"ЖДИ МЕНЯ, И Я ВЕРНУСЬ..."
…С невысокого холма по тротуару торопливо спускается старуха в туфлях на высоких каблуках.
Внизу железная дорога. Поезда на маленькой станции стоят три минуты. Скоро подойдет московский – «Москва – Архангельск».
Стоят белые ночи августа. Светло. Но нигде нет теней. Кажется, это другой, призрачный параллельный мир.
… По этому параллельному миру, по старому деревянному тротуару спешит старая женщина. Доски под её ногами кое-где проломлены, кое-где сгнили от времени и ненастий. Она старается обходить опасные места. Походка неуверенная и торопливая. Туфли блестят – то ли лакированные, то ли начищены. Такие я видела только в кино про войну. Тыщу лет таких никто не носит.
Женщина уже около вокзала – тут полно молодежи, ребятишек, которым некуда податься в маленьком пристанционном посёлке. Смех, гомон, шуточки на грани фола. Пассажиры, которым ехать на этом поезде, уже рассредоточились по перрону, ждут, волнуясь: за три минуты надо сесть, а вдруг не угадали место остановки вагона.
Ребятня, для которой станция – ворота в неизведанный большой мир, возбуждена, подростки постарше поглядывают на своих сверстниц. А те приоделись, вечером перрон – местный Бродвей. Сколько свиданий тут было назначено с тридцать седьмого, когда проложили рельсы и построили станционный домик, сколько сердец разбито, сколько поцелуев украдкой подарено!
- Смотри! Дуся идет! - толкает меня в бок Славка. Я живу в интернате и никого из местных не знаю. Славка – мой одноклассник, вот и решил познакомить провинциальную девочку с местными нравами и достопримечательностями. Ведь в посёлке, откуда я приехала, даже школы средней нет.
- И что? Идёт и идёт! К поезду спешит, как все, - отвечаю я.
- Ага! – Славка кивает мне как-то загадочно-свысока – так разговаривают с теми, кто не знает известных всем истин. Потом шепчет таинственно:
- Давай ближе подойдем!
Мы подходим настолько, чтобы можно было разглядеть лицо.
- Только смотри, чтоб не заметила, что ты на неё глядишь! она сумасшедшая! – в восторженном ужасе шепчет Славка мне в самое ухо, и я тоже заражаюсь его страхом. Потихонечку стараюсь разглядеть необычную сумасшедшую Дусю, которая на таких высоченных каблуках пришла встречать московский поезд.
Мне страшно. Набелённое пудрой лицо старухи похоже на маску. На нем нарисованы жирным чёрным неровные брови. Наверное, рука дрожала… то есть руки дрожат, она же старая. Яркие-яркие губы с опять же неровными контурами. Виски подбриты, о ужас! И уже отрастает колючая щетина по подбритому. Волосы выкрашены хной. Нарумяненные скулы. Боже мой, как страшно! И было бы ещё страшнее, если бы не кроткая, даже нежная какая-то улыбка. Человеческая на нечеловеческой маске. Да и сама Дуся покорно, как все, ходит взад-вперед по перрону, улыбается чему-то своему, никого не трогает. На шее у неё какие-то бусы, яркие, дешёвенькие, судя по всему; на плечи накинута жакетка – опять же из фильмов про войну.
- А чего она с ума сошла? – спрашиваю я Славку.
…Вчера, 9 мая 2006 года, был День победы. И я вспомнила давно канувший в Лету августовский вечер. Себя. Славку. Вечерний перрон. Дусю.
Дусю – боль мою неутихающую.
Мальчика, которого она любила, взяли на фронт в сорок первом, юного совсем. Имени его я не знаю. Никто из поселковых не помнит.
Да, они любили друг друга.
Нет, я не знаю, была ли это та любовь, которая стала бы любовью всей жизни. Наверное, они гуляли по местному Бродвею – тому самому перрону.
Возможно, там и поцеловались впервые летней белой ночью – нельзя же не поцеловать любимые губы, когда мир так хрупко-призрачно-прекрасен… А глаза у Дуси – интересно, как о н её называл? – были синие. Они так и не выцвели…
Мальчика её забрали, она ждала его. В сорок пятом, весной, получила письмо, что скоро он приедет. Она стала ждать. Ходила к каждому московскому поезду. Принарядившись. Волнуясь. Мечтая.
В июле его мать получила похоронку. Дуся не поверила – война ведь кончилась! - она просто сошла с ума.
Дуся знала, что надо ходить встречать его – и тогда он вернется. Он вернется. Он вернется. Она знала, что надо быть для него юной и красивой, – тогда он узнает её. Она старалась.
Так шли годы. Никто не обижал Дусю со зла – заговаривали с ней на улицах, она рассказывала, что её лётчик вот-вот приедет, показывала какое-то письмо.
Иногда жестокие мальчишки – понимаю, не со зла - от недочувствия они это делали, из любопытства – кричали ей, что поезд пришел и он приехал.
Однажды я сама видела, как, услышав такой крик, старая Дуся неловко побежала в сторону станции. Душа моя содрогнулась от боли. И у кого мне просить прощения сейчас, когда Дуси давным-давно нет на белом свете?..
Она соединилась с тем, кого так преданно ждала.
10.05.06