В старом дворике бревенчатого двухэтажного барака, посреди растущего города, резвились местные детишки. Играли в салочки, догонялки, качались на самодельных деревянных качелях. Громче всех смеялись и кричали, среди всех ребят, Ромка и Олеся. Им нравилось играть вместе. Мальчишки из соседнего двора частенько кричали им извечное «тили-тили тесто, жених и невеста». Но Ромке было наплевать, а Олесе это даже нравилось. Она очень хотела стать взрослой. Как в сказке – проснуться утром знаменитой и с кольцом на безымянном пальце. Частенько Олеся пела Роме разные песенки, которые слышала по радио. Ромка слушал. Ему было совсем не важно, то что она перевирала слова, сочиняя на ходу новые куплеты, не важно, что она фальшивила и картавила. Он смотрел на неё как на богиню красоты. Он был влюблён в её смешную причёску, в нежные девичьи губы, в лазурно голубые глаза. Одним словом – любил. А она считала его своим рыцарем. Так они и росли, шагая по нелёгкой жизни держась за руки.
Но жизнь не любит гармонии, и детские чувства ей чужды.
В тот день Олесе исполнилось пятнадцать. День рождения отмечали как всегда. Отчим дал ей пару подзатыльников, обозвал «****ью» и ушел пировать со своими дружками. Олеся лежала на койке и плакала. Пойти было не к кому. У друзей поддержки не найдёшь, а Ромка на работе в автосервисе допоздна. Олеся взяла журнал «Cool Girl» и стала рассматривать лица известных певиц. Она представляла себя на их месте. Мечты о карьере певицы не покидали её. Так, рассматривая картинки, она уснула. И снилось ей, что она на шикарном балу в Кремле. И Ромка стоит, такой красивый, во фраке. Он подходит к ней берет её за руку, и они кружат в вальсе.
- Чего скотина разлеглась тут?
Олеся проснулась. Боль, от пинка в живот, согнула её пополам. Над кроватью стоял сильно пьяный отчим. За его спиной стояли два его закадычных друга и о чем-то спорили, не глядя на Олесю.
- Просыпайся, сучка, я сказал, – рявкнул отчим.
- Колька ты совсем оборзел? Думаешь, мамка умерла, так меня теперь и пинать можно? – Олеся села на койке, морщась и держась за живот.
- Ты, шваль, еще хавальник на меня раскрывать будешь? – он взял девушку за волосы и кинул на пол, – Я тебе, сука пораскрываю, узнаешь у меня.
Он сел на освободившуюся койку и пригласил друзей располагаться.
Олеся встала и хотела уйти, но отчим преградил ей дорогу ногой.
- Стой. Ладно тебе, давай, спой нам чего-нибудь, - сказал он с мерзкой улыбкой на лице.
- Не буду я петь, - сказала Олеся, вытирая кровь с разбитой губы.
- Споёшь – отпущу в Москву и держать, как раньше, не буду, - отчим ехидно улыбался.
Олеся задумалась. Она терпеть не могла отчима, но уехать, без его разрешения, не смела. Мама, умирая, просила слушаться его во всем.
- Хорошо, но только одну песню, - сказала Олеся.
- Давай одну, мы послушаем, - сказал отчим и достал из кармана бутылёк «Боярышника», друзья последовали его примеру.
Закончив петь, Олеся хотела уйти, но отчим уже изрядно приняв на грудь, заставил петь еще. Она пела. После третьей песни отчим повалился спать. Его друзья подбадривали Олесю и аплодировали, а она улыбалась и продолжала свой «концерт».
Ромка закончил работу в два часа ночи. Делали джип одному мажору, въехавшему в столб. Пришлось попотеть изрядно, сроки тот поставил сжатые, но и деньги заплатил немаленькие. Подходя к бараку он услышал приглушенный крик из окна верхнего этажа. «Олеся» - мелькнула в голове мысль, втаптывающая сердце в асфальт. Он ринулся наверх, ударил ногой по двери, сорвав шпингалет. От увиденного в этот момент в его голове проснулся дикий зверь, сердце бешено рвалось из грудной клетки. На полу лежала Олеся, в изголовье, держа её за руки, сидел один из постоянных гостей её отчима, а другой, закрывая ей рот руками, насиловал её. Отчим, мирно спал на кушетке, капая слюной из открытого рта на подушку…
Когда Ромка пришел в себя, Олеся плакала у него на плече, крепко прижимая его к себе. В руке он стиснув пальцы до бела сжимал разводной ключ, с которым не расставался с тех пор как устроился в автосервис. Пол и стены были заляпаны кровью и кусками мозгов обидчиков его принцессы. Он разжал руку уронив липкий ключ на пол, и обнял Олесю.
- Не плач, никто не тронет тебя, и никто об этом не узнает – сказал Ромка,- пойдём отсюда.
Они вышли и сели на крыльцо. Казалось, что звёзды, моргая, плакали, когда Рома, обняв прижавшуюся к груди Олесю, смотрел на них. Олеся успокоилась, как младенец, которого дали подержать чужому человеку и вернули матери после того как он расплакался. Он нежно гладил её.
- А ты меня к себе в Москву пригласишь, когда станешь знаменитой? – спросил Рома, желая отвлечь от произошедшего ужаса Олесю.
- Приглашу, – всхлипнув, ответила она, не отрываясь от груди своего принца.
- А потом мы поженимся и нарожаем кучу малышей, да?
- Конечно, - Олеся улыбнулась, - таких маленьких карапузиков похожих на тебя.
Они рассмеялись. Рома снова посмотрел наверх, и звёзды заплясали свой странный танец, от навернувшихся на глаза слёз.
* * *
Прошло двадцать лет. Суд был благосклонен, и Роману дали всего пятнадцать лет общего режима. Отсидев положенный срок, он устроился на работу дальнобойщиком. Последнее письмо от Олеси он получил в неволе восемнадцать лет назад. Она писала, что уезжает в Москву, куда-то поступать на певицу. С тех пор писем небыло. Но Рома почему-то верил, что всё в Москве у неё сложилось хорошо. Его веру закрепил сокамерник, который сказал, что вроде слышал про новую певицу Олесю. Роман был рад за свою принцессу. От этого долгие дни в неволе казались ему не такими тяжёлыми.
За пять лет работы водителем много городов он объездил, но в Москву рейсов не было. Хотя этого рейса он ждал как школьник каникул. И тут на тебе! Напарник обрадовал. Махая путевым листом, он объявил, что через два дня едут в столицу. В груди как будто стая голубей взлетела! Часы тянулись для него бесконечно. За два дня Роман перебрал тысячу возможных вариантов встречи. И во сне и наяву перед ним стояла она, милая русая девочка, с улыбкой ангелочка.
В дороге веселились, напарник травил байки, и ехать было нескучно. Казалось, у «МАНА» выросли крылья и он летел к столице на всех парах.
Уже на подъезде к месту, где-то в области, остановились в небольшой «шаражке» на трассе покушать и переночевать. Напарник налегал на водочку, так как сутра за руль садится надо было Роману. Поужинав водители пошли в машину отсыпаться.
- Слышь, Ром, не возражаешь, если я тут, ну.... Ну, бабу приведу, короче, - спросил напарник.
- Да какой разговор, Василий, давно пора, сколько уж вместе работаем, а ты всё стесняешься, как мальчишка, - Роман потрепал коллегу по голове и улыбнулся.
- Ну, тогда я щас, спрошу как у них тут с бабами, - подмигнул Василий и побежал обратно к забегаловке.
Роман решил пока не укладываться, чтобы не стеснять товарища. Он закурил и, зайдя за фуру, стал любоваться розоватыми облаками заката. Сзади хлопнула дверь закусочной. Роман не стал оборачиваться. Он был погружен в мечты о своей принцессе. Девушка игриво засмеялась. Роман всё же обернулся. Василий смущённо подмигивал и вел девушку к машине, держа её под руку. Девушка еще раз рассмеялась, и сердце Романа неприятно сжалось. Он узнал этот смех. Он узнал бы его из сотен тысяч, из миллионов различных смешков.
- Олеся! - крикнул он.
Девушка остановилась и отдернула руку от Василия. Роман подошел ближе.
- Олеся, - повторил он в полголоса.
- Ромка? Ты? – сказала женщина тихо.
- Олесенька! Принцесса моя! – Роман подхватил женщину на руки и закружил. Как по заказу или по иронии судьбы из кабины звучал вальс из фильма «Мой ласковый и нежный зверь», любимый вальс Олеси. Она плакала, прижавшись к нему, как тогда на крыльце.
- Мы встретились! Мы снова вместе, Олесенька! – Роман кричал, целуя её в губы, в лицо, в плечи.
Василий облокотился на машину и закурил, наблюдая за происходящим с улыбкой.