- …У нас в деревне троё кулацили-то. Нероботи были все. Химка всем заправляла, главная активиска у их была, вот и говорит Оленькину парню: жониссе на мне, дак не буду вас кулацить. А не жониссе – всех вас вывезём и дом отнимём. Через три дня по домам пойдём.
А парень-от хорошой быв, работяшшой…И деушка у ево была тожо, Лида, хорошая экая, красивая.Славутница, оне осенью хотили свадьбу играть…Ну вот,пришов он домой, отцу-то россказав, тот ничово не говорит. Думали ноць, думали – куда дёвацце…Четверо робят у их, да на ноги только ставать стали. Велев ему отец идти к Химке…
- Неужели женился?
- Жонивсе… Всю жись с ей прожив. А Лида так замуж и не выхаживала. Одна жила. Он, люди сказывали, тогда ночью-то ходив к ей, прошшенья просив. Поплакала, бывало. Да и он плакал.
- Неужели Бог эту Химку не наказал? Ведь две же жизни сломала. Ведь у этих двоих дети могли бы родиться. Значит, всё не так пошло.
- У Химки-то деток не было.
- Видно, наказал-таки Бог… А где она теперь? Жива?
- Живёт. Тут где-то, в городе… У сестры. Бабы сказывали. Я-то ие не видала много годов. Она ведь у нас из дому икону большую унесла, ковда мы из деревни-то уехали. Потом уж я узнала это всё. Ну да Бог ей судья…Лучше не споминать. Как спомянешь все, дак и думаёшь: как я это и вынесла…
- А вас как раскулачивали?
- Нас не кулацили – нас верхушили. Середняками признали. Отец товда уж умёр. Мама с нами с троими осталасе. Она не знала ничего – вдруг лишь ночью кресная к нам бежит. Заколотилась в ворота тихонько. Мама пустила её. Она говорит:
- Завтра к вам верхушить придут. Давай хоть мешок муки закопаём. Как робят-то кормить будёшь, ведь всё увезут. Закопали оне на дворе мешок-от, сверху соломы натресли. Не нашли, ковды искали-то. Дак мама нам довго лепёшки из тые муки пекла. К ноче печь затоплеёт, это чтобы нехто не пришов, напекёт дня на три – мы и едим.
А верхушить пришли – мама ревит, мы ревим, оне и на сарай, и на двор, и в онбар. Всё, всё выгребли. У мамы быв в онбаре сусечек пАренки – сахару-то не видали мы, не знали, дак репы нам вместо сахару напарила. И паренку отнели, унесли мешочик. Я, помню, ревлю, (шесь годов мне было), уж больно обидно-то мне, бежу за ими да кричу: отдайте паренку! отдайте паренку. Какоё! Унесли…
Всёт я эту паренку жалею.