На расстоянии четырёх километров от Сергиева Посада автобус сломался. Пассажиры ворчали на шофёра, в салоне жутко воняло смесью бензина, разнородных одеколонов, пота и кариеса. Водитель стоял позади автобуса и глубокомысленно смотрел на его старинные внутренности. По всей видимости, он собирался стоять так до подхода следующего автобуса.
- Ром, - сказала Мэл, которую мутило от автобусной вони, - пошли пешком, а?
- Пошли, - немедленно согласился Рома.
Подошел к кабине водителя, сам открыл двери, и они с Мэл вышли на дорогу, окаймлённую буграми чёрной грязи и голыми кривыми кустарниками.
- Эй, парень! - заворчал шофер, - ты какое имел право к кабине подходить, а?
- Конституционное, - ответил Рома, - право на свободу передвижения.
Шофер, сочно матерясь, вернулся в автобус, чтобы закрыть двери. А странная пара - Рома в поношенной плащ-палатке и Мэл в куртке с бантиками и бусинами пошли по мокрой дороге.
Моросил дождик, но они не обращали внимания. У Ромы, помимо плащ-палатки, имелась армейская фляжка с водкой, и они отхлёбывали из неё по глоточку каждые полчаса, поэтому не мёрзли. Для веселья Мэл читала Роме наизусть матерные стихи, которые Поэт сочинял в порыве особого вдохновения, но показывал только ей и Юльчику. А Рома рассказывал ей, как совершал пешие походы по Подмосковью. Между прочим, он был коренной москвич в пятом поколении.
- А вроде, нормальный человек, - удивилась Мэл.
- Я, кстати, отлично знаю эти просёлки, - сказал Рома. - Мы с ребятами здесь бродили. Так гораздо быстрее, чем по шоссе.
- Окей, - сказала Мэл. - Идём просёлками.
- Ты знаешь, - сказал Рома, когда они свернули за большую сосновую рощу, - ты изумительная девчонка. Я не удивляюсь, что Саньку так заглючило на тебе. Нет ли у тебя подруги, похожей на тебя?
- Есть, - сказал Мэл, - но она всем говорит, что она лесбиянка.
- Правда, лесбиянка?
- Она спала с моим Лисом до того, как он на мне женился. Испытала непреодолимое отвращение. С тех пор у нее были и мужики, и бабы. Не знаю, может ли что-то получиться... хочешь, позвони ей. Я дам номер. Заодно, скажи ей, где я. Я боюсь звонить ей со своего.
На очередном привале Рома позвонил Юльчику. Долго болтал с нею, передавал приветы от Мэл, смеялся. А потом объявил Мэл, что Юльчик совсем не против с ним пообщаться теснее.
- Она сказала, что сейчас совсем одна, и у неё депрессия.
- Это у нас бывает, - подтвердила Мэл.
Рома приставал с глупыми вопросами - а какая Юльчик? А сколько ей лет? Кем работает? Живопись любит?
Мэл показала в телефоне фотографию Юльчика. И Рома сказал – кайфовая девушка!
- А она всегда так ходит - в индейских бусах?
- Практически, - сказала Мэл, - она буддистка. И не ест мяса, учти. Как и я.
- Как и я тоже, - сказал Рома.
- Хэппи-энд, - язвительно заключила Мэл, - только, знаешь, Роман, мы идём уже третий час, а никакого города я не вижу. Лес и лес, и снова ****ый лес. Я устала, даже водка не помогает. Куда ты завёл нас, Сусанин-герой?
Рома стал ориентироваться по мху и приметам. Примет не нашёл, но заверил Мэл, что места знакомые.
- Хорошо, - согласилась Мэл, - но по моим ощущениям мы прошли километров десять, а не четыре!
- Какие четыре! Ты кому веришь, дебильному шофёру или мне!
Они шли ещё долго по дороге, которая почти вся состояла из луж и коряг. Стало темнеть. Мэл села на корягу и сказала:
- Все, я сдохла. Дальше не иду, ночую здесь.
Рома был расстроен и убит. Действительно, ночь надвигалась, а с нею и холод. Мокрый густой туман поднимался из оврагов.
Он хлебнул еще глоток из фляжки и вдруг заорал радостно:
- Мэлка, дым!!! Вон, дым из-за деревьев! Значит, там люди!
Мэл встала со стоном и пошла за Ромой по лужам и корягам, между тёмных деревьев. Было страшно, но дым действительно вдали виднелся. Пройдя минут пятнадцать, Мэл и Рома очутились на краю крошечной деревни из шести домов. В четырёх домах дымили трубы. Покосившаяся и заляпанная грязью табличка гласила: "дер. Рябиновка".
- Хорошее название. Такое чисто русское и отчасти алкогольное, - сказал Рома.
- Да, - согласилась Мэл, - а табличка поставлена еще при жизни товарища Сталина.
- Какая разница, когда она поставлена, сейчас мы постучим и спросим дорогу.
Рома шагнул к крайней избушке и постучал в окно. Залаяла в глубине двора собака на цепи. Вышел дед в ватнике времен Ивана Грозного и в обрезанных валенках. Увидел странных пришельцев и отшатнулся, едва ли не перекрестившись.
- Дедуля, мы тут шли просёлком в Сергиев Посад и заблудились, - начал Рома.
А Мэл быстро продолжила:
- Пустите переночевать!
Дед пустил их без сомнений. Повёл в пахнущую мышами прихожую, а потом внутрь дома, и бормотал:
- А я подумал - цыгане... Хотел Малыша спустить с цепи. А смотрю - парень в плащ - палатке. Цыган таких не бывает. А девчонка белая совсем. Цыган тоже таких не бывает. Проходите, у меня картошка сварена.
Мэл упала на столетний стул с гнутой спинкой и застонала от блаженства. В доме была жарко натоплена печь, пахло варёной картошкой, на столе лежала потрескавшаяся клеёнка с изображениями фруктов - точно такая была когда-то у тёти Тамары.
- Тебя как зовут, дед? - спросил Рома.
- Дед Федор я, - смущённо сказал дед. - Ты не кричи, я слышу хорошо. Грязно у меня... а для кого убираться? Бабка померла в позапрошлом лете, а чужие к нам не ходят. Нас тут всего пятеро - бабка Маня, бабка Фрося с Николаем, бабка Анфиса и я... два дома пустые стоят. А за той рощей Ивантеевка, там ещё три деда и четыре бабки, да у одной бабки сын...
- Весело, - сказал Мэл.
- А чего плохого? - спросил дед. - А главное, мафии никакой нету и террористов!
- Правда, - согласился Рома. - Снимай, Мэл, ботинки. Давай, я их помою и поставлю к печке... У тебя запасные носки есть?
Мэл покачала головой. Скрипка была. Мобильник был. А носков не было.
- Сейчас, я вам бабкины носки достану, - сказал дед, достававший из печи картошку. - Она вязала из козьей шерсти. Да не сносила.
Мэл в носках из козьей шерсти уминала картошку, сдобренную сметаной и сушёным укропом, а Рома выспрашивал у деда дорогу до Сергиева Посада. Оказалось, всего полчаса ходьбы осталось.
- Я же говорил! - обиженно сказал Рома, глядя на Мэл.
Потом они поставили мобильники на зарядку и ещё поболтали с дедом. Рома рассказал, куда они идут и зачем. Дед поцокал языком, и сказал:
- У меня племянник тоже спился. Синий дом видали? Его был. Мне достался, потому как не нажил человек ни детей, ни семьи, а только пил с утра до вечера самогонку...
- Так продать надо дом, - деловито сказал Рома.
- Надо, сынок, да кто ж его купит, в такой глуши!
- Дачники купят. А второй дом, который без дыма - тоже пустой?
- Тоже... Анфисин дом, ей от брата остался. Восемь годов пустой стоит.
Дед и Рома легли в большой комнате - дед на печке, а Рома на лежанке. Мэл постелили во второй маленькой комнатёнке, где на стенах набухали толстые слои обоев, а по ним тянулись следы мышиных лапок. Мэл завернулась в ватное одеяло и погасила ночник. Мыши весело бегали под кроватью.
- Ну и не боюсь, не боюсь, - сама себе сказала Мэл, - чего мышей бояться? Что они, изнасилуют или убьют?
Ночью ей приснился большой серый слон. Хороший сон. Слон - это не чёрные листья или тому подобная пакость.
Дед Федор покормил их с утра творогом из молока собственной коровы.
- Экологически чистая пища, - сказала Мэл. - Спасибо тебе, дедушка. Хочешь, я тебе на скрипке сыграю?
И сыграла. Сначала "Прощание славянки", а потом "Чардаш". Дед от чардаша пришел в полнейший восторг, обнял Мэл и поцеловал.
- Артистка настоящая! Дай тебе бог найти своего жениха, и чтобы все у вас было отлично!
- Надо говорить - зашибись, дед! - поправила Мэл.
Они добрались до Сергиева Посада без приключений. Санина тетка жила на окраине, где, как и в Деревцах, томили душу тоской покосившиеся заборы, стихийные помойки и фигурные наличники у окон. Рома постучал в дом номер пятнадцать. Открыла пожилая женщина, толстая, но не кулацкого типа, сразу видно.
- Да, Саня в клинике, - сказала она. - Родители Кирилла сообщили моей сестре, Санькиной матери. А они на Саньку давно были злые... сказали, сам влез в дурь, пусть сам и вылазит. А мне жалко его. Он мой крестник...
Они попили у Саниной тётки чаю, взяли адрес клиники, при них же она позвонила лечащему врачу.
- Сказали, состояние стабильное, - вздохнула она, - два месяца уже так говорят.
- Наркомания - это же не ангина, тётя Надя, - сказала Мэл.
Тётя Надя посмотрела на Мэл и спросила:
- А ты пойдешь за него замуж после этого, дочь?
- Я уже была замужем, хватит, - сказала Мэл, - я попробую его любить. Может, чего получится.
Клиника находилась на юго-западе от Москвы, и Мэл с Ромой вернулись в столицу. Надо было помыться, переодеться. Пашка уже подумал, что Мэл потерялась навсегда.
- Я навсегда не теряюсь, - сказала Мэл весело, - я пребуду вечно, как солнце или ветер! Паш, а ты можешь мне этот старый комп продать?
- Да я же тебе сказал - пользуйся, сколько хочешь, - удивлённо сказал он.
- А если я уеду от тебя - тогда продашь?
- Даром бери, - сказал непрактичный Пашка, сын поэта и журналистки. - Только не уезжай! Зачем тебе этот мент поганый, опять будет над тобой издеваться.
- Да я не к нему! Я ещё не знаю, куда. Я не решила.
- Ну и сиди на жопе ровно. Можешь тут хоть до пенсии жить, я же тебя не гоню.
Денёк выдался солнечный и даже тёплый. Осень уже совсем умирала, до зимы осталось всего ничего.
В клинику к Сане Мэл надела серую юбку с рваным подолом и нашитыми оранжевыми заплатками и коротенькую курточку из двух видов меха, голову повязала чёрной повязкой.
- Я старалась попроще, - сказала Мэл, - а то Санькин врач подумает, что мы наркоманы - приятели, которые привезли Саньке зелье.
- Всё равно не очень-то просто, - покачал головой Рома.
- У меня нет ничего еще проще!
Клиника располагалась в красивой местности, светлое здание, скорее похожее на приличный санаторий.
- А я думала, тут как в дурке, стена вокруг и ворота на запоре, - сказала Мэл удивлённо.
Вокруг здания был парк. На газонах сияла канадская вечнозелёная травка. В парке гуляли люди. Парами, группами и по одному. Рома спросил у кого-то из персонала доктора Игоря Андреевича.
- Мне звонила о вас его тётя, я помню, - сказал пожилой врач (еврей, подумала Мэл), - она сказала, что вы - его невеста.
- Да, - ответила Мэл.
- Так вот, состояние Саши стабильное. Интоксикация организма ликвидирована, наркотические вещества из жизненно важных органов выведены. Физическая зависимость снята. Но психическая зависимость может проявиться... если возникнут условия. Понимаете?
- Понимаем, - сказал Рома, - если предложат, да?
- Или если повторится состояние депрессии, - сказал врач и посмотрел на Мэл.
- А я при чем? - спросила она.
- Сами, наверное, понимаете.
- А можно его увидеть? - спросил Рома.
- Конечно. Мы только в первый месяц посетителей не пускаем. Потом - сколько угодно. Они у нас свободно гуляют. У нас есть бассейн. Пациенты могут заниматься любимым видом деятельности. Саша всё время рисует. Кстати, вас часто рисует, - сказал Игорь Андреевич и снова пристально посмотрел на Мэл.
Мэл ничего не сказала.
На обширной веранде сидели две девушки и вязали. Третья читала журнал. А парень, чуть поодаль, стоял перед мольбертом. Мэл узнала его даже со спины. Русые волосы. Рука с кистью чуть на отлёте. Картина даже издали посылала неземной свет.
- Стой! - сказала Мэл Роме.- Сейчас я...
Она быстро достала скрипку из футляра. Отдала футляр Роме. Девушки на веранде с интересом смотрели на них. А Саня не оборачивался. Смешивал краски.
- Боюсь, не получится, - сказала Мэл. - Я это играла на синтезаторе. А на скрипке не пробовала...
Но получилось великолепно. Когда скрипка запела "Одинокого пастуха", Саня обернулся и несколько секунд смотрел на Мэл как на привидение. А потом бросил кисть и побежал к ней.
- А я думал, ты забыла меня сто лет назад...
- Я ничего не забываю, - сказала Мэл, - ну ладно, Артист.. ты реветь-то не придумывай! А то тебя снова потянет на психотропные вещества. Я больше никогда не скажу, что никого не люблю, слышишь? И от мента я ушла. Навсегда.
- У меня негде жить, - сказал Саня, - и компьютера у меня нет.
- Купим, - сказала Мэл, - прямо проблема какая, компьютер! Правда, Ром?