Чужое горе.
Город утопал в фонтанах праздничных огней. За каждой витриной стояли ёлки, украшенные мерцающими гирляндами и блестящими шарами. По улицам спешили люди, поверившие на этот вечер в сказку. Все тропинки, искрящиеся от белого снега, вели сегодня в детство.
Иван старался держаться подальше от света. Он не хотел своим видом испортить настроение прохожим. Заросший давно немытыми волосами человек в грязной одежде не подходил к этому празднику. Он это понимал. Но и ему очень хотелось Нового Года. На площади, рядом с уже закрытым ёлочным базаром, можно набрать пахнущих зимним лесом веток. В своём подвале он украсит их бумажными снежинками и в тишине новогодней ночи к нему на миг вернётся эхо потерянного счастья.
Иван давно разучился мечтать. Тепло, без которого его потерявшая смысл жизнь превратилась бы в пытку, ему давали воспоминания. Когда-то у него была комната в общежитии глухонемых, и в неё приходили друзья. Его фотография висела на доске почёта, и Марина просила сделать такую же для неё. Тихие вечерние улицы ещё помнили их поцелуи. Неяркие фонари до утра освещали влюблённым дорогу. И они, взявшись за руки, шли встречать свой рассвет.
Водоворот тепла захватил все мысли, и Иван не заметил свёрток, лежащий на снегу. Он уже прошёл мимо, но почему-то обернулся, словно услышав беззвучный плач маленького замерзающего комочка. Иван схватил ребёнка на руки, прижал к груди. Надо бежать! Но куда? Наверное, в милицию. Тут недалеко. Он весь сжался, испуганно вспомнив тяжёлые удары резиновых дубинок, но повернулся и, сгибаясь с каждым шагом, пошёл к отделению.
До входа в серое здание оставалось метров сто, когда его остановил пьяный патрульный: «Куда ты прешься, бомжатина вонючая? Тебе что, непонятно объяснили, чтобы ты больше здесь не шлялся?» «Ааа, ммм»,- Иван показывал на ребёнка, всё ещё надеясь на помощь. «Что мычишь, козёл? Пошёл отсюда,... !»- удар сапога показал Ивану правильную дорогу.
Он долго не сдавался, метаясь от подъезда к подъезду. Но на немые звонки в домофон не открылась ни одна дверь. Жизнь могла вот-вот покинуть синеющее тельце, но праздничный город не хотел замечать чужого горя. Лишь одна старушка из маленького частного домика вынесла им немного тёплого молока в бутылочке. «Берите, берите. Только прошу, уходите быстрее. Сын, когда пьяный, такой злой!»
Согревая ребёнка теплом своего тела, Иван вошёл в подвал. Привычный сырой запах по дружески обнял застывших от людского равнодушия. Малыш пил молоко, забавно сжимая соску маленькими губками. И Ивану вдруг показалось, что тонкое одеяльце скрывает его маленькие крылья. Сквозь слёзы он смотрел на ребёнка и думал, что там, наверху, кто-то ошибся. Этому миру ангел уже не нужен.