Рождённые в ссср

 
 
 «Рождённые в СССР»
(роман)

От автора.

 Наша страна за последнее время как-то незаметно превратилась из «самой читающей» в «самую пишущую». Пишут все, кому не лень. Вот и я решился (не, реально, чем я хуже?).
 Когда я начинал писать эту историю, то совсем не думал, что стану писать эту, или вообще какую-нибудь историю, в силу отсутствия у меня не только литературного, но и вообще высшего образования. Каламбур, правда? Просто всё начиналось с не обязывающих меня рассказиков, которые я отдавал близким друзьям на осуждение. Потом мне подали идею попробовать всё это объединить и немного добавить или вообще написать отдельную историю (возможно, это предложение моих друзей было тренировкой остроумия). Ну, я и попробовал. Что получилось – судить не мне.
 Этот рассказ, Уважаемый Читатель или Читатели, раскроет всю правду о жизни и быте некоторых выпускников некоторых подмосковных школ. Автор, то есть – Я, заранее просит прощения за, возможно, слишком грубый, с употреблением ненормативной лексики рассказ, но иначе повествование на эту тему покажется неправдивым и фантасмагоричным, а врать я не люблю. К тому же и к сожалению - мат здесь использован как неотъемлемая часть лексикона современной молодёжи. Чего там греха таить, и моего лексикона тоже. А, как известно, из песни слов не выкинешь! А зря! Кстати, бывает и хуже. Это я ещё смягчил. Сильно.
 Примерно половина изложенного является чистой правдой и увидено или услышано автором, остальное является плодом больного воображения автора. Возможно, где-то подростки и выпускники живут и общаются по-другому, а у нас было так. Или почти так. Кому-то части истории могут показаться знакомыми, возможно. Но, напоминаю, что это всё же художественный рассказ и его фактура не может быть использована в суде.
 Надеюсь, что этот рассказик вам понравится, и вы всё-таки дочитаете его до конца.

* - КВНовские шутки, использованные, как неотъемлемая часть моего лексикона.







 


ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

 Наверное, нужно рассказать о героях моего произведения. Я так и сделаю. То есть в вкратце расскажу о каждом из персонажей отдельно. А рассказывать есть что. Хоть и прожили недолго, но зато активно и весело. Хотя, не знаю, может кто-то веселее жил.
 Все события этого «краткого представления» или если хотите «визитной карточки», происходили в том возрасте, в котором у пацанов как раз и начинает становиться характер. То есть в девятом-десятом классах. Итак…
 
Счастливчиков.
Осень. Сентября. 1999 год.
 Виктор Счастливчиков, среднего роста, спортивного телосложения, волосы светлые, стрижка короткая, глаза голубые. Особые приметы: обожает рыбий жир, при звуках флейты теряет волю. Шутка, конечно. Особых примет не имеет.
 Так пишут в специфических картотеках и ориентировках. Но. Но, так как у нас не специфическое и даже не специальное произведение, то мы так его описывать не будем. Ну, не будем и всё. Хоть режьте меня ножами, хоть бейте рыбой по голове.
 Витя приятный парень, с отличным чувством юмора и кучей других талантов. Родился и вырос в семье, в которой отец - номенклатурный работник, в последствии, после известных событий, перешедший в бизнес и мать – инженер Дубненского Машиностроительного Завода. После перехода отца в бизнес денег в семье стало больше. Но эти деньги не испортили ни Виктора, ни его сестру – Галину. Деньги его скорее закалили. Так, как закаляется сталь. В раннем детстве он сам отправил свои юные и неокрепшие ступни в секцию бокса, где помимо боевых навыков он приобрёл ещё и одного из лучших друзей – Колю Парфёнова. Они вместе учились в классе, но общались между собой мало. Теперь стали общаться чаще и плодотворнее. Их дружба закалялась и крепла с каждым днём.
 В их классе собрались люди разные, в основном из благополучных семей, даже очень, но это обстоятельство влияло не на всех. То есть, не все были «гнилыми». Класс их, который значился под литерой «В», являлся самым шабутным и беспокойным в школе и имел репутацию отстающего. Хотя хорошие ученики были и много. Но, квартет пацанов, сдружившихся с первого класса, в составе: Коли Парфёнова, Вити Счастливчикова, Славы Осокина и Юры Колобкова, всеми силами старался, чтобы их класс вошёл в летопись школы именно благодаря их поступкам. Не всегда положительным.
 В ранних классах эти поступки были несерьёзными, поэтому мы их вспоминать не будем, а вот с переходом в девятый класс они начали расправлять неоперившиеся ещё крылья.
 Один из таких поступков они совершили в сентябре девятого класса. В принципе этот поступок мог бы поставить точку на дальнейшей эволюции характеров наших героев (в силу получения судимости за тяжкие телесные), но по странному стечению обстоятельств, как в большинстве случаев в нашей жизни, всё обошлось. А дело было так…
 Надо сказать, что Витя некоторое время в младших классах, терпел подшучивания над своей фамилией. Фамилия, конечно, не совсем обычная, но ведь в детстве мы все смеялись над чем-то не всегда смешным.
 Так вот. Витя и остальные вышли покурить на улицу за угол школы. Там же рядом стояли и выпускники. Один из них, случайно услышал фамилию Вити, ведь «старшеки» не всегда знают фамилии младших, имена-то не всегда знают, и решил приколоться. Он сказал что-то вроде: «Ну и сколько у тебя было счастливчиков?» - видимо, намекая на псевдо гомосексуальную ориентацию Вити. Наверное, это было смешно. Остальные посмеялись. Витя выкинул щелчком сигарету, подошёл к старшим, тягуче сплюнул под ноги и спокойно, с расстановкой запятых и, соблюдая орфографические правила, чётко и раздельно произнёс:
- Пи…ец коту Ваське.
 После чего Витя так же спокойно и интеллигентно сломал нос юмористу хорошо поставленным правым хуком. После удара за спиной Виктора образовался полукруг в составе Осокина, Парфёнова, Колобкова и примкнувшего к ним Сергея Никитина. Товарищи юмориста хотели было ввязаться в драку, но, увидев этот полукруг, передумали. Хотя их и было больше. Больше всех этому факту расстроился Парфенов, у которого в глазах аж забегали чёртики, оравшие: «Ну, дайте повод для драки!». Коля находился в эйфории после чемпионата Подмосковья по боксу, где он и Витя заняли второе и четвёртое места соответственно. Никто жаловаться не стал.
 (Когда об этом инциденте стало известно Витиным родителям мама спросит у Вити историческое «Зачем?». На этот вопрос Витя как-то по-взрослому улыбнётся и ответит: «мама, к сожалению, мы живём в такое время, когда единственным аргументом, который принимают абсолютно все является сила». Отец на это только ухмыльнётся, а мама с сожалением поймёт, что её сын вырос и давно уже всему учится сам.)
 После этого их зауважали. Слушали и общались с ними старшие и раньше, но теперь они их действительно стали уважать. Все. Особенно дамы, которые тоже присутствовали при драке.
 Парфенов, например, долго не мог потом отделаться от воспоминаний о романе с выпускницей, о которой он впоследствии узнал, что она профессиональная проститутка и обслужила чуть ли не полгорода и кучу приезжих. Слава богу, обошлось без венерических заболеваний. Потешно было бы, наверное, получить первый триппер в девятом классе. Да?
 Приколы в школе не всегда добрые и светлые, чаще как раз наоборот. И смешными они кажутся только во время исполнения. Позже они кажутся глупыми и даже иногда жестокими. Вот как раз такой один «прикол» и было решено воплотить в жизнь зимой девятого класса, то есть в двухтысячном году.
 Ребята решили подшутить над Димой Марковым. План был прост до безобразия. Они наливают капитошку, кладут её в портфель Диме (в то время ходили ещё с портфелями, а не с пакетами) и потом с этим портфелем, что-нибудь делают, например, бьют по нему, и тогда вода бы заполнила всё пространство портфеля. Правда, вряд ли бы эта шутка вызвала смех самого Димы. Так вот. План уже был в процессе исполнения.
 В мужском туалете собралась вся четвёрка, жребий заполнять пакет водой выпал Вите. Воду в раковине он налил и с этим пакетом зачем-то отправился в сам туалет, на его лице был отпечаток паники. Он не знал, что делать дальше. Витя причитал:
- Как его завязывать-то?!
 В общем, он с этой хреновиной в руках зачем-то встал над унитазом, к нему подошёл Осокин и стал давать советы различной степени правильности. Коля и Юра всё это время стояли и ржали над ними. Слава обнаружил, что у него, извините, расстёгнута ширинка и стал её застёгивать. Витя, переходя уже на ультразвук, в очередной раз произнёс сакраментальное: «Как его завязывать-то?!?» Парфёнов и Колобков чуть не повалились на пол от хохота. И как раз в тот момент, когда Витя закончил фразу, а Слава застегнул молнию на джинсах, в туалет зашла директриса (надо сказать, что в туалете она появилась не из праздного любопытства. Просто неделю назад в этом туалете застали двух выпускников, которые нагло и цинично курили. Правда, им почти ничего серьёзного не сделали, выпускники всё-таки. Но туалеты, с тех пор, начали проверять).
 Юлия Карловна, естессно, поняла всё по-своему. Витя стоит с пакетом, наполненным жидкостью, а Осокин застёгивает ширинку. Короче, картина маслом: Казаки и немцы. Она подошла поближе и громко сказала:
- Мужики, маму вашу через коромысло, вы даже поссать нормально не можете! – в таких приватных беседах Юлия Карловна не стеснялась в выражениях, за что её все любили и уважали. – Оторвать бы вам всё, что выпирает и сказать, что так и было!
 Именно на этой фразе Витя и выронил капитошку прямо в жерло унитаза. Хохот был слышен даже на первом этаже, а находились они на третьем. Причём смеялась даже Юлия Карловна.
 Короче, через десять минут весь квартет стоял в рядок у директора в кабинете, с трудом сдерживая очередной порыв хохота. Юлия Карловна обвела тяжёлым взглядом наших героев и, поманив к себе Парфёнова пальцем, начала с ним о чём-то шептаться. Дело в том, что Парфёнов встречался с внучкой директрисы и даже пил с ней чай (в смысле с директрисой, не внучкой, с ней-то он как раз чая никогда не пил), а использовать это обстоятельство в данной ситуации было бы как минимум не разумно. Они немного пошептались, Коля сделал распространённое движение: большим пальцем он чиркнул зуб и провёл этим же пальцем по шее. Юлия Карловна тяжело вздохнула и, махнув рукой, выпустила всех четверых на волю.
 По школе, а ведь шёл урок, ещё долго раздавался хохот и крики: «Как его завязывать-то?!»
 С тех пор, если кто-нибудь хотел поддеть Витю, ему нужно было сказать только одну фразу: «Как его завязывать-то?!»

 
 

Осокин – Колобков.
Зима. Февраль. 2000 год.
 Эта парочка сдружилась ещё в детском саду. При всём при этом они были полной противоположностью.
 Осокин – клоун с грустными глазами, так его, наверное, можно охарактеризовать. Над своими шутками, а шутил он постоянно, (не всегда удачно, но всё же!) он сам почти никогда не смеялся, а в то время, когда смеялись остальные, он смотрел на них грустно-грустно. Честно говоря, это амплуа – клоуна, он носил гордо, хоть и ненавидел, но по-другому он не мог. В силу определённых обстоятельств (о них позже). Его редко воспринимали всерьёз, хотя мысли, высказываемые им, были вполне на уровне и даже выше уровня его возраста.
 Колобков же – полная противоположность. Внешность и взгляд имел озорные, а на иронию был почти не способен. Все шутки репетировались и подготавливались дома. Характер нордический. Истинный ариец (в смысле, с малых лет слушает группу «Ария»). Он был сама серьёзность и служил отличным контрастом для раздолбая Осокина. Юра хорошо учился и помогал на контрольных работах различной степени важности не только Осокину, но и Счастливчикову, успехи которого, честно говоря, хромали.
 Они в шутку называли друг друга кодовыми именами. Осокин Колобкова – Юстасом, Колобков Осокина – Алексом. Короче говоря, они не могли не сдружиться.
 На их дружбу очень повлиял один инцидент, произошедший в феврале года с тремя нулями на конце и двойкой в начале.
 Очень часто дискотеки проводились в школах. Вот и в этот день, вернее вечер, дискотека проводилась в школе номер один. Вечерело, шёл лёгкий снежок, перед школой стояло куча народу. Куча курила, пила и ругалась матом. В школу пока не пускали, а на улице прилично подмораживало.
- Чо, где Витаминка? – (Витаминкой называли инспектора по делам несовершеннолетних Екатерину Сергеевну Болотову, которая по долгу службы ходила на все дискотеки) в очередной раз спросил Колобков, выглядывая из-за спины Осокина.
 Они стояли в очереди, мёрзли и прятали в рукавах курток бутылки со спиртным, как говорится – дискотека без водки, вечер на ветер!
- Да хер её знает, на входе, наверное, – в который раз отвечал Осокин.
 Та, о ком они разговаривали, действительно стояла на входе и вместе с организатором принимала деньги за вход. За её спиной стоял молоденький милиционерик, который, судя по виду, ещё сам пару лет назад толкался в таких очередях.
- Пиво не вырони! – шепнул Осокину на ухо Юра.
- Не учи учёного, водку береги, – в свою очередь прошептал Слава.
 Наконец очередь дошла до них. Осокин прошёл невозмутимо (но скрепя сердце), заплатив за вход тридцать рублей, а вот у Колобкова начались проблемы. Водка стала выпадать из рукава куртки. Он стал её поправлять, и за этим занятием его застала Екатерина Сергеевна.
- Чего у тебя там? – показывала она в область печени.
- Да чешется, не мылся давно, – попытался отшутиться и пройти Юра.
- Ну-ка погоди, голубь, давай-ка, посмотрим, что у тебя там чешется. – Сказала она, отводя его в сторону.
 Осокин, наблюдавший эту картину из жерла школы, схватился за голову и прошептал:
- Спалилась Красная армия. – Слава начал судорожно соображать, как выручить друга, вот если бы он был с шашкой, да на боевом коне…
- Да чего? У меня всё нормально! – запричитал Юра.
- Расстегните куртку, молодой человек. – Встрял сержант.
- А я без трусов. – Прошептал Юра, сделав страшные глаза.
- Пошути мне… – пригрозил милиционер, правда, Юра не испугался.
 Юра расстегнул куртку и поднял руки вверх, он молил бога, (своего колобковского) чтобы бутылка, не выпала из рукава. Его ощупали со всех сторон, рукава потрогать, почему-то, не догадались, странные люди! Всё нормально, его пропустили, не забыв при этом взять деньги за вход. Эти минуты показались Юре вечностью. Он перевёл дух и подошёл, шаркая ногами к Осокину.
- Юрец, да ты поседел! – с испуганными глазами, сказал Осокин.
- Не может быть! – всерьёз испугался Юра, потом опомнился и послал Славу далеко-далеко, где живёт Сулийко, где не знают ушастого Кирю.
 Они сняли куртки, оставили их в гардеробе, предварительно рассовав бутылки по карманам джинсов, отправились искать Никитина. Они договаривались встретиться внутри, у него запивка была.
- Ну, где вы шляетесь!? Я вас уже минут десять жду. – Кричал Никитин.
- Таможня берёт добро. – Ответил Слава и они втроём отправились в один очень укромный уголок. В уголке стояла парта, как специально, ей богу. Ребята рассчитали, что примерно за полчаса они выпьют водку и как раз успеют к «медляку», во время которого легче подцепить какую-нибудь барышню.
 На парте чьим-то страдальческим подчерком было написано: «Сниму бабу. Дорого. Тел…» На парте быстро оказалась бутылка водки под названием «Для друзей», за тридцать рублей, три стакана, бутылка «Тархуна» и три бутылки пива на догон.
 Всё это великолепие, за исключением пива, которое решено было оставить на потом, действительно было выпито за сорок минут и троица появилась в зале уже достаточно «в кондиции». Они сразу разбрелись по залу в поисках девушек. Славе дважды в танце отказали, девушки были чуть старше его, Юре пока не отказывали, так как он ещё ни к кому не подходил.
- Чо ты как тюфяк-то? – стукнул его по плечу Осокин. – Глаза боятся, а руки лапают! Смотри, вона кадры какие стоят! Давай, у меня лапша, у тебя вилка! – они отправились к барышням.
 Барышни были по виду ровесницами нашим героям. Они стояли и о чём-то болтали, одна из них в разговоре взмахнула рукой, руку поймал, нежно, Осокин. Слава нежно и галантно поцеловал ручку и проговорил:
- Мдам, целуя ручки, думаю о ножках… – он не боялся показаться смешным, он был пьян и нагл, а таким, как известно – море по чуть пониже пояса.
 На удивление, девушка повелась на такой «заход» и проговорила:
- Ух, какой ты быстрый!
- А чего зря время терять? – Слава решил доиграть партию до верного – Вы привлекательны, я чертовски привлекателен, то есть наоборот, ну ты поняла, так чего нам миндальничать! – он уже шептал ей на ухо, при этом держа её ладонь в своей руке. (Кадрить барышень, он учился у своего брата и у Парфёнова. Правда, у его учителей это получалось лучше. Главным было заболтать девушку, а уж это у Славы, тем более после выпитого, получалось отлично, плюс его чувство юмора. Девушки любят весёлых!)
 Голос подала вторая девушка. Слава опомнился и, не отрывая взгляда от своей новой знакомой, сказал, показывая свободной рукой на Юру:
- Это мой друг. Юрий. Близорукий, то есть фактически – Долгорукий, прошу любить и жаловать. Лучше, конечно, любить.
 Юра стал общаться с подругой. Зазвучала медленная музыка и новоиспечённые пары принялись танцевать. Слава сразу же не стал стесняться и принялся за дело, то есть работать языком и руками, его пассия не возражала, целовалась она как вантус, извините, другого слова я не подберу. От её засосов у Славы в животе началась «революция» от количества выпитого, а пил он как всегда больше своих товарищей. Танцевали они долго, целовались не меньше, после каждого засоса Слава долго вбирал воздух. Медленный танец кончился, начался энергичный. Юру случайно задел какой-то «бык», по виду старше Колобкова. Юра оглянулся, но ничего не успел сказать, так как его схватили за руки и потащили на выход два в дым пьяных «быка», видимо, разбираться (во как! сами задели и сами разбираться). Слава это заметил не сразу, только через минуту, он спросил у своей пассии, куда делся Колобков, она пожала плечами и сказала, что Колобкова увели. Слава бросился на улицу. Дальнейшее происходило для Славы как в тумане. Он не мог потом точно вспомнить, что он делал. Он вышел на улицу, у входа стояли два гаврика и пили пиво из бутылок. У угла школы стояли Колобков и два парня, вдруг один из парней во время фразы Колобкова, ударил того в челюсть. Колобков плюхнулся на задницу и стал мотать головой. Слава, не говоря ни слова и не думая (он всё делал на инстинкте), отобрал бутылку пива у стоявшего рядом гаврика, бутылка была наполовину полной. Всё происходило для Славы как в замедленном просмотре, какого нибудь боевика. До парней было метров десять, один в этот момент наклонялся и заносил руку для удара, второй прикуривал. Он слышал только своё дыхание и бешеный стук сердца. Слава шел, на ходу наклоняя бутылку, пиво медленно выливалось на снег, оставляя за Осокиным полосу жёлтой жидкости. Бутылка опустела за метр от парней. Первый уже почти ударил Колобкова второй раз. Второй, увидев Осокина, выронил сигарету и что-то крикнул. Слава уже подошёл вплотную.
- Убью, сука! – прошипел Осокин и ударил бутылкой по голове того, который наклонился, парень схватился за голову и упал. Второй парень с размаху съездил Славе по лицу, Осокин отшатнулся к дереву, выронил бутылку. В этот момент, когда второй уже почти подошёл к Славе, чтобы добить, а удар у него был мощный, Колобков вскочил с земли и, схватив второго за плечо, повернул к себе и со всей силы саданул его лбом в переносицу. Удар убойный (Когда-то отцы их учили, что если бить, то бить - на убой, чтобы второй раз бить не пришлось). Парень свалился на снег, держась руками за нос. Юра схватил Славу, поддёрнул его за рукав свитера, тот вскочил как игрушечный Ванька-Встанька. Он ещё не до конца отошёл от удара, который, к слову, пришёлся в челюсть.
 В этот момент на улицу из школы высыпали люди и милиционер с Витаминкой. Весть о драке распространилась со скоростью света. Ещё бы, ведь это такое событие! И желающих посмотреть, кто же дерётся, а Славу и Юру знало очень мало народу, (они в последствии молчали, за что им огромное спасибо) оказалось огромное количество.
 По странному стечению обстоятельств, в областной УБНОН (Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков) поступила агентурная информация, что именно в этой школе и именно сегодня будут находиться два распространителя героина, с товаром «на кармане». Смешно было бы, если бы распространителями оказались те двое, которые сейчас мотались по снегу с травмами разной степени тяжести. Да, было бы смешно. Может, ребят наградили бы даже – за помощь в поимке. Но это утопия. За Поступки не награждают. Только если посмертно. И по опять же странному стечению обстоятельств, ПАЗик с ОМОНом въехал во двор школы именно тогда, когда Юра орал, толкая Осокина к забору:
- Валим, Алекс! – ребята бросились удирать, перелезая через невысокий забор.
 Догонять их не стали. История умалчивает, нашли ли милиционеры своих клиентов или не нашли. Будем надеяться, что нашли, иначе, зачем всё это? А для профилактики всех, кто был на улице, включая и Витаминку и её щуплого помощника положили мордами в землю. Среди этих счастливчиков оказался и Никитин, который успел убрать руки за голову и проговорить только:
- Ни х…я себе на дискотеку сходил! – после чего Сергей получил не сильный удар под дых от омоновца и упал на снег. Никитин, кстати, собирался стать милиционером после окончания школы…
- Б…дь, чтобы я ещё раз в эту школу!.. Ни ногой больше! – отдышавшись после пробежки, сказал Осокин.
 Они сидели в подъезде ближайшего дома, так как куртки остались в школе, идти им было холодно, а возвращаться – стрёмно. Они отдышались, закурили и стали осматривать друг друга в свете зажигалок. Повреждения были терпимыми: у Колобкова болела челюсть, а у Осокина была разворочена губа и болела щека. Подозрения на перелом позднее не оправдались. Ещё дней пять ему будет трудно разговаривать. Ребята долго смеялись и вспоминали то, что с ними сегодня произошло.
- И волю обрящет пленённый народ! – сказал, глядя в окно и улыбаясь, Осокин.
- Смешного мало, – грустно подвёл итог Колобков.
- Ни чо, начальник, мне вышак не ломится! (цитата из фильма «Место встречи изменить нельзя») Я живым не дамся – по-жульмански ощерился Осокин, Колобков заржал.
- Вы чо ржёте? – послышался голос снизу.
 Ребята напряглись. Но напрасно, потому что по лестнице поднимался Никитин с куртками в руках.
- Б…дь. Серёга, напугал.
Ребята надели свои куртки и почувствовали, что согреваются.
- А фаф? – спросил Осокин. Губа распухла, и слова получались смешными. Колобков заржал, хоть и у него болела челюсть, но, похоже, перелома не было.
- Шарф потерял. Вы чо ржёте? Я х…ю с вашего театру! – удивился Никитин.
- А чо, плакать что ли? – удивился в свою очередь Колобков. Действительно, не плакать ведь! – Жалко пиво забыли!
- Да взял я! – Никитин извлёк из-под своей куртки три бутылки пива.
- Ой, квасавец! – шепелявил Осокин, чем вызвал новый взрыв смеха у Колобкова.
- Чо ржёте-то, придурки? Там такое началось! Красная армия Берлин взяла!
- Серёга, ты можешь уйти, за группу больше дают! – напомнил ему Колобков.
- Я в курсе… – грустно ответил Никитин.
- Ну, а чо тода? – подал голос, посерьёзневший Осокин. – Мы сдаваться не пойдём, щас пиво допьем и по домам, а там «делов не знаем». Их не пляшут. Пусть ищут! Да? Юстас?
- Угу. Мы явку писать не будем. Чистосердечное признание облегчает совесть, но увеличивает срок. И вообще, мне бы кожаный наряд, да плёточку заветную и тогда встречать меня я вам не советую! – продекламировал Колобков.
- Да ладно, чо вы взъелись-то? Я это так… – напрягся Никитин.
- Да мы тоже пошутили, – подбодрил его Колобков. – Чего не скажешь в шутейном разговоре. А за куртки и пиво – спасибо.
- С тобой можно в разведку ходить! – сказал Осокин, а сам пожалел, что не взял телефончик у барышни…
 Может быть их и искали. Но, всё равно не нашли. Они, во всяком, случае об этом не знали. И, наверное, никогда не узнают…
 



Парфёнов
Весна. Май. 2001 год.
 Коля Парфёнов. Высокий брюнет, если хотите Киану Ривз Дубненского разлива. Коля родился и вырос в Томске, но перед самым своим первым сентябрём переехал вместе с отцом и матерью в Дубну. В Дубне его в срочном порядке, а до сентября оставалась неделя, определили в школу номер 3, где он успешно и учился. О Коле можно сказать много, но одним из его достоинств было здоровье. Настоящее Сибирское. Надо сказать, что он болел всего один раз и то в раннем детстве. В двадцати-тридцати градусный мороз он ходил в магазин, расположенный напротив его дома, в майке, спортивных штанах и шлёпанцах. Эта его закалка сильно облегчала задачу покупки, вернее, не покупки зимней одежды. Шутка конечно. Вообще, он был по натуре лидером, причём не тупым «быком», таких он как раз не уважал, он ещё и думать умел. Так вот. Лидером класса он стал с первого класса, извините за каламбур, но так и было. Честно. В нём был стержень. На него можно было положиться. У него всегда всё получалось. Многие хотели быть на него похожими. На таких как он хочется быть похожим.

***
 «Удар. Рывок. Уклон. Вправо. Влево. Блок. Дыхание. Держать дыхание. Не вестись! Главное не вестись! Правая. Левая. Корпус. Резче. Ещё резче! Б…дь, уступаю! Хук. Бить левой. Только левой! Левую он не ждёт. Дыхание. Сбивай ритм. Не ведись. Сука!» – эти мысли пронеслись у Парфёнова в голове в последние, вернее, крайние, тридцать секунд боя. Последнюю мысль он уже додумал, оказавшись на полу ринга. Вокруг него бегали: тренер, ребята с секции, противник стоял и ухмылялся.
- Коля! Коля, ёб твою мать! Ты такими ритмами будешь баб на сеновал затаскивать! А на ринге тебя убьют, как черепаху бульдозером! – орал тренер. – Ну, что с тобой? Коля?
 Парфёнов дрался с парнем старше себя и проиграл. Было обидно. Причём обидно то, что он хоть и младше соперника, но до этого боя на спаррингах он его всё время делал. Всё время. Кроме сегодняшнего дня. Коля помотал головой, снял шлем с помощью тренера и улыбнулся из последних сил, а выдохся он прилично:
- Бывает. Не смог.
- «Не смог», – передразнил его тренер. – Нет такого слова, есть «не возбуждает», а то «не смог». Коля, до соревнований два месяца, а тебя как фраера из подворотни делают! Да! Он старше тебя! Но ты – лучше! – тренера не стесняло то, что спарринг партнёр Коли стоял рядом и хмурился. – Соберись! Что с тобой?
- Валерий Иванович, я с вами поговорить хотел, – Коля, наконец, поднялся на ноги и отвёл тренера в угол. – Я решил. Я с секции ухожу.
 Это решение он принимал долго и болезненно, всё-таки, как ни как со второго класса ходит, почти девять лет, с вычетами.
 Тренер насупился, пожевал нижнюю губу:
- Ты об этом думал, сейчас на ринге?
- Нет, но…
- Без «но», ты кому служишь?!
- Не понял… – оторопел Парфёнов
- Быстро, кому служишь?
- Служу отечеству! – рявкнул Коля.
- Сатане ты служишь! Хаосу и беспорядку! – рявкнул тренер и продолжил тише: – Ты не меня, ты всех своих товарищей подводишь. Кого я выставлю? До России два месяца, а у меня в вашей категории, нормальных бойцов, два с половиной калеки.
- Витя может…
- Витя-то может! А кто ещё. Ты же золото можешь взять!
- Я уже решил. – Упёрся Парфёнов рогом (или чего там у него есть).
 Тренер вздохнул, стал успокаиваться и решил применить самый банальный и примитивный приём, должно было сработать. На молодых всегда срабатывает.
- Боишься, не сдюжишь?
 Коля дёрнулся. Он, конечно, разгадал финт тренера, но решил ответить вопросом на вопрос:
- А если и так?
- Не верю! – повёлся уже тренер.
- И правильно делаете. Я просто всё взвесил и решил. Всё. У меня учёба. Одиннадцатый класс впереди. Поступать надо.
- Чо, отупеть боишься? – всё ещё не оставлял надежду взять «на слабо» тренер.
- Ну, не поумнеть, точно.
Тренер успокоился окончательно и сказал грустно:
- Ты, Николай, горячку-то не пори, до следующей тренировки три дня. Покумекай. Может, всё-таки сдюжишь? – тренер развернулся и ушёл.
 Коля побрёл в раздевалку, сел на лавочку, вокруг сновали ребята, а он себя чувствовал как в вакууме и Витька нету, как на зло! Он сегодня прогуливал, так как с Осокиным и Колобковым готовили пьянку на крыше осокинского дома. А это дело серьёзное. Колю что-то тревожило и он, наконец, понял что. Это словечко тренера: «Сдюжишь». Он окунулся в воспоминания.
… Было это пару лет назад, ещё совсем сопливые пацаны перепились на дне рождении Колобкова. На день рождение наложилась ещё и уборочная страда. Перед тем, как пить, все ребята у себя на огородах выкапывали картошку. Водку пили почти в первый раз. Коля вернулся домой, что называется «на бровях». Хотя выпили-то, чуть. Дома был только отец, мать с младшей сестрой тусовались где-то у подруги. Отец повёл носом, хотя и так всё было понятно – сын шатался и тупо лыбился. Отец взял его за локоть, отвёл на кухню, усадил за стол. Затем Парфёнов-старший достал из шкафа бутылку самогона, налил половину гранёного стакана:
- Пей, – пододвинул он стакан сыну.
- Бать, ты чего? – удивился пьяный Парфёнов-сын.
- Пей! – построжал отец и положив на стол пачку сигарет, добавил: – И кури.
- Не-е…
- Пей и кури! – жёстко повторил отец, прикурив сигарету и протянув её сыну.
- Да без запивки как-то… – отнекивался заплетающимся языком Коля.
- Если пьёшь, пей как мужик.
 Коля выдохнул и выпил, долго хватал ртом воздух, покурил.
Отец снова налил стакан и снова протянул сыну.
- Пей, – гоняя желваки, сказал отец.
 Коля выпил. Ещё и ещё. Его рвало потом где-то с час. Спал он глубоко и без снов.
 С самого раннего утра Парфёнов-старший звонил куда-то, потом на два часа куда-то съездил, потом, вернувшись, разбудил сына, заставил его одеться и повёл на автобусную остановку. Кто никогда не просыпался с похмелья, тот не поймёт, как Коле было хреново. Они сели в автобус, который шёл до одной деревеньки, которая лежала на границе Московской и Тверской областей.
 В деревеньке было картофельное поле и склад. Они подошли к складу, всё это время шли молча. У склада стоял грузовик, а, облокотившись на забор, стоял и курил старый знакомый отца, ещё с Томска – Игорь Орлов.
- Здорова, дядя Игорь! – поприветствовал его похмельный Парфёнов-сын.
- Здоровей видали… – ответил тот.
- Ну что, готов? – спросил отец у сына.
- К чему?
- К трудотерапии. – Он повернул сына к складу. – Короче, расклад такой: две кучи мешков. По тридцать штук. Один грузовик. Таскаем, кто быстрее. Кто победил, тот и заказывает музыку, вкуриваешь?
 Коле показалось, что он спит и у него пьяные галлюцинации. Такие зверства с похмелья! Мешки с картошкой и так-то таскать не рахат-лукум кушать, а с похмелья! Караул! Но виду он не показал.
- Вкуриваю, – ответил он, облизав пересохшие губы. Игорь улыбнулся. К слову сказать, эти кучи они вдвоём растаскали минут сорок назад. Ну, это так, к слову.
 Парфёнов-старший снял спортивную куртку и остался в тельняшке, посмотрел на часы:
- Сдюжишь? До заката?
 Коля решил бравировать, кстати, похмелье обостряет чувство юмора:
- Если свет раньше не отключат.
- Добрэ, – отозвался Игорь.
- Добрэ,– кивнул отец. – Погнали городские в сторону деревни!
 Парфёнов-старший таскал мешки, как что-то очень лёгкое и приятное, мурлыкая себе под нос:
Не кочегары мы, не плотники,
Но сожалений горьких нет!
Мы на картошке все работаем!
И из полей вам шлём привет!!!
 
 Коля таскал, пыхтел, сопел, но не жаловался. Кстати это маленький подвиг с его стороны, такой труд, после такого перепою! На втором десятке он тоже начал напевать себе под нос:
Ни секунды без драки,
Верим в жизни и смерть!
В глаза твоей собаки,
Нам не страшно… Да, б…дь!

Мешок выскользнул из рук и отдавил ногу, но Коля продолжил:

Сегодня победа, пойми и прости!
Нам ничего не осталось,
 Но есть, что донести!
Э-э-э-эй, рождённый в СССР!
Э-э-э-эй, рождённый в СССР!
 Мешки они растаскали за полтора часа, причём закончили одновременно.
Пока Коля отпивался берёзовым соком, заботливо принесённым Лидой Орловой, женой Игоря, сам Игорь и Парфёнов-старший отошли и закурили. Разговор начал Парфёнов:
- Ну, как?
- Волчонок… – ответил Игорь.
- Волчонок?
- Да, волчонок. Уже не щенок, но и не волчара. Пока.
- Возраст.
- Возраст, – согласился Игорь. – Ты поговори с ним, не затягивай. Мужик растет, бей тревогу, зови пожарных. Накосорезит подвигов-то, лаптем не расхлебать будет.
- Ничего, на крайняк ссаными трусами отмахаемся, – друзья засмеялись.
Парфёнов развернулся, но Игорь его придержал и на ухо спросил:
- Андрюха, чо с мешками-то делать? До отгрузки три дня, а машина завтра нужна.
 Парфёнов почесал затылок. Достал из кошелька три сотенных купюры и протянул Игорю:
- Мужикам гонорар.
- Добрэ, хотя они и за половину бы всё перетаскали.
 Они с сыном долго сидели в поле и разговаривали, как говорится «за жизнь».
Наконец отец подошёл к главному:
- Ты, конечно, молодец. Но помни, меня отец, твой дед, примерно в твоём же возрасте поставил деревья валить, он лесником был некоторое время и, участок надо было освободить. Вот мы натурально, как зэки. И…
- Понял.
- Чо ты понял? – передразнил его отец.
- Всё понял и зачем этот цирк с мешками и… всё.
- Ну, вот и молодец. Ты пойми, сын, пить – не хорошо. Не пить – ещё хуже. Так уж у нас в стране заведено. Знаешь, сколько моих корешей спилось? Начинали в твоём возрасте! Я, конечно, тоже не пример для подражания, но всё же. Я не хочу тебе такой судьбы, как у многих моих друзей. Из класса, из пацанов, только мы с Гариком да ещё пару человек на ноги встали. А парней было двадцать. Вкуриваешь? Двадцать! Вот и молодец. А я не хочу, чтобы через двадцать лет, мне сказали: «Вчерась сына твоего видел. Нормальный парень – алкоголик, три судимости. Десять рублей спрашивал на поправку здоровья. Не дал. Он же твой сын!» Не хочу! Молчи. Пить надо с умом и начинать надо вовремя, так же как и кончать, тьфу – заканчивать. Ты пить-то пей, но не увлекайся. Хочешь пить – пей дома, я, если что, компанию составлю. Зачем? А на бубне буду играть – вы ж не умеете. Помни, не за то отец сына бил, что в карты играл, а за то, что отыгрывался или как-то так. Короче, ты меня понял?
- Понял, – улыбнулся сын.
Они немного помолчали.
- А вообще-то, по-хорошему если, то по е…альнику тебе пару раз съездить надо было бы. Но не буду.
 Только на остановке Коля спросил о том, что мучило его всё время пока они сюда шли:
- Бать, я так и не понял, а на хрена вы деревья-то валили?
- В мемуарах прочтёшь, – ответил отец, залезая в автобус.
 Пить Коля не перестал, хотя он отца, что называется «услышал», но делал это теперь, можно сказать с умом, если, конечно, вообще можно пить с умом…
 Коля выплыл из воспоминаний, как из холодной воды Волги-матушки. Оказалось, что он до сих пор сидит на лавочке, в перчатках, а вокруг никого нет. Коля снял перчатки и открыл дверцу своего шкафчика. На дверце внутри был приклеен лист бумаги с надписью:

 Здесь был Миша. Обидели. Уехал.
 Тайсон.
 Этот лист ему достался от старших боксёров, но снимать он его не стал, этот плакат его искренне веселил. Коля бросил мокрую майку в нутро шкафа, достал цепочку, разглядел её, будто считал звенья, надел и отправился в душ. В душе, под напором тёплой воды всё тело заболело. Но эта боль его скорее взбодрила, нежели успокоила.
- Там же бабы будут! – вдруг вслух вскрикнул он.
 В темпе вальса он вылез из душа, одел чистую чёрную футболку, спортивный костюм, побросал все вещи в сумку и вышел из раздевалки. Так как до «стрелы» у него было ещё сорок минут, он решил поесть мороженого, хотя говорят, что мороженое перед употреблением спиртного есть категорически запрещено. Съев мороженое, он почувствовал новый прилив сил и ещё бодрее зашагал к месту назначения.
 А на крыше уже всё было почти готово. На импровизированном столе из двух коробок лежала скатерть, стояли бутылки: одна водки и три вина плюс немудрёная закусь. Осокин суетился, расставляя стаканчики, один (зараза такая) всё время падал под напором ветра. В который раз выматерившись Слава поставил стакан, а на дно бросил маленький камешек, проговорив:
 - Юстасу достанется.
 Так и вышло.
 Постепенно крыша заполнялась народом. Пришли: Витя, Наташа Бубенцова, Света Ресничкина, Юра Колобков и подтянулся Коля. Две барышни были не знакомыми, они как-то робко подошли к компании и робко так поздоровались (кстати, совсем скоро они не будут такими робкими). Праздник начался банально – с тостов. Ребята хором прокричали тост «за дам!» (кто-то добавил шёпотом «И за, не дам! Тоже!»), выпили с локтей и принялись угощать девушек разной закуской. Под настроение да под алкоголь и спеть не грех. Гитару, которую принёс Счастливчиков, взял Парфёнов (это один из его талантов – он обалденно поёт) начал с традиционных романсов, потом перешёл на весёлые дворовые песни, а потом и к песням любимых рок-групп, к этому его сподвиг Осокин фразой:
- Колян, давай, что-нибудь, чтоб душа так развернулась, а потом опять свернулась! (фраза из к/ф. «Свадьба в Малиновке») – при этом он руками показывал, как душа должна развернуться, а потом свернуться.
 Сказано – сделано. Песенка простенькая, давайте, почитаем. А чо? Вы ж никуда не торопитесь!
 Парфёнов заиграл и запел:
Собираю марки, от чужих конвертов.
Отпускаю мысли, так легко по ветру!
Улетает время – тяжелей, но дольше!
Я тебя не встречу, не увижу больше!


Не со мно-о-ой ты,
Не со мно-о-ой ты,
Не со мно-о-ой ты,
Не со мной.
 
 Люди в это время снова собирались в пары, которые распались мгновением ранее из-за срочной надобности, ребятам выпить, а дамам, гм, как сказать-то? Ладно, рубану правду матку – сходить до ветру. Наверное, на чердаке был потоп.
 Стали танцевать медленно и интимно. Витя с Наташей, Юра со Светой, а Осокин с одной из незнакомок (хотя они и не незнакомки вовсе были. Они были подругами, правда дальними, Светы), вторая стала вытанцовывать перед Парфёновым, который сидел и играл, замысловатые и оч-чень эротические движения, походящие иногда на брачный танец какого-нибудь представителя фауны.
Разливал в стаканы я Кинзмараули,
И чужие руки резали сунгули!
Пела она песни, плохие да фальшиво,
В голове стучалось – без тебя паршиво!

Не со мно-о-ой ты,
Не со мно-о-ой ты,
Не со мно-о-ой ты,
Не со мной.
 У Вити и Наташи уже начались обжимания, у Юры и Светы они не могли начаться по определению, так как она недавно вышла замуж, а ещё раньше, осенью, родила двойню. И мужа она любила, ну или типа того. А танцевала с Колобковым, просто для того, чтобы чем-то заняться. А Слава склонял к интиму первую незнакомку, правда, не совсем удачно.
 
Не могу привыкнуть, к глупости и фальши,
Ты была так близко, а теперь всё дальше!
Ты вчера ходила на «Агату Кристи»,
Я пинал по скверу золотые листья!

 Тут Коля сам не выдержал под напором симпатичной незнакомки и припев он уже допевал, выделывая с ней та-акие кренделя, что даже Витя с Наташей отдыхали. Короче праздник на крыше вспыхнул с новой силой. Потом сгоняли ещё за догоном, потом ещё попели и потанцевали. Потом Коля не помнил, как они оказались в пустующей квартире Осокина (куда делись родители Осокина и его сестра, Парфёнов не знал), а сам Коля оказался на полу со своей незнакомкой в комнате Славы, а остальные, похоже, сидели в кухне. Девушка оказалась не из робких и первой полезла Коле в спортивные штаны, так что Коля, можно сказать – оборонялся. Он, честно говоря, так и не понял, кто же кого трахнул – он её или она его?
 На утро они все собрались на кухне и долго ржали, вспоминая вчерашнее, про школу все начисто забыли (кроме незнакомок, они забыли про университет).
 Этой ночью Коля решил не уходить с секции, по крайней мере, до Чемпионата России, на который, они с Витей съездили в августе. Правда, даже в тройке не оказались. Хоть и старались изо всех сил. Но соперники просто реально были сильнее…
 
 
 ЧАСТЬ 1

ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ВЫПУСКНИКОВ

Глава 1

Миновали случайные дни
И равнодушные ночи,
И, однако, памятно мне
То, что хочу рассказать вам,
То, что случилось во сне…
 (А. Блок)

Осень. Сентябрь. 2001 год.
 Первый учебный день сентября. Обычная подмосковная школа с обычным номером 3. К первому уроку стекаются ученики. В этой школе было три 11-х класса: гуманитарный, физмат, и тот о котором пойдёт речь, то есть самый лучший класс в ЕВРОПЕ.
 На входе в школу висит объявление:

Дорогие учащиеся, выпускники и первоклассники, администрация нашей школы поздравляет вас с началом нового учебного года, желает успехов в учёбе и спортивных мероприятиях.
 Администрация.

 Осокин остановился у входа, читая объявление, Колобков хотел пройти внутрь, не читая.
- Тебе чо, не интересно? – остановил его Слава.
- Чо там интересного? – махнул рукой Юра.
- Как чего? Тебя администрация поздравляет! Ад-ми-ни-ст-ра-ци-я! – поднял Слава указательный палец вверх. – Ценить должен, а не руками махать. Бардак в стране.
- Да пошли они! Домой хочу, спать.
- В морге высписся. Я, между прочим, тоже много чего хочу. Пива, например. Ещё. А всё же объявы, написанные от лица вышестоящего начальства, читаю.
- Вот и читай, а ко мне не лезь.
- Ну, как хочешь… – они прошли в школу и продолжили разговор в вестибюле.
 Первым уроком в классе «B», значилась физика. Ученики, заняв свои места за пять минут до звонка, начали делиться информацией о проведённом отдыхе. Так как, в основном, многие ребята проводили лето в обществе друзей, а не одноклассников, хотя это касается не всех.
 Слышались в основном фразы типа: «…да мы по три литра на рыло, а потом пивком…»; «…да он больше трёх раз за ночь не может…»; «…ты бы видел какие у неё буфера…»; «…нет, я Маринину не читаю, я предпочитаю лёгкую литературу, типа Стивена Кинга…»
 В класс вошёл учитель физики Кадловский Николай Александрович, а за ним вошла классная (ну такая классная) руководительница и потрясающе симпатичная девушка. У всех (ну, почти у всех) самцов потекли слюни, сопли и кое-что ещё, шутка.
- Знакомьтесь это Лиза Болдина, новая ученица… – представила девушку руководитель.
- Решено, дадим ей кличку ЗВЕЗДА! – прошептал соседу Коля Парфёнов.
- Почему? – спросил его сосед Лёва Покрышкин.
 Коля посмотрел на него как на идиота, хотел что-то сказать, но не успел, так как девушку усадили прямо за ним. Коля решил действовать.
- Лизонька, вы знаете на чьём уроке, вы имеете счастье находиться? – спросил он с улыбкой.
- Нет, – равнодушно ответила она.
- Это необычный учитель, на уроке он сам строит гипотезы, и сам же их опровергает к концу урока, полный псих! – закончил он.
 Лиза не успела ничего ответить, так как Кадловский крикнул: «начинаем урок, всем встать!»
 С первых минут на двух последних партах первого ряда началась ожесточённая игра в «Козла», в ней участвовали Зураб Джубадзе, гость из солнечной Грузии, Витя Счастливчиков, Слава Осокин и Юра Колобков.
 Кадловский задал выучивать какую-то теорему, а сам пошёл по классу, как говорил Леонид Филатов: «выискивать думающих инако». Завидев квартет картёжников, он тихой походкой подкрался к последним партам и со всей силы ударил по крышке парты указкой. «Твою мать» – заорал Витя; «Запоминай карты» – прошептал Юра, «Э, зачэм так стучат, вах!» – возмутился горец Джубадзе. Весь класс, естессно, повернулся на крики.
«Ах, вы му…» и т. д. – заорал противным голосом физик. Физик кстати чем-то напоминал известного олигарха, живущего сейчас в Лондоне.
 «Отличное начало дня, недели, года…» – думал Осокин, пытаясь, скрыть от физика запах выпитого перед уроком пива.
 После урока Маша Щепкина, активистка (в самом плохом смысле этого слова) собрала прогрессивную часть класса и предложила обмыть после уроков начало учебного года в парке, а уж потом… Закончить она не успела, так как её перебил другой активист Парфёнов:
- А потом в «Патрик»! – крикнул он, не сводя взгляда с Лизы. Кстати, название «Патрик», вернее «Патриот» автор взял из головы. А почему нет?
 Все согласились и отправились курить.
- Юстас, со мной за пивком сгоняешь? – спросил Осокин у Колобкова.
- Ты же все бабки перед уроком пропил! – ответил Колобков.
- А у меня заначка есть! – ответил, уже в коридоре Осокин.
До магазина от школы, было, минут пять ходу.
- Вот с Осокиным всегда так, вроде денег нет, а потом р-раз и есть… – не унимался Колобков.
- Ладно, открою тебе ма-аленький секрет. У меня в подвале своё тайное от налоговых органов производство: по ночам спички кухонным ножом выпиливаю и серу клеем ПВА насаживаю, потом иностранным шпиёнам продаю за валюту, как новейшее стратегическое оружие, мафгум? – Осокин на ходу повернулся к Юре и подмигнул. ( Мафгум – в переводе с арабского – понятно? Слава вообще любил вставить в разговор, какие-нибудь умные слова, типа этого, или на латыни вдруг заговорит, с ним такое бывает)
 В магазине была очередь, Осокин стоял вторым у кассы. Колобков остался на улице, будет он ещё с этим алкашом показываться на людях! За Славой стояла девушка, года на два его младше, он купил две бутылки пива «Клинского светлого», хотел было уйти, но не удержался и с улыбкой чеширского кота (как у Касьянова), спросил у девушки:
- Девушка, а у вас молодой человек есть?
Девушка, видимо, почуяв близость романа, тоже улыбнулась и ответила:
- Нет!
- И не будет! – сказал Осокин и с чувством исполненного долга отправился на улицу. Проходя, он увидел улыбку какого-то мужика. В след ему нёсся крик девушки: «Уро-о-од!!!»
- Чего там за шум? – спросил Юра, открывая бутылку.
- Знаешь, Юстас, как говорил мне один мой знакомый: девушки, когда ты пытаешься познакомиться с ними на улице, делятся на три категории. На вопрос: девушка можно вас на минутку? Есть три ответа:
- Я на улицах не знакомлюсь!
- А зачем зря время терять? У меня дома никого нет!
- Сорок баксов!!!
Колобков отхлебнул из бутылки и спросил:
- Это ты к чему?
- Просто мне второй вариант ещё никогда не попадался… – Осокин печально вздохнул и отхлебнул пиво, Колобков заржал.
 Во дворе школы курили старшеклассники и не старшеклассники. За углом школы спорили Парфёнов и Никитин. Парфёнов твердил:
- Да, я, её за день разведу! – сказал, и посмотрел в сторону, где Лиза курила вместе с другими девчонками.
- Да не судьба! – говорил Никитин
- Спорим! – протянул руку Парфёнов.
- На ящик пива! Нет, на два.
- Идёт, готовь бабки! – азарт и адреналин ударили в голову Парфёнову.
- Одно условие – сегодня в парке.
- Легко! – они хлопнули по рукам.
 В это время к ним подошёл Витя Счастливчиков, он начала разговора не слышал, закурив сигарету, он спросил:
- О чём базар?
- Да, наш Казанова хочет новенькую звезду склеить, – ответил Никитин.
- Дык, её кто угодно склеит, чо не видно?
- А как его завязывать-то? – огрызнулся Парфёнов. – Серега, уговор в силе! – Парфёнов развернулся на каблуках и ушёл в школу.
 Никитин уже проигрывал в голове комбинацию раскулачивания слишком уверенного в себе самца. Подошли Осокин и Колобков. Никитин улыбнулся и сказал Славе:
- Ну, чего, Славик, участвуешь?
- Участвую, – быстро ответил Слава, немного подумал: – А в чём?
- Да, думаю, ты Лизоньку склеить не сможешь!
 Слава опустил солнцезащитные очки со лба на нос и посмотрел на Сергея. Будучи немного подвыпившим, Осокин разозлился:
- Это я не смогу? Да ты чего, Серёжа, список потерял, кого бояться, что ли?! – Слава считал себя неписанным красавцем, как показала практика – напрасно.
- Спорим, – Никитин протянул руку и добавил: – На два ящика пива.
- Идёт. – Осокин пожал руку. – Сегодня в парке, я её леко… – и гордо удалился.
Витя почесал затылок и спросил:
- А чего это было-то?
Серёжа глубоко затянулся сигаретой и улыбнулся.

Глава 2
 На урок физкультуры половина класса, естессно, пришла без формы, и даже без какого либо намёка на неё, родимую.
 Физрук с фамилией Апарышев, как всегда на всех наорал, но этого, как всегда, никто не заметил.
- Никитин, у тебя форма с собой есть? – орал, сверкая плешкой, физрук.
- Никак нет! Василь Захрч! – рявкнул Никитин.
- Почему? – задал самый умный вопрос, на который был способен, физрук.
- Потому, что не взял! – бодро крикнул Никитин и отвернувшись отправился в сторону курилки.
- Пять кругов или два ставлю! – надрывался «плешивый».
- Да пшёл ты! – крикнул идущий с Никитиным Толстый (это фамилия, кстати, очень выразительная, как говорится Nomen est omen, то есть – имя говорит само за себя.) Собственно этой фразой заканчиваются 50 или больше, кто ж считает, процентов всех разговоров учеников, особенно Толстого, с любимым физруком.
 Четверо картёжников отправились в тенёк доигрывать «Козла», а, те, кому посчастливилось в этот солнечный и тёплый день взять форму, начали бег с прерываниями на перекур. Они, конечно, своё отбегают сейчас, а нарушителям режима придётся бегать, видимо, ближе к зиме. А на лыжах ближе к маю. Так всегда бывает. По крайней мере у нас.
 Урок английского языка встретил класс новенькой, симпатишной и молоденькой учительницей. Старая англичанка слегла с неврозом. Шутка. Просто ушла.
- Меня зовут, Томина Лариса Ивановна. Так как я вас не знаю, давайте знакомиться. Вы будете вставать и представляться… – пока ещё мирным и дружелюбным голосом сообщила учительница. «Старая» тоже таким тоном начинала разговаривать. Глупенькая.
 Класс начал методично вставать и представляться. Пока очередь не дошла до картёжников, всё шло нормально. Картёжники никакого внимания не обращали на происходящее в классе. Учительница их окликнула и показывая на Витю спросила:
- Молодой человек, как ваша фамилия?
Витя откашлялся, встал и произнёс:
- Петя Камушкин.
Класс никак не отреагировал.
- Камушкин, Камушкин, – она упорно штудировала журнал. – Что-то нет вас в журнале.
- Его только сегодня перевели, записать не успели! – нашёлся Юра.
Витя с частотой отбойного молотка закивал головой, типа: «Я, я, зер гут».
- А, вас молодой человек как зовут? – сказала она, глядя на Осокина.
- Зови меня просто – Валерьич! – вальяжно развалившись на стуле, при этом, засветив карты, ответил Слава.
- Лариса Ивановна, – не дав ей опомниться от хамства, начал Витя, – давайте проверим мои знания. Давайте я вам чего-нибудь на английском расскажу, плиз.
- Ну, если хотите, Пётр… – благосклонно разрешила Лариса.
Витя снова встал, поправил свитер и произнёс на одном дыхании:
Ай, лив ин Раша!
Москов, из зе кэпитал оф Раша!
Дубна, из зе бест Сити ин зе ворлд.
(грамматика соблюдена)

Лариса, расширив зрачки до размера шарика для пинг-понга, спросила:
- Это где же вас, Пётр, такому научили?
- Меня так папа учил, родину любить! – гордо ответил Витя.
- Он ещё забыл добавить «Их бин маус!» – вставил свою любимую фразу Слава. – А я, между прочим, тоже «Вэ-Вэ», как Владимир Владимирович.
 На предпоследней парте мирно похрапывал Толстый, девчонки сидящие перед ним, тихо и не торопясь, рисовали на его лысине красным маркером звезду Давида. Дело в том, что Толстый, у них был знатным скинхедом, кстати, звезду он заметит только через два дня. Смеяться он почти не будет.
 В конце урока к Ларисе Ивановне подошёл Джубадзе.
- Ларыса Ивановна, – с улыбкой начал горец. – Я хотэл бы позаныматся с вамы англыйским. С погружэныем.
Она подумала: «ты бы сначала русский выучил».
 В курилке, как всегда, травились байки. Вокруг Парфёнова скопились в основном молодые школьники – класс восьмой-девятый-десятый, по большей части это были девушки, он вообще был любимчиком женского пола, не зависимо от возраста. Парфёнова любили все, от мало до велико, в нём что-то такое было, не только во внешности, а внешность у него была примечательная – высокий, мускулистый, жгучий брюнет – от него вообще исходила такая аура, флюиды всеобщей душевности и радости. На конкурсе самых душевных людей планеты он занял бы почётное второе место, после Адольфа Гитлера. Шутка. Про Гитлера, остальное правда.
- Короче, мы на Волге отдыхали, ну пивос там то сё, бараньи яйца, видим, на середине реки чертяка какой-то в лодке резиновой сидит, – затягиваясь сигаретой и жестикулируя, рассказывал Парфёнов, – а слева, да, слева, плывёт сначала моторка, а за ней баржа дрейфует. Ну, вот этот демон, что на моторке, может рыбнадзор какой, хер его знает, к этому, что на лодке, подплывает и чего-то ему втирает, тот – ноль эмоций. Этот, что на моторке, в него чем-то метнул, тот, типа «чего такое?», а чувак на моторке ему показывает, мол, баржа щас расплющит, как лягушку по асфальту и заведя мотор уплывает. Мы смотрим, этот, извиняюсь, бездельник с буквы «П», руками, подчёркиваю, руками, гребёт, как Муму от Титаника, только язык не высовывал, от баржи, у него ни вёсел, ну ни х…я нету, даже удочки нет, чего он там делал? На середине Волги – тайна великая. В общем, со слезами выгреб из зоны поражения. К берегу подплыл, закурил, ну ясен бубен, очко-то взыграло. Это ещё не всё. К нему опять этот на моторке подплывает, мы разглядели, он в форме зелёной был, и значит, ему заявляет, цитирую: «Тебе, говорит, му…ло, только бачком сливным с моторчиком управлять, краб мазутный! Рожают дебилов, а народ мучается, усыплять таких надо, при зачатии».
 Закончив рассказ и выслушав много комплиментов от стоящих рядом девушек, Коля посмотрел на стоящих недалеко курильщиц, те стояли и сплетничали. Кстати, какая разница между сплетнями и делением информацией? Многие женщины говорят и считают, что мужики, когда собираются, сплетничают хуже них – женщин. Я лично придерживаюсь иного мнения. Я считаю, а считаю я сильно предвзято, что мужчины – делятся информацией, а женщины как раз – сплетничают. Хотя, по большому счёту, разница небольшая, только в определениях.
 Наташа Бубенцова сплетни (информацию) распускала:
- Я сейчас у кабинета английского подслушивала, то есть – стояла. Там наш Зурабчик к Ивановне подкатывает. Гляжу, он её за правое бедро держит, а другой рукой по профилю шарит… – тут она замолчала, хромая подошёл Зураб.
- Ну, чего? – спросил у него Коля.
- Да гранаты у ныё нэ той сыстэмы… – потирая причинное место, ответил Джубадзе. Коля, скрючился от хохота.
 Урок литературы вела интеллигентного вида и сущности, женщина. Урок проходил на редкость спокойно. Елена Максимовна втирала, какую-то хрень про, то ли Пушкина, то ли Релмонтава, не важно.
Одна «дурочка» высунулась из панциря и на очередную реплику тявкнула:
- Вы нам это уже рассказывали, в том году (вот память-то!).
- Да рассказывала, но повторенье мать чего? – уставилась она на «дурочку».
Тут от «Козла» отвлёкся Колобков и не успев подумать, ляпнул:
- Мат-терь божья! – и залез обратно.
 Елена Максимовна подняла брови, бога она боготворила, извините за каламбур, каждый выходной в церковь ездила, молилась, как она сама говорила – за прощение всех грехов своих учеников, а грехов было не мало, по крайней мере, у большинства и вымолвила:
- Ну, в принципе – да. Колобков, ты читал Ахматову? (а может и не Ахматову, не важно) – и уставилась на Юру.
 Наш герой не растерялся, встал и гордо так, молвил:
- Я, предпочитаю современников.
- Да? Каких именно современников? – проявила интерес к Колобкову, Елена Максимовна.
- Шевчук, Тальков, Цой… – гордо ответил он.
- И Шатунов, – опошлил кто-то святость фразы.
 К концу урока стало ясно, что проиграли Слава с Зурабом. А играли на желания.
 Сначала к уху Осокина наклонился Витя, затем Юра, что-то прошептал. Осокин вытаращил глаза, посмотрел на Зураба. Ничего не поделаешь, карточный долг – долг чести. «Повторяй за мной» – прошептал Слава Зурабу на ухо и встав из-за парты, (это на уроке, ещё недавно, он просто послал бы обоих, но долг чести…) подошёл к Елене Максимовне и что-то прошептал. Любого другого она выгнала бы, но Славу она любила. Неизвестно за что, может за интеллигентное лицо? Он позвал Джубадзе и произнёс важным голосом:
- Выступает, ансамбль «Песни и пьянки» республик Грузия и Бухартостан. Затем они с Зурабом взялись за руки и начали танцевать Кан-Кан, (кто не знает, извините), напевая народную еврейскую песню «Семь Сорок» с грузинской экспрессией и Дубненским колоритом. Эффект был потрясающий: учитель в шоке, все в экстазе!!! Их даже к директору не отправили. А смысл? Дураков, лечат электричеством, а этих?
 На истории, последний на сегодня урок, класснуха заявила: будет классный час! Ну, а им по бубну, лишь бы не работать. Сначала прошлись по общим вопросам, а потом перешли на частности. Любовь Михайловна осмотрела класс, вздохнула, немного задержала взгляд на первой парте среднего ряда. Ей не понравилось выражение лица Алёшиной, и она произнесла:
- Мне, Лена, не нравится твоя мимика!
Алёшина прошептала, хотя слышал весь класс: «а что такое мимика?»
- Одежда твоя, – блеснул умом, Толстый.
 Толстый, сидевший за Ресничкиной, вместе с Покрышкиным, дёрнул её за волосы и отвернулся, показывая на Лёву. Ресничкина недолго думая, ударила Лёву локтём, тот взвыл, от боли и от справедливой обиды.
- Что такое? – спросила класснуха.
- Он меня за волосы дёргает! – ответила Света Ресничкина.
- Ну, дожили. Покрышкин, у Ресничкиной уже двое детей, а ты её всё за волосы дёргаешь! Семнадцать лет парню! Джубадзе, расскажи ему, что нужно делать с девушками в этом возрасте… – взявшись за голову, говорила учительница.
- Нэт, он нэ похож на дэвушку, – наткнувшись на бешеный взгляд исторички, он продолжил: – хотя еслы надэт на нэго парык и сдэлат касмэтыку… – Покрышкин забился в ужасе под парту…
 Выбегая из класса, Щепкина крикнула:
 - Народ, в парке, в четыре…

Глава 3

 Все разошлись по домам и начали подтягиваться в парк к четырём.
Вернувшись домой, Парфёнов как следует причесался, надушился и решил потрапезничать. На кухне сидел отец и пил кофе. Коля насыпал в кружку две ложки растворимого кофе, налил воды из электрического чайника, на котором была приклеена бумажка с надписью – «Пивозаменитель» – и, взяв со стула бумаги отца, стал читать, прихлёбывая из кружки.
 Отец, который, казалось, до этого момента, вообще не замечал присутствия Коли на кухне, не отрываясь от экрана телевизора, сказал:
- Полож.
 Коля бросил бумаги обратно на стул, успев прочитать только надпись в конце листа, сделанную чьим-то нервным подчерком: «Где ж всё это взять-то!?!»
- Чо, сикрет информэйшэн?
- Она родимая. Какой-то умник с институтским дипломом пишет, что нужно иметь на производственном койко-месте среднестатистического рабочего, для налаживания производства и увеличения надоев. Про надои это я образно. Нет, вообще Колян, ты почитай. Тебе полезно будет. Повзрослеешь, увидишь человека, который подписался под этой светотенью, покажешь его мне, я оторву ему всё, что позволит мне моё воспалённое воображение.
 Коля понял, что затронул больную тему, решил перевести разговор в другое русло:
- Так ведь ты вроде тоже с институтским дипломом?
- Я, милок, помимо того, что в институте дипломы получал, да в КБ жопу просиживал, ещё и червонец своих лет на производстве отмастырил, так что кой-чаво в жизни понимаю. Ферштейн?
- Яволь! – кивнул головой Коля.
На некоторое время за столом воцарилось молчание.
- Нет, ты посмотри! Кто ж так играет-то? – вскрикнул отец.
 По телевизору всё это время показывали теннисный матч с участием одной из российских теннисисток. Анна опять слажала на подаче.
- Да, дура, чо с неё взять! – поддержал беседу Коля.
- Дура? Нет, сын, так говорить нельзя.
- Почему?
- О женщине нельзя говорить плохо, потому как она сама по себе существо не сильно положительное. Понял?
- Понял. – Усмехнулся Коля.
- Я смотрю, ты на гулянку? – оглядел, наконец, Колю отец.
- Ну, типа того.
- Ну, удачной тебе охоты, парфёновский детёныш! – отец снова вернулся к созерцанию тенниса.
 Коля, попив кофе, надел туфли и отправился к месту сбора. Когда он уже был за дверью, отец сказал:
- Скорей бы ты женился что ли, Чингачгук хитрый лис!
 Слава, по дороге к Колобкову, встретил Бубенцову:
- Натаха, щас к Юстасу зарулим и в парк, водку пить, в снегу валяться! (про снег – это присказка)
 Подойдя к дому Колобкова, они наткнулись на дверь с домофоном. Слава, по привычке, набрал номер и стал ждать, послышался треск, затем голос Юры:
 - Да, кто там?
- Юстас, открывай ворота!
- Пароль, – послышалось из домофона.
- Бл…дь, ты чо там перепился, что ли уже? – проорал Осокин.
- Пароль! – твердил, Юра.
- Почём опиум для народа? Отзыв… – уже закипая, кричал Слава.
- Скока вешать в граммах? Ладно, сейчас спускаюсь… – ответил Колобков и отключился.
 «Ну, гад!» – подумал про себя Слава, и они вместе с Наташей сели на лавочку, закурили. «Сейчас», растянулось на десять минут. Когда вышел Колобков, сытый и довольный, зелёный от злости и никотина, Осокин обратился к нему с псевдо серьёзным выражением лица:
- Ваше политическое кредо?
- Всегда! – ответил, прижав руку к сердцу, Колобков.
И они втроём отправились в парк.
 В парке на лавочке, нежась на солнце, обнажив волосатую грудь, сидел Зураб. Витя на лавке не сидел, так как у него грудь менее волосатая, шутка, просто не хотел. В руке у него уже была бутылка шампанского, для девушек, также у лавки стояли бутылки пива и одна бутылка водки.
 По дороге троицу, нагнал Никитин и прошептал на ухо Осокину, чтоб не слышала Бубенцова, мол, Лиза любит много пьющих пацанов. Мол, если много пьёт и не напивается, значит – мужик. Типа, он специально для Славы пробивал.
 На что Осокин, так же шёпотом, ответил, что он и без Лизы, может много выпить и не захмелеть. Да, от скромности он не умрёт.
 В парке веселье уже разгоралось. Когда подошли Осокин с кампанией, раздались крики: «О, сейчас нам тост завернут. Слава давай разливай,
без вас скучно было!». Слава разлил водку по стаканам, себе и Парфёнову, стоящему возле Лизы, интуитивно налил больше всех, хотя пили они вчетвером, с Юрой и Лёвой, остальные пили другие напитки. Подняв стакан, Слава набрал воздуха и произнёс:
- От нас, грубых и неотёсанных, вам, нежным и ранимым. Девушки, помните, жизнь человеку даёт Бог, а не этот толстый и небритый мужик в семейных трусах! Всё, поехали!
 Он опрокинул стакан в себя, запил соком и закусил сухариком. Все, ну почти все, сделали то же самое. Ресничкина, при его словах как-то по-особенному, улыбнулась.
- У Осокина талант тосты произносить!– шептал на ухо Лизе, Никитин.
Слава услышал, вздохнул и с видом нравоучителя обратился к Серёже:
- Талант, Сергей, он как почки – либо есть, либо нет!
 Праздник шёл своим чередом, Осокин и Парфёнов наклюкивались прямо на глазах, Никитин, мысленно потирал руки, у них естественно ничего не выйдет, Лиза вообще пьющих не любит, пьёт только минералку.
 Осокин был в панике. «Надо чего-то втирать, а в голову ничего не идёт. Парфёнов, тот хоть чего-то говорит, а я чего же?» – думал, наливая себе полстакана, Слава.
 Неизвестно зачем взятый Покрышкин, блевал, извиняюсь, в кустах и считал сколько раз он это делал, а стоящий рядом Колобков, приговаривал:
- Рождённый ползать, бухать не должен, Лёва.
 В общем, у спорщиков ничего не выходило и они уже, в уме, считали, сколько стоят два ящика пива. Настроение у них приближалось к ядру Земли и в данный момент пробивало земную кору. Темнело, народ начал расходится кто куда. Парфёнов решился на последнюю попытку, он подгрёб, к Лизе и заикаясь начал:
- Лиза, э-э-э… – но тут подъехал чёрный джип, Лиза бросила фразу «пока» и впорхнула в салон, джип унёсся в неизвестность. Осокин и Парфёнов открыв рты, стояли ещё минут пять. Из оцепенения их вывела Наташа:
- Эй, вы идёте? Да бросьте вы, она же Никитину ещё на первой перемене сказала, что у неё бой-френд есть, чуть ли не супруг. А вы чего не знали? Да ну вас.
 «Ну, сука!» – подумали одновременно Слава и Коля про Никитина, ведь у дураков мысли сходятся. Никитин-то, уже домой отвалил. Они остались стоять вдвоём.
- Коль, давай нажрёмся, а? – предложил Осокин.
- Давай.
Они отправились в магазин, затарились и сели на лавочке.
- Нет, ну Никитин, сука, а эта – стерва! – вздыхал Слава.
- Вячеслав, один мой знакомый, кстати, тоже бабник, говорил, что о женщине нельзя говорить плохо, потому, как она сама по себе существо не сильно положительное! Я с ним полностью солидарен, давай… – они чокнулись и выпили.
 Сидели долго. Говорили много. Потом они удалились в ночную темноту, громогласно напевая:

Ни секунды без драки,
Верим в жизнь и смерть!
В глаза твоей собаки,
Нам не страшно смотреть!
Сегодня победа,
Пойми и прости!
Нам ничего не осталось,
Но есть, что донести!

Э-э-эй, рождённый в СССР,
Э-э-эй, рождённый в СССР!

P. S.
 Пиво на следующий день они Никитину отдали, потом догнали и ещё раз отдали. Он ещё недели две в школу не ходил.
 Ведь как гласит народная мудрость: «не рой яму другому, сам в неё попадёшь».
 И вообще жизнь как зебра – либо укусит, либо лягнёт!*



ЧАСТЬ 2

ОСЕНЬ – ЗИМА – ВЕСНА

Глава 1

Если выпил граммов двести,
Выпить триста – дело чести!!!
 ( народный фольклор)
Осень. Октябрь. 2001 год.
 Похмелье было ужасным. Вчера с братом поминали Игоря Талькова – ровно десять лет прошло с того концерта во дворце спорта «Юбилейный». Голова трещала как церковный колокол, не хотелось не то что куда-то идти, но и вообще открывать глаза. Но телефон, зараза, звенел не тише, а может и громче головы. Осокин, лёжа на животе, приподнялся на локтях, затем отлепил голову от подушки, потом открыл глаза. Зря.
 Комната вращалась как в центрифуге, почувствовал себя, если уж не Гагариным, то Белкой и Стрелкой, вместе взятыми, точно. Он посмотрел на электронные часы, стоящие на тумбочке, но так и не смог, рассмотреть который час. Потряс головой, вышло ещё хуже, получалось, что сейчас 72 часа, 89 минут. Телефон звенел, с упорством идиота, Слава в этот момент проклинал всех: от Александра Белла, до того, кто сейчас ему звонил. Телефон орал как резаный. Ничего не поделаешь, придётся вставать. «Опознаю голос – убью» – подумал Осокин, вставая с кровати. На полу валялась его одежда. Споткнувшись об ботинок, Слава не злобно выругался и шатаясь, побрёл к телефону.
- Докладать кратко! – рявкнул он в трубку.
- Слав, это ты? – голос Колобкова звучал испуганно.
- Нет, бл…ь, Крузенштерн! – сам поразился, как сумел вспомнить, а главное выговорить, эту фамилию.
- Ты дома?
- А, ты куда звонишь? – начинал просыпаться Осокин.
- А, ну да. Ты чо, в школу не идёшь?
- Ну, её в жопу! – Слава зло бросил трубку. – И тебя тоже! – добавил Слава и побрёл в комнату. Беспокоить его из-за такой мелочи! Снова споткнулся об ботинок, пнул его к окну, поднял, посмотрел на форточку, затем на ботинок, затем снова на форточку. Подумал, что в одном ботинке он будет выглядеть ещё глупее обычного и бросил его на пол. Рухнул на кровать. Марк Твен сказал: «Бросить курить очень легко, я сам делал это 72 раза».
 Осокин сказал бы по-другому: «Бросить пить очень легко, я сам делаю это каждое утро!»
 Нет, ну как же хреново. Ничего не поделаешь, надо вставать. Наконец рассмотрел время: 08:25.
- Бл…ь, опоздаю на литературу! – крикнул Слава, вскочив, понял, что резко встал, лёг, немного подумал и добавил: – А ну и хер с ней, не в первый раз.
 Через полчаса встал. Зашёл в ванную, посмотрел в зеркало, испугался.
- Ну, что, организм, плохо тебе? – грозно произнёс он, заломив брови.
 С трудом запихнул в себя пару бутербродов и почапал в школу. По дороге выпил бутылочку пива, вроде полегчало. Ну и ладно. Ну и хорошо.
 В этот день было две литературы подряд. В начале второго урока дверь открылась на половину, появилась сначала рука. Рука постучала. Затем появилась пьяно улыбающаяся физиономия Осокина. Физиономия промолвила:
- Мона?
- Нуна! – не растерялась Елена Максимовна.
 Осокин пьяной, неуверенной походкой двигался к последней, явно не его, парте. Сидящие на первых партах дурочки, зажали носы. Ну, если не нравится запах перегара, переходи в другой класс, чего нервничать-то?
Учительница, глядя в книгу, произнесла:
- Слава, возьми свою контрольную работу. – Она протянула ему листок.
- Спасибо. – Ответил Осокин.
 Он, не обращая внимание, на протянутую ему работу, стал рыскать по её столу. Рыскал минуту, естессно ничего не нашёл. Поднял глаза на Елену Максимовну, увидел листок:
 – О, а я его ищу, спасибо огромное, Елена Максимовна! – Слава схватив листок, пошёл к парте Джубадзе.
- Слава, ты не там сидишь!
- А я свою двухместную парту поменял на одноместную парту Зураба. Да, Зураб?
 Джубадзе ничего не оставалось, как согласиться и убрать барсетку со второго стула. Осокин рухнул на стул, улёгся на парту и заснул. Полтора литра пива, выпитых перед входом, сделали своё чёрное, вернее, мокрое дело.
 Зураб поставил перед «телом», учебник литературы, откуда он у него с собой в 11 классе? Не понятно (В то время уже никто не носил с собой учебники). Зураб убедился в том, что он, учебник естественно не Осокин, стоит, и уткнулся в игру на мобильнике. Класс очень быстро отвлёкся от созерцания пьяного Славы (зрелище в общем-то привычное), на тему урока, нонсенс кстати. Речь шла о произведении Л.Н. Толстого «Война и Мир». (Очень скоро ребята напишут по нему сочинение, так, кстати, и не прочитав больше двух страниц.) Но сейчас они «внимательно» слушали и даже записывали, что тоже нонсенс.
 Правда, не всех поразил сегодня вирус под названием: «ХОЧУ УЧИТЬСЯ», остались и нормальные люди, правда их было всего шестеро, помимо спящего, разумеется.
 Бубенцова и Толстый играли в морской бой. Не то чтобы они ещё не вышли из детсадовского возраста, просто после последнего инцидента с танцующими Зурабом и Славой, было достигнуто соглашение: в карты, нарды и домино, больше не играть, а если и играть, то на расстоянии трёх тысяч километров от школы. А делать, что-то надо было. Не учиться же, в самом деле!
Так вот. О чём я? А, ну да. Морской бой.
 Бубенцова проигрывала уже четвёртую партию, не потому что Толстый, такой меткий или умный. Нет, совсем не поэтому. Просто Колобков, сидевший рядом с Наташей, известными только им с Толстым знаками, показывал, куда ему стрелять из его крупнокалиберного и не очень, оружия. Вот так всё просто, это не дифференциальные уравнения решать.
 На другом ряду Счастливчиков и Никитин сочиняли песню. Получалось, правда, не очень:
Если б не было травы,
В городах и сёлах,
Никогда б не знали мы,
Дискотек весёлых!

 И ещё продолжение есть:
Не кружила б малышня
Возле тёти Тани!
Не грозила бы тюрьма,
Коле, Пете, Ване!
 Бр-р-р, бред, какой-то. Мы к ним больше не вернёмся, не волнуйтесь. А вот на парте Джубадзе начали происходить не очень приятные события. В течение десяти минут учебник падал на пол восемь раз, наверное, его перегар сбивал. Джубадзе восемь раз извинялся перед учительницей, поднимал учебник с пола и ставил обратно.
 Колобков оторвался от морского боя и шёпотом обратился к Зурабу:
- Ну, чего, Зура, как с ним сидится-то? – кивнул на Осокина.
- Главное, чтобы пэсни не орал, как в прошлый раз!
 Осокин проснулся, от очень неприятного чувства, в животе всё забурлило, к горлу подкатил комок, начался «вертолёт» (ну вы знаете, что это такое), в народе эти симптомы называются просто: «Эдуард пришёл погостить».
 Осокин резко поднял голову, вскинул руки, в девятый раз уронил учебник. На это Джубадзе, шёпотом, разразился грузинской бранью и хотел уже Славу ударить, туда, куда больнее и обиднее всего, но, увидев как ему, да чего там стесняться – ХЕРОВО, передумал. Осокин покраснел, потом побледнел, стал тяжело дышать и спросил:
- Елена Максимовна, можно выйти?
 Она не успела ответить, как Слава выскочил в чуть приоткрытое окно, благо первый этаж. Елена Максимовна спросила шокировано:
- Чего… Это… Он… А?
- Да, он на восьмом этаже живёт, всегда мечтал в окно выйти. Серьёзно, он сам мне это говорил. – Не растерялся Колобков.
 Слава, выпрыгнув из окна, пробежал ещё метров триста, на входе на территорию школы он встретил физрука. На вопрос физрука: «Осокин, ты куда?», он крикнул: «Норматив сдаю, Василий Захарыч!» и продолжил бежать кросс. Через триста метров он остановился, понял, что Эдик видимо, застрял в лифте. Осокин вздохнул полной грудью. Побрёл обратно в школу. Ну вот, зря бегал.
 Шла перемена, ученики, покурив, вернулись в холл, на улице, чай не май месяц. Джубадзе на входе столкнулся с каким-то десятиклассником (с его комплекцией – это не удивительно), не обратил внимание и продолжил движение. А вот десятиклассник обратил внимание, посовещался с друзьями и повернувшись на полпути, они впятером вернулись в школу.
 Джубадзе уже успел сесть на лавочку и завёл разговор с дамами, грузин ведь. Однако разговор продлился не долго, он был прерван самым грубым образом.
- Эй, чурка! – крикнул тот парнишка. Первая ошибка.
Зурабу стоило немалых усилий не ответить.
- Ты чего сюда припёрся? Белых толкать? – вторая ошибка.
- Вали к себе в чуркестан, выращивай помыдор… – последняя ошибка.
 Парень повернулся к своим друзьям, подмигнул им, снова повернулся к Джубадзе, хотел, видимо, что-то ещё добавить, но не успел, так как упал и потерял сознание, от резкого и сильного удара Зураба, как ему удалось так быстро вскочить, с его комплекцией, вот это удивительно!
 В одно мгновенье холл превратился в поле боя. Витя и Коля одновременно и симметрично развернули, за плечи, двух парней и так же симметрично стукнули их своими лбами по носам. Нокаут. Продолжили добивать их ногами, хоть это и запрещено, по правилам Женевской конвенции, но за Зураба, можно. Колобков вултузил двоих оставшихся, правда, у него это плохо получалось, ему стали помогать остальные. Толстый с криком: «Ты мне пакет порвал, сука!» – бросился на отлетевшего, на него десятиклассника.
 Никитин прижал к стенке, у входа, какого-то парня и вултузил его всем, чем можно. Паренёк, кстати, был на голову выше Сергея (Парень был студентом третьего курса университета, его потом опознает Дима Марков). Парень вопил, что он тут не причём и вообще пришёл к своей девушке.
- Не х…й по чужим школам шариться! – зло крикнул Никитин, выкидывая студента из школы за шкварник.
 Драка прекратилась так же быстро, как и началась. В другом конце холла показалась Юлия Карловна.
- Вы знаете, Виктор, бананы надо собирать зелёными!* – говорил Коля, обнимая за плечи, Счастливчикова.
- Да, вы что! Вы слышали это, Юрий? – обратился в свою очередь Счастливчиков к Колобкову. И вся троица, с видом юных мичуринцев, стала обсуждать преимущества бананов перед хурмой, не забывая при этом отходить на почтительное расстояние от поверженных противников. Один Толстый продолжал бить своего «оппонента», с криком: «Я за пакет любого порву!» Ну, собственно ему за всех и придётся отдуваться, как всегда.
 Сидящие на лавочке Осокин и Марков, наблюдали за баталией, которая длилась секунд пятьдесят, с открытым ртом и полным отсутствием желания ввязываться, только поворачивали головы, то вправо, то влево.
- Дураки, – философски изрекла, сидящая рядом с ними, Бубенцова. – Детей избили.
 

Глава 2

Зима. Январь. 2002 год.
 Утро. Падал снег, на улице становилось светлее, фонари уже погасли. Под ногами всё хрустело и скрипело, на ветках деревьев расположились белые шапки, шарфы и перчатки, пригибая их к земле. Одна ветка на хрупкой и высокой берёзе, не выдержала напора снежного наряда и с шорохом рухнула прямо на проходящего под ней Джубадзе. Зураб тут же превратился в ходячего большого и волосатого снеговика. Он отряхнулся, постоял немного, раздосадовано посмотрел на берёзку, покачал головой, мол: «что ж ты, дрянь, делаешь, в такой день!» День для Зураба был, действительно не простой. Был его день рождения. Второй день рождения, который он отмечает в России. Отмечать Зураб свой день рождения собирался со своими одноклассниками. С размахом. В выходные они будут гулять в ресторане, вместе с его отцом и его друзьями – партнёрами по бизнесу. Но это в выходные, а сегодня – это сегодня.
 Земляки, конечно, в городе были, но с ними он как-то не очень сроднился, а вот с одноклассниками он сдружился с первого дня. Особенно его поразило их гостеприимство. После линейки первого сентября они пошли гулять. Он собственно и не набивался, но к нему сами подошли Наташа и Коля и пригласили с ними. Не из-за денег (хотя они у него были и много), просто для знакомства. По душевному так, по-славянски. Хотя какой он славянин? Еще, правда, его поразило русское застолье. Он, конечно, знал, что в России пьют, грузины и сами любители. Но, чтобы так! И такие плохие напитки, ужас! Он долго привыкал к так называемой «синеве», правда её пили не всегда и не все, особенно отличался один – Слава зовут. В общем, всё было хорошо. Почти. Грустил он очень.
 Зураб быстро зашагал в школу, а то на него уже стали оглядываться другие школьники. Картинка конечно странная – стоит грузин и материт берёзу. Он даже не заметил, что ругается в слух. Такое бывает.
 Входя на территорию, он заметил, как из спортзала выходит его класс. Первые два урока были физкультурой. Дурка, правда? С утра пораньше и на лыжах в лес переться. Так же он заметил стоящего за углом школы Парфёнова. Парфёнов вообще-то почти никогда не прогуливал физкультуру, но сегодня у Коли с утра не было физкультурного настроения. Зураб быстро к нему подошёл, поздоровался за руку и спросил:
- А ты чэго в лэс нэ ыдошь?
- Чо я больной, что ли? А чего у тебя в пакете? – поинтересовался Коля.
 Зураб раскрыл пакет и распахнул пальто. Коля даже сигарету выронил. Он перевёл взгляд от пакета к внутреннему карману и обратно. В кармане у Джубадзе была бутылка коньяка, а в пакете – закуска.
- Тыхо-тыхо, нэ свэти! – Зураб закрыл пакет и стал застёгивать пальто.
- А, тут свети, не свети, всё равно наши уже ушли. – Закуривая вторую сигарету, сказал Коля.
- Да? И что дэлать, не вылывать же?
- Ну, не в подъезде же! А у Витька, хата свободна.
Оба минуту постояли, покурили. Коля хлопнул себе (не Зураба) по лбу.
- У англичанки можно, она всегда к первому уроку приходит, и потом давно хотел с ней выпить.
- Эврыка, надо цвыты купыть! Просто так к женшинэ ходыть нэ прылычно…
 Минут десять они потратили на поход в магазин, благо рядом и буквально вбежали на второй этаж в кабинет английского языка. Элегантно постучали, после разрешения войти, открыли дверь. Она, сидя за столом, посмотрела на них, из-под очков.
- Ну и чего вам?
 Оба улыбнулись во весь рот, Коле даже показалось, что кончики, пышных усов Зураба, коснулись его ушей.
- Лариса Ивановна, мы хотим вас поздравить с восьмым марта! – с этими словами Коля достал букет цветов, пять белых роз.
 Её взгляд на мгновение смягчился, но только на мгновение, она взяла себя в руки и холодно возразила:
- Какое восьмое марта? Январь на дворе!
- Но, это ведь не повод, чтобы не подарить вам цветы! – Коля и Зураб торжественно прошлись по кабинету и вручили ей букет. Как мало надо человеку для счастья! Она в миг превратилась из стервы в очень милую девушку. Ей лет-то совсем чуть-чуть – двадцать два годика, специально узнавали.
- Ну, ладно, чего хотите? – она снова нахмурилась.
- Ларыса Ивановна, у мэня сэгодня дэнь рождэния, и мы хотым у вас и с вамы его отпраздновать! – Джубадзе указал на вторую комнату, которая являлась и складом и раздевалкой и столовой одновременно.
- У меня есть следующий урок, кстати, у вас тоже!
- А его отменили в честь его дня рождения, честно! – Коля придал лицу безмятежность душевнобольного.
- Ну, ладно. Только тихо! Когда придёт пятый класс, тут же валите отсюда, ясно!
- Базара нет.
 Комната была небольшой, обстановка хиленькая: пара шкафов с книгами, чего их не выкидывают, я не знаю, пара стульев, парты и портрет Шекспира на стене. На одной из парт в мгновенье ока, появились три стаканчика, именно три, банка икры, шоколадка, лимон, порезанный, кстати, попросили в магазине, бутылка коньяка и сок, а вдруг.
 Коля высунулся в класс и с улыбкой произнёс:
- Лариса Ивановна, отвлекитесь на минуточку, нам не хватает женской руки… – хотел добавить, что им не хватает и всего остального женского, но не стал.
- Ну, что там ещё? – раздражённо сказала она, но всё же встала и пошла к ним.
Она вошла и увидев всё это великолепие застыла.
- Заходите к нам на огонёк! – пропел Коля. – У Зураба день рождения, Лариса Ивановна, надо! – и протянул ей стаканчик с янтарного цвета жидкостью.
Она приняла стаканчик, присела на стул.
- За … Сколько тебе, Зура? – спросил Коля.
- Двадцать. – В силу определённых обстоятельств он был старше многих ребят на два-три года, хотя ни один раз на второй год не оставался.
- О, круглая дата! Пить надо стоя! – троица поднялась. – За двадцать лет! Ура!
Выпили, как положено пить коньяк, ну вы знаете, закусили.
- Слушай, Зураб, а откуда такой коньяк, я в магазинах не видела? – спросила покрасневшая, от коньяка, Лариса.
- Мама прыслала из Кутаиси, мы с нэй пят лэт нэ выдэлысь, послэ того, как оны с отцом развэлысь. – ответил тут же погрустневший Зураб, отвернувшись к окну. Коле даже показалось, что у него в уголке глаза появилась слеза. Что бы сменить тему разговора, он повернулся к Ларисе и спросил:
- Лариса Ивановна, а чего это он на меня так смотрит? – и указал головой на Шекспира, который, к слову, действительно смотрел очень пронзительно.
- Ну, видимо не нравишься ты ему, Парфёнов! – она с жалостью смотрела на Зураба и предложила: – А давайте ещё выпьем!
- За прекрасных дам, и за именинника, конечно! – выдал тост Коля.
 Коньяк перестал быть вкусным и шёл как водка, разве что, мануфактурой не надо было занюхивать. Англичанка напивалась и напивалась, а ребята наливали и наливали. Прозвенел звонок. В класс начали входить пятиклассники, шумно и не вовремя.
- Ну, б…дь, припёрлись! – зло сказал Коля, посмотрел на Ларису и извинился: – Ой, Лариса Ивановна, извините за латынь.*
- Да ладно, ой мальчики, я не могу вести урок, я пьяна как не знаю кто! – Лариса, действительно, уже была, мягко говоря, не комильфо и всё ближе прижималась к Зурабу.
- Ща всё исправим. – Коля поднялся и вышел в класс, пьяным он не был, поэтому английского не знал. В классе стоял такой шум, как будто эти малыши уже празднуют свой выпускной. Коля постучал указкой по доске и грозным голосом произнёс:
- Э, орлы! Тихо. Лариса Ивановна заболела, сегодня её заменяю я. Зовут меня, – он криво написал на доске своё имя, отчество, посмотрел, ухмыльнулся и добавил: – Николай Андреевич, фамилию вам знать не надо.
- А, что мы будем делать? – спросил кто-то.
- Надо подумать. – Коля почесал затылок. Вспомнил КВНовскую шутку: – О, придумал. Мы устроим конкурс. Вы будете писать упражнение, а победит тот, кто принесёт штопор!*
 Убедившись, что они пишут, он заглянул в комнату, ужаснулся, увидев следующую картину: пьяна англичанка, сидит у Джубадзе на коленях и всхлипывает:
- … да, я тебя понимаю, у меня зарплата маленькая, ученики дебилы, надеть нечего, парень бросил… – она разревелась. Коля (чтобы не портить идиллии), пулей выскочил из комнаты в класс.
- Так, вы пишите, а я посмотрю, – сказал он и спрятался за букетом роз, стоящим в вазе на столе.
 …В это время в лесу шло настоящее соревнование по лыжным гонкам, среди полупрофессионалов. Правда, скорости были такие, какие бывают у полупрофессиональных черепах. В то время, когда весь класс, катался полный круг, Витя Счастливчиков и Юра Колобков поступали «по-умному». На том участке трассы, которая была видна физруку, они шли на лыжах, а когда входили в «мёртвую зону», снимали лыжи и шли пешком, медленно так, не торопясь, а что? Как гласит народная российская глупость: «не торопись, а то успеешь», или вот ещё: «кто прямо ездит, тот дома не ночует!»
 Разговаривали обо всём, курили и проклинали Ваську, в простонародье – «плешивого». Сейчас разговор зашёл о вчерашних приключениях Вити:
- … ну, вот я ей значит, и говорю, мол, можно познакомиться? А она мне гордо так: я на улицах не знакомлюсь. Пиндец, да? Ну, я ей и отвечаю, значит: какие проблемы, зайдём в подъезд, там и познакомимся. А она мне: Вы же курите! А я ей: я ещё и пью и чего? Короче пролет с упором лёжа. Жалко. А задница у неё классная.
- А Натаха? – спросил Юра.
- У Натахи, тоже классная.
- Нет, я имею в виду, вы же встречаетесь.
- А-а-а, ну это другое дело. Натаха она другая. Она реальная. С ней и договориться можно…
 Их беседа была прервана криком Осокина: «Х…ли вы тут идёте!» Шли они действительно по лыжне. Честно говоря, Осокин на лыжах катался хуже, чем на роликах, на которых не катался вообще никогда. Он быстро пронёсся мимо них и даже успел пнуть Витю ногой, то есть, лыжей.
- Лазутина, блин, разъездились тут, понакупают прав, а ездить не умеют! – заорал Витя, потирая пятую точку, как Осокин умудрился достать, неизвестно.
- Не, этому, наверное, подарили. – Возразил Юра и тоже заорал: – Партязаны, блин, приедут всю водку выжрут, уедут и ни письма от них, ни посылочки не дождешься!
 Видимо их крики достигли цели, так как на повороте Осокин грохнулся на снег и остался лежать без сил.
Они не спеша, подошли к нему, посмотрели на него сверху вниз.
- Ну, чего смотрите, руку давайте, поднимусь, танцевать буду!
Они его подняли и уже втроём поплелись к финишу.
- Слушайте, у Зураба же сегодня день рождения, не в субботу! – вспомнил Витя.
- Да, небось, пьют сейчас с Парфёновым! Чего ты думаешь, их сейчас здесь нет! – ответил Слава.
 - А они когда ходили-то? Я сам не знаю, чего мы тут отсвечиваем! – подал голос Юра.
- Мы здесь, Юстас, чтобы потом не ходить. Лучше сейчас отмучиться, а потом пиво пить. И вообще – мы рождены, чтоб папе было стыдно!* – последние слова он прокричал на весь лес. Юра и Витя покрутили у висков пальцами и отошли на почтительное расстояние, чтоб никто не подумал, что они с ним. Пора было возвращаться в школу…
 С большим трудом закончив урок, Коля вернулся в комнату и увидел эпизоды из сказок «Спящая красавица» и «Белоснежка и семь гномов», одновременно. Правда, гном был всего один, но, по габаритам, наверное, мог сравниться не с семью, а с двадцатью гномами. Зураб и Лариса, мирно посапывали в унисон на парте, по отдельности, конечно. Пришлось их разбудить, так как через несколько минут сюда должна была прийти другая учительница и если она их увидит – всем пиндец будет. По быстрому собрались, правда, собрались – громко сказано. Собирал всё один Парфёнов, а красавица и гном, то есть тьфу – Джубадзе, стояли в уголке и обжимались. Коля поминутно их проклинал и ругал себя за эту идею – пить здесь. Он чувствовал, что если их не остановить, через девять месяцев по городу будут бегать много маленьких зурабчиков и шугать «белых». Она сказала, что у неё три свободных урока, а живёт она на БВ, ехать в падлу, так и сказала, «в падлу». Зураб как истинный джентльмен предложил попить кофе (хе-хе) у него, благо живёт не далеко. Она, как истинная леди, немного поупиралась (хоть и пьяная), но всё же согласилась. Коля умыл руки, пусть будет, как будет. Оба достаточно взрослые люди всё-таки. Они вышли из школы (не без труда), приходилось от всех знакомых прятаться, и разошлись в разные стороны. Зураб с Ларисой налево, по направлению к его дому, Коля направо.
 Парфёнов немного постоял, покурил, позавидовал Зурабу и подняв воротник куртки двинулся в город.
- Пойду к Оксанке, она сейчас болеет, может чаем угостит или ещё чем, у неё ведь дома никого! – проговорил он вслух, и его настроение стало подниматься всё выше и выше. Коля начал вспоминать тот день, когда он с ней познакомился.
… Дело было аккурат тридцать первого декабря. Ранним утром в квартире Парфёнова раздался телефонный звонок, у Парфёновых уже никто не спал, поэтому трубку подняли сразу:
- Приёмный покой, дежурный психиатр, слушает. – Гнусавым голосом ответил Андрей Парфёнов.
- Дядя Андрей, здравствуйте, с наступающим, а Коля в палате? Или на амбулаторном лечении? – немного помешкав, нашёлся Витя.
- А, здорова, Витёк, щас позову, – он убрал трубку. Заорал: – Сын! К аппарату, шнеля!
- Иду, иду! – Коля взял трубку и ушёл с ней в свою комнату. – Да, герой Советского Союза Парфёнов, слу-ша-ет.
- У вас там, что – день юмора по телефону? С наступающим.
- Тем же концом. Чо звонишь?
- Ты, чего, забыл? Каждый год, тридцать первого декабря…
- А, ну, да. Да, слушай, мы ведь можем Зураба взять, у него тачка есть.
- Отлично, я щас ему звоню, а ты беги ко мне.
 Коля быстро оделся, собрал всё необходимое в сумку и побежал к Вите, благо близко живут, в одном дворе. Встретились и поплелись к Зурабу домой.
 Путь к Зурабу протекал через рынок. Пока шли, подивились – город обычно тихий и спокойный, на улицах народу раз, два и обчёлся (ну, не в прямом смысле, конечно), сейчас превратился просто в кишащий муравейник, куча народу, кто за продуктами, кто за подарками шастали туда-сюда, откуда что берётся, куда девается?..
 Они подошли к подъезду, у подъезда уже копошился Зураб, очищал отцовскую «девяносто девятую» от снега. Они обнялись, поздравили друг друга с наступающим, уселись в машину и только здесь, пока разогревался мотор, Зураб спросил:
- Мужикы, куда едэм?
Коля посмотрел на сидящего рядом с Зурабом Витю:
- А, ты, чего ему не сказал?
Витя помотал головой, что означало – нет.
- Понимаешь, Зураб, – вступил Коля, – у нас есть традиция, каждый год, тридцать первого декабря мы…
- О, я смотрэл филм, в бану идом?
- Нет, Зураб, всё намного прозаичнее, мы едем в лес. Пилить ёлку.
Зураб немного помолчал, пошевелил усами, потом повернулся к Парфёнову:
- У вас дэнэг нэт на ёлку? Так я дам.
- Нет, понимаешь, это типа ритуала, понимаешь, традиция такая, уже четвёртый год.
- Вах, раз традыция, то я – за. Поехалы! – он повернул ключ зажигания и машина тронулась.
 Так как в Подмосковье много лесов, было решено отъехать подальше от города, зачем светиться? Правда? Как раз имелся неплохой лесок по дороге в Тверь. Они оставили машину у обочины и двинулись в лес. На ходу Коля достал из спортивной сумки пилу, топорик и несколько перчаток. Немного побродили по лесу, в поисках подходящей ели, как назло вокруг росли либо сосны, либо ёлки, но такие высоченные, что в машину не влезут. В лесу было тихо и, как казалось, пустынно, какая большая ошибка. Наконец, после часа скитаний они нашли отличную ёлочку, подходящую, нашим охотникам за деревом, по всем параметрам. Коля начал пилить в полусогнутом состоянии, остальные следили за шухером, в лесу было так тихо, что каждое Колино движение пилой, было слышно, наверное, за километр. Наконец, когда ёлочка была почти спилена, лесную тишину взорвал выстрел и крик, видимо, лесника:
- Стоять! Суки, всех порешу!
 Первая пуля попала в сосну, как раз над ребятами, на них даже упал снег с веток.
 Первая реакция была обычная – ребята впали в ступор и застыли, кто как стоял: Коля в полусогнутом состоянии, Витя с сигаретой в руках. Ступор продлился секунд пять, хотя эти секунды показались вечностью, после чего Витя, оценив ситуацию: ружьё у лесника хоть и двуствольное, но звук был такой, как будто он стрелял сразу из двух стволов, как говорится – дуплетом. К тому же, вряд ли он имеет право мочить браконьеров. Поэтому, выждав паузу, Витя заорал дурным голосом:
- Валим!
 Ребята отскочили от ёлки, как пробка от бутылки шампанского, и со скоростью ягуара понеслись в сторону машины, благо Зураб дорогу помнил. Им повезло, лесник действительно выстрелил дуплетом, поэтому потерял драгоценные секунды, перезаряжая ружьё, к тому же за последние два дня у него на участке, совсем недалеко, просто cп…ли (другого слова я не найду), с десяток елей. Он, естественно, получил втык от начальства и поэтому бродил с ружьём и в белом камуфляжном костюме, поэтому ребята его и не заметили. Он естественно не ожидал такой наглости, чтобы среди бела дня пилили ёлки, вот у него и сдали нервы плюс шкалик водки, выпитый для сугреву. В общем, он и решил, что если немного подранит хищников, хуже не будет и стал стрелять, хорошо у него собаки не было, потом он бросился в погоню.
 Всего этого ребята естественно не знали, поэтому уже у выхода из леса немного замедлили бег и перешли на шаг, но уже почти на дороге, прямо рядом с Витей взорвалась, от выстрела, ель. Что Витя тогда орал он, потом не мог вспомнить, но ребята снова как будто подпрыгнули, Зураб на лету пикнул сигнализацией и они влетели в машину, на расстоянии выстрела всё ещё стоял лесник, машина дёрнулась с места и от повреждения её спасло только то, что когда Зураб вертел руль, её немного занесло на сугробе и пуля, почти сумасшедшего лесника, пролетела рядом с задним стеклом.
 Машина летела со скоростью света, куда там «Мерседесам» всяким, Зураб даже не знал, что она может так ездить, благо постов не было. Лесник матерился и проклинал и новый год и всех кто имел хоть какое-нибудь отношение к ёлкам…
 Только отъехав километра на три от того места Зураб, наконец, остановился у обочины. Несколько секунд сидели молча, затем Коля нарушил тишину:
- Все живы?
- Ага… – немного ощупав себя, ответил Витя, в ушах всё ещё звенело.
 После этого в машине начался просто гомерический хохот, Коля обнаружил, что всё время держал в руках пилу и топорик. Как ребят не поранил во время бега? В порыве хохота Витя вывалился из машины и стал ползать по сугробу, колотить по нему рукой и орать во весь голос:
- Сука! Сука! Сука-а-а! – на глазах появились слёзы, не понятно от чего – от смеха или наоборот?
 Похоже, это была истерика, остальные, тоже начудили:
 Зураб, например, колотил по рулю и сигналил, слышно было, наверное, на пару километров.
 Коля выбежал из машины и с индейским криком швырнул в сторону леса топорик, к своему удивлению – попал в дерево. Топорик торчал аккурат по середине берёзы. Этот факт добавил повода для крика, поэтому Коля с криком: «А-а-а» – бросился на Витю, который ползал по снегу, к ним, с тем же криком присоединился и Зураб, он с разбегу прыгнул на валяющихся, в снегу друзей и началась куча мала. Они орали, матерились, молотили друг друга, но не сильно, ржали как сумасшедшие, не одному из них не пришла в голову мысль, что несколько минут назад они могли либо лишиться жизни, либо стать инвалидами, на всю жизнь. В этом возрасте всё кажется простым и весёлым. Что сказать – дети. (Подобная мысль придёт в голову одному из них только через много лет, когда у него уже будет семья и нормальная размеренная жизнь вот тогда он ужаснётся, а сейчас это выглядело как ещё одно приключение или одержанная в драке победа.)
 Витя, лёжа на спине под Зурабом и Парфёновым посмотрел на лес и ужаснулся, потом заорал: Баста, карапузики!
 Они успокоились и посмотрели туда, куда смотрел Счастливчиков, затем все трое открыли рты и встали на четвереньки в рядок. Картина конечно не для слабонервных: в ряд, на четвереньках стоят трое грязных и в снегу пацанов, а выглядели они именно так и смотрят на маленькую аккуратную ёлочку. Благо по дороге никто не ездил, что, кстати – странно.
 Коля воровато огляделся, потом медленно встал, вытащил из машины пилу, Витя в это время вынимал топор из берёзы, а Зураб медленно, почти на цыпочках, оглядываясь по сторонам, сел за руль и завёл мотор. Коля быстро спилил ёлку, так же быстро они с Витей положили её в багажник и в том же темпе залезли в машину и поехали. Всё это они проделали молча, как будто это не они пару минут назад орали так, что слышно было аж в столице. Машина двинулась по направлению к городу.
 Уже в городе Витя сказал:
- Пацаны, может, к Натахе заедем, анестезию примем, она всё равно рядом живёт, а у меня, кстати, есть, даже в магазин не надо бежать. – Он достал из куртки фляжку.
- Можно и к Натахе, только у тебя всё равно не встанет, после сегодняшнего приключения! – заржал Парфёнов.
- Да иди ты! – огрызнулся Витя, а потом задумался.
Они выпили, Зураб их высадил и поехал домой, тоже готовиться.
 Дома у Наташи, по странному стечению обстоятельств, кроме неё и Оксаны, никого не было. Девушки сидели на кухне и пили чай, разговаривали о своём и делились ожиданиями по поводу подарков. В дверь позвонили. Наташа вздохнула и поплелась открывать. То, что она увидела, её не обрадовало, на пороге стоят грязные, мокрые, красные и румяные, явно не от мороза, Витя и Коля, в руках у них была ёлка, от обоих пахло коньяком. Наташа их впустила, они разделись, поставили ёлку на балкон, затем зашли на кухню.
- Знакомьтесь, это Коля, это Витя, а это Оксана… – представила Наташа молодых людей, своей подруге и соответственно её им.
- Здрасте, – равнодушно поприветствовал Оксану Витя, затем что-то горячо зашептал Наташе на ухо.
- Что прямо сейчас? – спросила Бубенцова.
- Да-да, пойдём, твою подругу Коля поразвлекает, – они ушли в комнату, там громко заиграла музыка и стали слышны приглушённые крики и стоны.
 Коля, не отрывая глаз от новой знакомой, закрыл дверь на кухню, Оксана, кстати, тоже смотрела на него, не отрываясь.
- Ну, вот, я, в общем, Коля, – Коля нервно оглянулся. – А это на полчаса, я Витька знаю.
Она хихикнула и более заинтересовано стала осматривать Парфёнова.
- И где же вы были? – спросила она, осмотрев его внешний вид.
- Не поверите, на охоте… – смущённо ответил Коля, осматривая свои грязные и мокрые джинсы. Странно, но он ещё никогда так не нервничал, разговаривая с девушкой. Видимо она была какой-то особенной.
Она снова улыбнулась приятной улыбкой и спросила:
- Вы, Николай, кофе будете?
Коля неопределённо кивнул и вдруг, сам того не ожидал, спросил:
- Оксана, вы с кем новый год встречаете?
Так и познакомились, потом он бегал по городу, ей подарок искал…
 Когда он проходил мимо площади его окрикнул какой-то подвыпивший мужик:
- Эй, братан, а чего, эту х…ню, уже увезли? – показывал мужик, рукой куда-то.
 Коля, честно говоря, не очень понял, о чём он говорит, поэтому ответил первое, что пришло на ум:
- Так х…ня была, вот и увезли!
 
 
 
Глава 3

Весна. Май. 2002 год.
 Шёл урок истории, шестой по счёту, последний на сегодня.
 Обычно к последнему уроку в этом классе оставалось человек пять-шесть. Но историю нельзя было пропускать, по крайней мере, без очень-очень уважительной причины, так как вела её их классный руководитель – Бульбасова Любовь Михайловна. Как всегда на уроке, происходили какие-то конфликты. Например, Бульбасова задавала простенький вопрос: «что я вам на сегодня задавала?» Ну, ведь простейший вопрос, да? Казалось бы. Так как ответ на этот вопрос знали примерно пять-шесть человек, тех самых, класс начинал нести всякую чушь: называли параграф, который отвечали недели две назад и все естессно получали пятёрки, а как иначе-то? Наконец ей это надоело и она спросила у одной из тех пяти-шести:
- Валя, что я вам на сегодня задавала?
 Валя, в лучших традициях Павлика Морозова, честно ответила, разве что честь не отдала:
- Параграф девяносто пять, Любовь Михайловна!
- Дура, я тебе на перемене лицо расцарапаю, – прошептала ей Маша Щепкина, они с ней давно в контрах.
- Маша, ты как разговариваешь? – Бульбасова даже покраснела.
- А, чего это вы ей рот затыкаете? Мы имеем право на своё мнение! – начала спектакль Бубенцова, спектакль, который должен был продлиться минут двадцать. Отработано.
- Наташа, рот зашей! – попалась на крючок Бульбасова, в который уже раз.
- Ага, щас! Всё себе зашью! – ответила нагло Натаха.
- Ну, знаешь, говорят в Китае эту процедуру делают, только она дорого стоит. – На полном серьёзе, начала историчка, или истеричка, ещё не определились в терминах.
- Как я её ненавижу! – кивая на Наташу, сказал Витя Осокину, благо, сидели они на третьем ряду и она их не слышала.
- Ты ж с ней спишь! – поперхнулся семечками Слава.
- Ну и что?!
- Ну, я не знаю, это как-то, не по-коммунистически. – Пожал плечами Слава.
- Так, Осокин, а вы чего там шепчитесь? – обратила на них внимание Бульбасова.
- А, чего я-то? Я вообще по истории только двух человек знаю: Бухарина и Кирова. Нравятся они мне. И вообще: Ленин, раскрыл культ личности Сталина в 43-м году! Да! После Бородинского сражения…
- А говоришь, только двух человек знаешь, ты ж сейчас весь школьный курс истории пересказал! – поддел его Витя, шёпотом.
- Я ещё и на машинке могу! – огрызнулся Слава.
 Любовь Михайловна, поняв, что ей здесь ничего не светит, переключилась на другую, более продвинутую, в историческом плане, часть класса, должно же и им достаться.
- Джубадзе, ты чего улыбаешься? – не унималась Бульбасова.
- Я вам хочу комплымэнт сдэлать.
- Ну, давай, делай, – заулыбалась историчка.
- Но нэ буду!
 Юре это мракобесие надоело (он знал, что это только начало) и он в полном исступлении начал тихонько биться головой об парту, Бульбасова обратила на это внимание и видимо испугавшись, что на её уроке парень получит физическую, а может и психическую травму, она решила это самоистязание Колобкова прекратить:
- Колобков, ты-то чего головой бьёшься? – спросила она Юру, уже не надеясь спасти урок. Беспредел начался.
- У меня там голоса, какие-то. Выбиваю! – не совсем здоровым голосом и с не совсем здоровым взглядом, ответил Юра.
- Это у него там Ленин культ личности Сталина раскрывает! – вступил Парфёнов в всеобщую вакханалию. Бульбасова взялась за голову. Она воздевала руки к небу, молила Аллаха послать ей мудрость древних гуру, дабы прекратить беспредел, но всё мимо.
 Так урок и прошёл. Это был не простой урок. Последний. Дальше экзамены и т.д.
 После урока Валя попыталась скрыться первой, но не успела, Маша её нагнала и пнула по портфелю, вернее по габаритам это был не портфель, а походный рюкзак, ну вы знаете, здоровые такие.
- Ду-ура! – захныкала Валю и убежала.
- Чего сказала! На выпускном, зарою! – вспыхнула Щепкина.
- Зароешь, зароешь, всех убьёшь, одна останешься… – обнял её Никитин.
 Первым по порядку экзаменом был экзамен по ОБЖ. Он был назначен на девять пятнадцать. ОБЖ – самый популярный у их класса предмет, вернее не предмет, а экзамен, потому как, на уроки по ОБЖ они не шибко любили ходить, ровно, как и на другие предметы. Но им казалось, что это самый простенький из всех экзаменов, кстати, нервных клеток он отнимет, наверное, даже больше, чем остальные экзамены.
 Самым первым к школе подтянулся Юра Колобков. Он встал на крыльце школы, закурил и начал нервно перелистывать специальную книжечку – «Ответы на экзаменационные билеты по ОБЖ». По ним намного удобнее было готовиться к экзамену, чем по учебнику – в учебнике ещё искать нужно, а тут уже всё готово. Кстати эти книжечки их класс скупит полностью, во всех книжных магазинах города, даже другим классам не достанется. Последние два дня Юра сидел дома и упорно штудировал эту книжечку, но так ничего, кроме одиннадцатого билета и не выучил и теперь молил бога, что бы ему попался именно этот билет.
 Минут через пять к школе стали подтягиваться остальные ученики. Ребята здоровались и показывали друг другу книжечки и другие шпаргалки. Один так вообще, ничтоже сумняшы – вырвал все листы и рассовал их по карманам пиджака, как показала практика – напрасно. Евгений Евгеньевич – учитель по ОБЖ, живенький, умудрённый опытом, старичок, сразу на входе в класс, будет снимать с ребят пиджаки, а с девушек жакеты, на ком они были, конечно. Затем ребята зашли в школу и столпились возле кабинета, Коля и Слава притащили несколько стульев из соседнего кабинета, на которые усадили девушек. На горизонте коридора показались члены комиссии: Евгений Евгеньевич, завуч школы и их классная руководительница – Любовь Михайловна, они зашли в класс, получив по дороге цветы и кучу комплиментов, Евгений Евгеньевич, например, узнал от Наташи, что у него очень сексуальная плешь, поможет ли ей это?
 Через пять минут начали запускать в класс по четыре человека. Первыми, кинув жребий, пошли Коля Парфёнов, Лёва Покрышкин, Маша Щепкина и Серёга Толстый.
- Не ссы, Капустин, от…бут и отпустят! – подбодрил Покрышкина толчком в ребро, Парфёнов.
 Они зашли, а остальные стали более судорожно учить - листать книжечку.
В классе, слева от входа, стояла парта, за которой и расположились члены комиссии. Ребята выстроились в ряд и стали ждать своей участи.
- Ну, что? Как поговаривал Ной: «каждой твари по паре!» – потирая руки и улыбаясь, заявил Евгеньевич.
- Остроумно, а главное – оригинально. Это Ной, Вам, лично говорил? – улыбаясь во все зубы, заметил Парфёнов.
- Без тебя, Парфёнов, скользко! Тяни.
 Коля, немного наигранно, нервничая, взял с парты билет и поплёлся к парте. По дороге он шептал: «Билет номер пять, приём-приём!»
- Так, Парфёнов и Толстый, снимайте пиджаки! – заявила завуч.
 Толстый, снимая пиджак, шептал Парфёнову, что он сволочь, ведь, собственно у Толстого и были разложены листы в пиджаке. Парфёнов огрызнулся, хотя ему было всё равно – он свой билет знал на пять. Повезло, что сказать.
 Ребята в коридоре нервничали и погашали свою нервозность никотином. В очередной раз, выйдя на крыльцо, Наташа отобрала книжечку у Никитина и сунула себе в джинсы, Сергей почесал затылок и посоветовал засунуть книжечку в другое место. После чего получил звонкий шлепок по физиономии и отбыл в школу.
- Так, время на подготовку вышло, давайте, кто первый? – заявила завуч, когда прошли отведённые двадцать минут.
Так как Толстый ничего не знал он поднялся и смело пошёл на верную смерть.
- Так, билет номер восемнадцать. Ну, Сергей, назови-ка нам средства индивидуальной защиты. – Упёршись рукой в щёку, попросил Евгений Евгеньевич.
- А, это легко: бронежилет, презерватив, автомат Калашникова… – начал загибать пальцы Толстый.
- Всё понятно, придёшь через неделю, в это же время…
- Но, я всё знаю… – возмутился Серёга. – Чо не так-то?
- Уйди отсюда! По-хорошему уйди…
 Когда Серёга вышел, к нему тут же рванули все и стали спрашивать, какой у него был номер билета, так как вытянутые билеты не возвращались на место, это было очень важно. Все сразу вырвали и выкинули листок с восемнадцатым билетом.
 Первая четвёрка отстрелялись, все получили пятёрки, кроме Сергея, конечно.
Выходя из класса, Коля ещё раз ткнул Покрышкина и сказал:
- Ну, я же тебе говорил. Даже вазелин остался!
Следующими были Слава, Витя, Наташа и Зураб.
 Они взяли билеты, и расселись за парты. Зураб сел за парту, за которой сидела Щепкина, там от неё остались шпоры, как и договаривались.
- Momento mori. – сказал Евгений Евгеньевич, глядя на Зураба, который сжимал в кулаке шпаргалку.
- Чего? – спросил Зураб.
- Помни о смерти… – указал кивком головы, Евгений Евгеньевич, на его руку, тот понимающе убрал шпаргалку в карман.
- Вы с ними слишком мягки, – заметила завуч, которая, к слову, не очень любила этот класс.
- Да, нормально, вы сейчас увидите, как они отвечать будут, вам тоже их жалко станет.
 В билетах было по три вопроса, два теоретических, один практический.
Наташе досталось надевать противогаз. Она на пятёрку отбарабанила билеты, когда натягивала противогаз, слишком резко и энергично махала руками, в результате чего у неё задралась блузка и книжица, из джинсов, выпала на пол.
 Наташа это заметила только тогда, когда, сняв противогаз, увидела, что Осокин валяется на полу и хохочет, Витя долбится головой об парту, а члены комиссии смотрят на неё с умилением.
 Наташа пожала плечами и смущённо заявила:
- Критические дни. – Так как в комиссии были две женщины, эта отмазка прошла. Или может, замечание про плешь подействовало?
- Иди отсюда, пять! – схватившись за голову, простонал Евгений Евгеньевич.
 Наташа быстро собрала свои вещи и показав остальным ребятам язык, выбежала из кабинета.
 Осокину, единственному, кстати, вообще досталось примерять защитный, полностью резиновый костюм вместе с противогазом. Естественно не уложившись в норматив и простояв в костюме, восемь минут, а в кабинете, как и на улице, стояла приличная жара, Слава, наконец, получил благословление комиссии снять костюм. Когда Осокин, кряхтя и тяжело дыша, снял костюм, он получил вопрос:
- Ну, что, Осокин, всё ещё хочешь стать аквалангистом? – ехидно спросил Евгений Евгеньевич.
- Нет. – Отдышавшись, ответил Слава.
- А кем ты хочешь быть?
- Нудистом.
- Эт-то, хорошо! – с интонацией товарища Сухова, заметил Евгений Евгеньевич.
Слава, отряхнув брюки, уже собрался уходить, как его остановила завуч:
- Ну-ка, Осокин, ты знаешь, как делать искусственное дыхание?
- Конечно. Оч-чень нежно и поглаживая при этом определённые части тела, того, кому делаешь…
- Ну, покажи.
- А на ком?
- А на Зурабе! – Зураб при этом напрягся.
- О’кей! Давай Зураб, лягай на парту.
- Так, хватит, – вступил в разговор Евгеньевич. – Осокин, свободен. Пять.
Собственно это была единственная пятёрка Осокина за экзамены.
 В класс зашёл Колобков, взял билет, сел за парту, глубоко вдохнул и закрыв глаза перевернул билет. Медленно, медленно открыл глаза и так же медленно выдохнул, затем улыбнулся. По середине листка было написано: Билет 11.
 На перилах на крыльце сидели отстрелявшиеся ученики: Осокин, Парфёнов, Счастливчиков, Джубадзе, Бубенцова и Ресничкина. Ждали Юру. Зураб в руках держал наготове бутылку шампанского. Все нервно курили.
- Я билет поменял. – Выдохнув дым, тихо сказал Счастливчиков.
- В смысле? – спросила у него Наташа.
- Ну, мне одиннадцатый выпал, я его незаметно поменял на свой. – Витя получил тройку, единственный из компании. На что Наташа оч-чень обидится. Даже поскандалят потом.
- Зачем?
- Ну, я думал, может Юрцу достанется.
 Непонятно почему он так подумал, ведь билетов было много и вовсе не обязательно, что Юре достался бы именно этот билет. Но Витя, зная, что Юра выучил именно одиннадцатый билет, посчитал своим долгом оставить ему шанс, вытащить этот билет. Такая, если хотите, братская взаимовыручка. По-другому Витя не мог.
- Э-э-э, больше двух, говорят в слух! – встрял Осокин.
- Иди ты, Ося. Не до тебя. – Цыкнула на него, Бубенцова.
В этот момент вышел Колобков и заорал: Пять!
 У Зураба выстрелила пробка от шампанского, он всех слегка им полил, все кричали и радовались. Разливая по пластиковым стаканам шампанское, Зураб спросил у Юры, какой у него был билет, после того как он громко и чётко ответит, что билет был одиннадцатым, Витя улыбнётся и подумает, что не зря сегодня сюда пришёл, одно доброе дело сделал.
- Ну, дай бог не последняя! – выдал тост Парфёнов, имея в виду пятёрку.
- Дай бог! – крикнули ребята хором, чокаясь. Причём крик было слышно, аж в кабинете директора.
 Затем «великолепная» семёрка двинется в город с прекрасным настроением и напевая разные песни.
 Следующим экзаменом значилось изложение. Именно изложение, потому как два остальных класса писали сочинение. Ученики этих классов переживали, нервничали, некоторые даже встали ночью, что бы в Интернете узнать какая же тема сочинения во Владивостоке или ещё где-то там. Суета всё это, доложу я вам. Класс «В» этим не заморачивался. Примерно за месяц было известно (естессно из достоверных источников), что им будет дано изложение, хотя сочинением пугали даже в день экзамена. Так вот, в принципе изложение, кто помнит, писать на порядок легче, чем сочинение. Чо там трудного? Запомнил, да переписал, делов то! Казалось бы. Без проблем всё равно не обошлось. Первая проблема была в том, что когда ребята вошли в класс, на доске было написано: «Тихий Дон» М. Шолохова.
- Это, чо-то про рыбаков? – тихо спросил Лёва.
 Коля, посмотрев на него, стукнул себя по лбу и отвернулся, дабы избежать кровопролития. В отличие от друзей он хоть книгу и не читал, но зато смотрел фильм с актёром Глебовым в главной роли.
 Никто не ожидал. Шолохов шёл последний из произведений в этом году, но ребятки, посчитали, что такой радости школа им не доставит и поэтому на последних пяти уроках занимались чем угодно, но не изучением творчества Шолохова. Многие из ребят (Лёва, Дима, Витя и др.) искренне считали, что речь на уроке идёт об известной телепередаче «Тихий дом», которую ведёт тоже Шолохов. Слава богу, хоть про передачу знают.
 Короче говоря, был шок.
 Коля, как лидер (моральный, духовный, спортивный), справедливо посудил, что в школьной библиотеке обязательно должна быть эта книга и после непродолжительных обговариваний, было решено, что он, как самый разговорчивый на первом же перекуре отправится в библиотеку и под честное - пионерское слово возьмёт книгу, а там - как попрёт. Сказано - сделано.
 Через час мучительных писаний (а Слава и Витя мучались, потому как, вчерась выпивши, были) разрешено было выходить по одному. Первым, несмотря на решение большинства, отправился Покрышкин. Коля извергал в его адрес та-акие страшные проклятья, которые Осокин не слышал даже на заводе. Когда Покрышкин вернулся ему в мягкой – гамбургской манере было разъяснено, что он был не прав, а потому с него десять бутылок пива. Он пытался сопротивляться, но против большинства не попрешь. Как говорится: Семеро одного убьют.
 Коля пулей вбежал в библиотеку и чуть ли не со слезами на глазах выпросил Шолохова. Книга, мягко говоря, немаленькая. Учительница литературы, видимо из добрых побуждений, сказала Парфёнову, какие страницы она им прочитала, что бы он долго не искал. Коля быстро нашёл упомянутые три страницы и ничтоже сумняшы – вырвал их из общей массы, так сказать – выделил из общественности. Саму книгу он оставил до лучших времён в туалете, где, кстати, скопилось много мам и учеников из параллельных классов, разложив на подоконнике кучи шпаргалок и всякого другого интересного. Он засунул три листочка в пиджак и с отличным настроением вернулся в класс.
 Листы кочевали из одного конца класса в другой, под неусыпным присмотром литераторши. Ими должны были пользоваться человек двадцать из двадцати шести. Всё ж таки находились и нормальные люди, которые писали по памяти. Наконец очередь дошла до Толстого, а после него было ещё человек десять.
 Сергей Анатольевич, написав немного, отправился на улицу покурить, справедливо полагая, что времени ещё куча. Надо сказать, что у Сергея Анатольевича была одна замечательная привычка – выходя с контрольных, он сжигал шпаргалки. История умалчивает, откуда у него эта привычка, наверное, из него получился бы отличный шпион. Наверное. Неизвестно о чём он думал (может и о Зорге или Йоганне Вайсе?), когда щёлкал зажигалкой, вряд ли он это сделал из злых побуждений, но Сергей Анатольевич очнулся от своих дум, только тогда, когда увидел на земле догорающий листок. Догорала фраза Мелехова. Сергей Анатольевич, мягко говоря – озвезденел, но это очень, мягко говоря. Перед глазами пролетели возможные варианты того, что с ним сделают ребята. Толстый вздрогнул и обернулся. К нему шли пятеро пацанов из класса. Он приготовился к самому худшему.
 Нельзя сказать, что эта весть обрадовала всех (хотя минут пять смеялись они вместе), Юрий Колобков, например, присел на корточки и начал покачиваться из стороны в сторону, держась за голову и напевая «Чунга – Чангу». Зураб – тот отвернулся и отстранённо стал думать, где сейчас можно взять водки. Слава ржал. Витя и Коля, переводя взгляд с кучки пепла на Сергея Анатольевича, думали, какой предмет лучше всего будет засунуть ему, ну, туда, вы знаете куда. Их мнения сошлись на бейсбольной бите лежащей сейчас дома у Парфёнова.
 Стояли минут пять. Дело в том, что уже шёл небольшой перерыв на обед, этот перерыв должен был продолжаться ещё двадцать пять минут. Было решено, что вздыхать поздно, как впрочем, и думать, а бежать за битой рано (Сергей Анатольевич думал, что всё обойдётся, глупец), надо ещё изложение дописывать. Состоялось небольшое совещание, такой «Совет в Филях» Дубненского разлива, итогом которого стала следующая резолюция – Толстый бежит в книжный магазин, времени много, должен успеть, а то, что «Тихий Дон» должен быть в любом уважающем себя книжном магазине, а других у нас в городе и нет, ребята под сомнение не ставили. После же возвращения Сергея Анатольевича все остальные ссут уму в карман. Ну, это шутка, конечно, про карман, остальное - правда. Итак, Сергей Анатольевич устремился.
 Ближайший магазин был оч-чень далеко и поэтому Толстый устремился в темпе вальса, то есть – бегом. Сказать, что он запыхался – не сказать ничего. Вот они где аукнулись-то карты на физкультуре. Толстый, красный как пожарная машина вбежал в магазин и запыхающимся писклявым голосом (такая реакция организма на бег) начал говорить продавщице примерно следующее:
- Я… Это… Мне… Б…дь… Забыл… А, Тихий конь, тьфу – Тихий Дон!
 Продавщица, будучи женщиной, в летах, а потому впечатлительной подумала, что её собираются грабить. Ну, вы сами посудите – вбегает здоровенные лысый амбал и несёт какую-то пургу про Дон, да ещё и тихий. Что она ещё могла подумать?! А вы бы что подумали? На это её решение повлиял и вчерашний боевик про ограбление банка, который она смотрела вместе со своим внуком. «Господи и до нас докатилось!» – подумала продавщица и нажала на «тревожную кнопку».
 Сергей о кнопке естественно ничего не знал и не добившись от продавщицы ровным счётом ничего, отправился искать нужную ему книгу в недрах магазина. Продавщица решила не вмешиваться, пока не приедет экипаж ОВО (отдел вневедомственной охраны) и не повяжет смутьяна. По случайности этот самый экипаж проезжал мимо того самого магазина, когда им по рации поступил соответствующий сигнал. Они и решили ворваться и повязать. Короче весь этот цирк уродов закончился разбитой губой Толстого (сопротивление при задержании и оскорбление сотрудника милиции), сломанным стендом (книги для садоводов-любителей), обмороком продавщицы (не вынесла душа поэта криков и мата родной милиции)…
 Милицейская «шестёрка» подъехала к забору школы.
- Ну, где они? – спросил сержант.
- Вон стоят… – ответил с заднего сидения Толстый.
- Зови.
 Так как в ОВО работают пацаны не глупые, плюс с чувством юмора вся эта история ничего кроме смеха не вызвала. Естественно во всём разобрались на месте. Книгу Толстому продали. Милиционеры решили из всего этого трагикомического фарса трагедии не раздувать и поиметь немного премиальных с выпускников.
 Толстый вышел из машины и отправился к группе товарищей. У тех настроение упало ниже асфальта. Ржал только Осокин. Коля сощурился и отправился к машине, из которой вышел старший экипажа. Они о чём-то поговорили, Коля позвал Зураба, ещё немного поговорили, сговорились на сумме достаточно божеской – тысяча двести. В рублях, естественно. Этой суммы должно было хватить и на экипаж и на дежурного. Коля и Зураб расплатились скрепя сердцем, собрав с друзей все суммы, которые были (ох, не повезёт Толстому!) и отправились в школу, к тому времени перерыв уже закончился и изложение продолжилось. На улице стояла и ждала их только Наташа, Толстый был уже в классе. Наташа всех событий не видела и всего расклада не знала, а потому спросила, показывая на книгу, которую Парфёнов нёс в руке:
- Что это?
Коля повертел книгу в руке, ответил:
- Чей это мотоцикл? Это не мотоцикл, это вертолёт. Чей это вертолёт? Зэда. Кто такой Зэд? Зэд мёртв, детка, Зэд мёртв! (Коля цитирует фразу из к/ф. «Криминальное чтиво»)
 Изложение они напишут. Все получат те оценки, которые заслуживают.
По справедливости всё будет.

ВЫПУСКНОЙ

Лето. Июнь. 2002 год.
 То, чего так долго ждали – сбылось. Наконец-то они отсюда свалят, начнут нормальную жизнь, многие, правда, уже через пару месяцев захотят сюда вернуться. Но паровоз уже уехал, как говорит один мой знакомый – поздняк метаться!
 Готовились все по разному: девчонки выбирали и шили себе особенные платья, надо же чем-то выделяться. Если уж не умом, то чем-то ещё, ну, вы знаете чем. Парни старались перед выпуском не пить несколько дней. Не у всех это получалось, но старались все.
 И вот, наконец, настал тот день, настал тот час. У школы собрались за полчаса до нужного времени. Стояли, разговаривали, как будто в последний раз, ей богу. Ещё наговорятся в ресторане. Наконец, нас, то есть, их, как стадо баранов (прости господи), завели в зал. Усадили в отведённые сектора, заставили смотреть на сцену, там поочерёдно выступали актёры из школьной самодеятельности, учителя и ещё бог знает кто. Так как наш, прошу прощения, их класс был последним по порядку, но не по значению, как говорится: впереди нас плетутся только Куба и Албания, им пришлось смотреть ВСЮ эту галиматью. Даже покурить не выйдешь, не так поймут. Пока на сцене выкаблучивались представители самодеятельности, господи, кто это всё придумал? Плюс ещё на сцену вышел какой-то мужик в некопеечном костюме, у мужика на лице была написана скорбь всех чиновников от города за нашу молодёжь, так же на лице было написано, что он именно чиновник от города. Эту надпись, знаете ли, только слепой не разглядит. Он начал поздравлять всех с праздником, с выпуском, с допуском и т.д.
- Где-то я его видел! – шепнул на ухо Коле Юра Колобков.
 У Парфёнова почему-то в голове вдруг ясно послышался голос актёра Олега Табакова из фильма «Ширли-Мырли», где персонаж Табакова обращается к персонажу Леонида Куравлёва: – Я этого пи…ра в Химках видел, он там деревянными членами торговал! – Парфёнов улыбнулся.
- Это вице-мэр. – Услышала их разговор Ресничкина.
 На этих словах гость запнулся, возможно, уловил слова Ресничкиной или мысли Парфёнова и продолжил говорить только после подсказки из зала, а подсказывали, между прочим, имя директора!
- Какие слова, а! Сразу видно, от чистого сердца говорит! – шепнул Парфёнов, так, что бы слышали все, после очередной запинки варяжского гостя, после которой ему всё ж таки дали бумажку с речью. Было обидно.
 У Осокина перед глазами проплывала вся жизнь, как перед смертью, ей богу.
 Сначала возникла картина первого сентября 1992 года. Какой я был тогда дурак, когда надел ворованный пиджак – извините, вырвалось. Дальше Слава бегает по огороду от деда. Подумаешь, случайно попал грязью в глаз, когда закапывали сливу. Так кстати тогда и не догнал, хе-хе. Дальше драка на дискотеке. Вот он уже танцует на уроке литературы. Наконец он сидит в зале, и сейчас скажут его фамилию и он выйдет на сцену получать аттестат. Мелочь, а приятно.
 Наконец объявили их класс и на сцену стали подниматься его одноклассники. Вот Натаха Бубенцова поднимается, на спине в вырезе платья видна татуировка, красиво, блин. Вот уже Толстый подходит к Бульбасовой, она ему шепчет на ухо: «Серёжа, паспорт твой у меня, помнишь?» Дело в том, что он ей немного денег должен был. Дальше Коля, Витя, Зураб и т.д. Он даже не услышал, как назвали его фамилию, только почувствовал, как его за локоть теребит Ресничкина:
- Ося, тебя зовут.
- А? Да, спасибо. – Он встал и двинулся на сцену…
 По дороге в ресторан половина класса остановилась у лавочки в парке, сфотографировались и поклялись каждый год именно в этот час и в эту минуту встречаться на этой лавочке, кстати, клятву держали не все.
 Дальше ресторан, пьянка. Их класс выделился тем, что принёс в ресторан, несколько бутылок водки. В то время, когда все пили вино и шампанское. Покрышкин напился, стал приставать ко всем девчонкам (даже библиотекарше, пожилой женщине), а потом стал отплясывать чечётку, потом, извините, наблевал прямо в тарелку, на столе. Опозорил тем самым не только их класс, но и все классы, да, что там классы, всю школу. Его увезли домой.
Коля Парфёнов пил на брудершафт с физруком. Выпив, сказал:
- Василий Захарыч, вы извините, что я вас тогда на х…й послал.
- Да, ладо. Погоди. Когда?
 Осокин рассказывал анекдот: Русский в Иерусалиме увидел памятник Гагарину. Спрашивает у местного жителя: А почему в Израиле и памятник Гагарину? Тот ему отвечает – а потому, что он первым сказал: «ПОЕХАЛИ!!!»
- Я зимой с одной барышней кантовался, – повествовал Колобков, – так вот, едем как-то домой на маршрутке. Ну, вечер уже, темно, в маршрутке кроме нас человека три, а мы на последних сидениях сидим и она мне значит, на ухо заявляет, цитирую: «Я писать хочу», извините, конечно, не за столом сказано. Ну, я ей и отвечаю: «Потерпи немного, дорогая, щас уже домой приедем». А она мне и отвечает: «А я уже», я смотрю, действительно, на сидении под ней лужица, я немного отодвинулся, она ещё хотела мне на колени сесть. А эта сука, сидит лыбится, хорошо наш разговор никто не слышал, я её вытолкал остановки за три от нашей, быстро довёл до дома и после этого, наша романтическая связь была окончена.
- Слушай, Колобков, ты бабу бросил только из-за того, что она немного расслабилась? Разве это повод? – хохоча, спросила Ресничкина.
- Я уж потом узнал, что у неё недержание было, у неё даже партийная кличка была – Пыса. А если бы она в самый интимный момент расслабилась? А? Во-от, а вы говорите, бросил.
- Фу, пошлости, какие-то говорите, пойдёмте лучше потанцуем. – Поднялась Алёшина со своего места, когда в танц-поле заиграла медленная музыка.
 Ей тут же руку подал Осокин и они отправились в зал. Под медленную романтическую музыку с Алёшиной танцевали все по очереди: сначала Осокин, потом Колобков, потом Марков, потом Зураб. Затем вакантное место снова занял Слава, после небольшой шуточной толкотни с Зурабом.
… Зураб уступив место Славе, вышел на улицу покурить. Закурив, он решил немного прогуляться по парку, на одной из скамеечек увидел Ларису Ивановну, впрочем, для него, с недавних пор, просто – Лару. Хотя они не так часто виделись, ну, в смысле - наедине.
- Отлычно выглядышь! – присев рядом, заметил Зураб. – А я тэбя в залэ нэ выдэл.
- Зура, дай сигаретку, – попросила она, глядя в сторону.
 Зураб вытащил из пачки сигарету и протянул ей, хотя она вроде не курила, даже после, ну, понятно…
- А я, Зураб, увольняюсь, – прикурила она от позолоченной зажигалки Джубадзе. – Мне одна моя сокурсница, в своей фирме место переводчика выбила, так что в Москву, в Москву. Прям как у Чехова, – усмехнулась она.
- Понатно. – тихо произнёс Зураб.
- Я, Зура, попрощаться пришла, – она встала со скамейки, провела ладонью по его щеке, как всегда шершавой, – не поминай лихом.
 Ещё несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, затем она развернулась и ушла. Джубадзе ещё немного посидел, поднялся и пошёл в магазин неподалёку.
 Зураб не мог знать, хотя и догадывался, что Лариса не просто увольняется, её увольняют, по нехорошей такой статье – аморалке. Ну, в деле, конечно, не было указано, что она спит с учеником, просто её недавно вызвала к себе директор и учинила над ней экзекуцию, в моральном плане, конечно. И предложила устраивающий всех вариант: она уходит «по сокращению кадров», а эта нехорошая история остаётся между ними. Ларисе ничего не оставалось, как согласится, ведь ей всего двадцать три года, городок маленький, все про всех всё знают, а эта история могла сделать ей плохую рекламу. Хоть ей и не нравилось работать в школе, но уходила она с тяжёлым сердцем. И ещё она не могла понять как эта их «связь» с Джубадзе стала известна директору, ведь о ней никто не знал, Зураб так вообще клялся, что никому не говорил, и она естественно тоже, правда в начале мая, они праздновали её двадцать третий день рождения в одном ресторане, там она заметила среди присутствующих Славу Осокина, она не знала, заметил ли он их, но они предпочли ретироваться из заведения.
 И ещё конечно Зураб не знал, что через пару дней после выпускного, она сделает аборт в московской частной клинике.
 Зураб вошёл в магазин и встретил там Осокина, который, натанцевавшись, пришёл сюда за пивом.
- Ты чэго здэсь? – спросил Зураб.
- Да, пиво в ресторане дорогое, караул.
- Слушай, Слава, коньяка выпьешь?
- Смеясь и напевая, а чего случилось? – посмотрев Джубадзе в глаза, спросил Слава.
 Зураб купил коньяк, они вышли сели в парке, Зураб вкратце рассказал ему историю их отношений с Ларисой, теперь-то можно, высказал свои догадки, Слава по ходу рассказа Зураба потупился и когда тот предложил тост, Слава убрал стакан и произнёс:
- Зура, слушай, я хотел… – он глубоко вдохнул, но смелости не хватило. – Поздравить тебя с выпуском.
 Слава вспомнил тот майский вечер, когда он, сидя в ресторане со своим двоюродным братом и двумя девушками, видел Зураба и Ларису, он этому значения не предал и сделал вид, что их не видел. Потом он немного расслабился, под влиянием коньяка и поделился соображениями по поводу присутствия здесь своей учительницы и своего одноклассника. Сидящая рядом с ним дама внимательно слушала, хотя он этого и не заметил, потом, как бы невзначай поинтересовалась, в какой школе он учится и в каком классе, услышав номер, довольно улыбнулась, сказала, что у них есть общий знакомый и свернула с темы, крепко поцеловав Славу и положив свою руку ему, ну, известно куда.
 Потом он, от брата, узнает, что это внучка их директора, город-то действительно маленький…
 Потом все фотографировались со всеми. В разных сочетаниях и позах. Кстати, Слава и Колобков проявят плёнки только через год после выпускного, зато посмеются от души.
 Ночью, все сходили домой, переоделись, кое-кто даже взял гитару.
Пошли к памятнику Ленина, кстати, самый высокий памятник вождю мирового пролетариата, во всей вселенной (это правда). По дороге Колобков расчувствовался и сказал:
- Эх, хочется чего-нибудь… возвышенного.
- Портвейну, например, – поддержал разговор Парфёнов
- Не-е, портвейн сильно к земле притягивает.
- А если откачать не успеют? Тогда точно возвысишься.
 Выпивали, пели, играли на гитаре. У кого-то спёрли фотоаппарат, с заначкой внутри, он так матерился! Ой! Ай! Вот ему урок, на светлую память: не надо от коллектива ничего прятать, не спрятал бы, глядишь и ничего и не украли бы!
- Серёга, куда дальше направишься? – спросил у Никитина Дима Марков.
- Да, я в ментовку подамся.
- Контра! – высказал своё мнение Слава.
- Сам ты контра! Может, я ментом хочу быть, наша служба и опасна и трудна и всё такое?
- И самовар у нас электрический и сами мы довольно не искренние! (Слава цитирует М. Жванецкого) Небось, служить в падлу? – продолжал Слава.
- Ну, не у всех же отмаз по аллергии, – ехидно заметил Никитин.
 - А ты от венеролога справку принеси, тоже отмазка будет. А? Ну, чо? Что ж ты милый мой смотришь искоса, череп глупый свой наклоня!
- Чего сказал? – Сергей напрягся, Слава стоял спокойно.
- А ты переспроси, Серёж, а я отвечу!
- Так, баста карапузики, кончалися танцы! – к ним подошёл Парфёнов. – После дождичка в четверг подерётесь, а сегодня – не сметь! Не то обоим въе…у.
 Коля отвёл Славу к стоящему за памятником Ленина Зурабу.
- Наташ, а ты, куда будешь поступать? – спросил у Бубенцовой Колобков.
- А зачем мне учиться, я за Счастливчикова замуж пойду, он меня обеспечивать будет. Да? – повернувшись к Вите, ответила она.
Витя поперхнулся соком и закашлял.
- Да ладно, пошутила я. Шутка. Шутка говорю, успокойся Витя.
 Витю и Юру позвал Парфёнов, они отошли от девушек к друзьям, стали небольшим кругом.
- Так, пацаны, вы только не смейтесь, – смущённо начал Парфёнов. – Мы знакомы столько лет, ну Зураб, тебя мы знаем только два года, но поверь, для нас, эти два года пролетели как десять лет.
 Ребята засмеялись, Зураб смущённо отвёл глаза.
- Тихо, вы только не подумайте, что я перепился и всё такое, – снова смутился Коля, говорить было не легко. – Мы за десять лет столько пережили, что можем вполне называться братьями! А?
- Надеюсь, ты на моё наследство претендовать не будешь, брат? – «насторожился» Осокин.
- Не, мне твои тапочки не нужны. Я серьёзно. Пацаны, я вас люблю. Не, вы не подумайте, как братьев, поэтому мой дом – ваш дом! Понятно?! – он посмотрел ребятам в глаза, никто и не думал смеяться.
- Да, понятно, Колян, я тоже об этом подумал, нам надо по жизни держаться вместе! – перебил его Витя. – Мы ж с вами одного поля Ягода (Витя имеет ввиду Генриха Ягоду, начальника НКВД СССР в тридцатые годы). Мы же даже революцию завернуть можем! Ежели на характере попрём!
- Перебор, – покачал головой Коля.
- Давайте поклянёмся, – продолжал Счастливчиков. – Что через десять или двадцать лет мы так же сможем собраться и вообще мы никогда и расходиться не будем. Всегда будем вместе. – Витя вытянул руку перед собой, на его ладонь, положил свою Парфёнов, за ним Юра и Зураб, все смотрели на Осокина.
- Я понял, как у мушкетёров: «Один за всех и все за одного»? – Он оглядел друзей, остановился на Зурабе немного помедлил, затем с размаху лупанул по скрещенным ладоням друзей. – Клянусь, перед святым ликом вождя мирового пролетариата! Куда я от вас, мать вашу, денусь!
 Вот так всё и было, а телесериал «Бригада» тогда мы, тьфу, они, ещё не видели, как знали, ей богу.
 Они громко заорали: «А-а-а!» – в этот момент они, можно сказать, были по настоящему счастливы, позже они будут вспоминать эту «клятву за Лениным», с улыбкой. Что может быть лучше: стоять рядом с друзьями (прошу прощения), с братьями, за памятником Ленину и громко орать, никого не смущаясь? Наверное, ничего. Вспоминая это, все их насущные проблемы будут казаться им мелочами, перед не совсем взрослым и уже не детским, тогдашним… Всё таки… Счастьем…
 Эта «клятва за Лениным» подвела черту под очередным этапом взросления.
 Когда наступил рассвет, все бросили спиртное, в смысле – аккуратно поставили, встали в ряд у воды, взялись за руки и стали смотреть на воду. Такая красивая солнечная дорожка тянулась по ещё тёмной воде Волги-матушки, да и сам рассвет был красив. Даже материться не хотелось. Вот так просто стояли и смотрели. Здесь по идеи должна быть задушевная музыка, но так как у нас письменное произведение – музыки не будет. Сами додумаете. Извините.
 
ЧАСТЬ 3

ПОСЛЕ ШКОЛЫ

По окончании школы ребята разбрелись кто куда.
 Коля Парфёнов – поступил в местный университет, который носил гордое название: Международный университет природы, общества и человека «Дубна», хотя была возможность и в Москве учиться (он поступил ещё весной в МИРЭА), но он решил быть поближе к Оксане.
 Оксана Максимова – поступила в тот же университет, она хорошо знала иностранные языки и любила их изучать. Она хотела стать лингвистом.
 Слава Осокин – помаявшись ерундой, после выпускного, недельки три, был принят на работу на один из заводов. На этом заводе он работал летом перед девятым десятым и одиннадцатым классами. А на постоянную основу его туда взяли при помощи его отца, который служил там мастером смены. Ведь у нас в России на работу принимают либо по блату, либо по сестле. Шутка. Так же он поступил на заочное отделение того же университета. На юриста учился. На счёт армии он мог не волноваться ещё года три, так как имел отсрочку. Ну, а там может в стране что изменится.
 Витя Счастливчиков и Юра Колобков – учились в Москве, в МАИ.
 Зураб Джубадзе – так же учился в Москве, в каком-то экономическом колледже. Надо же династию продолжать.
 Наташа Бубенцова – закончила курсы парикмахеров и визажистов и работала в одном из салонов красоты города.
 

Глава 1
(интимная)

В любви, как и в спорте! Видишь?
Есть свои препятствия!
В сексе главное не финиш!
Главное – участие!
 (команда КВН «Новые армяне»)

Осень. Октябрь-Ноябрь 2002 года.
 Маленьких детей можно от экрана увести. Хотя? Хотя ведь секс, как таковой – вещь очень забавная. Если смотреть со стороны, не в смысле сидеть и наблюдать, а в том смысле что уже после сесть и проанализировать. Особенно в первый раз. Кто помнит, конечно. И заслуживает не меньшего, а может и большего внимания, чем образование и рабочая деятельность человека…
 Слава Осокин отработав в лаборатории завода во вторую смену, с двенадцати дня до семи вечера, сходил домой отдохнул и снова отправился на завод, работать в ночную смену – с одиннадцати вечера до семи утра, но уже не как лаборант, а как рабочий бригады. Как говорится: Бригада «Ух», работает до двух! Да. Так вот. Отработав смену. Слава в неплохом настроении шёл домой, сегодня был последний день, когда он работал в две смены, сегодня он мог бездельничать сколько хочет. Он решил взять себе бутылочку пивка. С какой ненавистью на него смотрел проходящий мимо мужик, когда Осокин открывал у палатки бутылку пива, время – семь тридцать, а он пиво открывает! Надо было видеть. Но Славе было всё равно, он зашёл в ближайший дворик, с целью покурить и попить пиво на качелях, но на этих самых качелях он увидел сидящую и плачущую девушку. Такого безобразия он допустить никак не мог, поэтому подошёл и позвал девушку. К его удивлению это была сестра Вити – Галя. Напоминаю – время семь тридцать, будний день, когда вообще-то она должна быть в Москве и учиться.
 Слава немного обалдел. Они некоторое время смотрели друг на друга, потом Галя снова разрыдалась, может, глядя на Осокина? Хотя не такой уж он и страшный.
- Ну, Галя, ты чего? – как можно ласковее спросил он.
- Ничего! Уйди! – пытаясь сдержать слёзы, ответила она.
- Я помочь хотел, – ответил Слава и отхлебнул пива.
- Козёл, сволочь, кобель! – вдруг закричала она.
- Кто? Я? – опешил Слава.
- Да не ты! Ты тут при чём?!
- Вот и я говорю. Слушай, давай я тебя домой отведу. Не дело тут сидеть.
 Он спустил её с качелей, взял под руку и повёл к дому.
- Слушай, хочешь я ему морду набью?
- Он боксёр, – всхлипнула Галя.
- Оп-па, хорошо, что предупредила. Тогда, хочешь, он мне морду набьёт?
 По дороге он узнал, что она болеет и потому не учится. Что решила сходить в «Патриот», сделать своему парню сюрприз. Он-то думает, что она в Москве, а она хоп и здесь… Вот и сделала сюрприз. Только не ему, а себе. Пришла в клуб и застала его там с двумя барышнями, естественно по её сугубо предвзятому мнению – не тяжёлого поведения. Отвесила ему звонкую пощечину и вылетела из клуба как пробка. Почти всю ночь просидела здесь.
 Последняя часть красочного рассказа уже происходила на лестничной площадке, перед Галиной квартирой. Она снова расплакалась. Слава начал её утишать. Началось всё с целомудренных поглаживаний по плечу и спине (Слава в этот момент вдруг резко почуял потребность защитить её. От кого? Да, от мира окружающего, ведь она такая маленькая и слабая, от мужиков разных. В этот момент он и не знал, что скоро её защищать придётся от него самого – Вячеслава Валерьевича Осокина), а закончилось бешеным поиском презервативов в ближайших палатках.
 Не зря говорят, что первый раз не всегда бывает удачным. Нужно долго готовится, а вот так с наскока – может получиться очень плохо. Или вообще ничего не получиться.
- Ну, ничего? – спросила Галя, запершегося в ванной Осокина.
 То ли отработанная ночная смена давала о себе знать, то ли пиво, или может то, что это сестра одного из братьев? Но не получалось. Хоть ты тресни. А хотелось, прям таки оч-чень. Аж распирало, как хотелось. За покой можно было не волноваться – Витя и отец в Москве, а мама уже ушла на работу, он её, кстати, видел на проходной.
- Может анекдот, какой расскажешь? – с надеждой в голосе спросила Галя, кутаясь в простыню.
- Да, при чём тут! – раздался злобный голос Осокина из-за двери. – Хотя. Слушай: Самолёт типа «Кукурузник» разбился на кладбище, по новостям вечером объявляют: Пока что на месте аварии обнаружены тела двух тысяч, пятисот человек. – Галя напряжённо захихикала. – Или вот ещё – Диалог:
« - Вася, если бы тебе предложили трахнуть Машу один раз, а Ваню три раза, ты бы что выбрал?
- Ну, Маша это конечно Маша, но три раза это три раза!»
- А поинтеллигентней у тебя ничего нет? – фыркнула Галина.
- Есть, отчего нет? – ответил Слава более радостным голосом, похоже, юмор начал на него действовать: – Почему людоеды бабушек не любят?
- Почему? – спросила Галя.
- А они во рту вяжут. *
 Галя и Слава, прижавшись лбами с разных сторон к двери ванной, засмеялись.
- Вот ещё, про меня: Что должен делать на работе специалист, на зарплату в 1000 рублей?
- Что? – спросила в очередной раз Галя.
- Ничего и даже немножечко вредить! – заржал Осокин. Его поддержала смехом Галя.
 Слава резко открыл дверь, с какой-то животной силой и злобой сграбастал хохочущую Галю, которая даже немного испугалась, посмотрев на его глаза. Он вбежал в спальню Гали не очень аккуратно бросил её на кровать, предварительно раскидав одеяла, подушки и трёх плюшевых зверей, лежавших рядом с подушкой. В мозгу у него пролетела мысль, что одного из этих зверей подарил ей он, пару лет назад, на день рождения. «А когда у неё день рождения?» – подумал Слава, потом опомнился и зарычав принялся за дело.
 Всё делали неумело, неопытно. Иногда перемежая стоны тихими и робкими смешками и глупыми советами друг другу. Где-то через час, отмучавшись, а он именно мучался, хотя, казалось бы, с чего мучаться? Осокин встал с кровати, сил не было совершенно, оглянувшись на спящую Галю, натянул джинсы и прошёл на балкон. Там он достал из кармана пачку сигарет и закурил. Приложил, до сих пор, разгоряченный и мокрый лоб к холодному стеклу. Блаженно улыбнулся. Хотя это была не улыбка, а скорее гримаса. Выпустил дым, потёр лицо руками, спать хотелось жутко, но он чувствовал, что если сейчас заснёт, то когда проснётся, ему не захочется здесь оставаться. А то, что вопрос по поводу того, останется он или нет, возникнет, когда проснётся Галя. И не только этот вопрос, а ещё и другие. Типа: как дальше жить будем? Мы пара или нет? Ты на мне женишься? Бр-р-р. Думать об этом не хотелось. А нужно было. Он никогда не любил пацанов, которые встречаются с девушками, только ради того, чтобы переспать, а потом, когда своё получают, то быстренько их бросают. Он таких не уважал и мужиками не считал. Относился с брезгливостью и думал, что никогда таким не будет. В мозгу укором слышалась брошенная как-то Бубенцовой фраза:
- Все мужики одинаковые, кончат и к стенке, храпеть отворачиваются!
 Не хотелось ему соответствовать этой характеристике, он-то думал, что сам никогда так поступать не будет. Но это в теории. На практике всё оказалось совершенно по-другому. Ему сейчас как раз и хотелось молча смыться. Честно говоря, предыдущий час возни в кровати, удовольствия ему принёс не много, даже скорее наоборот. К тому же, ожидаемого расслабления и кайфа он не получил и как ему показалось – Галя тоже. Хотя вроде и кричала она и рот зажимала подушкой, но ему показалось, что это не от удовольствия, а от боли. Может, он что-то не так делал? Кто его знает, как надо делать, как говорится: хотелось как лучше, а получилось как всегда. В комнате что-то зашуршало, Слава резко обернулся, уронив сигарету с балкона. «Да-а, Вячеслав Валерьевич, так и до дурки не далеко!» – подумал Слава, когда увидел, что это кошка прыгает по дивану и шкафу. Он снова закурил, но с новой сигаретой вернулись старые мысли. Во-первых, говорить Витьку, никак нельзя. По ряду причин. Во-вторых, ну не жениться же на ней, правда? Ведь он не гусар! Слава, когда об этом думал, почувствовал брезгливость уже к себе, чувствовал себя нашкодившим щенком, который наследил, а потом, поджав хвост, спрятался под кроватью! Слава попытался отогнать эту мысль. Но получалось именно так. Так, разбираемся в чувствах: «Ты её любишь? Нет! Так зачем тогда трахался? Хотелось! Жениться хочешь? Боже упаси. Я ещё молод! Горбачёв для тебя кумир? Нет! Тьфу, какой Горбачёв? Совсем ты больной, Осокин!» – Славу аж передёрнуло, он снова выкинул сигарету и поёжившись отправился в комнату. Там он надел майку, присел на кровать, погладил по спине Галю, та дёрнулась и не поворачиваясь к нему сказала:
- Уходить собрался? – не дождавшись ответа, сама ответила: – Уходи! Дверь сама закрывается. Я потом сама приберусь, уходи.
 Слава, ничего не говоря, пожал плечами, получалось даже лучше чем он хотел, одел свитер и пошёл в прихожую одеваться, у двери он остановился, повернулся к Гале, хотел что-то сказать, но Галя его опередила:
- Не бойся, я никому не скажу!
 Слава в коридоре постучал себя по голове, одел ботинки и куртку. Он вышел из квартиры, аккуратно закрыв дверь, стал спускаться по лестнице.
«Нет, всё-таки не красиво получилось» – думал он. – «Надо будет, потом разобраться и поговорить», – решил он и как водится, вскоре об этом решении забыл.
 Галя ещё немного полежала, а потом стала убираться в разрушенной комнате, ей нужно было убрать от родителей, да и от себя, все следы пребывания здесь постороннего мужчины и простыню нужно не забыть сжечь. Сегодня она получила ещё одно подтверждение мысли высказываемой многими её подругами, о том, что все мужики сволочи…

***
 Юра долго готовился к этому вечеру. Сегодня он встречался с девушкой из его группы. Сейчас, сервируя стол и вспоминая, как начал за ней ухаживать ему становилось смешно. Дело было так:
 Сидел он как-то на перемене между лекциями с Никитой Морозовым, старостой группы. Погода хорошая, на улице относительно тепло. Мимо них пробежала девушка из их группы, Юра вздохнул и спросил:
- Слушай, Никит, как ты думаешь, я смогу завоевать её сердце?
- Сердце не знаю, а переспать с ней тебе вполне по силам. – Дожёвывая что-то, безразлично ответил Морозов.
- В смысле? – не понял Юра.
- Ну, своди её в ресторан, она у нас девушка провинциальная, кажется из Ярославской области, поэтому на такие штучки падкая, в зоопарк опять же своди или ещё куда.
- А…
- А насчёт заболеваний не беспокойся, всё нормально, проверено на себе, я на прошлой неделе. И вообще секс без любви, это хорошо, а вот любовь без секса, намного хуже! – так же банально говорил Никита.
- Нет, я имел в виду, может замуж за меня захочет, заставлять будет и всё такое, я слышал, такое бывает.
Никита осмотрел Колобкова, подумал и ответил:
- Ой, перестаньте сказать, как говорят у нас в Одессе, где я никогда не был. Я же сказал, она девушка провинциальная, планы Наполеоновские, передком стену прошибёт, поэтому за обычного студентика, типа нас с тобой, ей выходить, смысла нет, – он закурил. – Я даже могу отдать глаз на отсечение, что к концу этого семестра её уже здесь не будет.
 - Почему? – всё ещё не понимая, спросил Юра.
- Ой, господи! Да за коммерса, какого-нибудь, ухватится, если уж не замуж, то хоть на содержание, потом за другого, так многие делают. Внешность есть, мозги кое-какие имеются, а всё остальное приложится, в смысле в постели. А с нами студентами, так, развлекухи ради. Я тебе говорю, её уже я, Серёга, Лёха и Вовик, оприходовали, очередь за тобой – Никита похлопал Юру по плечу. – Ты вообще как с женским полом?
- Да, так, были две с половиной землекопки, – смущённо ответил Колобков.
- У-у-у, Юран, тебе срочно высвободится надо, я тебе сейчас пару адресов ресторанчиков дам, я кстати, в одном из них работал, там цены нормальные и обстановка располагает, а остальное, от тебя зависит. – Морозов написал на листке бумаги несколько названий и адресов ресторанчиков. – Можешь не благодарить, только потом расскажи, как всё было, – он встал, подмигнул Юре и отправился по своим делам.
 В этот же день Юра подошёл к девушке, поговорил с ней и назначил свидание. Она согласилась. Правда при разговоре Юре показалось, что она его не слушает, а стоит и оценивает его внешность, как жеребца, ей богу, хорошо хоть в пасть не заглянула. Юра всё сделал, как говорил Морозов: сходил с ней в кино, на прошлой неделе водил её в ресторан. После чего жил в впроголодь и, наконец, сегодня она согласилась прийти к нему домой. Вернее не к нему домой, а в ту квартиру, которую он снимал вместе с Покрышкиным. Всё это время он её даже не трогал, так как в мозгу всё время слышалось наставление признанного бабника Парфёнова: «Запомни, как ЖИ и ШИ, не лапай её на первом свидании и на втором тоже, попадаются пассажирки, которым это не нравится, если чо – сама тебя лапать начнёт!»
 Итак, на столе в комнате горели свечи, играла красивая музыка, стояло шампанское, с клафелином, шутка. Фрукты там разные и прочая ерунда. Карманы его пиджака просто топырились от упаковок с резинками, не жевательными.
 Наконец она позвонила в дверь он открыл, помог ей снять пальто, галантно, за руку отвёл её в комнату, усадил на кресло, напротив себя и… и в двери зашуршал ключ. Покрышкин. Юра кабанчиком метнулся к двери, распахнул её со злостью:
- Тебе чего?
- Я здесь живу, вообще-то, – опешил Лёва.
- Слушай, Лёва. Иди, погуляй, а?
- Ты чего! Ты время видел? Куда я пойду? – вытаращил глаза Покрышкин.
- Иди в общагу, там тебе рады будут, – Юра протянул Лёве три сотенных бумажки. – Тем более с деньгами.
 Юра захлопнул дверь. Лёва пожал плечами, сунул деньги в карман и поехал в общежитие МАИ. Он будет пить всю ночь и его пьяного побреют наголо, добрые собутыльники. Вот такие приколы в общежитиях. Как говорится: Красиво брить не запретишь!
 Юра вернулся в комнату. Ослепительно улыбаясь. Поправил галстук.
- Кто это был? – спросила она, пересаживаясь на диван.
- Да, так, цыгане, – ответил первое, что пришло на ум, Юра.
- Ну, выпьем на брудершафт?
- С удовольствием.
 Они выпили, поцеловались, Юра немного, ну как немного – как по канату взбирался, дал вольность рукам.
- Потанцуем? – предложил он.
- Потом…
 Ночью Юра вышел на кухню попить чаю и покурить. Свет он не включал, сел на табуретку, в чём был: в трусах и майке. В кухню вошла она, в его рубашке.
- Ну, как дальше жить будем? – спросила она игриво.
 Так как Юра уже знал, что её за два месяца поимела почти вся группа и ни кто, вроде, в ЗАГС заявление не подавал, то он спокойно и даже немного грубовато ответил:
- Ну, как обычно, не женится же мне на тебе?
- Это почему?
 У Юры помутнело в глазах. Он даже немного на себя чая пролил, слава Богу, тот был холодным. В мозгу вертелась только одна мысль: Попа-а-ал.
- Да, шучу я. Не бойся, – она села ему на колени. – Это у тебя вообще, какой раз? Первый?
- Почему первый? Четвёртый. – Беззастенчиво врал Колобков. – Что так плохо?
- У-у, а на столе пробовал? – игнорировала его вопрос девушка.
- Нет.
- И я тоже нет, давай попробуем, – подмигнула она ему, хотя он этого и не увидел, темно ведь.
 Он, не отрывая своих губ от её ротовой полости, взгромоздил её на стол, при этом, скинув на пол всё, что на нём стояло. Даже любимую чашку Покрышкина.
- Только не молчи, говори мне, что-нибудь красивое и нежное, – шептала она.
 Юре, как назло, ничего красивого и нежного не лезло в голову, наоборот лезла всякая хрень, типа: паштет «Нежный», батон «Нежный», колбаса «Нежная». Он, как мог, повертел головой и наткнувшись взглядом на разбитый заварочный чайник на полу, прохрипел:
- Чайка моя!
Она остановилась, посмотрела на него:
- Ладно, бывает и хуже… – они продолжили.
 Завтра, вместо лекций, он пойдёт покупать две новых чашки и заварочный чайник, а потом будет отмывать пол…
 
***
 Зураб находился в прекрасном настроении. Летящей походкой он направлялся на празднование дня рождения одной девушки из его группы. Надушенный и причёсанный он спустился в метро и его настроение тут же испортилось. Если вы были в метро, часов так скажем в шесть-семь вечера, вы его поймёте. Огромная, шумящая толпа людей, направляющихся в разные стороны, очень сильно напоминающая движение молекул, разглядываемых в микроскоп. Через эту толпу трудно было пробраться не то, что человеку с его комплекцией, но даже дистрофику. Зураб, как мог, вжался сам в себя и двинулся к эскалатору, спустившись, не без труда, он, ускоряя шаг, так как сильно опаздывал, вышел к платформам. Он шёл по привычке, не оглядываясь, он следил только затем, чтобы у него ничего не свистнули из карманов куртки, а то здесь это быстро, поэтому не заметил, как врезался в стоящую девушку. У девушки упала на пол, какая-то папка, Зураб, как истинный грузин-джентльмен, начал извиняться и поднимать папку. Подняв её, он протянул папку девушке и только тогда понял, что она стоит и смотрит на него. Это была Она. Лариса. Они долго стояли, смотрели друг другу в глаза, Зураб так и остался с зажатой в руке папкой.
- Вот это встрэча, казакы и нэмцы, – вымолвил он, наконец.
- Здравствуй, Зураб, – ответила она, убрав глаза и выхватив у него папку.
- Отлычно выглядышь, – оглядев её с ног до головы, как в первый раз, заметил Зураб.
- Спасибо.
- Я о тэбэ вспомынал.
- Я о тебе тоже, – она всё ещё не смотрела на него.
 Мимо проходили люди, иногда толкали их, шумели поезда. Они не обращали на это внимание, находились как будто в вакууме. Сейчас в их мирке существовали только он, она и папка. Молчание продолжалось минуты две. Они просто стояли и смотрели друг на друга.
- Может посыдым, кофе попъём? – нарушил молчание Зураб.
 - Зураб, слушай, я за муж вышла, – помахала она для убедительности перед его носом рукой, хотя он ничего не успел разглядеть.
- По-на-тно, – опустил он глаза. – А может, всё же?..
- Нет, не может! Зураб, я спешу, – она забежала в вагон, Зураб даже не успел среагировать. Поезд умчался в туннель.
 Она села на уступленное, каким-то парнем, место, посмотрела на руку. Кольца на пальце не было, да и не могло быть. Из глаз по щекам потекли слёзы.
 Зураб немного постоял, он уже обо всём забыл. Куда спешил? К кому? Затем он сел на скамеечку и некоторое время смотрел в одну точку.
- Чо, братан, не даёт? – спросил какой-то мужик, сидящий рядом.
До Зураба его голос дошёл как будто сквозь вату. Зураб повернул голову налево, посмотрел на мужика бешеным взглядом.
- Какой я тэбэ братан? – он без размаха заехал мужику в нос, тот свалился на пол, затем, держась за нос, поднялся и чуть не плача заорал на Зураба:
- Ты чо чурка…
 Зураб на это отреагировал ударом ноги в пах, послышался свисток, к нему приближался наряд милиции. Зураб быстро сориентировался и бросился в закрывающиеся двери подъехавшего поезда. Милиционеры ударились в двери и немного постучав в стёкла, проводили взглядом последний вагон, скрывшейся в туннеле. Вокруг Зураба образовалась пустота, в прямом, а не в переносном смысле. Во-первых, когда он запрыгивал в вагон, то вдавил своей массой внутрь несколько студентиков, и места вдруг стало больше, а во-вторых, все естественно видели баталию и заинтересованно смотрели на Джубадзе, правда, немного отойдя от него, вдруг он террорист. Он, не обращая на это внимание, погрузился в размышления, ехать куда-то ему расхотелось, выйдя через пару остановок, он вышел на улицу, поймал такси и поехал домой. Сидя в машине, он безразлично разглядывал улицы, витрины магазинов, девушек. Точно! Девушка, нужна девушка. Где её взять именно сейчас? Известно где. В квартире он нашёл номер телефона. Позвонил по нему и вызвал девушку. Номерок был проверенным, им пользовались многие его одногруппники, поэтому он не волновался. Через тридцать минут в дверь позвонили, Зураб открыл её, на пороге стол мужчина, как и Зураб – кавказской национальности. Гость явно обрадовался такой встрече и тут же ввёл на выбор трёх девушек.
- Сколко стоят? – сразу спросил Зураб.
- Дла тэбя зэмлак – столнык. – Улыбаясь золотыми зубами, ответил сутенёр.
- А на всу ночь? – спросил Зураб
- А справишься, красавчик? – хихикнула одна из девиц.
- Молчи! – цыкнул на неё кавказец. – Сговорымся, для тэбя зэмляк скыдка.
 Зураба это – «зэмляк», очень напрягало, поэтому он выложил нужную сумму, выбрал девушку лет двадцати, на первый взгляд, конечно, и выпроводил щедрого земляка. Когда они остались вдвоём с девицей, он отглотнул из припасённой, для особого случая, бутылки вина (а это, похоже, был действительно особый случай, вроде в жизни многое видел, но с проституткой спать придётся в первый раз и хотелось бы, чтобы в последний).
- Ну, что делать будем? – игриво улыбаясь, спросила она.
- Рэбусы-кроксворды рэшать, – зло ответил он, расстёгивая рубашку. – Раздывайся давай.
 Девушка ему чем-то неуловимо напоминала Ларису, наверное, поэтому он её и выбрал.
 Часа в три ночи она отправилась в душ, а он сел в кресло, вытянул ноги и закурил. Она вернулась в полотенце и подошла к нему.
- Можешь собыратся, я болше нэ хочу, – ответил он, на её взгляды.
 Она пожала плечами и стала одеваться. Стоя у зеркала и расчесываясь, она спросила:
- Слушай, какая ж дура тебя обломала?
- В смыслэ? – не понял Зураб.
- Ну, я не Лариса, а ты меня всю ночь Ларой называл. Лара это кто? Жена бывшая, подруга?
- Твое, какое дэло? Ты что, псыхолог или экспэрт по сымэйным отношеныям? – ответил он потирая лоб.
- Ну, ты почти угадал, меня с третьего курса, с факультета психологии выгнали.
 Зураб заломил брови, как-то у него в мозгу не вязалась проституция и психология. Хотя слова похожи.
- А ты что думал, я этим, для удовольствия занимаюсь? – она резко повернулась к нему. – Нет родной, меня препод, сука, завалил на экзамене, потому, что я ему не дала. А возвращаться в родной Мухосранск как-то не хочется. Вот и подрабатываю, чем могу, – она снова отвернулась к зеркалу.
 У Зураба этот рассказ почти никаких эмоций не вызвал, потому что, он в это не очень сильно верил и считал, что всегда можно найти выход из ситуации и вовсе не обязательно идти на панель. Сейчас она ему ещё задвинет про больную матушку или братика, для которых она, таким образом, деньги зарабатывает. Плавали, знаем. Но ничего этого не последовало, она спокойно одевалась и красилась.
- Слушай, как тэбя зовут? – спросил он.
- Катя, я же тебе говорила, – снова повернулась она к нему.
- Я помну, что лы? Давай чаю хоть попьём?
Она улыбнулась по-человечески. Они зашли на кухню, заварили чай и сели за стол.
- Ты, правда, на псыхолога учылась? – смущённо спросил он.
- Да, правда-правда. Чо, термины какие-нибудь назвать? Или Фрейда наизусть изобразить?
- Нэ надо. Какой унывэрсытэт?
- А тебе зачем? – недоверчиво спросила она.
- Попробуэм разобратся, – Зураб не врал, в Москве у его отца было много знакомых, которые действительно могли помочь.
 Она назвала университет, фамилию препода. Зураб всё записал и дал ей номер своего мобильного телефона.
- Чэрэз ныдэлу позвоны, поговорым.
- Спасибо, – искренне поблагодарила она его. – Может всё же расскажешь про Лару?
- Думаешь у меня проблэмы с головой? – усмехнулся Джубадзе.
- Ты знаешь, если человек говорит, что у него нет проблем, то это значит, процентов на девяноста, что у него полно проблем.
- Это, с какого курса?
- Это не из курса, это из жизни.
 Зураб посмотрел ей в глаза и сам не понял почему, стал рассказывать всё и про друзей и про Ларису и про всё. Есть такие люди, на которых если посмотришь, то сразу хочется рассказать им всё тайное, что есть в душе. Зурабу и самому часто многие рассказывали такие вещи. Но он никогда не думал, что будет делиться самым сокровенным с проституткой, с которой только что переспал. Да, как говорится жизнь штука сложная: иногда весёлая, иногда грустная, а иногда – просто жопа.
 Расстались только под утро, причём почти лучшими друзьями. После того, как она ушла, он долго сидел в кресле и думал. Ночь, проведённая с проституткой (вернее не вся ночь, а вторая её часть, в первой-то части как раз ничего нового он не узнал) повлияла на него сильно. Непонятно, правда, почему. Может потому что он сильно сентиментальный, а может по другой причине, но он искренне решил ей помочь. На занятия он не поехал, вместо этого помчался в МАИ, вызвонил по мобильному Юру и Витю, попросил их выйти за проходную. Когда те вышли из ворот, он ничего, не говоря, их обнял и чуть не расплакался. Те сжатые его железными объятиями, переглянулись и пожали плечами.
- Зураб, ты чего? – освободившись от захвата, спросил Витя.
- Мужыкы, мы ведь братъя?
- Ну, да… – ответил Витя, всё ещё не понимая в чём дело.
- Давайтэ выпъем! – он вытащил из «кожаны» бутылку армянского коньяка и три стакана.
- Ну, давай, только отойдём немного, – пожав плечами, ответил Юра.
 Они отошли от проходной в ближайший скверик, присели на лавочку.
- Давайтэ, братъя, за то, чтобы мы ныкогда не расставалыс и всэгда былы вмэстэ, как Парфёнов говорыл! – вытянул Зураб стакан, с коньяком. Ребята снова переглянулись. Затем его поддержали.
- А чо случилось-то? – выпив, спросил Юра.
- Ничэго. Значыт так. Все, в субботу идём в рэсторан, я, вы мужыкы, Осокын, Колан, Наташа… – загибал пальцы, Зураб.
- Ну ладно, давай…
- Слушай, Зура, сегодня по новостям смотрел, вчера какой-то кавказец в метро, на какой станции не помню, мужика избил, показывали примерный портрет. Подозрительно на тебя похож. А? – спросил Витя.
- Нэт, это нэ я, вы же знаыте, еслы бы был я, мужик портрэт назват точно нэ смог бы. – Засмеялся Зураб и подмигнул, остальные тоже засмеялись, правда, неуверенно.



Глава 2
(спортивная)
Зима. Февраль. 2003 год.
 Занятия спортом во всех смыслах штука положительная, особенно баскетболом. Но. Но время было зимнее, повсюду на улице валялись без дела сугробы, поэтому нормально не поиграешь. А жаль. Именно к такой мысли независимо друг от друга пришли двое выпускников третьей школы – Коля Парфёнов и Слава Осокин. Пацаны, не поворачивается язык сказать – мальчики, сидели у Парфёнова дома, пили пиво, лазали по порно сайтам, то есть, прошу прощения, рефераты искали, вели непринуждённые светские (в их представлении конечно – светские), беседы о бабах, прошу прощения о девушках. Хотя тут, как говориться, хрен редьке не нужен. И вот когда на дне кружек оставалось грамм по пять, Коля неожиданно дёрнулся и спросил:
- Слушай, ты в баскет хочешь поиграть?
- Ага, ты бери мяч, а я шорты и лыжи, щас прям, выдвигаемся, перекрестившись, – усмехнулся Слава.
- Смешно. Мне паренёк один, одногрупник мой, предложил сыграть. Не на интерес, естессно.
- И велик не интерес?
- По ящику пива от команды, в команде четверо, плюс один запасной. Ну, как?
 В глазах Осокина появился огонёк, до зарплаты ему ещё далеко, а выпить хотелось. Сильно.
- Нормально, только нас-то двое, или мы с собой зеркала возьмём? Ну, посмотрим в зеркала и вроде нас четверо. Да?
- Дебил. Мы играть-то будем не сейчас, а в субботу!
- А-а-а, можно тогда Витька и Юстоса вызвонить, как раз в субботу из столицы и подтянутся.
 Ребята вместе схватились за мобильные телефоны.
- Значит так, ты звонишь Витьку и Зурабу, а я девчонкам, ну, группа поддержки нам же нужна.
- Не понял, а Колобков?
- А он сам прибежит, без звонка.
- Слушай, я смотрю, ты всё решил, а я-то тебе зачем?
- Как зачем, а деньги? – недоумевающее посмотрел на Осокина, Коля.
- А вы? Нет, это что за дискриминация рабоче-крестьянской молодёжи?
- Да ладно, не парься, всё равно пить вместе будем.
- Не говори, гоп-стоп, пока не перепрыгнул.
- Не каркай, дурила, звони, давай.
- Слушай, а потом можно в баньку закатиться, как в прошлый раз, – ребята засмеялись, вспомнив прошлый поход в баню.
 … В московской области, как известно, много различных деревень и деревушек, как и по всей России. У Юры Колобкова, как раз в такой деревушке и был домик, вернее не у него, а у его бабушки и дедушки. Там, помимо домика, в котором бабушка и дед жили круглый год, была сносная, по всем меркам баня. Банька была не особо большая, но париться в ней вполне можно. В самом начале января, то есть три недели назад, наши герои вылезли из автобуса и отправились по сугробам по направлению к домику Колобкова, он сам уже с утра был в деревне, готовил баню к осмотру гостей, а гостей было четверо: Слава, Коля, Витя и Наташа. Зураб как всегда зависал где-то с очередной пассией, а Оксана, девушка Парфёнова, сдав досрочно сессию, уехала к родственникам в Санкт-Петербург.
 Первыми к дому приблизились Слава и Витя, они зашли в дом, поздоровались с Юрой и его старшим поколением и вместе с Колобковым отправились в баню. Коля и Наташа шуточно валялись в сугробе, наконец, Парфёнову это надоело, он схватил Бубенцову, закинул её на плечё и бросился бегом к бане, на бегу поприветствовал деда Колобкова, который вышел покурить, вскинутой по манере пионеров, рукой
- Аккуратно, Парфёнов! Дурак, уронишь! Я всё Оксане расскажу-у-у! – вопила Бубенцова.
- Молчи женщина! – Коля, наконец, поставил её на снег, у самого входа в баню, открыл дверь. – Прошу, дамы вперёд.
 Они зашли в предбанник, там уже валялись раскиданные вещи остальных ребят, Коля приоткрыл дверь в парилку, так как банька была не шибко большая, предбанник имел площадь оч-чень маленькую, поэтому до двери можно было дотянуться, даже сидя на лавочке у стены, напротив, из-за двери раздался голос Вити:
- Раздевайтесь, партегеноса и сюда.
- Слушай, Парфёнов, – сказала Наташа, снимаю дублёнку. – А ты на «Фабрику звёзд» не пробовал записаться? А что? Голос у тебя хороший, давай так: я тебе сделаю макияж там, причёску, а ты когда знаменитым станешь, меня не забудешь. Да?
- О’кей! Договорились, стану знаменитым, тебя не забуду, и буду поздравлять с днём рождения и с восьмым марта. – Ответил Парфёнов, вешая свою кожаную куртку, рядом с пальто Славы.
 Они продолжали раздеваться, но Наташа молча постоять не может, даже несколько минут:
- Слушай, а свадьба-то когда? Я имею ввиду с Оксанкой. – Наташу этот вопрос интересовал, даже больше, чем саму Оксану, ведь она их собственно и познакомила.
- Наташа, если ты хочешь со мной поссориться в самом начале нашего творческого сотрудничества, то можешь продолжать задавать мне вопросы на эту тему.
 Коля договорил фразу и спокойно, как будто, так и надо, снял трусы и бросил их в гору одежды. Наташа при этом, стоявшая до сих пор в джинсах и свитере, немного застопорила взгляд, чуть пониже пояса Парфёнова, но опомнилась и отвернулась.
- Да, ладно, чего ты там не видела-то? – Парфёнов открыл дверь в парилку и уже изнутри, обратился к Бубенцовой: – Присоединяйся.
 Когда Наташа (в купальнике) зашла в парилку, то она увидела, что не только Парфёнов такой распущенный, остальные ребята также сидели в костюмах Адама. Единственная одежда, которая присутствовала на ребятах, эта была специальная банная шапочка, на Колобкове.
- Наташ, ты какая-то неопытная, чесно слово! – заметил Юра. – Кто ж в парилку в купальнике заходит.
- Наташа познала рай на земле… – схохмил Осокин.
- Да уж, какой там рай, – фыркнула Наташа, но взгляд не отвела. – Вы бы хоть постеснялись.
- А нам не стесняться, нам гордится надо! – засмеялись ребята.
 Наташе парировать было не чем. Она (продолжая оглядываться), примостилась на полочке между Витей и Осокиным. Осокин провёл рукой по подбородку, щетина на жаре стала горячей и обожгла Славе пальцы. Он тут же отдёрнул руку от лица, остальные усмехнулись.
- Ты чо не побрился-то? – спросил Витя, как всегда гладко выбритый.
(Не знаю как у других, но у этих ребят было своё отношение к бритью. Так как все они воспитывались, в основном, на голливудских фильмах, в том числе и ваш покорный слуга, то частенько подражали своим любимым героям. Во всех мелочах. А так как их любимым актёром был Брюс Уиллис, который, чуть ли не во всех своих фильмах предстаёт перед зрителями с весьма приличной щетиной, ребята и в этом ему подражали. Вообще в этом возрасте, пацанам похвастаться особенно нечем. Ну, количеством подруг, ну количеством выпитого вчера, я сознательно не говорю об успехах в учёбе или других успехах, не потому, что этих успехов не было, между прочим, Колобков даже занял почётное четвёртое место на городской олимпиаде по физике, а потому, что в наше время ими хвастаться было как-то не принято. Ну, вот так мы жили. Так вот. В отсутствии предмета для гордости и хвастовства, этим предметом стала – щетина. Хотя какая щетина может быть в семнадцать-восемнадцать лет? Казалось бы! Но у некоторых она всё же была. Здесь всё зависит от особенностей «конституции» каждого конкретного человека. Особенно выделялся Парфёнов – весь в родителей, у него вся семья брюнеты, только младшая сестра почему-то светленькая. Часто и серьёзно бриться Парфёнов начал уже в конце девятого класса и к выпускному вечеру Коля стал обладателем синей щетины на лице. Это часто ему мешало, так как приходилось бриться каждый день, а желание это делать – было не всегда. Пару раз он пробовал отрастить усы, но невыдерживал и сбривал их, потому что выглядел он с ними как-то несерьёзно и комично.
 Осокин тоже частенько появлялся на людях с двух-трёх дневной щетиной, он считал это красивым, как показала практика – напрасно и ходил с этой щетиной неделями. Шутка. С ним в девятом классе произошёл забавный случай – брившись во второй раз, он порезался под носом, сбривая «усы», после чего не брился месяца четыре. Боялся. Вообще его эта пародия на бороду делала старше и частенько в восемнадцать лет, ему давали и двадцать и двадцать пять. Многие его одногрупники очень удивились, когда он им сказал, что ему восемнадцать лет. Они то думали, что он уже и в армии успел отслужить и т.д. и т.п. Так он выглядел.
 У Колобкова и Счастливчикова такой проблемы не было, так как волосы у них светлые, то и щетина тоже светлая и как следствие – почти незаметная. Но, они всё равно брились с завидным постоянством.)
- В падлу было вчера, а сегодня забыл, закрутился.
 Долго они так не выдержали, температура была слишком высокой, даже Юра спёкся первым, поэтому через восемь минут вернулись в предбанник, достали пиво из сугроба, куда его предусмотрительно положил Юра. Разлили, ребята всё ещё не оделись, только Юра накинул полотенце, так как немного замёрз, пока искал бутылки, немного поговорили. Витя достал веник и посмотрел на Наташу:
- Ну, чего, пошли?
- О, вы будете меня пороть? – игриво спросила Наташа, поднимаясь.
- О, я! Я есть немного полюблять садо-мазо, фройлян! – картаво произнёс Витя. (Грамматика соблюдена)
- Их бин маус! – заметил Слава, когда Витя и Наташа зашли в парилку.
Через минуту начали слышаться удары веника и крики Наташи.
- Чо они там делают? – спросил, с интонацией мальчика-дебила, Коля.
- А ты посмотри, там щёлочка имеется, к северо-западу от двери, – ответил, попивая пиво Колобков. – Там как раз ракурс подходящий.
 Через пять минут вышли Наташа и Витя.
- Садист, – только и сумела вымолвить Бубенцова, присаживаясь на лавочку.
- Ну, какой есть, – ответил Витя.
- Слушай, Парфёнов, в России вообще богатыри или джентльмены остались? – спросила Наташа, разглядывая свой маникюр.
- Щас узнаю, – Коля оттопырил мизинец и большой палец, имитируя телефон, приложил к уху, покивал. – Нет, на складе сказали – кончились.
- Очень остроумно. Слушай, Коль, а ты часто сам с собой разговариваешь? Чо-то я раньше за тобой этого не замечала.
- А это вполне нормально, – встрял Осокин. – Я, например, часто сам с собой разговариваю.
- Зачем? – не поняла Наташа.
- Всегда приятно поговорить с умным человеком, – ребята заржали.
- Идиот, – прошептала Наташа.
- Слушай, Натах, иди к нам на завод работать, а? Местечко найду, – продолжал Осокин.
- Зачем?
- Да, ты только пойми меня правильно. Не подхалимаж! нет! Вот никаких денег не надо! Вот работаю и думаю: чо-то не хватает! А потом, хлоп – мысля в мозгу! Натахи Бубенцовой не хватает! В школе-то я тебя каждый день видел! А тут не хватает. Вот ты смотри, что у вас там в парикмахерской? Скука. А у нас? Мат-перемат, ежедневные производственные травмы. Романтика.
 Наташа состроила ему страшную рожу, что могло означать – пошёл ты, Ося!
 Дальше в парилку отправились Коля и Витя, а Слава и Юра, оставив Наташу наедине со своей болью, отправились на улицу курить, причём хотели выйти так, как и сидели, то есть в ниглеже.
- Вы хоть полотенца накиньте, а то всё себе отморозите, – посоветовала, участливо Бубенцова. Ребята согласились и опоясавшись полотенцами вышли на улицу.
 Немного постояли, покурили, но не успели они докурить, как на улицу выскочили закалённые Витя и Коля и с криками бросились в сугробы, потом они нехорошо улыбнулись и стали забрасывать курильщиков снегом, после чего последние, менее закалённые, были вынуждены с криком и матом ретироваться в баню. Забежав в баню, они мстительно стали держать дверь, что бы их обидчики не смогли войти, те немного поугражали, потом поумоляли. Наконец аккупаторы сжалились и открыли дверь, как показали следующие события – напрасно. Витя и Коля вбежали со снегом в руках и начали с криком раскидывать его по помещению, попадая во всех, в том числе и друг в друга. После чего вся компания, дрожа от холода и отстукивая зубами чечётку, вбежала в парилку, где, несмотря на высокую температуру, просидели пятнадцать минут…
 Коля и Слава улыбнулись и чокнулись новыми бутылками.
Созвонились, договорились, в субботу встретится.
 Суббота. Стемнело, к вечеру подморозило, под светом фонаря стояла группа враждебно настроенных отморозков, прошу прощения - подростков.
- Ну, гдэ этот гаврык? – замерзая и кутаясь в пальто, спросил Зураб.
- Щас, придёт, можешь ему позвонить, – ответил ему Витя.
- Ага, толко дэнгы на нэго тратыть.
 Наконец вдалеке показалась фигура Осокина. Он шёл быстро. На ходу крикнул:
- База, приём, сокол на связи!
- Какой ты сокол? Ты удод! – Крикнул ему в ответ Витя.
 Подойдя, Осокин начал извиняться:
- Какая-то сука, на лифте каталась, минут восемь. Оказалось, соседка, подросток, с парнем там со своим сосалась, вот и мотались туда сюда, вверх, вниз. Думал, убью обоих!
 Подойдя к магазину, ребята остановились. Начали собирать деньги.
- Так, товарищи, кто сколько может. Заграница нам поможет, запад с нами, о следующем собрании, будете предупреждены особо! – ходил Парфёнов взад-вперёд и собирал деньги.
 Собрав необходимую сумму, в магазин зашли Зураб и Слава.
- Смотри, Зура, пиво «Самурай», сварено из чистейшего спирта, собранного на вершине Японской горы девятиэтажки – «Х…й-вам-в-яму»
- Бэры, давай, гэограф.
 Осокин подошёл к кассе, за ней стояла молоденькая и симпатичная продавщица, новенькая, раньше он её не видел.
- Девушка у вас детское шампанское есть?
- Есть, – не чувствуя подвоха ответила она.
- Везёт вам! – Слава посмотрел на Зураба, тот схватился за голову.
Продавщица ещё не поняла, что это надолго.
- А взрослая водка? – с улыбкой произнёс Слава.
- Тоже есть, вам чего? – теряя терпение, спросила она.
- Ящик пива. – Осокин положил деньги на тарелочку.
Тут видимо решила поиздеваться девушка.
- А у вас паспорт есть, молодой человек?
- Полные карманы, есть мой, загранпаспорт имеется, фальшивых три штуки, все три – бывших союзных республик, у Зураба могу одолжить, если надо. А вы это с какой целью интересуетесь, девушка, уж, не в ЗАГС ли меня затащить хотите? Так поздно уже, моё сердце отдано другой, её имя – Русь Матушка! – как скороговорку выпалил Слава.
 Девушка поняла, что «наши не пляшут» и закатив глаза пошла на склад.
- Ты нормално, что-ныбудь, купыть можэшь? Юморыст! – спросил подошедший Зураб и подумал, что самая неблагодарная работа у продавцов. Если за день, хотя бы несколько таких дебилов подойдут, точно вешаться можно.
- Девушка вам помочь? – спросил Слава у тащившей ящик по полу девушки. – А то, понимаешь, нам с вами ещё в ЗАГС идти, а вы щас надорвётесь и плакала тогда моя первая брачная ночь.
 У девушки на глазах, кажется, появились слёзы, она отсчитала сдачу и отвернулась.
 Зураб за рукав вытащил разошедшегося не на шутку Осокина, на улицу, они прошли несколько метров, Осокин остановился и бросив: «Сейчас приду» – побежал в магазин.
 «Наверное, добить решил» – подумал Зураб.
 Когда он вошёл в магазин, девушка одними губами произнесла: «опять?»
Слава вытянул ладонь перед собой, в смысле хотел сказать – спокойно. Подошёл к другой кассе, купил три шоколадки и подошёл к девушке.
- Девушка вы простите меня, засранца, тяжёлое детство, чугунные игрушки, вожатая трезвая, шнурки трёхметровые, морковка по праздникам, и то не всегда!* День выдался трудный, на работе фитилей навставляли, ну вы знаете куда, – он протянул ей шоколадки, она улыбнулась. – За каждое издевательство отдельно. Простите, ещё раз, зла не держите, я ведь белый и пушистый на самом деле, – Слава ей подмигнул и вышел на улицу. Отдышался и побежал за остальной ватагой, можно даже сказать – бригадой.
 Вошли в спортзал, который снимают по выходным Колин одногрупник и его кореша. Поздоровались, пошли в раздевалки, каждая команда в свою. Начали переодеваться.
- Спорю на стакан красного, я первый сто очков забью, – сказал, натягивая шорты, Витя.
- На стакан красного и огурец, первый сто очков забью я, – с прибалтийским акцентом, сказал Слава.
- Досчытай до ста. – Поддержал беседу Зураб. (ребята немного переиначили, на подходящий момент диалог из фильма «Властелин колец», в переводе Гоблина)
 Выйдя в зал, ребята удивились, откуда столько народу?
Коля привёл свою девушку Оксану, Витя – Наташу, Осокин привёл Зураба, шутка. Их оппоненты тоже привели болельщиц. Натаха с Оксаной, правда, подружек взяли. Таким образом, получилось две группы поддержки.
 Команды встали в ряд у центрального круга. Коля посмотрел на противника. Да-а. Все в одинаковой форме, все равны, то есть, высоки, как на подбор. А у них? Караул! Да ещё и Зураб, в форменных шортах и майке команды «Чикаго Буллз». Зураб почему-то всем напоминал мяч, тот, что держит их капитан. Такой же круглый, чёрный, кожаный, только на мяче не было вторичных половых признаков, которых у Зураба было в достатке. Для тех, кто не знает, вторичные половые признаки это волосы. Хотя сам Зураб утверждает, что бреется два раза в день – утром и через десять минут.
- Кто у вас капитан? – спросил Колин одногрупник – Вадим.
Ребята переглянулись и, не сговариваясь, толкнули вперёд Колобкова.
- Я, капитан команды «Бычий …», – договорить он не успел, его за плечо дёрнул Витя и покрутил пальцем у виска. – Команды «Коровье Счастье»! – немного подумав, сказал Юра.
- Значит так, играем четыре тайма по двенадцать минут, большой перекур после второго тайма. О’кей?
 Ребята покивали и отправили на скамейку Зураба, который, тут же начал подкатывать к болельщицам команды соперника, демонстрируя им свой огромный… умственный потенциал.
 Свисток. Начало матча. Взбрасывание выиграли не наши герои, в этом виноват Осокин, поздно прыгнул.
 Наши болельщицы орали:

Если драка будет настоящей,
То «На-На», уделает «Блестящих» *

 Коля, когда пробегал мимо скамеек всё время пытался поцеловать свою Оксану. Получалось не всегда.
 Игра не шла, всё-таки отсутствие практики и присутствие в организме огромного количества ненужных шлаков, сказывалось. Осокину даже пару раз поставили «горшок». (Баскетболисты меня поймут, для не баскетболистов, поясню. «Горшок», это уменьшительно-ласкательное от иностранного слова «блокшот». Блокшот – это когда защитник в прыжке, а лучше без прыжка, на цыпочках, блокирует ударом руки мяч бросающего. Особенным шиком считалось – выбить мяч так, что бы он попал в голову бросающему. «Горшок», для нападающего, тем более высокого, считался оскорблением и чуть ли не личной трагедией. Поэтому нападающие после этого неприятного инцидента старались всячески загладить свою вину и матч, частенько, превращался в личное соперничество защитника поставившего «горшок» и получившего этот «горшок». Частенько после игр хвастались не количеством забитых мячей или красивыми передачами, а именно количеством «горшков», поставленными друг другу. Иногда, доходило до драк.)
 Когда закончился второй тайм, ребята проигрывали пятнадцать очков.
 Войдя в раздевалку, Витя сплюнул и спросил:
- Я не догоняю, чо мы проигрываем?
- На этот счёт у меня есть две версии, – важно сказал Слава, закуривая.
- Ну, поделись с командой, – сказал, проделывая ту же операцию, Юра.
- Ну, во-первых, то, что они лучше нас играют. И, во-вторых, то, что мы полные лохи! – наткнувшись на бешеные взгляды товарищей, Слава исправился: – Ну, второй вариант, я, из скромности, убираю.
- Вот так то лучше. Значит так, – начал командовать Юра. – Ты, – он показал на Славу, – кроешь этого, длинного, причём кроешь, матом, ясно? – Слава согласно кивнул. – Ну, а дальше как пойдёт…
- У меня предложение, - подал голос Витя.
- Ну.
- Кац предлагает сдаться! (Витя цитирует х/ф. «На Деребасовской хорошая погода, на Брайтон Бич, опять идут дожди»)
- Кац всегда предлагал сдаться, предлагал сдаться, предлагал сдаться… (Слава цитирует тот же фильм)
 В третьей четверти ребята собрались и догнали противника, только в конце тайма произошёл инцидент.
 Когда противник в очередной раз забил, Слава, поймав под кольцом мяч, зло стукнул его об пол, стоящему сзади Вите и двинулся вперёд. Но, увидев хохочущих соперников, да и товарищей, лица которых скрючились, он обернулся и понял причину столь неадекватной реакции. На паркете лежал, согнувшись и суча ногами от боли и обиды, Витя. Он что-то шептал. Слава подошёл ближе и расслышал необычно высокий голос Вити, он повторял:
- Фаберже…
Слава не понял и спросил:
- Чего?
- Фаберже-е-е-е! Су-ка!
- Ну да, Фаберже, сука, – по-прежнему не понимая, причём тут Фаберже, ответил Осокин.
- Да ты, сука, мячом прямо по… – дальше речь была не понятной.
 Ребята дотащили Витю до скамейки, где он разлёгся и положил голову Наташе на колени. Наташа гладила его, Витю естественно, не ЕГО, по голове и зло смотрела на Славу. Тот, вспомнив длину её ногтей, сглотнул и решил на эту сторону поля пока не перебегать, от греха.
 Вместо Вити вышел Зураб, и игра пошла, как в худших американских фильмах, про спортсменов неудачников. На её исход так же повлиял такой инцидент. В верховой борьбе Колю специально толкнули на пол, так, что он даже в кровь расцарапал локоть. Он молча, ничего не говоря, встал, облизал локоть, как ему это удалось, история умалчивает, зло посмотрел на своего обидчика, поднял напульсник на локоть и просто отправился на свою половину поля. Ребята поняли – всё. Противнику пи…ец, в самом жестоком смысле этого слова.
 В четвёртом тайме Коля почти в одиночку сделал всех четверых оппонентов и наши герои в итоге, выиграли с преимуществом в двадцать очков. Ведь может, когда захочет. Соперники, скрипя сердцем (они-то думали, что этих лохов сделают даже левой рукой с закрытыми глазами! Ан нет! Этот чёрт так разозлился, будто обезумил совсем. Носился как паровоз. Они не знали одержимости и характера Парфёнова. Все члены команды Вадима были старше самого Парфёнова на пару лет и иногда выступали за университетскую команду по баскетболу. Парфёнова туда тоже приглашали, но он отказался, мотивируя это желанием учиться) отдали ящик пива и продолжили тренировку, а наши герои отправились пить пиво к Юре домой.
 Витя уже отошёл от травмы и даже по пути разговаривал с Осокиным, который чувствовал свою вину, не только перед Витей, но и перед Наташей.
 Проходя мимо магазина, Слава распрощался с друзьями и вошёл внутрь. Многие недоумённо смотрели вслед Осокину. Куда пошёл? Пива вроде навалом. Зураб широко улыбнулся и вкратце рассказал друзьям историю их похода в магазин.
 Подойдя к кассе (девушка его не заметила), он проникновенным голосом спросил:
- Девушка, а у вас детское шампанское есть?
Она обернулась, увидев его, улыбнулась, но тут же убрала улыбку.
- Что? Опять?
- Нет, это я просто… Чтобы разговор начать… Вы же помните, тяжёлое детство и так далее.
- Помню-помню, чугунные игрушки, прибитые к полу, – с уже откровенной и очень красивой улыбкой, проговорила она.
- Девушка, у вас красивые глаза, у меня красивое имя, давайте знакомиться! Вас как зовут? – Осокин был рад, что она улыбается, и что в магазине никого больше нет.
- Ира, – ответила она.
- Ирэн, могу я вас после работы подождать?..

 


Глава 3
(печальная)

 … Природа мудра и Всевышнего глаз,
Видит каждый наш шаг, на тернистой дороге!
Наступает момент, когда каждый из нас,
У последней черты – вспоминает о Боге…
 (И. Тальков)
Весна. Май. 2003 год.

- Три года прошло, – вздохнул Витя.
- Три года, – шмыгнул носом Слава.
 Над кладбищем сгустились тучи. Собирался дождик. Вот уже третий год подряд девятое мая они вдвоём встречали здесь на городском кладбище. Вставали в шесть утра и ехали сюда. Каждое девятое мая у ребят начиналось с воспоминаний о простом парне Лёше Тимофееве. В определённых кругах он имел прозвище – Хлор. Это из химии. Хотя никто не мог отождествить Лёшу и химию и соответственно никто не знал, почему его так прозвали. Ну, прозвали и прозвали. Наверное, просто слово смешное. Лёша Тимофеев был на пару лет старше ребят и скорешился с ними, когда они ещё были сопливыми семиклассниками.
… Встретились они на баскетбольной площадке летом, после окончания ребятами седьмого класса. Играли в баскетбол, общались и так далее. Больше всех с ним сдружились именно Слава и Витя, что-то общее у них было, а что – сами понять не могли. Потом стали встречаться во время юношеских гулянок, разговаривали, выпивали. В общем, очень сдружились. И вот ранним утром девятого мая двухтысячного года в квартире Счастливчикова раздался телефонный звонок. Трубку поднял Витя, так как, по традиции встал раньше всех, чтобы посмотреть парад, который транслировался с Красной площади. Поднял трубку и выслушав надрывающейся женский плач, так ничего и не понял, понял только то, что нужно срочно прийти к ней домой. Это была мама Лёхи. Отца у него не было, почему – ребята не знали.
 Витя собрался, плюнул на парад и помчался на Театральный проезд, дом четыре. Там жил Лёша. Именно жил, потому как, вбежав во двор, Витя увидел машину «скорой» и милицейский УАЗик. Его с трудом впустили в подъезд, он наврал, что живёт в этом доме. Поднимаясь на третий этаж, у Вити в душе становилось всё неспокойнее. Дверь квартиры Тимофеевых была открыта, оттуда доносились незнакомые голоса. Так как в квартире жили только Лёша и его мать, на душе стало ещё неспокойнее. Вход ему преградил сержант. Но Лёшина мама попросила милиционера впустить Счастливчикова.
- Надежда Ивановна, что случилось? – спросил на кухне Витя.
- Лёша повесился, – спокойно ответила Надежда Ивановна, но спокойствие оказалось поверхностным, только что успокоившаяся мать начала рыдать с новой силой. На кухню залетела какая-то женщина, представившаяся соседкой и вытолкав Витю стала утешать Надежду Ивановну. Витя ничего не понимал – зачем он здесь? Этот вопрос его мучил всё сильнее. К нему подошёл мужчина, высокий в сером костюме и серой же водолазке, представился следователем прокуратуры Колесниковым. Витя непонимающе смотрел на следователя, тот пояснил:
- Надежда Ивановна, сказала, что Алексей вчера последним общался с вами, – он так посмотрел на Витю, что тому стало как-то не по себе. Ещё больше чем было. Он всё понял.
 Они, действительно вчера поиграв в баскетбол, попили пива, немного. Затем часик посидели на лавочке во дворе, рядом с площадкой и мирно разошлись по домам.
Витя кивнул.
- Он повесился? – тупо переспросил Витя.
- Или повесили, – прищурившись ответил следователь.
 Дальнейшие события Витя помнил смутно. Его отвезли в отделение уголовного розыска, допрашивали, затем туда же привезли и Осокина с Парфёновым. Их допрашивали по-разному: очную ставку проводили, зачитывали показания друг друга и так далее. Обычные следственно-оперативные действия (их часто в сериалах показывают, правда, в жизни выглядит это не так весело и лихо). Их «кололи», подсказывали, что чистосердечное признание облегчает совесть и так далее. Признаваться им было не в чем. Они были не при делах. Ребята не винили ни ментов, ни Надежду Ивановну (уж её-то винить было не в чем), и не скулили, чем сильно удивили Колесникова. Он-то думал школьников развести – два пальца об асфальт. Они действительно были последними, кто его видел, тем более, пили вместе.
 Следствие ни к чему не привело, тем более экспертиза показала, что повесился он без посторонней помощи. Да и предсмертная записка была, примерно с таким текстом: «Мама, прости меня. Я сам во всём виноват. Позови на поминки всех моих друзей». Ребятам правда эту записку почитать не дали.
 Все, кто знали Лёшу, ломали голову над одним вопросом – почему?
Здоровый парень, весёлый, улыбчивый, симпатичный, в общем, совершенно обычный подросток. Да, выпивал, покуривал, иногда и не сигареты, но так делали все. И вроде повода для самоубийства не было. Но, это только на поверхности.
 В седьмом классе Лёша Тимофеев влюбился в девушку из девятого класса. Обычное дело, дело молодое, не хитрое. Но любовь эта была не обычной подростковой. Она была необычной, потому что была - настоящей. Он ложился спать с её именем на устах, просыпался с её именем, она ему часто снилась. Он ею бредил. Естественно об отношениях между ними не могло быть и речи. Он несколько раз объяснялся ей в любви, но она относилась к нему, как и любая девушка её возраста относится к парню его возраста, который лезет с любовью. В общем, относилась с пренебрежением. Поначалу ей это нравилось, потом ей это наскучило, а потом и вовсе – разозлило. Пару раз она его отшила в грубой форме, а один раз даже тайно натравила на него своего одноклассника, боксёра, кстати. Лёша драку выдержал, разошлись они с парнем в ничью. Потом он вроде про неё забыл. Друзья ему говорили, что ему не судьба. Знакомили с другими дамами и так далее. В общем, думали, что со временем его любовь, правда называли они ЭТО не любовью, а игрой гормонов подрастающего организма, пройдёт. А она всё не проходила. Даже наоборот. С каждым месяцем и годом становилась всё сильнее. А осложнялось всё тем, что тусовались они в одной компании.
 Он ненавидел всех её новых ухажеров, но держал эту ненависть в себе. Частенько, во время, каких-то праздников и пьянок, он после определённого количества выпитого становился угрюмым и неотзывчивым, а иногда и агрессивным. Да и пил он чаще, что бы заглушить в себе боль, оттого, что увидел её с очередным хахалем. Правда меняла она их не так часто, за это ей спасибо. Когда он её с ними видел, смотрел, как они её обнимают, целуют и так далее, он замыкался в себе. В его мозгу бился только один вопрос – почему не я? Чем я хуже? Он был готов носить её на руках. Он всё бы ей прощал, заботился бы о ней, ради неё забыл бы о собственных амбициях. Он был готов для неё сделать что угодно. Когда её видел, глаза на некоторое время становились ненормальными. Можно конечно подумать, что такое отношение к девушке попахивает дуркой. Можно конечно подумать, но в том-то и дело, что он был абсолютно нормальным.
 Вчера днём он узнал, что она выходит замуж. Кто сказал? Вот это вопрос. В глаза бы ему посмотреть. Лёша позвонил ей домой, но она его не захотела слушать и он не придумал ничего лучшего, чем повеситься. А вот это уже действительно – дурка. Тот, кто позже её обвинял во всех грехах (а в их числе были и Слава и Витя), были неправы. Или не до конца правы. Ведь сердцу не прикажешь! И она не виновата, в том, что он в неё втюрился по уши. И в том, что из-за него не решила поменять свою жизнь. Не виновата…
 На похоронах гроб несли Слава и Витя, которые за последнее время ближе всех общались с Лёшей. Порой им казалось, что он хочет им что-то сказать и даже как-то готовил почву для разговора, но потом он снова становился обычным весёлым и о серьёзном разговоре, не могло быть и речи. На мать Тимофеева было страшно смотреть. В этот день Слава впервые по настоящему напился. Нет, сильно напивался он и раньше. Но в этот день он не пил – жрал, жестоко, страшно, по-чёрному. Искал спасение в водке, не понимая, что его там нет. Это же Химера. Иллюзия. Придя, домой с поминок, к одиннадцати часам вечера, Слава врубил на полную громкость музыку. Ему было по х…й на соседей, на всех. Он смотрел в окно, а потом у него началась истерика. Он выл и рыдал, бил кулаком по столу и стене. Родители перепугались и уже готовы были вызвать «скорую». Не пришлось. Он успокоился и уснул. Спал он почти всю ночь без снов, но под утро ему привиделся друг. Он не понял, кто это, почувствовал прямо во сне, что это друг. Сон недобрым был. Бредятина какая-то. Берег Волги, кусты, драка.
 Бред.
 На следующий день в их школе была устроена дискотека, на которой играли только Лешины любимые песни…
- Доставай, – коротко сказал Витя.
 Слава поднял с земли пакет, стал выставлять на скамеечку из пакета: бутылку водки, три стакана, хлеб, сок.
 Слава разлил в три стакана водку, один стаканчик поставил рядом с плитой, открыл сок, кусочек хлеба положил на третий стакан. Они с Витей подняли пластиковые стаканчики:
- За упокой души, раба божьего Алексея, – сказал Витя.
- За упокой, – Слава кивнул и выпил, за ним выпил Витя.
 Они пришли сюда раньше, чем все остальные, чтобы не бередить воспоминания Надежды Ивановны, которая совсем сдала и честно говоря, сама уже подумывала о суициде. А ведь не старая ещё женщина, недавно сорок исполнилось. Она придёт только через пару часов, так что у ребят было время пообщаться с могилой и друг с другом, ведь не так часто видятся.
- Да-а, хороший был парень, – сказал Витя, что бы хоть что-то сказать.
 Слава сидел и смотрел на фотографию. С фотографии на него смотрел озорной и молодой пацан, душа многих компаний, знающий кучу анекдотов и шуток. Именно с него Слава, в своё время, перенял манеру постоянного балагурства и разгельдяйнечества. И свято чтил эту манеру, после смерти Лёши.
- Хороший, – он вдруг повернулся к Вите, тот даже отшатнулся, такой взгляд был у Осокина. – А мы какие?
- Не знаю.
- А у меня, если хочешь знать, вообще цель – прожить так, чтобы через многие десятилетия после моей смерти ко мне на могилу приходили знакомые и близкие и вот так вот сидели и вспоминали, каким я был, не важно плохим, хорошим, лишь бы вспоминали. По чести прожить. А то, помрешь, и никто не узнает где могилка-то твоя! – он посмотрел на соседнюю могилу, которая была запущена и заросла травой. По сравнению с этой могилой, могила Тимофеева была идеалом порядка и почёта к умершему.
- А ты ко мне на могилу будешь приходить? – вырвалось у Виктора.
- Нет. Я раньше умру.
- Вода мокрая, небо голубое, жизнь дерьмо! (фраза из к/ф. «Последний бойскаут») Гнилой базар, Слав. Давай ещё по одной! – он стал разливать водку в стаканы.
 Славе в голову вдруг пришёл вопрос: Зачем? Зачем люди пишут диссертации и научные трактаты, становятся докторами философии? Зачем всё это? Когда весь смысл и принцип мирского бытия выразил в одной фразе автор сценария к голливудскому боевику.
- Давай, – они выпили.
 Витя выпил, перекрестился три раза, глядя на портрет Лёши и достав из под свитера крестик, поцеловал его. То же самое сделал и Осокин, который покрестился совсем недавно.
 У Вити на глазах появились слезинки, которые он стал вытирать, лишь бы Осокин не увидел. Зря так старался, Слава тоже с трудом сдерживал слёзы.
 Ведь сказано где-то, что мужчина, а они считали себя мужчинами, в принципе – не безосновательно, может плакать только на похоронах и то, не всегда. Им было тяжко на душе, в таком возрасте познать потерю достаточно близкого тебе человека, это вам не в первую брачную ночь невесту молодую на кровать тащить. Сейчас-то они сопляки, по большому конечно счёту, а тогда вообще, можно сказать только зародышами были. Но, кто знает, может, такое испытание им было уготовлено, что бы в будущей, взрослой жизни не потерялись и не ссучились. Всё может быть, только сейчас ребята отдали бы всё, ради того, что бы это испытание пройти автоматом, не участвуя. Хотя такого конечно не бывает, каждый проживает то, что ему уготовлено Господом. И это «ТО» не всегда – поедание мороженого в парке с девушкой смазливой. Чаще всего бывает совсем наоборот.
 Заморосил мелкий дождичек, привычное для начала мая дело, капли которого падали в стаканы ребят. Слава поежился, перевернул бейсболку козырьком назад, разлил в стаканы остатки водки:
- Ну, по последней?
- Чо, всё уже? – удивился Витя
- А ты как думал.
 Они выпили, занюхали рукавами и собрав все объедки и пожитки в пакет вышли с огороженного заборчиком участка земли. Совсем скоро придёт его мама, ребята, уходя, махали портрету рукой и что-то говорили, тихо-тихо, почти одними губами, что говорили? Самое ценное и тёплое, что было в душе у каждого. Пакет с мусором они выкинули в мусорные бачки, стоящие на входе в кладбище, когда они выходили за пределы этого мрачного участка земли, подъехал рейсовый автобус, который ходил от конечной до кладбища.
- Чо, поехали? – спросил Слава, глядя на то, как из автобуса выходят люди.
- Давай на такси, в падлу мне в автобусе трястись, – Витя достал мобильный, Слава пожал плечами.
 Витя набрал номер такси:
- Доброе утро, барышня, можно такси на кладбище вызвать? – выслушав что-то, Витя изменился в лице и ответил. – Нет, почему? Нас двое, без венков, трезвые. Что? Нет, с чего вы взяли. Да. Ждём.
- Чо такое?
- Да бардак, бл…дь, говорит с венками и если пьяные, то нельзя! Нормально? Ты на юриста учишься. Это законно?
- Не знаю, я плохо учусь. Действительно, бардак в стране. Слушай, а если покойничка довести?
- Да, бл…дь, обхохочешься, наше обслуживание, как в союзные времена. Прав не клиент, а все кроме него!
- Ага, как у Жванецкого – почём стоит похоронить? А без покойника?
- Надо было спросить – довезёте отморозков? – хмыкнул Витя. У Славы смеяться моральных сил не было.
(По дороге в Москву, есть такая железнодорожная станция – Морозки. Со временем среди молодёжи стала популярной хохма: Звонишь в такси и спрашиваешь:
- Довезёте двух от Морозков? – по телефону звучало это слитно, поэтому в принципе было смешно. Хотя никто, по крайней мере, из моих знакомых, никогда с таким вопросом не звонил. Может зря? Вдруг довезли бы?)
 Такси приехало на удивление быстро, водитель с недоверием осмотрел севших к нему пассажиров, тем более что они оба сели назад.
- Давай, командир, на БВ, а там мы разберёмся, – крикнул, сквозь музыку, Витя.
- Ага, и поторопись, а то за нами погоня, Серёга скоро проснётся, вылезать начнёт. Злой будет! – ёрничал Слава. Водитель буркнул что-то и такси двинулось.
 Хотя веселиться Осокину вовсе не хотелось, настроение всё ещё было поганым, как и у Вити, но удержаться от такого повода пошутить он не мог, хотя по большому счёту, это сейчас не было никому нужно, даже ему. За эти годы переживаний смерти Лёши они научились сдерживать и прятать боль, гнев и злость. Причём, прятать, за маской безразличия и цинизма и только на кладбище они снова становились прежними, настоящими.
 Они вылезли из машины, расплатились с водилой, который, взяв деньги, тут же смылся. Купив по бутылке пива, они решили пройтись по городу. У Счастливчикова в джинсовке заиграл мобильный, он достал телефон из кармана и ответил:
- Да, котёнок, - звонила Наташа, – да, гуляем, нет, трезвые, да с Осокиным, – Витя повернулся к Славе, – привет тебе, – Слава кивнул, – и тебе тоже говорит. Что? Шашлыки? Ну, наверное, придём. Ну, котёнок, ну ты чего? Да всё нормально! Да, да. Придём. Всё. В засос.
- Чо, такое? – спросил Слава
- Да, Бубенец быкует, что-то часто в последнее время, у меня даже гемоглобин повышается.
 Только Витя убрал трубку, как телефон зазвонил у Осокина. Тот снял его с пояса и ответил:
- Да, котёнок, – спародировал он Счастливчикова, хотя на дисплее ясно высветилось – «Парфён».
 На том конце ни чуть не удивились, так как и Слава и Коля обладают неплохим чувством юмора и постоянно подкалывают друг друга. Коля, выпятив нижнюю губу, хотя Слава этого естественно не видел, начал говорить нудным, противным голосом:
- Мася, а Мася, ну вы придёте или нет? – тут видимо телефон у Парфёнова выхватил Колобков. – Слав, тараньте сюда, тут у нас шашлычки, – последнее слово он произнес, растянув, поэтому получилось оч-чень аппетитно.
- Где?
- На нашем месте, тут все: Зура, Колян, Натаха скоро подтянется, обещала баб каких-то взять с собой, ну давайте в темпе вальса, водочка стынет, если надо Зураб вас подвезёт, он на машине сегодня.
- Ладно, скоро будём, мой котёнок, – с интонацией героя фильма «Здравствуйте, я ваша тётя», ответил Слава и отключился.
- Чо, бухать? – спросил Витя, поднимая воротник джинсовки.
- Ну, давай, хоть нажрёмся в человеческих условиях, под закусь! – Слава закурил.
 Настроение, у их товарищей, по всей видимости, не было испорчено датой, хотя Зураб вообще Лёху не застал. Злиться на друзей ни у Славы, ни у Вити сил и желания не было. За пару лет назлились досыта. С запасом на вырост. Они сами не понимали, почему взяли на себя монополию на скорбь по Тимофееву. Их об этом никто не просил. Но раз взяли, значит надо нести. Так положено.
 На берегу, Волги-матушки уже расположилась вся честная компания, стояла машина Зураба, дымился шашлычок на мангале, Коля и Юра играли в футбол, Зураб и Сергей Никитин флиртовали с двумя девушками, приведёнными Наташей, где она их берёт? Наташа стояла у воды и курила. Вокруг мангала стояли два раскладных стула, которые Зураб всегда возил с собой на подобные мероприятия. К появлению Осокина и Счастливчикова, которые снова взяли такси, было уже произнесено два тоста.
- О-о-о, опричники, давайте быро! – заорал Колобков, заприметив ребят на горизонте.
 Те, не спеша, гуляющей походкой, размахивая руками, в которых были по две бутылки пива, подошли к компании. Так как они на шашлыки не скидывались, они сочли невежливым идти с пустыми руками и потому решили всё же хоть что-то принести.
- Ну, пацаны, давайте, третий тост, – протянул им стаканы Юра.
 Ребята переглянулись, третий тост… Они молча приняли стаканы и тут же, не дожидаясь друзей, выпили, не чокаясь. На возмущённые взгляды остальных, Коля показал рукой, что всё нормально, сегодня им так можно. Остальные поверили Парфёнову и в слух претензии предъявлять не стали. Только после того, как все выпили и поставили стаканчики на импровизированный стол, ребята стали здороваться и обниматься, а Витя даже поцеловал, надувшуюся было Наталью.
 Вновь прибывшим и опоздавшим протянули порции шашлыка, которые они тут же стали жадно кусать, видимо сказалось нервное напряжение утра и достаточно опустевший желудок. Под водочку и шашлыки – грех не рассказать какую-нибудь байку.
- Дэло было пару нэдэл назад, – начал чавкая Зураб. – Я из Дмытрова ехал. Смотру, на обочинэ стоят двое мэнтов, прошу прошэныя, – он посмотрел на Никитина, который недавно получил погоны, пройдя милицейскую учебку, тот кивнул, мол, нормально. – Ну, оны мнэ жэзлом машут, я торможу. Докумэнты достал, всо такое, а оны при автоматах, в жылэтах жёлтых ну и так далээ. Я ым докумэнты протягываю, а они руками машут и чуть нэ плача орут: «шэф, горым, на дэжурство опаздываэм, дэнэг тэбэ дадым, толко отвызы» а оба пьяные, мама нэ балуй!
- Ну и чего? – спросил Коля.
- Чэго? Отвёз, нэ бросат жэ на дорогэ! – возмутился с присущей ему экспрессией Зураб. – Там ы так мусора полно!
- А у нас тоже случай был, – продолжил тему правоохранительных органов Никитин. – Ну, стоим на посту ГИБДД, скучаем, байки травим. Смотрим «десятка» едет, а водила, ну сразу видно – пьяный. Ну, мы приготовились, а этот гад метров за двадцать от нас затормозил и быренько на пассажирское сидение перелез. Мы в шоке. Ну, подошли, в стекло постучали. Действительно – в дугаря. Палас. Ковёр-самолёт, в смысле. И он нам втирает, мол, я вообще не приделах, машина товарища моего, а он только что вылез. В наглую нам дурочку загоняет, а язык еле шевелится.
- И чего? – спросил Коля
- Чего? Ну, мы пару минут с ним постояли, Вернее он-то в машине как раз сидел, а мы стояли, а чего делать-то? Говорит машина не его, документов нету, ждите товарища! А какого товарища!? Мы же ещё в своём уме и галлюцинациями не страдаем. Короче отпустили его, влезать-то мы права не имеем, а он не выходит! Короче, мы отошли, стоим, ждём, чего он делать будет, а он взял быстро обратно перелез, развернулся и уехал! Мы даже сделать ничего не успели, по рации передали, а чего толку?!
- Ну, за законодательство! – предложил Слава.
- И уголовный кодекс, который мы никогда не чтили, – добавил Парфёнов.
 Наташа встала со стульчика и отправилась гулять по берегу. Слава, дожёвывая бутерброд, задел Витю рукой, Витя повернулся к Осокину, Слава указал головой на гуляющую по берегу Наташу. Витя кивнул, поднявшись с земли, отправился догонять свою пассию. Зураб сделал в машине по громче музыку. Никитин протянул руку, приглашая одну из девушек на танец, то же сделал и Джубадзе, две пары принялись отплясывать какие-то непонятные танцы на травке. Коля обратился к Славе, так как они остались одни на участке примерно в десять квадратных метров.
- Чо, опять сегодня ходили?
- Ну, у нас уже традиция, правда, плохая! – ответил Слава.
- Да, денёк сегодня у вас не фонтан.
- Да и настроения нету!
- Натаха сейчас Витьку скандал устроит! – указал головой Коля на берег, где Витя пытался, безуспешно, обнять Бубенцову.
- Ну, Натах, ты чего? – снова спросил Витя, обнимая её за талию.
- Побрился бы хоть, – снова фыркнула она, когда Витя случайно дотронулся до неё подбородком.
- Не успел, – виновато ответил Счастливчиков.
- Не успел. А выпить с утра ты успел? – обиженно ответила Наташа.
- Бли-ин! Ну, ты же знаешь, какой сегодня день! Выпил немного, поскорбил!
- Нет, ты мне скажи – это нормально? С утра выпил, весь день свободен!
- Натах, если бы я не пил на похоронах и не скорбел бы по усопшему корешу, то я бы воровал у тебя бельё и лучше тебя бы разбирался в косметике! Ну, ты пойми – у нас так принято. Вот вы, девушки, как с проблемами разбираетесь? Поревёте, по магазинам походите, трусов, там, себе накупите, – Наташа косо посмотрела на него, фыркнула. – А мы так не делаем! Мы сначала напьёмся, а уж потом, с похмелья начинаем проблемы решать, при чём сравниваем с вариантами решения, которые пришли в голову во время пьянки. Может это и неправильно. Но это наш образ жизни. Вам девушкам не понять!
- Да уж куда нам сирым и убогим, то есть, по-вашему, пить с утра – это нормально?
- Откуда такие предрассудки, что пить с утра это уже алкоголизм? Это совсем не алкоголизм! Это даже совсем наоборот! Это типа лекарства для души!
- Понятно, всегда вы мужики чего ни будь, придумаете! Всегда выкрутитесь! - А вы нас за это и любите! – снова обнял он её за талию и положил голову к ней на плечё.
Слава посмотрел на Парфёнова, улыбнулся.
- Нет, похоже, обошлось.
- Ну и, слава богу! – ответил Коля.
- Слушай, Колян. Вот ты у нас всё знаешь, скажи Мэри Поппинс и Алёша Попович случайно не родственники?
 Парфёнов вспомнил бородатую шутку о том, что Алёша Попович, в отличие от Ильи Муромца, никогда не называет из какого он города родом.
- Не-ет, они земляки.
В этот момент на травке зазвонил телефон.
- Кто ж тебя выдумал? Падлюка такая! – но Коля всё же взял мобильный и ответил. Выслушав информацию, Коля побледнел и положив телефон на траву налил себе полный стакан – мгновенно выпил. Слава офигел:
- Чего такое-то?
- Да ерунда, бабушка умерла, – Коля непонятно улыбнулся.
Слава поднял мобильный, осмотрел его и сглотнув сказал:
- Так это Счастливчикова телефон! – у них с Колей одинаковые трубки были.
- Да? То-то я думаю, вроде меня не Витя зовут и голос незнакомый.
Они посмотрели на подошедших, в обнимку, Витю и Наташу. Парочка улыбалась во весь рот.
- Витёк, тут такая ботва… - решился Слава.
- Чо такое-то?..
 Они поспешно собрались, гулять дальше не было ни смысла, ни желания. Все всё понимали, Зураб отвез в город сначала Витю и Наташу, а уж потом всех остальных, которые взялись убирать и чистить место своего пребывания. Витя ехал молча, Наташа крепко сжимала его руку. Витя смотрел в окно, ему хотелось завыть! Почему? Почему именно сегодня? Год назад. Седьмого мая умер дедушка, три года назад девятого мая Лёха. Он начинал ненавидеть май, почему все его близкие умирают именно в мае? Это какое-то страшное совпадение, теперь девятого мая он будет ходить на могилу не только к Тимофееву. Конечно, бабушка была старенькой и рано или поздно это случилось бы, тем более после смерти деда. Но, чтобы именно сегодня. Страшное совпадение. Пугающее…
 Погода выдалась как раз подходящая для похорон: пасмурно, дождик скоро пойдёт, прохладно. Витя снял с плечиков черную рубашку, надел её, положил на плечё ремень и вышел на кухню. Там сидела сестра и пила кофе. Сидела она в халате и казалось, совсем не готовилась к отправлению на кладбище, родители уже были у морга и ждали остальных родственников. Витя и Галя должны были подойти вместе, чуть позже. Витя попросил так же прийти к моргу Славу и Колю, что бы помочь нести гроб, так как мужчин не так уж и много было среди приглашенных. В основном старушки, соседки её по подъезду.
- Ты чего не собираешься? – спросил Витя, застёгивая пуговицы на рубашке.
- Я не пойду, – шмыгнула носом Галя.
 Витя остановился на предпоследней пуговице, немного постоял, затем сел на стул, положил руку сестре на плечо:
- Я не знаю, какие слова говорят, в таких случаях. Ты знаешь, я не очень красноречив. Но, ты понимаешь, систер, это, как тебе сказать, надо туда идти, я не знаю почему. Просто надо. Это вроде как последнюю честь отдать. Знак уважения и любви. Это последнее, что мы можем сделать. Ты помнишь, как мы в третьем классе у них из аквариума рыбку выудили и во двор с ней вышли?
- Помню, – хмыкнула, сдерживая слёзы, Галя. – Потом банку случайно уронили и рыбка уплыла в решётку канализации.
- Ну, помнишь, как потом они на нас смотрели, рыбка-то оказалась необычная какая-то. Родителям ничего не сказали и сами не ругались, только смотрели на нас, не знаю. С укором, что ли? Мне аж тогда заплакать захотелось, когда она на меня посмотрела! – Витя усмехнулся.
- А я заплакала, говорила, больше так не буду! – засмеялась Галя, но сразу же разрыдалась. Витя прижал её к себе, стал гладить и утешать:
- Ну, ладно, Галь, ладно, можешь не ходить.
- Нет, я пойду, – сквозь слёзы, ответила Галя.
 Она ещё минуту поревела и начала собираться. Витя подошёл к окну, посмотрел на спешивших куда-то людей, кто знает, может, они тоже когда-то хоронили бабушек? Хотя. Хотя эта участь в принципе всех ожидает. В дверь позвонили, Витя открыл, на пороге стояла Бубенцова, в строгом тёмном брючном костюме и тёмной блузке. Витя её обнял, она тоже слёзы сдерживала с трудом, и завёл в квартиру.
 У морга скопилось много народу, в основном пенсионного возраста, Коля и Слава подошли к отцу Счастливчикова:
- Михаил Ильич, помочь чем? – спросил Коля, когда они пожали друг другу руки.
- Да, пацаны, там, в машине ветки, - он протянул Коле ключи. – Вы их возьмите, там перчатки ещё есть, не пораньтесь.
 Коля молча принял ключи, и они отправились к машине. Одеты ребята были в соответствующие моменту прикиды: оба в костюмах и тёмных рубашках. Открыв багажник шестисотого «Мерседеса», принадлежащего Счастливчикову-старшему, они, надев перчатки, вытащили из него кучу хвойных веток и отправились назад к моргу. Ветки раскидывают по пути от морга к траурному автобусу, по ним идут те, кто несут гроб, такая последняя почесть усопшему.
 Раскидав по асфальту ветки, ребята подошли к портретику бабушки, который стоял на специальной подставке у входа в морг. Приехал батюшка на велосипеде и вошёл в помещение.
- Где Витёк-то? – спросил Слава.
- Откуда я знаю? Слушай, давай мобилы выключим от греха и пойдем, покурим.
 Они отошли за угол и закурили, у ворот показался Витя с Галей и Наташей. Слава не видевший Галю, с момента их последней встречи, честно говоря, он не очень-то и хотел её видеть, отвернулся. Витя и Галя пришли как раз вовремя, так как началось отпевание. Витя и Галя только успели поздороваться с ребятами, как их позвали в помещение. Коля, Слава и Наташа остались на улице курить.
- Ребят, дайте сигарету? – попросила Наташа.
- Легко, – протянул ей сигарету Слава.
 Из помещения потянуло воском свечей и ещё чем-то, специфическим запахом этого помещения.
 Через десять минут ребят позвали внутрь, нужно было выносить гроб. Галя вышла, еле сдерживая рыдания и от свечей и от переполнявших её чувств. Наташа прижала её к себе и стала успокаивать:
- Ну, Мась, ну успокойся!
 Гроб занесли в автобус и «гости» стали рассаживаться по машинам. Дорога до кладбища протекала в полной тишине, только изредка, какая-то бабулька сморкалась в платок, а потом вытирала слёзы. Вообще на похороны нельзя пожилых людей брать. Что бы, не дай бог чего! Такое моё мнение.
 На кладбище, проходя мимо знакомой могилы, Витя посмотрел на могилу Лёхи, горько усмехнулся. Он-то думал, что вернётся сюда только через год!
 Было предоставлено слово всем тем, кто знал усопшую. Первой стала прощаться Ольга Александровна Счастливчикова – дочь умершей. Она наклонилась к матери и стала говорить что-то, тихо-тихо. Витя, наблюдая за мамой, оглянулся. Двое копателей стояли прямо за ним и с улыбкой что-то говорили. Особенно выделялся один, он видимо был главным юмористом.
- Е…альник закрой! – неожиданно резко обернулся Витя к копателю.
 Тот, явно не ожидал такой наглости от пацана, ведь он бы в пару раз больше Виктора, но, наткнувшись на взгляды ребят и Михаила Ильича он заткнулся, проговорив что-то вроде: Во, молодёжь борзеет!
 Все сказали всё, что хотели. Гроб опустили в могилу, могила располагалась рядом с могилой деда. Витя с дрожью в руках кинул на крышку гроба горсть земли. Это же действие повторили все его друзья, которые плохо знали покойницу, только по рассказам. Могилу начали зарывать и люди потянулись к выходу с кладбища, ведь оставаться здесь дольше, чем положено никому не хотелось. У могилы остались только Витя и родители, они ещё заканчивали какие-то дела. За всё это время Слава так и не обмолвился ни одним словом с Галей, из-за чего та была просто в бешенстве. Но виду не показывала, лишь снисходительно смотрела на Вячеслава, а тот трусливо прятал глаза.
 В квартире, необычно пустынной и тихой, был накрыт стол, на шкафу стояла фотография бабушки в рамке, рядом стояла рюмка с куском хлеба положенным на неё. Пили и ели, в основном молча, иногда правда говорили что-то хорошее о бабушке, вместо тостов. Витя откровенно тяготился присутствием здесь и потому через три тоста он и Наташа покинули квартиру. Вите даже поговорить за столом было не с кем, так как Слава и Коля от приглашения на поминки вежливо отказались и ретировались.
 Наташа на улице спросила, бережно положив руку ему на плечо:
- Ты в порядке?
- Нормально. Переживу.
- Расскажи, поделись чувствами, – настаивала Наташа глядя в постаревшее и какое-то иссушенное лицо Виктора. – Это нормально, делиться…
- Нет, нормально всё. Пойдём домой, ко мне, – сказал Витя.
Они обнялись и зашагали прочь от этого дома.
 Он спал плохо, ворочался и постоянно о чём-то думал. Наконец, часов в пять утра, Витя перестал себя мучить. Он встал с кровати, надел кроссовки и спортивный костюм и как можно тише вышел из квартиры. Он вышел на улицу, вдохнул свежий майский воздух, так как дождик всё же прошёл и прибил всю пыль и прочее к земле. Затем Витя посмотрел на часы и вдруг резко стартанул с места, как будто спринт сдавал. Он бежал по пустынным улицам с такой скоростью, что даже сам удивился, вроде никогда так быстро не бегал, хотя нет, был один случай. Он сам не заметил, как пробежал весь город и прибежал на берег Волги, на их любимое место. Только здесь он остановился, посмотрел на часы, оказалось, что пробежал он от дома, до Волги за восемь минут, хотя нормальным ходом было бы все сорок-пятьдесят. Он почувствовал такую усталость, которая не наступала даже после долгих тренировок на секции. Он устало сел на траву и стал смотреть на водную гладь и ждать рассвета. Мысли в голову лезли разные. Вдруг он встал, подошёл к воде, присел на корточки, перекрестился, достал крестик, поцеловал его.
 Витя никогда набожным не был, скорее наоборот, но сейчас, вспомнив события последних дней, он вспомнил всех своих родных и знакомых и начал неумело, путая слова, молиться…

 P. S.
 Глава посвящается А. Митрофанову, С. Шляпину и всем тем, кого я не знал, но кто жил полной жизнью, любил всем сердцем и умер молодым…
 Так же, посвящается моим Дедушке и Бабушке – Виктору Ивановичу Панову и Анне Сергеевне Пановой.
 Светлая Вам память… Мы помним Вас…

 
 Глава 4
(праздничная)


… Разгулялась природа,
При деньгах, а всё же нищий.
Продолженья просят рода,
Эти чёртовы глазища…
 (Ю. Шевчук)

Лето. Август. 2003 год.
 
 Двадцать первое августа, тёплый денёк. Светило солнышко, по двору ходили симпатичные представительницы слабого и полуслабого пола. Никакого намёка на дождь или другие осадки, вопреки прогнозам, не ожидалось. В общем – праздновать день рождения можно. Коля, щурясь от солнца, стоял на балконе и курил. Докурив, он затушил окурок в пепельнице, почесал волосы на затылке, ещё раз вдохнул приятный, хоть и городской, августовский воздух, затем зашёл в квартиру, где полным ходом шли приготовления к празднеству. Мама суетилась на кухне, отец сидел в кресле и пристраивал поудобнее музыкальный центр, или как он его называл – центнер.
- Бать, вы во сколько придёте?
- Ну, часа в два. Мы же тоже не железные, почти смену по улице шляться.
- Ну, в два это ещё ничего, только позвони сначала, ладно.
- Никогда, застанем вас прямо в пастели, в смысле – на месте преступления, только в нашу комнату ни шагу, капканы поставлю.
- Ладно, ладно, – смутившись, ответил Коля.
К нему подбежала младшая сестра, язва.
- Тебе, чего? – спросил, глядя на неё с верху вниз, Коля.
 Сестра потёрла большим пальцем об указательный палец. Распространённый жест. Коля обернулся на отца, тот сидел спокойно спиной к ним и на них внимания не обращал.
 Коля достал из кошелька сотенную купюру и протянул сестре, та сморщила страшную рожицу и гнусным голосом завопила:
- Мама-а-а, я себя плохо чувствую и мне нужно лежа-а-ать и …
Коля зажал ей рот и сунул в руку ещё одну сотенную купюру и прошептал:
 - Вымогательница, чтоб до родителей не возвращалась.
 Сестрёнка показала язык и выбежала из квартиры, с криком:
- Мам, я у Юльки.
 Он сбегал за ящиком пива, в магазин рядом с домом. Вбежав в магазин, он подошёл к кассе, за ней стояла знакомая его мамы и соответственно – его знакомая.
- Привет, – поприветствовала она его.
- Здрасте, тёть Ир, – улыбаясь, ответил Коля.
- Празднуете?
- Есть такая партия.
- Кстати, с днём рождения.
- Спасибо.
- Ну и чего тебе, водки? – спросила она с прищуром.
- Нет. Водка у нас есть, море. Мне бы пивка яшчичек. Желательно со скидкой, стопроцентной, в честь праздника, – наивно улыбаясь, ответил Парфёнов.
- Ну, скидку не обещаю, зато могу тебе кое-какую шутку подсказать, для тоста.
- Ну, давайте шутку, раз скидку не даёте.
- Наклонись, я тебе на ушко расскажу.
 Коля наклонился. Она прошептала ему ша ухо: Пиво пить – х…й гноить!
Колю аж передёрнуло. Он поднял на неё глаза и нравоучительным тоном сказал:
- Ирина Сергеевна, откуда вы такие слова знаете?
- Живу долго, видела много. Ладно, тебе какого пива?
- «Клинского – светлого», – ответил Коля, доставая кошелёк.
 Когда он прибежал домой, всё уже было готово и стояло на столе. Родители были одеты и собирались уходить. Он выслушал последние наставления и смахнув скупую мужскую слезу, отправил их восвояси.
 Первой пришла Оксана, расцеловавшись (четыре раза по пять минут), они сели в комнате и разговорились. Да так, что не сразу услышали, как звонили в дверь остальные гости.
 Гостей было достаточно: Зураб, Слава, Юра, Витёк с Наташкой, Света Ресничкина. Серёга Никитин со своей пассией немного опаздывали.
Сели за стол, у каждого на месте лежал листок со следующим содержанием:

Меню
Конь, запечённый с яблоками
Пони в ранетках
Утка с яблоками
Утка без яблок
Утка медицинская
Коктейль «Удивлённый прохожий»
 
- Слушай, Колян, а чего это за коктейль? – спросил Витя.
- В него входят: триста грамм водки – плохой, триста грамм – хорошей, три бутылки пива вовнутрь и три бутылки пива с балкона, это после того как стошнит, как раз на этого прохожего.
 Начали раздавать, прошу прощения – дарить, подарки.
 Слава с Юрой подарили часы. Достаточно дорогие, для студента и рабочего – «ОРИЕНТ» – противоударные и водонепроницаемые. Витя с Наташей стандартный набор – станок бритвенный, парфюм и т.д. Джубадзе подарил Коле дорогой набор, состоящий из фляжки, чехла для неё, зажигалки «Зиппо» так же с чехлом. Всё это покоилось в чёрном бархатном футляре.
 Коля, посмотрев на пузырёк с непонятным содержимым, подаренный Наташей и Витей, спросил:
- Это внутрь или обливаться?
- Сначала внутрь, а потом обблеваться! – заржал Витя.
 Приступили к трапезе, говорили тосты за здравие именинника, после третьего тоста разговаривать за столом, почему-то стало не о чем, ребята, от безысходности разговорились про военкомат, вообще и про медосмотр – в частности. Сейчас для них эта тема была актуальной, все зависели от учёбы (кроме Славы, он зависел от своего здоровья), не дай Бог, отсрочку для студентов отменят, совсем худо будет. А разговорились про него, потому что, кто-то из них недавно туда ходил. Голос подала Наташа, к слову знающая о военкомате только по Витиным рассказам:
- Да, наверное, там прикольно. Особенно у хирурга, можно сказать: – Доктор, а я вас вижу! – ребята понимающе заулыбались.
- Не, ну это хохма старая, – возразил Коля. – Можно, что-нибудь поинтересней придумать, например такое – Доктор, улыбнитесь, вас снимает скрытая камера. Или вот такое – Не моргайте, сейчас вылетит птичка…
 Слава сидел, какой-то необычно грустный и усталый.
- А, почему этот молодой человек такой грустный? – спросила Оксана у Коли.
- Да, он с работы только пришёл, да? – Слава кивнул, глядя на Колю. – А грустный потому, что выпил мало. Славик, наливай.
- С работы? А чем вы занимаетесь? – не отставала она от Славы.
 Она видела друзей Коли и общалась с ними только мельком, только несколько раз, он её им почему-то не показывал, хотя все знали, с кем он встречается и когда.
- Дело в том, – начал Слава, разливая по рюмкам водку, – что я с некоторых пор не говорю девушкам, подчёркиваю, девушкам, чем я занимаюсь на работе. Обычно я говорю просто – на заводе.
- А почему вы не говорите?
 Слава вздохнул обречённо и начал свою повесть:
- Наше производство занимается изготовлением составных частей для рельс. В основном из стеклопластика, но есть и металлический цех. Я, у нас на производстве, работал почти везде, можно сказать мной там все дырки затыкают. И в ИТР, и в бухгалтерии сидел, и в лаборатории, и в техбюро, и естественно на самом производстве, то есть непосредственно на изготовлении. Только директором ещё не был. Мне стыдно, например, сказать девушке, что я стригу прокладки, или, в лаборатории, делаю смазки, или уж вообще странно – слежу за циклами – девушки меня поймут – это, когда я был в техбюро (цикл – это определённое время, за которое, определённый станок делает определённую работу, при определённой температуре. То есть, допустим, за час два-три цикла и т.д.) Меня если не за больного, то за извращенца точно примут. Поэтому я и не уточняю. А вообще работа у меня светлая и добрая.
- А вы не учитесь?
- Почему? Учусь. В университете. Повышаю профессиональную квалификацию.
- А кто вы по профессии?
- Бездельник.
 Выпили за работу и за каждый цикл отдельно.
- А правда, что Никитин себе машину купил? – спросила Наташа.
- Ага, ему папа денег дал, вот он и купил, – зло сказал Юра. – Теперь пешком вообще не ходит, со своей...
- Не дело, Космос, так о братьях говорить, хотя, по большому счёту, ты прав – возразил Коля. (Парфёнов цитирует фразу из т/с «Бригада»)
 В дверь позвонили, кто-то сказал: ну вот вспомнишь…
 Веселье нарастало с каждой минутой, уже подвыпивший Юра решил поиграть на Колиной гитаре. После нескольких неудачных аккордов, Коля не выдержал, вырвал у Колобкова гитару и произнёс:
- Юрий, вы симфонический лох, будете так играть, я вас грифом покалечу и струной потыкаю.* Дай папе – с этими словами он проникновенно запел песню на стихи Есенина:
Не жалею, не зову, не плачу,
Всё пройдёт, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым…


… Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льётся с клёнов листьев медь,
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.

(естественно, я написал не весь стих, только первые четыре строчки и последние, захотите, прочтёте сами)
 Пел он так проникновенно, с закрытыми глазами, что когда открыл глаза, увидел, как все сидят не дыша.
- Чего смотрите, думали я только «Малолетних шалав» могу?
 Позже Витя и Слава будут играть на гитаре и петь, сидящей на кресле Наташе, песню «Белль» Причём играть стоя на коленях, а петь на французском языке. Сами потом удивлялись, откуда они знают французский язык? Правда Осокин почему-то всё время, вместо слова «Белль», повторял другое слово с буквы «Б» Может, он намекал на образ жизни Наташи? Неизвестно. Потом при выключенной лампе, вдрызг пьяный Осокин с таким же Зурабом, танцевали вальс под песни группы «Руки вверх» и под бурные аплодисменты и раскаты смеха, разумеется. Танец у них получался достаточно комичным.
 Наконец, когда Коле удалось выгнать всех гостей на улицу, где они, кстати, продолжат орать песни и пить пиво, а Оксана пошла мыть посуду, он поднял воротник рубашки, выпил ещё одну стопку водки и усевшись поудобней в кресле, на балконе заиграл:
Где-то, в глубине Росси-и-и,
Два цыгана, два зека.
И у кума не спроси-и-и-ли,
Подались они в бега.
Занесло пургою стёжки,
И куда же вы теперь?
Только лунная доро-о-ожка,
Вам откроет воли дверь…

 - Хорош, грусть наводить, давай повеселее, чего-нибудь, – сказала подошедшая сзади Оксана.
- А не спеть ли мне песню, о любви-и-и… – завыл Коля.
 Кто-то, с низу подпел: «А не выдумать ли, новый жанр…»
 Они засмеялись и Оксана продолжила:
- А ты хорошо поёшь, у меня есть знакомый, могу тебя, в какую-нибудь заведуху устроить петь.
- Хорошо. Представляю картину маслом: я играю, ты танцуешь. А что, мне нравится, будем выступать, заработаем популярность и кучу евро и уедем в страну на букву «И».
- Испанию?
- Нет.
- Италию, Индию?
- Нет, нет.
- А куда?
- В Исландию.
- В Исландию? Но там ведь не тепло.
- Да, там не тепло, зато там потрясающе красивые вулканы, – глядя в ночное небо, мечтательно ответил Парфёнов.
 Коля подумал, о том, как же ему повезло с этой девушкой! У него было много пассий, но не одна не дотягивала до Оксаны. По всем параметрам. Оксана – стройная, красивая, умная, что, кстати, редкость в последнее время. Хозяйственная опять же. Вот посуду помыла, без просьбы, а Натаха Бубенцова, врядли додумалась бы, хотя, откуда он может знать, может она на Витька целыми днями пашет. Хотя маловероятно. Ему вдруг показалось, что он хочет провести с ней остаток своих дней, как бы это громко не звучало.
- Вулканы? – вырвала она Колю из размышлений.
- Да, это такие холмики с красной жижицей внутри.
- Спасибо, что просветил. А, что там ещё есть, кроме холмиков?
- Там потрясающий океан, а девушки…
 Оксана откашлялась. Коля понял, что ляпнул лишнее и постарался исправиться:
- Ну, девушки там наверняка страшные.
- Это почему?
- Ну, если всё красивое, то что-то же должно быть страшным. Значит девушки. Метод исключения.
- Логично. Ты так говоришь, как будто там был?
- Нет, не был, но очень хочу.
- Друзья у тебя весёлые, мне понравились. Мы же раньше с ними не контачили много. Кстати почему? Боишься, уведут?
- В драке – не выручат, в войне – победят! (Коля цитирует М. Жванецкого)
 Они посидели, он покурил, погода прекрасная, звёзды на небе, ветерок свежий.
- У тебя, когда родители придут? – спросила она.
- Через часик, – посмотрев на новые часы, сказал Коля.
- Успеем, пошли…
 

Глава 5
(выездная)

 
Осень. Октябрь. 2003 год.

 День для всех троих начался не очень хорошо. Ночью и с утра шёл дождь, неприятный такой, моросящий. Осокин, в очередной раз, попав ногой в лужу (темно ведь на улице), выматерился и продолжил свой нелёгкий и тернистый путь. Нет не к знаниям, а к автобусной остановке, а собирался он в столицу нашей необъятной родины к друзьям Витьку и Юстасу…
…Витю разбудил не будильник, его разбудил тонкий и неприятный голос его сестры – Гали. Если у Парфёнова сестра младшая, то у Вити сестра самая, что не наесть ровесница. И вот эта, с позволения сказать, ровесница, постоянно портила ему жизнь, с утра собираясь в институт. Он-то почти никогда не вставал к первой паре, а она постоянно, даже раньше, чем к первой. Вот она открывает дверь и будит его нравоучительными речами, он, не отрывая головы от подушки, нащупал у кровати тапок и швырнул им в сторону двери, на крик.
 В реакции ей не откажешь, она успевает не только захлопнуть дверь перед тапочком, но и выматерить братца…
… У Юры будильник не прозвенел, он проспал, а когда открыл глаза – понял, что опаздывает. Вскочил, побрился на скорую руку, собрался, как говориться «в темпе вальса». Не позавтракав, он помчался к пиррону пригородной электрички…
… Автобус подали не тот, на который он рассчитывал. Это был всеми нами любимый – ПАЗик. Народу набилось! Мама не горюй! Один даже стоял, хотя стоя ехать, было нельзя. У поста ГИБДД, он присел, причём, когда приседал, наступил Славе на ногу, от чего тот проснулся. Ещё бы, не проснуться, такая шняга на тебя наступает, наверняка 48 размер сандалий.
 Проснувшись, он обнаружил, что на его плече спит девушка, соседка. Хотел разбудить, но передумал, пусть поспит…
… В столовке, не смотря на не очень удовлетворительное качество питания, народу набилось, как у Осокина в автобус. Витя и Юра, выбрав себе, более или менее, приличные на вид блюда, присели за столик и начали трапезу. Первым разговор начал Витя:
- Чо, когда Славик приедет?
Юра, посмотрев на часы, ответил:
- Автобус в двенадцать, на «савок» (Савёловский вокзал) приезжает.
- Ну, чего? Сорок минут осталось, щас дожрём и двинем.
 Юра кивнул. Мимо их столика прошла, повиливая бёдрами, симпатичная студентка. Оба склонили головы на плечо.
- Да, как говорится, на свете есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: как горит вода, как течёт огонь… – начал Витя.
- И то, как Лариса Ивановна наклоняется за упавшим на пол листком, – перебил его Колобков…
… Автобус уже подъезжал к Савёловскому вокзалу. На ремне завибрировал телефон. На дисплее высветилась надпись – «Юстас».
- Смольный слушает.
- Как бы с Лениным, Владимиром Ильичом, переговорить?
- А дедушки нет, он ушёл в Мавзолей, – пропищал тоненьким голосом Слава.
- Давно?
- Да уж лет восемьдесят, если не больше, бабушка уже волнуется, не заспиртовали ли бы его там! – на него начали оглядываться соседи по автобусу, в основном (почему-то) пожилые люди, честь им и хвала.
- Здорова, Славик, когда нарисуешься?
- Я подъезжаю уже, минут через десять буду.
- Мы на вокзале, ждём.
- О-о-о, сервиз! Енто хорошо.
 Когда Осокин выбрался, из автобуса, то он сразу увидел, чуть ли не катающихся со смеху по асфальту друзей.
- Ты на этом ехал? – давясь смехом, спросил Юра.
- За восемьдесят рублей, между прочим, так что, попрошу не издеваться! Самому стыдно.
 Друзья обнялись, давно не виделись, с воскресенья, а сегодня пятница. Купив по пиву (не холодному, октябрь ведь на дворе), молодые люди отправились по направлению к метро.
- Слушай, Витёк, а батя или сестра против не будут? – засомневался Слава.
- Батя, в командировке, а сестра? А кто её спросит? Так?
 Доехав до района, где располагалась съёмная квартира Вити, они зашли в ближайший магазин.
- Так, ну чего, пару пузырьков возьмём и пивком, потом зальёмся, – предложил Слава.
- Нормально, а еда у тебя, Виктор, есть, какая-нибудь? – сказал Юра.
- Да, чего-то было, картошка вроде была, если её Галька всю не схавала.
- А может, пельмешей возьмём? – предложил Слава.
- Извлёк, ты уже, со своими пельменями! Их жрать дома будешь. А у меня такой ох…ный рецепт есть, только надо кое-что купить! – сказал Юра и отправился по магазину, искать это «кое-что».
 Войдя, в квартиру ребята разделись и сразу отправились на кухню. Витя посмотрел в холодильник. Мам действительно лежала картошка, только в пакете и нечищеная.
- Ну, что? За работу! – сказал Витя. – Юра, ты варганишь картошку, а мы сервируем стол.
- А, чего это я? Пусть её хотя бы Слава почистит.
Бросили жребий, как всегда проиграл Слава:
- Ладно, но готовишь её ты, тем более у тебя рецепт есть… красивый.
 Пока Слава, закатав рукава, чистил картофель, остальные расставляли на стол и в холодильник всё нужное и ненужное (нужное на стол, ненужное в холодильник). Юра начал приготовление, предварительно выгнав всех из кухни.
- Наверное, яду туда накидает, – сказал Витя.
- Точно, я от него другого и не ожидаю, – вдруг Слава хлопнул себя по лбу, – мудаки, всё купили, а самое важное забыли! – с этими словами, он набросил куртку и побежал в магазин.
 Витя зашёл на кухню, не одному же в комнате тусоваться. Юра колдовал у плиты, увидев Витю, завопил:
- Ну, я же просил… а ладно. Чуешь?
- Чую, брат, чую, – наклонившись к кастрюле, ответил с улыбкой Витя.
- Да ни хрена ты не чуешь! Щас почуешь! – Юра бросил щепотку чего-то в кастрюлю. Они принюхались – благодать!
 Закончив сервировку стола, они сели и стали ждать Осокина.
- Может, его скинхеды побили? – предположил Витя, смотря на часы.
- Да уж скорее продавщицы в магазине, он ведь кого угодно достанет, – ответил Юра.
- А, вдруг, он там сейчас бродит, голодный, холодный, у-у-у, у-у-у! (цитата из х/ф. «Большая перемена») – завыл и зацарапал рукой по столу Витя.
 В дверь позвонили, Витя пошёл открывать, но тут же вернулся на кухню, так как Слава его из коридора выгнал.
- Чего припёр-то? – спросил Юра.
- Сие тайна великая! По крайней мере я не разобрался.
 На кухню, напевая строчку из любимой песни Трофима «Горько» – «Когда я в дом вошёл, как армия спасения. В руках невеста, а под мышкою жених!» – вошёл Слава и с торжественной миной, на лице водрузил на и так полный стол, плавленый сырок «Дружба». На взгляды товарищей он ответил одним словом – РОМАНТИКА.
Присел на стул и стал объяснять.
- Три магазина оббегал, нигде нет.
- И ты у бомжей отобрал? Да?
- Нет не «да». На рынок сбегал, – с гордостью ответил Слава.
- Как ты не заблудился-то?
- Чудом. Ну, поехали.
Разлили водку, разложили закуску и картофель по тарелкам.
- Ну, давайте выпьем за Славу, который героически к нам приехал и не менее героически бегал за, в принципе никому не нужным, сырком! – приподнявшись с табуретки, торжественно произнёс Витя.
- За встречу, ёпт.
Выпили, закусили, занюхали.
- О, мужики, – поднял палец Витя, – вы, когда-нибудь, индийские порнофильмы смотрели?
- Нет! – хором ответили ребята. – А разве такие есть?
- Конечно, есть! Я например, всегда только конец смотрю.
- Почему? – «насторожился» Слава.
- Там в конце, самое интересное. Там оказывается, что они все братья и сёстры.
Ребята переглянулись, спросили испуганно:
- Шутишь?
- Конечно, шучу! – заржал Витя.
- Ты меня иногда пугаешь! – сказал Слава.
- Я сам себя иногда боюсь!
 Ребята сплюнули через плечо, постучали по столу и разлили по второй. Слава предложил выпить по своему рецепту:
- Значит так, показываю один раз, Витёк, тащи «бабочку» и линейку.
(Кто не знает, поясняю – «бабочка» – это раскладной нож, на его лезвии очень удобный желобок имеется)
 Витя принёс вышеуказанные предметы, у Счастливчикова очень красивый нож, он им очень гордился, в восьмом классе выиграл его в карты у Осокина, между прочим.
- Значит так, коктейль называется «Семь капель». Сначала, по лезвию ножа, по желобку, мы аккуратненько наливаем десять миллиметров водки, – Слава приставил к гранёному стакану линейку, налил водку, остальные с каким-то непонятным благоговением, смотрели на происходящее, – потом, так же аккуратно, просто наливаем в стакан ещё двадцать миллиметров водки, – он налил, – главное не смешивать, а уж затем, ещё тридцать миллиметров, просто выплёскиваем в стакан, – проделал и эту операцию – всё. Коктейль готов.
Слава поднял стакан и посмотрел на друзей, те стояли в оцепенении.
- И чо, всё? – спросил, охрипшим от ожидания голосом, Юра.
- Ну, да! – еле сдерживая смех, ответил Слава.
- Н-не понял, а… А суть? – тем же охрипшим голосом спросил Колобков.
- А ссуть в песочек! – ответил Осокин.
- Ну, ты, мудёр! – «восхитился» Витя, – Ладно, поехали.
Они выпили.
 Через несколько часов, когда на улице уже стемнело, появилась сестрица, правда не Алёнушка, а Галинушка.
 Она (её появление друзья не сразу заметили), встала в дверях кухни, оперлась на косяк, и скрестив руки на груди, сказала:
- Та-ак, а папа в курсе?
 Ребята вздрогнули, от неожиданности, каждый отреагировал по-своему: Юра Колобков – допил всё, что у него было в стопке, а вдруг пить больше не придётся; Слава – поправил на воротнике рубашки, воображаемый галстук и начал строить, косы-ы-ые глазки; а Витя, неуверенно встал, подошёл к сестре и ласково так произнёс:
- Галусь, ну вот ты думаешь, мы здесь, чего так сидим? Выпиваем, курим, ну конечно папа не в курсе! – ребята заржали.
- Уроды! – бросила она и ушла в другую комнату.
- Да. Не хорошо получилось, надо извиниться, – Слава встал и неуверенной походкой двинулся в комнату.
- Да ну их, Юра, разливай.
Слава на коленях заполз в комнату и жалобным голосом заныл:
- Галь, а Галь, ну не дуйся ты, мы тихо (хе-хе) посидим и уйдём. Чем мы можем загладить свою вину, за своё недостойное комсомольцам поведение?
- Торт и тихо сидеть! – ответила она злобно.
- Момент, – Слава бросился в магазин, тем более и водка кончилась.
Всего они выпили три бутылки водки и две двухлитровых бутылки пива.
 Естессно они никуда не ушли и уж тем более, никуда не уехали.
На утро Слава подошёл к зеркалу в прихожей, помахал рукой и произнёс сакраментальное:
 – Не синхронно. – Потом подумал и добавил: – Вот, что крест, животворящий делает.
- Что, фильмы ужасов показывают? – раздался ехидный голос Гали.
- Ага, Чужой, часть ноль пятая.
- Ну, вы батенька и пошляк, разве можно так на рубль напиваться? (Галя цитирует фразу из фильма-книги «Двенадцать стульев»)
Она протянула ему стакан воды.
- Да какой там! – он отчаянно замахал руками. – У меня, на кухне, в куртке, банка с пивом, принеси, будь человеком, – взмолился он.
В комнате, на полу отжимался Витя.
- Это кощунство, такие зверства с похмелья, – сказал, заметно оживший, после пива, Слава.
- А мне помогает, даже похмеляться не надо.
 Они разбудили Колобкова, который спал в какой-то неестественной позе, с открытым ртом. Поели (пригодился сырок) и отправились в разные стороны: Слава на вокзал, нужно было побыстрей домой, а Витя и Юра в институт, хоть к третьей паре, хоть и в субботу, но явиться надо.
 Витя пришёл домой вечером и застал на кухне сестру с молодым человеком. Они сидели, пили чай и мило беседовали.
- Оп-па! – потирая ладони, с порога начал Витя. – Здорова, систер, это чо за призывник?
- Мальчики, знакомьтесь, – защебетала Галя, – это Витя, – она указала на брата, тот с важным видом подал руку пареньку, – а это – Валентин, – паренёк поднялся со стула и пожал руку Счастливчикова.
- Ну, нужно принять, за знакомство, – Витя достал из холодильника вчерашнюю початую, но не допитую (четвёртую) бутылку. – Ты как, Валентин, вообще потребляешь?
- Ну, я пиво пью… вино иногда, – ответил паренёк.
- Ну, вино это не по-коммунистически, как один мой знакомый говорит, мы ж крестьяне, надо водочки, мы тут вчера с корешами посидели, так что закусь осталась… – Витя уже разлил по стопкам.
- Ну, наверное, можно немного, – поднял неуверенно стопку, Валя.
- Ну, как говорится, за знакомство. – Витя лихо опрокинул в себя стопку и тут же налил вторую: – Ну, за ирригацию Узбекистана! – он так же лихо глотнул водку, Валя задерживался, с трудом выпил стопку, а Витя уже наливал следующую: – Ну, за присутствующих здесь дам! Да? – Валя кивнул и неуверенно выпил свою дозу, Витя налил четвёртую.
 Галя дико смотрела на происходящее: братец спаивал ухажера, причём сам не пьянел, как будто вчера вовсе не пил. Валя за темпом Счастливчикова не поспевал. Выпив за Витей четвёртый и пятый тосты, соответственно – за родителей и учителей (Витя не очень следил за общепринятыми нумерациями произношения тостов), он сначала встал со стула, затем снова сел на него, затем, дико глянув на то, как Витя наливает очередную стопку, зажал рот и побежал в туалет.
 Галя показала Вите кулак и побежала за Валей. Витя спокойно выпил свою и Валину стопки и откинулся к стенке, мечтательно посмотрел на люстру, закрывая глаза произнёс:
- Не казак.
 Галя проводила Валентина до метро, по пути оправдывалась и извинялась. Придя домой, она встретила абсолютно трезвого брата, как будто не пил. Он стоял у плиты, надев на себя фартук и что-то готовил:
- Зря женщины не любят стариков и лаской не хотят их ублажать: мальчишка переспал и был таков, а старенький не в силах убежать! – пропел Витя, когда сестра ворвалась в квартиру.
 Она настолько офигела от таких стихов, что вместо гневной тирады, спросила:
- Сам придумал?
- Нет. Это Губерман, поэт такой, Осокин вчера по пьяной лавочке загнул.
- А-а-а.
- Слушай, систер, парни у тебя какие-то слабые, как будто на деревенских дискотеках никогда не дрались. Чем тебе, к примеру, Славик Осокин не нравится? Вроде симпатишный паренёк, по моей исключительно непредвзятой шкале, пить умеет, с ним и мне приятно посидеть, стихи опять же какие знает! А?
Галя отвернулась, вздохнула и ответила:
- Твой Осокин – алкаш. Ему восемнадцать лет, а он уже алкаш. К тому же кобель редкий. Да ещё и сволочь порядочная, ты это учти, когда с ним общаться будешь, – она ушла в комнату, легла на кровать и включила музыку.
 На глазах появились слёзы, а может и нет.
- Месячные что ли? – произнёс Витя, затем достал мобильный телефон, набрал номер Наташи, та ответила быстро. – Натус. Привет, я. Да. Ты где? Дома? Одна? Точно? Ну ладно, ты говорить можешь? Слушай, солнце моё, может секс по телефону задвинем, а? Соскучился сильно, аж не в моготу…

Глава 6
(романтическая)

… Но, что ей до меня:
Она была в Париже –
Ей сам Марсель Марсо
Чего-то говорил.
 (В. Высоцкий)
Весна. Март. 2004 год.

 Всенародно любимый праздник «Восьмое марта» в этом году выдался солнечным и достаточно тёплым, для этой части весны. Как будто сама природа заботилась о представительницах прекрасного пола. Заботилась о том, чтобы с самого утра их мужская половина сбегала в магазин за фруктами и шампанскими, за цветами, а может и ещё за чем-нибудь. В этот день по традиции все домашние дела в семьях, у кого они есть, конечно, исполняли мужчины: готовили отвратительные по вкусу и виду блюда, плохо вытирали пыль и так же плохо перемывали и так чистую посуду, чтобы не сидеть без дела и создавать видимость хоть какой-то деятельности. Как говорится: у девочек праздник, мальчики напьются. Весеннее настроение в этот день было ещё более весенним и радостным. Итак.

***
 С самого утра мужская половина семейства Парфёновых, как и других семейств, жила по вышеуказанным правилам. Парфёнов-старший, с утра пораньше, сбегал в магазин, закупил фрукты и шампанское. Коля убрался на кухне, приглядел за готовящемся мясом и ещё за каким-то блюдом (название которого он как не пытался, но так выговорить и не смог). Затем они с отцом украсили стол красиво порезанными фруктами и шампанским, для сестры было закуплено три литра «Пепси», наверное, зря. Затем с удовлетворением посмотрели на выполненную работу, пожали друг другу руки и стали ждать пробуждения женщин.
- Бать, может коньячку малясь? А? – осторожно спросил Коля.
- Блин, алкоголик растёт! – хлопнул себя по коленям Андрей Дмитриевич.
- Чо алкоголик-то сразу? – возмутился Коля. – Мы зачем коньяк покупали? Чтобы пить, а не чтобы смотреть на него. Такое моё мнение.
- Я смотрю у тебя настроение приподнятое, чего сегодня делать будешь? – спросил Андрей недовольно, тем не менее, поднимаясь и доставая коньяк из шкафа. Коньяк был достаточно дорогой, Армянский, по крайней мере, так было написано, поэтому пился медленно и редко. Коля в принципе мог позволить себе купить такой коньяк, но именно этот он хотел выпить с большей охотой, тем более, сегодня у него проблемы с финансами в связи с последними тратами, надо же купить подарки маме, сестре и главное – Оксане.
 Отец разлил коньяк по рюмкам, они выпили, закусили конфетами из коробки лежащей на столе.
- Много будешь знать, скоро состаришься, – ответил Коля.
- То-то я смотрю, ты всё не развиваешься! Вечно молодым хочешь быть?
- Уел-уел! У меня сегодня романтики полные карманы, – ответил, наконец, Коля на вопрос отца. – По крайней мере, я на это надеюсь, вроде ни чем не провинился.
 Отец ехидно улыбнулся, видимо вспомнил что-то из молодости…
***
 Зураб сидел в машине у вокзала. Сидел он в «девяносто девятой», которую ему отдал отец, после того как купил себе БМВ. Вообще то, Жигули он хотел продать и даже, на заднем стекле висело объявление о продаже, но так как пока, никто не звонил, на машине разъезжал Зураб, когда был в городе, конечно. Зураб слушал какую-то станцию и вспоминал, как он познакомился с этой девушкой из Москвы, а ждал он именно девушку…Он никому, да и себе бы не смог, объяснить, чем она его зацепила, а зацепила она его здорово. Хотя она и симпатичная и всё при всём, но не этим она его взяла, чем-то другим. Может, Зураб чувствовал свою за неё ответственность, ведь он ее, можно сказать, приручил, помог восстановиться в университете, помог с работой, нормальной, а не той, которой она занималась раньше. Он даже не требовал, чтобы она с ним спала, за его помощь, правда она это делала без всякого принуждения с его стороны.
 Он просто ей помогал. Он старался не вспоминать о её прошлом и о её старых занятиях. Правда её старая работа давала о себе знать, хоть и работала она не так долго. Однажды сидя в ресторане, возле их столика остановился какой-то мужик, плешивый и усатый, после того как Зураб на него посмотрел, он ретировался за свой столик, но весь вечер буквально пялился на них. Зураб долго не обращал на это внимание, но, наконец, когда они с Катей танцевали, этот мужичёк подошёл и что-то прошептал Кате на ухо. Зураб уловил только слово «стольник», всё понял, погоняв желваки он взял мужика за локоть и прохрипел:
- Пойдом выйдэм.
 Катя долго уговаривала Зураба, чтобы он этого не делал, но тот её не слушал. Они с мужичком вышли в туалет, по дороге их попытался остановить официант, видимо нутром почувствовавший назревающий конфликт. Зураб не глядя на официанта, сунул ему в карман сотку баксов и продолжил тащить мужика в клозет. Короче, пришлось им с Катей в темпе вальса ретироваться из ресторана.
 В который раз он посмотрел на часы, покачал головой, взял с сиденья букет цветов, вышел наружу, поёжился и отправился на перрон, время пришло.
 Электричка затормозила, подняв снег на перроне, Зураб отвернулся от порыва ветра и снега, спрятал букет за спину, чтобы тот не потрепался. Из электрички высыпали люди, они проходили мимо него и иногда задевали, его трудно не задеть. Наконец показалась она, Зураб вручил ей букет, они обнялись, поцеловались и отправились к машине. В машине она спросила:
- Ну, что делать будем?
- Я тэбэ город покажу.
- А потом?
- А потом, часа в тры, с друзъямы познакомлу.
- И что ты им скажешь?
- Скажу, что ты моя дэвушка.
- И всё?
- Что отлычныца, красавыца, комсамолка.
- А про то, кем я работала?
 Зураб крепко сжал руль, тот чуть не погнулся, погонял желваки, повернулся к ней:
- Я жэ сказал, чтоб ты забыла про то врэмя. Оно кончылось. Сейчас новая жызнь у тэбя началась. Я это врэмя забыл и хочу чтобы и ты забыла! Нэ было нычего! Ясно!
- То есть ты им не сказал и не скажешь, что я проституткой была?
- Нэт, – прорычал Зураб.
- Почему? Стесняешься? Стыдно?
 Зураб вышел из машины, громко хлопнув дверью, закурил. Она осталась сидеть неподвижно. Он докурил, успокоился, вернулся обратно.
- Ты не ответил, – продолжила она. – В глаза мне смотри.
- Еслы бы мнэ было стыдно, я бы тэбя суда нэ звал бы. Вообще, хватыт об этом, я хочу, тэбэ празднык устроит. Ясно?
- Ясно.
- Это тэбэ, – Зураб достал и внутреннего кармана пальто красиво упакованную коробочку.
- Спасибо.
 Машина тронулась со стоянки…
***
- Да я тебе говорю, нормально, чо ты паришься? – в который раз говорил Юра.
- Нет, ни хрена не нормально, – с упорством идиота, твердил Витя.
 Они сидели в кафе, пили кофе и ругались, обсуждая новый стих Счастливчикова. Оба были одеты в костюмы и рубашки с галстуками. Костюмы они надели не по случаю восьмого марта, а по другой причине. Сегодня они встречались с помощником, вернее помощницей, редактора одного из литературных журналов. Встреча была не официальной, поэтому и проходила в кафе. Девушку двадцати трёх лет (она сама так сказала), Витя встретил в книжном магазине. Он кстати до сих пор не мог понять – как его занесло именно в тот книжный, расположенный довольно далеко от его дома.
 По мнению друзей, он вообще-то никогда не выделялся особенным рвением к чтению. Но это было поверхностное суждение. Примерно с девятого класса Витя писал стихи. Да. Боксёр, хулиган и дебошир, в общем, не совсем социально стабильный элемент – писал стихи. Началось у него всё с простеньких потешных четверостиший, затем он стал переделывать, так же потешно, стихи классиков и песни современных исполнителей. Получалось забавно. Всё это потешное творчество он показывал друзьям. Им нравилось. Но, видимо почувствовав талант, он стал писать стихи красивые, серьёзные: о любви, о жизни, в общем, более или менее серьёзное творчество, по сравнению со старым, конечно. Эти произведения он уже никому не показывал и хранил в общей тетрадке у себя дома, в шкафу.
 Так вот. Встретился он с этой дамой, причём встреча у них получилась не совсем обычной, а может и самой обычной, кто ж знает? Она спросила у продавца, есть ли у них какие-нибудь книги испанского писателя Артуро Переса-Реверте, а стоящий рядом Витя невзначай, поделился с ней впечатлениями о книге этого писателя, прочитанной им недавно. Книга называлась «Территория Команчей», она описывала один день из жизни испанских тележурналистов работающих на войне в Югославии. Витя, честно говоря, купил её из-за названия, по началу не особо вчитываясь в оглавление. В результате оказалось, что ему очень понравился стиль Реверте (или стиль переводчика, чёрт его знает) и с тех пор он старался скупать все книги этого испанского историка и журналиста.
 Девушка фыркнула, заломила брови и осмотрела Витю с ног до головы. Выглядел он как обычный представитель современной молодёжи. Даже более того – короткая стрижка, по-боксерски вбитый нос, в общем – лицо, человека, не обременённого интеллектом. Девушка, честно говоря, не была красавицей, такая типичная серая мышка – в очках. И не ей выбирать тех, кто с ней знакомиться (а выступление Счастливчикова, она восприняла именно как попытку познакомиться). Витя поймал в её взгляде пренебрежение с её стороны его знаниями и компетентностью в современной зарубежной литературе, тем более что стоял он с романами Андрея Константинова «Адвокат» и «Судья» в руках (по ним был снят телевизионный сериал «Бандитский Петербург»).
- А вы считаете, что человек с моей внешностью не может знать кто такой Артуро Перес-Реверте? – ехидно спросил Витя и сунул продавцу две сотенных купюры за книги.
 Девушка, честно говоря, именно так и считала, но всё равно смутилась и отошла от начитанного боксёра. Потом она подумала: «Ишь, какие мы ранимые!» Решила завести с ним разговор. Так и познакомились.
 Они немного посидели в кафе, попили чай, она рассказала, что работает в редакции журнала, не очень известного, правда, но всё же. Витя как-то сам не заметил, как рассказал ей, что сам иногда пописывает и даже кое-что зачитал. Ей по всему видимо понравилось и она назначила ему встречу восьмого марта, в этом кафе, якобы для делового разговора.
 Однако Вите показалось, что она не только его творчеством заинтересовалась, а ещё и их автором, то есть им Виктором Счастливчиковым. Витя мечтал, чтобы его стихи были напечатаны, даже псевдоним себе придумал. Но перспектива выбивать себе место на страницах журнала через кровать, его не особенно прельщала, хотя определённая пикантность в этом всё же была. Поэтому он взял с собой на встречу Юру, как громоотвод. Ведь изменять ему не хотелось. Наташа, честно говоря, сильно выигрывала у этой дамочки. Пускай только во внешности, а не в образованности. К тому же сразу после встречи у них был экспресс из Москвы в Дубну, где и ждала его Наташа, а Юру девочка по имени Вера, с которой он совсем недавно познакомился.
 Сидеть и пить кофе больше не было сил, да и опасно для здоровья. Поэтому Витя решил взять себе пива, встреча-то неофициальная. Как только он вернулся с бокалом пива и сел за столик, в помещение кафе вошла она. Витя поднялся, отодвинув бокал Юре (тот был не против), причесал свой светлый ”ёжик” и протянул ей розочку. Он долго мучался, покупать цветы или не покупать? Встреча не официальная, но и не свидание. Что делать? Наконец решил всё же купить, хуже не будет. Но если у неё возникнут, какие-нибудь мысли, их придётся жёстко прекратить…

***
 Слава Осокин не особенно парился по поводу подарков на восьмое марта. Так как постоянной девушки у него отродясь не было, то он купил маме набор чашек и блюдечек, а всем знакомым дамам, отправил SMS сообщения с поздравлениями с праздником. Помог отцу с приготовлениями праздничного завтрака и отправился рыскать по городу. У него были огромные планы на сегодняшний день.
 На сессии, которая длилась с девятнадцатого января по восьмое февраля, он заприметил одну девушку, из параллельной группы. А может и не параллельной, точно он не знал, просто видел её в коридорах и на общих лекциях, на которых присутствовали все заочные группы. У него в группе были только дамы, старше его и все поголовно с детьми, а соответственно и мужьями. Девушка была очень красивой, да и голосок у неё был ангельский. Он как-то сидел на лекции прямо за ней и смотрел на её блондинистые, кудрявые волосы и слушал её разговор с соседкой. Честно говоря, когда подслушивал, у него было такое впечатление, что он не подслушивает, а подглядывает. Стыдно стало. Потом он ехал с ней и её подругой, которая точно была старше его лет на десять, в маршрутке или в автобусе, он точно не помнил, помнил только то, что кольца на пальце не разглядел. Познакомиться с ней у него тогда не хватило смелости. Странно даже, вроде для него заболтать девушку, чаще всего, было не проблемой, а тут смелости не хватило. Может, потому что она была так великолепна для него, простого пролетария, а может, он нутром чувствовал, что эта девушка дорогая и у него на неё денег не хватит. К тому же он её раньше в городе не видел, а потому считал, что она иногородняя. Многие из его группы приезжали на сессию из других городов, правда жила она не в общежитии, уж это он выяснил, немного проследив за тем, куда она пойдёт с остановки, на которой вышла из автобуса, но это ничего не значило. Так вот, он о ней даже забыл после окончания сессии, но несколько дней назад, когда тупо слонялся по городу, по разным магазинам он заприметил её в магазине обуви. Он тогда быстро ретировался из этого магазина, чтобы она его не заметила, а после этого случая, все эти ночи плохо спал. Ни то чтобы это была любовь там и всё такое. Но она его очень сильно зацепила, к тому же простое мужское самолюбие взыграло – сможет ли он покорить такую даму? Тварь ли он дрожащая, или право имеющий? В общем, он решился. И именно сегодня решил с ней познакомиться.
 Прошёлся по городу, два раза мимо того магазина, усмотрел её через витрину. Кивнул своим мыслям и оправился дальше гулять. Магазин сегодня работал до четырёх часов, об этом сообщало объявление на входной двери. Он зашёл в цветочную палатку, выбрал три самых красивых на его взгляд розы, упаковал. Вообще-то, примерно шестьдесят процентов женщин ненавидят розы и вполне был шанс, что она именно часть этих шестидесяти процентов. Но. Но Слава всегда предпочитал дарить девушкам именно розы, так как они были одними из самых дорогих цветов, а экономить на девушках, Слава считал архипреступным деянием. К тому же, он, честно говоря, кроме роз знал названия и внешность только одуванчиков.
 К магазину он вернулся, когда на его часах (CASIO – 1000 руб.) стрелки показывали три часа, сорок восемь минут, он решил немного пораньше прийти, чтобы она, не смогла проскользнуть мимо него. Он поднял воротник пальто и закурив стал ходить взад вперёд, сжимая в одной руке розы, в другой сигарету. Он шёпотом репетировал свою речь, то есть то, что он ей сейчас будет говорить. Он очень волновался. В груди сердце забилось быстрее, появилась мелкая дрожь в руках и ощущение внутри, как перед каким-нибудь серьёзным поступком. В эти минуты он получил серьёзный прилив в кровь адреналина. Он прекрасно понимал, как глупо он будет выглядеть, но это его не сильно волновало, либо сейчас, либо никогда, решил он для себя. Поворачиваться было уже поздно. Рубикон перейдён.
 Вот из двери вышли две другие продавщицы, которые его не сильно волновали, дыхание перехватило, затем появилась она. Одна из её коллег стала закрывать дверь. Он выпустил дым, выкинул щелчком сигарету, расправил плечи, выдохнул, поднял руку с букетом и бодрой походкой, но на негнущихся ногах, направился к ней. Она стояла спиной и его не видела, зато его заметила вторая коллега, стоящая без дела и стала смотреть на него с нарастающим интересом. Ещё бы, такое шоу сейчас будет!
- Инна, Инесса, – окликнул он её, она повернулась, опустив капюшон дублёнки.
- Да.
- Добрый день. Э-это вам, с праздником, – он робко улыбнулся и протянул ей букет.
- Спасибо. А мы знакомы? – спросила она, принимая букет. Женщины стояли и смотрели на это представление с интересом.
 Славе, несмотря на её вопрос об их знакомстве, показалось, что она его узнала и даже немного прятала улыбку, и в глазах что-то разглядел, по крайней мере, неудовольствия или удивления она не выказывала. Может, к ней каждый день подходят молодые люди с букетами роз?
- Мы с вами в университете вместе учимся, я тоже на юридическом. Можно я вас домой провожу? – запинаясь и путаясь в словах, говорил Слава. Весь текст, который он подготовил, он уже переврал.
- Ах, ну да, вспомнила. Можно, провожайте, – кивнула она. – Только сейчас, подождите, – она отошла, попрощалась с коллегами. Те, как показалось Славе, были не вполне довольны, что дальнейшие действия будут проходить без их наблюдения. Странный народ эти женщины, всё им интересно. Зато будет, потом о чём посплетничать, прошу прощения – поделиться информацией.
 Они побрели в сторону, как понял Слава, её дома.
- А, позвольте узнать, откуда вы моё имя знаете? И кстати, как вас зовут? – нарушила она немного затянувшееся молчание, тем самым, сильно выручив Славу, он совершенно забыл, что хотел говорить.
- Меня, вообще, никогда никуда не зовут, шутка. Вообще меня Слава зовут.
- Очень приятно.
- А ваше имя я на какой-то лекции слышал, я рядом сидел, так получилось, – почувствовал, как уши налились пунцовым цветом.
- Помню, мы ещё с вами в автобусе ехали.
«Ну вот, а притворялась забывчивой овечкой» – подумал Слава. Конечно, она его сразу вспомнила, а претворяется талантливо. Слава стал чувствовать себя более уверенно.
- Ну, есть такая партия.
- Ну и с какой целью вы мне сей букет вручили? – поинтересовалась она, поправив очки на красивом носике, от чего стала ещё привлекательней.
- Инна, можно на ты? – он передвинул кепку со лба на затылок, чтобы более открыть лицо.
- Как хотите, – с напущенной безразличностью ответила она. Слава подумал, что и она нервничает.
- Инна, вы очень красивая девушка, я бы даже сказал – потрясающая. Ты мне очень понравилась, с первого взгляда, в последнее время только о тебе и думаю, плохо сплю, хочу узнать, у меня вообще шанс есть на более близкое общение? У тебя есть, кто-нибудь? – выпалил Слава, сам этого не ожидал.
 Она на ходу повернула к нему голову, более подробно рассмотрела его лицо.
- Вообще-то в моём возрасте трудно быть одной, – ответила она, после того как его рассмотрела.
- В каком возрасте? Извини за вопрос. – Не понял он, на пенсионерку она не тянула.
- Мне двадцать пять, – ответила она, – а вам, Вячеслав?
 Двадцать пять! У него даже дыхание перехватило. Он-то думал, ну максимум двадцать. Двадцать пять! Хорошо выглядит. Молодо. Теперь он понял, как глупо он выглядел, ещё глупее, чем рассчитывал. Ещё бы – сопливый мальчик лезет к тётеньке с интимными предложениями руки, сердца и детородного органа. Обхохочешься. Как говорится: Кукушка кукушонку купила капюшон, кукушонок надел капюшон, как в капюшоне он смешон1
- Мне двадцать, – соврал, но не сильно, Слава. Ему на самом деле восемнадцать (девятнадцать исполнится в апреле).
- Угу, понятно. Да, у меня есть молодой человек, ему двадцать семь, он инженер.
- Инженер, – повторил за ней Слава. – Расписаны?
- Нет. Пока нет. А у тебя, Слава, девушки нет? – она озорно посмотрела на него.
- Уже нет.
- Вот как?
- Ну, как-то не сложилось. Расстались недавно, – снова врал он. Разговор шёл абсолютно по другому сценарию. Рулила беседой она.
- Понимаю. Расставаться всегда тяжело.
- Это точно.
- Я вообще-то не на юриста учусь, – этой фразой, как понял Слава, она решила окончательно свернуть с темы близких отношений, на более нейтральную тему.
- А на кого? – глупо спросил Слава.
- На менеджменте. Это у меня второе высшее. По первому я лингвист.
- Понятно.
- А почему вы не на дневном, а на заочном учитесь?
- Так получилось, стечение обстоятельств.
- Понятно. А почему, Слава, вы именно сегодня решили ко мне подойти? – вопросом с подвохом, она снова вернулась к теме отношений.
- Я, честно говоря, думал, что ты нездешняя, просто не видел никогда…
- Нет, я с рождения здесь живу, – вставила она.
- Во-от, а тут недавно зашёл в магазин и тебя там увидел, а раньше я тебя там не видел, вот и решил подойти.
- Нет, я там давно работаю, со дня открытия. А когда вы, Слава, заходили? – он её называл на «ты», а она всё ещё была с ним на «вы», но его это уже не беспокоило. Он понял, что уже проиграл.
- На прошлой неделе, по-моему.
- Нет, не помню.
- Значит, со дня основания. Нравится?
- Да, я вообще люблю с людьми общаться, помогать им и всё прочее. А ты чем занимаешься? – она впервые назвала его на «ты», но его это не сильно порадовало.
- Я? Да так, работаю, вот учусь… иногда.
- Ясно. Ну, вот мы и пришли, – он даже не заметил, как они дошли до того дома.
- Так быстро, – расстроено произнёс он. – Может, я тебя хоть кофе угощу?
- Я не люблю кофе.
- Понял, не дурак, дурак бы не понял и переспросил.
- Ну, я думаю, мы ещё увидимся, у нас ведь летом, следующая сессия? – она посмотрела ему в глаза, как ребёнку малому. Хотя он им собственно и был, по сравнению с ней, конечно.
- Да.
- К тому же, ты теперь знаешь, где я работаю. – Ох, зря она ему надежду даёт, таким отношением. Отослала бы сразу далеко и надолго и всё. Он бы сразу всё понял. Может и разозлился бы, но потом бы всё понял и переосмыслил и ему стало бы легче. Зачем мучить парня? Ведь она знает, что у них ничего не получится. А при разговоре таким тоном в его воображении разыгралось, что у них может что-то произойти, из разряда интимного и интересного.
- Инна, а если бы не было инженера? – спросил он, когда она уже почти подошла к дому. Она снова посмотрела на него.
- Не знаю. До встречи, – она помахала ему рукой, развернулась и пошла в подъезд.
- Пока.
 Он немного постоял, посмотрел ей в след. Грустно стало. Как он позавидовал этому инженеру! Он так и не понял, говорила она серьёзно или издевалась над ним, интуиция подсказывала, что серьёзно, только ведь интуиция не всегда бывает права. Но, зато честен был перед собой, нельзя сказать, что он не попробовал. Женщины не любят неудачников, кстати, правильно делают, а у него похоже это было написано на лице. Зато хоть цветочки девушке подарил. Одно доброе дело сделал, правда он почему-то был уверен, что она их выкинет в подъезде. Ну и бог с ними. Он на неё не злился, ведь она не виновата, в том, что он ей не понравился или в том, что он такой молодой. Он злился только на себя, за то, что не родился лет на восемь-девять раньше.
 Слава закурил и медленно отправился куда-то, куда, сам пока не знал. Единственное, чего нельзя было делать, так это впадать в депрессию, некоторое время назад, кажется год назад, Слава припёрся домой не в настроении, простое беспричинное угрюмство его обуяло, такое с ним иногда бывает, особенно под влиянием малых доз алкоголя. Он сел на кухне и стал смотреть в окно. Зашёл отец и спросил:
- Чо, не в духе?
- Да, депресуха какая-то, – ответил в пространство Слава.
 Отец вздохнул и сказал фразу, которую Слава будет вспоминать до конца своей жизни:
- Депрессию могут иметь либо лентяи, либо раз…баи! – отец открыл холодильник, достал сок и добавил: – Да, и ещё бабы могут. А вот мужику, настоящему, в депрессию впадать никак нельзя. Мужик работать должен делом заниматься и развиваться внутренне. Характер нужно развивать, закаливать. Насмотрелись амереканщины! Психоаналитика ещё не нанял?
- Нет, – тихо ответил Слава.
- Ну, слава богу, а то я уж испугался. Ладно, давай, не хандри, не к лицу это мужику! – отец вышел, оставив сок на столе.
 Солнышко переставало радовать Осокина, он брёл, с трудом переставляя ноги. Он почему-то подумал: по крайней мере, когда ей будет тридцать, мне будет всего двадцать три…
 Подумал и сам на себя разозлился.

***
 Наташа откровенно скучала. Уже сорок минут она стригла какого-то парня, который ей намекал на возможность провести с ним сегодняшний праздник. Она даже хотела ему, как бы невзначай, порезать одно ушко, но потом передумала, ведь это будет пятно на весь коллектив! Причём в прямом смысле…
- Юрец, никому! Понял? – Витя спрыгнул на перрон, помог какой-то бабульке сделать тоже самое.
- Да, понял я, понял! Могила! – Колобков надел шапку и стал доставать пачку сигарет.
 Их встреча закончилась, достаточно положительно, для Виктора. Девушка поначалу всё же попыталась намекнуть на возможность интеллектуальной и интимной близости, но Витя героически выстоял этот напор со стороны представительницы творческой интеллигенции. После чего она поскучнела и прочитав несколько новых произведений Вити - ретировалась, пообещав перезвонить, Витя был уверен, что она позвонит, поэтому с улучшенным настроением отправился на вокзал. На экспресс они успели с большим трудом.
- Ну, ты понял, что с тобой будет, если кто узнает? – остановил Витя Колобкова.
- Понял! – в который раз взвыл Юра. Витя не хотел, чтобы кто-нибудь, знал, ну, кроме Колобкова, о его увлечении, до определённого момента.
 Они некоторое время постояли на остановке в ожидании автобуса. Дождавшись автобуса, они втиснулись в переполненный вид муниципального транспорта, Вите кто-то наступил на ногу и отправились ближе к дому…
 Наташа посмотрела на часы – без пятнадцати три! Ну, где его носит! Сегодня она и весь салон работал до трёх, в честь праздника. А на полчетвёртого у них с Витей и Колобковым была запланирована встреча с Зурабом и его пассией. Наташа весь день представляла в уме, как эта пассия выглядит, эти представления её естессно сильно отвлекали от работы. Но с выполнением стрижек она всё же справлялась. Наконец в дверном проёме появился лыбящийся Счастливчиков с розой в одной руке и плюшевым зверьком (зверёк, пока, опознанию не поддавался), в другой. Витя поздоровался с её напарницей, поздравил и её и наконец подошёл к Наташе. Они обнялись и поцеловались. Юра стоял у двери как бедный родственник. Наташа сообщила, что ей нужно ещё собраться, Витя кивнул и они с Колобковым вышли на улицу. Когда они уже вышли на улицу мимо них в дверь пробежал паренёк с бутылкой шампанского и коробкой конфет. Витя, почуяв неладное, на цыпочках, прошёл обратно в помещение салона. Выглянул из-за дверного косяка, так и есть – паренёк пытается впарить Натахе шампунь и конфеты. Она вяло пытается отшить парня, видимо ждёт пока придёт рыцарь, то есть он и спасёт её. Витя не стал заставлять себя долго ждать, предварительно оценив физические возможности оппонента, от этой оценки зависело – бить его сразу или отпустить восвояси, вышел на свет божий.
- Оп-па, картина маслом: «извращение блудного сына!» Ты, чьих будешь, хлопец? Такой всея офигевший! – Витя опёрся на стену, тем самым, закрывая парню путь к бегству.
 Паренёк сразу сник, спеси и нахальства поубавилось.
- Ну, чего молчишь? В детстве материться запрещали? – девушки смотрели на Витю более обрадовано, чем тогда, когда он вошёл в первый раз. Паренёк был немного «датый» и им порядком надоел.
- Нет, не запрещали! – пытаясь сохранить лицо, перед дамами, ответил паренёк, ему бы здоровье, а не лицо сейчас сохранять. Хотя у Вити и не было настроения биться, но как-то надо нахала проучить.
- Ну и хорошо, чего это у тебя? – Витя отобрал у парня бутылку шампанского и конфеты. – О-о-о, никак меня с праздником поздравить решил?
 Парень сник окончательно, так как в двери появился ещё и Колобков, паренёк огляделся и кивнул.
- Ну, тогда иди с богом, сын мой, – с интонацией священнослужителя, сказал парню Виктор. – Юрий, пропустите паломника.
 Юра, кивнув, отошёл от двери, парень ретировался. Наташа посмотрела на Витю:
- Ну, ты и цербер, Счастливчиков.
- Не мы такие, жизнь такая! Всё! Пошли. Алёна, всего! – уже на выходе попрощался Витя с напарницей Наташи. Та кивнула и стала одеваться.
Они втроём вышли на улицу. У Колобкова запищал телефон:
- Да, Верунь! Да, приехал, ну конечно пойдём, нет, в лес на горку. Да. Да. Я за тобой зайду, минут через сорок.
- Чо, твоя волнуется? – спросил Витя.
- Ага, аж подпрыгивает от волнения, – убрал телефон Юра.
- У вас кстати, как? Ну, ты понял, – спросил Витя.
- Да, блин, живём как в Советском Союзе.
- В смысле?
- А у нас секса нет.
Витя искренне посочувствовал Юре.
- Значит так, ребята, – вернула их к себе Наташа. – Сейчас переодеваетесь, а то в костюмах на санках кататься неудобно и к Зурабу на встречу. Кстати, вы, почему в костюмах?
 Витя и Юра посмотрели друг на друга.
- Восьмое марта, для нас, прежде всего праздник, а не повод напиться! – высказал Витя.
- Ладно, проехали, давайте идите по домам и быстро к Зурабу.
Они разошлись.
 Идея покататься на санках в лесу, с горки принадлежала, прежде всего, Наташе и Вере. Им видимо захотелось вспомнить молодость, хотя Вере и вспоминать нечего, она только в одиннадцатом классе учится. А вот Наташа считала себя, чуть ли не ветераном движения и поэтому Веру в грош не ставила, но идею с санками всё же поддержала. Поэтому они и решили идти в лес. А после леса, можно и выпить, куда-нибудь завалиться. Уже по взрослому. Примерно через сорок минут Юра и Вера стояли около подъезда Зураба, ждали, когда он приедет. Зураб в это время показывал Кате город. Наташа и Витя должны были встретиться с друзьями позже, так как Наташа жила рядом с лесом, то ей не было резона переться на другой конец города, чтобы потом возвращаться обратно.
 Юра стоял в старой кожаной куртке, одетой поверх спортивного костюма, куртка была не такая уж и старая, но для катания на санках подходила больше чем нынешняя дублёнка. Одной рукой он держал санки, другой обнимал Веру. Наконец к подъезду подъехала машина Джубадзе. Зураб выскочил из машины и подбежал к Колобкову, они обнялись, затем Зура вручил Вере небольшой сувенир. Из машины вышла Катя.
- Знакомтэс, Ката, – представил свою подругу Зураб.
- Юра, – подал руку Колобков.
- Вера, – проделала его пассия ту же операцию.
 Катя, кивая, пожала им руки, они распределились в машине и отправились ближе к Бубенцовскому дому.
 У дома их уже ждали Витя и Наташа.
- Ну, он тебе не говорил, кто она такая? – спросила Наташа, выдыхая синий сигаретный дым.
- Да нет, я же тебе говорил. Слушай, какая разница? У него этих баб, как у дурака фантиков. Одной больше, одной меньше, – отвечал Витя.
- Вот то-то и оно, баб было много, а секрета такого он никогда не делал.
- Ну, я не знаю! Может она дочь президента! Или Бен Ладена, а может и сам Бен Ладен загримированный! Мне всё равно, лишь бы грядки не топтала!
- Ну-ну…
 На повороте появилась тёмно зелёная машина Зураба. Витя перекинул санки с земли на плечи и они отправились на встречу. Из машины вышли четверо. Они снова стали знакомиться, а Зураб снова стал обниматься, только уже с Витей. Наконец они закончили процедуру знакомства и отправились в лес.
 В лесу сегодня было хорошо, тепло тихо и мирно. Витя шёл и откровенно любовался зимне-весенним пейзажем. Из разнообразия снежных горок выбрали самую высокую и потому интересную. Взобрались на неё, не без труда, особенно трудно было Зурабу, который в сотый раз поклялся худеть.
- Ну, что, кто первый? – спросил Витя, который снял дублёнку и остался в джинсах и свитере.
- А вы, Виктор, так и будете кататься? – спросила Катя.
- А он закалённый, – ответил Колобков, который усадил на санки Веру и стал отходить подальше от спуска, чтобы посильнее разогнать санки.
 Витя совершил ту же операцию с Наташей. Зураб и Катя, пока остались стоять без дела, санок-то только две.
- Эх, погнали наши городских в сторону деревни! – заорал Витя и разбегаясь и спустил Наташу с горки, то же с Верой сделал и Колобков.
 Девушки с визгом помчались вниз, а парни засмеялись и пожали друг другу руки.
- Счастливчиков, ну ты гад! – возмутилась Наташа, поднявшись.
 Зураб усадил Катю на санки, а сам сел на другие. Попросил Витю толкнуть. Тот его просьбу выполнил с большим удовольствием и теперь, с визгом уже спускались девушка и грузин. Накатавшись вдоволь, ребята решили поэкспериментировать: Витя и Юра сняли с санок спинки и стали кататься по двое со своими девушками, меняясь местами с Зурабом и Катей. Наконец Витя дошёл до точки и решил прокатиться на животе, девушки его отговаривали, но он был непреклонен. Лёг на живот и попросив Зураба его разогнать, что тот сделал с превеликим удовольствием, умчался с криком вниз. Как и ожидалось, подпрыгнул на неровности в сугробе и пролетев пару метров уткнулся носом в снег. Правда, ничего страшного с ним не случилось, ребята это поняли, когда подбежали к нему, а он лежал без движений. Они осторожно обступили его, склонили головы к земле, а он вдруг подпрыгнул и заорал.
- Блин, дурак, разве можно так пугать? – молотила его по груди, кулаками, Наташа.
- Да всё нормально, Натус! – он сжал её губы своими, чтобы не орала. Все остальные сделали то же самое, в перерыве между гомерическим хохотом.
 Начало смеркаться и ребята решили отправиться по домам. Снова переодеваться и снова собираться. Всё равно ощущений на сегодня положительных было куча и не беда, что никто не ушёл без синяков и царапин, зато весело было. По настоящему…

***
 Коля, ещё до того, как ребята пошли кататься на санках, зашёл к Оксане домой:
- Здравствуйте, Екатерина Сергеевна. Оксана дома? – поздоровался он с мамой, когда она открыла дверь. – Кстати, с праздником вас, – он протянул ей небольшой букетик.
- Проходи, Коля, она в ванной, – мама впустила Парфёнова и предложила ему раздеться. – Чай будешь?
- С удовольствием отведаю этого живительного напитка.
 Он прошёл на кухню, где на столе были разложены такие же предметы, которые они с отцом с утра раскладывали у себя дома. Кстати отца Оксаны, похоже, дома не было.
- А, Владимир Иванович присутствует?
- Ой, работает Владимир Иванович, с утра всё приготовил и ушёл, вот только недавно поздравил по телефону, – вздохнула мама.
 Коля сочувственно кивал, отпивая чай из кружки, через несколько минут, вышла Оксана, они обнялись и Коля, оставив маму в одиночестве, отнёс Оксану в её комнату. Нельзя сказать, что Коля в её комнате не был, даже наоборот, он здесь так сильно был, что даже потом пришлось дарить Оксане новый набор пастельного белья. Во-от. В комнате и раньше была куча различных плюшевых зверей, разложенных по всему периметру. Но, похоже, что этих плюшевых зверей стало ещё больше. Оксана, натягивая джинсы, подтвердила его догадку, сказав, что отец с утра, на цыпочках прошёл к ней в помещение и положил ещё одного зверька. Коля смутился, что не преподнёс ей в подарок ничего плюшевого, но зато попросил её немного подождать, до вечера. А уж вечером… Что вечером он не договорил, так как у него зазвенел телефон. Коля, приложив трубку к уху, походил по комнате, выслушал, что ему там сообщили, затем, отключив телефон, сказал Оксане, что через час они все собираются в пивном баре «Высшая лига». После чего он и Оксана попили чай с мамой на кухне и отправились, к назначенному времени к месту сбора…
***
 Слава несколько часов бродил по городу, не понимая, куда он идёт и зачем. Его кто-то встречал, он машинально подавал руку, что-то говорил, шутил, улыбался, прощался и снова шёл неизвестно куда. На протяжении всего своего пути ему несколько раз звонили, но он не отвечал, а просто отключал вызов, в конце концов, он просто отключил мобильный и положил его во внутренний карман пальто. Ему было грустно, непонятно почему, правда. Хотя неудача – всегда неприятно. Но. Но ведь в глубине души он и не надеялся на успех своего плана. Другой бы попробовал, не получилось, ну и ладно. А вот Слава не мог забыть это фиаско. Не мог и всё. Стемнело на улице, стало подмораживать, неприятно стало и он, с удивлением понял, что ещё ничего сегодня не выпил, кроме бокала шампанского с утра. Он проверил свой кошелёк, который после покупки цветов изрядно истощал. Была мысль, купить сейчас бутылку водки и выпить её, не отходя от магазина, но он передумал. Сегодня же праздник! Поэтому он решил выпить коньяку, на него вполне хватала, не на бутылку правда, но всё же. Поэтому он направился в «Высшую лигу». Друзьям ему звонить не хотелось, хотелось посидеть в одиночестве, хоть и среди людей, которых в Лиге, сейчас полно, он даже в этом не сомневался.
 Войдя в бар, он не увидел шумящей толпы сидящей за всеми, что есть, столиками. Нет. Народу было вполне терпимо. Как будто и не праздник вовсе. Он подошёл к стойке, хотя свободные столики были, но он решил по быстрому выпить за стойкой, тем более, на долгое застолье ему просто не хватит денег. Он заказал пятьдесят грамм коньяка и пепельницу. Вдруг неожиданно его кто-то толкнул в спину. Коньяк, из поднесённой к губам рюмке, выплеснулся на брюки. Слава медленно поставил ополовиненную рюмку на стойку, так и не отпив из неё и медленно обернулся.
- Вот это встреча, казаки и немцы! Славик, здорова! – во весь рот лыбился Витя. Компания, сидящая за дальним столиком взорвалась хохотом. Слава присмотрелся. Б…дь, вся гоп компания, да ещё баба какая-то новая, а ему так хотелось посидеть в одиночестве! Не получилось. Он пожал, наконец, руку Виктору и отправился за ним к компании, отказываться было бы не вежливо.
 За двумя столиками, поставленными вместе сидели: Коля, Оксана, Юра, Вера, Света Ресничкина, Зураб, Наташа и новая девушка. Так как она сидела в обнимку с Зурабом, то Слава, не будь дурой, понял с кем она. Он поздоровался со всеми, ему поставили стул, он присел. На столе стояли бутылки коньяка, водки, мартини, соки разные и простенькая закусь. Всё по взрослому.
- На, отведай ты из моего кубка! – протянул Витя рюмку коньяка.
- Не хочу.
- Нет, отведай! – настаивал Виктор.
 Слава выпил, коньяк был неплохим, хотя откуда ему было знать, какой он хороший или плохой. Настоящего-то в жизни не пил.
- Ты, чего телефон вырубил? – спросил Юра, когда Осокин поставил рюмку на стол.
- Фанатки достали, – резко ответил Слава.
- А-а-а, небось, по бабам ходил!? – продолжал допытываться Юра.
- Не ваше дело.
- Точно по бабам, – Юра повернулся к Коле. – Ладно, Колян, продолжай.
Коля до появления Славы начал рассказывать, о его новом одногруппнике, который перешел к ним из Савёловского колледжа.
- Ну, вот, говорит, сидят они группой на консультации, перед экзаменом. Препода нет. В аудиторию входит секретарь с кафедры и спрашивает, хотят ли они преподу сдать экзамен? Те отвечают: Конечно! А она им и говорит: «Тогда покупайте ему всей группой сто литров бензина!» У них глаза из орбит, а она и добавляет: «Да вы, не волнуйтесь, он вам канистры свои даст». Нормально?
- Да, нормально, – вернулся в разговор Юра. – Ко мне недавно племянник приезжал, он классе в пятом учится. Не больше. Ну, я у него и спрашиваю:
- Ты, говорю, чем заниматься хочешь? Когда вырастешь.
А он мне и отвечает:
- Сексом.
 Я естессно в шоке и переспрашиваю:
- Я имею в виду, кем быть хочешь, когда вырастешь?
- Тем, кто занимается сексом! – отвечает мой юный друг. Это нормально?
Все засмеялись, только Славе было не очень смешно.
- Ладно, щас прозвучит тост. – Поднялся Коля:– За наше счастливое детство, спасибо тебе комсомол! За наше счастливое детство, спасибо товарищу Сталину! За наше счастливое детство! – все чокнулись рюмками и бокалами с разными напитками.
 Коля, выпив, вышел из-за стола, наклонился к уху Славы:
- Пойдём, покурим.
 Слава нехотя встал из-за стола и пошёл за Колей на улицу. Осокин думал, что сейчас опять начнутся расспросы, почему он такой кислый и всё такое. Надоело. В конце концов, он же не клоун. Можно хоть раз в жизни и погрустить, тем более повод, более чем серьёзный.
Они закурили.
- Славик, – начал Коля, – хочешь брату помочь?
 Слава этого вопроса не ожидал и потому, растерявшись, кивнул.
- Короче, ты всё равно не в настроении и я вижу, что тебе в падлу с нами сейчас сидеть. Да и извини, конечно, пары у тебя нет, поэтому я и выбрал тебя…
- Понял, кого я должен убить?
- Чего? – не понял Коля. – А, ирония. Хорошо, в себя приходишь. Нет, никого мочить не надо, ты просто зайди сейчас ко мне домой, тебе батя, всё объяснит. Оладушки?
- С кофе, пожалуйста. Ладно, тем более, мне действительно в падлу.
 - Ну, вот и хорошо, свои люди, сочтёмся! Только, ты когда всё сделаешь, отзвонись и жди меня.
 Слава в очередной раз кивнул, выкинул окурок, вошёл в бар. Попрощался с компанией и отправился выполнять поручение партии…

***
 День шёл к концу, а Оксана так и не получила от Парфёнова подарка. Она не была меркантильной, вовсе нет. И подарки ей, по большому счёту, были не нужны. Просто она считала, что проявление элементарной заботы о девушке, это святая обязанность любого молодого человека. Тем более такого опытного в амурных делах, как Парфёнов. Поэтому, через пару часов сидения за столиком она начала немного злиться на Колю. А тот сидел, как ни в чём не бывало, шутил, выпивал, правда, немного и не думал даже ей что-нибудь дарить. Правда, оставалась надежда, что он Славу как раз и отослал за подарком, в какой-нибудь ночной магазин ювелирных изделий. А в том, что Осокин ушёл, после разговора с Колей и именно по его просьбе, она не сомневалась.
 Наконец, у Коли в кармане ожил телефон, он выслушал то, что ему сообщила мембрана, голосом Осокина, коротко кивнул и стал собираться и сказал Оксане, чтобы тоже собиралась.
- Господа, удачного застолья! Катя, было очень приятно познакомиться! Мы пошли, не поминайте лихом! – Коля и Оксана отправились к выходу.
 Коля вышел первый, вдохнул морозный воздух, застегнул куртку. Когда на улицу вышла Оксана, Коля ничего не говоря, повёл её к стоящему рядом такси. Таксисты часто стоят около этого заведения, чтобы довозить, тех, кто не в состоянии добраться самостоятельно.
- Шеф, свободен? – постучал Коля в стекло.
- Свободен.
- Отлично, Свободы девять, подъезд восемь, – они с Оксаной уселись на заднее сидение.
- Этаж? – попытался подколоть Колю, водила.
- Этаж не надо, мы пепелац наняли, – моментом отреагировал Коля.
Машина тронулась.
 Подъехав к подъезду, Коля расплатился и вывел Оксану из автомобиля. Всю дорогу они не проронили ни слова, Оксана обиженно сидела и смотрела в окно, а Коля напряжённо теребил свой мобильный.
- А куда мы? – спросила она.
- Сейчас узнаешь, – заговорщицким голосом, ответил Парфёнов. – Пойдём.
 Он завёл её в подъезд, они зашли в лифт и поднялись на последний этаж. В это время, по лестнице, как раз с последнего этажа, спускался Осокин.
Поднявшись на последний этаж, Коля указал Оксане на лестницу, которая вела на крышу.
- Ты, чего, свихнулся? – у Оксаны чуть не выступили слёзы.
- Давай-давай, лезь, на верху всё объясню. – Коля полез первым.
 Оксана залезла, кстати, не без труда, хорошо не на каблуках. Коля подал ей руку, она поднялась и обиженно уставилась на Парфёнова. Тот, в свою очередь, попросил:
- Закрой глаза, пожалуйста, – Оксана (вся кипя) закрыла глаза.
 Коля взял её за руку и повёл куда-то по крыше. Оксана не боялась, она только злилась. Все люди, как люди, а она по крыше лазает с этим умалишенным.
 Наконец они остановились и Коля разрешил ей открыть глаза:
- Кла-ас! – только и смогла выговорить она.
 Перед ними стоял импровизированный стол из нескольких коробок или ящиков, стол был накрыт красивой скатертью, на ней стояла бутылка шампанского, два хрустальных бокала, ваза с фруктами и главное – горели свечи, несмотря на порывы ветра.
 Коля загадочно улыбнулся, взял со стола три розы протянул их Оксане со словами:
 
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей,
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!

- Ты это к чему? – спросила совершенно обалдевшим голосом Оксана.
 Коля молча открыл шампанское, разлил по бокалам, один протянул Оксане, второй оставил на столе, поднял стоящую у столика гитару:
- Я тебя сюда привёл, чтобы сказать… – он запнулся, так долго репетировал, но всё равно запнулся. – Посмотри на небо, видишь звёзды?
- Да, – кивнула она, смотря с благоговением на Парфёнова.
- Может, это немного банально, но я их тебе дарю, – он начал читать стих, чуть громче чем того требовала ситуация.

Тот самый день начинался, как обычно,
И протекал без всякого намёка
На неожиданность и символичность,
На поворот и новую дорогу.
День истекал лениво и беспечно,
Струясь в лучах багрового заката,
И неба голубого бесконечность
Уже в который раз звала куда-то…

И вдруг из засыпающего дня –
Ты вышла в затуманившийся вечер,
Чтоб встретить одинокого меня
И опустить ладони мне на плечи.
Чтоб заглянуть в усталые глаза,
В причине моей грусти разобраться,
И что-то очень важное сказать,
И в сердце навсегда моём остаться.

Природа ожидала этой встречи:
В твоей улыбке – звёзды отразились.
В твоих глазах растаял тихий вечер,
В твоё дыханье ночи превратились.
И понял я, что неба бесконечность
Меня звала к тебе, а не куда-то,
И долгих дней ленивая беспечность
Оборвалась тем сказочным закатом, –

Закатом засыпающего дня,
Который подарил нам тихий вечер,
В котором ты смогла найти меня
И опустить ладони мне на плечи,
И заглянуть в усталые глаза,
В причине моей грусти разобраться,
И что-то очень важное сказать,
И в сердце навсегда моём остаться.
(И. Тальков «Тот самый день»)
 
 Он прочёл стих, встал на одно колено, как предки наши в старину вставали, достал из кармана брюк коробочку и протянул её Оксане, со словами:
- Я хочу, чтобы ты запомнила этот вечер на всю жизнь!
 Оксана уже совсем не понимала, где она находится. Вроде не спит, холодно, а во сне не бывает холодно, наверное. Она приняла коробочку и дрожащими руками открыла её. Так и есть – кольцо.
 Властелин колец, то есть Коля, поднялся с колена и, взяв свой бокал, спросил у Оксаны на ухо:
- Ты выйдешь за меня?
Оксана выронила свой бокал, тот разбился вдребезги.
- На счастье! – засмеялся Коля. – Выйдешь?
 У Оксаны закружилась голова, не то, чтобы, она не думала об этом предложении, не будем ханжами, она о предложении думала чаще, чем о самом Коле. Всё гадала, как он это сделает, если сделает, при каких обстоятельствах, что он будет говорить. Была уверена, что это будет оригинально, но как придумать не могла. В чём он будет, в чём будет она. Долго думала помучить его или сразу ответить. Склонилась к тому, чтобы помучить. Но, оказавшись в этой ситуации, хоть и смодулированной в уме много раз, она растерялась. Она испугалась. Вдруг это всё же сон?..
 Слава, стоящий на улице у подъезда и попивающий пивко из бутылки, слышал стих, хотя Коля и не очень громко его читал, но: «ищущий, да обрящет», как говорили древние. Захочешь и не такое услышишь. Слава улыбнулся и поплёлся домой пробормотав:
- Хоть у кого-то всё хорошо, – а, что всё будет хорошо, он не сомневался, не такой Коля человек, чтобы ему отказывали, фактура у него не та. – Ну, ещё одно доброе дело сегодня сделал. День прожит не зря…
 На небе ярко светили звёзды. Но, одна из них светила ярче остальных. Наверное, она улыбалась счастью двух молодых жизней, нашедших друг друга и решивших продолжать путь, не отходя друг от друга ни на шаг. Хорошо, когда Звёзды улыбаются Счастью простых смертных…
 





 ЧАСТЬ 4

«СВАДЬБА»

… Все мы грешны и не надо,
Перед образом стоять!
С нас потом никто не спросит,
Да и что с нас можно взять?
 (В. Шахрин)

Вместо пролога

 Когда твой друг женится, это действительно потеря, по крайней мере, для нас, для пацанов. С ним невозможно будет выпить, не повредив семейному очагу, если, конечно, невеста не окажется законченной (ну или почти законченной, то есть не безнадёжной), алкоголичкой (как мы), что врядли. У него будет куча проблем. Серьёзных проблем, не то что наши – где взять денег на догон (вернее у кого взять в долг, так, чтобы можно было не отдавать, а если отдавать, то не весь долг), где снять девочек (не буду материться), так, чтобы бесплатно (хотя это фантасмагория), и наконец – у кого из твоих сегодняшних собутыльников можно переночевать?
 Он (друг естественно), будет решать проблемы серьёзней: как (вернее на что), купить жене новую кофточку, она ведь без неё либо с ума сойдёт, либо мужа сведёт. Как воспитать сына (дочь, хотя нет, всё же – сына), так, чтобы не мешали или не препятствовали старые друзья, или, чтобы они не влияли на него, своим перегаром, то есть, плохим характером…
 

Глава 1
ПОДГОТОВКА

Лето. Август. 2004 год.

 Парфёнов всю ночь не спал. Через каких-то восемь-десять часов он создаст новую ячейку общества с гражданкой Максимовой. Не то чтобы он боялся, просто он ощущал какое-то необычное чувство. Новое. А всё новое, как известно, немного настораживает.
- Доброе утро, последний герой! Эй, жених, не спишь? – отец стоял на пороге комнаты, засунув руки в карманы брюк.
 Коля повернулся, пристально посмотрел на отца и, вздохнув, ответил:
- Доброе утро, тебе и таким, как ты… Да чего-то не получается… а что уже пора?
- Ну, бриться, мыться, похмелятся, да и потрапезничать не плохо бы! Я, когда женился кило макарон съел, потом всё равно есть хотелось.
 Коля поднялся, натягивая джинсы, проскакал в кухню, так, чтобы сестру и маму не разбудить.
- Бать, чего у нас на завтрак, лангет или шаурма из ларька?
- На, подрызгайся, – отец достал из холодильника миску с кашей.
 Коля от растерянности сел на стул и несколько секунд находился в прострации.
- Ты чего, бать, окабанел? А как же кило… там… и всё такое? – Колин голос стал ещё более хриплым, чем обычно.
- Да шучу я, это сеструхе твоей дрызгать придётся, – отец подмигнул и завязал фартук. – Сейчас пролетарской картошки поджарим.
 Коля перевёл дух:
- Ну, ты батя и остряк, скучать не даёшь.
- А как же, давай брейся иди, а то на оленя похож, в период нереста.
Коля зашёл в ванную и посмотрел в зеркало.
- Да-а, как у ЧАЙФа – «Не так уж я и страшен». И чего она во мне нашла? Ах, ну да! Вспомнил, я же талантливый! – Коля забыл, что любят не за что-то, а вопреки всему.
 Он открыл кран, выдавил на руку пену для бритья, обмазал лицо, распечатал новое лезвие и вставил в станок.
 В голове запел Виктор Цой:
Перемен, требуют наши сердца,
Перемен требуют наши глаза.
В нашем смехе и наших слезах и в пульсациях вен.
Перемен, мы ждём перемен.
 
 На кухне уже пахло поджаренным корнеплодом,
 Коля вошёл и принюхался.
- Бать, у тебя талант к приготовлению писчи!
- Ну, так, при таком сыне, приходится соответствовать высоким европейским стандартом, а то тебе же стыдно будет.
 Поставив на стол тарелки, отец достал бутылку коньяка и две рюмки, наполнил одну и вторую.
- Ну, за вас, молодёжь.
 Отец выпил коньяк, посмаковал, увидев, что сын тоже тянется к рюмке, он покачал головой и сказал:
- Поставь. Это мне.
- Бать, ты чего? – удивился Коля.
- Ты ещё успеешь. А мне надо, – отрывисто произнёс отец.
Посидели, поели. Отец прервал молчание:
- Нервничаешь?
- Есть мало-мало, – кивнул Коля.
- Ничего, как говорится, любовь зла, полюбишь и… домой.
Коля хрюкнул. Снова поели.
- Бать… Я правда… я её люблю и… – договорить он не успел, так как в кухню, как ураган, вбежала сестра и шлёпнув Колю по голове прокричала: Привет лунатикам!
- Ах ты, зараза! – Коля вскочил и бросился, за убежавшей сестрой.
- Дай бог… – отец, как водку, выпил рюмку сына, потер ладонью левую часть груди, посидел, тяжело глядя в пустоту, потом поднялся и стал мыть посуду…
… Во двор начали съезжаться машины, первым подъехал БМВ Джубадзе-старшего. Зураб вылез из салона, сказал водителю что-то на грузинском языке и отправился в дом. У лифта он столкнулся с отцом Осокина, который поднимался снимать сборы жениха, пожали руки, поговорили о погоде, а почему нет? Погода хорошая, солнышко, четырнадцатое августа, как ни как.
Поднялись на этаж, позвонили, дверь открыл отец, весь в пене, пожали руки.
- Дядя Андрэй, я за лэнтами и вэнками, тфу, букэтамы.
- А, Зураб. У матери возьми, – продолжая пенится, сказал Парфёнов-отец.
- Ну-с, где у нас больной? – разуваясь, сказал Осокин-старший.
- В комнате больной, – пробегая, вздохнула мама. – Зураб пойдем, я тебя снаряжу.
 Войдя в комнату, Осокин-старший посмотрел на Колю, поздоровался:
- Ну-с, молодой человек, раздевайтесь, я имею в виду, одевайтесь! – он достал камеру. – Сейчас вылетит стая диких лебедей.
 Коля усмехнулся и стал демонстративно, перед объективом, натягивать рубашку и завязывать галстук, два дня учился, изматерился весь.
 Во дворе тем временем собралось уже куча народу и техники. Подъехал брат Осокина, на Ауди, Лёва Покрышкин, на отцовской «десятке», подошли Слава, Витя и Юра, начали снаряжать машины, в смысле – украшать.
- Слушай, Зура, а если мы её поцарапаем? – сказал, сидя на корточках и привязывая шарик к зеркалу БМВ, Осокин.
- Я тэбэ поцарапаю! Комык… Из тэбя отэц тогда сам шарык надует! – стоя рядом с водителем и покуривая, ответил Зураб. – Царапатэл!
Во двор въехала, серебристая десятка Никитина.
- О, мент приехал. – Указывая на десятку, проговорил Витя.
 Слава и Юра переглянулись и начали, не сговариваясь, насвистывать сначала мелодию: «Наша служба и опасна и трудна», а потом «Мальчик гей»…
 Большинство ребят не видели Никитина с февраля, со дня встречи выпускников, а вот Юра и Слава виделись с ним совсем недавно. Тогда, в мае, произошёл неприятный инцидент. Никитин работает в ППС, и однажды патрулируя город на «бобике», его экипаж наткнулся на пару пьяных. Ими были Юра и Слава, они шли из «Патриота» и дурными голосами напевали: «Если снова над миром грянет гром, небо вспыхнет огнём…», именно на этой строчке их и прервал звук, подъезжающего «козелка», из машины вылез Никитин в форме сержанта и его напарник, водитель остался в машине.
- О, здорова, Серега, – Осокин, улыбаясь, протянул руку.
 Вместо того, чтобы пожать руку, Никитин её заломал, и чуть не впечатал Славу в машину. Напарник ударил Юру в лицо и с криком: «Руки в гору», тоже заломал Колобкова.
- Да вы чего, мужики, осатанели? – крикнул Осокин, зря, получил по почкам.
- Вы, мудаки, громко орёте, «Песняры», бл…ь! – выделывался Никитин.
- Серый, разберешься? – спросил напарник.
- Разберусь, – кивнул Никитин, а напарник ушёл в кусты.
 Никитин отпустил Осокина, если бы Сергей не был бы при исполнении, Слава ему бы лицо разбил, но сейчас, даже пьяный (хотя хмель прошёл), он понимал, что это статья.
- Да, ладно, мужики, это мы так… да чего вы? – начал Никитин.
Юра облизал разбитую губу, сплюнул и глядя в глаза Никитину, спокойно сказал:
- Только из уважения к мундиру… Сука ты…
 Появился напарник, ребят посадили в машину и отвезли в отдел. Они не долго там просидели, ничего им естественно не сделали и через час выпустили, они договорились никому не говорить, но неприятный осадок остался. Пару раз, по пьяни, хотели ему морду набить, где он живет, они знают, но каждый раз передумывали…
 Витя, закончив приделывать ленту к машине Покрышкина, поздоровался с Никитиным. Сергей подошёл к Юре, тот, демонстративно, засунул руки в карманы и отвернувшись пропел: «Мудак-к-к».
Из подъезда вышел Осокин-старший и крикнул:
- Эй, свидетель, тебя жених просит.
Витя кивнул и пробежавшись по лесенкам, вбежал в подъезд.
- Здорова, бездельники, – пожал руки всем ребятам отец Славы. – Меня кто-нибудь, к невесте отвезёт?
- Сейчас, только ленту присобачим, – ответил Лёша, двоюродный брат Славы.
- Лёх, там орла, на такой же, как у тебя аудюхе встретишь, пинками сюда его гони, батя его знает!
 Не успел Слава договорить, как во двор въехала ещё одна Ауди-80, синего цвета, принадлежащая Диме Маркову. Он вышел, поздоровался и приступил к снаряжению машин. Лёша и Осокин-старший уехали к невесте. Слава вдруг вспомнил:
- Слушай, а девки, девки там будут? Ну, подружки там? То, сё, бараньи яйца?
- Да будут, ты успокойся, опричник! Кто о чём, а вшивый всё о Ване! – ответил Юра.
 Витя зашёл в квартиру, дверь уже не запирали, бесполезно. Поздоровался с мамой Парфёнова и прошёл к комнате. По дороге его перехватил Парфёнов-старший и прошептал на ухо:
- А я ему говорил, бабы и кабаки доведут до цугундера! (фраза из к/ф. «Место встречи изменить нельзя»)
 Витя усмехнулся и прошел в комнату. Коля сидел на диване, одетый, надушенный и грустный.
- Здорова, понятой! – поприветствовал, но как-то вяло, Витю Парфёнов.
- Здорова, жених! – они пожали руки. – Ты чавой-то сам не свой, не румяный не живой…
- Полно, бабка!.. Я не хвор!.. Отойдём-ка за бугор!.. Распужай ежей и белок, есть сурьёзный разговор (ребята цитируют «Сказ про Федота Стрельца» Л. Филатова), – Коля посмотрел в окно. – Вить, у тебя выпить нет ничего?
 Витя, достал, из заднего кармана брюк, фляжку и протянул её Парфёнову.
- Коньяк? – спросил Коля, принимая флягу и отпивая из неё.
- Не-е, портвейн, – Коля поперхнулся. – Да ты не парься, марочный, Массандровский.
 Коля почти осушил флягу и вдруг вскочил с дивана и с нездоровым взглядом начал бегать по комнате, хвататься за стены и причитать:
- Витёк, я не готов, я ещё сам маленький! Ну, ты посмотри на меня! Какой я жених! Я ж ещё в баскетбол не наигрался, не нагулялся ещё! Ещё не всех баб в городе оприходовал! Может, отменим всё, машины, там, всю фигню, а?
 Витя спокойно смотрел на эту истерику, потом схватил Парфёнова за плечи и толкнул на диван:
- Стоять, Зорька! – он присел на корточки. – Николай, вы, хотите нам праздник испортить? Нам, в принципе, по х…й, готов ты, или нет. Ты вспомни, сколько мы водки купили, ты хочешь её вернуть обратно в магазин? Или может тебе наплевать на своих братьев и сестёр, которые собрались внизу и как лохи там стоят, машины наряжают, пьют за ваше здоровье, а?
 Коля отдышался, сглотнул:
- Да. Да, брат. Ты прав. Всё. Я готов. У тебя ещё портвейн остался?
 Витя, посмотрел на флягу, поболтал её, кое-что ещё плескалось, протянул Коле:
- Только не увлекайся, у тебя свадьба, через два часа.
 Коля выпил портвейн, встал, подошёл к зеркалу, зализал волосы гелем назад (сделать это он мечтал года три, с момента просмотра сериала «Бандитский Петербург» режиссера В. Бортко, там персонаж актёра Дмитрия Певцова большую часть фильма ходил с зачёсанными назад волосами, Коля даже специально перед свадьбой волосы отрастил до более или менее человеческой длинны), взял с тумбочки часы, застегнул браслет, повернулся к Счастливчикову. На свидетеля смотрел совсем другой человек, с другим взглядом, прежним взглядом:
- Ну, чего, Витёк, пойдём, по городу тоску разгонять! – хлопнув Витю по плечу, Парфёнов надел пиджак и вышел бодрой походкой из комнаты.
- Ну, так-то лучше, а то, ишь! Жениться он не хочет, эгоист…
… Осокин-старший поднялся в квартиру невесты, там уже, достаточно давно, была свидетельница – Наташа Бубенцова. Она приводила причёску Оксаны и её лицо в порядок. После окончания школы, Наташа прошла какие-то курсы, для парикмахеров и визажистов и работала в одном из салонов города, поэтому частенько наводила марафет подругам, на дому.
- Девчонки, я вас немного сниму, в хорошем смысле этого слова. – Доставая камеру из сумки, сказал Осокин-старший.
Оксана спросила:
- А, как мне себя вести перед камерой? Я в некотором роде, в первый раз, за муж выхожу.
- Не обращайте на меня внимания, – девчонки отвернулись к стене и начали разговаривать о своём. – Нет, не так откровенно, просто ведите себя, как обычно.
- Дядя Валер, там жених-то нервничает? – спросила Бубенцова, делая Оксане макияж.
- Конечно, нервничает, куда он денется! – наводя прицел на невесту, ответил Осокин-старший.
- Дядь Валер, а у вас руки не устают? – спросила снова Наташа, кивая на камеру.
- Не, руки не устают. Глаза устают, на такую красоту смотреть! – он подмигнул всем девчонкам, находящимся в комнате, одновременно. А девушек было аж четыре штуки!
 Во дворе собрался почти весь класс Парфёнова. Ничего, машин на всех хватит. Парфёнов и Счастливчиков, под бурные аплодисменты, крики одобрения и свист вышли из подъезда, Коля начал всем жать руки.
- Ну, чего, жених, готов к бракосочетанию? – спросил Колю Слава.
- Ты, чо так базаришь! Чо так базаришь! Где беспредел!? – ответил, почти криком Коля, потом они засмеялись и обнялись, хлопая друг друга по спинам.
 Караван машин, под предводительством тёмно-синего БМВ, пятой серии, Джубадзе, двинулся по направлению к дому Оксаны, там их ждали Осокин-старший и Лёша. Сидя в четвёртой машине, Юра увидел, как из третьей машины (между прочим, там ехал Осокин и Зураб), вылетел пакет сока.
- Бухают уже, – с тоской сказал Юра Покрышкину, тот хмыкнул. С их машины, под влиянием ветра, слетел шарик.
- Я же говорил, надо было крепче вязать! – заныл Лёва.
- Да, заткнись ты, крути штурвал, ты ж у нас ас Покрышкин! – легонько стукнув его по голове, сказала Ресничкина, которая пришла с отцом своего семейства, то есть – мужем.
Лёва насупился, надел солнечные очки.
- Прям Нэо из «Матрицы», – заржал Колобков и тоже надел очки. – Ты, Лёва вообще в курсе, что ас такой был – Покрышкин?
- Нет.
- Ну, теперь в курсе, – Юра снова засмеялся, а Лёва стал ещё более важно крутить руль.
 
 
Глава 2

 На русских свадьбах есть одна замечательная и древняя традиция – выкуп невесты. Эта традиция очень добрая, светлая и что самое главное –обогатительная. Злая свидетельница и не менее злые подруги невесты придумывают всякие гадости, лишь с одной целью – как можно сильнее опустошить карманы жениха и его друзей. Но каждый раз, глупые жених и его друзья выполняют не менее глупые просьбы, а вернее требования принимающей стороны. И главное им это нравится!

ВЫКУП
 
 Размеренную и привычную дворовую тишину взорвал гул и визг въезжающего картежа жениха.
 Машины стали парковаться у подъезда, где уже собралась значительная часть подружек невесты, тёть и дядь, которые естественно должны увидеть всё собственными глазами. Отец Осокина сновал вокруг машин и приехавших ребят, с камерой и отдавал распоряжения, кому куда встать и тому подобное. Получалось у него это так легко и непринужденно, можно даже сказать – органично, что все следовали этим советам, не особо обращая внимания на того, кто их даёт. Главное для оператора, на таких мероприятиях, это оставаться незаметным, но только до того момента, как придёт время подавать еду в ресторане и уж тем более, когда пора получать гонорар. Здесь не потеряться архинеобходимо. Подойдя к подъезду, свидетель начал обычный диалог:
- Ну и чего вы тут стоите?
- Как, чего? Пошлину с вас будем взимать! – ответила Наташа. Так как во время выкупа орут все, я дальше уточнять, кто что говорит, не буду.
- Это какую такую пошлину?
- Такую. А вы думали в сказку попали? У нас такая невеста, а вы хотите её даром забрать? Не выйдет, гоните сто рублей!
- Сикока-сикока? У вас, чего там невеста, из чистой шерсти, то есть, из чистого золота, что ли?
- Стольник и шоколадку.
- Дай ты ей эти сто рублей, хуже будет!
- Ну ладно, уговорили, – ей протянули сто рублей и маленькую «Алёнку».
- Это, чего такое? – брезгливо глядя на шоколадку, спросила Наташа. – Вам за это ещё штраф! Ещё сто рублей и песня.
 Ребята одумались, протянули ей нормальных размеров плитку и сто рубликов, но – не тут-то было.
- Э-э, поздняк метаться! – тем не менее, принимая дары, ответила Наташа: – песню давайте, или домой, чапайте, а то ишь! Обманывать, честных девушек вздумали! Песню гоните!
- Какую такую песню-то?
- О любви!
 Ребята посовещались, ну спеть-то им раз плюнуть. О любви, так, о любви:
 
Он печален был, он её любил,
Но на всё ему отказ, чтоб он не попросил…

- Э-э, стоп, опричники, какая-то не свадебная у вас песенка-то! Давайте другую.
 Парни хором затянули:

…А, не спеть ли мне песню?
О, любви, а не выдумать, ли?
Новый жанр!..

- Ну, так-то лучше. А теперь, женишок, крикни, невесте, что ты её любишь!
 Коля собрал все свои бронхи и лёгкие и заорал:
- Оксана-а, я люблю-ю, тебя-я-я!
- Что-то не громко! – зажимая уши, проговорила Наташа: – Свидетель не помогает теперь! Иначе следующим ты женишься! – она указала на Витю.
Тот отвернулся, перекрестился и поплевал через плечо.
- Оксана, я люблю-ю-ю, тебя-я-я!
- Вот, нормально, можно проходить.
 Только ребята попытались распихать всех, но им преградили путь – ещё не всё!
- Свидетель, вот вы тут приехали, а кто к нам приехал? Мы не знаем. Расскажи нам про жениха и назови, хотя бы, десять его положительных черт.
 Витя собрался, вышел вперёд:
- Ну, когда Николай родился, ему не было и трёх часов… – тут его толкнули в спину, покрутили пальцем у виска, мол: «Ты, чего несёшь!» Он тут же исправился: – Ладно, десять черт, загибайте пальцы: добрый, отзывчивый, малопьющий, честный, правильный, курящий, опытный, ну вы понимаете, а для невесты, это немаловажно. Ладно, дальше – хорошо поющий, всегда в долг дающий и наконец, – Витя долго думал, – высокий, морально и физически.
 Им разрешили пройти дальше, но не далеко. Уже на следующих лестницах были разложены, вырезанные из бумаги, следы ног, которые вели от лестниц, по стенам и снова на лестницы.
- Это, чего? Он же не сказал, что я летающий! – возмутился Парфёнов, глядя на следы.
- Давай-давай, а друзья тебе помогут.
 Парфёнов сам прошёл, по лестницам, когда дошёл до того места, откуда нужно было взлетать, его подхватили друзья и он с криком: «А мне, летать охота!» и с большим трудом, прошёл по стене и спустился на землю, на следующей площадке его ждало, то же самое. На этот раз они проделали всё быстрее и веселее. Дальше их ждало новое испытание: на куске ватмана были отпечатки помады в форме губ. Девчонки всё утро ватман целовали, видимо тренируясь перед сегодняшним вечером.
- Ну-ка, жених, угадай, какой отпечаток принадлежит твоей ненаглядной, остальные помогают.
 Парфёнов, зачем-то, понюхал помаду, указал на третью справа. Все девчонки, коих было в достатке, засмеялись.
- Так, не угадал, гони штраф!
- Опять штраф, да вы чего!
- Гоните!
 Они заплатили. За дело взялся Витя, который к удивлению с первого раза угадал отпечаток.
- Жених, прошу заметить, свидетель с первого раза отгадывает, это, что такое! Обрати внимание.
 Парфёнов в шутку ударил Витю, тот в шутку скрючился, отсмеялись, пошли дальше. Дальше стояла табуретка.
- Ну-ка, жених, вставай, мы на тебя посмотрим!
- До пояса раздеваться? – спросил Коля, влезая на табуретку.
- Раздеваться ночью будешь, – крикнул кто-то из толпы.
Коля встал, в полный рост, до потолка ему осталось совсем немного.
- Ну, что? Костюмчик хороший, светлый, туфли модные, галстучек хороший, – перечисляла Наташа.
- А вы думали, к вам бомжи приедут, мы все здесь такие! – хором возмутились ребята и встали в ряд, около Парфёнова.
- Вижу-вижу, – придирчиво, особенно Витю, осмотрела ребят Наташа. – Айда далее, последнее испытание.
 Они зашли на нужный этаж, но путь к заветной двери снова преградили.
- А ну, свидетель не робей, станцуй нам танец лебедей! А остальные не стоят, тоже с ним плясать хотят! – Наташа протянула им три балетных пачки.
- Это, чего такое! – возмущались ребята.
- Особенно, нам хотелось бы посмотреть на Осю и Зураба! – Наташа ехидно улыбнулась. – Они у нас знатные танцоры.
 Зураб и Слава робко выглянули из общей массы и с одним вопросом: А мы-то чего? – всё же стали натягивать пачки.
- Как это, чего? А кто на литературе плясал?
- Нас заставили, – жалобно ныл Слава, но скорее для порядка.
 Они, вместе с Витей, натянули пачки и стали танцевать танец лебедей, напевая знаменитую мелодию из «Лебединого озера», все знают, наверное. В конце танца, под общий хохот, уже снимая пачки, Слава вскрикнул: А чего он меня, сзади щипает?
- Да иды ты! – ответил (почему-то, корячась), снимая пачку, Зураб.
 Наконец они зашли в квартиру, что-то не пускало Колю в комнату невесты, как будто какой-то груз лёг на его плечи, всё вокруг накрыл туман, несколько секунд он ничего не слышал и ничего не понимал. Он смотрел на дверь как загипнотизированный. Коля ничего не понимал тем не менее кивая, смеясь и отвечая на ещё какие-то вопросы свидетельницы. Внешне он выглядел абсолютно спокойным, никто из товарищей не замечал внутреннего мандража Парфёнова. Он стоял на пороге чего-то нового, один шаг изменит всю его жизнь. И он сделал этот шаг. Он вошёл в комнату. Войдя в неё, его ослепил солнечный свет, от которого он отвык уже, пока находился в подъезде. И конечно его ослепило белоснежное платье невесты и её неземная красота. У него перехватило дыхание. В горле встал комок. Он вспомнил, что мы в ответе, за тех, кого приручили. Он понял, чего он так боялся. В мозгу опять запел Виктор Цой:
 
Перемен, требуют наши сердца,
Перемен требуют наши глаза.
В нашем смехе и наших слезах и в пульсациях вен.
Перемен, мы ждём перемен.

 Его жизнь поменяется безвозвратно. Он в ответе за неё. За Оксану. В голове прояснилось, туман рассеялся, он заулыбался, глубоко вдохнув, он подошёл к ней.
 Невеста стояла на подставке, под подолом платья лежали три коробки. Нужно угадать, в какой из коробок туфелька невесты. Коля сразу сунулся в первую, по порядку, коробку – мимо.
- Так, платите штраф.
- Опять штраф? Да, менты меньше берут! Вон, Никитин, не даст соврать! – возмущался Витя, Никитин важно кивнул. Он возмущался, не потому что ему было жалко денег. Нет. Просто свидетелю так положено. Но всё же заплатил.
Они с Колей посовещались и решили кинуть монетку.
- Пожалуйста, можете кидать, нам не жалко!
- А, она там вообще есть? В смысле туфелька?
- Есть-есть. И инфузория, тоже есть!
 Они кинули, выпал орёл, правда, забыли загадать, какая сторона означает какую коробку. Сунулись в третью – бинго.
 Парфёнов надел на Оксану туфельку, поцеловал ну и т.д., вы, что, на свадьбах не бывали?
- У-у-у, всё, давайте уже выпьем! – махая руками, запричитала Наташа, к ней подошёл Витя и тоже поцеловал.
 Начали разливать шампанское и другие напитки, ждали тоста. ГОРЬКО – вроде рано.
- За удачное продолжение, удачного утра! – крикнул кто-то.
 Дальше решено было собираться, так как, до бракосочетания в ЗАГСе, осталось минут тридцать. Гости стали спускаться вниз, занимать места в машинах. А будущие муж и жена остались с родителями Оксаны, получать последние благословления.
 На двери подъезда, кстати, был наклеен кусок ватмана с надписью:

Аж, от Питера до Бреста,
Краше всех у нас невеста!

Глава 3

ЗАГС

 Чтобы доехать до ЗАГСа, нужно ещё переехать через плотину на вторую часть города, которую в простонародье называют БВ, что в переводе означает – Большая Волга. Наша-то сторона – «тридцатка», менее развитая, но зато более душевная и просторная. Ехать, примерно, минут двадцать, с нормальной скоростью, на машине, естественно.
 В туннеле, вообще-то сигналить и гудеть запрещено. Но в дни свадьбы все на это правило ложили с большим прибором и гудели всласть. Наши герои, естественно, тоже нарушили правила, особенно Никитин, которому априори нельзя нарушать ПДД.
 Наконец картеж подъехал к ЗАГСу, ребята высыпали, щёлкая фотоаппаратами, наблюдая за тем, как Парфёнов, ехавший во второй машине, открывал дверцу первой машины, где сидела Оксана Максимова и выводил её из БМВ.
 Под аплодисменты они зашли в ЗАГС, но оказалось, что ещё идёт другое бракосочетание.
 Им предложили подождать, либо в вестибюле, либо в другом помещении. Девушки, включая невесту, тут же бросились к зеркалам поправлять макияж и ещё, что-то, я в этом не понимаю.
 Парни отправились курить на улицу.
- Недавно прочитал забавный стишок, – затягиваясь сигаретой, сообщил Слава.
- Ну, давай, колись.
 Осокин рассказал:
Лучше иметь под глазами мешки,
Чем синдром раздраженной кишки.
 
 Все поперхнулись дымом.
- Это ты к чему?
- Это я насчёт завтрашнего утра, – невозмутимо ответил Осокин.
- Кстати, куда завтра?
- К Оксанэ на дачу, на шышлыкы, – ответил Зураб.
Их позвали в помещение.
 Первым в зал, где собственно и будет происходить бракосочетание, прошмыгнул Осокин-старший, его здесь хорошо знали. Так как он, в свободное от работы время снимал свадьбы, и делал потрясающие фильмы. Хобби у него такое, естественно, не бесплатно. Кстати и сын иногда подрабатывал, таким же образом, недавно купив себе камеру (так что, если кому надо – обращайтесь). Но с Парфёнова, он, по просьбе сына, возьмёт всего одну бутылку коньяка, среднего качества.
 Зайдя в зал, он по-свойски поздоровался с женщиной, которая проводит церемонию, потом с теми, кто обеспечивает музыку: арфисткой и пианисткой.
 Подошло время. Осокин-старший перевёл камеру с двери на арфистку, та заиграла, и тут произошло неожиданное: на первых же аккордах, струна порвалась. Процессия застряла в дверях. Шок.
 Оказалось, что струна последняя, пришлось гнать за струной одного из водителей. Через полчаса, наконец, привезли струну, приделали её. Осокин-старший пообещал, что этого на записи не будет.
 Начали всё с начала, новая струна звучала лучше старой, процессия, под свадебный марш вошла в зал.
- Дорогие, Оксана и Николай… – начала ведущая.
Сестра Парфёнова толкнула локтём, стоящего рядом Славу, тот склонился к ней:
- Чего?
- Классную, у меня братан, себе чиксу оторвал? Ося, как думаешь?
 Слава еле сдержался, чтобы не заржать, мизинцем смахнул с глаза выступившую слезу.
- Классную-классную. Ты, расти быстрей, такой же будешь!
- Правда? А ты меня в жёны возьмёшь?
Осокин не успел ответить, в диалог вступила Света Ресничкина:
- Зачем он тебе? Он же для тебя старый!
Осокин показал ей кулак.
 … Максимова Оксана Владимировна, согласны ли вы, взять в законные мужья Парфёнова Николая Андреевича?
Оксана посмотрела на Колю, тот смотрел в никуда, руки у него тряслись.
- Да.
- Теперь, вы, Парфёнов Николай Андреевич, готовы взять в законные жёны Максимову Оксану Владимировну?
 Когда Оксана сказала «Да» Коля напрягся, сейчас он совершит, возможно, самый серьёзный поступок в своей жизни, об этом моменте он думал всю ночь. Это момент истины. Коля посмотрел на Оксану. В горле снова появился комок, он испугался, что не сможет говорить и придётся изъясняться жестами, а он этого не умеет. В голове надрывался Цой:

Перемен, требуют наши сердца,
Перемен требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах и в пульсациях вен.
Перемен, мы ждём перемен!

 Его снова окутал туман, он ничего не понимал, не замечал, что творится вокруг него. Он видел только женщину, которая, сейчас станет его женой. Мозг его это понимал. Но голосовые функции, кажется, отказывались произносить неизбежное. Он собрался. Все его внутренние потуги заняли секунды три, но ему они показались вечностью.
- Да, – как гора с плеч. Он это сказал. Он это сделал. Он женат.
 Только сейчас до него это дошло в полной мере. Мы в ответе за тех, кого приручили. «Я приручил, я и отвечу!» – думал Коля. Взгляд его снова стал осмысленным и уверенным.
… Сентиментальный Зураб, достал из кармана пиджака платочек, промокнул глаза.
- Ты чо? – спросил Колобков.
- Птычку … жалко!
… А теперь обменяйтесь кольцами…
Мама Оксаны взвыла.
… Жених, можете поцеловать невесту…
Взвыл уже отец Оксаны.
... Друзья и близкие поздравьте молодожёнов…
 Заиграла музыка, но Парфёнов её не слышал, он смотрел только на свою, теперь уже, жену. К Коле подходили, обнимали его, что-то говорили, он что-то отвечал, кивал, через секунду уже не мог вспомнить, что ему говорили. Началось общее столпотворенье. Оксана плакала, её обнимала, тоже плачущая от счастья, мама, что-то шептала на ухо, Оксана смотрела только на мужа.
 Они прошли в светлое помещенье, где пили шампанское и фотографировались.
 На выходе из ЗАГСа, все гости и родственники, выстроились в две шеренги, по бокам от двери.
 Когда Парфёнов ,с идиотской улыбкой, выносил жену на руках, их осыпали рисом и цветами. Под аплодисменты и крики «ГОРЬКО».
 Коля увидел катающихся рядом двух лошадей, с их хозяевами. Услуга такая.
- Ну-ка, муж, продемонстрируй ковбойские навыки! – крикнула Наташа.
- У меня костюм светлый, – оправдывался Коля.
- Тогда я полезу! – хором крикнули Юра Колобков и Дима Марков.
 Они, с трудом, залезли на скакунов. Юра даже чуть не перевалился через скакуна, залезая. Под хохот и аплодисменты они проехали вокруг ЗАГСа с криками: «Нас не догонят!» и размахивая воображаемыми шашками.
 Наконец они слезли с лошадей, расплатились с хозяевами. Теперь можно ехать кататься.
 Когда Слава садился в машину, у него ожил мобильный, он ответил на звонок, номер был не знакомым.
- Алло.
- Игоря можно? – спросил, после паузы, милый девичий голос.
- Девушка, может, я на что сгожусь? Алло, алло. Ну и не очень-то хотелось. – Слава пожал плечами и сел в машину, проговорив: – Никому я не нужен, кроме мамы и военкомата…


Глава 4

КАТАНИЕ

 Так как до ресторана осталось ещё достаточно много времени, молодожёны и их близкие и друзья, поехали кататься по городу. Мест, которые можно и нужно посетить, много. Сначала, было решено отправиться в церковь в Ратмино, потом к памятнику Ленину, потом, куда Бог пошлёт.
Первым ехал БМВ, с теперь уже мужем и женой, а так же свидетелями, затем две Ауди и так далее.
 Осокин-старший, ехавший, в третьей (по порядку) машине, вместе со своим племянником Лёшей, снимал не переставая. Время от времени Ауди Лёши, выравнивалась с автомобилем молодожёнов, в БМВ опускались стёкла, из них высовывались по очереди, Коля, Оксана, Наташа, они махали руками, кричали разную ерунду в объектив, потом Ауди снова возвращалась на третье место в картеже, через некоторое время маневр повторялся.
 Естественно, все эти безобразия, происходили в наиболее тихих и спокойных местах дорог нашего города и в отсутствии сотрудников милиции. Так как никто не хотел в этот праздничный день попасть на штраф, или, уж не дай Бог, сбить кого-либо.
 Дорога в Ратмино, в основном пустынная и свободная и что самое удивительное – ровная.
 Именно на таком участке трассы, водитель БМВ решил похулиганить: он начал раскачивать машину в разные стороны, как бы преграждая путь последователям, водители последующих машин, тоже не отставали и проделывали тот же номер, скорость была не очень большая, примерно 80-90 километров, ерунда, не правда ли?
 Ехавшие в машине Осокина-старшего и сидящие по бокам, на заднем сидении, Слава и Юра, во время этих гонок, переглянулись и на половину своих тел вылезли в окна. Начали орать разные песни и легонько стучать по крыше. Их раскачивало как в центрифуге, поэтому, через некоторое время они решили залезть обратно в салон. Осокин-старший, выключил камеру, повернулся к ребятам и грозно произнёс:
- Чо, по шее захотели, опричники?
 Ребята вжались в сиденье и замотали головами, типа – не хотят.
 Лёша и Осокин-старший переглянулись, засмеялись и пожали друг другу руки.
- А ты чего ржёшь? Тоже по шее захотел? – возмутился на брата, Слава.
- Ша! – со смехом крикнул, не оборачиваясь, Лёша.
 На бардачке, покачивала головой в такт музыке игрушечная собачка.
 Осокин-старший зачем-то полез в бардачок, открыл его, стал доставать из него всякую всячину. Достав карту, Осокин её развернул и с удивлением спросил:
- Слушай, Лёша, а зачем тебе карта Свердловской области?
- А я люблю Свердловскую область! – невозмутимо ответил Алексей.
- А-а-а… – кивнул Осокин-старший.
- Слушай, Лёх, ты как думаешь, Маркову спойлер сзади мешает обзору? – спросил Колобков. Спойлер был действительно велик, больше стандартных размеров или просто так коряво установлен, что не исключено, зная Маркова.
Лёша повнимательнее рассмотрел багажник ехавшей впереди машины:
- Ну, не помогает, это точно!
 Так со смех…чками и доехали до церкви. Дорогу, по традиции, перекрыли бабки-попрошайки.
 Они перекрывают дорогу верёвкой, останавливают картеж, говорят всякую чушь и получают за это, ну, когда как. А в хороший день по шесть-восемь свадеб бывает!
 Машины остановились. Ребята вылезли и подошли к бабушкам. Там стоят три бабки и один мужик, в фуражке милиционера и с жезлом. У одной из бабушек поднос с разными овощами.
 Коля с Оксаной подошли, взявшись за руки, к бабушке с подносом. Коля прижал руку к сердцу, поклонился и произнёс:
- Здравствуйте, достопочтенные бабушки!
Из толпы послышались смешки.
- Как вас звать-величать? – спросила бабушка.
- Коля и Оксана, – сдерживая улыбку, ответил Коля. – Меня Коля, её Оксана, – на всякий случай уточнил он.
 Бабушка начала вручать им овощи, приговаривая немудрёные стишки:
- Вот тебе, Коля, картошка, чтоб не заглядывался на чужие ножки! – Коля принял овощ.
- Вот тебе, Оксана, редис, чтоб родился у вас сын Денис!
- Вот тебе, Оксана, морковка, чтоб не заглядывалась на чужого Вовку!
- Вот тебе, Коля, огурец, – дальше она говорила шёпотом, но так, чтобы услышали все, типа стесняется: – чтоб ты был в сексуальном плане молодец!
 Толпа взорвалась хохотом, послышались разные шуточки, бабушка не сразу отдала ему огурец. Она подняла руку, и Коля, в шутку, пару раз подпрыгнул, он был на полторы головы выше старушки, потом просто забрал зелёный овощ.
 Бабушки запели: Многая лета, многая лета…
 Им дали три бутылки водки, не поскупились. Можно ехать дальше.
 Процессия проследовала к храму, венчаться они не хотели, просто нужно было получить простое благословление от батюшки, позвали батюшку, он благословил Колю и Оксану, Зураб снова смахнул слезу. У церкви рос здоровенный дуб. Есть такая традиция, если его, дуб, обхватят свидетели и молодожёны, то, типа, всё будет хорошо в дальнейшем совместном проживании.
 Когда они стояли вокруг дерева, Коля вспомнил, почему-то, разговор, с отцом Оксаны, после того, как он заявил ему, что они женятся.
… Владимир Иванович – отец Оксаны и Коля, сели на кухне, разлили в кружки чай. ЧАЙ!!! Немного помолчали, Владимир Иванович, в принципе, был не против брака. Коля ему, в некотором роде, нравился, но, пока виду он не показывал, нужно держать марку! Наконец будущий, как теперь известно, тесть, начал разговор:
- Как жену будешь обеспечивать? Сам или папка с мамкой кормить будут?
 Коля погонял желваки, скорее для виду, он готовился к разговору, ждал его и одновременно боялся, возможно, это самый важный разговор в его жизни и от того, как он его выдержит, будет зависеть его дальнейшее существование. Он так не боялся, даже когда в драку влезал, в любую, даже если силы были не равны, поэтому его ни разу и не били, сильно. Поэтому, он и выходил всегда победителем, потому что не боялся, а оппонент наоборот. Правда, его за это иногда отморозком называли, но это только иногда.
- Зачем же, папка с мамкой? Это не по мне, за чужой счёт жить, – говорил Коля, глядя в глаза тестю. – Я взрослый человек, в некотором плане, умный, переведусь на вечернее отделение, работать буду, мне один знакомый, Зураб зовут, пару мест нарыл, неплохих в Москве. Не получится – на завод пойду.
 Теперь желваки погонял Владимир Иванович, один плюс Коле он уже зачислил, Парфёнов ему нравился всё больше с каждой фразой, не тряпка, не щенок, нормальный, не смотря на возраст, мужик, здоровый, умный, в каком-то смысле – симпатичный, иначе его дочь за него не пошла бы.
- А армия как?
- Надо будет, пойду! Косить не буду, – уверенно ответил Коля. – В общем, разберусь. Жена ждать будет.
 Ещё один плюс. Владимир Иванович, сам отставной майор, боевой офицер, в Афганистане был. Коля это знал, но не играл на этом, говорил откровенно.
- Жить где будете? – щурясь, спросил Максимов.
- Если в Москве, то квартиру снимем, денег заработаю, хватит.
 Владимир Иванович отхлебнул чай, смотря прямо в глаза Парфёнову, тот взгляд выдержал, тоже отхлебнул из чашки, будущий тесть ему нравился, да и тёща ничего, всем пожелал бы.
 Тёща с дочерью сидели в комнате и прислушивались. Зять маме нравился, что бывает оч-чень редко. Сами знаете, добрая тёща, половина успешного брака.
- Держится, пацан-то, – сказала мама Оксане.
- Конечно! Куда он денется? – с улыбкой ответила Оксана.
Они сидели друг напротив друга, смотрели в глаза, и пили чай.
- Детей хочешь?
- Прямо сейчас?
 Оба улыбнулись. Ничья. Три-три. Финальный свисток. Конец матча. Соперники пожмите руки.
 Владимир Иванович протянул Парфёнову руку, тот её пожал, крепко. Несмотря на то, что чай давно уже кончился, оба отхлебнули из чашек, улыбнулись. Всё нормально.
 Боевой офицер и Парфёнов поднялись из-за стола, пошли в комнату. Женщины поднялись на встречу мужчинам. Мать Оксаны, глазами спросила: Ну, как? Владимир Иванович подмигнул, что означало – нормалёк.
- Ну, что, дети мои, объявляем вас мужем и женой! – с ухмылкой говорил тесть. – Можете поцеловать друг друга, – Владимир Иванович крепко взял Колю за локоть. – Только не в засос!
- Понял, понял, – засмеялся Парфёнов…
 Кольцо, вокруг дуба, разомкнулось, все пошли к машинам. Коля остановил Оксану, взял её за руку сказал:
- Ну, что, мадам Парфёнова, как жить будем?
- Ну, мистер Парфёнов, молча.
- Надеюсь, – прошептал Коля.
- Что-о-о! – сделала страшные глаза Оксана.
- Забыли, забыли, забыли! – они засмеялись и их губы соединились в поцелуе.
- Эй, молодожёны, ночь ещё не началась! – закричал Слава.
 Коля, не отрываясь от губ Оксаны, показал ему вытянутый средний палец.
- Ну, как всегда, – проговорил Слава и пошёл к ребятам, которые уже разливали спиртное, на капоте Никитинской ”десятки”.
- Ну, чтоб, не дай бог! – выдал тост Слава. – Шучу, шучу, за молодожёнов! – все начали чокаться стаканами. К стакану Славы потянулся Никитин, Слава демонстративно отвернулся, выпил, подмигнув девушке, подружке Оксаны. Та хмыкнула, отвернулась, проговорив: «алкаш».
 Леше, наконец, надоело сидеть в машине и он решил выйти, пообщаться с ребятами, так сказать – вспомнить молодость. Лёша был старше большинства присутствующих на четыре, а то и на пять лет. Пить он не собирался – просто рассчитывал на нормальное общение. Он подошёл к группе стоящей у машины Никитина и первым кто ему попался, были Света Ресничкина и её муж – Денис Майоров. Просто так получилось. Он крепко пожал руку Денису и хотел пройти дальше, но его остановила Света. Округлив глаза, она спросила с придыханием:
- А вы, что знакомы? – мол, если знакомы, чо я не знаю!
- Первый раз вижу, – ответил Денис, хоть они и были ровесниками, но виделись действительно впервые, хотя и слышали друг о друге. Света же немного Лёшу знала, гораздо больше, чем он её – А что?
 Лёша кивнул, поддерживая вопрос.
- Нет, ничего. Меня просто всегда удивляло: мужики при встрече всегда руки жмут, как будто сто лет знакомы.
- Так на то мы и мужики. А вот если бы мы мужиками не были, то мы бы при встрече целовались и причитали: ой, дорогая, какая же у тебя классная кофточка, прямо под цвет твоих глаз! Такая же красная! – прикуривая, ответил Лёша. Денис заржал, а Света надулась.
 Процессия двинулась дальше, и мы с ними.
 Следующим местом был мост, через реку. По традиции, жених должен невесту пронести по мосту на руках. Коля закинул Оксану на руки, попёрся через мост, метров двести, Оксана вообще лёгкая. Платье у Оксаны хоть и дорогое (караул!) но всё же скользкое, поэтому она несколько раз чуть не упала, но Коля уверенно её подхватывал и старался держать ещё крепче. Сзади ехали и гудели машины, все ребята и девушки орали: ГОРЬКО!!!
Коля, на ходу поцеловал Оксану, они засмеялись. Оксана трясясь на руках Парфёнова закричала:
- Я счастлива!
 Следующим местом назначения был памятник вождю мирового пролетариата. Подъехав к памятнику, ребята стали доставать из багажников автомобилей пакеты с выпивкой и закуской, здесь можно постоять подольше, до ресторана ещё час, а пить и есть всем уже хотелось сильно.
 Витя открыл багажник БМВ, там лежали пакеты и коробки со всякой всячиной:
- Зура, труп вытаскивать или пусть ещё полежит? – крикнул он Зурабу, доставая пакеты.
- Нэ пахнэт?
- Да пока нет!
- Пусть ещё полэжит, потом выкынэм, – Зураб посмотрел на стоящего рядом Покрышкина. – Издэржкы бызнэса, – пожал Зураб плечами. – Буду рэзат, буду быт, сырано мынэ сыдэть! – Покрышкин кивнул и поспешил побыстрее к людям.
 Парни оставили пиджаки в машинах, жарко ведь на улице. У подножья Владимира Ильича организовали столик, разложили бутерброды и фрукты, стали откупоривать бутылки. Немного, минут пять, фотографировались, затем приступили к поглощению пищи и напитков. Только водители стояли и уныло посасывали соки. Ничего, немного осталось подождать. Гости стали сбиваться в группы, по интересам.
- Натах, тебе чего наливать? – спросил Юра у Бубенцовой.
 Та оглянулась, не смотрят ли родители Оксаны, при них она даже не курила и шёпотом ответила:
- Водки, немного.
 С хлопком, шампанское открыл Витя, к их группе, от девушек (подружек невесты), подошёл Осокин и обратился к курившей Наташе:
- Наталья, а вы знаете, что курящая женщина кончает раком?
- Ой, Ося, ты-то, как кончишь? Хотелось бы знать.
- Ну, кончить, Наташа, всегда хорошо, не важно как! – ребята засмеялись и чокнулись пластиковыми стаканами. Девушки хмыкнули. Все мужики одинаковые.
 Вокруг новобрачных собралась самая большая группа: родители Оксаны, сестра Парфёнова, Осокин-старший и т.д.
- Ой, вы знаете, я сегодня ночью три раза просыпалась, – щебетала подошедшая Наташа, попивая шампанское. – И ещё у меня нос чесался.
- Ну, это не удивительно, – ответил Коля, одной рукой обнимая Оксану, а другой, наливая сестре сок.
- Свидетельница! Свидетельница, ау! – послышался голос Счастливчикова.
- Наташ, тебя Витя зовёт. – Оторвала Наташу, от очень важного разговора с Оксаной Света Ресничкина.
- Иду, иду, свидетель, чего орёшь! – следуя на голос, кричала Наташа.
- Ты, Зин, на грубость нарываешься! ( Витя цитирует Высоцкого) Ты, где ходишь?
- А ты чего на меня орёшь?
- Не конструктивный у нас разговор, пойдём, отойдём!
 Они отошли, немного поскандалили, наконец, Наташа спокойно закурила и прищурившись спросила:
- Слушай, Счастливчиков, может мне уйти от тебя?
- Мне подумать или это вопрос риторический?
- Дурак, – с улыбкой ответила она, а глаза грустные-грустные.
- Не спорю…
 Они вернулись к машинам, пора уже было ехать. Витя не принял всерьёз её слова. Замечено, что девушкам иногда приходит в голову задавать подобные вопросы, причём не понятно зачем, то ли для самоутверждения, то ли для проверки чужих чувств, неизвестно, но потом, как правило, они оттаивают, причём это «потом» может наступить минут через пять. Так что, Витя спокойно помог собрать импровизированный стол и отправился к машине.
 В это время Слава и Зураб пытались наладить контакт с подругами невесты (их было четверо), все были одни, странно, вроде симпатичные. Поразмышляв немного, они выбрали двоих (еще двух ребята посчитали неперспективными) и подплыли к ним. Подплыли, потому что, уже были слегка навеселе. Девушки стояли отдельно от остальных только вдвоём и попивали шампанское…
 Надо сказать, что свадьба – самое благоприятное место для заведения новых знакомств, девушки находятся на эмоциональном подъёме от переполняемых чувств и потому теряют бдительность (хе-хе). Хотя, с другой стороны, это достаточно опасно: сразу после этой свадьбы может начаться ваша собственная…
 Так вот, девушки пили шампанское, никого не трогали, щебетали о своем, о женском, вдруг к ним подходят двое, с ещё одной бутылкой шипучки и у них происходит примерно такой диалог:
- Девушки, вам здесь нравится?
- Да, неплохо, – немного равнодушно отвечают они, оценивая взглядом молодых людей: один – высокий шатен со следами частых попоек на лице, плохо выбритый, другой – полный кавказец.
- Кстати, мы уже четыре часа катаемся вместе и всё ещё толком не знакомы, – подмигивает Слава. – По моему это как-то неправильно…
- А нам и так не плохо, – отвечают дамы, хотя в глазах появился некий интерес, а может, показалось?
- Всё равно как-то не по-людски, получается! Давайте знакомиться, как говорил один мой знакомый: без знакомства, нет взаимства! – не терял надежды Слава, Зураб пока молчал как пень.
- Ну, давайте знакомиться. Меня Юля зовут, – сказала, улыбаясь, одна.
- Вика, – тоже оскалилась вторая представительница слабого пола.
- Я агент Малдер, а это агент Скалли, – указывая на Зураба, произнёс Слава.
 Девушки немного замешкались, в глазах промелькнули все чувства: от растерянности до голода.
- Шучу, шучу. Вот этот смуглый юноша, одетый во всё чёрное, это Зураб, – Джубадзе действительно был одет в чёрные брюки и чёрную рубашку, в такую жару. – А вашего покорного слугу, то есть, меня, зовут Вячеслав, можно Славик, можно Славочка, можно просто молча в спальню вести.
 Девушки переглянулись, нагловато, но немного оригинально, наверное.
- Что предлагаете? – спросила Вика, хотя и так было понятно.
- А давайтэ выпъем! – разродился, наконец, Зураб. Слава перевёл дух, думал одному придётся мозги пудрить.
- А давайте, – поддержали, не слишком оригинальную идею, девушки.
 Зураб открыл (с обязательным хлопком и пенопусканием) шампанское, разлил себе и остальным. Когда стаканы были полны, Слава произнёс тост:
- За здоровье молодых, ну и за ваше здоровье, девушки!
- А давайте на брудершафт! – вдруг сказала Юля.
 Оп-па, Слава заломил брови, это что-то новенькое, хотя, не отказываться же! Правильно?
 Они выпили на брудершафт, сцепив все руки в одну, неразрывную цепь. Причем, когда нужно было целоваться, девушки как-то сами, не сговариваясь, потянулись: Юля к Зурабу, Вика к Славе. В принципе их желания и симпатии совпадали с желаниями и симпатиями молодых людей. Вика продержалась секунд пятнадцать, Юля на сто двадцать четыре секунды дольше, Слава даже откашлялся, прервав поцелуй, обидно же. Курящий, около машин, Колобков (не без удовольствия) громко свистнул, прервав все отношения новых знакомых.
- Тикаем, хлопцы! По машинам!
Зураб выругался про себя.
- Ну, что, девушки, продолжим в транспорте, – обнимая за талию Вику, проговорил Осокин. – Так вот, Виктория, когда наши космические корабли, бороздили просторы Большого театра…
 Уже в машине Славе вспомнился один случай:
 Как-то, совсем недавно (пару недель назад), немного, вернее, очень много выпив, Коля и Слава поспорили: кто из них лучше знакомиться с девушками. Ну, о чём ещё могут поспорить эти, ещё не поделившиеся эмбрионы?
 Поспорить-то поспорили, а отвечать за базар надо.
 Через два дня решили проверить. Выбрали одну из улиц БВ, вернее её центральную улицу – улицу Боголюбова, у магазина БУМ. Целью спора было: познакомиться с симпатичной девушкой и узнать её номер телефона. Причём, это должен был быть действительно её номер, а не телефон Женской консультации (у одного моего знакомого был такой случай), ну а дальше как попрёт, по желанию. Причём, познакомиться с первой попытки, это было главное условие. Неудача в первый раз не гарантировала победу второму участнику, ему тоже могли отказать. Судьёй выбрали Зураба, так как он был в этот день на машине, а в споре не имел бубнового интереса.
 Первым приступил Слава. Он вышел из БМВ, перешёл через дорогу, зашёл на тротуар. Постоял у витрин магазина, затем подсел к симпатичной девушке, одиноко сидящей на лавочке.
 Ребятам, сидящим в машине, естественно не было слышно, о чём они разговаривают, но через некоторое время она встала и ушла. Слава с опущенной головой поплёлся к друзьям.
- Ну, что, не попёрло? – спросил Коля, царапая, что-то в записной книжке. – Надо было сказать, что ты снимался в фильме «Славка больше чем жизнь».
- Очень. Очень смешно! Сам попробуй! – зло ответил Слава, прощаясь в мыслях с ящиком пива, а может и нет?
- Учись, мальчик, пока я жив, – прохрипел Коля, выбираясь из машины.
 Он подошёл к витринам, закурил, немного походил взад вперёд. Увидев двух девушек идущих на него, видимо студенток, курс второй, он огляделся по сторонам, убрал солнечные очки в карман рубашки и двинулся к ним. Когда расстояние составляло где-то пару-тройку метров, он вдруг рухнул перед ними на колени и с сумасшедшими глазами заорал стихи:
 
 
Я вас любил, любовь, ещё быть может,
В душе моей, угасла не совсем!
Но, пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу тревожить вас ничем…

 Девушки отшатнулись, на них стали оборачиваться, народу-то много ходит. Девушки попытались его обойти, но Парфёнов на коленях преграждал им путь и продолжал орать стихи, хватая их за разные интимные места, хорошо, что Оксана не видит.
 Наконец, когда им удалось его обойти, Коля вскочил, отряхнул джинсы, подбежал к ним и с нормальным взглядом и приятной улыбкой заговорил:
- Девчонки, не пугайтесь, телевидение. Вас снимала скрытая камера.
 Девушки сначала встали как вкопанные, потом засмеялись, оглядываясь, видимо искали камеру.
- Что, не верите? Сейчас докажу, у нас там оператор…
 Парфёнов подбежал к машине «Газель», которую заприметил ещё раньше, постучал в окно, водитель опустил стекло, Коля с улыбкой начал втирать «дурочку».
- Извините, у вас цветочка нет? А то, с девушками познакомился, – Парфёнов отошёл от окна, помахал им с улыбкой рукой, они помахали водителю, тот девочкам. – А без цветочка я их х…й разведу.
 Водитель понимающе заулыбался, но цветочка у него естессно не было, Коля пожал ему руку и вновь подбежал к девочкам.
 Те стояли в шоке, на прохожих уже внимания не обращали, глядели на Колю как на Познера.
- Девчонки, вы извините, что так с вами получилось. С утра по городу мотаемся, устали все, ничего больше в голову не пришло, – смеялся Коля, но смех его был неестественным, хотя девушки этого не заметили.
- Да, ничего-ничего.
- Сейчас на «тридцатку» поедем, – Коля перевёл дух, он переходил к самому главному.
- А когда посмотреть можно?
- Ну, – Коля якобы посчитал в уме. – Сегодня пятница, значит в конце следующей недели, кстати, ваши телефоны можно? – с самой невинной улыбкой, спросил Парфёнов.
- Это зачем? – насторожились девушки.
- Да, мы устраиваем голосование в Интернете, после показа, если сюжет с вами выиграет, мы вам позвоним, приз вручим.
- Какой?
 Коля подумал: «Какие же вы алчные! Мало того, что вас по телевизору покажут, так ещё и призы подавай!»
- Девчонки, я не знаю, я ведь только снимаюсь, это вопрос к продюсеру или администратору, но я думаю, что ценный, – он подмигнул.
- Ну, ладно, – они достали мобильные телефоны.
 Коля достал блокнот, в нём были написаны разные имена, мужские, женские, через тире написаны номера телефонов. Именно это он писал в машине.
- Во! Видите, сколько уже сегодня, – он показал им блокнот.
 Барышни покивали и начали диктовать ему телефоны, Коля аккуратно всё переписал, потом поболтал ещё минут пять о разном и распрощался.
Вернувшись в машину, он похлопал Славу по плечу, со словами:
- Ну, поехали, на Волгу пиво пить, угощаешь.
- Как ты ых развёл-то? – спросил Зураб.
- Эх, Зура, пока наши люди хотят быть обманутыми, их будут обманывать! Как говорили в одном фильме, а до этого писали в какой-то книге: страна непуганых идиотов.
- А чего с телефонами делать будешь? – спросил Слава.
- Нафиг они мне сплющились! Я женюсь скоро! – он протянул Славе листок с номерами: – Два последних, захочешь, позвонишь. Хотя, по-моему, тупые как пробки. Давай, Зураб заводи свой пепелац!
 БМВ резко дёрнулась с места и унеслась на побережье Волги…
 Немного покатались по городу, погудели, проезжая мимо рынка, у Осокина-старшего завибрировал, на ремне телефон:
- Дядя Валер, вы в какой машине? – зазвучал в трубке хриплый голос Парфёнова.
- В Ауди, красной, а что?
- Ну, на площади снимать будем?
- А как же?
- Тогда обгоняйте, заканчиваем кататься…
 Красная Ауди вырвалась вперёд, обогнала все остальные машины, на площади Осокин-старший выбежал из Ауди, забежал на клумбу, посередине площади, приготовил камеру, начал съёмку.
 Машины делали круги вокруг клумбы, гудели, сигналили и прочее. Из окон первой машины, периодически, показывались молодожёны, махали руками, улыбались, что-то кричали. Затем картеж двинулся к ресторану.

 


Глава 5
РЕСТОРАН

 У входа в ресторан скопилось куча народу, вперёд выдвинулись родители Парфёнова, в руках у них был каравай с солонкой. По старой доброй традиции. Подъехал картеж и к родителям подошли молодожёны, родители начали поздравлять их с замечательным событием, произносить благословления и наставления, наконец, пришла пора кусать каравай, что бы узнать, кто будет в доме хозяин. Коля откусил почти половину каравая, а Оксана скромно цапнула зубками краешек хлеба. Затем, что-то, выпили из бокалов, кинули, не глядя, назад, чуть не убили Зураба, тот гордо воскликнул:
- Вах!
 Прошли в помещение ресторана, некоторые ребята остались у входа, а водители поспешили отогнать машины поближе к дому, что бы можно было нормально выпить и повеселиться. Это касалось всех, кроме водителя Зураба и двоюродного брата Славы, у тех своих дел куча.
Лёша, прощаясь со Славой, давал ему наставления:
- Братан, много не пей, мало тоже не пей, знакомств, много, не заводи. Понял?
- Понял, понял, вали давай отсюда, – они засмеялись, пожали руки и распрощались.
 Ребята зашли в ресторан, огляделись, а что, нормально: небольшая сцена, со специальной подставкой, для нот, тут паренёк один петь будет. Барная стойка, столы стоят буквой «П», в общем, гулять можно. Гости уже расселись, можно начинать.
 Ведущего свадьбы (тамаду) они не приглашали, вести свадьбу Коля доверил свидетелям. Они с Витей сто лет знакомы, жили в одном дворе, потом ходили на одну секцию бокса, даже на Чемпионат России попали. Правда, выиграть ни одному не удалось, но ведь главное не победа, а участие. Правда?
 Гости расселись, немного поговорили, ещё бы, давно не виделись, затем зазвучала музыка, певец постарался, и свидетели призвали всех к порядку:
- Берите, люди, карандаш, мы начинаем вечер наш! – произнёс в микрофон Витя. – Сегодня, мы здесь будем отмечать бракосочетание двух замечательных людей, двух наших больших знакомых – Оксаны и Николая. Многие, здесь сидящие, их и мои братья и сёстры, – Витя начал ходить по залу, оставив Наташу тупо стоять одной, она надулась, – а многие не являются, но я надеюсь, что сегодня они станут таковыми и проведут замечательный вечер, а может быть и ночь. – Витя подошёл к новобрачным, они с Колей пожали руки. – И виновникам этого торжества не будет скучно и ещё, главное, повнимательнее изучите плакаты, висящие на стенах! – Витя обвёл рукой помещение. – Всё, можно начинать бесчинство!
 Под аплодисменты Витя вернулся к Наташе, попытался её поцеловать, но та ловко увернулась, Витя потёр рукой подбородок, а Наташа произнесла:
- Ну, как говорил Гагарин – поехали!
 Кстати, на стенах висели плакаты, примерно следующего содержания:
 
Кто не будет веселиться,
Не дадим опохмелиться!

Или вот ещё:

Чтоб было счастье молодым,
Давайте же, напьёмся в дым!

Ну и так далее.
- Итак, давайте знакомиться, – произнесла Наташа и пошла по залу, предлагая всем микрофон, чтобы все представились, так как не все родственники друг друга знали. В это время играла музыка, а Витя стоял и пронзительно смотрел Наташе в спину.
- Итак, когда все познакомились, – Наташа показала музыканту скрещенные руки, что означало – «хватит!», тот кивнул, прекратив играть. – Можно зачитать правила поведения на общественном мероприятии, под названием – Свадьба. Итак:
- не спать лицом в салате,
- не танцевать под столом,
- не петь, когда все пьют,
- не пить, когда все поют,
- не подмигивать невесте, это главное,
- не хватать жениха за неприличные места, когда тот танцует с невестой, ну и так далее.
Гости посмеялись, вступил Витя:
- А главное, что забыла сказать наша общая свидетельница, это – ГОРЬКО! – Коля и Оксана встали, начали целоваться, мамы симметрично смахнули слёзы, гости начали отсчитывать время. – Не филоним, не филоним, жених, ты чего? – кричал Витя.
 Юра сидящий рядом со Светой Ресничкиной наклонился к её уху и обведя рукой зал заметил доверительно:
- Классные плакаты!
- Ещё бы! Пол ночи рисовала, как дура! – фыркнула Света.
 Когда все успокоились и выпили по первой, многие ребята пошли курить.
- Ну, чего, Славик, как тебе сидится между родственниками? – спросил у Осокина Юра.
- Ой, чувствую, напьюся я сегодня, как свинтус. Меня уже дядя Андрей склоняет к сотрудничеству, предлагал на брудершафт выпить, из вазы!
- Не фиг туда садится было! Сам виноват, – вступил в разговор Покрышкин.
- Тебя не спросили, понял! – Слава резко приблизился к Лёве, чуть не ударив его лбом.
- Ладно, хорош уже, – встал между ними Юра.
- А я-то чего? – затравленно простонал Лёва и убежал внутрь.
- Слушай, Слава, а чэго там оны замышлают? – спросил Зураб.
- Кто именно?
- Ну, старшэки Колана.
- А хрен их знает, на то они и старшеки.
В зале тем временем, музыкант произнёс:
- Я и вся администрация нашего заведения, поздравляем Николая и Оксану с этим замечательным событием, желаем вам счастья, радости и тепла в отношениях. Сейчас первый танец молодых, – он заиграл песню Игоря Талькова «Чистые пруды».
- Молодые не сидим, танцуем! – раздалось из зала.
 Коля и Оксана вышли на середину зала, начали танцевать, в это время вернулись из курилки ребята, они тихо и аккуратно прошли на места, сели, разлили и стали ждать следующего тоста.
 Оттанцевав положенное, молодожёны вернулись на свои места, за работу принялись свидетели:
- Ну, когда молодые потанцевали и уже сели на свои места, мы попросим их вернуться в центр общественного внимания, чтобы получить подарки. Вы спросите, почему нужно было их сажать на места, а не оставить там? Я отвечу – а, потому что вот такой я ехидный! – выкаблучивался Витя с микрофоном, но, заметив нехорошие взгляды товарищей, поправил: – Но, я обещаю исправиться к окончанию срока.
 Дядя Андрей потрепал Осокина за рукав и прошептал:
- Молодой, пойдём, – Слава кивнул, они тихой сапой пробрались в подсобное помещение.
 Парфёнов-старший прижал палец к губам, открывая дверь подсобки. Они зашли, Андрей включил свет и указал на стол. Слава открыл рот и ничего не смог произнести, кроме:
- Ни х…я себе!
- Попрошу без иносказательности, Колян не знает! Ну, как?
- Класс, – вымолвил Осокин.
 Молодожёны снова вышли в центр зала, рядом с ними встали свидетели, слово взяла Наташа:
- Не сидим, не стесняемся, после первой рюмки мы здесь все – свои. Подходим, дарим, при желании говорим, что-нибудь в микрофон, – она вытянула руку с микрофон.
- Маэстро, музычку. Только не громко, – обратился к музыканту Витя, тот кивнул и приглушённо заиграл что-то приятное.
 Стали подходить родственники с разными коробками в красивой упаковке, что-то говорили, поздравляли. Затем настала очередь друзей, первым вышел Юра, с конвертом:
- Мы, тут, немного сбросились, с ребятами, что смогли, сами понимаете, – Юра протянул Оксане конверт, поцеловал её в щёку, пожал руку Коле и вернулся на место, отдышался, как после физических упражнений.
 Затем вышел Зураб, что-то прятал за своей широкой спиной, зал-то видел, а вот новобрачные нет.
 Он протянул Коле стеклянную саблю, наполненную коньяком:
- Это ещё нэ всо, генацвалэ, – затем он достал чёрную, бархатную коробочку, открыл её, достал из неё настоящий кинжал в ножнах с узорами там разными. – Это в знак болшой лубвы к вам рэбята, из родного города прыслалы, на заказ дэлалы. Повэсыте на стэну, будэтэ любоватся, по утрам. Оксана, еслы что – зарэжешь Николая, только нэ забуд отпэчаткы стэрэть, своы и моы, конэчно! – все засмеялись, ещё бы, первая шутка от Зураба за почти четыре года. Они с Колей обнялись, с Оксаной поцеловались и Зураб, смахивая слезу, платочком, вернулся на место.
 Люди дарили подарки, что-то говорили, в дискуссию вступили и свидетели, они о чём-то пошептались, Витя отошёл, вытащил, не без труда откуда-то большую коробку, в красивой упаковке, позвал Юру, тот подбежал, они дотащили коробку до молодожёнов.
- Мы, тут, вчетвером, немного сложились, – Наташа, Витя и Юра встали у коробки. – Правда Осокин где-то шляется, ну это ничего, он тоже складывался, можете мне поверить. Так вот, мы знаем, что вы сняли квартиру и туда сегодня поедете… Вот, чтобы вам там не скучно было, мы дарим вам этот телевизор, – у Коли расширились глаза, у Оксаны тоже. – Будете смотреть, и вспоминать, этот замечательный день и нас естественно! – они все обнялись, все впятером.
 Когда Витя и Юра оттаскивали коробку в общую кучу, Витя заметил:
- Вы, правда, не удивляйтесь, если что, мы его в кредит взяли, на ваши имена, – услышав голос неудовольствия из зала, Витя опомнился. – Шучу-шучу.
 Когда все подарки уже были подарены, а молодожёны, снова, заняли свои места, в зал зашли Парфёнов-старший и Слава.
- Секундочку, дамы и господа, – слово взял Парфёнов-старший. – Мы, тут немного задержались, сейчас тоже подарочек вручим, – Осокин вытащил футляр, открыл его, там лежала электрогитара, очень не дешёвая, кстати. – В Персии обязательным подарком на свадьбу являлись шахматы, но так как мы не в Персии, шахмат не будет, расслабьтесь, чо напряглись-то? Это от нас с мамой, Коле в счёт скорого дня рождения, а так как Оксана оч-чень любит, как Колян поёт, это подарок и ей, правильно? Только соседям, боюсь, не повезло, ну, ничего пусть привыкают. Колян, принимай, давай!
 Парфёнов-старший, с гитарой, подошёл к сыну и протянул ему подарок, тот был вне себя от радости, давно её хотел купить, они втроём обнялись.
- А теперь, Горько! – все закричали «горько», отец и Слава вернулись на свои места.
- А, чего, пропустил вручение-то? – увидев кучу подарков у стены, спросил Слава у сидящего неподалёку Юры.
- Пропустил-пропустил, наливай, давай, – ответил тот.
 Свадьба шла своим чередом, гости пили, закусывали, несколько раз танцевали, говорили тосты, когда очередь дошла до Славы, тот немного подумал, вспомнил одну КВНовскую шутку, встал, взял микрофон:
- Колян, помнишь, я тебя как-то ударил на уроке стулом? – Коля, улыбнулся, ещё бы, такое не забывается. – Так вот, я не ЭТО имел в виду.* Но, сейчас не об этом. У меня, честно говоря, притча, древнекитайская: Жил в Китае один Хитрец и решил он как-то обхитрить Мудреца. Поймал в кулак бабочку и загадал: «пойду к Мудрецу, скажу ему: “Мудрец, у меня в кулаке бабочка. Жива она или мертва?” Если, скажет, что жива – я сожму кулак и она умрёт. Если, скажет, что бабочка мертва – я разожму кулак и она улетит в небо.» Так и сделал.
- Ну и чего, обхитрил? – донеслось из зала.
- Терпение. Пришёл Хитрец к Мудрецу. Рассказал всё как хотел. А Мудрец ему и отвечает: «Всё в твоих руках, парень!» Так вот. Мораль. Коля, Оксана, всё в ваших руках! Любите, друг друга, заботьтесь друг о друге, уступайте друг другу и главное. – Слава сделал вид, что что-то забыл, стал чесать голову. Из зала кто-то не понял манёвра и закричал:
 – Ну, вот забыл! – Слава, рукой показал, что всё нормально, чуть не испортили ему момент, он щёлкнул пальцами и продолжил:
 – А, вспомнил. И главное – ГОРЬКО!
 Все засмеялись, захлопали в ладони, стали разливать и громко кричать - «горько».
 Ещё немного попили, потанцевали, в центр зала вышел Витя с микрофоном в руках, о чём-то поговорил с музыкантом, тот покивал, сложил гитару и ушёл.
- Дамы и господа, дамы и господа, минутку внимания, выпить всегда успеем, – Витя отдышался, расстегнул одну пуговицу, на рубашке, все стали смотреть на него. – С выходом на экраны телесериала «Бригада», на свадьбах стало модно, друзьям жениха петь песни, разные там песни. Но! Но, мы пошли дальше. Мы не будем петь песню жениху и невесте. Вместо этого на сцену выйдет сам жених, – Коля выпучил глаза. – Николай, ну что же вы сидите, спойте нам серенаду! Выходим, выходим!
Коля вышел и прошептал:
- Вы чего, офигели? Предупредить не могли?
- Ничего, справишься, – похлопал его по плечу Витя.
 Витя подвёл Колю к инструментам, надел на него гитару, не новую, ту, на которой музыкант играл.
- Давай, Колян, нашу: Грешным делом, грешным делом бегемоты! Ну, а девушки? А девушки потом! – пропел Юра.
 Коля немного настроил инструмент:
- Ладно, вы хочите песен? Их есть у меня. Извините, я сегодня слегка не в голосе, поэтому – спокойная. Эта моя любимая песня, она посвящается девушке, которую я люблю.
 Коля заиграл и хрипло запел, песню группы «ДДТ» – «Наполним небо добротой».
 Песня сама по себе тихая и спокойная, поэтому многие пары встали с мест и принялись танцевать медленный танец. Слава пригласил Вику, та согласилась, Зураб соответственно – Юлю. Они закружились по залу.
 Коля играл, а глаза его и мысли были устремлены на жену, она тоже неотрывно смотрела на него.
 Витя попытался обнять Наташу, та отшатнулась и ушла курить, Витя поиграл желваками, налил вина и выпил, до этого он почти не пил.
 Потанцевав на улицу, вышли Зураб, Света с мужем и Юра. Слава с Викой сразу прошмыгнули за угол. Слава тут же на неё набросился, стал целовать, она отдышалась и спросила:
- Ну и как дальше будем?
- Я твой телефон запишу, – снова припал к её губам Слава.
Вдруг она немного отстранилась от него:
- Надеюсь, ты милиционер, а это у тебя табельное оружие. – Указывала она вниз, в область ремня.
- Я тебе потом покажу, что это.
 Ребята стояли, курили, смеялись, вдруг за углом раздался такой звук, как будто кому-то дали пощёчину. Затем оттуда выбежала Вика. Чуть позже, держась за покрасневшую щеку, вышел Слава.
- Чо, Ося, облом? – ехидно сощурилась Ресничкина.
- Болезнь называется ОРВ. Что в переводе означает – Очень Резко Встал.
 На улицу выбежал Осокин-старший, с камерой, стал брать у всех интервью. Хотя Света по началу утверждала, что никакого «интервью» у неё нет. Они все встали перед объективом. Слово взял Юра:
- Желаем молодожёнам, дорогим Коле и Оксане, счастья…
- Такого же, как у нас, – перебила Света.
- Да. Счастья, любви, детей побольше, мальчика, самурая и двух дочерей красавиц…
- И удачи, удачи, удачи! – на этот раз перебил Слава.
- И самое главное – ГОРЬКО!!! – заорали они все хором.
Когда запись окончили к Осокину-старшему, подошёл Юра:
- Дядя Валер, а можно потом с записи фотографий наделать?
- Тебе всё можно! – ответил за отца Слава и пробежал в ресторан.
 В ресторане веселье нарастало всё сильнее. Покрышкин уже напился и лез ко всем с предложением выпить, все естественно отказывались. Он подошёл к Вите, нахамил, тот встал, подозвал, пришедшего уже Осокина-старшего:
- Дядя Валер, снимите это, чтоб ему потом стыдно было, – Витя открыл бутылку водки, разлил себе и Лёве, выпили, всё это снимал Осокин. Лёве стало плохо, и он побежал в туалет. Витя довольно улыбнулся, передал привет в камеру Коле и Оксане и отправился искать Наташу.
 Славу, когда он проходил мимо барной стойки, подозвал Парфёнов-старший:
- Пс, Славик, путь сюды, – Осокин подошёл.
- Ва-си-ли-са, – склонив голову, на плечо, по слогам прочёл, на карточке, имя девушки Андрей Парфёнов. – Будьте добры нам грамм по пятьдесят коньячку, Славик, коньяк будешь?
- А то нет! – Осокин никогда не отказывался и впредь не собирался.
Василиса налила им коньяк, Парфёнов заплатил.
- Ну, Слава, давай за молодых! Чтоб им сладко елось и пилось, чтоб хотелось и моглось!
- Давайте, дядя Андрей!
Они выпили.
- Так, пойду к Максимовым, с ними поговорим, – проговорил Парфёнов и ушёл к новым родственникам, которые как раз разговаривали с его женой.
 Все танцевали, под Верку Сердючку, особенно отличался Зураб, который отплясывал в образовавшемся кругу из гостей с бабушкой Коли лезгинку, вернее он отплясывал, а бабушка смотрела и хлопала ив ладони.
 Витя, наконец, нашёл Наташу, силой оттащил её от подруг в угол зала:
- Ты чего так себя ведёшь?
- А ты чего на меня орёшь?
- Слу-ушай, Наташ, не совершай половой акт с моими мозгами! Я не пью, не пристаю ни к кому, в чём дело? – Витя был весь на нервах и честно говоря, его уже достала вся эта девчачья истерика Бубенцовой, всё время она моменты выбирает, для выяснения отношений, мягко говоря – неудачные. Не сказать ещё хуже. По чесноку, если, она и сама бы не смогла объяснить своё поведение, поводов Витя действительно не давал, но что-то её коробило. Душа скандала просит. Такое бывает. К сожалению частенько.
- Сам подумай, раз такой умный, – она попыталась отойти, но Витя крепко взял её за руку. – Отпусти, больно! – зло сказала Наташа. – Витя отпустил, Наташа, гордо подняв голову держа спину прямо и покачивая бедрами, пошла по залу к столу. Витя дернулся было, за ней, но остановился и стал наблюдать, что она будет делать дальше. А главное – с кем.
 Заиграл медленный танец, стали образовываться пары, Наташа подошла к сидящему, без дела, Колобкову. Тот видел все их баталии и поэтому напрягся.
- Юра, потанцуем? – спросила она, обольстительно улыбаясь.
- Наташ, Витя мой друг, – глядя ей в глаза, ответил Юра.
 Витю он не боялся, просто, действительно не мог танцевать с девушкой друга, тем более после их ссоры, это было бы подло, с его стороны. Хуже всего, когда тебе твой друг, таким образом, плюёт тебе в спину.
- Я тоже твоя подруга, сделай девушке приятно, – продолжала она.
- Не могу. – Твёрдо ответил он.
- Ну, как знаешь, помни, ты много потерял, – пророчески сказала она, затем шлёпнула его по плечу, Юра только хмыкнул.
 Она подошла к Осокину, стоящему у стойки бара. Осокин пытался прочитать меню, взгляд у Славы был не совсем трезвый, вернее совсем не трезвый.
- Ося, потанцуем?
Слава оглядел её с ног до головы, плотоядно улыбнулся и согласился:
- А почему нет?
 Они, взявшись за руки, вышли в центр танцующих, так, чтобы их было хорошо видно с места Счастливчикова, обнялись и начали танец. Юра покачал головой, Витя сжал кулаки и вернулся на своё место. Когда он сел на стул, к нему наклонился Парфёнов-старший, младший-то уже никого и ничего не замечал, кроме жены.
- Витёк, любовь, она же, как грядка помидор … Кстати, зря не записываешь…
- Спасибо, дядя Андрей, я сам разберусь.
 Они танцевали, Слава шарил по её телу, рука поползла в вырез на спине и ниже, под тонкую ткань нижнего белья, хорошо, этого никто не заметил, она убрала его руку:
- Не сейчас, – прошептала она.
- Понял, не дурак, – хрипло ответил он. Музыка прекратилась, они вернулись на свои места.
 Юра показал Славе кулак, Слава на него махнул рукой.
Витя вышел в центр зала:
- Просим молодых ко мне, – он поставил стул и стал ждать, когда Оксана и Коля подойдут.
 Парфёнов, честно говоря, уже достаточно сильно устал, ему стало всё это надоедать, он хотел сейчас поскорее добраться до дома и прилечь, слишком много энергии он потратил сегодня. Оксана же, наоборот, улыбалась и веселилась за них обоих, казалось, что она совсем не устала и не вымоталась всеми этими походами, переносами через мост и так далее.
 Сейчас настанет тот момент, когда невеста будет кидать букет, а жених подвязку невесты.
- Девушки, все незамужние и свободные, просим сюда, – Витя указал рукой на пространство за собой.
 Свободные, а их было достаточно много, быстренько подтянулись Счастливчикову за спину и стали ждать. Коля попросил Оксану закрыть глаза, взял её за плечи и стал крутить вокруг своей оси, наконец, он успокоился, Оксана перестала кружиться и бросила букет за спину. Девушки прыгнули, завизжали, но случилась, гм, неприятность – букет попал на стену, слева от девушек и застрял на занавеске. Вот так Парфёнов перестарался.
- Ой, дура-ак! – хлопнул себя по лбу Парфёнов-старший.
 Витя быстренько подпрыгнул и сбил букет. Всё повторилось, но с более удачные финалом. Букет поймала, не напрягаясь – Наташа Бубенцова. Правда, показалось, что ни она, ни Витя этому не обрадовались. Парфёнов залез под платье Оксаны, под одобрительные крики, конечно. Она поставила ногу ему на колено. Он зубами снял с ноги Оксаны подвязку, повернулся спиной к парням, место среди них занял и Витя, а микрофон взял Парфёнов-старший. Коля закрыл глаза и бросил подвязку через плечо. Ребята с криком: «Дураков нет!» разбежались вправо и влево, а стоять остался один лишь Колобков. Он собственно подвязку и поймал, потом, правда, долго отнекивался, но ему это не помогло, перекидывать не стали. Итак, по всему получается, что следующими свадьбу играют Юра и Наташа. Посмотрим, будет ли так…
 Ещё попили, потанцевали, повеселились. В зал втащили здоровенный торт, с фигурками жениха и невесты на верху. По традиции, его кусочки будут покупаться гостями, по принципу аукциона, то есть, кто больше заплатит, хотя, в принципе, торта хватило бы на всех. Торт вытащили Счастливчиков и Никитин.
- Так, ночной дозор, всем выйти из сумрака, как говаривал Костя Хабенский, просим молодых к нам. Значит так, – продолжил Витя, когда молодые вышли в зал. – Дорогие гости и однополчане, сейчас вы будете подходить, и покупать этот замечательный тортик у наших новобрачных, кто, сколько может и кому, сколько не жалко. О’кей? Договорились? Поехали!
 Люди подходили, платили деньги, Оксана отрезала кусок, за куском и отдавала подходящим. Играла приятная музыка. Через некоторое время торт был раскуплен, все были довольны.
 Молодым уже нужно было уезжать, Парфёнов-старший подошёл к Зурабу, который о чём-то говорил с Юлей.
- Зураб, ты у нас оперуполномоченный по салютам? – спросил Парфёнов.
- Да, – коротко ответил Джубадзе.
- Тогда айда на улицу, готовить их будем.
 Они вышли на улицу. Юра вызывал такси для новобрачных. Темнело, салют получится отличным.
Слово взял Витя:
- Дорогие родственники и все остальные, сейчас мы проводим наших новобрачных домой, а потом прошу всех обратно в ресторан, времени ещё много осталось, а пока все на улицу.
 Все высыпали на улицу, где уже всё было готово, для торжественных проводов. Парфёнов-старший, что-то нажал и в ночное небо взлетели ракеты. Было очень красиво, смотреть на замысловатые изображения на ночном небе. Коля и Оксана стояли обнявшись. Представление длилось около шести минут, всё это время люди хлопали, свистели и кричали. Слава, Юра и Зураб смотря на небо, надели солнечные очки, так, по их замыслу, должно было быть лучше видно.
 Затем подъехало такси, ребята сказали, что подарки отвезут домой родителям. Когда такси с Колей и Оксаной отъезжало от ресторана, все снова захлопали и закричали.
 Все родственники вернулись в ресторан, так как осталось ещё почти два часа, а молодёжь стала собираться, кто куда, многие собирались идти продолжать праздновать в «Патриот», кстати, не далеко, правда некоторым девушкам нужно было переодеться. Наташа была среди них. Витя попытался её проводить, но она взяла под руку, стоящего рядом Осокина и они вдвоём пошли по парку. Витя немного постоял, к нему подошёл Юра:
- Витёк, не волновайся, перемелется, мука будет.
- В смысле?
- Ну, поговорка есть такая, она означает, что всё нормально будет.
- А-а, понял. Ну, сука. Ладно, Юрик, пошли, нажрёмся. Хер с ними, с убогими, я с ней завтра поговорю, – они ушли в клуб.
- Вить, он ей не нужен, – сказал Юра другу.
- Знаю, но от этого не легче…
 Наташа и Слава подошли к её подъезду, всю дорогу они молчали, Наташе не хотелось говорить, а Славе хотелось, но не говорить. У подъезда Слава прижал её к стене, благо темно, начал целовать, она не возражала, но когда он спросил, тяжело дыша от возбуждения:
- Поднимемся? Или, может ко мне?
 Она отстранила его от себя и, поглаживая по голове, как маленького ребёнка, начала объяснять:
- Слушай, Ося, ну зачем всё это? В «Патриот» я сегодня не пойду, голова болит. Ты, извини, я тебя позвала, чтобы Счастливчикова позлить. Давай, оставим всё, как было. Ладно?
 Слава прикусил губу, опустил голову, немного помолчал, потом снова поднял голову, провёл рукой по её волосам, убрав с глаз локон:
- Понял, не дурак, дурак бы не понял и переспросил, – Осокин развернулся на каблуках и пошёл прочь.
 Не увидел, как она странно улыбнулась, покачала головой и зашла в подъезд.
 Назад к друзьям ему смысла не было идти, он боялся думать, о том, что будет завтра. Он видел Витин взгляд и только сейчас понял, что натварил сегодня, именно – натварил, потому, что такое могла сделать только – тварь. То есть – он.
 Слава купил бутылку пива, сел на лавочку, прикурил, начал пить и думать. Наверное, никогда так много не думал, а думать было о чём, надо будет завтра разобраться с этой непоняткой, с Витьком и Натахой, втроём. Сесть и поговорить, хотя он здесь вообще причём? Его же, как прокладку использовали и выкинули, за ненадобностью.
 «Ну, сука. Хотя и я тоже ничем не лучше, как повёлся-то, ведь предупреждал Юстас, подмигивал. Нужно было самому додуматься, зачем она ко мне подкатила. Раньше такого, вроде, за ней не замечалось, да ещё и эта Вика, в общем, стечение обстоятельств и игра гормонов. А, ладно, завтра разберёмся. Нет. Коварная она какая! Как, где-то прочитал, недавно: Не всё то золото, что блестит, а женщина, есть сосуд дьявола. Вот так и дурят бабы простых пацанов, а они потом друг другу головы разбивают, а что завтра придётся, я уже не сомневаюсь. А теперь спать, спать, спать. Утро вечера – похмельнее» – думал Слава, допивая пиво. Он встал, отряхнул пепел с брюк и отправился домой.
 Вечер свадебного дня закончился, а как всё хорошо начиналось…
 
 Глава 6

 ДЕНЬ ВТОРОЙ

Брат не всегда друг,
А друг, всегда – брат…
 (не помню, кто сказал, точно не я)

 Коля проснулся рано, он аккуратно повернул голову направо, всё в порядке. Здесь. Оксана спала. Он лежал и любовался своей супругой: мелко подрагивающие брови, сопящий носик, манящие губы, острые ушки, правда их сейчас не видно было из-за волос, но он точно знал, что они там есть. Он поднял взгляд вверх, ещё немного полежал, мечтательно глядя в потолок, стараясь, как можно тише дышать, что бы, не дай бог не разбудить её. Они и раньше просыпались вместе, но сейчас он особенно беспокоился, за её сон. Мы в ответе за тех, кого приручили.
 Потом, аккуратно встал, застегнул на запястье браслет часов, натянул джинсы и футболку, на цыпочках вышел на кухню. На кухне Коля закурил и поставил на газ чайник. Пока чай кипятился, Коля курил и вспоминал вчерашний день. Время от времени улыбался. Попив чай, он встал из-за стола, натянул кроссовки и вышел на улицу, пробежался по городу, время раннее и поэтому цветочные киоски ещё были закрыты, Коля этого не учёл, когда выходил. Разозлился на цветочников, за то, что они не работают круглосуточно. Потом он вспомнил, что на рынке, бабушки занимают места, чуть ли не с вечера и помчался на рынок. Повезло, как раз перед ним располагалась одна старушенция с различными цветами, не розы конечно, но тоже сойдёт.
- Бабуль, почём гербарии? – немного нахально, вступил в беседу Парфёнов.
- Тебе какие, внучёк? – по старой одесской традиции, ответила вопросом на вопрос, бабушка.
- А, давайте все, за триста пятьдесят сговоримся? – спросил Коля, доставая кошелёк из заднего кармана джинсов.
- А то, как же, – обрадовалась бабушка. В большинстве случаев, она уходит с рынка, не продав и половины цветов. Сейчас у неё было примерно букетов пять, по полтиннику. Нормальная арифметика.
 Коля расплатился, сгрёб все цветы в охапку и помчался домой, перепутал и по привычке побежал к себе домой, на полпути одумался и ещё быстрее побежал к супруге. Вернувшись, Коля застал Оксану на кухне, она, что-то готовила. Он пал на колени и буквально осыпал Оксану лепестками и прочей флорой. Потом, сгрёб уже Оксану и понёс в комнату…
 Семейная жизнь четы Парфёновых началась неплохо.
 Витя проснулся с ужасной головной болью, они вчера оттянулись в «Патриоте», по полной программе, он компенсировал всё то, что не выпил в ресторане и добавил ещё пол-литра. На улице подрался, с каким-то чудиком, чудик, наверное, сейчас в больнице, а всё потому, что Витя случайно услышал, что этого чудика зовут – Слава. Не Осокин, конечно, но видимо теперь для Вити Счастливчикова имя «Слава», как для быка красная тряпка. Витя потянулся, ощупал лицо, нет, никаких повреждений нанесено не было. Потом встал, отжался тридцать раз, почувствовал себя лучше, теперь можно поесть и отправляться праздновать второй день. Чёрт с ними с Осокиными, Бубенцовыми. Главное – братан женился. Хотя Славе, пару раз по лицу съездить надо обязательно. Потом, вспомнив, что у него нет сигарет, а курить хотелось, аж до ломоты в суставах, он надел брюки и футболку надел тапки, вышел на балкон, сегодня он спал на диване в комнате с балконом, спокойно, как будто, так и надо, перекинул через периллу сначала одну ногу, потом вторую, посидел немного и спрыгнул. А чего вы испугались? Он же на первом этаже живёт, не на девятом.
 …Ему не привыкать, так спрыгивать, он так делал, когда не хотелось открывать дверь, пару лет назад с Витей произошёл забавный случай. Тоже лето было, Витя решил сходить в магазин, спрыгнул с балкона, в шортах и тапках, сбегал в ближайший продуктовый, купил всё, что нужно было, обратно решил зайти нормально, как все нормальные люди, но не тут то было, ключи остались в квартире, он про них совсем забыл, так есть хотелось. Что делать? Лезть тем же путём. Он забросил пакет с едой (благо ничего бьющегося не было), на балкон, уже почти залез, как вдруг его заметили, проходящие мимо, как всегда не вовремя, милиционеры. Они Витю аккуратно спустили на землю и препроводили в отделение, естессно вежливо, даже руки не заламывали. Все его отговорки, что это его квартира, они не приняли. Витя немного посидел в камере, совсем немного, пока наши стражи порядка во всём не разобрались. Когда его выпускали, даже не извинились…
 Витя мягко приземлился на землю, глубоко вдохнул и пошёл в сторону палатки. У палатки встретил соседа.
- О, здорова, Витёк, – сосед посмотрел на Витины ноги, – а ты чего в тапках?
- Да, так, были причины, – Витя поздоровался за руку с соседом. – Пачку «Мальборо», пожалуйста, – это он сказал уже в палатку.
 Витя закурил с блаженством и отправился домой, поесть надо…
 …Встретились на площади, старшие уже были на даче у Максимовых, со всем необходимым, для приготовления шашлыков. Ребятам нужно было, только купить выпивку, немного, ведь идут отдыхать.
- Ну, чего, братва, как отдохнули? – спросил Коля у подошедших Юры и Зураба.
- Да, нормално, толко голова болыт! – пожаловался Зураб.
- Ну, я думаю, пара ящиков пива вас вылечит, – засмеялся Коля, Зураб и Юра заулыбались.
 Шли медленно, смеялись, шутили, Витя сознательно не подходил к Наташе, которая шла с подругами, чуть отстав, от основной массы. Она тоже не шла на контакт.
- … плакал? – расспрашивал Зураба, Юра, который к слову плохо помнил подробности вчерашнего дня. Помнил, только, что какой-то конфликт был, а какой не помнил.
- Нэт, – индифферентно отвечал Зураб.
- П-п-песни, песни, песни пел? – не отставал Юра.
- Нэт.
- Берёзу, берёзу, берёзу во дворе грыз? – с надеждой продолжал Юра.
- Нэт, – уже злился Зураб.
- Ну, что могу сказать, мужики, праздник у вас не удался! – засмеялся Колобков.
 Путь до дачи Оксаны был не очень близкий, домик располагался в дачном посёлке, около Волги, так, что можно было и покупаться сегодня, погода, всё ещё была замечательной. Осокин шёл непривычно мрачный и угрюмый, когда они встречались на площади, он протянул руку Счастливчикову, но тот руку не пожал, более того, сделал вид, что вообще не знает Славу. «Так мне и надо» – подумал Осокин.
 Когда они пришли к месту назначения их встретили Парфёновы и Максимовы, все старшие. Шашлыки были уже почти готовы, Зураб тут же пристал с советами, как надо готовить, его внимательно выслушали, но сделали всё равно по-своему. Как говорится – послушай грузина и сделай всё наоборот. Из дома вытащили несколько (вернее, все, что были), стульев и табуреток. Многие девчонки, побежали на берег Волги купаться, к ним присоединился Зураб. Коля подошёл к Осокину, Парфёнов не был в курсе вчерашних событий, поэтому не понимал, почему Слава такой убитый и молчаливый, обычно ведь его не заткнешь, попытался завести разговор, но Осокин отвечал односложно и пил уже третью бутылку, была опасность, что он напьётся уже через полчаса.
 Андрей Дмитриевич и Владимир Иванович стояли около забора и в тайне от супруг курили. В тайне из-за того, что оба обещали бросить и даже бросили, правда, ненадолго. Андрей Парфёнов затянулся и вытер платочком пот со лба.
- Что, нехорошо? – спросил Максимов с улыбкой.
- Да, связался вчера с молодёжью, все соки выпили у меня выпили.
- В смысле, всю водку? – сощурился язвительно Максимов.
- Ну да, водку. А я что сказал?
 Осокин отошёл от Парфёнова, разглядел за кустами Наташу, та сидела на травке и разглядывала листы смородины.
Он подошёл, спросил:
- Поговорим?
- Можно. Садись.
 Слава сел, в опасной близости от Наташи, понял это, после её красноречивого взгляда, немного отодвинулся, смущённо.
- Слушай, Наташ, я вчера выпивши был. Ты, тоже на взводе, давай замнём, для ясности. В смысле с Витьком поговорим, втроём, а то, что вы как нелюди, в самом деле?
- Боишься? – сощурилась она.
- Я? Витька? Да нет. Я вообще боюсь только трёх вещей. – Витю он действительно не боялся, он его глубоко уважал, а это разные вещи.
- Да? Каких?
- Если презерватив порвётся, если в магазин водку не привезут…
- Ну, а третья?
- Третья? Это ряженые.
- Ряженые? – сдерживая смех, спросила Наташа.
- Ну, которые на ярмарках в медведей, там, в козлов, переодеваются, это же страшные люди!
 Наташа засмеялась, всплеснула руками, их руки на секунду соприкоснулись, в этот момент Их, и застал Витя, который как раз остыл, под влиянием холодной воды из Волги и пива из бутылки, переосмыслил всё и шёл мириться с обоими.
 Витя, увидев такую картину: смеющаяся парочка, которая к тому же держится за руки, застыл, у него дёрнулся уголок глаза, он дёрнул шеей, как штабс-капитан Овечкин из «Неуловимых мстителей». В голове всё перемешалось. Это была последняя капля. Он присел около замолчавшей пары на корточки:
- Пойдём, покалякаем, – обратился он к Славе, глядя ему в глаза.
 Слава, уловив интонацию, незаметно снял часы, положил их на траву (жалко, CASIO – 1000 руб.), оставил там же бутылку пива, поднялся.
- Пойдём.
 Наташа сидела и молчала, когда они ушли, она улыбнулась, кажется её эта ситуация даже забавляла. Она вообще любила, когда из-за неё мужики дерутся. Были случаи. Они ушли. Спустились по склону, к берегу Волги, зашли за небольшую рощу, чтоб никто не видел, шли молча, руки в карманах. Остановились у дерева.
- Вить, давай спокойно поговорим, – сказал тихо и немного устало Осокин. – Это не то, что ты думаешь.
- Конечно не то, – с этими словами Счастливчиков ударил Осокина правым хуком, тот склонился, взявшись за лицо. Витя предусмотрительно снял печатку с пальца. Осокин успел немного увернуться, поэтому Витя попал по губе, а не по носу, куда целился, если бы попал в нос, перелом и обморок обеспечен. Это был его коронный удар, на ринге многих соперников им уложил, да и не только на ринге, но, увидев, что не попал в цель, Витя не стал сразу добивать, он хотел поиграть.
- Ну, чего? Как она в койке-то? А? Понравилось? – говорил Витя, поигрывая мускулами.
 Менее мускулистый Осокин, убрал руку от разбитой губы, сплюнул, в голове промелькнула мысль, что не всю реакцию пропил.
 У Славы не было никаких навыков в области боевых искусств, драться он учился во дворах, на дискотеках и прочих злачных местах, а потому Осокин относился к категории пацанов, которые для первого удара выбирают следующие точки: «солнышко», кадык, глаза, уши, колено и естессно – пах. Некрасиво, но эффективно.
- Что же вы все меня по лицу-то бьёте? – тихо проговорил Слава, затем быстро, даже сам удивился, выпрямился и ударил Витю ногой в солнечное сплетение…
 Это всё увидела, проходящая мимо Света, она тут же всё сообразила и побежала к людям.
 Коля стоял с Зурабом, они ели шашлыки и о чём-то мило беседовали, не подозревая, что друзья, там сейчас убиваются.
- Коля, Зураб, там ребята дерутся! – задыхаясь, проговорила Света.
- Ну, б…дь, называется: «Драку заказывали? Распишитесь». Зураб, Юра за мной, – молниеносно сообразил, кто дерётся Коля. Они побежали по склону.
 Известно, что самый лучший способ разнять двух дерущихся, это накостылять обоим. Так и решено было сделать. Они быстро нашли то место, застав ребят катающихся по земле и извергающих страшные проклятья в адрес друг друга.
 Коля и Юра бросились на Витю, тут больше народу и силы нужно, а Зураб оттаскивал Осокина.
- А ну, разошлись, а то обоих замочим! – крикнул Парфёнов, оттаскивая Витю.
 Наконец их подняли, немного успокоили.
- Чего за ботва? – спросил у Вити Парфёнов.
- А ты не знаешь? – огрызнулся тот.
- Не знаю, просвети!
- Натаху он у меня уводит! – крикнул Витя, так как будто Парфёнов стоял за километр от него.
- Это правда? – повернулся Коля к Осокину.
- Тут ситуация сложная… – Осокин не успел договорить.
- Я тебе, сейчас покажу ситуацию! – вновь бросился в драку Витя. Его остановили.
- Так, этого уводим, Слав постой тут, сейчас поговорим.
- Да пошёл он! – крикнул Витя, уже на склоне.
 Когда они остались вдвоём, Коля прикурил и ещё раз спросил:
- Это правда?
- Это наши с ним тёрки! – непонятно почему, пошёл на конфликт Слава, сам этого не хотел, но пошёл, видимо запал драки ещё не прошёл.
- Не, брата. Это общие проблемы, раз вы на моей свадьбе махалово устроили, – сощурился Коля.
- Мы сами разберёмся, без твоего умного совета.
- Ты чего хамишь? Хочешь, чтоб я тоже тебе навалял? – продолжал спокойно говорить Коля.
- Рискни здоровьем! – они уже встали в позу, но Слава одумался, он взял Колю за плече. – Прости, брат, пойду я, наверное, лишний я здесь, всегда я лишний. Только часы заберу и пойду. Не останавливай меня, подумать мне надо, – он поплёлся вверх по склону, то и дело сплёвывая кровь с рассечённой губы.
 Парфёнов снова закурил, хотел что-то крикнуть Осокину, но передумал и вместо этого поплёлся к воде. У воды он остановился, огляделся, снял рубашку, джинсы и прыгнул в воду. Проплыв метров сорок он ушёл под воду, потом вынырнул и поплыл обратно к берегу.
 Зачем он всё это делал? Наверное, он и сам бы не смог это объяснить. Он чувствовал, что скоро наступят перемены в их жизни, причём – не в лучшую сторону. Выйдя на берег, он не одеваясь, постоял, покурил, затем повернулся к воде, кинул камушек и долго смотрел на круги, расходящиеся по воде…
 

Глава 7

 РАЗГОВОР

«Жизнь, она как шахматы –
в ней тоже трагедия одного темпа…
Нам бы ещё пару раз походить –
да нету времени…»
 («Тульский – Токарев», А. Константинов)

Осень. Сентябрь. 2004 год.
 Впервые, после того случая, они встретились в начале сентября, Слава даже не был на дне рождении у Коли, в отличие от Наташи и Вити, которые, к слову, так и не помирились и сидели на празднике злые и надутые. Они просто гуляли по городу, по одиночке, в субботу.
 Витя и Слава шли навстречу друг другу, склонив головы. Встретились посередине тротуара. Постояли. Помолчали, глядя в глаза, друг другу. Оба как-то повзрослели (или – постарели). Внешне это было заметно мало, а вот внутренне они изменились очень сильно. Неизвестно в какую из сторон. Ещё их выдавал взгляд. Взгляд очень взрослых людей. Мимо проходили люди, они их не замечали. Потом, не сговариваясь, побрели вместе к палатке. Так же, не сговариваясь, купили по бутылке пива и прошли в какой-то двор. Сели на лавочку, открыли пиво. Пили, молча. Оба понимали, что разговор необходим и что разговор этот будет не из разряда «Скажи-ка, дядя, ведь не даром…» Разговор будет серьёзнее и обстоятельнее, возможно – с необратимыми последствиями. Оба этих последствий боялись, хоть и не признавались себе в этом. Никто не решался начать первым. Наконец Витя глубоко вздохнул:
- Ну, чего? Как жить-то дальше будем? – пронзительно посмотрел на Осокина.
Слава, отхлебнул (много) из бутылки, немного помолчал:
- Как раньше.
- Думаешь получиться?
- А, думаешь, нет? Чо изменилось-то?
- Не понимаешь?
- Не до конца, – ответил Слава, хотя всё он понимал.
 Витя помолчал, вздохнул:
- Та-ак, с пивом здесь не разобраться.
 Они одновременно встали с лавки, синхронно выкинули в кусты бутылки, между прочим, у нас, тьфу, у них, было больше половины у каждого. Молча пошли к магазину. Пока они шли их увидела Света Ресничкина, она спряталась за торговую палатку, набрала на мобильном Наташу:
- Наташ, они вместе!
- Ну и что? – ответила Наташа и перевернула очередную страницу какого-то журнала.
 Ребята зашли в магазин, купили 0,7 водки, полтора литра лимонада (иностранного), пакетик сухариков и три (три!), стаканчика. Пошли в лес за больницей. Мимо шёл Юра, когда он их вместе увидел, чуть не «обалдел», посередине дороги.
- Секундантом будешь! – твёрдо сказал Витя.
 Втроём они прошли в лес, по дороге не проронив ни слова, нашли удобную лавочку, разложились. Слава и Витя разлили по первой. Юре не наливали, должен быть трезвым, чтобы судить. Пили молча. Выпили ещё по три раза, снова молча, они просто стояли и смотрели в глаза друг другу, Юра только поворачивал голову от одного к другому.
- Ну, чего? – спросил Витя.
- Чего?
- Какого х…я к моей бабе лез?
- Во-первых, не бабе. Во-вторых, она сказала, что вы расстались.
- А у меня ты спросил?
- А я взрослый мальчик и свои сексуальные проблемы могу сам решать, без твоего совета.
 Они зло смотрели друг другу в глаза. Во взглядах были все их чувства, ведь иногда взгляд – важнее слов.
- Не, Юрик, нормально? Она мне говорит: «может нам расстаться?», а я думаю, что это х…ня, с ней и раньше бывало, а она сразу к Славе в ширинку плакаться.
- У нас ничего не было! – сказал Слава, он понимал – мира не будет.
- Вы вместе из ресторана ушли! И потом, на даче! – кричал Витя, сверля Славу взглядом.
- Я с ней не спал! – крикнул Слава.
- А я не знаю! – снова закричал Витя.
Они разлили, по полстакана, выпили. В разговор вступил Юра:
- Пацаны, ну вы чего? Из-за дырки ссоритесь, западло! Мы же с первого класса вместе, почти как «Бригада».
- Да, я с ним теперь, на одном поле, нужду справлять не сяду! – орал Витя.
- Витёк, мы же братья… – взмолился Юра.
- Вот именно! – водка кончилась, оба стояли пьяные, плохо соображали. – У меня было четыре брата, теперь осталось три, – Витя показывал три пальца, с начало Юре, потом Славе. – Эта крыса у меня девчонку увела! Может, я на ней жениться хотел!
 Слава, чуть не бросился на Витю, за «крысу», тот уже встал в позу (боксёр, ничего не скажешь). Их остановил Юра.
- Да, вы чо, мудаки! Вы же сто лет знакомы, столько выпили вместе, столько пережили! Вы же одну песню петь любили!
- Вот именно, Юрик, вот именно! А если бы я нёс патроны? Он же мне в спину плюнул, я его братом считал! – Витя сжимал и разжимал кулаки.
 Слава молчал, смотрел в землю, открывал рот, потом снова закрывал. Ему хотелось, что-то сказать, но нечего было. Витя был прав. На сто процентов.
- Да, пошёл он! – Витя махнул рукой и пошёл прочь, его догонял Юра. Слава остался стоять на месте.
 Им обоим и Славе и Вите больше всего хотелось, сейчас послать всё, обняться и назвать друг друга братьями. Но эта грёбаная (без «гр») гордость, не давала этого сделать. Один считал себя преданным и оскорбленным, второй считал себя не виноватым и несправедливо гонимым. Никто даже, почему-то, не задумывался о Наташе, ни разу не спросили её мнение, почему она так поступила? Вот это задачка, для дураков.
 …Они ушли. Зашли за больницу, Юра остановил Счастливчикова, у него ещё была надежда:
- Витёк, я понимаю, мы все характерные, все хотим принципиальными быть, но ведь баб много! Друг, я имею в виду настоящий, брат – он один, ну или как у нас – четверо. Слава – он ведь человек такой, его понять надо, он ведь блаженный, неадекватный.
- Меня. Меня, Юра, кто поймёт, Мэри Поппинс? И вообще, может, я пожалею об этом, лет через пять, десять, двадцать. Б…дь, да я через пять минут пожалею, но я тебе говорю, я с ним никаких дел иметь не хочу. Всё. Базар окончен.
 Счастливчиков развернулся и неуверенной походкой пошёл в направлении своего дома.
- Витя, ты мосты сжигаешь! – крикнул Колобков.
 Счастливчиков, не поворачиваясь, крикнул:
- Да и х…й с ними!
 Юра бессильно опустил руки. Оба – ослы упёртые, он-то сам, как и все остальные, ничью сторону не принимал, был уверен, что Наташа во всём виновата, но им естественно этого не говорил, он просто хотел, чтобы всё было как раньше. По пути домой он вспоминал свадебное утро, как всё было хорошо, вспомнил ещё много дней проведённых вместе с друзьями, потом он резко поменял траекторию движения и отправился к Бубенцовой домой. По пути набрал номер её мобильного телефона, она ответила быстро. Он договорился с ней, что сейчас к ней зайдёт. Он хотел её уговорить помирить Витю и Славу.
 Он не понимал, что дело уже не только в Натахе, это было уже много серьёзнее. Столкновение амбиций, двух ещё не совсем взрослых, но не по детски упёртых и принципиальных людей. Людей, чью энергию и принципы, да на мирные бы цели…
 Ведь часто получается, что во время решения какой либо конфликтной ситуации, сама ситуация уходит на второй план (как произошло в данном случае), а на первый план выходят все ранние конфликты и несогласия. Так и сейчас инцидент с Бубенцовой стал скорее поводом для конфликта, чем его причиной. Разногласия были давно, но они оба боялись себе (и другим) в этом признаваться. Слишком они были разные. Параллельно разные. К тому же Осокин, тем самым свадебным вечером, вдруг понял, что у него никогда не будет такой красивой девушки как Наташа или скажем Оксана, тут в памяти и прошлые неудачи выплыли: Ира, Инесса и другие, коих было не мало.
 Получив отказ от Бубенцовой, у Славы (он сам даже испугался), вновь проснулось то чувство, которое он старательно в себе давил. Чувство изначально тёплое и светлое, сейчас переросло в тёмное и злое. Что самое страшное – это чувство распространялось и на остальных членов его «семьи». Он испугался…
 Юра же искренне считал, что у него талант улаживать «семейные» (ведь они все давно были семьёй) конфликты, он вспомнил ссору, которая произошла за несколько дней до свадьбы Парфёнова. Тогда орали Наташа и Витя друг на друга в присутствии Юры, у Счастливчикова дома. Наташа в который раз крикнула, что «все мужики козлы», на что получила не менее сакраментальный ответ от Вити о том, что «все бабы суки», Юра же, цепляясь как утопающий за соломинку тихонько вскрикнул: «Значит, мы отлично друг другу подходим…» После испепеляющих взглядов, которыми его наградили Наташа и Витя, Юра невинно улыбнулся. Затем они все засмеялись, Наташа и Витя горячо целуясь, выпихнули его из квартиры, а Юра пошёл есть мороженное. Короче, примирение получилось гарным.
 Он надеялся, что примерно так же произойдёт и на этот раз.
 Он зашёл в подъезд, поднялся на этаж, позвонил в дверь, её открыла Наташа, в халате. В квартиру его она не впустила, а вместо этого спустилась с ним на один этаж, сощурилась и спросила:
- Ну?
 Юра по пути к Бубенцовой репетировал и подбирал нужные слова. Но теперь, увидев её – довольную и спокойную, он разозлился и начал более агрессивно, чем хотел, даже можно сказать – грубо начал:
 - Что ж ты, сука, делаешь? Двух лучших друзей стравила, как псов цепных? Довольна?
- Да, довольна, – невозмутимо ответила она. – Ты, Юрочка, сюда, зачем пришёл? Оскорблять меня? Так это ты зря, я ни в чём не виновата, они сами решили так разбираться. Что, опять морды друг другу набили? Так и правильно, умнее будут. Ты мне лучше скажи, они меня спросили? Хоть раз? Нет. Ни разу. Молчи. Я говорю. Тогда, на даче, драться пошли, меня спросили? Спросили бы, ничего бы не было. Сидели бы сейчас, пиво пили. А я не вещь, чтобы меня делить, таким образом! Я сама решаю с кем мне быть и когда. Да, я Осокина использовала и что? Был бы умным, не повёлся бы. Кобель, он и есть кобель. Вы мужики, считаете, что вы центр земли. Таки нет. Это не есть так. Так что всё, разговор окончен, – она поднялась по лестнице, на последней ступеньке обернулась, – кстати, увидишь Счастливчикова, передай, я беременна.
 Дверь захлопнулась, Юра открыл рот от удивления, затем сел на ступеньку, нервно закурил, помотал головой.
- Да-а, вот такая х…ня получилась, Юрий Сергеевич.
 Он немного покурил, уже забыл, что завтра в Москву, захотелось напиться. Но пить нельзя, надо проблему решать. Он вытащил мобильный, спускаясь по лестнице, набрал номер Зураба.
- Зура, ты чего делаешь? Прокатиться, не хочешь? Хорошим людям помочь. Да. Да. Бензин за мой счёт, отлично встречаемся около Бубенцовского дома…
 Слава немного постоял, глядя в одну точку, в голове всё перемешалось после этого разговора, глаза заволокла какая-то пелена или туман, не понятно. Затем он сел на лавочку, начал тереть ладонью левую часть груди, затем Осокин повалился на лавочку и замер…
 Витя, придя домой, вытащил на балкон кресло-качалку, поставил на пол двухлитровую бутылку пива, сел в кресло и стал листать альбом с фотографиями. Он листал страницы альбома, отпивал прямо из бутылки, смеялся, вспоминал моменты фотографирования: вот первый класс, вот пятый, вот поход какой-то, вот фотография, которую они помнили все, странный случай тогда получился.
… Это было давно, кажется уже в прошлой жизни, хотя конечно не в прошлой жизни, а в прошлом веке. Да. Да, именно в прошлом веке. Это было лето девяносто восьмого года. Они вчетвером отправились на берег Волги, купаться, взяли немного пивка, карты и ещё что-то. Расселись на лежаке, на травке, солнце палило нещадно, пиво быстро нагрелось и было неприятным, хотя, когда оно приятным бывает? Играли в карты, Слава отпивал больше всех и потому – сильнее и быстрее всех напился. Тем более солнце. Место они выбрали достаточно пустынное, кроме них тут сидели несколько девушек и мамаша с маленьким сыном. Коля один раз сфотографировал их, когда они играли, затем уже сам Парфёнов вместе со Славой и Витей позировали Колобкову, так, в общем, по очереди фотографировались, очередь дошла до Осокина. Тот, пока вставал с лежака, упал пару раз, наконец, его поставили и вручили в руки фотоаппарат. Два раза он путал кнопки, один раз сфотографировал (при чём талантливо) небо с птицами, один раз травку, наконец, когда Коля решил отобрать у него «мыльницу», Слава разозлился на недоверие и ушёл от них на свой собственный лежак. Остальные, немного его поругали и отвлеклись. Прошло минут сорок, Коля кимарил, на травке, накрыв лицо бейсболкой, а Колобков и Счастливчиков продолжали играть в карты. Пару раз Витя оборачивался, в первый раз он увидел, что Осокин лежит спокойно, второй раз Слава уже неуверенной походкой шёл к воде.
 Ребята были молодыми и пили ещё мало, поэтому считали, что предупреждение о том, что «купаться в пьяном виде опасно для жизни», не для них. Хотя и Витя и Юра и Коля понимали, что пока купаться не надо, хотя и пьяными они особенно не были. А вот Слава считал себя особенным и не считал себя пьяным. Поэтому попёрся в воду. Плавал он неплохо и решил переплыть Волгу. Зря. Не рассчитал силы и на середине стал просто барахтаться и захлёбываться, плюс ноги стало сводить. Раньше, пару дней назад, он это уже проделал, правда, в трезвом виде, поэтому и сейчас думал, что сможет. Не смог.
- Слушай, Витёк, где Осокин-то? – спросил Юра, после того как обернулся на Осокинский лежак.
- Те не по хер? – зло спросил Витя.
- Нет, я серьёзно, на лежаке вроде нету.
- Да, плавать он пошёл, небось, у берега на погружении лежит, пузыри пускает.
- Не-ет, да он на тот берег плывёт! Смотри! – вскочил Юра, Витя тоже повернулся и увидел барахтающегося Осокина. Осокин молотил руками по воде и видно было, что плыть он не может.
- Во мудак! – вскочил Витя. – Коляна буди! – с этими словами он бросился в воду.
- Колян, Колян! – тормошил Парфёнова Юра. – Рота подъём! Осокин тонет!
- Плохо читал наглядную агитацию: спасение утопающих, дело рук самих утопающих. – На автомате, сонным голосом, ответил Коля.
- Подъём я сказал, империя наносит ответный удар! – заорал Колобков.
На них уже стали оборачиваться девушки.
- Что?! – наконец проснувшись, вскочил Парфёнов. – Вы чо, бл…ь, окабанели!
 В это время Витя уже подплывал к тонущему и плохо соображающему Осокину. Витя обхватил Славу под подмышками и потянул его к берегу, тот в свою очередь, всячески ему в этом мешал, не осознанно, правда, он потом даже не мог вспомнить, что заставило его переться на противоположный берег. Как говорится: Редкий Осокин переплывёт Волгу, по-пьяни.
 Осокин продолжал орать, что-то нечленораздельное и молотить руками по воде и по Счастливчикову, даже поставил ему синяк. Уже ближе к берегу Славу принял Парфёнов, они вместе вытащили его на берег, после чего Витя, не без удовольствия, ударил Славу по животу коленом, затем положили его на траву. Вокруг столпились присутствующие люди. Витя перекрестился и стал оказывать первую помощь и искусственное дыхание. Громко матерясь и называя Славу – мудаком, не без основательно. После нескольких минут лечения, Осокин выплюнул воду и лёг неподвижно, уставившись оловянными глазами в небо и тяжело дыша.
- Ну! Скажи, что-нибудь! – орал на него Витя.
- Витёк, – Слава отдышался. – У тебя глаза голубые.
- Тьфу ты б…дь, живой! – схватил его Витя за плечи и начал трясти. – Ты чо творишь? Трюфель!
 Все вокруг смеялись и хлопали, причём не понятно кому.
- Скажите, секс! – смеясь, крикнул Коля, сидящим на траве, Славе и Вите. – Улыбаемся, сейчас вылетит птичка…
 На фотографии были крупно изображены он и Осокин, сидящие на траве: Слава – какой-то неестественно синий или бледный и он, орущий в объектив. Хорошая фотка. Она была гордостью всех ребят. Особенно Осокина.
… Уже по дороге домой, Слава отвёл Витю на приличное расстояние, от ребят, сжал его руку и глядя в глаза сказал:
- Ты… Мне… Сегодня жизнь спас, я этого никогда… не забуду! – звучало, может быть слишком громко и пафосно, зато искренне и в самую точку.
- Дай Бог, – ответил, обняв его за плечи, Счастливчиков…
 Витя вытащил фотографию из альбома и порвал её, аккуратно между собой и Славой.
- Плохая у тебя память, брат. – Тихо проговорил Витя, глядя в пустоту.
 Он всё для себя решил.

Вместо эпилога

- Молодой человек, молодой человек! – надрывался чей-то голос.
 Осокин открыл глаза. Стемнело. Всё было, будто в тумане, заболела голова. Перед ним стоял человек в милицейской форме, он протягивал руку, неподалёку стоял милицейский УАЗик.
- Угу, спасибо, – Слава пожал руку, поднялся и уже было пошёл прочь, ан нет, не тут-то было.
- Вы куда, молодой человек? Нам туда, – показывал мент на «бобик».
 Осокин, ничего не соображая, поплёлся в машину, его усадили на заднее сидение, в машине милиционеров было двое. Слава склонил голову к стеклу, машина тронулась с места. Минут через пятнадцать, Слава начал приходить в себя, едут они долго, а до отделения минут пять езды. Катают, что ли? Ощупал себя, мобильный на месте, это главное. Он полностью пришёл в себя, подтянулся к переднему сидению:
- Командир, может, договоримся?
- Каким образом? Деньги карман жгут? Может, ты нам шнурки купишь? – усмехнулся тот.
- Ну, как я понимаю, вы меня без заявы подняли, стало быть, об этом никто не знает. Так? Так. А я просто с работы шёл, устал, пива бутылку выпил, присел, закимарил, я же не мешал никому. Так? Так. Стало быть, повесить на меня нечего. Ну, договоримся?
- У тебя деньги-то есть, работник? – спросил водитель.
- Щас, поищу, пара сотен должна быть, – Слава полез в пиджак за кошельком (ранней осенью и поздней весной он обычно ходил в чёрном шерстяном пиджаке). Только бы были! А то ведь могли и ошмонать, пока спал. Нет, на месте. Он протянул две сотни, те их взяли, молча, затем остановили машину и выпустили его, так же молча. Слава захлопнул дверцу, тоже молча, за что благодарить-то?
- … И волю обрящет пленённый народ, – проговорил Слава, шёпотом. Действительно катали по кругу, ну и Бог с ними. Слава поёжился, засунул руки в карманы пиджака и поплёлся домой.
 Сзади скрипнули автомобильные тормоза, затем, хлопнула дверца и раздался крик:
- Осокин!
 Слава обернулся…

***
P. S.
 Огромное спасибо, за то, что дочитали до конца. Надеюсь, было интересно или хотя бы – познавательно. Ну, или хотя бы – как-нибудь. Так же надеюсь, что Вы не будете жалеть о проведённом за чтением этого произведения времени. Если что-то не понравилось, то городской суд мне судья. Тьфу-тьфу-тьфу и по дереву три раза.
 Неизвестно пока, как сложится судьба каждого из персонажей, да и не может быть известно. Как уже было сказано – жизнь штука непредсказуемая. Однако, мне очень хочется надеяться на позитив. Ведь судьба человека зависит только от него самого, в крайних случаях – от независящих от него обстоятельств. И каждый человек свою дорогу выбирает сам, а что в конце дороги той? Может и плаха с топорами, Бог его знает.
 Единственное, чего ещё хотелось бы, так это того, чтобы жизнь была прожита так, чтобы перед Богом (когда наступит время), не было бы стыдно, а перед чёртом не пришлось бы оправдываться. Но, не будем о грустном или о загробном, ведь это ещё не конец истории, это только её начало…
 
Россия. Московская область. Наукоград Дубна.
Август 2004 – май 2005.