Будущее

Антонио Владимирович
В общем, все события и герои вымышлены, любые совпадения случайны. Меня там вообще не было :)



СПб 2005


1

- Итак… - она быстро стучит пальцами по клавиатуре. – Вашей девочке лучше будет первые три-четыре года жить южнее. Тогда цвет ее лица станет более выразительным, - она разворачивает плоский пятнадцатидюймовый монитор к нам. – Вот таким, - мы смотрим на румяные оттенки легкого коричневого загара, на кусочек нарисованной кожи ребенка.
Нижняя панель монитора блестит логотипом самой крупной Японской объединенной технической компании Japan technique.
- Ее глаза будут мутно-зелеными, но если вы согласитесь больше принимать цианокобаламин вместе с аскорбиновой и никотиновой кислотами на период беременности, цвет станет близким к изумрудному.
- Фолиевая кислота фолицин послужит хорошему росту, - говорит она. – Если вы собираетесь воспитывать модель, это то, что нужно.
- У моделей часто случаются стрессы, как следствие диет, бессонницы и частых перелетов, поэтому больше принимайте тиамин для становления нервной системы будущего ребенка, - говорит она.
- Немного витаминов группы В, - говорит она.
- И рибофлавин очень важен в период беременности, - говорит она.
- И пиридоксин для углевого обмена, - говорит она.
- Мультипликативный прием витаминов и генная профилактика дадут отличный результат, - фирменно улыбнувшись, говорит она.
Она – это оператор корпорации «Свобода Жизни». Обычно, называние корпорации произносят по-английски.
Если верить карточке, прикрепленной к краю кармана делового синего костюма нашей собеседницы, ее зовут – Ирина. Очень красивая и очень молодая девушка. На эту должность берут с восемнадцати лет, а Ире на вид и того меньше.
Она сидит на своем рабочем месте, в громадном холле, отделанным светлым, под мрамор, кафелем, за стойкой с эмблемой Freedom of Life – раскинувшим крылья белым голубем. Мы находимся с другой стороны стойки, на месте клиентов. За спиной туда-сюда ходит множество людей, но в холле достаточно тихо, нет надобности напрягать голосовые связки при разговоре. Это распыленное зеркало для звуковых волн. Оно создает тишину в больших помещениях.
Мы слушаем Ирину.
Мы – это я и Наташка. Не могу официально называть девушек, с которыми спал.
Наталья Павловна.
Очень приятно было слушать Ваши стоны.
Очень приятно было проверить на прочность Вашу мебель.
Чувствовать Ваши ногти на своей спине.
Ирина разворачивает монитор обратно к себе.
- Наша корпорация рекомендовала бы девочке первое время питаться низкокалорийной детской пищей примерно четыре раза в день. И настоятельно не приучать к сахару, - советует она, глядя на монитор. – Всегда используйте заменитель. Наша корпорация рекомендует вам Sugar Free или Health Food. Так же вкалывайте ей нигитамин раз в неделю до достижения годовалого возраста. Это необходимо для наилучшей работы пищеварительной системы.
Рекомендуем приобрести соску со вкусом апельсина, чтобы девочка привыкала к приему витамина С.
Посещайте детские тренажерные залы компании «Beauty of a children's body».
Используйте для дочери солярий фирмы Japan technique.
Косметику La France, синтетическую одежду от Mizony или Adidas, показывайте ей мультфильмы от Arealand или классику от Universal. Никаких русских мультфильмов или творений от Cartoon studio. Книжки-раскраски с сюжетами про животных и природу. Альбомы зарекомендовавшего себя на рынке ЛенИздата, реже берите глянцевую бумагу, лучше использовать производные деревянной пульпы или бумагу из волокон конопли… не смейтесь, - еле заметно улыбается Ирина. – Это не шутка.
- Мы рекомендуем использовать маркеры от китайских производителей или карандаши от американских.
В детстве учиться читать предпочтительнее по старым комиксам Disney или новым Jet X.
После десяти лет девочке стоит перейти на молодежные журналы, преимущественно нацеленные на моду. Наша корпорация рекомендует французский Elle+, именно французский, без перевода. Будет платформа для будущего изучения языков. Пристройте ее в модельное агентство или отправьте на кинопробы. Психоаналитика для девочки выбирайте только из международной коллегии, это дорого, но надежно.
Фильмы для девочки выбирайте внимательно. Не рекомендуется ничего бунтарского или мрачного, нужно показывать богемную жизнь и мелодрамы, легкие комедии. Для избегания эффекта заниженной самооценки в интеллектуальном плане время от времени показывайте девочке не слишком загруженные научные передачи. Пускай расширяет свой лексикон, и положительное общественное мнение не позволит ей считать себя глупой или ограниченной.
После семнадцати лет девочке рекомендуется читать уже современных на тот момент модных авторов. Никакой классики, никакого сюрреализма или, тем более, нонконформизма. Не давайте девочке произведения философов. Никакой глубокой фантастики. Объем любых читаемых книг – не более трехсот страниц.
Наша корпорация рекомендует девочке слушать клубную танцевальную музыку.
Полеты в космос - не более одного раза за шесть месяцев.
Ирина говорит все это, продолжая смотреть на монитор и стучать пальцами по клавиатуре.
Наташка молча слушает и кивает.
Я ковыряю ногтем край стойки.
- Общаться лучше с детьми-моделями и их родителями для создания прочных карьерных связей. Еще один плюс к поездке на юг. Наша компания рекомендует вам Севастополь: там множество достойных модельных школ. Подходящий круг общения. И оптимальный вариант подбора потенциального мужа, если, конечно, это будет необходимо.
Пользуйтесь Невскими Авиалиниями.
Наташка кивает.
Затем Ирина вновь разворачивает к нам монитор. Цифровые изображения еще не родившейся девочки. Фотографии будущего.
Так она будет выглядеть в семь лет, если вырастет в Севастополе. А так – если в Москве.
Новосибирск.
Тверь.
Так она будет выглядеть в пятнадцать с короткой стрижкой.
А так, если проколет носик.
С пирсингом на брови, по моему мнению, девочка будет выглядеть намного сексуальнее.
А здесь ей двадцать пять.
Это моя дочь.
И я смотрю на то, какой она станет через четверть века.
Лучше всего ей пойдет американское мелирование. Волосы должны будут спадать чуть ниже плеч. Небольшая стрелочка на лоб.
У нее шанс 0.3% на появление злокачественной опухоли.
10 % для туберкулеза.
49,7 % на инсульт и инфаркт в старости.
 Примерно по 0.034% на всякие экзотические болезни.
Дирофиляриоз.
Малярия.
И много-много других.
В общем-то, неплохие результаты.
- Такой будет фигура вашей дочери, если она станет питаться продукцией от Express Food.
А такой, если в сети ресторанов легкого питания GoodFood.
Ирина щелкает мышкой, и фотографии меняются.
Такой ваша дочь станет, если посетит Оберштауфен.
Такой, если приобщится к гавайской кухне.
Речи про всякие fastfood’ы даже не заходит.
- Самое подходящее ей имя, - говорит Ирина. – Кристина.
Наташка послушно кивает.

После получасового общения с оператором корпорации я и Наташка узнали очень многое про нашу будущую дочь. Такие технологии.
А Наташка лишь на третьем месяце, у нее только-только появляется небольшой животик.
Ирина отправляет электронное письмо на почту будущей мамы. В письме приложения с советами по воспитанию и уходу, фотографии не родившейся пока девочки, куча рекламы, адреса аптек с необходимыми витаминами, ссылки на полезные сайты, рецепты будущей жизни. Здесь прописанная судьба очередного человека.
С каким типом людей стоит общаться, а с каким нет.
Кто может причинить боль.
Кто сделает счастливой.
Когда лучше всего ложиться спать, а когда подниматься.
Какое ей белье носить в семнадцать лет.
Какие языки изучать.
Генный код человека, от которого родятся красивые дети.
От которого родятся интеллектуально-одаренные.
А с кем бы не стоило заводить ребенка.
- Спасибо, - благодарит Наташка.
Не за что. Я пожимаю плечами.

Мы не супружеская пара. Почти не знаем друг друга.
Это я про нас с Наташкой.
Она просто клиент.
А я очередной служащий корпорации «Свобода Жизни».
Я делаю красивых людей. Мои гены наиболее удачны, потому что кровь наиболее чиста. В смысле, от примесей других национальностей. Я – почти исконно русский, и не то чтобы это повод гордиться, просто как результат - хорошие гены.
Разумеется, не все женщины способны зачать от меня красивого ребенка, но подбором будущих мам также занимаются специалисты нашей корпорации.
Сам я вовсе не красив. У меня есть второй подбородок, слишком далеко посаженые глаза, у меня выдающиеся скулы, от чего я кажусь похожим на боксера после боя. И еще я сутулый. Штука плохой внешности в том, что всю юность ты пытаешься другим доказать свою пригодность и необходимость миру. Потом ты все равно махнешь рукой на мнение окружающих, ты поступишь по примеру «будь оригинален в море оригинальностей». Сказать, будто на мнение окружения тебе плевать – это не есть сила, так всегда и везде считало большинство людей. Это капля океана. Ты – часть одного большого ливня. Всем на всех плевать, однако мало любителей проигрывать, мало, кто готов равнодушно ударить лицом в грязь.
Ты просто отбираешь круг друзей.
Круг интересов.
Определяешь свое будущее.
Будущее.
Но остаешься таким же зависимым.
- До свидания, - скромно и тихо прощается Наташка, забирая пакет.
Вряд ли мы с ней снова увидимся.
- Пока, - отвечаю я. – Обращайтесь еще.
Она быстрым шагом уходит в сторону стеклянных автоматических дверей через толпы людей, шаркающих обувью по кафелю будущего.
Так я это называю. Свое настоящее я называю будущим из-за яркости прогресса. Начиная года с 2046 (это был момент некоторого экономического поворота в мире) прогресс действительно превратился в реактивный самолет, стал подобен шатлу в звездном небе. Неукротимый железнодорожный локомотив.
Очень удивил не сильных в экономике людей (а таких большинство) своим промышленным прорывом Китай. Теперь товаров «made in China» в мире не просто много - они еще и отличаются превосходным качеством. Удивила экономическим взлетом и Индия. Хотя индийское кино осталось таким же непритязательным, в остальном давняя мечта Колумба проявила себя с лучшей стороны и стала одной из богатейших и перспективных мировых держав. Япония же, установив мировое господство еще в начале девяностых двадцатого века, в отличие от мнения сильных в экономике людей (а таких немного), не опустила руки в порывах национальной лени. Японцы оставили под боком свое промышленное и техническое лидерство, - теперь их продукцию совершенно не сдерживает даже американская патриотическая антиреклама - а заодно увлеклись разработкой новых концепций устройства государства и еще какими-то прогрессивными идеями. Пчелы за работой.
Еще до изменения финансовых и технических приоритетов в 2046 году, японцы умудрились довести свои попытки создать A.I. до открытия-тупика. Они объявили на весь мир, что нет разницы при проведении аналогии между компьютером и человеком, от чего к чему стремиться. Ученые с раскосыми глазами в интервью говорили, что невозможно создать искусственный интеллект в том понимании, в каком мы все давно ожидали. Роботы – как люди. Чувствующие машины. Влюбленные механизмы. Механизмы-герои.
Ученые заявили, что бездонного интеллекта нет. Души нет. Они сказали, что любой человек – это компьютерная программа. Даже не прибавили к этому «сложная». Просто компьютерная программа.
Предоставили кучу непонятных обывателям формул и графических зависимостей. Предоставили структуру доказательств.
Они сказали, что мы всегда реагируем на события так, как в нас заложено опытом. Другими людьми. Программистами поведения.
Они сказали, что мы – отголоски электричества.
Импульсы в собственном мозгу. Как мясо в своем соку.
Электричество в проводах такое же, как и внутри нас. Когда нас отключают, мы умираем.
Наши всплески – это взвывание матричного устройства компьютерной программы на вирусы.
Наша радость – это спокойствие свободной от ошибок системы.
Восторг – использование лишних ресурсов для программ.
Мы – волна электронов в хрупких телах материального мира.
И нет особой разницы между костной массой или кабелем электронного устройства. Они ведь не на разных эфирных планах, они в одном визуальном спектре. В одном мире ощущений.
Японцы, проповедующие эмпиризм на примере техники.
«Но механизмы созданы людьми!» - кричали корреспонденты. «Относительно цивилизованное человечество много тысяч лет существовало без компьютеров!», «Компьютер не способен любить!», «мечтать», «надеяться». «Не способен на жестокость».
Человеческий прогресс – адаптация системы к новому оборудованию.
Наши открытия – выбор системой оптимального пути следования.
Наша любовь – слишком сильные электрические импульсы. Наша любовь – реакция. Наша любовь – только наша любовь.
Спросите себя, сколько времени своей жизни мы отводим на чувства, а сколько на переваривание информации или расчеты.
Сколько времени мы тратим на открытия, а сколько на повторение давно известных истин.
Мы намного ближе к машинам, чем кажется.
Никто не поймет того, что происходит внутри инородного существа.
Если машины из железа – нам их не понять.
Не мы оживили машину. Она автоматизировала нас.
Японцы, проповедующие социализацию на основе ЭВМ.
Каждый создан своими родителями. Изобрести механизм, создающий себе подобных – легко.
Изобрести программу, генерирующую себе подобных – еще легче.
- Говорите, компьютер не способен на жестокость? – усмехались японские ученые. – А как же вирусы?
Назовите это совпадением понятий, но факт остается фактом.
Программы склонны к суициду. К самозаражению системы.
«Привычки?»
Это настроенные кем-то опции.
«Жалость?»
«Вера?»
«Нежность?»
«Надежда?»
«Способность ценить красоту?»
Вы шутите?
«Как же индивидуальность?»
«Как же слезы?»
Вспышки цифровых фотоаппаратов молниями освещали черные пиджаки ученых.
Микроскопические диктофоны были протянуты десятками рук к их устам.
Никто не отрицает Бога.
Разве твой компьютер понимает, что ты находишься рядом с ним и волен выкинуть его на помойку, если тебе такое взбредет в голову?
Люди точно так же не замечают присутствие природы рядом с собой. Иисуса, если тебе так будет угодно.
Тебе нужен твой компьютер. И чем дальше, тем больше.
Ты нужен богу. Чем дальше, тем больше. Но:
Очистить диск?
Ok
Шанс на туберкулез у моей последней дочери равен 10%.
У меня чуть больше тринадцати.
О том японцы и толковали. О постоянном обновлении, называемом жизнью. Но их мышление сильно сдвинуто в сторону робототехники, им простительно.

Я немного поговорил с Ириной, выяснил, что она наша новая сотрудница и любит красный цвет, и уже собрался домой, когда ко мне подбежал один из сотен секретарей корпорации. Он сообщил, что в субботу нужно будет явиться к директору «Свободы Жизни» по какому-то важному делу. К часу дня.
- А почему не в будний день?
Секретарь не ответил, просто развел руками и убежал по своим делам.



2

Я никогда не был женат. И я редко с кем-то встречаюсь, хотя, мне уже тридцать пять лет.
В 2059 году это не является морально-обязательным. Отношения ныне не в моде.
Ты заключаешь брак по расчету.
Из-за сексуальной притягательности.
Порой и по любви.
Но чаще остаешься один.
Вообще-то с женщинами я сплю довольно часто для холостяка. По роду деятельности. Здесь же не только безрассудные жены, готовые хорошо заплатить и переспать с незнакомым мужчиной ради удачной внешности ребенка. Главный источник денег для корпорации – модельные агентства. Они заваливают заказами.
Срок: девять месяцев.
Заказ: пятнадцать девочек-моделей, трое мальчиков-моделей.
Сотрудники нашей фирмы принимаются за работу. Выискивают подходящие гены будущих мам – для этого пробегают по данным населения Питера и области, изучают генеалогические древа отобранных женщин, при помощи компьютерного анализа сверяют цвет глаз, рост, голос будущего ребенка с условиями контракта. Когда оптимальный вариант подобран, наши операторы звонят будущей маме и предлагают деньги. Уговаривают. Убеждают. Обещают славу и репутацию, обещают путешествие на Гавайи. Полет на луну. Умоляют приехать и выносить ребенка.
Потом за работу берутся суррогатные отцы. Я в их числе.
Растят моделей сами агентства, пользуясь нашими рекомендациями. В сегодняшнем мире большинство детей лишено наивного нежного возраста и родительской опеки. Это облегчение песчинки счастья.
Все суррогатные отцы нашей корпорации нарасхват у модельных агентств, у них контракты на годы вперед. Агентства создают новые концепты одежды, крутят пиар вокруг будущих – еще десять-пятнадцать лет ожидания - презентаций.
Ныне фирмы среднего бизнеса уверены в своем процветании даже на территории нашей горе-страны, потому и прогнозируют на, казалось бы, рискованные сроки. Экономика России, конечно, не на высоте, но уже и не в том зябком болоте, где увядала к началу тысячелетия.
Лично у меня куча заказов.
Триста сорок четыре ребенка для модельных агентств за два предстоящих года.
И кто знает, сколько еще для двинутых семей с нездоровым уклоном на внешность своего чада.
Можно родить дите и от любимого мужчины, а потом сделать ребенку пластическую операцию, если облик будет скверен. Но это дороже, опасней. Да и кто знает, как возраст скажется на хирургическом вмешательстве: в пятнадцать лет красивый, в двадцать – урод. А зачатые красивыми, красивыми и умрут.
Работать приходится почти без выходных. Теперь ни одна мама не признает баночки со спермой. Какой-то глянцевый журнал опубликовал статью, где говорилось, что без здорового полового акта результаты могут быть на порядок хуже. У ребенка не будет желаемого темпа роста. У ребенка будет повышенный гемоглобин. Или плохое зрение. Из-за этого все взрослые женщины и модельные корпорации вдруг решили, что нормальный животный секс – ключ к успеху. Средство, а не выражение чувств.
А значит, мне необходимо выполнять мужской долг в полной мере. Каждый будний день. Чтобы зачать ребенка, необходимо в среднем тридцать половых актов, и в целях оптимизации наша корпорация старается осуществить их все за сутки, иногда за двое.
Я воспринимаю это как работу. А работа должна быть сделана на «ура», никаких промашек или не прижившихся плодов.
Поэтому я принимаю в позволенных количествах эстрадиол и тестостерон.
Я прохожу курсы повышения потенции.
Улучшение мужской сексуальной функции.
Наша корпорация предоставляет для сотрудников бесплатные услуги и рекомендации врачей.
Чтобы дети рождались оправданно ожиданиям, я не должен пить, курить табак или траву, любые наркотики только по рецепту врача.
Ради этой работы мне пришлось бросить марихуану.
Самый лучший способ избавиться от легкой наркоты – завести себе хобби.
Еще мне не желательно спать с кем-то вне рабочей смены.
В принципе, желание и не возникает, но если интересно, то для длительного подавления неуместной похоти стоит сократить количество сна.

Мой психолог говорит мне, что я выбрал такую работу из-за боязни отношений.
- Вы не хотите становиться примерным семьянином и потерять свободу, не хотите брака или серьезных отношений с женщиной, - сказал он мне. – Вы как ребенок, инфантильны в своей замкнутости. Но одновременно с этим, вы желаете оставаться мужчиной. Ваша работа – своеобразное успокоение для сознания. Вы считаете, что в современном цивилизованном мире любой уважающий себя мужчина должен часто заниматься сексом, но трудно этого добиться без постоянной партнерши, - сказал он мне. – Поэтому вы как бы обманываете себя такой работой, обманываете свое сознание. «Я мужчина и я свободен». Кто-то из холостяков ради подобного эффекта пользуется услугами девушек по вызову, а кто-то работает по вызову сам.
Кое-что относительно 2059 года. Цивилизованная планета Земля теперь похожа на Манхеттен девяностых - здесь даже психологу нужен психолог.
Я не первый, кто приравнивает прогресс технологии общества к одиночеству индивидуума, я не первый, кто считает совершенствование систем спутниковой связи обратно-пропорциональным возможности общаться.
Я знаю, что в средние века было много отшельников и одиночек. Я знаю, что древние люди вообще не могли толком разговаривать. Я знаю, что теперь мы все якобы ближе друг к другу.
Но в случае с прогрессом технологий, речь скорей идет о взрослении отдельной личности в цивилизованном и развитом мире, нежели о глобальном изменении менталитета человечества.
В целом наши общины, превратившись в мегаполисы, льющие по ночам светом фонарей и казино, сблизили большое количество людей.
У нас есть школы и вузы, мы работаем командами.
Мы обожаем спорт.
Литературу и науку.
Музыку, кино, Интернет.
Мы увлечены разнообразными искусствами и хобби. В таком увлечении находим единомышленников и делаем их близкими друзьями. Мы – сама искренность в чувствах и эмоциях. Мы любим весь мир.
До развития почты, радио, сотовой и спутниковой связи, Интернета, телевидения и прочих атрибутов современности, люди могли просто подойти к тебе и весело сказать «привет». Партнерами были не компьютеры, а живые собеседники. Теперь же популярно мнение, что человек – это и есть компьютер.
И вот на тебя глядит телефон со столика спальни. На тебя опрокинут дребезжащий свет монитора с компьютерной мебели. Вибрирует сотовый на поясе. Карманный компьютер сообщает о наличии почты. У тебя куча дел дома, у тебя иллюзия общения, тебе незачем выходить из квартиры.
Я – это темное «да» из будущего, которое рушит надежды, отвечая на вопрос «неужели все будет именно так?». Я сам слышу грустные голоса из предстоящих веков, которые меня уже не застанут.
Больше нет концепции зеркального Я, люди привыкают к потере своих природных инстинктов.
Не знаю как вам, лично мне легче подойти к реальному другу на улице, чем набрать номер телефона.
Кто-то называет это гордостью. Я зову это ленью.
Но я не яркий взрыв оригинальности – я раб своих вещей, раб прогресса. Я ненавижу, не принимаю консерватизм, традиции, старые порядки. Мое мироощущение как у большинства людей ведет войну с разумом.
Когда я был ребенком – я играл во дворе с друзьями. Теперь я могу искренне разговаривать только со своим психологом. Остальное общение – в сети или в детдоме. Это и есть взросление личности, это и есть одиночество прогресса.
Но время за компьютером тоже сильно ограничено моим контрактом со «Свободой Жизни». Тем более, общаясь в Интернете, всегда чувствуешь себя под некой защитой. Это не жизнь, а игра в жизнь. Там себя до конца не узнать.
Так что по современным меркам я очень даже одинок. Так мне говорят.


3

Иду по улице. Рев двигателей привычно оглушает. От него спасают специальные небольшие наушники.
Идя вдоль магистрали, всегда одевай их.
Об этом предупреждал знак двумя километрами ранее. Тротуар здесь узкий, кругом вонь от топлива, мимо по широкой дороге проносятся автомобили, оставляя полупрозрачный желтоватый дым за собой, будто самолеты прошлого. Дистанция между авто внушительная и, учитывая такую свободу проезда, одной магистралью с четырьмя полосами для движения, в современном мире не обойтись. Поэтому параллельно идут еще десятки широких дорог, не оставляющих места природе. Петербург где-то позади, я уже вне города.
Старые машины – не рудимент цивилизации, они не умерли. Теперь они – часть индустрии развлечений от капота до багажника. Ими можно гордиться словно красивыми экспонатами. На них ездят по спокойным улочкам и провинциальным песчаным дорогам.
А автомобили моего времени внушительных размеров, вместительные и грозные. У них всегда тонированные стекла, титановые мощные корпуса, навалом автоматики, тяжеленные двигатели. О которых отдельный разговор – это уже не привычные автомобильные двигатели, это настоящие реактивные монстры с выносными внешними турбинами.
Здесь можно увидеть Lexus. Зеркальная краска, привод на четыре колеса, кожаный салон. На заводах Японии машинам ставят два основных внешних двигателя сзади, один аварийный на дне. На случай, если оба основных сгорят.
Здесь можно увидеть BMW. Спортивный агрессивный вид моторной решетки, пришедший еще из прошлого тысячелетия. Хотя, термин «моторная» решетка не совсем подходит – на немецких авто двигатели также ставят сзади. Чтобы при пожаре огонь опалил корпус следующих за тобой машин, а не выжег салон твоей.
Здесь можно увидеть давно не нежную Peugeot с ее грозными тридцатидюймовыми дисками.
Или наш родной ВАЗ, производящий впечатление бульдозера.
Скорости на магистралях очень высоки, обгон запрещен. Дорога в целом с тротуаром обнесена четырехметровой каменной стеной, а сам тротуар отделен от дороги железной перегородкой в полметра.

Высоко в небе пестрят огнями сопла шатлов и самолетов нового поколения, облегченных, лишенных понимания силы притяжения механизмов. Вместимость – около пятисот человек. Скорость – в среднем пятьсот метров в секунду.
Солнце клонится к закату, окрашивая небо в алые тона. Это превалирование цветов спектра. Но все равно красиво.
Я смотрю вверх, порывы ветра от проезжающих мимо авто треплют мою одежду и волосы. Если бы я сейчас умер, было бы, как говорится, «в яблочко».
Я собираю значки от автомобилей. Это мое хобби, помогающее забыть о марихуане. Со времен установки на дорожные машины реактивных двигателей, символы авто-производителей стали крепить на корпуса куда надежней. Теперь обычной отверткой какой-нибудь мальчишка-хулиган не отвернет твой ромбик Renault, твою лошадку от Mustang или гордый Ford в синем овале. Теперь символика автомобилей теряется лишь на магистралях, бренча, отлетает от мчащейся машины в сторону тротуара. А я подбираю пыльные горячие значки.
В моей коллекции есть даже вставший на дыбы скакун Ferrari. И редкий Alfa Romeo. Еще я по одной букве собрал КАМАЗ.
Иду по обочине, иногда поглядываю на дорогу, иногда опускаю взгляд к основанию металлической перегородки, но в основном тупо пялюсь в небо. Людям всегда необходимо кого-то или что-то любить. Потому любите небеса.
В этом мире люди лишены взаимности. Это всего лишь реакция.
Любовь – падение осознания, счастливый финал детской сказки, это фальшивый подвиг компьютерной программы, возомнившей себя свободным разумом.
Любите небеса.
Думайте о смерти.
И попробуйте быть счастливы.
Наушники, спасающие от рева двигателей, не предполагают музыку. Они просто заглушают, отчего чувствуешь себя инвалидом восприятия. Соблазн вытащить маленькие мягкие затычки из ушей велик, но стоит сдержаться. Иначе станешь и впрямь инвалидом. Мимо проносятся четыре машины, одна из них, ближайшая ко мне, - Mitsubishi. По магистрали за ней жалко катится маленький красный кусочек металла.
До приезда следующих машин у меня примерно пять секунд. Перелезаю через ограду и ступаю на магистраль. В Америке, Англии, Германии и Японии все магистрали и просто широкие дороги оснащены дорогим титановым покрытием. У нас же пока старый добрый асфальт.
Иду следом за кусочком металла. Он катится от меня, будто живой, но с каждым мигом замедляется. Когда я подхожу к нему, это оказывается именно то, что я ждал. Слегка помятый, но все же достойный моей коллекции символ – трехлистный красный клевер. Подбираю его и ухожу с проезжей части. Мимо проносится автомобиль.

Дети-инвалиды на моих коленях. На моих руках. Обнимают меня за шею, тянут за руки. Странные уродливые дети мычат, общаясь со мной. Они окружают меня, несколько десятков детей-калек, испорченных рождением. Незримый Чернобыль современности, королевство ужаса и жалости. Я – посол нормального мира в этом аду. Глажу по головам детей, треплю их волосы. Этим детям очень нужна ласка и забота, нежность и любовь.
Мы в комнате с яркими обоями – это приемное отделение, комната для посещающих. За окном уже темно, шторы задернуты. Горит уютно-обрекающим светом лампа на потолке. Я заехал сюда после прогулки вдоль магистрали.
Здесь вы можете увидеть глухих детей, слепых, детей с тремя руками или без рук вовсе, парализованных, немых, детей с неправильной формой черепа, умственно-отсталых, горбатых или шестипалых. Увидеть детей, способных передвигаться только на четырех конечностях, как собаки. С разными длинами ног. Мальчиков с предопределением на появление женской груди в будущем. Девочек с мужскими гениталиями. Здесь вы можете расплакаться от жалости или в страхе и отвращении убежать прочь. Возможно, и то, и другое.
 
Когда я возвращаюсь домой, уже совсем темно. Автобус доехал до моей остановки и уплыл, мигая поворотником, куда-то по своему маршруту. Ныне движение общественного транспорта круглосуточно, так что вас доставят в любом виде в любое место.
Гляжу на свой десятиэтажный дом. Обычное строение из бетона, обычные зеркальные окна-норы, ночью они словно черные бездонные дыры. Дом среди сотен других таких же домов в районе.
Поднимаюсь по лестнице. Моя тень, рождаемая сутулым телом и тусклым светом безучастных лампочек парадной, двигается чуть позади в начале каждого пролета, но обгоняет на лестничных площадках.
Кое-что о подъездах 2059 года. Такие же грязные подъезды в обычных жилых домах, как и всегда. Такие же чистые и ухоженные подъезды в комфортабельных домах, как и всегда.
Я живу на седьмом этаже дома первого типа. Можно было бы подниматься в квартиру на лифте, но контракт со «Свободой Жизни» обязывает меня сокращать использование электронных приборов.
Поэтому я вынужден ежедневно наблюдать ступеньки, пролетающие под ногами. И квартиры соседей по лестнице. Знакомьтесь:
134 – позолоченные цифры в узорчатом медном овале на красивой двери из красного дерева. Подделка, конечно, но смотрится солидно. Квартира армянской семьи по фамилии Нишканхян. Очень скупые людишки, все себе на уме.
Когда ты только-только перестаешь пользоваться лифтом и начинаешь бегать по лестнице – ноги устают уже к четвертому этажу.
141 – цифры выпилены элетролобзиком из куска прочной фанеры и криво прибиты к двери на скорую руку. Молодая семья, пока без детей. Наркоманы. Марихуану покупают недалеко от дома, на рынке. А героин выторговывают у Жида Константиновича.
Дыхание собьется через этаж после того, как ты почувствовал усталость в ногах.
157 – цифры из зеленых светящихся кружков реверсом электронного изображения мотаются по бегущей строке на железной двери. Здесь живет Танюша. Вместе с нашим общим красивым ребенком. По знакомству она получила скидку и бесплатную страховку от Freedom of Life. Недавно Танюша нашла себе какого-то толстого усатого мужика, разъезжающего на брутальной Audi A300X и похоже счастлива.
Когда ты останавливаешься после лестничного бега, то начинаешь задыхаться. Чтобы этого впредь не было, перед самой первой ступенькой, перед стартом своего марафона ввысь, сделай около десяти-двадцати очень быстрых вдохов и выдохов, будто перед задержкой дыхания.
163 – скупая дверь с нацарапанными мелом цифрами. Это квартира Евгения Константиновича. Все зовут его Жидом. Он богатый аскетик-боров, носящий рваную вонючую тельняшку, хотя мог бы одеваться в хороших магазинах. Он обожает копить деньги или покупать героин для перепродажи всем нуждающимся.
После нескольких пробежек организм привыкает к лестнице. Больше ты не почувствуешь усталости.
180 – номер квартиры нарисован акварелью на двери. Эта рука творческой психопатки Марины. Она живет со своим братом и громадным черным догом. Уже изрисовала все обои в квартире, теперь принялась украшать своим талантом подъезд.
Сейчас мне кажется, что я смогу преодолеть более сотни этажей. Без проблем.
186. Медные цифры вверху двери.
Это моя квартира.
Это моя жизнь.
Я открываю дверь пластиковой закодированной карточкой. Добро пожаловать!
В коридоре загорается свет, малюсенький беспроводной телевизор на легкой тумбочке с колесиками и сенсорным уловителем подъезжает ко мне и включает канал новостей, загорается огонек в микроволновке, кусочки теплого хлеба выскакивают из тостера, закипает чайник. Прогресс техники нашего мира заменил домохозяек, теперь феминизм должен искать новые ресурсы для недовольств.
Милый женский компьютерный голос предлагает мне ванну, чистое постельное белье, ужин, чай, кофе, предлагает заказать пиццу, посетить кучу сайтов, посмотреть новый неискусственный фильм, предлагает купить в Интернете книгу или картину, вызвать девушку, скачать последние утилиты и патчи, мне сообщают о трех новых письмах и куче спама, о приближении международного женского праздника, о сроках работы, об обновлениях операционных систем, мне сообщается о севшем аккумуляторе в часах на кухне и о принятии Думой нового закона касательно передачи наследственной недвижимости…
Иллюзия общения. И мне она нужна.
Я наивно мечтаю о светлых и счастливых деньках, упорно не представляя, как они должны выглядеть. Я сам не знаю, чего хочу.
Не хотеть умереть и не хотеть жить.
Атомическое самоубийство, как способ самовыражения.
Я словно подросток в мире молодежи, где меланхолия – это модно.
Я словно отсутствие без привязанности, словно пустыня ночью. Я как все кругом, во мне нет отличий, нет экстремальных точек соприкосновения с неизвестным. Если всем суждено сдохнуть, значит и я тоже сдохну. К чему отделять личность в большом муравейнике, когда она взаимозаменяема?! С каждым годом, с каждым шагом развития человечества, муравейник становится все более правильным. Параллельные ходы параллельным ходам, железная логика в пользу правоты прогресса на манипулировании словами, все катятся к сверхцивилизации из-за страха перед астероидами и желанием защиты от холода вселенной.
Если бы не было страха, не было бы никого, похожего на нас.
Люди – это толпа с черными зонтами во время дождя.
Люди – это толпа с оружием во время войны.
Люди – это толпа в белых халатах, дающая клятву Гиппократа.
Мы все делаем для спасения и вечности существования
Я захлопываю дверь и разуваюсь.
По телевизору говорят о смерти.
Расскажу вам еще кое-что о моем времени. Это мир наркотиков. Легализованная марихуана продается на рынках, раскуривается во всех клубах всех городов. Тебе исполняется четырнадцать – получай паспорт и иди курить. А все производные мака можно найти в ближайшем подвальном заведении. Иногда правоохранительные органы устраивают налеты на героиновые оазисы и сажают кучу наркоторговцев, их шестерок и посредников, но красных точек на венах от того не убавляется. Не убавляется занесенных снегом крестов на специальных кладбищах. Здесь хоронят наркоманов.
Пару десятков лет назад правительство раскрутило в СМИ информацию о том, что погибших от передозировки будут хоронить отдельно от обычных людей.
Считали, будто это подействует, и в наркоманах проснется желание умирать, как подобает настоящим людям. Разумеется, нашим обкуркам было глубоко плевать.
Еще мое время – это апогей века терроризма. США страдает больше всего. А Россия, как всю свою историю воевала с горцами, так и продолжает. Чечня – наша посмертная цепь и она нас не отпустит никогда.
Страны Третьего Мира… зверь без намордника, ярость всех забытых звезд, сорвавшаяся на наших хрупких телах.
По телевизору сообщают, что на Невском прогремел небольшой взрыв. Гостиный двор был только слегка задет несильной взрывной волной. Погибло десять человек, пятнадцать доставлены в больницу. Хорошо, что террористический акт прошел не в час пик.
Не желаете ли виски, «Солти Дог» или мартини?
Может, колу?
Приятный женский голос вибрациями динамиков по всей квартире отдается в моих ушах, смешиваясь с голосом диктора новостей.
- Нет, спасибо.
Прохожу на кухню в одних носках. Голос сообщает мне, что я забыл одеть тапки. Голос сообщает мне, что один тапок в спальне под кроватью, другой в ванной, за стиральной машиной.
Голос сообщает мне, что температура в квартире равна двадцати и семидесяти одной сотой градусам. Голос предлагает мне изменить это.
- Спасибо, не надо, пускай остается как есть.
Поменять атмосферное давление, влажность воздуха или вид из окна?
- Нет, спасибо.
Когда мало общаешься с людьми, становишься очень терпеливым и сдержанным.
Тумба с маленьким телевизором едет за мной, слегка жужжа колесиками.
В новостях сообщают об очередном террористическом акте на ближнем востоке. Об изъятии крупной партии героина. О новом сорте марихуаны, не оказывающем пагубного воздействия на зрение. Сообщают о болезни мировой поп-звезды Аливы-Лориты. Расстройство желудка или что-то вроде того. Сообщают про взятие заложников в одной из больниц Баку.
Не жалеете ли просмотреть новые поступления в магазинах одежды?
- Нет, не нужно.
Достаю из микроволновки жаростойкую пластиковую тарелку горячего покупного борща и ставлю на круглый стол. Беру с полки салфетку с завернутыми в нее пластиковыми столовыми приборами, теплые кусочки хлеба из тостера, баночку сметаны из холодильника, и усаживаюсь есть. Диван перед столом сделан в виде уютного уголка, поэтому я часто прямо здесь засыпаю.
- Свет поярче, - говорю я, размешивая сметану.
Через пару секунд кухонная лампа усиливает освещение.
- Мини телевизор выключи, - говорю я, зачерпывая ложкой суп.
Экран TV гаснет и тумбочка уезжает в коридор на свое положенное место.
- Включи телевизор на кухне, - говорю я с набитым ртом.
Простите, не могли бы вы повторить?
- Телевизор, говорю, на кухне включи.
Пустая часть стены загорается синим светом и через мгновение появляется лицо диктора.
- Посмотри по каналам, - говорю я, продолжая есть суп и хрустеть тостом.
На появившемся экране начинают возникать и закрывать лицо диктора квадратики с изображениями разных программ. Спортивный канал, мода, новости, маркетинг и экономика, про животных, про секс, про секс у животных, про космос, про историю, про войны, искусственные фильмы, неискусственные фильмы, мультики, научные программы для детей, канал ток-шоу, канал реалити-шоу, канал компьютерных игр, обозрение готовящихся сайтов, канал рекордов, экстрим, реклама и так далее.
- Задержись на сорок втором, - говорю я, жуя поджаренный хлеб. – На сорок втором!!
На этом канале крутят программы о космосе. Название «Звездные новости» говорит само за себя.
На лунной колонии «Сирумото» случился пожар. Огонь был быстро локализован, но японская космическая корпорация претерпела убыток в восемьдесят миллиардов евро.
Кое-что насчет 2025 года. Япония начала первые пилотируемые полеты на луну.
Кое-что насчет 2037 года. Япония создает первую колонию на луне и называет ее в честь одного и своих крупных островов - Хонсю.
Кое-что насчет 2045 года. Япония объединяется с Китаем и начинает полнометражное строительство технологических и туристических комплексов на природном спутнике Земли.
Кое-что насчет 2059 года. В одном из лунных комплексов случается пожар.
Когда я доедаю суп, новости заканчиваются, и начинается программа о перспективах марсианских колоний.
- Выключи телевизор, - говорю я, выбрасывая тарелку и столовые приборы в помойное ведро. Крышка ведра закрывается, на панели управления мигает красный огонек. Это значит, что в ведре уже полно мусора. Здесь возможны два варианта:
1) для офисного мусора можно просто применить функцию «плавление» и сжечь ненужную бумагу и канцтовары.
2) для дома все по старому – просто вынеси мусор на помойку.
Еще успею, думаю я и иду в спальню.
В моей квартире две комнаты - гостиная и спальня. Для рабочего кабинета места не хватило, поэтому я устроил его возле своей кровати. Очень символично. Плоский монитор компьютера на столе, стопка дисков, принтер и куча комплектующих. Есть даже электронная ручка, которой можно записывать текст прямо на экране, причем виртуальный разум вполне успешно разбирает твои каракули.
В современном мире понятие «компьютер» немного изменилось. Теперь везде можно копировать-сохранять. Везде можно поиграть в игры и просмотреть почту.
Хотите выйти в Интернет по электрочайнику?
Нет вопросов!
Хотите запустить антивирусы с дверного звонка?
Пожалуйста!
Теперь ваш компьютер повсюду. Вы можете связаться с ним с другого края света. Даже с Луны. Правда, в этом случае загрузки будут до раздражения долгими.
Это не паранойя человечества, это его прогресс.
Весь дом, весь мир теперь как взаимосвязанная микросхема.
Кто-то предпочитает управлять всей домашней электроникой с помощью единого навороченного пульта. Кто-то хочет, чтобы даже на унитазе была клавиатура. Кто-то хочет управлять техникой посредствам своего голоса.
Вспомнив, иду в коридор, вытаскиваю из кармана куртки миникомпьютер. Экран мертв. Несу в спальню и ставлю своего электронного помощника на зарядку. Затем подхожу к домашнему компьютеру.
- На какие темы письма? – спрашиваю, усаживаясь за монитор.
Процессор в 2059 году не похож больше на прямоугольную громадину, требующую такие приспособления, как кулер или шина. Современные процессоры размером с сотовый телефон. Дисководы обычно установлены отдельно. В тостере, например.
Процессоров всегда несколько. Из расчета на аварийную ситуацию.
Одни встроены в стену. Другие находятся на компьютерном столе. Мышь и клавиатура, разумеется, беспроводные. Мышь ныне словно наперсток с небольшой антенной. Клавиатура – сенсорная. Все подстроено под здоровье людей. А то возникает куча болезней суставов пальцев и ладони из-за постоянного нахождения за компьютером.
Первое письмо пришло сегодня в 14:32:04 от министерства здорового питания на тему «оптовая покупка бистро-легких обедов», сообщает мне механический голос.
Второе письмо пришло в 17:44:51 от модельного агентства «French Fashion» на тему «заказ фотомодели для демонстрации готической моды», сообщает мне механический голос.
Третье письмо пришло в 19:11:28 от Карнеева Михаила на тему «no object», сообщает мне механический голос.
Никакого Карнеева Михаила я не знаю.
Вы уже более-менее знакомы с миром компьютеров моего времени. Познакомьтесь теперь с Интернетом моего времени.
Вообще-то, теперь компьютер абсолютно неотделим от Сети. Включая питание, вы уже входите в Интернет. Ваш рабочий стол – часть Интернета, ваши файлы и папки - часть Интернета, все ваши документы – часть Интернета. Не нужно больше смотреть на вылезающее окно с надписью «Включение…». Теперь просто не существует «Отключения», теперь нет личной свободы вашей компьютерной безопасности. Вы просто выбираете, посетить тот или иной сайт или же нет, а сама Сеть всегда рядом.
Включаю питание. Монитор мигом вспыхивает, предлагает перестроить изображение на голографический телевизор. Я так делаю, когда смотрю какие-нибудь нудные политические трансляции. Нажимаю «Cancel», изображение остается в пределах монитора. Предлагается включить объемное изображение – функция настройки рабочего стола в режиме Интернета. Жму «OK». Пихаю диск с информацией об очередном ребенке в дисковод. Автоматически все копируется на мой компьютер.
Надеваю наушники и небольшие очки с черными стеклами вместо линз. Эти очки не передают цифровое изображение, они просто перекрывают свет нормальной жизни, пропуская и преобразовывая волны уловимого человеческим глазом диапазона излучателей, накрапанных точками-жуками по всей квартире. Эти излучатели и несут вам Интернет во всей его красе. Без черных очков Интернет визуально как бы накладываться на реальность. Можно, конечно, появиться в Сети по старинке, без всякого выпендрежа, но сами понимаете – в этом нет никакого кайфа, раз есть возможность накрыть себя сказочным миром виртуальных красот.
В Сети куча связанных между собой вселенных – для деловых людей, для любителей фантастики, фэнтези, для ценителей искусства и кино. Для студентов и школьников. Для озабоченных. Для адвокатов. В Интернете проходят практически все судебные процессы. Политические съезды, встречи знаменитостей. Конференции крупных фирм и мирные переговоры. Даже свадьбы. Визуализация – неотличима от нормального мира, для большинства людей Сеть – единственная существующая реальность. Они и спят в ней, и работают, только изредка прерываясь на еду. Многих вы, однако, можете встретить в реальности, в камерах для психов. Это клиника лечения интернет-зависимости, это пристанище для кричащих «Я видел дьявола в http!!! Выпустите меня!!». Это пристанище для мыслящих о беге по кругам виртуальности, для не признающих настоящий мир. Это пристанище для колющих героин мегабайт в свои затуманенные мозги.
Они кричат «У меня есть меч, дающий возможность пить кровь врагов!!! Вы отвлекли меня от дуэли с Деалеоном!!! Верните меня в Сеть!!».
Они кричат «У меня еще тридцать прыжков с моста без страховки!!!».
«Я готовился к полету в космос три недели!!!».
«Я его люблю!!! Верните меня в Интернет, мне нужно его видеть!!!».
В глобальной паутине можно все, она – замена выбросам адреналина, замена радостей и воплощение скрытых желаний. Садо-мазо, сексуальные медсестры, малолетки, восточные школьницы, красивые актеры, стриптизеры и стриптизерши, на ваш выбор секс на столе в ресторане, секс в салоне несущегося автомобиля, в полете над красивым закатом, на борту искусственного спутника Земли, секс на пляже втроем, вчетвером. Вы можете заказать оргию свободного доступа. К вам станут подключаться все желающие. Вы можете выбрать себе любую внешность, любые формы и размеры. Любой пол. Расу. Вы можете стать животным. «Я на сервере разврата в замке славного города Праги!!! Шестнадцать открытых мест и еще четыре виртуальных любовника!!! Присоединяйтесь!»
Добро пожаловать во Вселенную Разврата, в секс, помноженный на безопасность. Трахайтесь сколько влезет, ныне компьютерные технологии – это гибрид чувств, здесь не только звук и изображение. Вы ощущаете запахи, вкусы. Вы ощущаете прикосновения. И все сливается воедино, это удвоенная реальность. Уловили, о чем я?
Мой век - мир будущего из классической фантастики. Это грязные недописанные строки. Здесь вы до посинения занимаетесь анальным сексом и, через четыре-пять часов, сорвав с глаз черные очки и, покинув Сеть, отправляетесь в ванную стирать свое белье. Нет страха венерических заболеваний. Нет импотенции. Нет нежелательной беременности. И все счастливы. Место депрессии из-за одиночества индивида в болоте прогресса заменяется вечной сексуальной удовлетворенностью. А иначе мир совершил бы массовый суицид. Секс всегда был дорогой в будущее. Теперь основной инстинкт только подтвердил свое превосходство.
Если Интернет – лицо будущего, то виртуальный секс – лицо Интернета. Средний возраст потери виртуальной девственности – девять лет. Гиперсексуальность, говорили раньше. А ощущения, скажу я вам, абсолютно реальные. Настоящий секс со шлепаньем, хлюпаньем, потом и генитальными выделениями. И в третьем классе ребенок все это знает. На собственном опыте. Он нарывается на виртуальный секс совершенно случайно. Сколько бы не стояло на твоем компьютере запретов, ограничений и пределов, реклама порно-сайта пробьется, будь уверен. Будь уверен, что твоя дочь познает нежеланную радость секса с каким-нибудь виртуальным негром. И благодари небеса, если эту радость не познает твой сын. Хотя, кого бы ты выбрал?
Это очередная причина того, что брак и семейные узы нынче редкость. Слишком много заботы уделяешь тому, кто познает жестокость и грязь мира раньше, чем слезет с твоих убаюкивающих рук. И ты сам знаешь, что твое сердце от этого расколется. И ты сам знаешь, насколько это больно.
Поэтому любите только небеса. Не помню, я уже говорил?
Вся моя квартира сейчас – это большое мелькание изображений, это Интернет-кафе отдельной личности в псевдомире отдельных личностей. Если бы вы зашли ко мне сейчас, вы бы увидели кучу бегущих прямо по воздуху и обоям непонятных символов и цифр. Это хаотичное изображение, генератор случайных идей мировой Сети. Они бегут по стенам, шипят на потолке и полу, мерцают перед вашими глазами. Смотря на эти цифры, вы бы могли, если немного подумать, узнать, чем я занимаюсь в Сети в конкретный момент. В большинстве квартир такие метаморфозы не прекращаются сутками. Вы можете ограничить излучение пределами своей комнаты, чтобы не раздражать домашних, но я живу один и мой Интернет – моя крепость.


4

Я на чистом лугу. Яркое солнце позволяет забыть о привычной урбанистической оболочке по ту сторону, я слышу только редкое щебетание где-то-засевших-птиц и приятное шуршание ветра. Зеленая мокрая от росы трава доходит мне до колен и слегка щекочет ноги качанием под порывами дуновений. Небо почти чистое, только одно небольшое облачко картинно плывет на синем фоне, стягиваемое обходящей солнце траекторией с дорог моего привыкшего взгляда. Я вдыхаю запах земного утра, дух свежей свободы. Это ионы бьются в мои ноздри, это электричество треплет волосы на моих ногах. Подаваемые в мозг электрические импульсы сжимают мое сознание до размеров этой поляны.
Это все – мои обои.
Нужно будет поменять настройки рабочего стола.
На моем указательном пальце правой руки мигает мышь. Убрать ее изображение легко, но тогда есть шанс потеряться, забыть, что ты в Сети. Что тебя поймали рыбаки-провайдеры. И тогда – добро пожаловать в камеру для душевнобольных. Если, конечно, тебя найдут до того, как ты умрешь с голоду.
Щелкаю по воздуху, появляются цифры, слова, иногда слышится голос. Звуки Интернета, балаганный шум паутины. Адреса сайтов на фоне картинки синего неба. Все это портит впечатление от спокойствия настроек, но ничего не поделаешь. Интернет – пятая стихия. Не людям с ней бороться.
- Почту открой, - говорю.
- На чат «Депресс», - говорю.
- Новости с рынка ценных бумаг.
- Зеркало, - говорю.

Я на старом вокзале. Такие исчезли году в 31-ом, от них веет какой-то романтичной сыростью, неким старым любовным напитком. Еще несколько лет после выхода из обращения поездов, вокзалы служили прибежищем для бомжей, а после их забросили даже эти бездомные странные существа. Вскоре вокзалы посносили, построив на местах залов ожиданий придорожные кафе, а вместо железных путей теперь льют серостью асфальтированные и титановые магистрали, лежащие бесконечными стаями змей на теле нашей планеты.
Иду по перрону, за ноги цепляются рваные старые газеты, гонимые тем же нереальным ветром, что накренял траву.
Черные в пятнах стального цвета рельсы слева от меня уходят куда-то в миры зеленых лесов, отражающихся в глазах суженными и ущербными. Сам перрон заляпан зияющими масляными кляксами. Увеличенные чернильные лужицы из тетрадей незадачливого школьника. Слезы дождя из недр нефтяной впадины. И все это лишь порождение электричества… вот и спорьте о происхождении вселенной.
Станция длинная, метров сто, наверное. Сто метров пустоты от технического совершенства и от людей. Это успокаивает, однако незримая разница между виртуальностью и настоящим миром почему-то ощущается. На другом конце перрона что-то блестит, стреляя солнечными лучами под углом отражения. Направляюсь к источнику света. Справа проплывает скоростью моих шагов здание зала ожидания. Хмурое приземистое строение с обшарпанной бордовой краской и черепичной крышей.
Чтобы человечество ни построило, все примет одинаковый отшельнический облик, все станет забытым и затертым. Каждый век, каждая минута. Собственные мысли – лангольеры личности, акулы, пожирающие себя изнутри.
Так всегда было. Невзаимная уверенность в происходящем – единственное, что держит жизнь в этом мире.
Продолжая идти по перрону, вожу указательным пальцем в воздухе. Появляются строки, сияющие золотым шрифтом.
Выбираю «Новости с рынка ценных бумаг».
Перрон исчезает, теперь я в круглом зале. Сижу в первом ряду, низкая люстра, ниспадающая с высот потолка, освещает трибуну в центре зала. Там стоит человек с гладкой аккуратной прической, на нем строгий серый костюм.

- Решение службы федеральных рынков по вопросу о выдаче лицензии профессиональных участников рынков ценных бумаг обществам с ограниченной ответственностью, - говорю я, не смотря на мужчину.
Обычно здесь куча народа, создается настоящий галдеж. Сам не знаю, почему сегодня федеральными бумагами интересуются так же, как и поездами.
- Решение о выдаче лицензии положительно, и разрешение вступает в силу с 26 марта 2059 года, - холодно отвечает мой виртуальный собеседник.
Он показывает мне какие-то диаграммы и графики.
 Подобное общение с компьютерной программой ничем не отличается от большей части моего общения с настоящими людьми.
Мир как декорация, люди как клоуны, смерть как занавес. Мы смотрим в темный зрительный зал, зачем-то пытаясь различить реакцию критиков, а в итоге упираемся в тряпичный тупик для идей.
- Благодарю, - отвечаю я и выбираю строку «чат»Депресс».
- Все данные по этому вопросу были занесены в ваш компьютер, - сообщает мне мужчина в строгом костюме.
- Отослать данные службы федеральных рынков на почту корпорации, - говорю.
Кое-что насчет 2059 года. Больше никаких бумажек с печатями, подписями, никакой беготни по социальным учреждениям, никаких жилищных контор, паспортных столов, ничего в этом роде. Вы больше не стоите в душных очередях, не слушаете ругань пенсионеров и фразы «забыли форму семь», не глядите на обшарпанные потолки коридоров. Теперь все формальности быстро уточняются в Интернете. Возрадуйтесь. Я вообще не понимаю, как люди тратили полжизни на походы по чиновникам.
Теперь я в коридоре, уютный свет вечера льется в далекое окно, а прямо передо мной черная дверь. Дверей в коридоре много, все разноцветные, из-за чего создается ощущение, будто попал в клоунский корпус.
На черной двери надпись «Депресс». Внизу список участников:

Неджентльмен
Лера-грусть
оНо

Вот такая компания. Народу и здесь маловато, обычно общается человек семь-восемь.
Человек, идущий в Интернет для общения – он ничто без всех и никто со всеми, этакий ищущий середину в непонятном, этакий похожий на большинство. Радость в общении нормальна, я не строю из себя носителя завораживающего нимба самодовольства и самодостаточности. Аура одинокого харизматика, человека, выписывающегося из стандартов - ничего такого не подумайте, я болею одиночеством, а не наслаждаюсь им. И, как все, хочу бороться с этим, но боюсь. А без страха мы не сможем существовать. Не помню, я говорил?
Выбираю строку «Почта».
Вокзал. Солнечный свет и ласковая жара. Продолжаю направляться в сторону яркого отражения. Это зеркало.
Подхожу к нему, сморю на себя.
В Интернете я предстаю в облике какого-то рыболова из далекого теплого прошлого. Я сам выбрал столь романтичную внешность. Босые ноги, серые мешковатые штаны, закатанные до колен, расстегнутая грязная рубаха и потрепанные неухоженные волосы. Это все ради визуального отторжения от цивилизации, от моды. Но у меня красивые глаза и нет выраженных недостатков в чертах лица. Все будто отточено и выстругано инструментами Гефеста. Не то, что в жизни.
Уроды или старые люди, прозябающие в Сети, всегда подбирают себе внешность красавцев без яркости. Без эксцентричных причесок, без пирсинга или модных одежд.
Уроды много думают и считают, что природная красота искренней и правильнее косметических обманов или искусственных загаров. Глядя на прилагательные, сомневаться не приходится.
Провожу рукой по щетине, ладонь ощущает приятное покалывание. Провожу еще раз. Обман. Еще раз.
Хочется молчать и не слушать. Хочется поселиться в стране снегов, построить дом меж печальными дворцами соседей, чьи языки и уши отрезаны древними врагами, чьи души умерли вместе с убитыми детьми.
Но я все равно иду к черной двери. Прочь от перрона. Стучусь, вхожу. Русская привычка, нелогично действенная.
За дверью комната. Три кожаных черных кресла – любовь к готике, к могильным тонам ночных пространств. Чат с названием «Депресс» существует очень давно, и обычно там царила именно такая визуальная обстановка. Ранее всем правило воображение, теперь твоя фантазия – ионы.
Несмотря на всю мрачность, я слышу смех почти каждый раз, когда прихожу сюда.
Неджентльмен. Он хозяин бесед в этой комнате.
- Приветствую! – восклицает он. Это седой бородатый мужчина в домашнем теплом свитере, походит на кого-нибудь ученого.
Наверняка, в обычной жизни он щупленький и омерзительный старикашка.
- Привет всем, - улыбаюсь я и прохожу в комнату, прикрывая за собой дверь.
Усаживаюсь в появившееся кресло.
- Приветик, - здоровается Лера-грусть. Это притягательная девушка с красными волосами и дьявольскими рожками. В жизни наверняка тоже очень красива.
Целую ее руку и киваю в знак приветствия.
- И ты здравствуй, - поворачиваюсь к «оНо».
оНо – это очень странная зеленая масса с большими невинными глазюками, растекающаяся по креслу. оНо всегда поднимает настроение только одним своим видом, а уж голос и манера общения совершенно точно сделают веселым кого угодно.
- Здравствуй, - оНо недовольно морщится и выдавливает-таки улыбку. – Слышал, ты стал отцом…
- В который раз, - парирую я.
- Как дела-то вообще, Рыбак? – интересуется Неджентльмен, потирая свою бороду.
- Нормально вообще.
Неджентльмен обожает старую фантастику, потому что сравнивает мысли прошлого о сказочном будущем с реальным будущим. Он постоянно толкует об аналогиях между произведениями и жизнью. Океан Лема, кольца Лукьяненко, сверхцивилизация Стругацких или инфантильные миры Уэллса.
Мы говорим с Неджентльменом о Дозорах.
- Появилась ли яркость борьбы с наступлением нашего времени? – спрашивает Неджентльмен.
- Если забыть про нежить и магию в трилогии Лукьяненко и оставить только идейное перемирие и духовную войну, - говорит Неджентльмен, - Что изменилось, что стало хуже в людях, а что лучше?
Обычно, я просто слушаю.
Отрезанный древними врагами язык.
- По мне, мир – это замкнутый круг с суперменами-статистами, которые запечатлевают планы необходимых перемен, однако сами ничего конкретного не делают, - продолжает он. – Люди отдаются творчеству, анализируют будущее, но не могут его поменять. Все фантасты таковы.
Лера-грусть болтает с зеленой глазастой массой.
- Где их воспитанники, герои, взятые со страниц? – Неджентальмен разводит руками. – Почему мир полон войн и наркоты, разврата и ненависти?
Он почему-то считает мое мнение компетентным. Мнение урода.
Мнение многодетного отца.
Мне плевать на разврат и войну.
- Если время пришло, а героев нет, значит, мы плохо договорились о встрече, - улыбаюсь я.
Мнение того, кто никогда не поражался собственной хладнокровности при сообщениях о далеких смертях и горе.
- Назвали время, но не уточнили место?! – додумывает Неджентльмен в тот момент, когда дверь открывается и входит девушка с внешностью Мэрилин Монро. Черно-белая. – Гениально! – он всегда меня перехваливает, что сильно раздражает. Хотя, может, изречение было адресовано девушке.
- Приветствую, - обращается он к ней.
Так вот и болтаем все время.
- Я на секунду, - говорю.
Выбираю строку «Почта».
- И вам привет, - говорит Мэрилин.
Я вновь перед зеркалом на вокзале. Отворачиваюсь от своего приятного обманчивого отражения и направляюсь к заброшенному залу ожидания.
Шурша белыми камнями рассыпающейся стены, прохожу в дверной проем, наступаю на лежащую деревянную дверь, она еле слышно бьется краем о пол. В углу зала синеет квадрат почтового ящика.
Я решил, что подобные настройки почты изначально не будут предрасполагать к чему-то светлому и доброму. Поэтому письма почти никогда не разочаровывают.
Подхожу к ящику и в полной тишине забытого вокзала набираю код. На ящике расположены металлические кнопки с цифрами и буквами.
1038 А
У меня такой код в честь одного из моих детей. Цифры – это ее порядковый номер, соответствующий увеличенному на единицу количеству детей, бывших у меня до нее.
Буква «А» означает Алина. Ее мать умерла при родах, а сама Алина погибла через три месяца. Ее имя так и осталось на одном из моих дисков.
Такое было лишь однажды. Все остальные мои дети живы.
В ящике, как и обещано, три письма. Белые конверты – так раньше посылали письма.
На одном из конвертов написано: «оптовая покупка бистро-легких обедов». Разрываю обертку и достаю лист с кратким текстом.
В тексте говорится, что заказ доставят по адресу назначения, а деньги уже сняли с моей карточки.
- Вот и отличненько… - шепчу я, откидывая смятое письмо в сторону.
Открываю второй конверт, с надписью: «заказ фотомодели для демонстрации готической моды».
В письме, что неудивительно, заказ на нового ребенка. Рост, вес, цвет глаз, все подробности и мелочи. Точно такое же письмо пришло и в мою корпорацию, к одному из операторов. Убираю обратно в почтовый ящик.
Третье письмо от Карнеева Михаила. Защищено кодом.
Нахмурившись, кручу в руках конверт, который невозможно открыть.
Кто бы это мог быть?
- Эй, красавчик! – меня окликает приятный высокий голос.
Поднимаю голову.
Совсем молодая восточная девушка, облаченная в облегающее кожаное платье, стоит у противоположной стены. Вертит в руках какую-то цепочку.
- Хочешь поразвлечься? – спрашивает она.
- Минет, фистинг, скат? – спрашивает она. – Втроем, с другой девушкой, парнем, собакой?
- Анальные бусы, плети? – спрашивает.
- Нет, спасибо, - отвечаю.
Она направляется ко мне уверенной походкой. Ее аккуратная грудь заманчиво подскакивает при каждом шаге. Ее соски образуют две небольшие неровности на тугой коже платья.
- Наручники, кровь? – спрашивает она, подходя.
- Нет, спасибо, - отвечаю.
- Педофилия, капрофилия? – спрашивает она, проводя рукой в черной кожаной перчатке по моей шее. – Резиновые игрушки, игра в господ и рабов?
- Нет, спасибо.
Эти компьютерные программы такие одинаковые.
- Плюшевые мишутки, секс в детской комнате? Подглядывание? Всего за двадцать евро.
- Не нужно, - отвечаю.
- За дополнительные десять – любая внешность по твоему желанию. Бывшие одноклассницы или одногруппницы, сестры или кузины…
- Нет, не надо. Спасибо.
Провожу пальцем по воздуху, выбираю строку «чат «Депресс» на фоновом образе зала ожидания.
- Закрой почту!
Атмосфера прошлого исчезает. Девушка исчезает.
Я вновь в черном кресле.
- Так что вы думаете о вступлениях книг? – Неджентльмен, раскуривая сигару и поглаживая свою бороду, смотрит на черно-белую Монро.
- Я, вообще-то, мало читаю, - та отводит взгляд.
- Ну, вот например «Ловушка для простаков» Азимова, - Неджентльмен разводит руками. – К чему употреблять в первых же предложениях фразы, типа «вырвался из пустоты гиперпространства» или «звездное скопление Геркулеса»? Завязка, вступление любой классической фантастики должна быть реалистичной и близкой по духу тому времени, когда было написано произведение! – уверяет Неджентльмен.
С ним обычно интересно поболтать, но когда случайно коснешься темы научной фантастики – все! Неджентльмена, этого приятного старичка, пусть и в Интернетовском обличии, так понесет, что накалятся все органические провода твоих нервов.
Наверное, у каждого есть такая вершина, где чувствуешь себя открытым. Такие протоптанные дороги, где думаешь, будто ты – первооткрыватель. У каждого есть тема, на которую можно беседовать без перерыва. Обычно, такое держат в себе, лелеют и защищают, потому что никому больше это не интересно.
- Правда…? - скучным голосом произносит Монро.
Только я хочу вставить слово в беседу, как в комнату вваливается целая толпа, человек пятьдесят. Одинаковые лица, одинаковые фигуры, одинаковые одежды. На головах черные ирокезы, в зубах сигареты. Одновременно моргая, они открывают одинаковые рты и начинают вопить: «Что за говно?!!!!!»
Неджентльмен морщится.
- Покоя от этих флудеров нет…
Тем временем орущие одинаковые панки проходят в комнатку и рассаживаются где попало. Вскоре комната расширяется до размеров гостиной, а после становится подобна стадиону, но панки все заходят и заходят. Они на распев выкрикивают гимн бывшего Советского Союза.
- Ладно, пойду я, - улыбаюсь и жму руку Неджентльмену.
«Союз нерушимых советских…»
- Удачи, - отвечает он, а проходящий мимо флудер толкает его плечом.
- Пока всем, - говорю, - Пока, Лера, пока оНо. Закрыть «чат «Депресс».
 
Снимаю очки, выключаю трехмерное объемное изображение. По моей квартире перестают бегать символы, все принимает домашний уютный вид. Теперь луг моего рабочего стола виден лишь на мониторе, трава больше не щекочет мне икры, ветер не дует мне в лицо. Я больше не привлекательный рыбак. Теперь я – настоящий.
Встаю со стула, направляюсь к стене экспонатов. К моей коллекции. Вынимаю из кармана значок Mitsubishi. Мне и раньше, разумеется, попадался этот символ, просто он имеет столь хрупкую форму, что, прокатившись по асфальту, почти каждый значок японского автомобильного брэнда разлетался на части. А этот остался целым. На стене висят специальные крохотные полочки, на одну из них я ставлю символ автомобиля. Гордо смотрю на новинку в коллекции.



5

Музыка – неясная мне магия скупости музыкантов. Звуки, тонущие в собственной красоте или уродстве. Их сочетания будят меня по утрам. Сегодня пятница и я слышу творение английской группы «The Crystals». Старомодное название совершенно нового коллектива, играют что-то вроде гранджа.
Открываю глаза, перед лицом белый потолок. Зимой и летом одним цветом.
На стене голографический телевизор прыгает рывками цветомузыки. Жалюзи окон раскрываются, словно автоматическая афиша из прошлого. Свет солнца витающей пылью растекается по воздуху, превращаясь на кафельном полу в желтые пятна, дарующие душе непонятный сладкий оптимизм. Весна.
«The Crystals» жмут на мощь электрогитар и ударных, порождая хриплый крик музыкальной культуры.
Встаю с кровати, балье аккуратно сворачивается, после слышится шум механизма – кровать складывается в удобный диван.
На кухне готовится завтрак.
- Доброе утро, - женский механический голос приветствует меня сквозь ударные звуки музыки.
- И тебе, - сонно отвечаю я.
- Сегодня седьмое марта, пятница. Сейчас семь часов, одна минута утра.
У моего домашнего компьютера с нежным голосом девушки нет имени. Это не от безразличия, я очень люблю ее. Просто я предпочитаю слушать, а не окликать своих собеседников. Мой безымянный Уилсон женского рода, что-то вроде прозрения на самого себя.
- Сварить вам кофе?
- Не нужно, спасибо. Лучше очисти квартиру от пыли.
- Да, конечно.
В стенах открываются небольшие вентиляторы, слышится усыпляющий гул – втягивается воздух вместе с витающей пылью.
- Домашнюю одежду, - говорю, подходя к шкафу. – И рабочий костюм приготовь.
Зеркальные дверцы шкафа разъезжаются, механическая вешалка сует мне в лицо старые спортивные треники и рваную футболку. Выезжает гладильная доска, на ней покоится мой серый неприметный пиджак и брюки.
- А рубашка? – спрашиваю.
- Она за кроватью. Почистить и погладить?
Подхожу к дивану, отодвигаю в сторону. Рубашка и впрямь лежит там, прилипла к жужжащему вентилятору. Рукава грязные, воротник мятый. Рядом валяется один тапок.
- Нет, я другую возьму, - говорю я, поднимаю рубашку и тапок с пола. – Вечером постирай, - ставлю диван на место, иду в ванную и сую рубашку в стиральную машину (за ней нахожу второй тапок), бреюсь, умываюсь и чищу зубы.
Затем одеваюсь в домашнюю одежду, достаю из шкафа новую рубашку, отправляюсь завтракать.
- Музыку выключи! Курс евро, доллара, прогноз погоды и пробки на дорогах, - говорю, усаживаясь за стол с чашкой кофе.
Мой холодильник бегущей строкой выдает информацию о различных рецептах приготовления яичницы. Музыка замолкает.
- Слушаюсь… - милый женский голос углубляется в недра Сети ради моего любопытства.

Кое-что насчет 2059 года. Это мир отдельных обществ, среди тех, кому есть к чему стремиться. У меня, разумеется, такого общества нет. Я из общества большинства, отдающегося личному покою, без увлечений и компаний по интересам. Общество без общения. Не помню, я говорил?
Есть отдельные личности и есть неофициально объединенные общества. Как студенческие братства, только без всяких глупых испытаний.
Панки, готы, байкеры, рейверы.
Любители экстази, марихуаны, героина.
Любители экстрима.
Хакеры.
Водители и летчики-любители.
Поэты и художники, любители полетов в космос, компьютерных игр, ботаники, философы, свингеры, гомики, лесбиянки, би, девственники по собственному желанию, сексоголики.
Самоубийцы.
Я могу продолжать бесконечно. Ну или около того. Эта идея не меняется со временем: ищи людей по интересам и найдешь друзей, а нет интересов – не будет и друзей. И во все времена есть одно исключение: когда ты пребываешь в нежном возрасте (где-то класса до шестого), твои друзья не смотрят на твои интересы. Вы просто дружите. Вы создаете друг другу интересы, вы программисты своих друзей, а они – программисты ваши.
Иду по утренней улице. Топчу ногами рождающийся рассвет.
Представители обществ уже на улице. Возле музыкальных магазинов, если в выставленных на улицу колонках звучит подходящая песня. Возле пивных магазинов. Возле клубов. Они с самого утра собираются здесь - обычай выхода на улицу в определенное время. Спираль тенденций прошлого.
Панки со своими красными ирокезами провожают меня взглядами, пьют пиво, кивают головами под орущую из колонок музыку.
Голубые оглядывают мой зад и морщатся.
Клубные девчонки в возрасте от десяти лет и старше не замечают меня.
Кое-что насчет 2059 года. Здесь очень много представителей нетрадиционной ориентации. Где-то пятьдесят на пятьдесят в противовес натурально-ориентированным.
Иду вдоль проспекта, шагаю по плиткам, не наступая на границы между ними. Я – кукушка современности. Повторитель повторений. Кругом голографическая реклама, анонсы и новости экономики. Все хотят знать про все первыми, во многом поэтому и существует понятие конкуренции. Не очень быстро по чистым ровным питерским дорогам проезжают миллионы машин, велосипедисты. По тротуарам катаются прорайдеры: скейтеры, роллеры, кружатся на одном колесе подростки в шлемах, как пушинками вертя своими дорогущими BMX. На каждом углу торгуют комплектующими к компьютерам, предлагают переключиться на других операторов Сети, предлагают обновление настроек и базы данных родного города. В базе данных по-прежнему не найти политиков, служащих правопорядка или военных и их семьей. Скучно.
Кругом броские краски и цвета мира технологий. Питер из серого уже давно превратился в нечто сине-черное.
По трое, по четверо, проходят мимо свингеры. Их легко отличить – как ни странно, одежда на них очень домашняя, семейная, не броская и не открытая, но над воротниками вязаных свитеров и клетчатых рубашек часто красуется синий след от грубого поцелуя. Как и всегда, большинство свингеров – некрасивые люди.
Иногда вижу юристов в костюмах и с вечно включенными миникомпьютерами. Они держат их на одной ладони, а пальцами другой быстро-быстро нажимают кнопочки. Они ищут информацию – эту вечную разменную монету целого мира.
В моем времени различие между сословиями и классами выражено очень цветисто. Теперь определяющим является внешность, прикид. Все одеваются так, как сулит им их судьба. Если ты любишь такую-то музыку, одевайся так-то. Это было и раньше, но не принимало форму тирании выбора и вкусов. Не становилось тюрьмой разума и тела. Если любишь кино такого-то жанра – одевайся так-то.
Покажи мне свою прическу, и я скажу, кто ты.
Покажи мне куртку.
Или татуировку.
И я расскажу тебе все о твоей жизни.
И если бы не твой внешний вид, я бы в тебе не разобрался никогда.
Но это не важно. Главное, чтобы мои дети были такими же красивыми и стройными, тогда мне будет, на что жрать и где спать. А одеваюсь я, как простой служащий.
Иногда мимо проходят дети с громадными кибер-очками натянутыми на глаза. Из очков торчат проводки, мигают какие-то лампочки. Дети смотрят на мир через виртуальное преобразование, через компьютерные технологии. Я не ношу с собой такие штуковины, я стараюсь присутствовать в реальности, если это возможно. Иногда бывает просто невозможно, поэтому «Свобода Жизни» и дает право на три часа Интернета в сутки.
Подхожу к автобусной остановке. Машина у меня есть, но до работы тут совсем не далеко, а у городского транспорта отдельные маршруты, обычно лишенные счастья заторов и пробок. Которых, судя по сведениям домашнего компьютера, сегодня слишком много, чтобы оставаться спокойным на дороге.
Автобус подъезжает быстро, как и всегда. Без преувеличения, можно гордиться человечеством. Достижениями и идеями. Мы эволюционируем в целом, но отдельная личность упорно не замечает своего участия в преобразовании и развитии всего мира.
 Городской автобус не оснащен никакими турбинами, да и к чему? В городе их запрещено включать даже на десятую долю мощности. Чтобы случайно не сожгло какого-нибудь прохожего. И чтобы не превышать привычные 60-70 км\час. Ныне нет затаившихся гаишников, ограничитель скорости вмонтирован в сам спидометр автомобиля, но только т-с-с-с… обыватели полагают, что скорость определяется автоматическими радарами, которыми кишат обочины городских трасс и шоссе. Они и не подозревают, что e-mail на тему «штраф за превышение скорости» приходит к ним благодаря детектору в их машинах-предателях. А министерство городского движения старается не допустить утечки ценной информации, вот и распускает устрашающие слухи о всевидящих радарах.
На магистралях вне города скорости безграничны. Автобаны планеты Земля.
Я доезжаю до нужной остановки и, предварительно спросив, «вы выходите?» старичка с самодельной тростью, выскакиваю из автобуса. Старичок на вопрос помотал трясущееся седой головой, и пришлось его обходить. Случайно задеваю старческий подбородок своим плечом и слышу бормотание за спиной: «Урод».
Устаревшая информация.

- Привет, - здоровается Ирина, когда я прохожу мимо, не наступая на границы кафельных плиток холла корпорации.
Она улыбается.
- П-привет, - отвечаю, резко подняв голову.
Я очень удивлен, я испуган. Состояние: юнец в красненьких шортах с тонкими ручонками и девственной натурой. Мы разговаривали всего раз, а она улыбается мне. Сумасшедшая. Молодая и сумасшедшая. Но мне это нравится. Вот оно – общение. Вот услада для слабых. Я готов летать и все равно быть ниже богов, ниже тех, кого люблю.
- Как дела? – Ирина перегибается через стойку своего рабочего места и подзывает меня ближе.
- Нормально, - я пожимаю плечами и подхожу. Наступаю на границы.
Наклоняюсь, так как получится не очень-то прилично стоять ширинкой к лицу Ирины.
- Сегодня босс бешенный, - весело шепчет она. – Представляешь, пришел и наорал на Юльку, - шепчет она, - Проходил мимо ее стола, рукой махнул от злости, свернул монитор себе на ногу, - шепчет она, - Прыгал, матерился, а Юльку чуть удар не хватил, разоралась сама, - весело шепчет она, - Многое пропустил, в общем.
Она, смеясь, садится обратно на свое место, а я стою и глупо улыбаюсь.
- Надеюсь, к завтрашнему дню босс остынет… - говорю.
По огромному залу за спиной ходят люди. Сотрудники, клиенты, те, кто просто спутал адрес. Может, и террористы.
А у нас тихо, слышен только сдерживаемый аккуратный смех Ирины и скрип натяжения моей улыбки. Да, я нахожу смешным ее историю. Выдели бы вы нашего босса, сами б от смеха не удержались.
Монитор на ногу!
Во умора!
В тишине зеркала для звуковых волн я думаю и сомневаюсь в себе. Отмороженный мозг не приемлет уверенности в симпатиях другого человека. Я же урод. Я же калека на внутренний мир.
Примитивное растение города.
Анатомическое самоубийство, стреляйте в меня и ничего не изменится.
А она со мной разговаривает. В ее глазах интерес, ей нравится ее собеседник.
Болтаем о разном.

Быстро шагаю по длинному коридору, слышно, как стучат подошвы. Рядом со мной вприпрыжку, пыхтя и воняя потом, бежит оператор корпорации. У него в руках ноутбук, который оператор сует мне под нос.
- Заказ на модель для готической моды, - говорит оператор, иногда сглатывая слюну. – Вам, наверное, вчера пришло письмо касательно этого заказа?!
- Да, - говорю я.
По стенам наляпаны белые узорчатые двери кабинетов. Позолоченные ручки на уровне пояса и позолоченные в тон ручкам номера на верхних косяках.
- Посмотрите сюда, - говорит оператор, дергая меня за рукав. – Ваш генный код отлично сочетается с кодами четырех незамужних женщин, способных выносить стройную девочку с ростом примерно 1.80, натуральными черными волосами и четкими чертами лица. Еще есть несколько замужних женщин, но этот вариант мы станем рассматривать в крайнем случае.
Оператор вынужден резко отступить назад, за мою спину, чтобы пропустить трех человек, идущих навстречу. Он чуть не роняет ноутбук, но я помогаю удержать.
- Спасибо, - оператор снова встает рядом. – Ну так вот, здесь фотографии этих женщин.
Гляжу на трясущийся монитор, там четыре цветные картинки. Лица. Непроницаемые безмерные лики, пустые глаза. Женщинам лет по тридцать.
- Фигуры покажи, - говорю.
- Сейчас, - оператор надавливает клавишу, стараясь нести ноутбук передо мной. Он изворачивается как змея.
Все окружающие меня люди – компьютерные программы. Одни подстраиваются под меня, другие требуют знаний и умений.
На экране появляются изображения женских фигур. Размеры и параметры.
Одна женщина слишком худая, две пухленьких. Последняя, вроде, ничего.
- Номер 4, - говорю.
- Я так и думал, - оператор улыбается и докладывает в свой наушник-микрофон, чтобы позвонили Внишевской Анастасии Владимировне. Чтобы заплатили ей за то, что я ее трахну и она выносит красивую девочку для модельного агентства.
Выясняется, что Анастасия придти не может. Не хочет, если точнее.
Худая, Саша, на ближайшие два месяца уехала в отпуск. На Крит.
Осталась пухленькая Светлана и не менее фигуристая Кристина.
Кристина.
Имя моей последней дочери.
Вообще-то всех женщин, с которыми я сплю, зовут так же, как и моих дочерей. Учитывая, что дочерей у меня более двух тысяч, ничего удивительного. Но, тем не менее, невольно проводишь параллели. Если так, то ты стареешь.
- Пускай будет Светлана.
Рассказав мне о положении вещей, потный оператор, наконец, отваливает прочь, а я направляюсь к урологу. Мне нужна наркота. Тестостерон. Если топиться в уточнениях, то необходимое мне вещества называется тестостерон пропионат. Есть всякие разновидности – ундеканоат, эпитестостерон, энантат, сустанон.
Сам по себе тестостерон органический, он вырабатывается в теле мужчины и без химического вмешательства, а его искусственный эквивалент просто призван поддерживать в трудную минуту.
Если тебе знакомы «трудные минуты», значит ты стареешь.
Принимается тестостерон парентеральным способом, для профилактики где-то раз в неделю по 250 миллиграмм. Он очень полезен для спортсменов полупрофессиональных турниров, где не проводятся допинг-контроли. И для тех, кто хочет быть подобно пионеру «всегда готовым».
Подхожу к белой двери с надписью «The Urologist».
Кое-что насчет моего времени: английский язык – международное достояние, на нем общаются все. Это так же естественно, как знать родную речь.
Стучусь. Вхожу.
- А… привет, - доктор – интеллигентный такой мужичок лет сорока пяти. Германская выправка и аккуратные очки Basile.
- Салют, Митя, - здороваюсь и прикрываю за собой дверь. – Я за уколом пропионата…
Доктор усмехается.
- Ну что ж…

6

Кое-что насчет 2059 года. Мужчины любят пухлых женщин. В смысле, любят трахаться с пухлыми женщинами. К началу тысячелетия вкусы крутились в основном у женских задниц и груди. Мало кому нравились бока или толстые голени. Все хотели видеть женскую талию, словно у гитары.
Говорили, что такие параметры навеяны исключительно телевидением, миром моды, говорили, что за нас думают и чувствуют другие люди. Директора кастингов. Модельеры, режиссеры и художники.
Но дело совершенно в другом.
Человечество – детская игрушка, она должна двигаться и мигать огнями, должна удивлять ребенка каждый новый день. Должна вызывать любопытство на рассвете и заставлять на закате думать о предстоящем рассвете.
Когда игрушка надоедает, ребенок ее ломает.
С нами все тоже. Мы не можем остановиться в изменениях из-за подсознательного страха, мы должны менять общие приоритеты, дабы оставаться в живых.
Чтобы как можно дольше не видеть ту помойку, куда мы с первого мига вселенной падаем.
Так что, в конечном счете, не мода меняет нас, она подстраивается под перемены в массах. Но не стоит гордо поднимать свой подбородок, один человек ничего не значит, просто часть стада. Винтик в мигающей игрушке.
Этот расклад сексуальных предпочтений не влияет, однако, на мир моды. Как и мир моды не влияет на этот расклад.
Модельный бизнес моего времени основан, как и принято, на стройных девушках. На их загорелой блестящей коже. На холодных лицах, пролетающих над подиумом, на них написано выражение присутствия в ином мире.
Но трахать любят пухленьких, без талии, плоского животика… не помню, я говорил?
Сам я не такой. Люблю стройных и маленьких женщин. Они легкие и с ними не представляет труда заниматься сексом в самых эффективных позах. Эффективных для зачатия.
Правда, и та немалая часть мужчин, что предпочитают задницы своего же пола, любят стройных партнеров. Но это уже не моя история.
Света. Пухленькая. Она ждет меня в кабинете за синей дверью, она сидит на широкой кушетке и смотрит по голографическому телевизору какую-то мелодраму.
Мужчинам порой нужно посмотреть порнуху, чтобы вызвать эрекцию, находясь, например, в каком-нибудь городском центре сдачи спермы. Многих женщин вполне возбуждают и романтические сцены.
О, я люблю тебя, Джон…
Открываю дверь.
- Добрый день, - здороваюсь и прохожу в кабинет.
Дверь я запираю.
Помещение вовсе не похоже на медицинскую комнату, здесь красивые обои, окно, где вид водопада поражает своей виртуальной реальностью, кушетка, достойная названия двухместной кровати, чистое мягкое белье. Рассыпанные по полу красные лепестки роз. Пухленькая Света на кушетке. На ней черная юбка до колена и какой-то серенький тугой джемпер. Контуры лифчика проявляются через его ткань.
- Добрый… - ее ноги, обтянутые колготками, скромно сведены вместе.
Улыбаюсь Светлане самой доброжелательной своей улыбкой. Видимо, получается не очень нежно. Она не довольна моей внешностью. Еще бы.
Это взаимно. Плохое часто взаимно.
Хожу по комнате, зажигая заранее установленные в красивых подсвечниках свечи.
- Погаси лампы, - мягко говорю.
Электрический свет плавно меркнет, погружая комнату в ласковые оттенки огня.
В мерцании свечей кожа выглядит более загорелой. Любую романтику любят за обманчивые образы.
- Ночь за окном, - говорю.
Вид из окна сменяет время суток на звездную ночь, водопад блестит в свете луны нереально безликим и завораживающим одновременно очертанием каждой капли.
- Телевизор выключи, - говорю.
Стараюсь придать голосу самые нежные оттенки.
Голографическое изображение исчезает.
В будущем весь цивилизованный мир - твой дом. Нет разницы, нет очага.
- Извините… - почти шепотом говорит мне Света. – А это точно, что тут нет никаких камер…?
- Совершенно точно, - сажусь на кровать рядом с женщиной. – Доверьтесь мне. Составленный контракт со «Свободой жизни» учитывает все нюансы и мелочи исключительно в вашу пользу…
Говорю заученными фразами, успокаиваю записанными репликами.
Компьютерная программа.
- Вы ведь уже ознакомились с ним?
- Да, конечно, - Светлана поправляет юбку, нервно стягивая подол до колен.
Юбка, разумеется, сползает обратно, шурша синтетикой по капрону колготок.
Достаю из кармана пачку витаминов. Высыпаю две оранжевые таблетки на ладонь, одну беру в рот, другую даю Светлане.
- Освежает дыхание и слегка опьяняет… - поясняю, перекатывая витамин во рту. – Тем более содержит компоненты D и гормоны, стимулирующие организм… в общем, полезная штука.
Снова улыбаюсь.
Света послушно берет таблетку двумя пальцами и аккуратно кладет в рот.
- Спасибо… - тихо благодарит она.
Сидим вдвоем на кушетке, как подростки на первом свидании. Когда не о чем говорить.
Легко-одурманивающего действия таблеток нужно подождать около пяти минут.

Кое-что насчет 2059 года. Мода нацелена на секс. На сексуальные игры. Если в самом начале тысячелетия популярны комплекты «дерни за веревочку, и девочка голая», то теперь все наоборот. Женщинам нравится, когда могучие и всесильные мужики возятся с застежками лифчиков. Будто игра в госпожу.
Секрет расстегивания одной рукой девятилетние дети открывают в Сети. Нет смущения, румянца, жара. Многим женщинам раньше было не по нраву, что мужчины порой оказываются столь неумелы, теперь же женщин не устраивает отсутствие тайн в противоположном поле для мужчин.
Поэтому выпускаются модели лифчиков с самыми разными хитроумными застежками. Секрет «вскрытия» в Интернете найти, естественно, можно, но стоит постараться. А старание – удел не каждого.
Действие одурманивающего витамина на сознание схоже с алкогольной интоксикацией.
Света начинает витать в грезах, ее голова падает ко мне на плечо. Обнимаю женщину за талию одной рукой, а другую кладу ей на ногу. Провожу пальцами по внутренней стороне бедра, подстриженные ногти не цепляют ткань колготок. Света обнимает меня за шею, слышу ее дыхание у своего левого уха.
Кое-что насчет 2059 года. Кое-что о моей работе. Мне необходимо следить за внешностью, за маникюром, педикюром, загаром и кожей. У нашей корпорации в распоряжении тренажерный зал, бассейн, санатории. За мной тщательный контроль, я – ценный экспонат. Визажисты и парикмахеры, молодые девочки-стилисты. Когда наша реклама обновляется в Интернете, я должен выглядеть очень хорошо. Бок о бок со мной на рекламной фотографии стоят другие суррогатные отцы вперемешку с мужчинами-моделями. Это для того, чтобы не испугать клиенток.
Почему же не только модели?
Могут уличить во лжи.
Кое-что насчет 2059 года. Весь мир – одно большое судебное заседание. Скажешь лишнее – потеряешь деньги. Соврешь – потеряешь деньги. Гуманный лик Сталина в ударах молоточка Его Чести.
Запускаю руку под джемпер Светы, чувствую ладонью складки ее живота, затерянный в волнах кожи пупок. Светлана не стесняется, она считает, будто я, как и все, люблю пухленьких.
Мне кажется, это из-за страха смерти. Желание оригинальности. Подсознательное. Мы можем считать, что хотим быть не такими как все по собственной возвышенной прихоти, но гоняемся за оригинальностью из-за страха смерти. Не похож на всех – не умру, как все.
Расстегиваю молнию на юбке женщины, моя другая рука сжимает ее большую мягкую грудь, кружева лифчика оставляют ощущения узоров на ладони. Мы целуемся, страстно и агрессивно.
В нашем мире отношения не популярны, в нашем мире секс – радость.
Ее язык у меня во рту, мой язык у нее. Противоестественные сплетения, при поцелуе передается до 80% слюны. Влажные чувства.
Это любовь.
Кое-что насчет 2059 года. Мы все больны СПИДом. Но мы не умираем, словно мухи. Нет-нет, лекарство не придумали, что вы?! Медицина моего времени – в первую очередь надежнейшая профилактика. Ряд ежемесячных процедур - и ты не заболеешь никакой болезнью, покуда старость не возьмет свое. А СПИД всегда будет твоим напоминанием. Попробуй пропустить хоть один укол за месяц – начнутся серьезные проблемы со здоровьем.
Итак, мы двое, ВИЧ-инфицированные, пускаем слюни друг другу в рот. Мы лапаем друг друга своими вспотевшими руками и прижимаемся горячими телами.
- Музыку, - говорю я в коротком перерыве между поцелуями.
Включается какая-то романтическая композиция. Наподобие гитарного мексиканского соло.
- Потише музыку, - уверенно говорит Света и садится на меня сверху. Ее бедра обхватывают мой пояс, сжимают жировыми отложениями.
Рука Светы ложится на ширинку моих брюк, сдавливает мой эрегированный член.
Ее глаза горят.
Стягиваю с женщины расстегнутую юбку, она неловко приподнимает по очереди свои толстые ноги, пыхтя и сглатывая слюну.
Кое-что насчет 2059 года. Никаких контактов с инопланетянами.
Кое-что насчет 2059 года. На нашей планете почти не осталось диких природных уголков. Цивилизация. Только сибирская тундра, только снега Антарктиды. А все кроме - магистрали и города, вечно завидующая провинция и отдаленные шахтерские поселения. Все автоматизировано, все на высоте.
Юбка Светы падает на покрытый ковром пол. Запускаю обе руки под ее колготки и трусики, сжимаю большие ягодицы своими ладонями. Света приникает к моим губам.
Кое-что насчет 2059 года. К этому времени в Индии процветает микрофизика, создаются громадные лаборатории квантовой механики, микроскопических исследований.
Индия создала микромир. В 2054, вроде бы. Мир, копия нашего. Это зовется физическим вакуумом. Когда наблюдаешь бесконечность в малом, когда делишь микроны на десятки далей, а доли на сотни, когда понимаешь, что пределов нет.
Света сама срывает с себя джемпер, на ней черный кружевной лифчик, у нее загорелая кожа… а может, так кажется из-за свечей.
Под оберткой скромницы снова дикарка.
Она прижимается ко мне и громко дышит. Расстегиваю ее лифчик, никаких игр, никаких хитроумных сплетений, обычные маленькие крючки и петельки. Теперь это любовь.
Индия создала микромир в отдельном ангаре. Сначала это был засекреченный проект, а после из него сделали нечто вроде реалити-шоу. Микромир быстро прошел эволюцию, за пару лет достиг того, чего мы добивались тысячелетиями.
Пускай у них другие материки и океаны, но в микромире жили люди. Люди, которых сделали люди. Был эксперимент, стал – грустный урок.
Можно было бы занимать микромиром площадь куда меньшую ангара, это ведь и простаку ясно. Но тогда было бы тяжелее следить за своим творением. Ангар, разумеется, герметизирован, защищен и охраняем. Там вакуум и жизнь в одном флаконе, копирайт с окружающей среды. Если открыть двери ангара, все внутри погибнет.
Индийские ученые своими руками создали новую вселенную. Здесь вам и галактики и солнца и населенные планеты. Люди с микроземли открыли для себя космос. Открыли фальшивые тайны. У людей с микроземли по-другому формировалась речь, у них была немного другая математика и религия, до поры до времени ученые не могли уследить этапы эволюции, но когда их микроскопические коллеги изобрели радио, слежка наладилась. Телевидение микроземли развилось за каких-то три дня. Теперь можно было перехватывать сигналы их спутников и антенн. В 2057 году началась трансляция шоу «Другая жизнь». Люди смотрели за микрокосмосом. За своими новыми меньшими братьями.
Неджентльмен обязательно бы вспомнил галактику, снятую с пояса кота Ориона.
Человечество было шокировано и заинтриговано. Самое необычно реалити-шоу за всю историю. Кадры из иных миров. Мы следили за микролюдьми их камерами, подслушивали их микрофонами, воровали их частоты.
Быстро сбрасываю на пол пиджак и галстук, рывками ног посылаю в дальний угол комнаты ботинки.
Света сидит на кровати без одежды и возится с моим ремнем. Она ловко вытаскивает язычок из пряжки и тянет на себя, чтобы ремень полностью вылез из брюк.
Срываю рубашку.
Для хорошего зачатия нужна страсть. Нужен огонь.
Я – актер для премии в виде маленького хнычущего создания, которому положено появиться на свет через девять месяцев. Я актер за свое жалование.
Желании, страсть - это препараты, наркота. Из-за них мой член топорщится как Эйфелева башня.
Ее рука шаловливо расстегивает мою ширинку и проникает внутрь. Ее ладонь теплая и опытная.
Естественно, учитывая совсем мизерную продолжительность жизни микролюдей, приходилось нудно и долго настраивать частоты радиосигналов, вылавливать отдельные моменты существования микроземли. Пока зрители моего мира жадно поедали в Интернете трансляции из заветного ангара, микрокосмос проживал целую эпоху.
Мы их Иисусы. Их Будды и Девы Марии.
Сначала шутили, будто наша планета – тоже порождение гениальных идей ученых из очередного мира-гаргантюа, из вселенной незримо громадных размеров. Шутили, что какие-нибудь бессмысленно большие люди в данный момент наблюдают за нами.
Шутки кончились, когда микромир создал свой микромир. Их развитие дошло до точки отправления, до эквивалента 2054 года. До нашего времени. Порожденный микромиром микромир создал собственный микромир. И так далее. Похоже на взгляд в зеркало, напротив которого установлено другое зеркало.
Да, с этого момента шутки закончились.
Все созданные микромиры развивались еще быстрее своих предшественников, так что для нашего мира скорости их эволюции сливались, миры были идентичны.
Безразличны для нас, если тебе так будет угодно.
Света лежит подо мной. Я раскачиваюсь взад-вперед, иногда делая легкие круговые движения своим тазобедренным суставом. Задницей, если тебе так угодно.
Она еле слышно стонет, глаза ее закрыты. Чтобы ребенок родился здоровым и красивым, Света не должна думать о камерах, о приличиях или морали. Я целую ее, продолжая раскачиваться. Сквозь мелодичные звуки гитарного соло слышатся хлюпающие звуки. Слышатся шлепки бедер.
Пухленькая Света обнимает меня за шею, ее тело блестит моим потом, ее губы – отражение моих. В едином танце за деньги выигрывают все.
Это не любовь. Это лучше.
А дальше - микромир погиб. Ядерная война. Даже не нашли инопланетян из соседней галактики, которых им подсунули ученые. Ученые хотели узнать историю будущего, а получили одни убытки.
Света сверху, она прыгает на мне, ее большая мягкая грудь подлетает и опускается. Женщины говорят, что это больно.
Она громко стонет, подпевая романтической музыке, она упирается двумя руками мне в живот. Потом кладет локти на подушку, нагибается надо мной. Ее грудь касается моего разгоряченного мокрого тела. Ее волосы падают мне на лицо.
Мои руки сжимают ее ягодицы, приподнимая и опуская их. Раз за разом. Быстрее и быстрее.
- Fuck! – орет она в блаженстве.
После оплодотворения Свету сразу станут обслуживать страховые агенты и корпорации юристов, все будут опекать ее. Заботиться. Следить, чтобы на период беременности ничто не испортило будущую модель готической моды, тихо и мирно колышущеюся в теплом утробе матери.

- Как прошло? – весело спрашивает Ирина.
- Да… ничего, вроде… - пожимаю плечами.
Сейчас в корпорации обеденный перерыв. Два часа дня. Мы с Ириной сидим в кафе на втором этаже. В большие абсолютно прозрачные окна с чистого неба светит солнце.
– Так тебе самому-то понравилось?
Ее красивые глаза смотрят на меня с интересом, без намека на ревность или недовольство.
- Да не очень… это же работа, - говорю.
- Так отказался бы, - Ирина берет в рот ярко-красную вишенку. – Я бы на твоем месте отказалась.
Пожимаю плечами.
- Если бы я родилась мужиком, столько можно было бы сделать… - мечтательно произносит она.
Кое-что насчет 2059 года. Мужчины пока не сдали позиций и официально еще могут зваться сильным полом.
На Ирине сегодня черная юбка и черный в красную полоску пиджак. Такой же полосатый галстук проходит по ложбинке ее грудей. Контрастный стиль одежды.
- И что бы ты сделала, если бы была мужиком?
- Не жила бы, как баба, - она смотрит на меня, как на идиота.

После обеда, который я раньше проводил один, направляюсь в тренажерный зал. Обычная программа. Беговой тренажер, штанга, гантели, стандартный набор упражнений, велотренажер. Затем бассейн. Душ, визит к проктологу, к урологу. Профилактика моей профессии. После - еще пара половых актов.
Это мой рабочий день. Инструкция по здоровому образу жизни, пособие бойскаутам-сексоголикам.
Кое-что насчет 2059 года. Нацеленность населения на здоровое питание или спортивный стиль жизни давно прошла. Теперь в потреблении заменители заменителей пищи, заменители заменителей спорта. И все здоровы и счастливы. Если забыть про СПИД.
А про него никто из обывателей обычно и не помнит.
Где-то около половины седьмого в моем кармане начинает дребезжать портативный компьютер. В этот момент я выхожу из сортира с буквой «W» в кружке на двери. Это шутка кого-то из наших сотрудников – он перевернул все с ног на голову.
Достаю карманный компьютер и гляжу на светящейся цветной экран. Этот компьютер связан с моим домашним и с моей страницей в Сети.
«Вам письмо»
Письмо от Серого. Сто лет его не видел. С чего вдруг? Уже давно хотел стереть его адрес из записной книги, но руки не доходили. Серый помешан на всякой электронике, диссертацию даже на эту тему писал. У нас ничего общего.
«Нужно срочно встретиться, поговорить. К начальнику завтра не ходи. Увидимся в одиннадцать тридцать в кафе «Сатира», это недалеко от Нарвской. На случай, если ты стер мой адрес из записной книги: это был Старинов Сергей».
К боссу нужно заявиться в час. Если Серый хочет встретиться на ближайшей к моей работе станции метро в полдвенадцатого, значит он не настолько против моего субботнего похода к начальству, насколько может показаться из текста письма.

После работы иду в метро. Станция Нарвская. Кафе «Сатира» и впрямь горделиво устроилось своим фундаментом напротив, через улицу.
Кое-что насчет 2059 года. Кое-что насчет метро. Турникеты – привычные всем в моем времени стеклянные автоматические двери. За ними, ближе к эскалаторам, толпятся люди. Здесь никаких жетонов, никаких прикладываний смарт-карты к датчику. Вас сканируют и мгновенно определяют, заплатили ли вы налоги и взносы за этот месяц. Если да – двери-турникеты разъезжаются в стороны: проходите. Стоимость проезда входит в сумму ваших пожертвований казне государства. Заодно сканирование проверяет вашу прописку, уголовные нарушения, задолженности и общее медицинское состояние.
Про вас после проезда в метрополитене знают все.
Двери передо мной вежливо раскрываются, в затылок мне дышит какой-то человек. Двери закрываются за моей спиной, дыхание исчезает. Теперь уже я дышу в затылок кому-то из толпы.
Людские пробки – явление неизбежное в связи с заметным ростом числа населения, эмигрантов, урбанистов и прочих личностей.
Спускаюсь вниз на эскалаторе, поезд забирает меня с Нарвской и мчит к Технологическому Институту. Там я вновь выхожу на поверхность и направляюсь в сторону специализированного детдома.

Дети инвалиды. Дети уроды. Мои дети.
Я кормлю детей-уродов бистро-обедами, которые специально для них заказал. Держу в руке пластиковую вилку и скармливаю каждому его порцию.
Маленькие девочки с развитой дистрофией.
Мальчики с ожирением.
С разноцветными вдавленными глазами.
С необычайно низким IQ.
Все это мои сыновья и дочери, мои маленькие чада. Мои неудачные попытки, проваленные заказы, бракованные плоды.
Бракованные люди.
Это редкость. Из моих более чем полутора тысяч детей умер всего один. Алина. Номер 1038. И только тридцать два ребенка родились уродами.
Я навещаю их по возможности часто. В детдоме слишком плохо заботятся о детях, а в детдоме для уродов и подавно.
Всем неприятно возиться с такими отбросами, потенциальными актерами из ужастиков.
И мне тоже неприятно. Я их не люблю. Правильнее сказать – они меня раздражают.
Но я им нужен.
Все это – мораль мира, который сам такую мораль принять не готов.
Поэтому я хожу в детдом. От всех этих детей веет любовью и обожанием, они чуют во мне отца. Они – мое общение, мои слова, высказываемые мычанием.
Дети-уроды как насекомые кишат и ползают друг по другу в этой тесной комнатушке. Здесь слегка чувствуется вонь мочи, скрываемая искусственным ароматом роз. И запахом быстрых обедов, которыми я кормлю свои яблоки-недалеко-от-яблони.
Когда рождается такой вот бракованный человек, заводят судебное разбирательство, налагают на нашу корпорацию громадные штрафы. Если брак получается при заказе модельному агентству, скандал удается удержать в рамках приличий. Если же у матери, зациклившейся на внешности или интеллекте своего ребенка, то раздувается такая словесная и судебная война, что даже любопытные зрители внутригосударственных новостей устают следить за процессом разбирательства.
Мальчик с толстыми топорщащимися ушами и носом-картошкой берет в рот вилку с едой. Его глаза открыты, он смотрит на меня и абсолютно ни о чем не думает. Во всяком случае, его стеклянный взгляд заставляет в это поверить. Мальчик, почти не проживав пищу, громко глотает.
- Кирилл всегда как свинья! – кричит какая-то девчонка из угла комнаты. Какая-то из моих дочерей. Вроде, ее имя Надя. Кровоизлияние в мозг, может умереть в любую минуту. А может, через два-три года.
Она умеет говорить в свои десять лет, а для бракованного человека с проблемами мозга это уже хорошо.
Можно было бы исправлять все проблемы вмешательством хирургов. Но для людей, приходящих в нашу корпорацию главным является родить здорового ребенка. Родить свою мечту. Люди, приходящие к нам, любят только себя, они хотят говорить на каждом углу «мой ребенок так красив от рождения», они хотят упростить себе жизнь, лишившись проблемы воспитания комплексующих неуверенных в себе детей. А когда случаются какие-то непредвиденные ситуации, эти люди уходят, громко хлопнув дверью. Они не хотят платить за лечение своего ребенка, они хотят через суд стребовать с нас денег и на них же зачать новое добротное дитя.
Мальчика с лысой морщинистой головой, подползающего ко мне на четвереньках и сверкающего своими белыми подгузниками, зовут Миша.
Мальчика с обезьяним лицом – Павел. А может Костя.
Девочка с кривыми ногами и длиннющим носом – Саша.
Того, что тянет меня за штанину, уткнувшись носом в коленную чашечку, я не помню.
Девчушка с большими голубыми глазами – Марина. Пока ее внешность радует, но судя по тестам через несколько лет у нее случится природное искажение берцовой кости.
Мои дети, получив немного заботы и обед, довольные и сытые расходятся по койкам. Я собираюсь уходить.
- Послушайте, может, вы возьмете к себе хотя бы одного, - на меня, стоящего в дверях смотрит воспитательница детского дома. Одна из.
- Да понимаете… - слегка потягиваюсь. – Я бы мог, но оставить их всех у вас будет правильнее…
- Почему? Они же несчастны! – воспитательница настаивает, она определенно вознамерилась спровадить хоть одного урода ко мне домой. – Вы же сами видите!
Помимо моих детей, здесь есть бездомные малолетние жертвы аварий и несчастных случаев. Здесь есть дети-неудачи других суррогатных отцов. И работать тут явно не весело.
Когда дети лишены родительской заботы, это называется депривацией.
- Вижу, но понимаете… - тяжело выдыхаю. – Все так сложно…
- Как можно оставлять своего ребенка?
Страдание детей в детдомах называется госпитализмом.
- У меня другое, это работа, а не личная жизнь, - говорю, обводя рукой койки с детьми. – И потом, у вас электроники мало, дети не привыкли обращаться с технологиями современного мира… моя квартира для них опасна… - я разворачиваюсь и ухожу.
- Здесь же не все дети свыклись с миром детдома! – слышу брошенные мне в спину слова. – Здесь же есть совсем маленькие, они приживутся у вас, они станут нормальными! У вас же есть деньги на лечение!!! – слышу укор, слышу обиду.
Злобу.
- Моя квартира опасна, слишком опасна для детей!!! – тупо повторяю, не разворачиваясь, и выхожу на улицу.
Если чего-то не хочешь, обязательно найдешь оправдание этому нежеланию.
По пути наверх, шагами по лестнице подъезда, проходя мимо квартиры номер 134, слышу ругань. Приличная семья Нишканян ссорится из-за какой-то мелочи. Дверь их квартиры приоткрыта, кто-то одевается в коридоре. Вижу нервную тень в щелке света между дверью и стеной.
Пожимаю плечами, поднимаюсь наверх.
Когда прихожу домой, врубаю компьютер и захожу в Интернет.

- Один из вариантов приват-чата, - поясняет мне Неджентльмен.
Мы идем вдвоем по дорожке в осеннем лесу. Чувствую прохладный ветерок, чувствую запах опадающих листьев. Электроны, врезающееся в мое тело, электричество в моем мозгу подсказывают физические ощущения.
Матрица нового времени. Интернет.
- Так что там насчет любви? – спрашиваю, ступая босыми ногами рыбака на осеннюю грязную дорогу.
- Любви… - повторяет себе под нос Неджентльмен.
На моем собеседнике сегодня какой-то уютный домашний свитер и брюки. Обувь – чистые ботинки из коричневой кожи. Неджентльмен идет по грязи, но на нем не остается темно-серых липких пятен. Значит, включил в настройках невосприимчивость к окружающей среде. В графе «Ветер» он, все же, оставил галочку. Его седые волосы послушно осенним порывам сбиваются в комок и треплются, словно шерстяные нити перед монитором.
- Любовь часто бывает преклонением, - наконец выдавливает из себя Неджентльмен. – Как собака в семье любит каждого хозяина. Есть любимый хозяин, но если он умирает, собака привыкает к новому. Влюбляется в того, кто о ней заботится. Потому что у всего живого есть дурная привычка любить тех, кто выше, умнее. Тех, кого заранее недостоин. – Неджентльмен замолкает на секунду, а потом вновь продолжает: - Если бы боги спустились на нашу грешную землю, люди тотчас повлюблялись бы в них, ползая на коленях подле божественных ног. Люди увидели бы настоящий идеал.
По бокам грязной дороги, где мы идем, растут могучие дубы и клены.
- Ты спрашиваешь, потому что влюбился? – Неджентльмен ухмыляется.
Отворачиваюсь в другую сторону. Перед глазами снежная пустыня, метель гоняет снежинки на фоне холодного заката. Ноги мерзнут жутко. Надо было бы тоже включить невосприимчивость.
Рядом со мной идет Толик. Коллега по цеху, только он специализируется на интеллектуально-одаренных детях.
Куча заказов от университетов и научных лабораторий.
Зарплата Толика, разумеется, ниже.
Один из вариантов приват-чата. Слышишь и видишь только тех, кто обращается к тебе. Неджентльмен идет по осеннему лесу где-то там, на других частотах Сети, а я нахожусь в снежной пустыне и волен вернуться, когда захочу ответить старику.
- Не знаешь, что завтра намечается? – спрашиваю.
Толик немного заторможенный, у него какой-то дефект мозжечка. Урод – отец красавцев, тупой – отец гениев.
Природа не обделена юмором.
Завидуйте своим потомкам, ненавидьте их.
- Завтра? – Толик задумывается.
- Восьмое марта, вроде, - говорит он радостно.
В Интернете его внешность соответствует реальности.
- Это я знаю, - говорю. – Просто меня босс к себе вызвал. Зачем-то.
- Аааа… не знаю тогда.
- Тебя не вызывал?
Толик задумывается.
- Нет, вроде.
- Ясно…
Возвращаюсь в осенний лес.
От смены фонов, миражей мироздания, порожденых реалистичной компьютерной графикой, можно с катушек съехать.
- Да нет, не влюбился… - говорю. – Просто интересно стало. Ну, я пойду.
- До встречи.
Закрываю «чат «Депресс». Отправляюсь на сайт нашей корпорации.
Выбираю строку «служащие». Ищу Ирину.
- Эй, привет… - женский голос.
- Поразвлечься? – женский голос.
Порнуха найдет тебя где угодно.
Это будущее. Это любовь.
Какие-то толстые женщины хотят, чтобы я платил за секс. Хотят, чтобы я платил за секс с компьютерной программой.
- Закрой побочные сайты, - говорю.
Пухлые женщины исчезают.
- Мне на сегодня хватит.
- Эй, красавчик, - знакомый голос. Восточная девушка.
- Я же просил… - говорю, но тут же замолкаю.
Девушка с пирона. Стройная. Будто, специально для меня.
Я пришел на сайт нашей корпорации из-за фотографий. В папке Ирины копирую несколько трехмерных фото. Узнаю ее e-mail, сотовый, адрес, семейное положение. Живет одна в небольшой квартире. Северная часть города.
- Наручники? – говорит восточная девушка.
- Нет, - отвечаю. – Мне нужна опция «внешность по выбору».
Показываю фотографии.
- Нет проблем, красавчик, - говорит девушка. – Идем.
Она скидывает мне адрес сайта и я иду туда.
- Закрыть сайт «Свобода жизни».

Ирина. На ней белое невинное нижнее белье. Она улыбается. В точности, как на фотографиях.
Стою перед ней. Смотрю. Ирина обворожительна, меня тянет к ней, сопротивление бесполезно.
Девушка лежит на кровати в какой-то спальне. Похоже на гостиничный номер.
- Возьми меня… - шепчет Ирина. – Я хочу тебя.
Подхожу ближе, сажусь на колени перед кроватью. Мои ладони скользят снизу вверх по стройным красивым ногам молодой девушки.
Ирина чуть слышно стонет.
- Я люблю тебя… - шепчет она.
Вскакиваю на ноги.
- Нет, – говорю.
- В чем дело, красавчик? – Ирина настороженно на меня смотрит.
- Не знаю…
- Может, это обстановка сказывается? – заботливо предполагает она.
- Может быть…
Мы пробуем заняться этим на пляже.
В замке.
На лугу.
На концерте или в театре.
Мы пробуем по-разному, мы пробуем все известные способы. Но я не могу.
Нет, дело не в потенции. В Сети у тебя таких проблем не будет, если, конечно, не приложат свою умелую руку хакеры. Дело в желании. Я не хочу Ирину.
Но я же люблю ее.
После двух бесед она – мой идеал.
Это любовь.
И вот ее внешнее воплощение лежит передо мной в нижнем белье, а я боюсь даже прикоснуться.
Ирина исчезает, вновь появляется восточная девушка.
- Ну что ж, красавчик, как знаешь.
- Закрыть сайт.
Страничка Интернетовского порно-бизнеса исчезает и мне в лицо тут же бьет свет рекламы.
«Скоро премьера нового неискусственного фильма про капитана Александра! Не пропустите!»
На афише изображен мужчина в военной форме, гордо стоящий на фоне звездного неба и взрывающихся космических кораблей. Космические приключения. Они бессмертны, как и Джеймс Бонд.
Кое-что насчет 2059 года. Кое-что о кино. Здесь фильмы делятся на две категории: искусственные и неискусственные. Фильмы первого типа вы можете создавать сами. Есть куча компьютерных программ, генерирующих кино. Случайным образом. Вы просто задаете жанр, внешность героев, спецэффекты из имеющегося громадного каталога, и другие мелочи. И нажимаете кнопку «Create». Фильм готов. Разумеется, такой продукции миллионы, каждый день новые премьеры. Компьютерные герои, компьютерные диалоги. Искусственное кино мало ценится, хотя порой устраивают конкурсы на самый лучший искусственный фильм домашнего производства.
Второй тип фильмов – привычные фильмы. С настоящими актерами, с новыми эксклюзивными кадрами, каких в каталоге не найти. Потому, премьера настоящего фильма по-прежнему событие.
Точно так же создаются компьютерные игры, книги, мультфильмы, картины и, разумеется, музыка.
- Закрой рекламу, - говорю. – Выйти из Сети.
Снимаю очки, отключаю питание компьютера. Иду спать.



7

На следующее утро, отправив электронное поздравление с международным женским днем Ире, еду на работу. В праздничный день машин не так много, пробок почти нет, поэтому я беру свой старенький «Subaru» - это одна из самых первых моделей с турбинами - завожу двигатель и выкатываю из подземного гаража.
Такие удобства теперь есть даже в самых древних домах.
На автомобильном компьютере я указываю маршрут до Нарвской и откидываюсь на спинку сиденья. Машина сама реагирует на светофоры, на приближения других транспортных средств и на большинство якобы непредвиденных ситуаций.
Дорога заняла около получаса. К кафе «Сатира» подъезжаю, когда до встречи с Серым остается еще минут пятнадцать. Оставляю машину у обочины и захожу в эстетичные, украшенные узором из бамбука двери забегаловки. Над головой нежно звенит колокольчик.
Кафе довольно уютное, погружено в полумрак прокуренного утра. Бармен – небольшой шкафчик с напитками. Робот. У него нет рук, он смешивает все внутри себя и выдает вам готовый коктейль на подносе, ни на миг не переставая вертеть своим глазом-камерой.
Официантки – обычные девчушки. Вечерами их хлопают по задницам своими потными ладонями пьяные сорокалетние мужики, а с утра они разносят напитки и закуски всяким похмеляющимся гулякам.
- Чего-нибудь желаете? – спрашивает меня бармен-робот, когда я подхожу к стойке.
- Нет, спасибо, я друга жду.
- Может пива?
- Я не пью.
- Ликера?
- Нет, спасибо.
- Джин-тоник?
- Не надо. Благодарю.
Бармен отъезжает от меня своим шкафо-подобным телом в сторону, опрашивать на предмет заказов очередного клиента.
Роботы-слуги, роботы-музыканты, роботы-проститутки. Тоже, что и банкоматы, тоже, что и автоматы для продажи Колы. Только совершеннее, продукты полета фантазии.
Десять минут я сижу в полном безмолвии, смотрю на свое отражение в зеркале за барной стойкой.
Если бы я взял ребенка из детдома, то получилась бы неполная семья уродов. Оставалось только найти женщину пострашнее.
У природы есть чувство юмора. Не помню, я говорил?

А потом пришел Серый.
За моей спиной брякает колокольчик, и чья-то рука ложится на плечо.
- Привет, - говорит он.
- Здравствуй, Серый, - отвечаю.
Мы жмем друг другу руки.
- Как дела, жизнь?
- Нормально, а у тебя?
- Твое письмо немного удивило…
- Только тише, - шепчет Серый. – Дело серьезное. Тебя хотят убрать.
- Как твоя личная жизнь? – спрашиваю.
- Заказ уже сделали, наемники рыщут по городу.
- От Митяя слышал, будто ты собирался жениться… Лена ее зовут, да?
Складываю локти на стойке.
- К ментам не ходи – у твоих врагов там свои люди.
- Расстроилась свадьба? Тоже что-то такое промелькнуло… в чем причина-то?
- Тебе нужно валить из города – я могу помочь!
- Какого хрена ты несешь?
- Не намечал я никаких свадеб, ни с Леной, ни с Наташей, ни с Катей, ни с Заремой. Ты слышал, что я сказал, - у Серого ни намека на улыбку. - Кое-кто в правительстве желает твоей смерти, но пока что открыто действовать не может.
 - Издеваешься?
- Нет, - рявкает Серый. – Все очень серьезно! Твой босс тебя сдал! – он понижает тон. – Именно поэтому ему нужен физический контакт с тобой. Обо всем можно договориться по Сети, но убить тебя можно только при личной встрече.
- А чем я так не угодил правительству, что заслужил смерть? – спрашиваю.
- Это потом обсудим. Не езжай к боссу.
Привязанность к миру всегда сильнее. Если тебе тридцать пять, ты не веришь в приключения.
- Мне надо к нему поехать. Он меня вызвал, я пришел – арифметика проста, - уверенно говорю я.
- Нет, - отговаривает Серый. – Ты не понимаешь…
- Откуда такая забота?
- Это касается не только тебя, - мой собеседник теряет терпение. – Но это мы обсудим позже!
Дело представляется ему важным.
- Я поеду к боссу, - говорю. – Это не обсуждается.
- Хорошо, - Серый явно хотел сказать что-то более веское, но сдержался. – Возьми хоть мою визитку.
Он сует мне пластиковую карточку с разными номерами и адресами.
- Позвони, если что.
- Ладно, - соглашаюсь я и беру визитку.
Серый, пока я изучаю карточку, подзывает электронного бармена и заказывает пиво. А когда бармен предоставляет меню всеми любимых дрожжевых напитков, облокачивается на стойку и, с трудом дотягиваясь пальцами, жмет какие-то кнопочки на приборной панели робота. Из камеры-глаза у того выезжает маленький диск.
- Что вы делаете? – одна из официанток, качая головой, направляется в нашу сторону.
Серый ломает диск и сует обломки к себе в карман куртки.
- Выйди через несколько минут после меня, понял? – говорит он и выбегает из кафе.
Официантка, матюгнувшись вслед Серому, обращается ко мне:
- Почему ваш друг распускает свои вонючие руки?
- Он мне не друг, - говорю. – Я его почти не знаю.

Возможно, Серый был прав. К боссу я не пошел. На стоянке корпорации расположились четыре черных Мерседеса с правительственными номерами.
Я подъехал к главным воротам и тогда увидел их.
Чтобы спасти свою задницу, такие люди, как я, многое готовы сделать. Но когда все хорошо и опасность не угрожает, очень хочется броситься с крыши небоскреба.
И я уезжаю к себе домой. Если Серый прав, и открыто действовать против меня не будут, то дома должно быть относительно безопасно. Какое-то время.

Захожу в Интернет, не одевая очки, просто сижу перед монитором. Посещаю сайт нашей корпорации, ввожу личный код и просматриваю кабинеты здания «Свободы жизни» через web-камеры. Множество комнат закрыты для просмотра, а те, куда доступ сотрудникам корпорации разрешен, не вызывают подозрений. Все как обычно. Люди работают за компьютерами, у телефонов. Психологи обсуждают с будущими матерями их проблемы. Успокаивают. Говорят, что это на пользу общества. Что это хороший жизненный опыт.
Гляжу на автостоянку через камеру. Четыре черных Мерседеса.
Все еще там. Ждут меня.
Слышу звонок своего мобильного. Симфония Моцарта. Одна из.
- Да, - говорю, поднося к уху компактный сотовый.
- Вы опаздываете на встречу с начальством, - комментирует мои действия секретарша босса.
- Да… я знаю, но я заболел… сегодня не приду… - я кашляю в трубку.
- О Боже! - восклицает секретарша. – Срочно идите в больницу, или лучше я вызову Вам кого-нибудь на дом…
- Спасибо, я сам, - говорю.
Связь пропадает.
СПИД.
Через несколько минут в дверях главного входа появляются люди в серых старомодных пальто, направляются к своим Мерседесам и, захлопнув за собой дверцы, монотонно спокойно выезжают со стоянки. Ощущение такое, будто машины плывут в замедленной съемке. Их двигатели почти спят.

- Хочешь встретиться? – звоню Ире.
- Конечно, - слышу в трубке довольный голос. – Получила твое поздравление с утра. Спасибо.
- Не за что, - говорю. – Это только начало, - говорю.

С Ириной мы встретились в центре, пошли в какую-то забегаловку. Предварительно я купил ей цветы, но букет таскал все свидание сам.
- Чего тебе босс наговорил? – спрашивает она, когда мы гуляем около Казанского собора.
- А я к нему не ходил, - говорю.
Погода выдалась так себе, довольно хмурая. Но нам было весело. А на прощание я ее поцеловал.
80% слюны.
Мне не до цифр.

Открываю дверь своей квартиры. Армяне снизу, кажется, никогда не закончат ссориться. Безостановочная ругань.
- Добрый вечер, - приветствует меня домашний компьютер.
- Добрый, - радостно отвечаю.
- Желаете ужинать?
- Нет.
- Может приготовить «картошку по-деревенски»?
- Нет, - разуваюсь и снимаю куртку.
- Может подогреть солянку?
- Мать твою, сказал же – НЕТ!
- Извините, - домашний компьютер замолкает.
По телевизору сообщают об очередном террористическом акте, на этот раз в Нино.
Довольно странное ощущение – встречаться с девушкой. Я давно ни с кем не разговаривал на отвлеченные темы, а тут такое.
Я – радостный мальчишка в возрасте, близком ко всем известному кризису личности средних лет. Все неправильно. Но только тогда человек счастлив.

В воскресенье я опять встречаюсь с Ириной. Могу поручиться, что хочу ее..
Гуляем по Летнему Саду. Отторгающий дух весны.
- Ко мне вчера вечером приходили какие-то люди, спрашивали о тебе, - говорит она.
- Да? – я искренне удивляюсь.
- Ага, - мы держимся за руки. – Деловые все такие, жуть!
- Они тебе что-нибудь сделали?
- Да нет, просто поговорили… Я сказала, будто плохо тебя знаю. Так, видела пару раз.
- Правильно, - говорю. – Меня уже предупреждали об этих людях, - говорю. – Говорили, что меня хотят убить.
- Эээ…
Испугалась. Ее большие серые глаза уставились на меня, призывая сказать, что я пошутил.
В последнее время уже два человека чересчур переживают за меня.
- Ну, это блеф, наверняка… - пожимаю плечами.

В понедельник на стоянке корпорации сноа разместились Мерседесы. И из-за этого я пропускаю рабочий день.
Брожу по городу. На всех уличных экранах крутят анонс предстоящей премьеры «Капитана Александра». Вряд ли стоящее зрелище.

- Тебя сегодня опять не было? – спрашивает меня Ирина.
- Да.
Мы болтаем по мобильной связи. Наверняка разговор прослушивают.
- Опять эти люди приходили, тебя ждали.
- Ясно…
- А чего они к тебе домой не заявятся? Адрес же твой достать не сложно… - задумчиво произносит Ирина. Молодая и красивая.
- Думаю, они боятся СМИ или еще чего-то…

Я ошибся. Они не боялись. Во вторник с утра, когда я хотел остаться дома, снова заметив через web-камеры Мерседесы, люди в старомодных черных пальто сами пришли ко мне. Вместо того, чтобы убрать свои долбанные машины и подарить ощущение безопасности, а после схватить, они решили убить меня прямо в моей квартире.
Сначала раздался звонок в дверь.
- Коридор на изображении, - говорю.
Диктор новостей сменяется картинкой коридора перед моей квартирой. У двери стоят трое мужчин в черных пальто и одна женщина в каком-то нелепом эксклюзивном деловом костюме.
- Громкую двустороннюю связь, - говорю.
- Сделано, - нежно отвечает мой компьютер.
- Кто вы?
- ФСБ, - слышу ответ от одного из мужчин, стоящих перед дверью. – У нас к вам несколько вопросов, открывайте!
- Если вы окажете сопротивление нашим требованиям, это будет добавлено к протоколу и использовано против вас, - говорит женщина.
- Если вы хотите только поговорить, зачем составлять протокол?
- Его не будет, если вы откроете дверь, - ровным почти армейским голосом говорит женщина.
- Нет, вы сказали, что сопротивление вашим требованиям будет добавлено к протоколу, - я тяну время. - И раз сведения будут добавлены к протоколу, значит, сам протокол уже существует, а посему хочу знать, в чем меня обвиняют.
Когда долго не общаешься с людьми, но при этом ежедневно видишь и слышишь их, талант красноречия появляется сам собой. Твои мысли жаждут быть высказанными. Принцип тот же, что и при заключении в тюрьму. От нечего делать ты качаешь мышцы. От нечего делать репетируешь речи в самых различных ситуациях. У меня много речей.
- И покажите ваши значки, - мой голос, небось, очень раздражающе звучит.
Люди перед дверью суетятся и что-то передают в свои микрофоны-наушники. Может быть, показалось, однако слова «Убить его» оседают в моем мозгу трепетом и страхом. Зовите себя самоубийцами, но когда дойдет до дела, и смерть замахнется блестящей косой, ваше мировоззрение резко изменится.
Беру со стола бумажник. Пихаю его в карман треников.
Люди перед дверью суют в камеру какие-то левые удостоверения, книжечки из пластиковых карточек.
И тут окна моей квартиры разлетелись мелкими осколками. Они несильно порезали мне лицо и ладони. Ногами такое стекло не выбить, нынче квартиры надежно защищены. А значит люди, пришедшие ко мне, используют немощные бомбы. Оружие. Придя ко мне в дом, они принесли оружие.
Стекла по всему полу, ветер с улицы раздувает обкромсанные горелые жалюзи.
Кто-то вламывается в выбитые окна. Я нахожусь в спальне, и слышу, как на кухне и в гостиной кто-то прыгает на пол с окна. Я нахожусь в спальне и вижу, как в дыру от вынесенной рамы проникает человек в форме спецназовца. Он свел руки на лице, чтобы не порезаться о возможные торчащие осколки стекла и впрыгнул в спальню.
Мои руки кровоточат, по лицу тоже бегут красные капели.
Спецназовец быстро озирается и стягивает с плеча автомат.
Сижу за диваном, боюсь даже дышать. Осколки стекол на полу режут мои колени.
Спецназовец подходит ближе. С кухни раздается голос другого солдата. Он что-то передает по рации.
В гостиной, судя по шагам, уже несколько человек. Один из них идет отпирать входную дверь.
Бассейн. Тренажерный зал. Зарядки и пробежки. Почти ежедневный секс. Наркота по рецепту. Поэтому я в хорошей физической форме. Когда твое тело тебе подчиняется, когда ты в себе уверен – это почти свобода.
Резко выскакиваю из-за дивана и ударом руки отвожу от себя ствол автомата. Другой рукой бью спецназовца в лицо. На нем какой-то шлем, похож на мотоциклетный. Часть экипировки. В таких костюмах уже сейчас жарко, как они летом работают, ума не приложу. Мой кровавый кулак глухим ударом заставляет противника отшатнуться. На костяшках добавляется пара кровоточащих ран.
Спецназовец от неожиданности жмет на курок и разносит мой сервант свинцовыми пулями в фонтан осколков и щепок, разносит мои дорогие бокалы, тарелки и чашки. Весь сервиз.
- Он в спальне, в спальне! Всем аккуратно! – голоса из коридора и с кухни.
Толкаю своего противника на компьютерный стол, а сам выпрыгиваю в разбитое окно. Слышу треск микросхем и звон бьющегося монитора.
Пятый этаж.
Это не полет, это пожарная лестница.
Мои ноги звучно стучат по металлическим ступеням, мартовский ветер треплет рваные тренировочные штаны и обвисшую серую футболку. Бегать по пожарным лестницам в тапочках не очень удобно, вскоре они слетают со ступней, и дальше приходится продолжать путь босиком.
- Вижу его! – слышится голос снизу.
Там еще один спецназовец. Он кладет руку на приклад своего автомата. Ему шипением и сбивчивым голосом что-то кричит рация. Спецназовец убирает руку с оружия и выхватывает резиновую дубинку.
- Наручники, садо-мазо? – говорила мне восточная девушка. – Фаллоимитаторы?
- Нет, спасибо.
В моей квартире уже полно людей. Кто-то спускается вслед за мной по пожарной лестнице.
Улепетываю так быстро, что на каждой площадке меня заносит, и я обдираю бедра о неказистые железные поручни. Добегаю до второго этажа, прыгаю. Спецназовец с дубинкой кричит что-то, когда я наваливаюсь на него всей своей массой. Мы катимся кубарем по тротуару.
Не смотря на все бассейны и тренажерные залы, драка с военным – плохая затея. Вскакиваю и бегом направляюсь ко входу в подземный гараж.
На ходу извлекаю из бумажника стопку скрепленных пластиковых карт.
Кое-что насчет 2059 года. Здесь больше нет ключей и наличных. Только у консерваторов и любителей истории. Коллекционеров. А у остальных людей пластиковые карты. Деньги – на карточке. Ключи от машины – карточка. От квартиры – карточка. Любые документы пластиковые и ламинированные.
На ядерном пульте у президентов вместо красной кнопки детектор штрих-кода на именной пластиковой карте.
Бегу вниз по спиралевидной дороге, разбрызгиваю густые масляные лужи. Я уже под землей, в гараже. Мой «Subaru» на третьем ярусе, я спешу. Сзади голоса и топот ног.
Я абсолютно не понимаю, что происходит. Но, добегая до своего авто, ни секунды не сомневаюсь в том, что стоит уносить ноги.




8

За окнами пролетает освещенная синими фонарями стена магистрали. Едешь будто по громадной трубе без верха.
Я за рулем. На мне одета гавайская рубашка и джинсы. На лобовом стекле пятно засохшей крови. Дверцы во вмятинах, автомобильная электроника барахлит из-за множественных столкновений, в корпусе много пулевых отверстий. Рядом сидит Ира. Ее бордовые волосы закрывают заплаканное лицо. На заднем сиденье нервно курит Серый. Турбины моей машины ревут и изрыгают пламя, оставляя короткий шлейф после себя. Если открыть окно сейчас, можно оглохнуть.
Маршрут я решил не указывать, мои преследователи могут вычислить сигнал и перекрыть дорогу.
Уже ночь. Цепь событий собрала нас троих вместе. И теперь мы едем к Эрнесту Павловичу.
Хрен знает кто это, но Серый настаивал, чтобы мы с ним встретились. Я и Ирина теперь в бегах. Когда нечего терять, все становится доступным и дозволенным.
В новостях ни слова обо мне. Но я знаю, что за нами гонятся.
- Это мой дядя, - пояснил Серый, когда садился в мою машину. – Очень богатый и влиятельный ученый. Нам нужно к нему.

Когда я сегодня утром впопыхах выезжал из своего гаража, то случайно сбил одного из спецназовцев, пытавшегося остановить меня. Его лицо размазало по лобовому стеклу. Если бы охота на меня была законной, я бы уже сидел в тюрьме. Качал мышцы. Но мою машину не останавливали, думали, что это псевдокровь на лобовухе – новый писк автомобильной моды.
А значит, мои преследователи не подали заявление, рапорт. Значит, они тоже вне закона. Мы – две враждующие банды.
Сначала я не знал куда деваться, ездил по городу, искал мойку машин, но везде были громадные очереди из железных четырехколесных гигантов. Задерживаться где-то надолго не хотелось.
Если вы гуляли в лесу, потерялись и хотите, чтобы вас нашли, оставайтесь на месте. Если не хотите – гуляйте дальше.
После двух-трех часов скитания колесами по городским шоссе, я еду к дому Ирины. В автомобильном компьютере сохранен ее адрес.

Не доезжая одного квартала, останавливаюсь и выхожу из машины. Осторожно, дворами приближаюсь к дому своего единственного друга. Своей любви.
Когда я выглядываю из-за угла, кто-то хватает меня за шиворот и тянет на себя. Обратно за стену дома.
- Т-с-с-с… - Ира прижимает палец к губам. – Они уже там.
В ее руках спортивная сумка, набитая до отказа. Она надела темно-синие «Ливайсы» и узкую кожаную куртку. Черную с двумя серебряными полосками.
- Нужно уходить, эти козлы… - говорит Ира. – Хорошо, меня дома не было… прихожу, вижу: окно нараспашку, а там один из этих, в плащах, стоит, - Ира явно расстроена вторжением на собственную территорию незнакомцев. У нее слезятся глаза.
Обнимаю девушку, целую в губы. Ребята, сидящие на скамейках во дворе, смеются над тем, как взрослый мужчина в рваных штанах и грязной футболке, без обуви и носок, целует прилично одетую молодую девушку посреди улицы.
- Вот что такое весна! – слышу голос одного из подростков.
- У меня есть знакомый, подделывающий документы, - говорит Ирина.
- Едем к нему… - пожимаю плечами.
Достаю из бумажника визитную карточку Серого. В машине включаю на компьютере громкую связь и набираю номер. Потом, под звуки длинных гудков, отъезжаю от обочины. Ира сидит рядом и тихонько плачет. Она еще совсем ребенок.
- Да? – женский голос.
- А Сергея Леонидовича можно? – спрашиваю.
- От чьего имени звонок?
Я называю себя.
- Минутку.
В динамике компьютера что-то шумит и глухо трещит. Затем появляется знакомый голос.
- Привет, - говорит Серый.
- Привет, - отвечаю я.
- Как дела? - это голос победителя, человека я-же-тебе-говорил.
- Плохо, ты был прав, - выворачиваю на улицу Тухачевского и аккуратно еду по узкой пустой дороге. – Меня пытались убить. Прямо в моей квартире.
Какое-то время на другом конце провода воцаряется молчание. Серый что-то обдумывает.
- Это действительно плохо… значит, пойдут на все. Забери меня там, где мы с тобой увиделись первый раз после окончания университета.
Бар «Конский хвост». Наша выпускная группа тогда нажралась и устроила дебош. Я не пил. На тот момент я уже работал.
- Есть вариант с подделкой документов, - говорю Серому, - Могу заняться этим прямо сейчас…
- Пожалуй, займись… - отвечает тот.
- Тогда жди меня, приеду, когда смогу, - говорю я и выключаю связь. – Ты как? – спрашиваю Иру.
- Нормально, - отстраненно отвечает она.
- Можешь вернуться… ты не причем, - говорю я. - Они гоняются за мной. Не за тобой.
- Неа… - Ира мотает головой. – Я буду рядом. Ты мне нужен.
Пожимаю плечами.
- Ты мне тоже.

На улице Тухачевского мы находим старенький трехэтажный дом. От этих трех этажей нет никакого прока, поскольку мы спускаемся в подвал и стучим в запертую железную дверь.
Маленькая камера над нашими головами моргает красным огоньком. Дверь открывается.
- Привет, Ира, - здоровается с Ирой лысый паренек с пирсингом на брови и подбородке.
За дверью небольшое помещение, прозябшее в сигаретном дыме и свете мониторов.
- Привет, Сашуль, - Ира обнимается с пареньком.
В комнате за компьютерами около пяти человек. Кажется, меня никто не замечает.
- Нужны документы новые, - сходу говорит Ирина своему другу.
- Нет проблем… деньги есть?
- Да, - отвечаем мы с Ириной хором.
- Ну что ж…- Сашуля с довольным видом потирает руки. – Только твоему приятелю нужно переодеться.

Подделка пластиковых карт-паспортов, водительских прав, ИНН и всего подобного бреда заняла около четырех часов. Нас с Ирой сфотографировали несколько раз, в различных ракурсах, на различных цифровых фонах и даже в разных одеждах. Последний костюм, в который меня нарядили – это гавайская рубашка и джинсы. На редакторе фотографий нам меняли прически. Добавляли и убирали морщины. Нам дали новые имена. Новые жизни.
Наше фальшивое прошлое записали так же, как записывали вероятное будущее моих детей. Когда твои пролетевшие дни так вот враз меняются, теряешь способность здраво оценивать перспективы.
Деньги за незаконное подделывание документов Сашуля снимает с моей банковской карточки.
- У тебя почти все счета закрыты, - жуя жвачку, говорит он.
- Попробуй резервный, - говорю я и называю код. – Счет из Empire-Bank.
- Ага… - растянуто произносит паренек, легко нажимая на символы клавиатуры. – Сейчас проверим…
Мои счета блокируют. Длинные руки преступности. Длинные руки закона.
- Да, здесь денег хватит… - довольно произносит Сашуля. – Перевожу на свою карту.
- Конечно, - я даю ненужное согласие. – А можно мне эту одежду на себе оставить?

Когда выкатываем к площади Ленина, уже около шести часов вечера. Нам нужно добраться до начала Московского проспекта, найти где-то там бар «Конский хвост».
- Ты видишь небо… - Ирина говорит.
- Иногда, - отвечаю, прокручивая плавный руль вправо.
- Оно было красивее.
За окном автомобиля проносятся стены домов в свете городского заката, в лучах урбанистического солнца будущего.
Рестораны с виртуальными вывесками, ненастоящие фейерверки, лживые предложения сыплют огнями со всех сторон.
Все надписи по-английски.
«Конский хвост» расположен, как и двенадцать лет назад, в одной из подворотен недалеко от Техноложки, навевает своим станом какие-то воспоминания. Будто заставляющая пылью дышать комната давно тобой покинутой квартиры. Глупая ностальгия.
Бар переименовали в «California.
Серый ждет нас у входной двустворчатой двери. Он просит прикурить у охранника, когда моя машина въезжает во двор.
Дымя табачными клубами, Серый заглядывает в салон, бросает подозрительный взгляд на Иру и говорит:
- Едем в Тверь, к Эрнесту Павловичу. Это мой дядя, очень богатый и влиятельный ученый. Нам нужно к нему.

До выезда из города мы все же находим свободную мойку и очищаем лобовое стекло. На моем резервном счету осталось совсем мало денег, потому за отсутствие лишних вопросов со стороны работников мойки платил Серый.
Затем мы быстро обедаем в какой-то забегаловке. Там я заметил пару типов, взглядами интересующихся нашей компанией. Бритые головы и широкие плечи. Они ели борщ и пялились на нас исподлобий, сильно нагнувшись над тарелками.

Мы пересекаем границу города, когда уже совсем темно.
Выезжаем на магистраль, дорога уплывает далеко за пределы видимости.
Втираюсь в четверку автомобилей и плавно жму педаль газа. Средняя скорость на хай-вее километров 250-300 в час. Острые ощущения за рулем.
- Козлы нас нашли, - через пару минут сообщает Серый.
Две машины стремительно приближаются из бесконечности бегущей за нами магистрали, из темных клубов ночи с рваными ранами-фонарями.
По правилам, интервал между следующими друг за другом машинами позволяет водителю видеть лишь точки транспортных средств впереди и позади себя. А эти двое, не стесняясь, увеличиваются в экране тыльного обзора, льющего четким изображением с приборной панели машины. Я еду в четверке незнакомых водителей по второй слева полосе, мы держимся вровень, как скаковые лошади через секунду после старта. Водители соседних машин наверняка нервно оглядываются назад, их рули заняты общением с автопилотом, а сразу под экраном автомобильного компьютера мигает красная предупредительная лампа-пилюля. Это означает, что интервал нарушен.
- Пожалуйста, увеличьте разрыв между транспортными средствами.
Нежный женский голос. Нежная компьютерная программа.
- Пожалуйста, увеличьте разрыв…
Правой рукой быстро отключаю звук бортового компьютера. Опускаю взгляд на экран. Две машины преследователей уже слишком близко подобрались, пора отрываться. И пускай нас заметят гаишники, МВД, кто угодно. Я же гражданин своего государства. Привык, чтобы меня защищали и держали в сладостном неведении.
Жму на газ. В глазах немного рябит. Когда долгое время едешь на большой скорости, мозг адаптируется к быстрой прокрутке мира. Ты становишься гением. Вот поэтому столь неприятно потом ходить пешком – ощущаешь собственную деградацию.
Примерно тоже самое, только иными темпами, происходит в старости.
Ухожу вперед своей четверки, оставляя коридор для проезда. Опрометчиво, но выбора нет.
Сквозь прозрачность огня турбин Серый наблюдает за преследователями. Они расплываются в горячем воздухе за моей машиной, но с каждой секундой становятся отчетливей. Они врываются в строй из трех автомобилей. Кто-то из водителей, явно перенервничав, выключает автопилот и резко дергает руль влево, испугавшись, что мои преследователи вытолкнут его на обочину.
Машина на огромной скорости не выдерживает виража и заваливается на бок.
- Ни фига себе! – вскрикивает Серый.
Ира ошалело смотрит на экран заднего вида и молчит.
Две машины преследователей юрко объезжают препятствие. Какое-то мгновение один из авто несется наравне с заваленной на бок машиной. Искры летят из-под железного корпуса, по стеклам рисуют свои хаотичные узоры трещины. Затем поваленная машина начинает бешено вращаться, преследователи уходят дальше вперед. За нами.
Вращающаяся машина задевает капотом перегородку между проезжей частью магистрали и тротуаром, куски металла разлетаются в разные стороны, а корпус автомобиля всем своим гигантским весом приподнимается над дорогой.
Две оставшиеся машины законопослушных граждан резко тормозят, белый дым клубами валит из-под их замкнутых задних колес.
Пролетев несколько десятков метров, машина снова падает на асфальт.
- Они же… - медленно шепчет Ира, не отрывая взгляда от экрана.
Всегда считалось, что дорисовывать перспективы событий кровавыми красками – это исключительно природная особенность мужского разума. Фантазия представляет самое страшное.
Стекла от разбившегося оранжерейного окна в кровоточащих глазах и пальчиках ребенка. Переломанные кости пешехода, сбитого фурой. Пуля во лбу или бордовая лепешка из внутренностей высотного рабочего у фундамента небоскреба.
А женский разум более мягок к реальности.
Потому девушек так сильно шокируют аварии.
Сначала взрываются работающие турбины. Машина позади нас, продолжая катиться по дороге, вспыхивает ярким пламенем. На фоне топливного взрыва нас продолжают нагонять два автомобиля. Видимо, это их обыкновенный рабочий день. Моей работе некоторые люди тоже удивлялись.
Затем перевернувшийся горящий автомобиль еще раз подлетает в воздух и начинает быстро вращаться, иногда вновь падая на асфальт и тут же снова подлетая, не сумев преодолеть дикую инерцию. Машина буквально разваливается на куски.
Пылающий автомобиль скрывается из виду раньше, чем мы досматриваем жуткий спектакль, раньше, чем успевает грузно завалиться на землю своим искореженным корпусом. Пассажиры остаются умирать никем не видимые, в черной пустоте, в холоде длинной магистрали.
Ира молчит, только указательным пальцем левой руки треплет кончики своих волос. Затем, будто на автомате пристегивает ремень.
- Твою мать… - произносит Серый. – Догоняют.
- Кто они? – спрашиваю.
- Видимо, работают на того политикана, - отвечает Серый.
Машины ровняются с нами, зажимая с двух сторон. Затем одна чуть отстает и начинает бить меня капотом в левую сторону заднего бампера, чтобы вкривь и вкось вычертить траекторию моего дальнейшего движения. А другая машина, наоборот, немного обгоняет меня и начинает давить мне уже на капот.
Понимаю, чем это закончится, бью по тормозам. Машина преследователей, что была чуть позади меня, со скрежетом проносится вперед, оставляя на левом боку моего автомобиля глубокие царапины.
Затем снова даю по газам, как раз в тот момент, когда преследователи останавливаются, полагая, будто я сдался. Оставляю аутсайдеров позади.
И автомобильный компьютер сообщает об угрозе огнестрельной атаки.
- Какого хрена? У них военные машины! – говорю.
Сильней жму на газ. Мое сердце выбивает боевые ритмы викингов.
На подобных скоростях из бокового окна на перевес с M-16 или АК-47 не вылезешь. Потому на военных автомобилях устанавливают автоматические огнестрельные комплексы. Они не велики, стреляют обычными пулями пехотного вооружения, однако скорострельность много выше.
- Суки! – орет Серый и ложиться на заднее сиденье ничком.
- Пригнись, - говорю Ире.
Девушка послушно вжимает голову в плечи.
У одной из преследующих машин из корпуса выдвигается длинный вращающийся ствол пулемета с шестью выходами. Сразу же из ствола вырывается огонь.
Я чувствую множественные толчки по своей «Subaru», руль начинает выбиваться из рук.
Главное, чтобы не пробили колеса.
Стекла трещат, кое-где уже появляются отверстия. Мелкие осколки ссыпаются на кожаные сиденья. С ворвавшейся улицы сквозняком орут звуки двигателей и турбин.
Гляжу на экран, совершенно не смотря на дорогу перед собой.
В экране военные машины преследователей не думают отставать. Пулемет на борту одной из них плюется свинцом, оставляя на моей машине множественные уколы. Шоковая терапия российских дорог.
Одна из пуль попадает в камеру и экран тускнеет. Поднимаю взгляд. Озарение! Правда всегда оказывается сумбурной и примитивной. Вне чудес, вы не находите?
Четверка очередных нервничающих примерных граждан, несущаяся по магистрали на скоростях, делающих тебя богом. Я нагнал впередиидущих. Они перекрывают всю дорогу.
Выстрелом побивает колесо. Не у моего автомобиля, а у машины примерного гражданина. Пуля-дура, пуля-сука. Можно говорить что угодно, но резина превращается в спиралевидное месиво с каждым оборотом.
Еще одна машина людей-не-причем неумело разворачивается на дороге и перекручивается своим корпусом в опасном зигзаге, толкая к обочине параллельно едущий автомобиль. А затем влетает в стену магистрали, колесами снося перегородку. Корпус как гармошка мнется о бетон стены, горящий ночной фонарь, разбитый бампером, истерично искрит.
Путь свободен, я проношусь мимо разлетевшихся в стороны машин. Цена свободы зачастую чья-то жизнь.
Автомобиль-гармошка вновь падает на дорогу позади меня. Одна из военных машин не справляется с управлением и врезается в неожиданное препятствие. Сделав сальто (если такой трюк применим для разговора об автомобилях) через крышу, заваливается сверху на машину-гармошку.
Низко в небе, в темноте ночи, пролетает легкий патрульный самолет. Прожектор рисует синий круг света на асфальте. По радиосвязи меня просят оставаться на месте. Самолет зависает над дорогой.
- Езжай дальше, - говорит Серый, поднявший лицо от сиденья.
Вторая военная машина останавливается и выключает фары.
- Если сдашься, тебя потом найдут, - говорит Серый, садящийся на пятую точку и расправляющий плечи.
Снова жму на газ.
- И нужно будет машину поменять, - говорит Серый. – Я закурю?



9
Чтобы добраться до Твери, пришлось угонять чужой автомобиль.
Я выхожу на трассу, иду против движения. Серый идет рядом со мной, у него в руках оружие. Пистолет Макарова какой-то там модернизированной модели.
Проблема последователей в том, что, отвернувшись от цели, обретаешь врагов. Это я про трассу.
Я машу руками, когда вижу впереди четыре приближающиеся точки. Серый стоит спокойно.
Один из водителей давит по тормозам, искры на дороге, визг покрышек. Капот здоровенной «Волги» застывает в полуметре от моей груди. Остальные три машины уносятся вперед.
- Да вы чо..? – водитель вылезает из кабины с монтировкой в руке.
- Пшол нах отсюда! – рявкает Серый и наставляет ствол на водителя.
Снимаем наушники. В них водитель предстает мимом, а мы хотим его слышать.
Глаза испуганного мужика сходятся на дуле оружия. Его колени трясутся как у ребенка перед компанией хулиганов.
- Д-детей вы-вы-выпустите… - трясущимся голосом произносит водителей.
- Позови их, - кротко говорит Серый и садится в машину.
Жена водителя пронзительно визжит, дети с любопытством оглядывают оружие.
Мы выпроваживаем их из машины и трогаемся с места.
Другая четверка автомобилей проносится мимо, объезжая нас и бедную обворованную семью. На несколько секунд все теряют способность слышать.
Подкатываем к моему покореженному «Subaru», забираем плачущую Иру и быстро уезжаем. Отец семейства говорит по мобильному. Что-то орет в трубку.
По дороге Серый потратил все деньги со своей карточки. На такую сумму можно было купить неплохой автомобиль. Взятки стражам дорог.
- Менты – козлы! – зло рявкает Серый.
- Не все… - возмущается Ира.
- Да все, блин! До единого!
- Мы нарушаем закон, естественно они производят негативное…
- Ладно, замяли!
Сижу за рулем и не лезу в разговоры.
- Через три километра сверни на объездную, - советует Серый. – Ехать дольше на пару часов, но там назрел какой-то военный конфликт, взрывают, стреляют – больше шансов быть незамеченными в этой суматохе.
- Угу…

Мы прибыли.
Тверь. Здесь по-прежнему отвратительно готовят шаверму, здесь по-прежнему тишина перебивается стуком колес трамваев и здесь по-прежнему чистые улицы. И так же много красивых девушек.

- Проходите, - вкрадчиво приглашает Эрнест Петрович. Седые волосы по бокам головы и проплешина на макушке. На нем клетчатый халат и аккуратные очки. – Я поговорю с кем надо и улажу ваши проблемы с законом, насколько это возможно.
Мы рассаживаемся по креслам кабинета. Окно открыто, откуда-то доносится стук колес раритетного трамвайчика.
- Перейдем сразу к делу, - Эрнест Петрович садится за рабочий стол, включает компьютер. Какая-то старая убитая модель. – Процессор не подключен к Сети.
Ужасные жертвы в целях конспирации. Я думал, такое невозможно.
- Ты избран, - говорит мне Эрнест Петрович. Неджентльмен вспомнил бы «Матрицу». – Это серьезно, - он пристально смотрит на меня. – Один из твоих детей изменит мир.
- Да?
- Очистит его от коррупции и тени, от зла и обмана. Навсегда.
Молчу. Все молча слушают.
- Этот ребенок – гроза для ныне существующего режима. Потому его хотят убить, а на тот случай, если он еще не родился, хотят убить и тебя.
- Кто?
- Варинов.
Министр обороны нашего славного государства.
- А что с моими детьми? – спрашиваю.
- Их убивают. Методично и жестоко.
Молчу. Перевариваю информацию.
- Я записал выпуск новостей два часа назад. Смотри, - Эрнест Петрович включает проекционное изображение.
«С места происшествия докладывает наш корреспондент Корминов Антон… Антон, вы нас слышите?»…пауза…«Да, здравствуйте! Антон, что там произошло?»…пауза…«Взрыв и последующий пожар, пожар в детдоме «Приют», это недалеко от станции метро Технологический Институт! Антон, есть ли пострадавшие?»…пауза…«Сведения ужасают… погибли все дети и воспитатели… следователь Прокопенко Алексей Дмитриевич утверждает, что акция спланирована и проведена профессиональными подрывниками. Будет возбуждено уголовное дело…»
Странные увеченные детки. Спите с миром.
Эрнест Петрович останавливает запись. Взволнованное застывшее лицо корреспондента
- Дальше идут сводка и хроники убойного отдела, - говорит он. – Там тоже много информации о твоих детях.
По моральным меркам пора убиваться, кататься по полу в припадках страдания.
Однажды я слышал, как какой-то старик – в прошлом знаменитый актер русского кино, но мне незнакомый – давал интервью. Раньше я был молод и считал, что свои чувства нужно скрывать от других, но теперь я понял, что это не так, говорил он.
Он был не совсем прав.

Как бы вы отреагировали, если бы вам предложили бессмертие?
Я отреагировал негативно.
- Зачем?
- Ты должен съесть эту таблетку, - внушает мне Эрнест Петрович, когда мы стоим на балконе его шикарного дома. – В твоих генах течет добро, в твоих генах мечты сотен поколений. Ты – отец нового Иисуса, предок второго пришествия, – говорит он мне, протягивая белую пилюлю. – Съешь и станешь бессмертен. Я дам такую же Ирине.
Вечное счастье. Беру таблетку и глотаю. Неджентльмен вспомнил бы «Матрицу». Еще раз.
Красная или синяя?
Больше никаких инъекций или уколов от СПИДа, больше никаких болезней. Я вечен. Знаете, что такое антипод вере? Я теперь знаю.
- Ты живешь вечно, но ты не неуязвим, - сказал мне Эрнест Петрович.
Значит, нужно себя беречь.
Мне необходимо посетить тренажерный зал. Подкачать пресс и руки. Мне необходимо сходить к урологу, сексопатологу, проктологу. Принять комплекс витаминов и посетить солярий. Все это, чтобы быть на уровне, я – лучший суррогатный отец. И мне очень нужен Интернет.
Очень Нужен Интернет.
Прочитать некрологи, зайти к своему психологу на сеанс, поболтать с Неджентльменом.
Прогресс – самый затягивающий наркотик.
Эрнест Петрович предложил мне остаться у него на некоторое время. До тех пор, пока еще безопасно.
Он отводит меня на нижние этажи, показывает компьютерный зал, где стоит куча навороченной техники, и говорит:
- Эти машины подключены к Сети, развлекайся. Но не называй себя, не говори где ты.
- Нет проблем, - говорю и усаживаюсь к одному из мониторов.
Приветствуй меня, Великий Интернет!
Натягиваю очки, включаю питание, ввожу свой профиль и уплываю в моря развлечений.
- Эй, красавчик…
Эрнест захлопывает тяжелую дубовую дверь и оставляет меня наедине со всем миром.
- Красавчик… - голос ее как голос родно сестры. Такой же знакомый и близкий.
Восточная шлюха. И чего привязалась?
Девушка-программа смотрит на меня.
- Закрой страницу, - говорю.
Рабочий стол Эрнеста Петровича представляет собой залы какого-то готического замка, восприятие окружающей среды в настройках включено лишь визуальное. Брожу по каменным полам и не чувствую холода босыми рыбацкими ногами. Вожу пальцами по воздуху, вычерчиваю начальные буквы слов, машина все додумывает сама.
Всегда находит нужный вариант – может она гениальна, может я банален.
Мне письмо. От ГИБДД. «Штраф за превышение скорости». Стою на станции перед своим почтовым ящиком.
По-прежнему не распечатанное письмо от Карнеева Михаила. Набираю код «Варинов». Ничего не происходит.
Интернет – мелькание образов, я только что я держал в руках конверт, теперь уже внутри замка.
Просматриваю избранные страницы – куча всякого исторического и религиозного барахла, странички чатов нет. Выбираю меню «поиск». Ищу свой путь в проложенных рельсах. Стоит покопаться в Сети и найдешь, что угодно.
И вот стою перед черной дверью с надписью «Депресс».
Тук-тук…
- Заходи, рыбак! – веселый голос Неджентльмена.
- Привет всем! – радостно говорю. – Я прям соскучился!
- Да вроде, немного воды утекло с последней встречи… - улыбается Лера-грусть.
Усаживаюсь в кресло.
Болтаем.

Мой психолог. Сразу после «Депресса». Коктейль что надо.
Его Интернет-кабинет обставлен в славном духе 90-х. Даже кушетка есть. Я слышал, у моего психолога существует пара клиентов, которым легче сидеть за столом и говорить с психологом, лежащим на кушетке. Обмен ролями. Им легче представлять себя врачами, им легче лечить, чем лечиться. Они поднимают планку самосознания, это, знаете, из области модно-быть-философом. Психолог понимает, он дает взрослым людям поиграть.
Лежу на кушетке.
- Мои дети погибают…
- Я видел репортаж, - после паузы говорит он.
- Что я должен чувствовать? – после паузы говорю я.
- Именно то ты и чувствуешь, - после паузы говорит он.
Если бы не было страха, не было бы никого, похожего на нас.
Не помню, я говорил?
С некоторыми пациентами мой психолог говорит на равных. Ему с ними интересно, им интересно с ним.
- Я ничего особенного не чувствую… - говорю.
В разговоре можно многое уловить. Шаблоны лечения.
Тебе дает выговориться метод свободных ассоциаций. Улавливай сам себя, а твой психолог довольно кивнет головой, когда ты с улыбкой будешь благодарить его за сеанс.
- У вас ведь есть мысли по этому поводу, - после паузы говорит мой психолог.
На шторах иногда мелькают тени компьютерных птиц компьютерного неба за компьютерным окном.
- Просто озвучьте их для себя, одну за одной, - после паузы, за которую я успеваю еле заметно кивнуть, советует он. – От депрессий помогает время и какое-нибудь интересное занятие.
Начинаю говорить какой-то бред насчет щемящего чувства внутри.
Гниющие комки шерсти на моей душе.
Занесены в программу. Пакет приложений вы можете приобрести в магазинах города.
Такая же правда, как опасность моего дома для детей-инвалидов. Говорю, что страдаю и начинаю в это верить.
Научное мнение, полагающее, что все твои моральные представления и истины, вся логика с рождения заложены внутри твоей души называется интроспекционизмом. Платон называл это Припоминанием. Будда – кармой.
Некоторые зовут это судьбой.
На сеансе у психолога можно углядеть все оттенки обучения гуманитарной специальности.
Я чувствую четкую грань, как гонщик, влетевший в кирпичную стену. Чувствую грань между общением и лечением. С некоторыми пациентами мой психолог общается, меня – лечит.
Фантазирую образами страданий.
Куча новых психоаналитических методов в 2059 году:
Метод идентификации обособленности.
Метод замкнутых ассоциаций.
Метод поправок и ошибок.
Всякий бред.
Ощущая себя пациентом, испытываешь, наверное, то же, что и прихожане в церкви.
Вам просто нужно куда-нибудь съездить, - говорит мне психолог. – Не посещать сайты отдыха, а выбраться на природу по-настоящему.

10
Когда я заканчиваю сетевые беседы, отправляюсь в комнату к Ире. Она уже ложится спать.
- Привет, - говорю.
- Привет, - отвечает безо всяких пауз. – Заходи.
Она больше ничего не говорит, обнимает меня за шею и затаскивает к себе в комнату. Я ногой толкаю дверь, и та захлопывается щелчком замка. Прижимаю Иру к стене, отодвигаю ее темные волосы с левой стороны шеи, наклоняюсь и осторожно целую.
Если ты целуешь шею женщины, а ей неприятно – это провал.
Ира кусает мое левое ухо.
Если женщина кусает твое ухо и тебе неприятно – это ничего страшного.
Если приятно – ничего особенного.
Ира одета в полупрозрачную ночную сорочку. Белое одеяние – как у ангела. Руками провожу по ее ногам от бедер и выше, стаскиваю сорочку. Ира целует меня.
Говорят – страсть портит мебель и одежду.
Срываю сорочку - наверно она больно цепляет Иру - девушка издает эмоциональное «Ау!» и отталкивает меня. Потом сильно бьет по лицу ладонью. Вроде, разбивает верхнюю губу. Чувствую оголяющий вкус крови.
Ира улыбается. Пытается ударить меня еще раз, но я хватаю ее за запястья и кидаю на кровать. Здесь постельное белье красного цвета. Отлично смотрится.
Ира теперь только в трусиках. Ее тело молодое и сексуальное, белые трусики на красивой коже на фоне красной простыни. Будь я женат на самой лучшей женщине в мире – все равно бы изменил ей сейчас.
Ира быстро вскакивает с кровати и хватает подсвечник, стоящий на ночном столике. Поделка под средневековье.
Она улыбается и замахивается на меня подсвечником.
Какие угодно услуги, красавчик! Садо-мазо?
Спасибо, не надо.
Успеваю подставить руку, чтобы защитить голову и сразу получаю металлическим подсвечником по локтю. По всей руке будто проходит электрический разряд.
Люди – это компьютеры.
На локте разодрана кожа, кровь капает на ковер. Ира замахивается еще раз.
- Что ты мне сделаешь, а? – игриво говорит она и опускает подсвечник на мою голову.
Едва успеваю отклониться. На этот раз достается моему плечевому суставу, чувствую боль и слабость ушиба.
На моей работе меня учили исполнять прихоти клиенток. Суррогатный отец – сборище разврата и пошлости.
- Если женщина любит садизм и по-другому не в состоянии возбудиться - говорили консультанты. – Просто изобразите муки и страдания. И чем раньше вы начнете импровизировать, тем меньше придется терпеть пыток.
Зачастую внешний садизм подразумевает обратное – женщина хочет заставить мужчину или другую женщину бороться и сделать ей больно. Тогда она будет выдерживать паузы между ударами, будет давать шанс воевать.
Начинаю приглушенно стонать и потирать плечо. Сажусь на одно колено.
Ира бьет меня по другому плечу. Она смеется, она спрашивает:
- Хочешь еще, а?
- Пожалуйста, перестань! – фальшиво умоляю я.
Фальшиво?
Мои плечи горят болью, руки обвисли, я их почти не чувствую. Кожа разодрана, кровь неаккуратными смазанными кляксами оставляет пятна на моем теле и на выпуклостях грозного оружия Иры. Не ожидал от нее такого.
Следующий удар приходится по моей коленке. Я падаю на бок и сжимаюсь в калачик, как обиженный щенок.
- Пожалуйста, перестань… я не могу больше… - шепотом произношу я.
Ира пинает меня босой ногой, попадает по ушибленному локтю, откуда ее ступня соскальзывает на мое лицо. Громкий «шмяк» по щеке. Такую оскорбительную пощечину нужно уметь заслужить.
Ира стоит надо мной. На ее ноге можно заметить легкое покраснение – от удара по локтю. Наверное, она тоже чувствует боль. Она выдерживает паузу.
С трудом поднимаюсь на ноги. Ира прерывисто дышит, смотрит на меня. Хватаю подсвечник, вырываю из рук девушки и отбрасываю в сторону.
Затем вновь кидаю Иру на кровать. Кидаю сильно, со злостью.
Боль.
Забывая про нежность, срываю трусики с молоденькой девушки. Своими окровавленными руками грубо лапаю ее тело. Ира смеется, фальшиво отбивается. Фальшиво?
Раздвигаю ей ноги.
- Хочешь меня?! – смеясь, выкрикивает она.
- Молчи! – говорю ей, расстегивая свои джинсы.
Липкая кровь на руках, пальцы все время соскальзывают с пуговицы над ширинкой. Со злостью дергаю пояс джинсов, петля трещит и пуговица отлетает, как комета огненным хвостом, оставляет шлейф растрепанными рваными нитями. Падает на ковер куда-то за кровать.
Быстро стаскиваю с себя штаны. Ира пытается свести ноги вместе, но я ей не позволяю. Когда хватаю ее лодыжки, на них остаются красные отпечатки моих пальцев.
Быстро стаскиваю с себя трусы и, оставив их болтаться на одной ноге, наваливаюсь сверху на Иру.
- Аааа… - улыбаясь говорит она. – Не раздави, красавчик…
- Что? – невнятно спрашиваю я, целуя Иру.
Ира молчит. Снова мое позднее озарение, но каким бы оно ни было ясным – любое озарение порождает все новые «почему?».
Ирина поняла, что выдала себя.
- Это твой профиль в инете – восточная девушка?! – спрашиваю, слегка приподнявшись над Ириной. Трогаю ее грудь. К засохшим кровавым пятнам на моих пальцах прилипает ее кожа. На миг, будто липучка на кроссовках.
- Да… - говорит она. – Мой.
После того, что она устроила с подсвечником, меня не удивляют другие странности.
Оглядываюсь на ночной столик. Там, в приоткрытом ящичке, лежит аптечка. Слезаю с Иры и достаю медицинские препараты.
Ищу среди них растворимый аспирин и сосуд с водой.
- Тебе плохо, красавчик? – интересуется Ирина, улыбаясь моей суетливости.
- Нет, - говорю.
Кое-что насчет 2059 года. Теперь растворимый аспирин можно положить на язык и вы не почувствуете омерзительного жжения и желания выплюнуть таблетку. Лечение в нашем времени – приятный процесс.
Нахожу аспирин и пластиковую бутылку с водой. Откручиваю крышку и кидаю круглую белую таблетку в сосуд. Там громкостью шипения таблетка начинает растворяться. Переворачиваю бутыль и выливаю содержимое себе на ладонь. Туда же падает шипящий аспирин. Быстро кладу его на кончик высунутого языка и накланяюсь к лежащей на красном постельном белье Ире. Она удивленно следит за моими действиями.
- Дай подушку, - говорю.
Моя голова между коленками голой девушки.
Ира кидает мне одну из мягких перьевых подушек.
Приподнимаю Ирину и кладу подушку под ее красивую попку.
Пальцами раздвигаю ее половые губы, прислоняю шипящий и пузырящийся аспирин к клитору. Ира смеется порывами, ее тело порой дергается, будто в заторможенных судорогах.
Чтобы шипящая таблетка удержалась на языке, нельзя слишком усердно им шевелить.
Способ для лентяев. Я же неофициально уволился, можно пренебрежительно относиться к своим обязанностям.
Ира начинает стонать, ее левая рука ложится на мою голову, прижимает мой лоб к ее животику. Аспирин угрожающе ползет к краю языка, останавливаю его пальцем.
Когда на твоем языке лежит таблетка начинается обильное слюновыделение. Для куннилингуса это хорошо.
Когда таблетка все же падает на кровать, продолжаю дело своими пальцами и языком.
Ира руками привлекает меня к себе, ее пальцы сжимают мой член.
- Хочешь меня? Любишь меня?
Киваю.
Можно сказать, что я вхожу в нее. Можно сказать, что мы раскачиваемся подобно волнам океана страсти. Можно оборвать на этом моменте описание секса и продолжить повествование с момента нашего пробуждения после ночи любви.
Можно сказать, что мы занимаемся любовью.
Скажу просто, что мы трахаемся.
Мы трахаемся.
Теперь она Ирочка. Иришка. Сколько можно еще уменьшать и ласкать имена..?




11
- Мы должны взять у вас анализы, - говорит Эрнест Петрович.
Он пригласил кучу врачей и медицинских экспертов, они должны подтвердить, что пилюля бессмертия сработала, и что я именно тот избранный, кто им нужен.
Мои дети продолжают погибать.
- По всем городам убивают твоих отпрысков, - с сожалением сообщает Эрнест, когда игла шприца протыкает мне вену.
Все мои дети теперь стали, как потенциальные 1038 А. Все - будущие покойники.
Вытираю кровоточащую ранку куском ваты.
- Результаты будут уже завтра, - говорит Эрнест Петрович.
Ира улыбается, смотря на меня.

- Салют, Рыбак! – приветствует Неджентльмен. – Читал рассказик Лукьяненко «вся эта ложь»? Это из сборника 2005 года по-моему…
- Лукьяненко… а кто это? – спрашиваю.
- Дозоры написал, - поясняет Неджентльмен.
- Ааа… - протягиваю. – Неа, не читал. Интересно?
- Как сказать… просто очень частые сюжетные повороты при крайне малом объеме произведения, кому-то такое понравится, кому-то нет, - говорит он.
- Понятно…
- Как живешь-то?
- Все отлично, - говорю.

- Вы собираетесь на отдых? – спрашивает мой психолог.
- Да вроде хотел, - говорю я. – Только слишком много дел…
- Может просто не хватить времени, - говорит он после паузы.
- Да?

Следующий день. Результаты анализов: я и Иришка бессмертны, я избранный. И еще Иришка – моя дочь.
- Как такое возможно?- недоумеваю я.
- Анализы точны и перепроверены много раз, - говорит Эрнест. – Она на сто процентов твоя дочь.
Иришка так же сильно удивлена. Но по ее глазам видно, что ей известно чуть больше.
- А вы знаете, что моей самой взрослой дочери только шестнадцать лет? – спрашиваю.
А я считал, что меня невозможно удивить.
- А Иришке уже восемнадцать, - громко говорю. – Да?
Она молчит.
Мы в кабинете Эрнеста Петровича. Трамваи поют за окном.
- Да? – смотрю на девушку.
- Нет… мне только тринадцать.
Средний возраст потери виртуальной девственности – девять лет. Не помню, я говорил?
Тринадцать – это нормально, мне ничуть не стыдно за ее возраст.
 Если ты проводишь аналогии между теми кого трахаешь и своими дочерьми – ты стареешь… не помню, я говорил?
Да, в общем-то, мне и за это не стыдно. Столько детей, не успеваешь разделить родительскую любовь на всех.
Сашуля.
Он подделывал ей документы не первый раз.
- Я сходила к хирургу, - объяснила Иришка. – Меня немного… «состарили»… потом к Сашуле, а потом на работу во Freedom of Life.
Молчу. Всегда молчу, когда в голове пусто.
- Просто я тебя хотела, понимаешь?! – Иришка смотрит на меня, в ее глазах накатываются слезы.
Вот почему она себя так вела все время. Инфантилизм был взрослением.
- Я тебя как-то раз увидела в метро, стала следить, по Интернету, в жизни… меня тянуло к тебе, необъяснимо… - говорит она и начинает плакать.
Эрнест откашливается и говорит:
- Возможно, именно у вас двоих должен родиться ребенок, который изменит мир.
Кое-что насчет 2059 года. К инцесту между отцом и дочерью сокамерники по-прежнему относятся… негативно.

А потом нас нашли. Глава госбезопасности лично заявился к Эрнесту Петровичу с отрядом спецназа. Выстрелом в голову утихомирил дворецкого и оцепил здание. Автоматной очередью убили вбежавшего в холл Серого.
Эрнест Петрович показывает нам потайной выход из дома. Как в средневековых замках – отодвигается книжная полка, и ты проходишь в освещенное факелами подземелье. А затем выбираешься где-нибудь за сто метров от замка.
В доме Эрнеста просто открывается механическая дверь в стене. Дальше обитый металлом коридор. Вышли мы рядом с шоссе на Петербург, однако там нам больше делать нечего.
На прощание, закрывая дверь в стене, Эрнест Петрович говорит:
- Друзья, в ваших руках будущее Вселенной. Вы оба плюете на старость и болезни, но остерегайтесь Варинова. Пуля для вас смертельна.

«Приключения капитана Александра! Небывалые космические сражения! Неискусственный фильм, не пропустите!» - расставленные по обочинам шоссе афиши.
Афиши с рекламой провайдеров и внутрирайонных сетей, магазинов и клубов. Афиши с рекламой туристических фирм «Полет», «Свет Лувра», «Небесные круизы» и многих других.

- Как тебя зовут по-настоящему? – спрашиваю, когда мы темным дождливым вечером бредем вдоль шоссе прочь от Твери.
Эрнеста наверняка убили. Теперь мы сами по себе.
- Алина… - робко говорит Иришка. – По записям на диске – я умерла, будучи грудным ребенком. Потому меня не ищут убийцы твоих детей.
Это мой экспонат 1038. Моя А. Мой мертвый ребенок.
Все изменилось, я чувствую себя в зазеркалье.
Ира – моя погибшая дочь, единственная, кто мне сейчас дорог. Она, несмотря на парадоксальность заявления, пожалуй, мой единственный не обреченный на раннюю смерть ребенок.
Что я могу против главы госбезопасности?
Я жалок в вопросах влияния и власти. Но я должен заботиться об Алине. В моем понимании ей дается второй шанс на жизнь.

Мы скрывались очень долго. Добрались до Волховстроя.
Маленький город, построенный недалеко от Ладожского озера.
Там Алинка работает в каком-то интерактивном магазине, а я занимаюсь сексуальным воспитанием школьников.
Когда ребенок, на днях увидавший в Сети голую женщину, стоя у доски, объясняет мне, где находится точка G, а где точка F, жизнь кажется занимательной штукой.
Я и моя дочь, мы много спим вместе. К черту мораль.
Теперь это любовь.
У Алинки наверняка будет ребенок. В тринадцать лет. К черту мораль.
Я много чего знаю о беременности и родах.
Чтобы получить керотин, необходимо есть печень рыб и животных, сливочное масло, щавель или рыбий жир.
Для получения тиамина ешьте пивные дрожжи и пейте молоко.
Витамин D практически не содержится в пищевых продуктах. Он образуется уже внутри организма под воздействием ультрафиолетовых лучей.
Токоферол содержится в растительном масле.
Витамин K вы в достатке найдете в капусте.
Так что, когда у Алинки появится животик – мы не пропадем. В больницу ходить нельзя – слишком рискованно.
За пару дней до родов у женщины начинает выделяться густая слизь с примесью крови, появляются боли внизу живота и бедрах.
Перед родами, во время схваток, женщине следует принять слабительное.
Не подражайте кричащим в камеру актерам, не живите по сценариям фильмов, чьими медицинскими консультантами значатся раздолбаи с дипломами медучилища. Рожая ребенка, сильно тужиться не стоит, просто глубоко учащенно дышите.
Прошло больше полугода. Осень успела закончиться. Снег был так красив, снег так давил на психику, что хотелось застрелиться. Только Интернет и секс спасают.
Появившуюся головку ребенка следует придерживать рукой. А женщина должна расслабиться, когда голова выйдет полностью. Если вы опустите голову – появится одно плечо. Поднимаете – второе. Никаких фокусов.
Мы вдвоем сидим на ковре рядом с электронным камином, Ирина держит в руках коричневого плюшевого медведя, дергает за лапы и говорит от его имени.
- Мишка съест тебя… ррррр!
- Ах, не надо, я еще хочу жить… - смеюсь.
Пуповину родившегося ребенка перевяжите в двух местах прочной чистой нитью. Один узел у живота ребенка, второй примерно в десяти сантиметрах. Только после этого перерезайте пуповину.
Для чего необходимы полотенце и вода?
Чтобы положить мокрое полотенце на живот матери после рождения ребенка. Положить и аккуратно растирать. Эта процедура помогает выйти наружу последу – он является окончанием пуповины, и посредством него пузырь плода крепится к матке. Теперь, когда ваш ребенок кричит и щурится от света, в органических креплениях нет нужды.
А потом он нас нашел. Снова.
Однажды днем я возвращаюсь домой – снимаем комнату у какой-то семьи, вечно пропадающей в Москве - и застаю во дворе свою расплату.
Алинка на коленях, в лоб ей направлен ствол пистолета с глушителем. Оружие держит один из телохранителей Варинова. Сам глава госбезопасности стоит возле двери парадной и курит сигарету, выпуская изо рта дым вперемешку с паром. Еще один телохранитель, облаченный в черное пальто, говорит с кем-то по телефону.
Алинка плачет.
Грязный снег. Грязное небо.
- О! Я так полагаю, ты именно тот избранный? – смеясь, произносит Варинов. - Ну, здравствуй… Рыбак.
Он смотрит на меня. У него куча медалей и большое пузо.
Второй телохранитель достает пистолет и направляет в меня.
- Знаешь, ты один из самых частых гостей моего чата, - Варинов явно готовился сказать это. – Думаешь, зачем главе госбезопасности заводить себе чат? Я не похож на занятого человека? Мне чат был нужен лишь для поиска избранного! Мои знакомые в Интернет-компаниях постоянно заспали тебя ссылками, человек с твоей профессией не мог не зайти в чат с таким названием, – он смеется. – Лет четырнадцать назад я узнал, что у Эрнеста – «самого честного» миллионера – есть таблетки бессмертия. Чушь, но я поверил. Эрнест не разглашал информацию о таблетках, однако я пронюхал во время начала седьмого Чеченского кризиса, когда наш миллионер всерьез перепугался и принял одну пилюлю. Мы были в его охране тогда. Через пару месяцев, уже будучи сержантом, я заказал у вашего агентства ребенка. Девочку. Не спрашивай, на какие деньги – это ведь Россия.
Алина немного успокоилась, но слезы все равно бегут по ее щекам. Пистолет у ее головы.
- Затем инсценировал смерть девочки при родах. Не спрашивай, на какие деньги, - он широко улыбается. – Вырастили ее в детдоме.
Серый-серый снег.
- Когда Алине исполнилось тринадцать лет, я оплатил пластическую операцию, подделал ей документы. Тогда я уже был главой госбезопасности – никаких проблем с законом, - Варинову бы сейчас сигару, стал бы типажом для «плохих парней» из плохих фильмов – Это я подстроил вашу встречу в метро. У девочек тринадцати лет, знаешь ли, не такое выделение феромонов, чтобы обычные мужчины, вроде тебя, их вдруг захотели. Ты почувствовал в ней частицу себя, но тупо спутал с сексуальным желанием, - он пристально смотрит, вставные зубы его улыбающегося рта выглядят, будто у подростка. – Пророчество про избранного я подкинул Эрнесту еще до того, как обратился в вашу корпорацию. Ты был подставной фигурой. Только твоя дочь так охотно бы последовала за тобой. Поэтому я вас свел.
Никакого ребенка, спасающего мир не будет. Зато таблетки бессмертия настоящие.
- Я узнал о тебе все данные, когда получил ответ на заказ в «Свободе Жизни». Именно эти данные были позже подкинуты Эрнесту, как некое «приложение» к пророчеству. Он сверил твои анализы с подкинутыми данными и установил идентичность. Тем более, с тобой должна была быть возлюбленная твоей крови. Все было рассчитано. Разумеется, старикашка возомнил себя автором Второго Пришествия. И оставил тебя в своем доме, а ты тогда уже числился преступником. Дом Эрнеста неприступен, его охраняли правительственные спецслужбы – даже я, раньше на него работавший, не мог нарушать частную территорию. Но когда он укрыл преступника, неприкосновенность мгновенно сняли. Мне дали санкцию на задержание – все обставили так, будто Эрнест сопротивлялся аресту, а, следовательно, был застрелен. О таблетках в правительстве не ведают – а если б и узнали, посмеялись бы, - Варинов немного отдышался. - Все вышло не совсем по плану, однако, таблетки у меня. А теперь мы обрубаем концы.
Что за бред?
Пистолет, прислоненный ко лбу Алины, издает приятный слуху хлопок.
Бах.
Мозги моей дочери смешиваются с мокрым снегом, ее тело падает ничком.
Молчу. Таблетки того не стоили.
Родившегося ребенка смажьте маслом, а потом выкупайте. Если под рукой найдется однопроцентный раствор ляписа, закапайте ребенку в глаза. По одной капле.
Теперь это бесполезные знания. Схоластика.
- Читал Лукьяненко, да? – Варинов затягивается.
Месть отныне смысл моей бесконечной жизни. Если прямо сейчас эта жизнь не оборвется.
Мой ребенок №1038 А теперь мертв на самом деле. Мне хочется кричать.
Если зачастую нельзя доверять близким, почему же порой не довериться предателям?..
У Алинки должен был родиться ребенок. Мой ребенок и мой внук одновременно. К черту мораль… не помню, я говорил?
В небе над домами зависает патрульный вертолет. Пропеллер неслышно вертится, оставляя по кругу собственный шлейф.
- Не свети ствол, - бросает Варинов.
Телохранители убирают оружие.
Патрульные явно заинтересованы окровавленным телом, лежащим посреди грязного двора.
Воспользовавшись ситуацией, я убегаю прочь.
Мы еще свидимся.
Добро всегда побеждает зло. Значит ли это, что урод сможет убить сволочь в пагонах?


12
Кое-что насчет 2079 года. Я и впрямь живу дольше положенного. Ни капли не постарел. Варинов тоже. Он светится в Интернете, во всяких программах, по-прежнему на той же должности. Глава государственной безопасности. Мечта для моей мести.
Многие считают, что Варинов делает кучу пластических операций. Но я знаю, что это не так. Жертвы пластических хирургов не так жизнерадостны, не так часто улыбаются. Пусть и смотрятся много моложе своих лет. А Варинов весь светится, он пример оптимистичного человека. Так бы выглядели люди, если бы не старели.
 Кое-что насчет 2095 года. В Индии появилась концептуальная модель экономичного воздушного автомобиля. Поднимается на высоту до пятисот метров, скорость до ста километров в час.
Металлические автомобильные эмблемы заменили голографическими эмблемами. Эти эмблемы как призраки.
Последние годы я работал в одной из медицинских клиник в Новой Ладоге, а теперь - на границе с Китаем. Гружу фуры. А заодно открываю счета в банках на новое имя.
Кое-что насчет 2118 года. Воздушные автомобили вошли в прогресс как нож в масло. Раньше сносили железнодорожные вокзалы, теперь сносят шоссе и автобаны.
Неджентльмен вспомнил бы «Пятый элемент». Варинов вспомнил бы.
Аэромобили пестрят воздушное пространство небоскребных городов, светят огнями по вечерам и во время ливней.
Я делаю себе новый паспорт. Когда в распоряжении бесконечность веков – можно очень педантично и досконально подделать документы. Так, чтобы они были настоящими.
Лечу в аэробусе, какие-то люди спят на сиденьях, другие читают информационную сводку на экранах своих карманных компьютеров.
Кое-что насчет 2145 года. Я служу в армии. Так я предполагаю добраться до Варинова. А он в свою очередь скрылся из поля зрения, теперь ошивается где-то в верхних эшелонах власти. Тех, что правят марионетками-президентами.
Кое-что насчет 2167 года. Сеть заняла все время препровождения людей. Многие не вылезают из Интернета вообще никогда, их питают минеральными веществами и калориями специальные автоматические капельницы, улицы и проспекты – это настоящая разруха, футуристический мир темных городов.
Только служащие армии и деревенские жители не сидят в Интернете постоянно.
Я не сижу. Я держу в руках полуавтоматический облегченный Т-М4 и хожу по сугробам границы – стерегу нашу родину от непрошенных беженцев из стран третьего мира.
Аэромобили лишь иногда пролетают над головой, привозят продовольствие.
Кое-что насчет 2299 года. Появляется ненависть к Сети. Это что-то вроде Greenpeace, защищающего реальность от паразитов Интернет-зависимости. Если раньше был в моде здоровый образ жизни – нет гамбургерам и ожирению – то теперь в моде «нет Интернету». Общество делится на зависимых от Сети и на ее противников.
Продвигаюсь по службе. Я посетил хирурга и изменил свою внешность до неузнаваемости – теперь я не урод, теперь я красавец – голливудский герой.
В звании лейтенанта я командую взводом солдат, мы разгоняем на улицах демонстрантов и делаем вылазки в Чечню – стреляем в боевиков, получаем деньги. Пару раз меня чуть не убивают, пули проходят в опасной близости от жизненно-важных органов. Доктора выполняют свою работу, и я вновь оказываюсь на ногах.
Кое-что насчет 2400 года. Еще пару раз приходится посетить хирурга. Приходится подделать кипу документов. Я, изображая из себя стареющего вояку, рекомендую своего зятя на службу. Делаю операцию. Обзываюсь зятем. И вновь служу. На счетах в банках достаточно средств на проживание. Подбираюсь к своей цели. К Неджентльмену, к бывшей главе госбезопасности.
Кое-что насчет 2586 года. Люди окончательно перестали зависеть от Сети. В ней общаются, но не зависают неделями и месяцами.
Аэромобили вновь поднимаются в воздух, города вновь оживают. Теперь график военных не столь напряжен – не приходится выполнять работу городских грузчиков и дворников. Правда, необходимо сдерживать демонстрации протеста, когда экстремисты закидывают липучками Белый Дом или дерутся с милицией. Липучки – такие шарики мягкой материи, которые прилипают практически к любой поверхности и источают невыносимую вонь.
Кое-что насчет 2702 года – у России снова экономический кризис – немыслимое количество людей просят еду на холодных улицах, а над их головами пролетают красивые лимузины, оставляя шлейф бензинового выброса. Через несколько лет наша страна полностью разорится. Пустоши бомжей и нищих.
Кое-что насчет 2845 года. Я во главе своего отряда хожу по обедневшим московским кварталам, где нет электричества и продовольствия, слежу за порядком. Если кто-то мародерствует или тащит в свою захолустную квартирку продукты из богатых районов – мои солдаты отбирают у бедняка пакет, а самого избивают до полусмерти. Так правильно. Так нужно.
Моя квартира слишком опасна для детей.
Варинов куда-то делся, в архивах о нем все меньше и меньше информации. Но это ничего, у нас впереди много времени для одной единственной встречи.
Кое-что насчет 3551 года. Нефть больше не нужна. Тем более, что ее больше и не осталось на нашей планете. На Марсе вовсю идет добыча этого черного золота, но все добытое расходуется на строительство города-гиганта, занимающего около 0.5% от площади красной планеты. Очень большой город.
Для земного транспорта вместо нефти используют водородное топливо и электричество.
Кое-что насчет 3679 года. Россию купили Соединенные Штаты Америки. И возродили ее, сами при этом потерпев небывалый экономический крах. Так что теперь мы обязаны помогать Америке во всех ее неурядицах.
А я стал главой госбезопасности. Командую армией.
Настоящий генерал.
Варинова я нашел еще через сто лет. А пока ученые Китая наладили связь с инопланетным разумом.
Римляне. Так назвали пришельцев из-за их внешнего вида. Очень похожи на людей древнего Рима – прямые носы, гордая осанка, кудрявые волосы. Только на голове у пришельцев росли маленькие рожки.
А в 3711 году началась война. Римляне использовали космические корабли, выставив их на орбитах наших планет, а мы отбивались от них своим звездным флотом и баллистическими ракетами. Колонии на Луне и Марсе Римляне уничтожили полностью, отбросив нас в развитии на много лет назад. Террористы земли восприняли пришельцев, как своих союзников и ударили по развитым странам новыми сериями террористических актов.
А в 3790 году я узнал, что Варинов переметнулся к пришельцам. Он лично выступил с речью в Интернет-обращении к людям.
- Мы уступаем место новому поколению жизни! – сказал он. – И я буду с теми, кто сильнее и прогрессивней.
Внешне Варинов совсем на себя не похож, многие так и не поняли, что это за человек предал свой вид.

Я на одном из космических кораблей, радар фиксирует вражеское судно, плывущее в недрах вселенной. В черноте космоса. Здесь не видно звезд, только тьма. И твой враг.
- Пускай стреляют из всех орудий! – приказываю я. – Нужно уничтожить этот корабль!
- Есть, - штурман отдает честь и уходит с капитанского мостика.
Смотрю через толстое стекло космического корабля во тьму вселенной. Где-то под углом в 50 градусов и 11 минут находится настроенная траектория к Земле. К дому.
Но у нас бой. Варинов – предатель, убийца, и он находится на вражеском корабле – это мой лучший шанс для мести.
Корабль Римлян выстрелил первым. Разрывая космическую дорожку из черноты и вакуума, к нам понеслись две ракеты. В космосе отсутствует сила трения, поэтому двигатели ненужно включать при прямом следовании. Ракеты летят без дыма или огня из сопл, как две никчемные железяки. Но они смертельны по достижении цели.
- Одновременно с залпом ракет выпускайте маячки! – кричу штурману через микрофон. – Стреляйте ракетами без сенсорного уловителя.
Это чтобы наши ракеты не повелись на наши же отвлекающие маяки.
Из левого борта корабля вылетает несколько светящиеся зондов. На них и должны отвлечься вражеские ракеты.
Из пушек моего корабля выстреливают четыре громадные ракеты. Они плывут к цели.
Но мы облажались.
Я облажался. Урод с пластической внешностью мачо.
С измененной бессмертной жизнью. Бессмертной?
У Римлян, как и у нас, ракеты без сенсорного уловителя. Это означает, что можно свернуть с курса ракеты. Но ракеты не отвлекутся на маяки.
- Влево на 45! – ору я.
Корабль начинает грузно разворачиваться, когда одна из ракет цепляет правый борт. Взрыв сотрясает корпус, я падаю, матерясь в микрофон. Неожиданно пропадает связь.
Корабль Римлян уходит от наших ракет. Те бесполезно уплывают дальше в космос.
Подзываю какого-то связиста. Он приносит мне рацию. Другая рация у штурмана.
Нажимаю кнопку, ору: «две сенсорные на опережение Римлянам, одну обычную им в преследование!»
- Есть! – говорит штурман механическим голосом рации и отключает связь.
Приказываю связисту отнести еще одну рацию ремонтникам.
- Есть!
Корабль Римлян еще не успел развернуться, а наши ракеты уже летят в их сторону.
Ремонтники кричат в рацию, что наш борт пробит.
 - Закройте четвертый отсек! – ору им.
- Там еще остались люди…
- Иначе все на корабле погибнут! Закрывайте! – ору.
- Да, сэр…
Штурман сообщает, что одна из ракет попала в цель. Разорвала на куски правую турбину вражеского судна – теперь им необходима экстренная посадка. Ближайшая планета – Земля, но их корабль уничтожат, как только он войдет в стратосферу. Оцепление из космического флота окружило нашу планету, но никак не может высадить десант. Еды, питья и комфорта на Земле хоть отбавляй, но люди страдают в блокаде вселенной.
Любопытство и жадность – очень сильные чувства. Раньше мы боялись за свою семью, свой дом. Раньше люди переживали, если на границах их государства появлялись неведомые противники. И большинству обывателей было плевать на стратосферу.
Но теперь человечество почувствовало себя в силах начать освоение космоса. И уже испытывает ощущение границ территории и свободы. Теперь никто не смеет тревожить нашу стратосферу.
Варинова спасает другой корабль Римлян. Патрульный космический крейсер. Cхватки с ним мы бы уже не выдержали – и так пропала связь и один из отсеков корабля. Приходится отступить. Тем временем несколько спасательных капсул переправляются из подбитого нами корабля в крейсер Римлян. Я уверен, Варинов сидит в одной из капсул – он не станет так вот просто прощаться с бессмертием.
Неудавшаяся месть – моя неутоленная жадность, это моя молитва дьяволу, моя очередная злость. За все эти годы я не забыл своего ребенка. Своих детей.

Спускаемся по дымящемуся трапу. Мы на Земле, наш корабль покорежен боем и «мягкой» посадкой. Мы подбили вражеское судно – оно упало где-то в Тихом Океане - поэтому нас встречает толпа. До ближайшего города около тридцати километров километров, но его жители уже образовали необъятную толпу на поляне, где мы приземлились. Толпу сдерживают омоновцы и роботы-патрульные. Нас встречает кордон охраны, мой адвокат и агент.
Толпа выкрикивает мое имя. Они салютуют мне. Тому, кто уничтожил горстку врагов.
Скандируют меня. Всего меня.
Неджентльмен сказал бы, что в старых фантастических фильмах рисовали футуристические миры, где у людей вместо имен цифры. Считалось, будто это дико.
Но какова разница между буквами и цифрами? Буквы на самом деле душевней, человечней?
Они кричат, что я герой. General forever!!!
- Послушайте, - говорит мне агент, когда я, помахивая рукой, спускаюсь с трапа. – Необходимо замять ситуацию с четвертым отсеком вашего корабля.
Агенты всегда все знают о тебе.
В моем случае, однако, возраст – это тайна.
- Я уже сообщил прессе, что отсек был закрыт без Вашего ведома штурманом.
- Что ему грозит? – спрашиваю я.
- Штрафанут и все, - уверяет агент.
- Ладно, - говорю.
Идем по выстеленной красной дорожке к лимузину. Толпа по бокам беснуется и выкрикивает хвальбы мне.
Подхожу к ограждениям и провожу ладонью по трясущимся рукам поклонников.
Ныне все обожают знаменитостей еще сильнее, чем раньше.
Знакомство с тем, кого и так все знают – сомнительная привилегия.
Но всем плевать, нам нужно связующее звено с миром, и чем крепче мы к этому звену прикованы, тем нам комфортней.
Садимся в лимузин и он взлетает на высоту двухсот метров. Затем быстро направляется в сторону Moscow-city.
Раз уж Америка купила нашу необъятную страну, теперь названия всех русских городов должны звучать на английский манер.

Кое-что насчет 4005 года. Война закончилась. Как в сказке. Римлянам понравились стихи, написанные земными поэтами и нас пожалели.
Теперь нами восхищаются.
Кое-что насчет 4174 года. Про войну уже мало кто помнит.
Я и Варинов помним отлично, но остальное человечество живет бок обок с Римлянами, продвигает прогресс, путешествует по планетам и радуется жизни. Я был в созвездии Лувра, Альфа-Центавра, на Эпилигее круговых планет, я был в таких местах, какие никому из людей моего времени и не снились. Совместные технологические достижения человечества и Римлян позволили ускорить освоение космоса.
Кое-что насчет 4202 года. В моде синонимиальные стихи. Это стихи без рифмы. Это стихи, где на месте рифмы стоит синоним этой рифмы. Как белая поэзия, только запутанней.
Кое-что насчет 4335 года. Ничего особенного.
Кое-что насчет 4678 года. Людям вживляют микрочипы в мозг при рождении. Это увеличивает IQ, позволяет загрузить все основные данные и дать возможность любому человеку носить в своей голове целый архив. Любые предметы. История, медицина, химия, квантовая физика.
Религиоведение.
Правоведение.
Менеджмент.
Куча наук посвященных обращению с виртуальной реальностью.
Вживить такой чип себе стоило состояния, но накопить кучу денег – не проблема. Просто вопрос времени.
Так что теперь данные моего компьютера хранятся у меня голове.
Кое-что насчет 5007 года. Чипы больше не нужны. Люди эволюционировали. Теперь наш разум безграничен. Все знания уже принадлежат нам, без электроники и Сети, без обучения и нотаций. Мы все знаем с рождения – генная мудрость. Мы – идеалы.
Странно, но я развиваюсь вместе с остальным человечеством и Римлянами.
Ты сидишь в своей тесной обитой металлом комнате. Голограмма накаченного мужчины показывает, каким ты должен быть. Предотвращает твое ожирение. И ты качаешь мускулы.
Если ты девушка, у тебя в комнатке голограмма стройной блондинки.
Обмен ролями?
Ты выходишь на улицу и видишь пустые проспекты автономных городов, видишь бесконечные огни небес и космоса. Ты можешь сгонять по делам на несколько разных планет только за одни сутки. Ощущаешь пустоту.
Я вернулся к тому, с чего начал. Но это неплохо. Живя так долго, начинаешь отчетливо вспоминать свои самые забытые мысли. Я был одинок? Я стал одинок? В моей жизни существовал только один дорогой мне человек. В моем существовании жил только один дорогой мне человек.





13
Сколько лет уже прошло..?
Около 70 тысяч…
Да, все как и предполагалось: банальная кровь цивилизации. Третья Мировая – человечество погибло, Римляне погибли. Последние так и не поняли, почему такие существа как люди способны писать стихи и воевать одновременно. Бедная фантазия.
А я стал духом. Не знаю, как это назвать по-другому..
Нахожусь на берегу самого сурового океана, но подо мной не почва Земли - здесь вообще другая галактика.
Однако, все так же пусто и серо. Я один на целой планете. Нас двое во всей вселенной.
Из недр неспокойного дна океана к берегу надвигается громадное цунами: двадцатиметровая стена воды вырастает прямо передо мной.
Но я не ухожу, не убегаю, крича в панике. Цунами проходит сквозь меня. Я душа своего тела, не физическое воплощение. Нет ни одной капли физиологии во мне.
Я на планете без воздуха и с малым притяжением – эти условия непригодны для жизни. Цунами похоже на цунами – но это не вода, это соленой раствор. Без рыб или микробов, пустая вода. Как водка.
Небо здесь не залито солнцем, не разбавлено облаками, небо здесь некрасиво.
Возвращаемся к размышлениям.
Люди компьютеры, но это не страшно. Не мы как компьютеры, а они как люди – здесь нечему ужасаться. Людей всегда пугало, если их как-то определяли. Если человеку говоришь, что он добрый, он воспринимает это как слишком-добрый, если говоришь, что он не ругается матом, он воспринимает это как чересчур-моральный-и-зануда, начинает им ругаться нарочно, если говоришь, что ругается – ругаться перестает. Правдивый воспринимается как без-фантазии. Любые плюсы, твердо отнесенные к личности, этой личностью переворачиваются в минусы. Человек должен быть свободен от определений самого себя, именно поэтому я так переживал из-за того, что похож на компьютер. А теперь я избавился от страхов. Компьютер - всего лишь помощник по жизни. Электронный двойник, как и любая техника, придуманная человеком. Мы же всегда стремились создавать вещи, похожие на себя.
Мы совершенствовали механизмы, чтобы они нам помогали. Вскоре механизмы научились жить и для себя тоже.
Бог совершенствует нас, чтобы мы помогали ему. И вот мы ангелы, мы духи. Мы те, кем мечтали быть. Мы собою заменяем своих создателей.
Именно поэтому Бог ошибся с людьми, как и люди ошиблись с машинами. Мы все создали то, что нас уничтожило, а был и иной путь, через что-то более простое. Веру, если хотите. Что-то, что было всегда у нас под носом, что-то, чего даже Бог заметить не смог. Человечество не нужно было жизни, не нужны были ей и Римляне. Изначально жизнь нуждалась лишь в самой жизни, то есть Богу нужен был только Бог. Пускай небеса любили бы сами себя. От такой любви самой любви не стало бы меньше, а люди привносили лишь то, что собою компенсировали, люди от самого рождения и до самой смерти были программированной системой. Самое главное – не ломать над этим голову: прав или не прав создатель – теперь не важно. Раз уж Вас угораздило появиться на свет, не окунайте руки в лабиринты, где-то есть один прямой коридор, где-то есть то, чего не замечает Бог. Я пришел к самосовершенствованию, я стал идеалом. Возможно, люди были лишь переходным звеном, но я думаю, что они просто ошиблись, выбирая приоритеты жизни. Существовал более добрый исход жизни человечества. Это то, что можно кричать толпе.
Но остальные не дожили, а я ищу единственного кроме меня уцелевшего, чтобы убить.
Путь к одиночеству?
Но я счастлив, поняв насколько человек самодостаточен.
Идеи в моем возрасте приходят мгновенно, параллельно. Я думал, что старею, когда мне стукнуло 35. Я был сопливым дураком.
Посмотрите на меня теперь - только-только начал хоть что-то понимать и все еще не уверен в непоколебимости своего мнения.
Если буду жив.
Данные компьютера в моей голове.
- Привет, Рыбак, - слышу голос.
Улавливаю мысли.
- Привет, Неджентльмен, - отвечаю.
Он не рядом, он, наверное, в другой галактике. Такой же дух, как и я. Такой же бог.
Мы разговариваем. Часто.
- Я найду тебя.
- Ты уже говорил, - его мысли через холод космоса, его мысли равнодушней самой вселенной.
Теперь не мы боимся сил природы, сил бытия. Теперь они боятся нас. Я управляю пространством. Я властен над временем. Мое существо – это телекинез, я всего лишь собственная мысль. Способная на все.
Варинов сейчас не слабее меня.

В голове компьютер.
Письмо от Карнеева Михаила активировано. «Возможно ввести код» говорит мне механический голос.
Я на планете Саир… или Таир. Не помню. Но здесь есть одно дельце. Возраст вселенной можно определить по граням кристаллов пещер Таира… или Саира. Необходимо пересчитать все грани всех кристаллов всех пещер. У меня это займет минуты две. Оказалось, что код письма – это не память, а точка отсчета, количество прошедших времен.
Я бог.
Не помню, я говорил?
Я запомнил число. Я полетел за Неджентльменом.
На этот раз он не убегает от меня. Он ждет.
Мы на планете океанов. Или на планете лесов. Или еще где-то.
Мы смотрим на бытие без ограниченности, мы видим истинные лики жизни.
- Как будто Сумрак из Дозоров, не находишь? – говорит Варинов.
- Чего?
- Забудь.
Он бьет меня водами, тоннами воды. Все проходит сквозь. Меня не сломить материальным.
Огонь, метели. Мы бьем друг друга мыслями.
Злостью.
Война на целую Галактику, мы старим космос на миллионы лет своей яростью. Метания по поверхностям сознания, обволакивающего бытие, затрагивающего каждый лоскуток существования каждого уголка пространства. Наше поле боя – это мир, наша война – это жизнь.
И я побеждаю.
- В который раз… - констатирует Неджентльмен угасающими в небытие словами.
Потом он пропадает из моего восприятия. Он стал либо еще выше и свободнее, либо превратился в тлю.
Кто знает, что там, после смерти?

Я ввожу код письма. Много цифр. Вы даже не представляете, насколько.
Конверт внутри моей головы распадается.

Иду по красной ковровой дорожке, кругом синего цвета выстрелы фотоаппаратов, к моим ногам падают белые лепестки искусственных роз. Дует приятный ветер. Я наряжен в какой-то мажорный черный костюм, а дорожку окаймляют перегородки из красных шелковых тросов и службы охраны цвета хаки. Они отгораживают толпы людей, тянущих ко мне руки и орущих в приступе радости. Люди. Как давно я их не видел, эти лица, эти пальцы… а теперь они совсем рядом. Но впереди кто-то манит меня рукой, постоянно говоря «идем, скорее». Мы приближаемся к стеклянным дверям какого-то большого здания. Крики стихают, когда двери за спиной замыкаются.
- Садись сюда, пожалуйста, - слышу голос и послушно приземляю свой зад на кресло.
Я теперь снова человек, всю вековую мудрость, всю божественность как рукой сняло.
Сижу в кинотеатре. Куча людей кругом. Я в первом ряду не понимаю, что происходит. Все аплодируют.
На экране красочная надпись. «Приключения капитана Александра».
Я смотрю кино. Космические сражения.
- Вы были великолепны, - говорит мне сосед справа и протягивает руку. – Я Карнеев Михаил, один из кинокритиков Питерского выпуска ShowTime.
Жму руку и продолжаю смотреть на экран.
На экране вижу самого себя. Себя-урода, правду.
Я смотрю на сидящего себя с экрана.
В кинозале много знаменитостей, видимо, сегодня премьера. А меня, как исполнителя главной роли, окружают кинокритики и журналисты. Я смотрю кино, а они суют свои микрофоны мне в рот и спрашивают, как я отношусь к произошедшему.
На экране я трахаю Алинку. Она театрально стонет. Она - компьютерная программа
Мне приносят колу в стеклянном стакане. Сидя в кресле кинотеатра, мотаю головой.
На экране человек в плаще стреляет в голову Алинке. Ее мозги разбрызгиваются по земле, а я убегаю прочь. Варинов смотрит мне вслед.
Я бог?
Проходит время, заполненное кадрами.
- Закройте четвертый отсек! – ору я в фильме.
На мне нелепая знакомая форма звездного капитана.
- Там еще остались люди…
- Иначе все на корабле погибнут! Закрывайте! – ору.
- Да, сэр…
Смотрю кино. Я молчу в кресле. Я вещаю с экрана:
- Мы совершенствовали механизмы, чтобы они нам помогали. Вскоре механизмы научились жить и для себя тоже.
На экране я в облике духа. Дурное воплощение придумали киношники. Дерусь с Вариновым.
С Неджентльменом.
Мы схлестываемся на экране в порыве силы и мощи, в порыве власти над природой.
Я в кресле не могу пошевелить даже пальцами.
На экране Неджентельмен погибает.
По окончанию фильма механический голос сообщает:
- Первый в мире фильм-реалити-шоу. Главный герой, блуждая по Сети, не знал, что его снимают.
- Отвалите! – ору на журналистов и вскакиваю с места.
Все кажется обманом.
На экране мое имя числится первым в списке исполнителей главных ролей.
Капитан Александр.
Мои дети (слава Богу, живы) – это всего лишь красивые игрушки для общества. Точно такой же игрушкой оказался и я. Вроде все справедливо, но как-то обидно. Единственные настоящие, живущие, а не используемые дети оказались инвалидами из детдома. Те, кого я называл бракованными людьми, на самом деле свободны. Их замыкает собственная тюрьма, а не тюрьма запланированной обществом жизни. Но собственная тюрьма – это почти свобода, у собственной тюрьмы красивые решетки из пластмассы.
Бегу к выходу, расталкивая зрителей, оказавшихся на пути.
Охрана хватает меня подмышки и несет обратно. Я вырываюсь и матерюсь. Какие-то помехи перед глазами.

- Отключай его!
- Еще прощупывается пульс.
- Частичное обезвоживание организма.
Вожу курсором по действительности.
С меня снимают очки. Выключают компьютер. Я снова в своей квартире. Я снова в реальности 2059 года.
Меня кладут на носилки.
- Снотворное введите, - говорит санитар.
В моей квартире четыре человека, за окном ночь, почему-то слышу хлюпанье воды.
Эти четверо – служба МЧС.
Помогают застрявшим в сети.
Мне в вену втыкают иглу шприца.
Я засыпаю.
- Очередной инет-ман. Забыл выключить воду – залил всех соседей снизу и испортил общую проводку у кондиционера.

Просыпаюсь в какой-то белой комнате. Здесь одно небольшое окно в стене, наполненное электронным изображением природы, и еще одно, в два раза меньше, в двери. Везде решетки. На мне смирительная рубашка.
Разминаю ноги, покрывшиеся синими отеками.
Встаю, кряхтя, как старик, и направляюсь к двери.
За ней коридор реабилитационной клинки. Кто-то кричит: верните меня в Сеть, у меня через неделю дуэль с Марвином!!
У меня меч плюстриксиле.
Я должен переспать с 50 женщинами за три часа.
Верните меня в Сеть!
Высовываю нос через решетку, изгибаю шею, чтобы видеть коридор. Там ходит охранник.
- Извините, - говорю. – Я сюда попал по ошибке. Меня незаконно использовали для съемок в неискусственном фильме… я разве не говорил?
Охранник меня не слушает.
Я начинаю окрикивать его. Он не обращает внимания.
Я стучу ногой в дверь.
Все клиенты клиники вторят мне. Мы лупим по стенам кулаками, мы бунтуем.
- У меня дочь там, у меня там любовь! – ору я средь общего гула. – Верните меня в Сеть!!!