ГЕРАНЬ
Он входил в нее ритмичными размеренными качками, пытаясь прочувствовать каждое мгновение этого удивительного действа. Краем глаза он наблюдал за ней, за тем, как она, с каждым его проникновением, постепенно растворяется в неге блаженства. И ему это нравилось.
Ему нравилось в ней то, что она совсем не умела притворяться, как это делали другие, изображая, порой очень фальшиво, буйство чувств африканской страсти. По крайней мере, с ним она всегда была честна и открыта. У нее от него никогда не было никаких тайн, она всегда говорила только то, что думает, порой, не стараясь особенно подбирать при этом слова, чтобы не показаться ему вульгарной и невоспитанной. И у нее это получалось совсем не пошло, а очень естественно, без злобы, как-то по-детски даже. Она всегда все называла своими именами. Да, похоже, она и сама не желала быть с ним другой, с ним она всегда хотела быть сама собой, такой, какой ее создала природа. И он видел в ней дитя природы, и удивлялся, почему все девушки, и прочие там женщины не могут быть такими же, ведь это так просто и так здорово.
Вот и сейчас, он наслаждался, созерцая правильные черты ее юного лица, освещенные отсветами уличного фонаря. Ее полуприкрытые глаза говорили ему, что она постепенно погружается в свой мир, куда ему, мужчине, вход запрещен.
Он обратил внимание, что ее спутавшиеся волосы разбросаны по подушке не так, как раньше, а как-то отрешенно от всего на свете, выдавая в ней ту, которая решилась на какой-то очень важный шаг в своей жизни, на какую-то великую жертву.
Раньше он ее такой не видел. Впрочем, пожалуй, в первую их ночь, у него дома, в ней чувствовалась некоторая жертвенность. Он вспомнил, как она замирала при каждом его прикосновении к ней. И он, понимая это, не был с ней груб и нетерпелив. Напротив, он старался быть ласков и внимателен, старался, чем мог, помочь ей преодолеть себя, перешагнуть через свои непорочные представления о нежности.
Как он и подозревал, она пришла к нему еще девушкой, но об этом он узнал наверняка лишь утром. И тогда, ее жертвенность была для него вполне объяснима, да и все ее тайны были на поверхности с самого начала, они были видны невооруженным глазом. Теперь же в ее жертвенности появилось что-то, чего раньше никогда не было, какая-то глубокая тайна, разгадать которую ему пока было не под силу.
Сейчас он вслушивался в ее глубокое постанывающее дыхание. И оно призывало его, помочь ей совершить свой Великий Подвиг, к которому она готовила себя всю свою короткую жизнь. Оно вливало в его тело силы, наполняло его сердце безграничным участием, гипнотизировало его сознание на ее единственной заповедной цели.
В эту минуту, казалось, ничто не мешает им. В ее комнате стояла абсолютная тишина, если не считать мягкого похрустывания старенького дивана. Даже часов в ее комнате не было, которые могли бы отвлечь их своим бестактным тиканьем.
Но вдруг ему послышалось тихое поскрипывание половиц за дверью. Создавалось впечатление, будто там, за дверью, кто-то стоял и, переминаясь с ноги на ногу, подсматривал за ними в замочную скважину.
Он слышал про таких, которые любят заниматься этим прилюдно, и что их при этом жутко заводит. Но осознание того, что за ними сейчас кто-то подсматривает, бессовестно врываясь в их крохотный мир, круша гармонию их интима, его совсем не возбуждало.
Он остановился.
– Что случилось, почему ты остановился? – удивленно спросила она, открыв глаза, пытаясь разглядеть в темноте его лицо.
– У тебя что, коммуналка? – он кивком головы указал на дверь.
– А, ты про это – быстро сообразила она, в чем дело. – Не обращай внимания. Со мной в квартире живут две бабульки, близняшки, две старые девы. Вся их радость в жизни, это только подсматривать за другими, кто, что делает. Они безобидные.
– Да, несчастные они бабки, если всю свою жизнь провели у замочной скважины. Шут с ними, пусть хоть напоследок узнают, откуда дети берутся, не помирать же им совсем кончеными дурами.
В ответ она улыбнулась и, как ему показалось не так, как всегда, а как-то загадочно, что ли. Эта загадочность была красноречивее любых слов, любых просьб и призывов, и он снова вошел в нее, погружаясь в ее тайну своим участием.
Сколько прошло времени, он не понимал, погрузившись в ее мир, находясь возле ее тайны, сокрытой от него непроницаемой пеленой. Но вдруг их обоих накрыло волной небывалого блаженства, которого они никогда не испытывали раньше. В этот момент что-то щелкнуло в его сознании, и перед ним открылась крохотная лазейка в ее тайну. Он, наконец, соприкоснулся с ней на какое-то мгновение, но распознать ее толком не успел. Осталось только какое-то волнующе-приятное ощущение от сопричастия к сокровенному.
Потом, окружающий их мир, стал принимать обычные свои очертания. Он встал, подошел к окну и посмотрел на звездное небо. Казалось, звезды, весело подмигивая, радуются вместе с ним. Маленькие шалуньи – подумал он – так значит, все это время вы наблюдали за нами. И ему стало приятно от мысли, что на небе одобряют их поступок. Он ничего не имел против звезд. Им можно – подумал он – так как они собственно являются творцами нашего союза, его сватами, его устроителями и его хранителями. Пусть уж будут заодно и свидетелями – их свидетельство не помешает.
Она тоже поднялась с дивана, подошла к нему сзади и обняла, прижавшись своей еще горячей щекой к его спине. Ее нежные руки гладили его влажные от пота грудь и живот, ее упругие соски упирались в его спину, звезды ласкали их обоих своим ликованием.
Он опустил глаза вниз, на подоконник, и увидел на нем стоящий цветочный горшок, из которого торчала какая-то скрюченная сухая палка.
– Что это у тебя такое? – улыбнувшись, спросил он.
– Где? – она выглянула у него из-под руки.
– Да, вон, торчит в цветочном горшке.
– А, это – она тоже улыбнулась. – Моя мама мне привезла горшок с геранью и поставила на подоконник. Мама сказала, что эта герань принесет мне счастье. Да, только я вечно забываю ее поливать, вот она и засохла.
– Ну, ничего, это дело поправимое – он взял, рядом стоявшую бутылку с водой, и стал подмываться над горшком с высохшей геранью. Он мог бы, конечно, сделать все это и в ванной, но от мысли, что при этом придется столкнуться нос к носу с бесстыжими старухами, ему стало не по себе.
Она с интересом глядела, выглядывая у него из-за спины, на то, как его семя и прочие свидетельства их плотской связи вместе с водой попадают на землю, как корни цветка жадно впитывают эту осемененную воду. При этом, она думала о чем-то, о своем, снова, погружаясь в мир своих грез, свих тайн и мечтаний.
Прошло несколько дней. За это время ничего существенного для них не произошло, если не считать, что ночи, проведенные вместе, с каждым разом становились для них все более насыщенные каким-то своим неповторимым смыслом и удивительнее по своей красоте.
Подмываясь в очередной раз над цветочным горшком, он обратил внимание на то, что палка, торчащая из него, уже не казалась такой ссохшейся, что она даже распрямилась, и на ней стали появляться бледно-зеленые листочки.
– Смотри-ка, кажется, герань-то твоя начинает цвести – воскликнул он от удивления.
Она провела ладонью снизу вверх вдоль стебля герани, едва касаясь его и появившихся на нем нежных крохотных листочков.
– Я в этом нисколько не сомневалась, я знала, что он зацветет.
– Откуда?
– Потому что твое семя обладает огромной жизненной силой. Я это знаю. – Она улыбнулась, и как ему показалось, снова как-то загадочно. – Я это поняла, как только звезды указали мне на тебя, еще тогда, при первой нашей встречи.
Внезапно, пелена, скрывающая его от ее тайны, разверзлась, и ее сокровенные желания, ее помыслы и устремления явились его взору во всем своем прекрасном обличии. Он осознал себя посвященным в тайну, хранить и оберегать которую от посторонних, доверила ей природа. Он стал единственным, кому было дозволено войти в этот ее заповедный мир. И теперь этот мир стал их общим, теперь они оба несли ответственность за него в равной степени.
Обняв, он притянул ее к себе, и, глядя ей в глаза, проговорил:
– Я так и знал, что это звезды устроили наш брак перед Богом, да еще и двух свидетелей нам подослали, чтобы нам не было совестно перед людьми. И мне теперь понятно, почему ты мне отдалась при первой же нашей встрече?
– Просто, в какой-то момент мне показалось, что ты уйдешь, и я тебя больше никогда не увижу.
– Вряд ли я смог бы далеко уйти, раз за это дело взялись звезды.
– У нас будет ребенок – она сказала это, как само собой разумеющееся.
– Да, я об этом уже знаю.
– Тебе тоже об этом сейчас сказали звезды?
– Да, они, и еще мне об этом поведала наша герань. Она действительно приносит счастье.
25.11.06