покрутил головой и сильной рукой властно взял Пса за холку и поднял из лужи. Мы, выбегая от Самары, где чистили картошку на ужин, с удивлением увидели кэпа в плащ-палатке, сидевшего около лежащего в своей будке пса.
- И не стыдно тебе? - Жестко, но не громко рубил слова Тихомиров на повинно лежащую между мокрыми лапами голову Пса. - Ты – боец пограничных войск, неделю не выходишь на наряд, службу нести кто будет? Сказали тебе – порядок будет с твоими щенками, это тебе мое офицерское слово.
Капитан положил тяжелую кисть на большую песью голову. Поднялся с коленок и увидел нас. Смущенно кашлянул и, повернувшись спиной, пошел по направлению к вышке.
Наконец, как-то хорошим, погожим утром, Тихомировские девчонки вытащили на божий свет уже не безызвестную коробочку, в которой весело возились два похудевших комочка. Первым, конечно, подбежал Пес. Уткнул нос в коробку и ласково прошелся огромным красным галстуком по двум пушистым комочкам повизгивавшим внутри.
- А Жора? - спросила Света.
- А что Жора? - продолжал Саня.
Все вернулось на круги своя. Данка щенков забыла. Жора выходил из казармы только с кем-нибудь, ибо при виде Жоры у Пса задирались по бокам пасти черные губы, обнажая клыки не слабых размеров. А в остальном, прекрасная маркиза......
По вечерам Пес все так же провожал наряды. Иногда, убежав с заставы, находил в наряде нас, и осторожно трусил сзади, от чего мы с Игорем отучить его не могли, а наши псы после взаимного обмена размеров клыков и мышечных статей, на Пса старались, как и прежде, не обращать внимания.
Когда дочки капитана выносили щенков на улицу, Пес прибегал и степенно смотрел на двух возящихся и рычащих кутят. Впрочем, если они пытались убежать слишком далеко, то он их находил и осторожно тащил за холку обратно в коробку, выложенную всегда чистыми, разноцветными лоскутками.
Бой
Что было потом? А потом подкрался дембель! - сказал Саня, – который два года назад был неизбежен как крах капитализма.
Но раньше на заставе начались проблемы. Из одной очень жаркой страны, где половину занимают ба-альшие и высокие горы, а вторую половину занимают очень жаркие пески, вывели наши войска. Все вроде бы и нормально – в принципе и при наличии войск в этой жаркой стране у нас хватало нашей пограничной работы. Часть наших же пограничников стояла с той стороны и постоянно пребывала в «трудах» воинских, да и мы находящиеся с этой стороны нашего могучего и не рушимого не стояли от этого труда в стороне. Постоянно что-то было. Нарушители с той стороны, были просто бандитами. Кто-то тащил сюда наркоту, которой у нас в Союзе было мало, и для столичных стиляг она была на вес золота, кто-то пробовал на прочность границы нерушимые, а кто-то задавался целью вымести нас куда подальше!
- Точно! - воскликнул Игорь – помнишь, Тихомиров, вернувшийся из управления, сказал, что видел в городе надпись: «Русские солдаты, уходите обратно на север!»
Вот так и случилось, что войска вывели, а работы у нас прибавилось. Жизнь на заставе стала опаснее – против нарядов на участках стали минировать тропы растяжками, противопехотными минами, участились случаи обстрела заставы. Потом из кишлака за нашей спиною к нам однажды ночью перебрались учителя с семьями, и мы окончательно перестали ездить туда, даже в магазин. Впрочем, контакта с местными не теряли – те сами были в растерянности, потому что вести из России были самые неприятные.
И вот однажды в июне, когда мы с Игорем ждали дембеля с минуты на минуту, на заставу пришло усиление – три бэтээра с группой ДШМГ.
Благодаря прибывшему усилению, капитан решил и согласовал с управлением вывоз семей офицерского состава и гражданских.
- Да, перехватил рассказ Саня. - Несмотря на усиление, народу на заставе все одно было немного – человек сорок военных. Остальные: женщины, дети и учитель физики, совсем обрусевший таджик. В вертолете Тихомирову под разными предлогами отказали, поэтому вечером на офицерском совете было решено выделить двух офицеров и восемнадцать человек пограничников, на двух бэтээрах. Довести «ниточку» комендатуры, сдать гражданских на руки комендачам, которые обещали оттуда забросить всех в управление и вернуться обратно. Так – пикничок, бросочек в восемьдесят километров.
Решили – разошлись. Гражданские по сути не возражали и даже радовались. А вот офицерские жены... С теми было трудно. Они соглашались вывезти детей, сдать на поруки бабушкам и дедушкам и вернуться назад, тянуть военную лямку с мужьями.
- Слава! - слышали мы, тренькая на гитаре под офицерским блоком. - Слава, скажи мне честно, что творится? - твердым голосом допрашивала за тонкой стенкой тетя Тамара капитана.
- Тамара, вам надо уехать! На границе очень неспокойно, как там, так и в тылу. В России какие-то новые веяния и порядки, из-за них становится хуже со снабжением и боеприпасами. Не хватает топлива. Детям надо учиться. С нами будет все в порядке. Тебе надо с детьми ехать и устраиваться там, в России. Мы люди военные – будем ждать приказа.
- Я вернусь! - так же твердо сказала тетя Тамара. - Отвезу девочек и вернусь.
- Нет, - не менее твердо сказал Тихомиров. И добавил тихо, – Уезжайте! Поговори с остальными, нам будет легче – вы развяжете нам руки!
- Дальше, - почти прошептал Саня, - нам стало стыдно подслушивать, так стыдно, будто мы влезли грязным во что-то очень чистое.
Утром было построение. Не совсем обычное. После стандартного боевого приказа Тихомиров понизил голос и сказал всему строю:
- Ребята, мы вверяем вам самое дорогое, что есть у нас, жизни своих женщин и детей. Это касается не только наших жен, жен офицеров. Все женщины и дети, которых вы повезете – наши, потому что мы солдаты, призванные в первую очередь защищать их – нашу надежду. Я очень верю, что мы – офицеры научили вас, как это делать. Берегите себя, но помните, что за вашими спинами – они. И вернув твердость голосу, скомандовал, - По машинам!
- Он чувствовал! - продолжал Игорь. - Он чувствовал, как человек, непрерывно живущий в тревоге, каждой клеткой кожи чувствовал опасность.
Да, мы шли привычно на броне сверху, с открытыми люками, потому что внутри находился драгоценный груз. Вместе с женщинами внутри, сидели по двое бойцов, помогавшие освоиться с ритмом не плавно шедшей по дороге боевой техники. В первом бэтээре так же ехал увязавшийся с нами пес, развалившийся на полу отсека, непрерывно чихающий от летящей в нос пыли и глядящий на коробку, которую держала старшая дочка капитана на коленях. Поверх картонного борта на него не менее преданно смотрели бусинками глаз две вислоухие, с начавшей темнеть шерстью, головенки.
Так бы мы и шли спокойненько, но километров через двадцать, где дорога делает крутой поворот, уходя за огромную скалу, раскачиваясь от бортовой качки, подскочил во весь свой немаленький рост Пес.
Я попытался, схватив его за шею положить на пол. Да куда мне. Он стал рваться и так злобно лаять, что стало слышно за шумом хода бэтээра.
Саня закричал что-то в ТПУ (переговорное устройство), а Пес уже рвался в боковой люк, когда бэтээр встал, и внезапно наступила тишина. В верхний люк десантного отсека просунулось злое лицо Бублика, дети начали тихо плакать, испугавшись собачьего лая. Саня, откинув в сторону «шайтан-шапку», дернул фиксатор люка, люк ушел вниз, и пес стрелой вылетел наружу.
Я увидел, как Саня схватил автомат и кинулся следом за ним, нырнув ласточкой в открытый зев. Я тоже подхватил автомат, машинально передвинул кепи козырьком назад и кинулся за Саней.
Саня смущенно произнес:
- А что было дальше, я не помню.
- Зато я помню! – досадливо поморщился Игорь. - Место для засады там классическое. Поворот, справа по ходу скала и моренное отложение перед ней. Камня для ячеек – море. Солнце нам в морду, слева по ходу обрывчик небольшой, но достаточный, чтобы сковырнувшийся бэтээр раздавил свой хрупкий груз. Пес выкатился из него, обогнул хищную, острую бронированную морду и пошел махать во все лопатки вверх по морене, ты за ним. Я, выскочил сразу за вами, обогнув нос машины, повернул за поворот, получил в морду полную охапку солнца.
Сразу раздался взрыв, за ним - выстрелы. На фоне солнца я увидел твой силуэт, крутанувшийся вокруг своей оси, летящий из руки автомат, и сразу упал за скалу.
- А дальше? - спросила побледневшая Вера.
- Да чего дальше? - с выражением досады на лице махнул рукой Игорь. - Мы быстро разгрузили бэтээры, раздав одетые на нас броники (мы долго не могли понять этого странного приказа капитана), гражданским.
Засада у душков не удалась благодаря Псу, пока они это пытались понять, мы под прикрытием техники стали уходить, пятясь задом. Потом они опомнились и стали бить по нам сверху с гребня отвесной скалы, не имея возможности спуститься к нам.
Часть из нас вела огонь по ним, не давая душкам расслабиться, а остальные запихивали под защиту брони, не привыкших к таким перемещениям, женщин и тащили при этом на руках, не успевающих и постоянно вылезающих под выстрелы, детей. Через пять минут подбили головной бэтээр, при этом был сильно ранен и обожжен, заменивший башенного стрелка, Бублик. Нужно сказать, что и уцелели мы, благодаря ему, его мастерскому владению капэвэтэ (крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый). Душки натерпелись от его огня, мы видели, как несколько тел упало с отвесной стены, но с пятой гранаты бэтээр загорелся. Контуженного и израненного осколками брони, всего в страшных ожогах, Бублика в последний момент сумел вытащить такой же раненый мех.
- А Саню? - тихо спросила Вера, - и Пса вы бросили?
Игорь отчаянными глазами посмотрел на женщин и с надеждой на Саню:
- Мы не могли к нему пробиться. С той стороны огонь был такой силы... а страшно – женщины такой крик подняли... В общем, да, - дрогнул он голосом, - бросили!
- Ладно, - буркнул Саня, – бросили бы, не сидел бы с вами!
- А что было дальше? - спросила Света.
- Дальше?
Мы вышли из зоны огня и укрылись ниже по дороге,за единственном бугром на склоне. Огонь духов стал неэффективен, но по нам щелкали их снайперы, которым отвечал огнем капэвэтэ второй бэтээр. По его рации вышли на заставу, с которой уже через более мощную рацию связались с комендатурой и оттуда - с управлением. Через пятнадцать минут, отходивших рассредоточенных душков, накрыли два прилетевших крокодила, под их защитой на прилетевший Ми-8 мы погрузили гражданских, в бэтээр положили раненых, и снова пошли на перевал.
Там же было тихо. В пятнадцати метрах по морене мы нашли, истекающего кровью от огромной раны в боку, Саню с автоматом, искалеченным прицельной очередью, а в тридцати метрах выше, перед духовскими позициями, неглубокую воронку от мины, с пятнами крови... и все. Еще через десять минут мы погрузили, облизывающего спекшиеся губы, Саню в вертушку, положили рядом обожженного меха и, почти потерявшего сознание от боли, Бублика. Следом запрыгнул легкораненый боец из ДШМГ.
Из гражданских никто не пострадал. Сильно испугались, у двоих детей были сердечные приступы. Но не погиб никто!
Мы вернулись на заставу. Спрыгнули с бэтээра около хмурого капитана. Он помолчал, подошел, сгреб нас за шеи и сказал:
– Спасибо, мужики!
- А душманы? - спросила Вера.
- За ними гонялись по горам «рэксы» и «рэмбовики» (бойцы спецподразделений и десантноштурмовых батальонов). Проскочила крупная группа «вовчиков» – ваххабитов, видимо, вели наблюдение за заставой, осуществляли перехват, вот и...
-А у нас как всегда – не хватило сил на разведку, сопровождение с воздуха и вот...
- А щенки? - опять спросила Света, - они уцелели?
Игорь усмехнулся:
- Видишь, мы там о человеке не подумали, а о щенках? Наверное, сгорели в бэтре! Кто знает? Коробки мы не видели, да и не искали специально.
- Несправедливо, – сказала Вера. - Несправедливо выходит, он вам всем жизнь спас.
- А война, Верк, вообще несправедливая штука, – серьезно глядя в глаза жене сказал Саня, посмотрел в сторону и, увидев слушающего рассказ Насрулло, кивнул ему, – правда, душшара?
Насруллов встал, побледнев сквозь природный румянец:
– Я не душман, - повернулся и скрылся на кухне.
- Ну, зачем ты так? - укоризненно покачала головой Вера.
Саня встал и, чуть покачиваясь, засунув руки в карманы, пошел вслед за хозяином на кухню.
Через пять минут он вернулся, держа под руку обиженно сопевшего Насрулло, держа в другой заиндевевшую, непочатую бутылку водки.
Стоя содрал хрустнувшую пробку и разлил хрустально блестящую жидкость по пиалам.
- Давайте, – хриплым голосом сказал Саня. - За боевых друзей, и чтобы нам и нашим детям не пришлось воевать.
Все встали и выпили.
Саня пережимая рукой у рта водочную судорогу, пьяно рассмеялся:
– Вторая часть - идиотская. Все одно – будут воевать!
Просветлевший воздух отделил небо от моря. Прощались с Насруллой, потом шагали через приморский город, остро пахнущий левкоями, кипарисами, пальмами, морем.
На развилке дорог остановились. Женщины, поняв, что настала пора прощаться, обнялись и зашептались о чем-то своем. Саня положил руки на плечи Игорю:
- Ты прости, братан, если что не так?
- Ты что, Санек, - задохнулся Игорь от острого чувства. - Мы с тобой сегодня еще увидимся?
- Эт вряд ли, - грустно улыбнулся Саня – до автобуса всего ничего.
Потом достал портмоне и вытащил визитку:
– Звони, братан, не забывай! Будешь в Москве, мы вас всегда ждем!
Игорь со Светой долго смотрели вслед. Еле различимые в предрассветных сумерках, мужчина и женщина, обнявшись, помахали им рукой. И скрылись за поворотом.
Эпилог.
В прихожей надрывался телефон. Игорь осторожно поднял с груди Светину руку, горячую ото сна. Светка встревоженно зашевелилась, Игорь осторожно чмокнул ее в открывшуюся полоску шеи и положил руку на постель, укрыв ее одеялом, и пошлепал, поправляя резинку трусов, по прохладному полу на звук телефонных трелей.
Уже рассерженно сорвал трубку:
- Какого черта в пять утра? Какой Александр? Какой Попов? Саня? Ты? Узнал! Ну, ты даешь! Черт, воскресенье же! Да святой непросыпай! Что? Тихомирова нашел? Да брось? Все наши встречаются?
За завтраком был весел:
– Светка! Наши все нашлись, представляешь, вся застава собирается! – И, намазывая масло на хлеб, - Саня требует, что бы ты поехала!
Зима в Москве была слякотной. В метро вообще не ощущалась. Однако взялась всерьез за, выдутых на самой окраине из теплого и шумного чрева подземки, Свету с Игорем, кусачим морозцем и метелицей, бросившей горсть колючек в раскрасневшиеся лица. Игорь потер ухо и виновато посмотрел на жену. Света лукаво нахмурилась и надула губки:
– Не нужна мне шапка, что я маленький?
Игорь еще раз укоризненно посмотрел на нее. Метель еще раз обвилась вокруг, отскочила и вдруг набросилась растопыренной фигурой в белом полушубке – вот вы где, черти! Света испуганно ойкнула, Игорь засмеялся:
– Саня, не можешь ты без выкрутасов! А где Верочка?
- Верочка? Верочка уже на месте! Вас ждет, а такси вам подано! - И широким жестом указал на призывно открытую дверцу УАЗика.
За городом снег забил черноту и лобовое стекло, залепляя бешено работающие дворники.
- Куда мы едем, Санек? - спросил Игорь, бережнее укладывая на плече, разомлевшую в тепле автомобильной печки и заснувшую жену.
Саня в пол оборота повернулся к другу и тихо, чтобы не разбудить женщину, сказал:
- Капитан-то наш уже и не капитан совсем!
- Да ну, брось! Генерал?
- Нет, братишка, до генерала наш кэп не дошел, костью не вышел. Но полковника получил. Вышел на пенсию по ...кхм, - хмыкнул в кулак, - состоянию здоровья.
Ну, живет как все, правда вдали от Москвы, дочки уже выросли, замужем, внуков у нашего кэпа вагон и маленькая тележка.
Тут у него домик маленький, но все путем: печка, банька, комнаток шесть, кухонька и тетя Тамара там распоряжается. Наши там уже – ну, не все, кто приехал, кто нет... Но, в общем, есть народец. Я даже Бублика нашел - тот заматерел, случайно в Москве столкнулся, служит теперь здесь. Но выслушал меня, хмыкнул, развернулся и ушел. В общем, как был Бублик - «хренов тореро», так и остался. Так что тебя только ждем. Сейчас в баньку и к столу...
В старом доме и на улице было тихо. Даже слишком тихо. Тихо так, что было слышно, как со старых елей, окружавших дом, шурша, падал снег, да как трещали дрова в простой русской печке. В ярко освещенной комнате, за крестом поставленным столом ,стояли люди, держа в руках наполненные прозрачной влагой стаканы. Все смотрели на высокого, подтянутого, коротко остриженного человека с резко очерченными чертами лица. Голос его звучал глухо:
- Дорогие мои мужики! Много лет назад, совсем в другом месте и в других обстоятельствах, я говорил вам слова. Слов было немного, но они были. Повторять их не имеет смысла, но после стольких лет я должен вам сказать: «Спасибо вам, мужики!» - и, повернувшись к небольшого роста крепкому, седому мужчине, произнес, - Иван Тарасович, начинайте поверку!
Старшина смущенно откашлялся:
- Рядовий Албасов!
- Я, - послышалось с дальнего края.
Все, улыбаясь, посмотрели на смущенного худощавого мужчину. Саня ткнул Игоря:
- Помнишь? Азек Албасов, снайпер?
Игорь возмущенно прошипел:
- Мне ль свое отделение не знать?
Каждую новую фамилию, встречали улыбками и взмахами рук, храня тишину и торжественность момента.
- Молодший сержант Попов!
- Я! - крикнул Саня, и на его выкрик потянулись взглядами и легким приветственным шумом.
- старший сержант Щипицын!
- Я! – радрстно выдохнул Игорь, радуясь вновь услышанной в строю своей фамилии.
- Старший сержант Щур!
- Капитан Щур, погиб при выполнении боевого задания, на территории Чеченской республики! – вдруг отчеканил Саня.
Строй качнулся, старшина строго посмотрел на Саню:
- Точно?
-Так точно, товарищ прапорщик! Чеканил слова, руша тишину, Саня.
Тихомиров склонил короткостриженный ежик.
- Ефрейтор Фильдштейн!
- Полковник Фильдштейн проходит действительную военную службу в армии обороны Израиля, – продолжал, по-видимому, знающий все, Саня.
- Товариш капітан! - Повернулся к нему Жадок, - Перевірка проведена, в строю знаходяться вісімнадцять чоловік!
Капитан поднял голову, обвел стоявших и расцвел улыбкой:
- Ну, здравствуйте, дорогие! Давайте уже садится за стол...
Встреча перевалила за полночь. Было очень тепло и шумно. В комнате, забросанной шубами и куртками, тренькала гитара и слышалось знакомое:
Тебе подружка снится, далекая граница,
Фуражка трав весенних зеленей....
В большой комнате, неведомо откуда взявшийся патефон, скрипя иглой по заезженной пластинке, пел шаркающим ногами в танце парам:
- О, Рио-рита, пампарампампампампапарам...
К прижавшемуся к холодному оконному стеклу лбом Игорю подошел Саня, обнял за плечи:
- Где Светка?
- А там, где и Верочка, пограничные наши слушают и подпевают. А чего грустишь брат?
- Время, Санечка, прошло, не убежать.
- Нашел, голова садовая, о чем грустить, Вон, гляди, как кэп с тетей Тамарой танцуют...
- Пришел кто-то, - прошептал Игорь.
- Где?
- Да вон, через калитку идет, я силуэт только через стекло вижу!
Саня с Игорем побежали в прихожую, в которой настойчиво и требовательно гремел звонок.
Тихомиров недоуменно посмотрел на часы:
– Два ночи, - шепнул жене, - кого это принесло?
Дверь прихожей распахнулась, и в комнату, загадочно улыбаясь, вошли Игорь с Саней.
- Кто? - коротко бросил Тихомиров.
- Бублик! - не переставая улыбаться, сказал Игорь.
- А чего морды такие загадочные? - спросил Жадок.
- Щас увидите! - расплываясь улыбкой от уха до уха, сказал Саня.
Веселая толпа окружила дверь. Саня громко сказал:
- А туш сыграть новоприбывшему все готовы?
В первых рядах надули щеки. Дверь скрипнула, наступила тишина, в которой был слышен шипящий звук выпускаемого воздуха.
Через порог шагнул и сел в яркий прямоугольник света бьющего из прихожей... Пес. Масти нахальной – то есть непонятной. Рыже-черно-белый окрас. Морда лохматая, в предках – ризеншнауцер- раз, восточноевропейская овчарка- два, в мощной груди затесался кавказец- три, в лапах был ньюфаундленд- четыре, в хвосте и ушах сидел в предках Тузик. Глаза карие, внимательные, можно сказать, с пониманием и вселенской скорбью. Умные, чуть с грустинкой глаза, присущие только самым беспородным псам. Белесого цвета ресницы и такого же цвета по-клоунски вздернутые вверх удивленные брови.
Наглец посмотрел на замолчавших разом людей, вывалил язык, преданно глянул вокруг и «улыбнулся», утирая языком слюни с мохнатой морды.
Тихомиров тихо подошел и сел перед собакой, глядя ей в глаза. Пес выдержал взгляд, потом поднял тяжелую лапу и положил ее капитану на колено. Тот растеряно положил свою руку на мощную лобастую голову, пришедшуюся почти вровень с его головой, и произнес:
– Пес кудлатый, масти нахальной...
И сразу все вокруг загалдели – пограничники рванулись к собаке. На месте остались только Саня и Игорь с женами. Верочка пролезла мужу под мышку:
– Мальчики, так это же Пес?
Света спросила мужа:
– Игореша, ты же сказал, что он погиб?
Игорь растерянно посмотрел на человеческую кашу, тормошившую, важно принимавшего ласки, Пса и вдруг увидел, прислонившегося к дверному косяку только что вошедшего небольшого человека, с улыбкой глядящего на беспорядок в передней. Тем временем Пес решительно встал и пошел, расталкивая смеющихся людей, к Игорю и Сане. Обнюхал штаны одного и другого, и вдруг, встав на задние лапы и упершись передними в грудь Сани, прошелся большим и шершавым языком по лицу одного и другого.
- Андрюша, - произнесла грудным голосом жена Тихомирова, - ну отчего вы так поздно приехали?
Маленький человек у порога, покрылся пунцовыми пятнами сквозь оспины и шрамы ожогов на лице:
- Тамара Васильевна, мы же еще и служим, - с легким поклоном поцеловал ей руку.
Она погладила его по седой голове:
– Андрюша, спасибо вам за Пса!
Бублик побагровел и протянул ладонь капитану:
– Здравствуйте, товарищ капитан!
Потом все сидели и стояли вокруг жадно евшего Бублика и слушали нехитрый рассказ.
- Да ничего такого и не было, – торопливо жуя, рассказывал тот. – Он, сопленыш этот, мне под ноги подлез. А когда граната попала, я думал кранты – не выбраться уже. Лежу на днище, двинуться не могу, лицу больно, спине больно, оранжевый туман в глазах плавает. А тут этот ползает, в меня тычется. Я глянул – как сквозь туман, а у него кровь на мордочке, машинально и сунул его за пазуху – вдвоем и помирать веселее. Механик меня через боковой люк и поволок. Брезентом сверху накрыли, а потом уже в вертолете я отключился.
В госпитале очнулся уже чин-чинарем, перевязан, больничное на мне. А щенка-то и нет. В общем, решил я, что почудилось мне, что сунул его в китель.
Потом гуляю как-то, смотрю, сестрички навстречу и на руках этот. Отожрался на госпитальных харчах, доволен жизнью и глазками-бусинками с рук сверкает. Вдруг меня почуял и заскулил сопля, с рук у девах рвется. Ну, я тут и встал. Девочки, говорю, а где вы этого взяли? Они мне, а какая вам разница? Я им – как какая, когда это собака нашей заставы. Они мне - ничего подобного, мы эту собаку нашли, когда тряпки новоприбывших сжигали. Мы его спасли, если б не мы, он бы в печку пошел.
Но только я на своем настоял – потащил их к начальнику госпиталя. Рассказал, так, мол, и так. Девахи в голос реветь. Оказывается, у него, у малого контузия, и барабанные перепонки повреждены. Так с тех пор плохо слышит. Но главное, вернули мне его, ребята! Ну а там уж куда деваться. Побросала нас судьба по отрядам, пока уже здесь не осели. А встретил вот Саню Попова, обрадовался, но хотелось вам сюрприз сделать и думаю, тут он хитро посмотрел на обступивших его людей, мне это удалось!
В полдень, выспавшись, все высыпали на мороз. Пес черной молнией мелькал по снегу между сугробов и берез, бросаясь за разбегающимися людьми.
- Саня, - позвал Игорь, - глянь-ка, бегает совсем как отец – стрелой, только хрипя от напряжения.
- Я так его и запомнил, как он вверх по склону рвал, – сказал Игорь.
На крыльцо вышел Тихомиров с фотоаппаратом в руках:
- Ребята! - Позвал он, - давайте все вместе сфотографируемся?
Все долго усаживались, деля место поближе к собаке. Тихомиров убрал с капота, стоящего у крыльца, УАЗика слой снежной пудры и примостил на него взведенный фотоаппарат. Подбежал и сел на оставленное именно ему место рядом с собакой. Все заулыбались, а пес вывалил красный язык. Аппарат пожужжав, щелкнул, выплеснув облачко почти невидимой на ярком солнце и снегу вспышки.
Так они все и вышли на этом снимке, улыбающиеся и счастливые люди и среди них - Пес кудлатый, масти нахальной.
Огромное спасибо за правки ребятам с сайта pogranichnik.ru
Отдельная благодарность за правку в области пограничной жизни – Денису Хижину. Огромное спасибо за редактуру и корректировку текста Сереже Скрипалю и Глебу Боброву с семейством.