Чума хх века или болезнь роста?

Ардавазд Гулиджанян
26 июня 1996 № 24 (133)IНОСТРАНЕЦ

Чума ХХ века или болезнь роста?

Формула Жанны д’Арк

В политическом словаре нашей общественной жизни все чаще появляется слово «национализм». Он может быть «белым», «красным», «прагматичным» и еще Бог весть каким. Радоваться его появлению или опасаться?

С одной стороны, национализм свойственен и западным нациям. Он владеет там умами очень многих людей, вплоть до самых политических верхов. Именно движимые национализмом политики принимают законы об ограничении иммиграции и защите национальной самобытности от посягательств извне и изнутри. Для примера можно привести хотя бы недавний французский закон о защите родного языка от англицизмов. А с другой стороны, национализм породил столько крови, что его назвали «чумой ХХ века», причем вполне заслуженно.
Изначально само понятие «национализм» не имело теперешнего негативного смысла, «принадлежа к английской политической терминологии, где оно обозначало стремление ирландцев к автономии» (Владимир Соловьев). В русской литературе это понятие появилось в начале 80-х годов прошлого века. Но уже к началу ХХ века оно успело приобрести негативную окраску, а для положительной характеристики этого явления был найден эквивалент – «патриотизм». На Западе же предпочитают употреблять прежнее понятие, а для характеристики отрицательных, скажем так, националистических проявлений, подыскивают другие термины – «нацизм», «расизм», «этноцентризм» и др.
Что же вкладывали в понятие патриотизма русские обществоведы и философы? Вернемся к Соловьеву: «Постоянные встречи с чужим народным характером мало-помалу пробуждали у французов ревнивое чувство своей народности и вызывали наконец откровение национальной идеи. Иоанна д’Арк впервые дала простую и ясную форму чисто национальному патриотизму: быть независимым от чужеземцев на своей земле и иметь среди себя своего собственного верховного главу».

Под этими словами, думаю, подписались бы все сегодняшние националисты.
Правда, для реализации этих целей националисты иногда считают необходимым уничтожать своих инородных земляков, а понятие «своя земля» порой расширяется до всемирных масштабов, что делает подобного рода патриотизм вроде бы и не патриотизмом вовсе. Так где же грань между патриотизмом и национализмом, если пользоваться традиционной русской терминологией?

По Соловьеву, национализм есть «превращение живого народного самосознания в отвлеченный принцип, утверждающий «национальное» - как безусловную противоположность «универсальному», «свое родное» - как безусловную противоположность «чужеземному»». Здесь, видимо, главным словом является «безусловное», потому что конфликт национального и общечеловеческого, «родного» и «чужеземного» и даже национального (то есть коллективного) и частного – объективен. Дело в степени, в безусловности доминирования одного принципа над всем остальным. Когда степень эта достигает безусловности, любовь переходит в манию, а неприятие в фобию. Человек становится «винтиком» национального корабля, а мир – морем, по которому этот корабль плывет, неся на себе свою единственную ценность – самость.

Значит ли это, что национализм – лишь степень патриотизма, некое его уродливое продолжение, и природа, корни у патриотизма и национализма одинаковые? Или, может быть, это одновременно и понятия разного порядка? Может, патриотизм – просто форма «национального самосознания», если можно так назвать любовь к своей земле, родному языку и культуре, то есть к своему национальному? Национализм же – идеология, которая утверждает «национальное», как самодостаточную ценность, достойную особой защиты. Да, национализм возможен лишь там, где уже есть что защищать и где есть потребность в такой защите. Потому национализм, как правило, и направлен либо на обретение своей государственности, либо на ее сохранение.

В то же время национализм до некоторой степени действительно является продолжением патриотизма. Он по существу рождается из патриотизма, только ущемленного, и, следовательно, вполне естественен. Но грань, после которой он превращается в форму национальной паранойи, весьма зыбка и при определенных обстоятельствах легко преодолима.

Не детский конструктор, а семья

Еще совсем недавно многим, как в бывших социалистических странах, так и на Западе, мир казался простым и понятным, как детский конструктор: из племен – в народности, из народностей – в народы, из народов – в нации. А затем нации, в конце концов, выравниваясь в экономическом и культурном плане, сливаются в единый народ-человечество, счастливо живущий на своей планете. В бывшем СССР даже придумали название новой этнической общности – «советский народ».

Распад СССР и Югославии опрокинул все привычные конструкции.
Оказалось, что вопреки всяческой логике, в том числе и экономической, народы не объединяются, а наоборот, - разъединяются. Мир оказался намного сложнее, чем предполагалось. Теперь можно с полной уверенностью утверждать, что всеобщее объединение народов в единый этнос – полная утопия. Даже если допустить, что реализуется уж совсем бредовый сценарий, при котором некий народ просто уничтожит все другие народы и заселит всю планету. Все равно через некоторое время этот народ разделится на целую кучу более мелких народов. В том числе и потому, что далеко не последнее место в формировании, а затем и изменении национального самосознания занимает окружающая среда. Она влияет на образ жизни, эмоциональность и прочее. Достаточно вспомнить, как из англичан, переселившихся в Северную Америку, Австралию, Новую Зеландию и живших в природных условиях, отличных от метрополии, впоследствии сформировались отдельные народы – американцы, канадцы, австралийцы, новозеландцы, по своему самосознанию и характеру хотя и похожие на англичан, но все-таки сильно от них отличающиеся.

Все это говорит о том, что человеческие сообщества – народы (этносы) – являются социально-биологическими организмами, так как зависят от окружающей природной среды, которая во многом определяет их национальный облик (от внешности до культуры и темперамента, типа хозяйства и так далее). Недаром ведь в биологии и этнографии применяются схожие термины – «раса», «племя», «семья», «вид», «порода». Но если сообщество людей имеет биологические признаки, то тогда оно должно быть подвержено эволюции.

Вероятно, человечество все-таки больше похоже на семью, чем на детский конструктор. В этой семье есть совсем несмышленые дети, есть мудрые старики, подростки и т. д. А сближение культур – это не шаг к всеобщему слиянию, а шанс на всеобщее взаимопонимание, взаимоуважение между поколениями, столь необходимые для того, чтобы семья выжила. В этом случае национализм в его параноидальных проявлениях – что-то вроде возрастной болезни, типа подростковой криминогенности, когда человек стремится казаться взрослым и делает глупости. А теперь вспомним, что национализм, как правило, направлен либо на обретение государственности, либо на ее сохранение перед лицом какой-либо мнимой или действительной угрозы. И здесь тоже просматривается параллель с процессом формирования и развития отдельной личности.

Например, в определенном возрасте у человека возникает желание иметь свой дом, в котором будет установлен его собственный порядок, хотя и похожий на родительский, но чем-то все-таки отличающийся. Наступает и время, когда человеку вдруг хочется побыть одному, подумать о том, что сделано, поковыряться в воспоминаниях. Молодежь начинает раздражать, и кажется, что дети живут совсем не так, как должно. Итак, национализм – это не только социальное явление, но и естественная, «возрастная болезнь» этноса. Болезнь эта проходит нормально и без особых проблем, если нет факторов, неблагоприятно влияющих на клинику.
Так как у национализма во многом биологическая природа, он плохо поддается управлению. Одни народы ассимилируются и исчезают, другие живут, несмотря ни на какие усилия окружающих. Одни с оружием в руках готовы умереть за свою землю, а другие не считают это для себя возможным. Сколько дней, например, просуществовала Талыш-Муганская республика в Азербайджане? Практически нисколько, хотя инициаторы ее провозглашения имели и деньги, и оружие, и говорили все, что положено в таких случаях. Но не нужна она было талышам, и все! А ведь совсем рядом существуют сразу два противоположных примера – Нагорный Карабах и Чечня. Вот что значит разное биологическое состояние этноса.

Обречены на провал и попытки игнорировать национализм, подменяя его иными идеологическими установками. В многонациональных империях, построенных на религиозном единообразии, национализм прорастал в ересях. В империях, основанных на социально-идеологических доктринах, он проявлялся в поисках национальных вариантов этих доктрин. Вспомним югославский «оппортунизм», например, или китайскую «культурную революцию». Ни «пролетарский интернационализм», который нацелен на всеобщую одинаковость, ни американский «мультикультуризм», пытающийся вместить в одного человека ценности разных народов, не дают лекарства от болезни. Рухнул, распавшись на национальные государства, СССР, а американский «плавильный котел» все чаще дает сбои, оставляя неассимилированными целые массивы иммигрантов из Азии. Все большую враждебность, прежде всего в исламском мире, встречает и американская культурная экспансия.

Наверное, настоящий интернационализм – это уважение права каждого народа на свой дом, свой путь, свои ошибки и болезни. Тем более, если вчера эти болезни бушевали «у них», а сегодня они вдруг появляются у нас.

Россия беременна национализмом.

После распада империй приходит время национализма. Именно из распада империй и на основе национализма в течение ХV – ХХ веков появились нынешние европейские государства, а затем и европейские демократии. Зачастую этот национализм принимал параноидальные формы и приносил массу страданий как народу – носителю национализма, так и его соседям.
После распада советской империи в эту чрезвычайно тяжелую стадию развития вступил русский народ, которому еще предстоит обрести себя в непривычном для него состоянии независимости. Русский национализм – это неизбежная данность. Таков возраст этноса. Вопрос состоит лишь в том, не обретет ли русский национализм ту самую параноидальность, которая уже наделала столько бед в истории человечества. Однако как сумасшествие одного человека вызвано вполне определенными причинами, так и сумасшествие целого народа обусловлено конкретными обстоятельствами. Соответственно, существуют и средства, которые могут эти обстоятельства изменить – и тем предотвратить сумасшествие.

Сложившаяся в России ситуация настолько типична, что сравнение ее, например, с Германией 20 – 30-х годов стало уже общим местом в политологии и публицистике. Тем не менее, вновь вернуться к этому сравнению просто необходимо.
Пока немецкий народ пребывал в «сумерках национального самосознания» и занимался поисками собственного места в мире, элита бывшей германской империи, которая и привела свой народ к краху и разочарованию, душила немецкую экономику нелепыми законами и разворовывала страну. Чувство достоинства ее граждан всячески попирались, рушились традиционные устои. Вопрос физического выживания был противопоставлен нравственности и законопослушанию, а на международной арене победители делили земли, населенные немцами, и взимали с Германии непомерные контрибуции.

Формула Жанны д’Арк в изложении Соловьева содержит слова о «собственном верховном главе». «Собственный» в данном случае не обязательно означает этническую исконно-посконность правителя. Нет, «собственный» в данном случае – это нечто вроде категории родства, обязывающего правителя соблюдать местные обычаи, заботиться о том, чтобы народ богател, и чтобы уважение к нему в мире росло.

Германская власть того времени всеми этими качествами особенно не отличалась. К тому же многие ее представители по существу заботились только о себе, а не о стране. В результате, когда антагонизм между народом и властью достиг опасного уровня, часть элиты, используя национальные комплексы и политических маргиналов, сумела направить возмущение людей на «инородцев». Тем самым она решила сразу две задачи – спасла себя и устранила значительное число конкурентов из всех сфер политической и экономической жизни. Немецкому народу пришлось заплатить за свое коллективное сумасшествие миллионами жизней и национальной катастрофой. В конце концов, проиграла и сама национальная элита.
Подобная перспектива начинает постепенно вырисовываться в России. Грядущий пожар уже прямо-таки осязаем. Александр Лебедь, например, считает, что до него осталось год – два. В стране уже предостаточно людей, которые занимаются не столько делом национального возрождения, сколько пропагандой националистического безумия. Все чаще на эту дорожку сворачивают и власть предержащие, которые вместо решения реальных проблем лишь сеют новые межнациональные антагонизмы. То все «лица кавказской национальности» у них воры и бандиты, то украинцы – «националисты – бандеровцы», потому что не хотят «теснее интегрироваться» в СНГ. Еще немного – и безумие не остановить. Даже если власть не решится пойти по германскому пути, то может настать момент, когда она уже ничего не сможет сделать. Овладевшее массовым сознанием национальное сумасшествие сметет все – и власть в том числе.

Еще не поздно

Опасность эту многие видят и обсуждают. Есть точка зрения, что надо вообще прекратить всякие разговоры о русском национальном самосознании и говорить только о российском государственном самосознании без национальностей, как на Западе. Это якобы не будет ущемлять нерусские народы России и спасет страну от развала по национальному признаку.
Но, во-первых, пока нельзя, к сожалению, говорить, что русский этнос достиг степени зрелости западных этносов, уже миновавших «подростковую» стадию национализма. Поэтому российское вненациональное государственное самосознание вряд ли остановит русский национализм, и к тому же способно «канализировать» его в другие русла, превратив в сибирский, уральский, казачий и прочий национализмы, чреватые таким же развалом России, как и всплеск национализма нерусских народов. Во-вторых, западные страны в большинстве своем все-таки являются национальными, моноэтническими государствами, где понятие «национальность» легче отождествить с понятием «гражданство». Потому, например, во Франции ты – или француз, или иностранец. И при этом неважно, что думает о себе эльзасец, алжирец или еврей.

По существу это то же самое, что предлагает сейчас Жириновский - объявить всех «русскими», ликвидировав национальные республики и разделив всю Россию на губернии. В нынешних условиях это вряд ли понравится татарам, башкирам и прочим народам, тоже переживающим процесс национального самообретения. Таким образом, модель российского государственного самосознания – пока только перспектива, ведь нельзя остановить эволюцию, а значит, нельзя остановить национализм. Но вот направить национальную энергию в область созидания, помочь народу пережить трудное время – можно.

Не так давно в Квебеке прошел референдум о независимости. Стало быть, существование квебекского национализма – вещь неоспоримая. При этом даже самым сумасбродным квебекским самостийникам не приходило в голову выгонять из провинции нефранкоязычное население, хотя ясно было, что оно проголосует против суверенитета. И в Оттаве даже самые решительные сторонники единой Канады не помышляли о том, чтобы бомбить Квебек. Изначально было ясно, что национальное безумие в этой стране невозможно. Почему?
А потому, что те же квебекские националисты за все годы своего правления в провинции не только боролись за независимость, но и занимались подлинным национальным созиданием, то есть рутинной работой – писали законы, возрождали культуру, развивали экономику. И никаких «инородцев» из Квебека не гнали. В результате за 10 лет значительно «пофранцузело» хозяйство, образование, да и само франкоязычное население провинции увеличилось с 75 процентов до 84. Все это, в свою очередь, тоже стало возможно лишь потому, что вот уже более ста лет Канада развивалась по буржуазному пути, то есть на основе рыночной экономики и демократии.

Кто бы ни пришел к власти в России, он обязан помнить: дух Жанны д’Арк витает над этой страной. В принципе так и должно быть. Только надо уметь делать из этого выводы. Естественный национализм не опасен, если его изначально направить в русло созидания, национально-культурного возрождения и формирования настоящей буржуазной нации.

опубликовано 26 июня 1996 в № 24 (133) газеты "IНОСТРАНЕЦ"