Письма в никуда

Константин Григ
Как трудно писать в пустоту, и так хочется верить, что письмо все-таки дойдет до тебя, моя милая, и будет прочитано. Написал слово «пустота», это самоя лучшая характеристика последних месяцев, а может и лет моей жизни. Нет, событий очень много и даже разных, но порой, и все чаще и чаще, сбиваюсь на вопрос – зачем? Зачем что? А зачем все, за исключением малого, а это малое может быть и есть самое главное и тогда думаешь, как глупо я или мир устроен, а может быть даже мы оба, если на это главное не хватает времени. Но если главное сделать главным, то жить не получится, потому что обеспечение жизни, физиологической, как раз стоит в первых рядах и наверное от этого –пустота. Можно приходить с работы домой каждый день, и знать что ты меня ждешь, и встречать тебя поцелуем и знать что наступило пусть короткое время главного, тогда легче, только если это не скатывается в привычку. А сейчас я прихожу не домой, я прихожу в жилище, где можно поесть, выспаться, посмотреть телевизор, хотя там смотреть нечего, и в этом жилище нет самого главного - тебя. Хочется лечь лицом в подушку и скорее уснуть, поэтому я прихожу все позже и позже, уснуть до утра, до очередного прыжка в дневную суету водоворота не самых важных дел, а главное откладывается на потом. И когда это потом наступит, наверное, страшно будет понять, что жизнь прожита черновиком, а набело не успелось. Извини, очередной вызов по служебному пейджеру, надо срочно ехать на работу………….
 
………..наверное письмо не дошло, а может быть дошло, и ты не ответила, или ты ответила, а я не получил этого ответа, но так или иначе в результате я получил молчание. Я тебя не слышу, или ты не говоришь, или я тебя не слышу, одно из двух - либо я разучился слышать, либо ты разучилась говорить. Я пытаюсь слышать других людей, когда они говорят, почему же я не слышу тебя? Нет, я, конечно, слышу, ты говоришь, ты говоришь мне каждый день что-то, и это я слышу, но за этими словами, которые я слышу, совсем нет тебя. За ними все что угодно: работа, погода, всякая ерунда и совсем нет тебя, тебя там просто нет. Может быть всему виной расстояние, огромное, ватное или туманное расстояние между нами, полностью поглощающее звуки. Хотя и расстояние может быть маленьким – бетонная стена, и через нее уже ничего нельзя услышать. Для того чтобы говорить, нужны два человека, чтобы один говорил, а другой слушал. А для того чтобы говорить письмами присутствие двух не обязательно, они могут быть поодиночке, может быть, поэтому я и пишу. Я пишу один, и ты, когда будешь читать письмо, надеюсь, тоже будешь одна. То, что написано, можно прочитать так, как тебе хочется, написанные слова не сопровождаются интонациями, жестами, взглядами, и даже голос не звучит, не придает словам окраски. Они безмолвны - написанные слова, их воспроизводит сознание читающего, и воспроизводит так, как он хочет услышать эти слова, и реакция на слова абсолютно свободна, она не ограничена никакими нормами приличия и поведения. Можно прочитать и плюнуть прямо в написанные строки, прочитать и порвать, прочитать и выругаться или заплакать, или начать читать и бросить. Ведь когда говоришь, очень трудно прервать собеседника, вот так повернуться спиной и уйти, это как-то трудно, а когда читаешь, повернуться спиной и уйти даже очень легко - просто сложить листок пополам, можно и не складывать, и положить его на стол или бросит в мусорку, это так легко. А можно читать, читать, потом прерваться, пойти посмотреть телевизор, сходить в магазин, выпить чашечку кофе, а потом вернуться. Так - так, ну-ка, что ты там пишешь, давай, почитаем дальше. Письмо всегда проще, чем разговор, но, в тоже время оно сложнее, именно потому, что это письмо………………….

……………. Ты, может быть, помнишь тот остров Молчания, на котором я прятался от объяснений, я все еще там. Мне кажется, что этот остров вулканического происхождения и очень молодой в геологическом плане, потому что он растет и увеличивается. Голландия погружается в океан на три сантиметра в год, а этот проклятый голый остров наоборот поднимается из трясины болота с невиданной скоростью, и я уже не вижу его границ. Вчера я подумал, а вдруг он уже достиг твердого берега на другой стороне болота, и можно, не опасаясь утонуть, его покинуть, и пошел посмотреть. Нет, болото растет вместе с ним. А еще, я понял, что, прибывая на этом острове, я почти разучился говорить. Значит, это все-таки я разучился говорить. Какие-то звуки и слова я, конечно, говорю, но я произношу только то, что от меня хотят слышать.
Ты будешь есть?
Да.
Тебе надо сходить за хлебом.
Хорошо.
Спокойной ночи.
Угу.
Я устал от этого молчания, оно как плотный сернокислый туман разъедает медленно мои бронхи и душу, и попытался выйти из зоны молчания, долго искал нужные слова, вспоминал, как и когда их нужно говорить и пошел к выходу - подожди, я досмотрю сериал, потом поговорим. Потом ничего не было. Еще я говорю на работе, но только это работа, и в пять часов: рот закрыл – рабочее место убрал. Я стал слушать других и не услышал, вокруг такие же острова. Я пишу тебе это письмо и понимаю, оно в который раз не дойдет до адресата, и в ближайшее время мне говорить о главном будет не только не с кем, но и не о чем, главного теперь просто нет. У меня кончаются чернила, и пошел дождь, с этим надо как-то жить.

...есть словосочетание - чужие люди. Люди живут сами по себе, независимо друг от друга, но неожиданно наступает день их встречи, встречи чужих людей. И они начинают рассматривать друг друга и говорить. Сознание каждого формирует образ другого по отрывочным фразам, едва уловимым интонациям, жестам, и каждый хочет выглядеть лучше, чем он есть на самом деле, при этом думая – я именно такой. Постепенно люди узнают друг друга все больше и становятся знакомыми – вчера один мой знакомый подарил мне цветы, я этого от него не ожидала,- открыта еще одна грань. Нить взаимоотношений и взаимопонимания рвется только жизненными обстоятельствами либо желанием одного из людей, а если она не оборвалась, люди могут стать друзьями или врагами, или близкими. А бывает наоборот – близкие люди становятся чужими. Мы с тобой почти чужие люди, как это произошло, никто из нас не заметил. Казалось, мы настолько хорошо знаем, друг друга, что ничего нового быть не должно, но эволюция наших отношений проросла в тупиковую ветвь, взаимный интерес угас, остались привычки, выученные наизусть фразы и постепенно наши души, закрученные центробежным ускорением, разлетелись в межгалактическом пространстве, а между ними образовался вакуум и страшный холод. Какие теперь нужны слова или поступки, чтобы хотя бы остаться на одной орбите. Что-то происходит в жизни с каждым из нас, но другого это интересует только, как номер, проезжающей мимо маршрутки, фиксируется маршрут и планируемые остановки, денег на попутный билет нет или их очень много, и тогда второй едет на такси, причем в другую сторону. Как мы можем быть чужими, если знаем все-все друг про друга, значит не все – я этого от него никогда не ожидала, говорит она подруге, и та отвечает – чужая душа потемки. Все - приехали. Недавно мне мой Ангел сказал – у тебя нет будущего, я ему верю...

...нож, наверное, очень тупой, и третья попытка заточить карандаш оказывается безуспешной, в руке остается маленький огрызок с ластиком на конце. Наверное, в руке того, кто пишет книгу судеб, для нашей главы тоже не осталось карандаша и ему писать нечего, ему даже нечем написать слово – эпилог, и он начинает стирать. Произвольно, крест на крест или построчно стираются воспоминания состояния души, и становится так трудно вспомнить ощущение нашего совместного счастья. Оно было - я это знаю, но не могу вспомнить как это, я листаю альбом с фотографиями и ищу тот момент, когда мы его потеряли. Здесь все нормально, дальше тоже, дальше, а вот здесь уже все, момент пропущен, я возвращаюсь назад, несколько раз пролистываю страницы и не понимаю, не нахожу момент начала строительства стены между нами, ее не было и вот она уже есть.
Отбойного молотка под рукой нет, нет даже захудалого перфоратора, чтобы раздолбить эту стену. Но ведь она не китайская и где-то должна кончаться, если идти вдоль. Хотя может случиться страшная и странная вещь – повернул за угол, еще раз, еще раз и пришел туда, откуда ушел. А еще хуже, если оказаться внутри, похоже, так оно и есть, тогда стены со всех сторон и мир замыкает пространство и время, сжимая их до кубического объема. Можно, в состоянии пожизненно приговоренного, сидеть и ковырять этим тупым ножом, которым даже карандаш не возможно заточить, эту дурацкую стену, но для этого нужна целая жизнь и не факт, что, продолбив окно или дыру я увижу, ну хотя бы, услышу тебя...


... все не то, я пытаюсь вспомнить, как мыл золото на ручьях и речушках в тайге за Салаиром. Сначала хочется быстренько пробежать вдоль воды с лотком и найти поймать крупные пластинки или, вдруг удача улыбнется, какой нибудь махонький самородок, а потом начинается рутинный изнуряющий труд – когда вылавливаешь блестку за блесткой и вот тогда можно что-то намыть. Надо искать эти блестки нашего счастья в пустой породе ежедневных забот и поступков, шаг за шагом, час за часом, спокойно и планомерно, не надеясь на удачу, не надеясь ни на кого, кроме себя. Надо понять, что давно и незаметно кончилась весна, а за ней и теплое лето наших отношений, просто наступила другая погода, изменить которую не в нашей власти. Но можно под нее подстроиться, взяв с собой зонт или намотав шарф на шею, и тогда возможно случайный луч пробьет серые будни облаков и еще заглянет в окно нашего дома. Мой Ангел говорил мне, что иногда надо жить не по правилам, я ему верю, хотя он сам придумал себе правило нашего общения и строго ему следует, но ведь Ангелу только Бог судья. А меня, кому меня судить, ты свой приговор уже давно вынесла, и суетиться теперь бесполезно. В рамках ограничений вынесенного мне приговора, надо придумать что-то выпадающее, какое-то исключение из правил, только бы оно не стало дополнительным подтверждением тех самых правил. Надо постараться содрать с души липкую паутину молчания и обид, горечи и разочарования, и для этого что-то сделать...

... что сделать для оправдания нашего взаимного молчания, я выбираю самый лучший способ – отъезд. Тогда можно написать письмо издалека и не отправить, потому, как уехал в глушь, где нет почты, а сотовые операторы не натыкали здесь своих вышек – кому в глуши разговаривать или посылать сообщения, в глуши надо молчать. Или можно уехать из страны в другую, там очень трудно объяснить иностранной почте, что у нас номер дома по микрорайону, не совпадает с номером дома по улице, а незнание их правил, и дороговизна почтовых пересылок оправдают меня перед самим собой. Точно надо уезжать из страны, я беру глобус и начинаю искать на нем место, где живет любовь. Материка или города с таким названием нет, приложение к географическому атласу с полным перечнем городов и стран мира искомого ответа тоже не дает, и тогда вопрос загружается в поисковую систему всемирной паутины. Ответ найдет, правда не совсем тот, который нужен – город, где когда-то жила любовь называется Верона. Влюбленные всего мира едут туда, пытаясь зачерпнуть из этого источника эликсир вечной любви, и свято верят, Боже, как наивна эта святая вера во все времена, что теперь навсегда. Невидимка даже не ухмыляется, он просто грустно качает головой. Но надо попробовать, дать возможность ветру перемен на доставку живительного кислорода и реанимацию остывающих углей, уже подернутых серым кристаллическим пеплом, а вдруг. Длинные гудки разрывают расстояние в тысячу километров, - Привет, С……., это я, мне нужна шенгена и билет до Вероны, может быть два, (а вдруг эта попытка окажется удачной) да точно два, на ближайшую пятницу...

... самое главное вернуться, не физическом смысле, а суметь нам вернутся, потому что вспомнился Париж – «Мимо Северного вокзала мы шли в наш маленький отель, и ты сказала: - Ничего большего не нужно, а навсегда - так не бывает. Это была правда». А потом была длинная тягучая боль, и сейчас есть ожидание этой боли - а вдруг кто-то из нас, например я, не вернусь???.........
ЭПИЛОГ
«… нет мира и в стенах Вероны…» - Шекспир
ОН НЕ ВЕРНУЛСЯ.