Осуждённый на жизнь

Горхур
Шорох ломких льдинок. Они рассыпаются в руках, острыми краями режут руки, режут душу…

 
Это воспоминания. Только что были такими яркими, живыми – но лёгкое, неосторожное касание рукой, и прекрасная картина рассыпается…


Он остаётся один. Он молчит. Нечего сказать. Некому. Только – им, воспоминаниям. Другим – зачем? Они и так всё знают. Те, кто живут здесь.


Он закрывает глаза. Ждёт. И воспоминания приходят снова…


«Папа, папа! – маленькая девочка бежит, подпрыгивая изо всех сил. Жизнь бьёт в ней ключом. Она протягивает к нему руки. – Папа! Смотри – это мне мама подарила! В школу с ним пойду! Правда, красивый?»


Опять же прыжком – егоза, ни минуты не может спокойно постоять! – поворачивается к нему спиной. На ней – новенький, играющий на ярком солнце сочными красками, школьный ранец. Он приседает, смотрит.


И вправду, красивый. У него такого в своё время не было. Он светло улыбается – ведь это правильно, ведь так и надо, чтобы дети жили лучше, чем мы.


«Да, дочка, он у тебя очень красивый! Дашь поносить?» - он озорно смотрит на неё.


«Нет, папа, тебе уже нельзя. Ты же взрослый. У тебя свой портфель есть. Мама подарила, помнишь?» - она пытается сделать серьёзное выражение на своём подвижном, словно вода в реке, личике – верно, хочет походить на свою маму, его жену – но спустя миг уже смеётся, а солнечные зайчики радостно пляшут в её тёмно-карих глазах.


Он смеётся вместе с ней.


Чьи-то маленькие горячие ладошки закрывают ему сзади глаза. Слышится приглушённое пыхтение. Кажется, этот некто только что бежал со всех ног, а теперь отчаянно старается затаиться, чтобы мужчина не угадал, кто же захотел сделать для него ночь посередине дня.


Он открывает глаза под ладошками. Через плотно сжатые пальчики всё равно пробиваются солнечные лучи, и руки словно сияют – нежным, розовато-оранжевым светом.


Мужчина прекрасно знает, кто это. Но ему известны и правила игры. Он начинает называть разные имена – сначала соседских ребятишек, потом тех, кто живёт чуть дальше. В ответ пальчики сжимаются всё крепче, а за ухом раздаётся сдавленный смех. Шутник с упоением отдаётся этой забаве.
Наконец, не выдерживает – раздаётся звонкий хохот, руки исчезают, и яркое солнце слепит глаза. Мужчина моргает, а перед ним, приплясывая, скачет сын. Скачет и строит уморительные рожицы.


Отец смеётся вместе с ним. Вскакивает на ноги, хватает в охапку детей, и поднимает их вверх. Радостный детский визг оглашает окрестности.
Мимо проходят соседи. Улыбаются. У них тоже завтра праздник. Первый раз в первый класс.


Крепко обняв детей, мужчина кружит их вокруг себя. Откинув ноги назад, они заливаются смехом – такая карусель им очень даже нравится.
Совершая очередной оборот, он видит жену. Она только что подошла, немного припоздав – сын и дочь, рванув наперегонки по улице, оставили её позади.


Женщина улыбается.


Через пару минут сын, вспомнив о том, что он-то уже совсем взрослый, – как-никак в третий класс идёт – вдруг делает серьёзное лицо и просит опустить его на землю. Надо же всё-таки вести себя с достоинством – он мужчина.


«Проголодались? – жена ласково ерошит волосы мальчика, которые жёсткими вихрами торчат в разные стороны. – Пойдёмте, я вам кое-что вкусное приготовила».


Дочь тут же бросается к дому. Сын, всё ещё пытаясь держаться, как взрослый, вышагивает рядом с отцом. Заводит какой-то разговор, который считает подходящим для двух мужчин.


Жена идёт чуть впереди. Густые чёрные волосы волнами спадают на плечи. Он не видит сейчас её лица, но знает так же точно, как если бы она шла спиной вперёд – его любимая сейчас улыбается с гордостью за них, за всех них, за свою замечательную семью…


Воспоминания переносят его в следующий день.


Утро.


В доме суматоха. Дети не могут ни секунды усидеть на одном месте, постоянно теребят взрослых с заявлениями, что уже давно пора было выйти. Похоже, они совсем не спали этой ночью – или вскочили ни свет, ни заря.


Взрослые тоже нервничают. Радостно нервничают. Внутри, кажется, поёт какая-то птица – маленькая, но очень голосистая. Она же пела, когда два года назад сын впервые пошёл в школу.


Наконец, завтрак кое-как закончен, посуда под вздохи жены оставлена грязной в раковине до лучших времён, – отбиваться от детей уже нет никакой возможности, того и гляди, растащат на кусочки! – и семья выходит на улицу.


Там людно. Соседи, друзья, родственники, знакомые – все идут в одном направлении. К школе.


Он с женой и детьми, крепко уцепившимися за их руки, вливается в общий поток. Отовсюду сверкают улыбки. Мужчиной овладевает странное чувство. Ему кажется, что это он сейчас идёт в первый раз в первый класс. Вдруг вспоминает, как это было…


Тогда его провожали в школу не только родители, но и бабушка с дедушкой, тётя, и ещё несколько родственников.


Как наяву видит их глаза – точь-в-точь такие же, как и у его собственной жены сегодня – счастливые и гордые. "Сын вырос" – читает он во взгляде отца. "Мой мальчик уже совсем большой" – мама.


Тогда на маленькой площади перед школой собралась довольно большая толпа. От праздничной формы девочек, бантов и цветов рябило в глазах. Он, первоклассник, растерялся – куда идти, что делать?


Отец лишь усмехнулся добродушно – и, взяв за руку, отвёл туда, где стояла его первая учительница. Мальчик удивился. Он и не знал, что добрая тётя, которая живёт через два дома от них – учительница.
А потом была приветственная речь директора, которую он и не запомнил. Времени не было слушать – знакомился с одноклассниками.


Обернулся, когда в воздух взлетели яркие воздушные шары, и девочка из – это он уже потом понял – параллельного класса, сидя на плече какого-то юноши, изо всех сил трясла колокольчиком, давая первый звонок. А он смотрел на неё, похожую на маленькую фею, и сердце сладко замирало в груди.


Двери школы раскрылись, и они вошли. Притихшие, оглядывались вокруг, принимая в себя незнакомый доселе мир. Глубоко дышали, пропитываясь тем особенным, ни на что не похожим, воздухом, которым заполнена школа.
Таким он и запомнился, его первый день в школе – волшебным, пьянящим, ярким и звучным. Словно какой-то добрый маг пришёл, и своим чудесным снадобьем протёр им глаза, промыл уши – чтобы весь мир засиял, заискрился, и голоса зазвучали чарующей музыкой. Музыкой жизни…


Кто-то ласково касается его плеча рукой – словно ветер присел на плечо. Он слегка вздрагивает, воспоминания о детстве отступают.


Конечно же, это жена. Она идёт рядом, и улыбается. Мягко кивает ему головой. Ну, ясное дело, любимая поняла, почему вдруг в глазах мужа возник этот неяркий тёплый свет.

 
Он кивает в ответ. Сколько же лет уже прошло, а память хранит весь тот день, бережно сдувая с него самые малейшие пылинки. И она, его любимая, вдруг на миг превращается в ту самую девочку с колокольчиком. К которой он однажды подошёл, и несмело предложил дружить.


Мужчина протягивает руку, зарывается пальцами в её волосы. Нежно щекочет за ухом. Жена смеётся, в ответ показывая самый кончик языка – а из глаз, того и гляди, выскочат озорные чертенята, которые, похоже, живут там постоянно.


Сын дёргает за руку.


Они пришли.


Школа перед ними.


А на площади – бурлит толпа, куда больше той, что была в его первый день.


Семья пробирается поближе к переднему краю. Слева, справа, сзади – и даже кажется, что откуда-то сверху тоже – раздаются приветственные возгласы.


Здесь все знают всех – и счастливы этим…


Воспоминания заливает алым.


Густые потёки тягуче заполняют собой светлую картину дня.


Он впивается ногтями в грудь, вонзает их в ещё незажившие ранки – ведь это уже не в первый раз. Но не чувствует этого – как не чувствовал раньше.


Спортзал. Духота. Где-то тихо плачет ребёнок. Бешеный окрик… человека? Нет – фигуры с автоматом в руках.


Кого-то поднимают.


Он знает, зачем. Так уже было.


За стеной - звуки выстрелов. Глухой стук падения.


Он стискивает зубы.


Это. Был. Друг.


Со школы.


Был.


Рядом лежит сын. Он не плачет. Смотрит в глаза. Мужчина не может выдержать этот взгляд. Отворачивается. Ребёнок – маленький, разом повзрослевший мужчина, – не обвиняет. Просто – ждёт. Как и все. От этого ещё тяжелей.


С другого бока – какое счастье, что их не растащили в разные стороны, что им удалось остаться вместе! – жена, прижимает к груди дочь. Та, кажется, спит.


Один из этих смеётся, показывая пальцем на кого-то. Резкие лающие звуки диким эхом отдаются в огромном зале.


Душу затопляет безумие. Вскочить, прыгнуть на ближайшего – ведь недалеко же, он успеет. Вырвать автомат – он сможет, этих тоже разморила жара.


Нет.


Тяжкая тёмная волна, облив его холодным потом, тает. Он проводит рукой по лицу.


Нельзя.


Он не успеет убить всех до того, как они начнут стрелять в детей.


В жён.


В матерей…


Тянутся секунды.


Схватить в охапку детей, прыгнуть к окну, выбросить их наружу.


Нет.


Нельзя рисковать.


Надо ждать…


Воспоминания на этом не заканчиваются – но он не хочет смотреть в память сейчас. Не может.


Они остались – там.


Он – здесь.


Мужчина молчит.


Всё это время – молчит.


О чём говорить?


С кем?


Все и так знают, что он может сказать.


Те, кто живут здесь.


В город приезжают разные люди. Кого-то он, кажется, когда-то видел по телевизору. Но этого он точно сказать не может – не помнит. Они здесь высказывают сочувствие.


А потом, словно сговорившись, твердят: мы должны быть вместе. Мы победим.


Он не понимает. С кем вместе? Кто победит? Кого победит? О какой победе они говорят, стоя на трупах?!


Детей.


Жён.


Матерей.


Но он молчит.


Он идёт к могилам жены и детей. Потом к школе. Обычный маршрут.
Садится на ступеньки соседнего здания. Закрывает глаза. Ждёт. И воспоминания приходят снова.


Тогда он счастлив – на краткий миг, пока картины памяти в очередной раз не начинает заливать кровью…


Он не знает, почему живёт. Наверное, потому, что нет сил умереть. Нет сил проверить – увидит ли их, если убьёт себя. Не знает, можно ли этому верить – если такое уже произошло, и никто не остановил этих.


Он…


Обречённый помнить…


Осуждённый на жизнь…