Терские казаки. Часть 9

Юрий Иванов Милюхин
По обеим сторонам узкого ущелья вздымались отвесные скалы, затянутое тучами небо между ними казалось подброшенным вверх серым пояском, снятым с талии горянки. По дну гремел камнями разбухший от ливней ручей, кони прядали ушами, стараясь уловить незнакомые звуки, стряхнуть обильную влагу. Ехавший на кабардинце во главе группы Дарган внимательно присматривался к нависшим над тропой выступам, к горным складкам, за которыми незаметно могли разместиться разбойничьи секреты, но делал он это больше для порядка. Впереди на добрых лошадях трусили двое молодых казачка, упреждавшие любое проявление или движение живности за валунами. Небольшой отряд из прошедших проверку боями станичников рысил по ущелью с раннего утра. Сотник здраво рассудил, что если ночью они переправятся на правый берег Терека и незамеченными доберутся до горных круч, то по такой погоде засады у входа в ущелье может не оказаться. Так оно и вышло, склоны перед расселиной были пустыми. Теперь нужно было как можно дальше проскочить вглубь занятой противником территории и уже возле самого селения Цахтуры принять план дальнейших действий.
Усыпанная камнями тропа поднималась в гору все выше. К обеду грохот ручья остался далеко внизу, а над головой по прежнему нависали неприступные скалы. Тропинка ужалась до такой степени, что одной ногой всадники задевали шероховатые стены ущелья, а другая у них качалась над пропастью. На одном из поворотов с крошечной площадкой в скале дозорные остановились, вид у казачков был немного растерянным. Дарган приказал станичникам спешиться, чтобы осмотреться вокруг.
- Батяка, правильно ли мы идем? – решился задать вопрос Захарка. – Может, абреки уходят от погони другой дорогой?
Панкрат посмотрел на брата и криво усмехнулся, он ничего не сказал, зато Дарган ткнул пальцем на размытую дождем кучу лошадиного навоза:
- По твоему, это орлы навалили? – вопросом на вопрос ответил он. – Думаю, тропа сузится еще, места на ней останется лишь ногу с копытом поставить, а потом откроется перевал, за которым зеленые склоны с тем самым селением.
- Ты уже бывал там, батяка?
- Нет, я об этих местах слышал от захваченных в плен абреков, они грозились отправить меня туда и заставить на себя работать. Может быть, с вашим братом они так и поступили, - Дарган затянул подпругу под брюхом коня посильнее, продолжил объяснения. – Если бы я не знал, как туда попасть, своих боевых товарищей я бы не беспокоил.
Скоро тропа действительно превратилась в подвешенную над бездонной пропастью серую ленту, усыпанную каменным крошевом, казалось, она начала прогибаться, одновременно стараясь выкрутиться из-под ног. Кони выворачивали глазные яблоки, судорожно взвизгивали, но продолжали идти след в след за людьми, посеченные саблями, побитые пулями, они привыкли ко всему. Люди молча оглаживали их морды, пихая в губы куски прихваченного с собой пахучего хлеба. Так продолжалось до тех пор, пока лента не взбежала на заледенелую вершину горы, дальше бег ее обрывался крохотной площадкой с перекинутым на другую половину скалы шатким деревянным мостиком из жердей, во многих местах перевязанным веревками и обыкновенной лозой. Сквозь пелену из снега далеко внизу, как под водой, виднелись конические трубы над плоскими крышами саклей, зеленели запоздалыми листьями небольшие сады, изумрудом стелились альпийские луга с белыми пятнами овечьих отар. А еще дальше небо закрывали снежные стрелы недосягаемых горных пиков, туда человеку дороги не было. Казалось, открывался совершенно другой мир, неизведанный и сказочный. Здесь же, на площадке, лица казаков секла злая ледяная крупа, тучей клубившаяся вокруг.
- Панкратка, пойдешь первым, - подозвал старшего сына Дарган, кивнув на ненадежный мост, с сомнением огладил бороду. – Сдается мне, что Захарка был прав, когда задавал вопрос про другую дорогу, эта тропа предназначена только для ухода от погони.
- Согласен, батяка, вряд ли кто осмелится потащиться по ней за абреками, оттого они всегда оставались неуязвимые, - Панкрат прикинул расстояние до другой скалы, сощурил глаза. – А на той стороне, кажись, дорога пошире.
За мостом тропа действительно превратилась едва не в проселочную дорогу, спускаться по ней стало легко и не так опасно. Погода менялась на глазах, скоро вместо больно стегавшей по лицам крупы пошел пушистый снег, а еще через некоторое время его сменил привычный за последние дни дождь. Когда путники приблизились к седловине, за которой на склоне ощерился сложенными из каменных плит стенами аул, вечернее солнце принялось ласкать их по летнему. Казаки скинули бурки, сложили их за седлами, на ходу проверили оружие, лишний раз подергав за подвижные части. Пришла пора готовиться к тому, за чем они пришли.
Высокогорный аул представлял из себя небольшую крепость, по бокам которой высились смахивающие на минареты древние башни, соединенные заборами из скальной породы. Внутри расположились сакли с единственной улицей между ними, с почти квадратной площадью посередине. Сейчас площадь оказалась пустой, но по улице ходили вооруженные до зубов люди, между ними сновали женщины и дети, к прогретым за день стенам жались седобородые старики. Снизу, по многочисленным тропкам, к крепости поднимались всадники, перед которыми тут-же открывались и сразу закрывались толстые деревянные ворота. В узких бойницах башен, похожих на родовые укрепления горцев, солнечные лучи изредка натыкались на блестящие металлические части, говорящие о том, что внутри находятся часовые. Дарган натянул поводья своего кабардинца, дальше открыто спускаться по дороге становилось опасно. Приказав казакам спешиться, он послал двоих из них на разведку, вполне возможно, что за валунами перед седловиной нес службу вражеский секрет. Вскоре один из разведчиков вернулся, доложил, что сотник оказался прав.
- А где твой напарник? – напрягся Дарган.
- Занял место секретчика, - поправляя на поясе кинжал, деловито отозвался молодой казак, пояснил. - Он стоял один и мы его сняли.
- По одному абреки в секрет не ходят, - нахмурился сотник. – А если вернутся его друзья?
- Так нам же все равно в седловину спускаться, кстати, от того валуна до отары овец рукой подать, и чабан при ней не из ночхоев.
Дарган ничего не ответил, молча взяв лошадь под уздцы, повел ее, стараясь держаться в тени, вдоль отвесной скалы, за ним потянулся весь отряд. Внизу было разбросано множество каменных обломков, между которыми бил крохотный ключ, окруженный сочным разнотравьем. В стороне распростерлось тело чеченского джигита в белой барашковой папахе, в рваной черкеске и в кожанных ноговицах, но на скопившиеся у сотника вопросы ответить он уже не мог. Панрат поставил своего коня за огромный валун, забросил уздечку ему на холку, кабардинец сразу потянулся к траве.
- Батяка, я пойду проведаю того чабана, - указал он рукой на пасущуюся саженях в ста отару овец. – А вдруг он чего подскажет.
- Возьми Захарку, - коротко взглянув на старшего сына, приказал Дарган.
Захарка передал поводья соседу, поправил за спиной винтовку, вместе с братом они скрылись в бесчисленных каменных лабиринтах.
Альпийский луг одним краем утыкался в россыпь камней у подножия горы, с которой они только что спустились, трава была такой сочной, что, казалось, скотина здесь никогда не проходила. Спрятавшись за уступом, Панкрат взялся наблюдать за присевшим на плиту спиной к нему чабаном, он с жадностью осматривал его одежду, стараясь разглядеть хоть какую-нибудь знакомую деталь, но рваный бешмет с шароварами из вонючей шкуры и такие-же подвязанные веревками чувяки могли принадлежать разве что осетинам или диким ногайцам. Захарка сопел рядом, ему не терпелось накинуть волосяной аркан на шею пастуху, затащить его за скалы и приняться расспрашивать про своего брата с обитателями крепости. Но старший из Даргановых медлил, покусывая сухой стебелек, он словно чего-то выжидал. Вскоре из-за пригорка объявился воторой такой-же неряшливый пастух, рядом с ним трусили две лохматые кавказсие овчарки, обе словно по команде повернули морды в ту сторону, где прятались братья. Как назло, ветер дул от ущелья, из которого вышел отряд.
- Замри, - шепотом приказал Захарке Панкрат.
Но совет не помог, один из псов вдруг сорвался с места и бросился к валуну, Панкрат едва успел размотать башлык и скинуть длинный конец на траву. Когда овчарка домчалась до него, он резко дернул башлык на себя, пес как завороженный сунулся за ним. Молниеносный удар кинжала в холку оборвал жизнь волкодаву, а Панкрат уже снова занимал выжидательную позицию. Захарка взял винтовку в руки, направил дуло на абреков.
- Не спеши, у этих чабанов какое-то странное поведение, - опять шепотом посоветовал ему старший брат, пояснил. – Мало того, второй волкодав тоже почуял неладное, а эта псина уже умная.
- Ну и что? – не понял Захар.
- А то, теперь он без хозяина никуда не двинется, даже если тот начнет его заставлять, значит, придется ждать обоих. А если ты стрельнишь, собака бросится не к нам, а побежит в аул, тогда нам отсюда не уйти.
Наконец хозяин собак как бы обратился к не реагирующему ни на что вокруг чабану, сказав несколько слов, он направился к валунам, скорее всего, это был или старший пастух, или обходчик постов. Панкрат как в первый раз бросил приманку на землю, показал напарнику глазами, чтобы тот приготовил волосяной аркан. Захар отставил ружье, взял в руки скрученный из конского волоса тонкий канат. И все повторилось по кругу, вторая овчарка тоже рванулась за концом башлыка, а ее хозяин, заметив мелькнувший под валун белый хвост, вытащил саблю и на полусогнутых ногах сам просунул голову в подставленный средним братом аркан. Затянув петлю покрепче, Захарка сунул ему в рот пучок травы, затем отобрал оружие, другим концом связал абреку руки и в ожидании дальнейших действий посмотрел на Панкрата.
- Посторожи его, я к пастуху сам схожу, - задвигая ногами в расщелину собачьи трупы, вытер лезвие пучком травы подхорунжий.
В руках у Захарки снова оказалась винтовка, он взвел курок, неспешно навел мушку на белую папаху чабана, тот продолжал сидеть в том положении, в каком обнаружили его братья. Солнце закатывалось за серебряные вершины гор, отара овец медленно покидала объеденный участок луга, оставляя на коричневой почве черные катухи. Панкрат водяным полозом проскользнул до камня, приготовив свой аркан, собрался уже накидывать его на голову странно застывшему в одной позе чабану, когда вдруг заметил вокруг шеи сидящего рваную рану. В первый момент он не сумел сообразить, что здесь произошло, потом увидел, что сгустки крови из надреза запеклись, они успели потемнеть. Значит, убийство произошло не сегодня, а по меньшей мере несколько дней назад. Пастух опирался плечами на деревянные подпорки из карагачовых сучьев, руки доставали до земли, видно было, что перед этим его здорово мучали – лицо представляло из себя засохшую кровавую маску. Узнать, к какой нации или народности он принадлежал, не представлялось возможным, лишь за воротом бешмета на кожанном шнурке покачивался маленький железный крестик. Подхорунжий молча перекрестился, пригнувшись, побежал за укрытие, грубо рванув за шиворот взятого в плен разбойника, поволок его за собой, не замечая, что тот носом сшибает все выступы на пути.
Дарган устроил за самым большим из валунов подобие наблюдательного пункта и теперь со вниманием следил за жизнью в крепости. Когда с добычей появились сыновья, он оставил укрытие, присел на плиту в центре временного бивуака.
- Тот чабан оказался с перерезанным горлом, - бросая на камни абрека, раздраженно вытер пот рукавом черкески Панкрат. – Он был христианином, на груди висел железный крестик.
- А это кто? – кивнул на связанного абрека сотник.
- А этот джигит вроде смотрящего, бродил с собаками от отары к отаре.
- Мертвых чабанов, что-ли, проверял?
- Не знаю, может тот пастух был приманкой, или его убили за веру и оставили в таком положении в пример другим.
Дарган задумчиво постучал концом ножен по камням, затем всмотрелся в брошенного перед ним на траву абрека.
- Знакомая морда, - вдруг воскликнул он, казаки разом повернулись на его возглас. – Это чабан из аула напротив нашей станицы.
- А как он здесь оказался? – подался вперед есаул Гонтарь, наклонился над чеченом. – И правда Заурка, он приходил к нам торговаться за баранов-мериносов. Вот нехристь, на два фронта работал, и баранов своим перепродавал, и для русских полков был проводником в горах.
- То-то они из похода до сих пор не вернулись, - звякнул шашкой кто-то из казаков.
Связанный абрек забился в волосяных петлях, заросшее черной щетиной лицо исказилось от страха и ненависти.
- Развяжите его, теперь он никуда не уйдет, - приказал сотник. – За этим разбойником тоже должок числится, он извернулся из нашего табуна увести пяток породистых дончаков.
- Это не я, Дарган, русские полки ушли на Эрзерум и Трапезунд, проводниками у них были сваны, - избавился наконец от пучка травы во рту чечен. – И лошадей твоих я не уводил,это дело немирных из аула за поворотом Терека, твоих дончаков они угнали туда.
- А ты, мирный, навел их на мой табун, - веско сказал Дарган, недобро прищурился. – Должок платежом красен, Заурка, не станешь сейчас говорить, пойдешь к праотцам чакан для крыш заготавливать.
- Что ты хочешь узнать, сотник? Я все скажу.
- Ты видел среди пленных моего сына Петрашку?
- Я твоего сына не знаю, говорили, что, как и другой твой сын, он учится у неверных в Москве.
- Разве Муса не делился с вами информацией? – недоверчиво покосился на бандита сотник.
- Муса тут никто, его могут убить за малейшую провинность как любого из нас.
- Хорошо, а где держат заложников?
- В подвале дальней башни отсюда с левой стороны, но иногда им позволяют пасти овец.
- Тем, кто принял вашу веру, - добавил молчавший до сего времени Панкрат. – А если даже и стал мусульманином, но спрятал на шее крестик, тому все равно перерезают горло, в назидание остальным.
- Случается и так, - угнул подбородок чечен, понимая, что здесь отпираться бесполезно.
- Кто в крепости главный и сколько в ней насчитывается гарнизона? – сдерживая бешенство, продолжил допрос Дарган.
- Про главного ты уже знаешь, это наш третий имам Шамиль, - поспешно проглотил обильную слюну абрек. – А воинов никто не считал, они собираются со всего Большого и Малого Кавказа, и даже с равнин, потому что имам объявил русским газават.
- А почему он решил сделать ставку здесь, а не в своем родном ауле Гуниб? – не сводил с пленного пристального взгляда сотник.
- Потому что заоблачный Гуниб далеко, а здесь и центр восстания, готовый для ответного удара, и защищенный горами оазис с теплым климатом.
- Тут как раз правда, сюда мы добрались с трудом, - поддакнул стоявший за спиной командира отряда Гонтарь. – А есть к вам еще какие дороги?
- Этого я знать не могу, - завилял зрачками чечен. – Сюда я попал как и вы, по тропе над ущельем.
- Как можно незамеченными проникнуть в крепость? – не стал ходить вокруг да около Дарган. – Слабые места в ней есть?
- Об этом может поведать только сам имам, - закатил глаза под лоб абрек. – Я могу сказать лишь одно, что если вы и попадете вовнутрь, вас все равно порубят на куски, потому что воины знают друг друга в лицо.
- Даже тех из них, которые по зову Шамиля только что примкнули к вам? – ухмыльнулся сотник, махнув рукой по направлению к склону, по которому группами и поодиночке продолжали подниматься вооруженные горцы. Поставив шашку между ног, он подвел черту. – Ты ничего нам не рассказал, Заурка, а то, о чем поведал, мы знали без тебя. Про крепость не стал молчать потому, что мы уже здесь, про подвал не сбрехал в уверенности, что за стены мы никогда не попадем, а про дороги со слабыми местами в укреплениях промолчал.
- Но я сам ничего не знаю! – воздел ладони вверх абрек, он все еще надеялся на то, что ему сохранят жизнь.
- В распыл, - коротко приказал Дарган.
Казаки мигом подцепили бандита с обеих сторон, поволокли за валуны. И вдруг визжавший от страха абрек выгнулся дугой, ударил изо рта клубками пены:
- Поганые гяуры, вы расплодились как презренные шакалы и вам все мало. Вы свое еще получите, - задохнувшись от ярости, зарычал он. – Даже на том свете я буду мстить вам как бешенным собакам...
Один из казаков надавил ему на затылок, второй скользящим ударом шашки снес неправильной формы голову. Сухопарое тело пару раз взбрыкнуло ногами и все кончилось.
Ночь прошла в приготовлениях к нападению на крепость, вернувшиеся из разведки казаки доложили, что с наступлением темноты ворота все равно открывались навстречу прибывавшим горцам, каждый из входов находился под охраной примерно пяти человек. В самой крепости, на площади, не затухая горели костры, оттуда доносилась барабанная дробь со звуками азиатского струнного инструмента или переделанной на свой лад, захваченной у русских гитары. Образовав круг, чечены носились друг за другом, через равные промежутки времени распадались на группы, устраивали бешенные пляски с гортанными выкриками. Можно было подумать, что люди в крепости не ведали про сон, они вели себя как члены дикого племени, не знающего цивилизации.
Ближе к утру Дарган принял окончательное решение, он оставил у входа в ущелье пятерых человек во главе со своим другом есаулом Гонтарем на случай, если абреки не обнаружат убитого часового на месте и поднимут тревогу, или если придется спешно возвращаться назад. Потом дал команду трогаться, укутанные концами башлыков по самые брови, станичники положили поперек седел приготовленные для стрельбы винтовки, поудобнее умостили за спиной заряженные пистолеты. Обмотанные тряпками копыта мягко ступали по густой альпийской траве, не слышно было ни звяка, ни стука, ни лошадиного фырканья – сотник решил раньше времени не тревожить присутствием группы ни одно живое существо. Впереди разместились казаки, хорошо знающие горские наречия, за ними следовали умеющие стрелять без промаха, замыкали группу из пятнадцати человек способные свернуть рога быку. Но до самых ворот отряду никто на пути не встретился, лишь когда приблизились к башне, из бойницы показалось лицо абрека, держащего в руке зажженный факел:
- Аллах акбар! – крикнул он, сжимая в другой руке винтовку.
- Аллах акбар, - по татарски отозвался Захарка, считавшийся в семье Даргановых знатоком языков. – Дар эс салям алейкум, уважаемый.
- Ваалейкум эс салям, откуда вы, братья?
- Мы кабардинцы, из Баксана, что под горой Эльбрус, пришли по зову предводителя всех горцев имама Шамиля на священную войну против неверных.
- Да продлит аллах его жизнь, вы настоящие правоверные мусульмане. Кабардинцы к нам еще не приходили, - обрадовался часовой, обернувшись назад, отдал какое-то приказание,затем продолжил. – Вы соблюдаете законы шариата?
- Да, мы сунниты. Аллах велик и мы свято чтим законы, по которым он повелел жить всем правоверным.
- Вы принимаете провозглашенный имамом Шамилем газават против неверных? – дозорный продолжал с пристрастием допрашивать верховых, из которых ни один не говорил по кабардински, в том числе сам Захарка. Расчет строился на том, что сами кабардинцы давно утихомирились, а чечены признавали только свой язык.
- Мы потому и пришли под зеленое знамя ислама, что против насаждаемых русскими порядков.
Часовой скрылся внутри башни, через несколько мгновений за тяжелыми воротами загремели железные засовы, створки скрипуче распахнулись и показалась освещенная несколькими факелами не широкая улица высокогорного аула, ведущая на центральную площадь.
- Дорогие гости, мы рады вам, нашим братьям по вере, - прижимая руку к сердцу, сказал один из привратников. Отступив в сторону, он показал рукой вдоль дороги. – Проезжайте до площади, там вы найдете еду и питье, там вас встретят джигиты со всего Кавказа.
Отряд казаков шагом проехал мимо воротных столбов, когда за последним из всадников створки закрылись и абреки вновь собрались укрыться в стенах башни, спрятавшийся в середине Дарган поднял руку. Замыкавшие шествие станичники завернули лошадей и с маха опустили шашки на головы ослепленных пламенем факелов дозорных. Бросок был столь дерзким и быстрым, что никто из абреков не успел прикоснуться к своему оружию. Панкрат спешился, юркнул в узкий проход башни, внутри которой наверх вела узкая лестница, но и на смотровой площадке никого не оказалось. Он спустился вниз, подобрав одну из чадящих смоляных чурок, посветил под лестницу, заметил в каменном полу накрытый деревянным щитом круглый вход в яму. Обычно кровники, державшие многомесячную осаду, складывали в таких продукты питания. Станичники в это время рассредотачивались с обоих сторон ворот, в темноте изредка поблескивали лишь длинные дула винтовок. К подхорунжему присоединились еще несколько молодцев, вместе они сдвинули дубовый щит, сунули факелы в яму, В носы ударила густая вонь, смешанная с запахом гнили. То, что высветилось в пляшущем пламени, описанию не поддавалось, на дне колодца прижимались друг к другу не меньше десятка истощенных людей, одежда на них превратилась в лохмотья, на ногах и запястьях отсвечивали железные цепи.
- Есть тут кто живой? – крикнул в глубину Панкрат.
Тишина была ответом на его призыв, никто из заложников не подумал пошевелиться. Подхорунжий развязал под горлом тесемку, чтобы легче было дышать:
- Мы казаки, христиане, нас бояться не след.
Тряпье разом расшвырялось, показались бледные лица, обтянутые синей кожей, кто-то из станичников уже опускал в дыру служивший лестницей ствол дерева с выступами от сучьев. В него вцепилось несколько костлявых рук, раздалось хриплое рычание. Пакрат снова нагнулся над входом:
- Петрашка, ты здеся?
- Если ты ищешь казака из станицы Стодеревской, то его перегнали в башню на другом конце крепости, - ответил перебиваемый кашлем сиплый голос. – А нас тут держали на случай осады.
- Мы должны были служить живым щитом, - торопливо дополнил сообщение сиплого его сосед.
На поверхности показались первые заложники, на которых невозможно было смотреть даже в свете нестойкого пламени от факелов. Когда последний из них перевалился через обнесенный камнем край колодца, Панкрат на всякий случай посветил по углам ямы, затем подтолкнул освобожденных к воротам, уже раскрывавшимся навстречу зарождающейся заре.
- Идите прямо, никуда не сворачивайте, - отдал он приказ призракам. – Как дойдете до валунов у основания горы, вас встретят наши люди и помогут переправиться через горы. Цепи несите в руках, чтобы не звякали, их разобьют там же.
- Все сделаем, как ты велишь, спаситель ты наш, - заголосил было кто-то из доходяг.
Подхорунжий разом взметнул шашку над его головой:
- Срублю и не задумаюсь, - по звериному прорычал он, оглянувшись на близкую площадь.
Но блаженного угрожающий замах не испугал, наоборот, заставил его еще выше задрать жидкую бороденку:
- Вот мы и дождались казачков-освободителей, уже они здеся.., - тонким голосом закричал он.
Закончить вопить ему не дали, несколько человек накрыли провокатора рваным бешметом, пропихнули в рот кусок тряпки. Дернувшись пару раз, тот затих навсегда.
- Это татарин, - негромко пояснил один из заложников. – Решил подать абрекам сигнал, чтобы ценой наших жизней добыть себе свободу.
- Вот... чертово племя, - Панкрат крутнул головой,вложил шашку в ножны и резко скомандовал, - Трупы побросайте в колодец, чтобы следов не осталось. - Затем отыскал глазами того, кто проинформировал его о брате, жестко спросил. – Кто ты и откуда?
- Я казак Никита Хабаров из станицы Ищерской, три года назад под крепостью Грозной попал в заложники, - несмотря убогость внешнего вида, четко отрапортовал осовобожденный. – Пленили разбойники из банды Дени, который из тейпа Зелимхана, что под Гудермесом.
- Откуда знаешь подробности? – вмешался в диалог есаул Гонтарь.
- На одной земле живем, - не стал вдаваться в подробности казак.
- Ты говорил, что Петрашку перевели в подвал под другой караульной башней, - продолжил дознаваться Панкрат.
- Ты его брат? Здорово похожи, – присмотрелся ищерец, не дожидаясь ответа, пояснил. – Почти месяц казака держали с нами, даже на работы выгоняли, а потом с еще двумя непокорными заточили в зиндан для смертников.
- Подвалы с заложниками под всеми угловыми башнями или зинданы есть и в ауле?
- Этого я сказать не могу, брат казак.
- А где находится тот зиндан для смертников? – напрягся Панкрат.
- На противоположном краю крепости, точно такая же башня, как эта, стоит напротив потайного входа в пещеру, через которую можно попасть сразу на пойму Терека. Та пещера проточена подземной речкой.
- Она сквозная?
- Да, но весной и осенью заполняется водой.
- А как еще можно проникнуть сюда?
- Через Грузию с выходом на Крестовый перевал, но эту дорогу знают только проводники.
Панкрат покусал конец длинного уса, зыркнул глазами вдоль улицы, он обдумывал, как ловчее перебраться на другую сторону аула. Если снова выехать из крепости и пуститься вдоль стены, то придется опять проходить проверку на следующих воротах, к тому же неизвестно, что может произойти во время пути – утренняя заря успела выбросить первый розовый лепесток над черными вершинами гор. А если отряд прогарцует по середине улицы, то каждый абрек имеет право задать казакам наводящий вопрос.
- Возьмите меня с собой, - вдруг запросился ищерец. – Меня выводили на работы и я здесь знаю каждую лазейку.
- С кандалами на руках и ногах? – с сомнением качнул папахой подхорунжий.
- Дырки на них разболтались, я зайду в сторожку и, чтобы не было шума, там их разобью.
Станичники уже закрывали ворота за пропадающими во тьме заложниками, Панкрат подозвал к себе урядника, втроем они шмыгнули вовнутрь опустевшей башни. Через несколько мгновений казаки вышли, за ними спешил, усердно растирая руки и ноги, наливающийся казачьей дерзостью ищерец. Кто-то успел сунуть ему в руки баклажку с чихирем и большой ломоть каймака.
Пока разведчики рыскали в поисках обхода забитой абреками площади, Дарган в который раз прокрутил в уме придуманный на ходу план, получалось, что лучшего изобрести уже не получится. План предусматривал взамен убитых часовых оставить у башни пятерых казаков на случай, если вылазка раскроется раньше срока. Они должны были отвлечь внимание противника от исполнения отрядом главной задачи,кроме того, если основная группа не сумеет пройти через аул незамеченной, их заботой опять являлось наделать грома посильнее, чтобы притянуть к себе как можно больше вражеских сил, будто в крепость прорвалось не меньше полка русских войск. После того, как враг замечется по аулу, пытаясь определить, с кем имеет дело, группам следует одновременно покинуть крепость, пустив коней в намет по направлению к ущелью, где их возвращения дожидается есаул Гонтарь. В заоблачных высотах, когда абреки растянутся в цепочку и окажутся на виду у казаков, тропу легче будет защищать. Во главе добровольцев нужно поставить опытного станичника, у которого в самых жарких схватках голова всегда была холодной. Выбор пал на Черноуса, с которым не раз приходилось брать французские с турецкими укрепления. Приняв окончательное решение, сотник разделил отряд на две неравных части и отдал распоряжение приступить к действию.
За саклями пройти на другой край крепости не получилось, стены хижин с заложенными камнями проходами представляли из себя тот самый неприступный бастион, который можно было взять лишь с применением артиллерии. Не теряя времени, Дарган решил повести большую часть отряда через площадь, тем более, как предупредил освобожденный казачок, караул на воротах должен был скоро поменяться. Снова станичники выстроились в том порядке, в каком вступили на вражескую территорию. Улица по прежнему была залита темнотой, по бокам чернели низкие дома с плоскими крышами, ни собачьего лая, ни овечьего блеяния, наверное, овец загоняли на подворье только с наступлением холодов, а псы привыкли к постоянному передвижению всадников. В одной из этих хижин находился имам Дагестана и Чечни Шамиль, но отличить в которой,не представлялось возможным. Телохранители главаря горских народов или скрывались в комнатах вместе с ним, или вождь был настолько уверен в преданности своих воинов, что не считал нужным выставлять наружную охрану. Не интересовал имам и казаков, для них важнее была судьба сына уважаемого всеми станичника Даргана. За студента Петрашку они без долгих уговоров отправились в логово врага, осознавая, что живыми могут не вернуться. По закону взаимовыручки на Кавказе жили все большие и малые казачьи общины.
Неожиданно от одной из хижин отделились двое верховых, черные силуэты их закачались перед отрядом, держа направление к центру аула. Правый из джигитов держал в руках горящий факел, когда свет от него упал на его спутника, у Панкрата невольно дрогнуло сердце – абрек был без ноги. В этот момент горец обернулся, пристально всмотрелся в темноту улицы с мягко ступающей по ней группой всадников. Мужественное лицо его с надменным выражением показалось знакомым, оно было копией кровника семьи Даргановых, главаря разбойников Мусы. Казак дотянулся концом нагайки до сотника, молча кивнул тому на верховых. Дарган тут-же подобрался, внимательно осмотрелся вокруг на случай непредвиденной ситуации. Бежать было некуда, раствориться во тьме не получилось бы тоже. Путь, как и решение внезапно возникшей задачи, оставался один – в случае необходимости первыми успеть срубить невольных свидетелей казачьей вылазки, отомстив за всех униженных, в том числе и за Петрашку. Между тем абрек отвернулся, спросил о чем-то у товарища, видимо, получив удовлетворивший его ответ, перестал проявлять интерес к едущим сзади.
- Это Муса, - стараясь не настораживать станичников, тихо сказал отцу Панкрат. – Батяка, на ловца и зверь бежит.
- Он самый, только с расправой торопиться не станем, - так-же негромко осадил сына отец.– Будем надеяться, что на сегодня очередь до него еще не дойдет, иначе добраться до Петрашки нам не удастся.
Перед самой площадью верховые завернули в какой-то тупик и пропали во тьме. Отряд прогарцевал дальше, никто из станичников даже ухом не повел в ту сторону.
Вскоре открылся освещенный кострами край просторной площади, на которой продолжали греметь барабаны и звучала отрывистая музыка. Но ритм ее, вначале дикий и воинственный, заметно спал, многие джигиты, потягивая из кружек виноградное вино, улеглись на разостланных по периметру бурках. Рядом с ними опустили морды в узкие торбы строевые кони. Лишь в центре махали руками и частили ногами несколько танцоров, подбадриваемые немногочисленными зрителями. Дарган замедлил ход коня, он решил провести отряд мимо горцев так, чтобы не вызвать малейшего подозрения, он с детства знал, что змея обращает внимание только на суетливые движения. Это почти удалось, лишь некоторые из джигитов оборачивались на мягкий стук обмотанных тряпками копыт, скорее всего, в головах у них проскальзывала мысль о том, что группа воинов не вошла в крепость, а уходит из нее в разведку. Площадь неторопливо разворачивалась перед казаками, от костров в темное небо улетали бесчисленные рои гаснувших на лету искр. И вдруг один из разбойников вскочил на ноги, выбросил руку в обычном приветствии:
- Аллах акбар, - с нетрезвыми нотами в голосе выкрикнул он.
- Аллах акбар, - отозвался Захарка, стараясь интонацией дать понять, что на разговоры нет времени.
- Присоединяйтесь к нам, братья мусульмане, в бурдюках еще много вина, - не унимался абрек, задремавшие было воины стали отрывать головы от бурок.
- Спасибо, джигит, но впереди у нас долгая дорога, - как можно вежливее, не останавливаясь, отверг предложение Захарка.
- Кто вы, правоверные? И куда держите путь?
- Мы кабардинцы, едем на угодный аллаху промысел.
Пьяный джигит прижал пальцы ко лбу, развернувшись на месте, радостно крикнул что-то вглубь площади. Оттуда долго не отзывались, затем тот, к кому обратились, громко произнес на русском языке:
- Нет, Руслан, кабардинцы не мои земляки, хотя мы живем бок о бок с ними. Нам, балкарцам, ближе карачаевцы, что по языку, что по обычаям, а кабардинцам подходят черкесы.
- Но вы тоже сунниты!
- Все мы братья, потому что аллах велик. Но не земляки.
Джигит с сожалением развел руками и приложился к плошке с вином, опустили головы на бурки и окружавшие его воины. Всадники облегченно перевели дыхание, Захарка переглянулся с отцом и старшим братом, они поняли, что давняя размолвка кабардинцев с балкарцами спасла жизнь всему отряду. Но расслабляться было рано, впереди, на фоне светлеющего неба, замаячили очертания очередной сторожевой башни. Не доезжая до нее саженей двадцати, Дарган подозвал к себе Захарку, жестко наставил, что надо говорить и как действовать. Панкрат теребил поводья рядом, отец давно передал ему все права на ведение боевых операций и теперь он не только прислушивался к его советам, но и прикидывал в уме, как ловчее убрать сторожей. Сбоку сложенного из обточенных ветрами и водой булыжников четырехугольного конуса с бойницами и небольшой крышей, стояли несколько оседланных лошадей, возле ворот прохаживался всего один абрек. Заметив подъехавших всадников, он не спеша перекинул винтовку на грудь и расставил ноги.
- Аллах акбар, - выкрикнул заученный пароль Захарка.
- Аллах акбар, - отозвался часовой. – Куда путь держим, братья мусульмане?
- Шамиль послал нас на угодный аллаху промысел, мы решили пощипать русские военные обозы на левой стороне Терека.
- Это правда богоугодное дело, русских в покое оставлять нельзя, - согласился абрек, подошел ближе. – А кто у вас стоит во главе отряда?
- Я командир, мое имя Дени, - выехал вперед широкоплечий Панкрат, показал нагайкой на ворота. – Открывай задвижку, уважаемый, нам еще надо успеть пройти дорогой пещеры, а на той стороне гор уже не одну неделю идут дожди.
- И это правда, - кивнул папахой часовой, направляясь к створкам, по обличью он смахивал на лезгина. – Все джигиты, которые возвращаются из походов, в один голос говорят, что таких дождей на земле наших предков еще не было. Вполне возможно, что пещеру залило водой.
В этот момент из входного отверстия в башне вышел еще один дозорный, по внешнему виду чечен, подняв факел над головой, он присмотрелся к Панкрату:
- Я слышал, что командиром отряда назвался Дени, - с недоверием в голосе спросил он. – Из какого ты тейпа, уважаемый?
- Из тейпа Зелимхана, да будет благословен весь его род, который является основателем самого богатого в Большой Чечне аула Гудермес, - на ночхойском языке уверенно ответил подхорунжий. – Что тебя насторожило, дорогой брат? Скажи, я развею твои сомнения.
Но вместо продолжения диалога чечен вдруг обернулся назад и что-то крикнул в сторону башни, из дверей тут-же выбежали несколько часовых с винтовками в руках. Отскочил от ворот и лезгин, не зная, как поступать дальше, перекинул ружье из руки в руку, дело принимало серьезный оборот. Заметив, как напряглись казаки, находившийся в центре группы Дарган тихо проговорил несколько слов:
- Не подавайте виду, что нас разоблачили, - ровным голосом сказал он. – Берите чеченов в кольцо, стрелять только в крайнем случае.
Не прикасаясь к оружию, стоявшие впереди станичники начали разъезжаться полукругом, они дружно загудели, словно проявляли недовольство их задержкой. Задние незаметно вытаскивали шашки из ножен, натягивали поводья и сдавливали ногами бока лошадям, готовясь бросить их вперед. Между тем, выразивший подозрение абрек направил винтовку на Панкрата.
- Джигита Дени из тейпа Зелимхана два дня назад убили русские, это произошло недалеко от Горячеводска, - жестко объявил он. – Ты подлый самозванец, откуда ты и кто ты есть на самом деле?
- Послушай уважаемый, кто тебе такое сказал и зачем ты переходишь на оскорбления? – развел ладони в стороны подхорунжий. – Два дня назад под Горячеводском я действительно вел бой с неверными, но сумел вырваться и собрать новый отряд, чтобы отомстить гяурам за погибших товарищей.
- Какой дорогой ты поведешь своих людей? – оскалил зубы чечен, видимо, он решил разоблачить самозванца до упора.
- Как и много раз, я проведу джигитов через пещеру, она имеет выход на заливные луга, почти к самому берегу Терека.
На некоторое время на пятачке перед воротами зависла напряженная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием смолы на факелах в руках часовых. Небо на восходе светлело все сильнее, за стенами крепости уже можно было различить очертания хребтов, загораживающих вход в узкое ущелье, по которому отряд прорвался сюда. Еще немного и обман будет раскрыт полностью, потому что казачью оснастку нельзя было спутать ни с какой другой на Кавказе – что сбруи, что седла, что самое главное - шашки отличались индивидуальностью. Медлить было нельзя, Дарган приготовился отдать очередное приказание, когда самый прозорливый из чечен сам ускорил себе конец, он расставил ноги и веско произнес:
- Джигита Дени из тейпа Зелимхана я знал лично, он был моим другом.
Как только в воздухе растаяли последние звуки гортанного голоса, сотник приподнялся в седле:
- Разойдись, - как бы посоветовал он загораживавшим дорогу всадникам.
Казачьи скакуны мигом расступились, в проходы ринулись воздевшие шашки над башлыками станичники, дозорные не успели направить винтовки в груди нападавшим, как попадали на землю с расколотыми черепами. Часовой, знавший главаря бандитов, выронил оружие первым, несколько клинков посекли его на части как куст чертополоха. Освобожденный из плена ищерец дрался как зверь, он первым бросался на врага и рубил его в щепки. И все-таки оплошность была допущена, стоявший возле ворот лезгин успел выстрелить из ружья, слепая пуля угодила в лицо урядника Егорши. Тот прикрыл глаза ладонями, закачался в седле, стараясь удержаться на лошади. К нему подлетел старый воин Игнашка, схватив его коня под уздцы, потащил к воротам, возле которых возились сразу несколько человек. Под ногами у них катался еще живой стрелок, но помешать он не мог уже ничем.
- Николка, распахивай створки, - не повышая голоса командовал Дарган. – Панкрат, ныряй в башню отыскивать лаз, Захарка, занимай со своими товарищами место на смотровой площадке. Как заметите абреков, дайте нам знак, а сами лупите по ним из всех калибров.
Захарка кошкой слетел с седла и пропал в узких дверях, туда же бросились несколько молодых воинов, через мгновение под крышей башни раздался сдавленный вскрик, мускулистое тело в черкеске смачно шмякнулось под фундамент. Второй из сторожей предпочел спрыгнуть сам с высоты саженей в десять, он упал на крону дерева, перекувыркнувшись на ветвях, заковылял к зарослям кустарника. И пропал. За ним никто не погнался, каждый занимался своим делом. Казаки возились у ворот, Панкрат старался выдернуть из рук убитого абрека горящий факел, но тот уцепился за него намертво. Тогда подхорунжий полоснул клинком по пальцам, подхватив дымящую чурку за черенок, сунулся в темноту каменного строения. Как и в первой башне, в полу было прорублено круглое отверстие, прикрытое дубовой крышкой, казаки отшвырнули настил к стене, сунули в яму пылающие головешки. И снова из колодца в носы ударил плотный дурной запах, в глазах защипало.
- Петрашка!.. – стараясь задавить кашель в груди, крикнул в черноту Панкрат. – Братка, отзовись, это мы, Панкрат с Захаркой, и батяка с нами...
Снова жуткая тишина попыталась обложить факелы слоем вонючего воздуха и загасить их, языки пламени не освещали ни стен колодца, ни его дна.
- Где лестница? – подхорунжий завертелся на месте, пытаясь всмотреться в углы.
- В той башне ее заменял ствол дерева с сучками, - подсказал кто-то.
- Волоки жердину сюда.
- Нету, Панкрат, ничего нету.
- Давайте веревку с узляками, я сам спущусь.
Несколько рук вцепились за один конец каната, а закрученную в круг бухту бросили в яму, но никто не услышал звука от падения ее на дно. Панкрат обхватил веревку ноговицами и заскользил вниз, изредка тормозя на узлах. Колодец оказался глубоким, каната едва достало, чтобы вторым концом коснуться мягкой почвы. Казак почувствовал,что начинает задыхаться,чтобы не потерять равновесия, он раскинул руки по сторонам. Наткнулся на покрытый слизью камень, под ногами чавкала земля, она прогиналась как живая. Казалось, на дне затаились полчища ядовитых змей, они ворочали скользкими телами, стараясь отползти в сторону и сделать бросок. Пространство вокруг по прежнему тонуло в непроглядной тьме.
- Братцы, спускай сюда факелы, - крикнул Панкрат.
Но то ли было очень глубоко и голос не долетал до верха, успевая осесть на сырых стенах, то ли воздух был настолько плотным, что не пропускал звуки, толку от крика не получилось. Несколько раз подхорунжий предпринимал попытки докричаться до станичников, ответом было лишь глухое молчание, да сыпавшиеся со смоляных чурок, гаснувшие еще наверху, тучи искр. Наконец Панкрат вспомнил, что у него есть серники, чиркнув одним по картонке, посмотрел вокруг и сразу прижался к камням. Со всех строн на него уставились черепа со сползшей на плечи кожей, под ногами хлюпали внутренностями тоже человеческие останки. Казак схватился за канат, собираясь убираться из страшного места, когда внимание привлекло едва слышное восклицание. Он повернулся на звук и увидел прислонившегося к стене человека, на него тоже было страшно смотреть, но что-то заставило подхорунжего придвинуться поближе. Заложник сидел в обществе еще двух доходях, видимо, брошенных в колодец вместе с ним, судя по раззявленным ртам, они были уже мертвы. А живой труп старался проглотить густой воздух, что-то знакомое было в его сползающем вниз облике. И вдруг Панкрат признал в нем младшего брата, издав рев смертельно раненного зверя, он сунулся в угол, серник потух, выпал из пальцев. Успев подхватить Петрашку под плечи, в кромешной темноте он подтащил его к канату. Наощупь обвязав веревку вокруг тела, сильно дернул за конец, брат сложился пополам, медленно поплыл к отверстию. Сколько прошло времени, казак не помнил, но когда канат вернулся обратно и он очутился наверху сам, то упал на траву возле башни и долго не мог придти в себя. Его колотило и выкручивало до тех пор, пока не прозвучал голос батяки, призывавший станичников занять боевые порядки. Тогда Панкрат вытащил из-за спины пистолет, готовый вогнать пулю во лбы всем абрекам сразу, он взобрался на коня, чувствуя, как наливается первобытным бешенством все его существо.
А вокруг назревала свара, грозящая перейти в беспощадную бойню. Как только прозвучал выстрел, в крепости наступила тишина, затем от воинов аллаха на площади прилетели нестройные вопли, вскоре они слились в единый гул. С каждым мгновением он нарастал, и наконец стронулся с места. Послышались стук копыт и громкие крики, предрассветный полумрак разорвали ружейные залпы, эти звуки катились к башне, грозя снести ее вместе с казаками. Захарка дождался, когда на улице показались передовые всадники, в следующее мгновение шум перекрыл пронзительный свист, подхваченный станичниками снизу. Со смотровой площадки ударили несколько винтовок сразу, им вторили ружья стоящих внизу. В порядках противника началась паника, задние ряды напирали на передние, а те заворачивали морды лошадей назад. Затолкнув полы черкески за ремень, Захарка птицей слетел с наблюдательной площадки, вскочил в седло. Панкрат перекинул Петрашку на холку его дончака, приказал одному из станичников сопровождать среднего брата с раненным в лицо Егоршей, сам вместе с другими занял оборону. Нужно было продержаться до тех пор, пока конники не покинут опасную зону. Ворота распахнулись, из крепости вылетели трое верховых вместе с Петрашкой, наметом поскакали к закрывавшим вход в ущелье горным хребтам. Новый вихрь свиста взбудоражил вражеский аул, скрываться и притворяться казакам было уже ни к чему. Из свалки живых тел посередине улицы вырывались отдельные всадники, они умудрялись доскакать до пятачка перед башней и как подкошенные падали на землю, сраженные меткими казачьими пулями.
Но постепенно абреки приходили в себя, в их рядах начал проступать порядок, видимо, кто-то значительный взял бразды правления в свои руки. Станичники тоже не теряли времени даром, они успели перезарядить винтовки с пистолетами и теперь готовились отразить настоящую атаку противника. Вскоре впереди зачернел живой вал из доведенных до бешенства конников, абреки ждали сигнала, чтобы обрушиться на кучку смельчаков, посмевших проникнуть в самое сердце мусульманской общины. И как только земля дрогнула от топота копыт, а в глотках горцев начал зарождаться похожий на волчьи угрозы дикий гортанный клич, так с противоположной стороны крепости донесся дружный залп из нескольких винтовок. Казалось, никто не смог бы остановить конную лаву, она почти взяла разбег, но очередной удар железного грома и крики раненных конников будто землетрясение сломал переднюю линию наступающих. Дарган взмахнул шашкой, станичники снова разрядили оружие почти в упор, они даже не старались выбирать цели, потому что лава вся представляла из себя единую мишень. Новый залп заставил противника искать спасения в проходах между домами, но узкие, они не могли вместить всех. Началась очередная давка, позволившая части казаков спокойно покинуть пределы крепости, у многих в руках были доски и колья от заборов. Собираясь выезжать вслед за ними, Дарган приказал:
- Ермилка, спешивайся и запри ворота изнутри так, чтобы басурманы не открыли их сразу. Смогешь, чи не?
- Раз плюнуть, ненька Дарган, - отозвался ловкий как куренной хорек Ермилка.
Двое станичников потянули на себя тяжелые створки снаружи, изнутри тут-же раздался железный звяк. Еще через несколько моментов худощавый Ермилка показался из нижней бойницы сторожевой башни, которая чернела на высоте сажени в три от фундамента, он коршуном влетел в седло своей лошади.
- Подпирай, - раздался новый приказ сотника.
С десяток толстых досок с кольями воткнулись в ворота крепости теперь с внешней стороны. Лишь после этого, пристально оглядев свое воинство, Дарган ткнул кнутовищем нагайки по направлению ко все тем же хребтам перед ущельем.
- Наметом пош-шел, - скомандовал он.
Он не стал испытывать судьбу, не завернул отряд к той самой пещере, через которую путь домой был удобнее и короче. Дарган здраво рассудил, что в случае затопления тоннеля осенним половодьем выбраться из него с доходягами - заложниками и с раненными станичниками будет тяжелее. В вырвавшихся из-за гор лучах солнца было видно, как по противоположному склону будто большая птица парила вниз первая группа казаков, державшая оборону с другой стороны аула. Полы черкесок развевались на ветру, посверкивали детали оружия, отшлифованные частыми к ним прикосновениями. Похоже, среди них потерь тоже не было.
Между тем, в крепости не смолкали выстрелы, наверное, абреки не могли решить, на какую из башен бросать главные силы. К ружейному грому прибавились крики женщин и детей, население аула проснулось, подкинув бандитам неразберихи. Но казаков это уже не волновало, достигнув укутанной туманом седловины, на которой обе группы соединились, они не сбавляя хода поскакали по направлению ко входу в ущелье. В назначенном месте их ожидали всего трое станичников из пятерых, оставленных в засаде, за валунами прятались Захарка с Петрашкой, раненный Ерошка и сопровождающий. Закованных в кандалы пленных нигде не было видно.
- Куда подевались остальные? – Дарган сходу сунулся к Гонтарю.
- Я решил, что пока вы разберетесь с Шамилем, заложники половину дороги успеют одолеть, все будет легче от погони уходить, - похмыкал в усы есаул. – Казаки сбили с них цепи, дали вина с хлебом и двое из группы повели их через перевал.
- А если бы сложности приключились? – выскочил вперед Игнашка. – Два казака – это большая сила.
- Почти два десятка заложников – еще больший груз, - осадил его Гонтарь.
- Нам здесь делать тоже нечего, - подобрался Дарган, привычно отдал распоряжение. – Дозорные выходи вперед, раненных и больных в середину отряда, замыкающими назначаю Панкрата с Ермилкой.
Хвост небольшой группы станичников вильнул задами лошадей между валунов и пропал за складками горной породы. Вступив вслед за отрядом на ведущую на снежный перевал дорогу, Панкрат развернулся лицом к крепости, скрипнул крепкими зубами:
- Скоро свидимся, - пообещал он.
Наверное, подхорунжий имел ввиду главаря бандитов Мусу, а скорее всего, всех абреков вместе, объявивших его братьям казакам и русскому народу священный газават. Он так и не увидел, что вскорости из ворот вылетела стая взбешенных горцев и помчалась ко входу в пещеру. То ли их неправильно информировали недобитые дозорные, то ли сами они решили, что тайна прохода под перевалом перестала существовать. В пылу погони они не приняли во внимание то обстоятельство, что сезон дождей еще никогда не проходил без последствий.