Червень Артёма.
Потешное для русского уха украинское слово «червень» переводится просто – июнь. Июнь – первый месяц лета и погода июня, как и погода жизни, очень переменчива – иногда зной, иногда – слякоть. Это рассказ об Артёме. Он ничем особенным не отличался (ну, просто не успел) от остальных юношей и девушек своего возраста, населяющих Дубну. И возможно не заслужил рассказа о себе. Просто за 30 дней июня Артём прожил свою «микро жизнь» (хотя сам он тогда об этом не задумывался). Ему повезло прожить целую жизнь всего за месяц. Пережить то, что не все переживают за долгие годы. Не многим даётся такая возможность.
Принцип (лат. Principium начало, основание) – основное исходное положение какой либо теории, учения и т. д.; внутреннее убеждение человека, взгляд на вещи.
***
Не жалею, не зову, не плачу,
Всё пройдёт, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
(С. Есенин)
Дубна. Июнь. 2005 год.
11 июня. Суббота.
Студенческая страда. Сессия – именно этого слова боится всё население нашей страны, моложе двадцати пяти лет и старше семнадцати. За небольшим исключением, естественно, куда без исключений. Несмотря на то, что, на входе на этаж висит объявление, написанное с любовью и типографским шрифтом «Тихо! Идут экзамены!» в коридоре было достаточно шумно. Студенты кучкавались группами по интересам и возможностям. Все со смешанными чувствами смотрели на двери, за которыми происходила процедура аттестации того, что обычно называют – знаниями.
Дверь кабинета распахнулась из кабинета выскочил Артём. Он на ходу расстегнул две верхних пуговицы рубашки и сорвал с шеи удавку (чаще ошибочно именуемую – галстуком), затем он обернулся и крикнул, видимо в кабинет:
- Сука! – его крик затерялся в гуле разговоров студентов.
- Отлично. Планета прошла эволюцию от амёбы до обезьяны, от обезьяны до того, чем мы сейчас являемся и всё для того, чтобы один представитель семейства якобы гомосапиенсов в один прекрасный момент сказал «Сука». – К нему подскочил, уже всё сдавший, его кореш, Феликс.
- Я всегда говорю то, что думаю.
- Это правильная позиция, правда, не всегда. Иногда такая хрень в башку лезет, что хоть бей тревогу, зови пожарных! Чо сказал-то?
- Сказал, через два года придёшь, поговорим!
- Сука!
- Нет, Фил, ты понял? Коллега! Мне! – Артём схватил Феликса за ремень, потом снова повернулся к двери кабинета, дверь, правда, была оккупирована студентами и внутри врядли могли слышать, что он кричит. – Тамбовский волк тебе коллега! Я нарочно иду нечесаным! Понял! С головой как керосиновая лампа, на плечах!
Феликс за руку оттащил уже собиравшегося возвращаться и явно не с благими намерениями (ведь, как известно, благими намерениями вымощена дорога в Ад) Артёма. Тот помотал головой, взъерошил уложенные гелем волосы, затем глубоко вдохнул, успокаиваясь.
- Вот это верно, это правильно, нервы они, где хороши? Там где нет места здравому смыслу! А в нашем деле, что главное?
- Что?
- Чтобы не дуло! Пойдем, покурим.
Артём почесал затылок и согласился с доводами Феликса. Что толку вздыхать о том, что было. Прошлого не воротишь. Всё вышло, так, как вышло. Вышло, правда, не сильно кошерно. Перспектива пересдачи не выглядела реальной, так-как выходя (точнее – вылетая) из кабинета Артём не был вежлив и даже «до свидания» преподавателю не сказал. Наверное, где-то очень давно у него были предки англичане.
Они с преподавателем не сошлись во мнениях по поводу решения контрольных задач. Ответы, то есть – результаты были верными. Однако методу, которым Артём решил задачки, преподаватель их не обучал, это и было его доводом. Артём же знал, что в математике, как и в высшей математике вариантов решения, может быть много и единственно верного – нет. Так его учили его отец и дядя, оба учившиеся в МАИ и знавшие об МатАне и вообще, о высшей математике не понаслышке. Отец, например, гордился тем, что до сих пор помнил наизусть несколько страничек Кирпича (Кирпич – это знаменитый Маёвский учебник, тяжеленный такой). Это кстати было доводом Артёма. На что препод сказал:
- Не убедительно, коллега.
Артём, дёрнув щекой, ответил:
- Не вами наука писана!
- Два поставлю! – сделал контрвыпад препод.
- Ваше право! – пошёл на характер Артём. Он частенько выезжал на характере, но характер его частенько и подводил.
Препод стал ставить в зачётку пару (это была первая попытка сдачи экзамена Артёмом, обычно преподаватели не ставят два сразу, давая возможность нерадивому студенту осознать свою неправоту, подучить и пересдать, но наглое и беспардонное, по мнению препода, поведение Артёма говорило о том, что он не образумится и самое место ему в вооружённых силах Российской Федерации, сам-то препод никогда не служил) Артём развёл руками (надо сказать, что он всё же надеялся на то, что препод два не поставит, а назначит пересдачу, хотя маловероятно, что на ней Артём использовал бы метод преподавателя, гонор бы помешал), повернулся к сжавшимся за партами и слушавшим их с каким-то благоговейным ужасом (мол, как же так можно разговаривать с преподавателем! Он же царь и бог!) одногрупникам и сказал:
- И где же справедливость? Православные!
Эта насмешливая фраза и укоренила уверенность в своей правоте у преподавателя и он уже с чистой душой поставил таки «неуд». Он считал, что борзых щенков нужно учить, не понимая, что если и учить – то уж ни как не ему.
Они вышли на крыльцо Универа, спустились по лестнице вниз и поплелись по направлению к озеру. Артём подробно всё изложил другу, тот, помотав головой, сказал уверенно:
- Артемий, ты не прав. Препод же, как дитё малое, ему надо потакать и во всём с ним соглашаться! И вообще, преподаватель, как клиент – всегда прав!
- А правда-то у всех своя!
- Слушай, ну какая тебе разница, как решать? А? Ты что переломишься если его методом решишь?
- Принцип.
Они сели в беседки, закурили. Приятный ветерок, подувший с озера, шевелил волосы на голове Артёма. Феликс был рыжим. Но рыжим не огненно, а как бы это сказать, светло рыжим, даже больше на блондина походил. Он стригся коротко (не по причине своей рыжеватости, как раз наоборот – его девушка считала это даже очень, таким, сексуальным), но не тупо всё сбривал, ему говорили, что это типа модельная стрижка такая и он всегда за неё платил не меньше двухсот пятидесяти целковых. В ухе у него были две серьги, а на правой руке у него было наколото распятие. Он был высокого роста и спортивного телосложения. Вообще он был весь такой – модельный. Феликс всегда одевался по последней моде и покупал самые модные и дорогие мобильные телефоны. Феликс был, безусловно, породистее Артёма. Прозвище у него, естественно, было – Железный.
- Всё равно – не прав ты, Тёма, нельзя так…
- Не, понимаешь, Фил, если б я какое левое решение там взял, ваще из башки, тогда вопросов нет – пара и аты-баты, шли солдаты! Так ведь нет! Я же нормальное решение написал, я в учебнике его в каком-то видел, дядя мне его ещё показывал. Понимаешь? Я ж не виноват, что этот барчук научную литературу не читает, а считает себя хрен знает кем! Капица, бл…дь! Сборник задач составил – и уже себя козырем считает!
- Ну, у него там степень какая-то есть, в Москве учился…
- А по мне, так хоть в Чучундрии! А я чо при нём ниже ростом становлюсь! Я ж тебе сказал – ответы правильными были!
- Главное не победа, а участие, – осторожно сказал Феликс, намекая на то, что в математике (по крайней мере в Университете) основная вещь – это всё-таки само решение, то есть сам процесс, а не результат, хотя и результат тоже важен.
Артём скривился, как от зубной боли и ничего не ответил, он считал себя правым.
***
Артём Сергеевич Бутусов родился в 1984 году в городе Дубна. Учился он в двух школах №5 и №3. Где-то класса с восьмого пацаны стали называть его «Наутилус», хотя Жюля Верна он никогда не читал. Предпочитая другую литературу. На него очень повлияла книга Булгакова «Белая гвардия» прочитанная им в одиннадцатом классе. Благодаря ей, он многое понял о революции вообще и о Российской в частности. Сразу после выпускного, он покрестился. Тем же летом поступил в Дубненский Университет. Учился Артём хорошо, но без огонька. Не совсем на своём месте Артём себя чувствовал, и это жгло его изнутри. Иногда это жжение выражалось в крепких запоях. Артём был высокого роста, черноволосый. На голове, как и в душе, вечный творческий беспорядок. Он почти всегда носил чёрные и серые вещи, смотрел на собеседника, озорно щуря карие глаза, поочерёдно, то левый, то правый, на вопросы предпочитал отвечать вопросами, специально зля собеседника, таким образом, его прощупывая.
***
Квартира в доме по улице Пантыкорова, 22. Они поднялись на этаж впятером: Бутусов, Феликс с пассией и Серёга Шаталов со своей девушкой. Празднование сдачи экзамена должно было начаться в квартире Кирилла Маревича, затем продолжиться где-то в каком-то заведении. В каком именно – решение пока принято не было. К слову, Бутусов, был единственным из группы, кто не сдал экзамен. Артём позвонил в дверь и сказал шёпотом:
- Щас опять начнётся: Пароль? Кто такие? Почему без панамы?
За его спиной раздались тихие смешки. Тихие потому что Кирилл мог услышать. Из-за двери послышалось:
- Пароль? Кто такие? Почему без панамы?
Артём развёл руками, мол, что я говорил?
- Есть настроение устроить праздник и колыхнуть атмосферу. Пароль – трусы на голове! – скривившись, сказал Артём.
- Заходите! - дверь отворилась.
В квартире уже была куча народу, все поприветствовали вновь прибывших и опоздавших Артём, дабы колыхнуть атмосферу, взял гитару и спел:
Меня зовут – Артём Бутусов,
Мне это право, это право, всё равно!
Зато не обзывают – трупом,
Давным-давно, давным-давно, давным-давно!
Реакция на сей куплет была разной. Но равнодушным не остался никто. Дальше всё пошло по заранее накатанному (дедами и отцами) сценарию – пиво-водка-потанцуем и тд. Где-то в середине вечера Артём вышел на балкон, там стоял Славик. Славик с ними не учился, просто дружил. Славик и другой одногрупник – Витя – уже очень давно были в контрах. Как? Из-за чего? Из-за девушки, конечно. Хотя они не разговаривали, но всегда присутствовали на одних и тех же праздниках. Артём толкнул его в плечо и родил:
- Славик, вам нельзя ссориться, вы же почти тёзки!
- С какого перепугу? – поперхнулся дымом Славик.
- Ну, следи за моей мыслью. Ты Слава?
- Ну, – осторожно кивнул тот.
- Вот, он Витя, Виктор, значит.
- Ну, – не мог не согласиться с железобетонным аргументом Слава.
- Слава, по-английски – Виктория. Если сократить – Виктор? Вкуриваешь? Он Виктор и ты вроде как Виктор. Понял? То есть вам ссориться не с руки. Против языков не попрёшь!
- Круто, – Кивнул Славик. – Только, Слава, по-английски – Глория.
- Да? – расстроился Артём.
- Да. Trust me. Я на этом собаку съел.
- Жаль, стройная была версия. Красивая. Ну, тогда просто идите – нажритесь в муку, морды друг другу набейте и всё – завтра снова Вась-Вась!
- Мысль хоть и не свежая, но интересная, я пошёл.
Артём балагурил и развлекал восемнадцать человек, пел какие-то куплеты, рассказывал бородатые и не очень хохмы, естественно подпитывал колыхание атмосферы изрядным количеством алкоголя (а без него родимого веселящему всех человеку никак). В общем куражил как мог. А иначе для чего он здесь? Для этого. Он везде для этого. Потом он предлагал пойти покурить «по-нашему, по-бразильски!» (цитата из к\ф. «Здравствуйте, я ваша тётя») Все согласились. Конец вечера он запомнил плохо, помнил только, что обнимавшиеся Славик и Витёк (оба с фениками, у одного под правым глазом, у другого под левым) препирались по какому-то поводу:
- А что на это скажет рабочий класс? – еле ворочал языком Витя.
- Рабочий класс скажет – борща! – вторил ему Славик.
- Мысль интересная! – присоединился к их учёной дискуссии Шаталов. – Господа, оформите в бокалы!
Ближе к двенадцати вся толпа вывалилась из подъезда на улицу по направлению «куда-нибудь», напевая:
Крутится-вертится шар голубой,
Крутится-вертится над головой!
Крутится-вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню, хочет!
Текст переврали, зато смысл передали верно.
***
12 июня. Воскресение.
Артём отлепил голову от подушки. Открыл глаза. Зря. Комната напоминала поле битвы, да ещё и кружилась (зараза!). Он скривился и закрыл глаза. Так спокойнее. На кухне кто-то гремел чем-то. «Всё берите! Только Крест Святого Георгия не трогайте!» - лениво подумал мозг Артёма. Он снова открыл глаза, встал с кровати, пошатываясь. Огляделся – пиджак и рубашка валялись на полу, а брюки были аккуратно сложены и лежали на кресле.
- Благородно, – сказал Артём и отправился на кухню. Интересно всё-таки, кто там? На кухне были не воры, там была… там была… «Блин, как же её зовут?» – подумал Артём. Он её вспомнил, хотя и не сразу она была одной из тех малолеток, которых они с Шаталовым вчера сняли, где-то. Так и не вспомнив имени, Артём решил использовать различные прилагательные:
- Красавица, доброе утро.
- Хеллоу, – ответила незнакомка.
- Их бин, – кивнул Артём. – А, что мы тут делаем?
- Чай пью.
- Это в корни меняет дело, – Артём попытался причесать волосы, вставшие дыбом, не получилось. – А мы… Это… Ну… Понимаешь…
- Не-а, – покачала головой «чаровница» - Врать не буду, ты мне анекдоты рассказывал. Расскажи ещё, что ли. Раз ничего другого не можешь.
- Чо-то ничего в голову не идёт.
- Скучный ты. Пойду я. Чо как, звони, – она поставила чашку на стол и вышла из кухни. Артём услышал, как закрылась входная дверь. У него не было слов, произошедшая сцена его добила.
- Скучный я, – повторил он. – Да уж! Старею, анекдоты по ночам рассказываю. Надо что-то менять.
Артём достал из кармана сложенных брюк обрывок бумаги и прочёл в слух свой кривой почерк:
- АлёЛёна, девятьсот три, два-три-девять, пять-семь, четыре-один.
Он порвал бумажку и выкинул её в форточку. Настроение было хуже некуда. Он оделся, вышел на улицу, дошел до ближайшего магазина и купил бутылку портвейна. Вжарил из горла, сидя на качелях. Голова прояснилась (у него в отличии от многих его знакомых от портвейна голова прояснялась, а не наоборот). Он вспомнил про проваленный экзамен и расстроился ещё больше. Выпив ещё одну бутылку портвейна он снова отправился домой. Спать.
***
Он проснулся тем же днём, в шесть часов вечера. Артём вышел из подъезда, во дворе, на лавочках сидели соседи по подъезду и играли в шахматы. На деньги.
- Тёма, – окрикнул его сосед Степаныч. – Подойди, будь ласка!
- Чо? – подошёл Артём.
- Подскажи чего-нибудь, – сосед умоляюще смотрел на Бутусова.
Артём осмотрел доску, по положению фигур чувствовалось, что играли давно и безрезультатно, конь стоял там, где ему никак нельзя было стоять по всем законам этой треклятой физики, Артём почесал затылок.
- Е2 – Е4 уже было?
Сосед так же осмотрел доску и через некоторую паузу неуверенно ответил:
- Было.
- Тогда не знаю…
Артём неплохо играл в шахматы и в другой ситуации, разумеется, помог бы соседу (маленьким вообще нужно помогать), но не сейчас – и настроение не то, да и жара для похмельного организма не в фарт. Он побрёл по городу, сел в маршрутку и отправился на БВ.
Артём вышел на площади Мира. Пошёл по направлению к ДК «Мир». Зайдя в скверик, он присел на лавочку и закурил. Повсюду сновали компании малолеток, громко смеющихся над бородатыми шутками, над которыми на «тридцатке» давно никто не смеялся, Артём вообще вывел формулу, согласно которой – чем человек старше становится, тем он тише смеётся в автобусе и в парке. Так же мимо него фланировали симпатичные дамы, которые настроения не поднимали, а наоборот понижали. Плохо было Артёму. Плохо не только физически – похмелье уже вошло в ту форму, в которой болит всё тело, а не только голова, плохо эмоционально. Причина была даже не в проваленном экзамене, она была в чём-то другом. Он посмотрел налево, там сидела и жалась друг к другу какая-то парочка. Артём сплюнул. К нему от соседней компании отделилась девица лет восемнадцати и испросила огня. Артём, как истинный джентльмен встал перед девушкой и достал из кармана джинсов зажигалку, девушка наклонилась прикурить, а он посмотрел на право, и… ОНА была одета в лёгкое светлое платье, белые босоножки, на голове у неё был венок из одуванчиков. Артём такой красоты не видел никогда, даже не «не видел» (так как лицо девушки он не разглядел, она шла боком), он эту красоту почувствовал.
- Спасибо. Тебя как зовут? – спросила девушка, с проколотым носом и в каких-то невообразимых (дырявых во многих местах) джинсах.
- А? – у Артёма перехватило дыхание и смысл вопроса, его скрытый смысл, он не понял.
- Зовут тебя, говорю, как?
- Филипп Аврелий Диофраст фон Гогенгейм, – ответил Артём и быстрым шагом пошёл за НЕЙ, оставив зажигалку в руке девушки.
ОНА уже успела уйти довольно далеко. Артём догнал её, не зная даже, как завести разговор, обычно для него это было не проблемой (язык у Артёма Бутусова был подвешен что надо), но именно сейчас всё из башки вылетело. Он просто поравнялся с ней и пару минут шёл рядом, искоса на неё поглядывая. Она, казалось даже его не замечала, будучи погруженной в свои мысли, вдруг она остановилась и спросила у него:
- «Ёлочку» есть будем?
Артём настолько охренел, что у него даже отвисла челюсть (правда не на долго). Только сейчас он смог ЕЁ рассмотреть. Недлинные (чуть ниже мочек ушей) каштановые волосы, тонкие губы, маленький курносый носик с ма-аленькой родинкой (просто точкой) на правом крыле и глаза… Глаза. Глаза – это зеркало души человека. ЕЁ зелёные, чуть раскосые, большие, глубокие глаза. Они… Они были… Артём мог бы подобрать сотню эпитетов. К ЕЁ глазам больше всего подходило – чистые. Да, они были чистыми. И конечно венок на голове его просто скосил. Он так увлёкся разглядыванием и сравниванием, что забыл о нормах приличия. Девушка так же разглядев его, кашлянула и повторила вопрос.
- «Ёлочку» есть будем?
- «Ёлочку»? – хрипло переспросил Артём.
- «Ёлочку», – кивнула девушка.
- Ага, – тупо кивнул Артём.
- Пойдём.
ОНА продолжила движение. Артём остался тупо стоять на месте. ОНА обернулась:
- Ну?
Артём опомнился и стал ЕЁ догонять. Когда они шли вместе, то выглядели со стороны, наверняка, достаточно комично. Артём с его сто восемьдесят двумя сантиметрами живого роста и ОНА со сто шестьдесят пятью сантиметрами. Старший брат ведёт младшую сестру, есть мороженное. Но у Артёма такой ассоциации никак не могло появиться. Рядом с НЕЙ у него сейчас захватывало дух. Они подошли к магазину, Артём купил две «Ёлочки» и они не отходя далеко стали их поглощать. За всё это время они не произнесли друг другу ни слова, но глаза их постоянно пересекались. Когда ОНА шла, то смотрела прямо, иногда правда немного поворачивалась и глядела ему в глаза, а он всю дорогу на НЕЁ косился. Ему было… как-то ему не так было. Но это «не так» ни как нельзя отнести к категории негативных ощущений. Ему с НЕЙ было… тепло. Да, наверное, тепло, хоть на улице и стояла июньская жара. Но теплота здесь была не физическая. Теплота была глубоко внутри.
Они ели мороженное и смотрели друг другу в глаза. Просто. Стояли, ели и смотрели. Не надо слов. ОНА покончила со своей «Ёлочкой» и облизала губы. БУМ! Он понял, что пропал. Наблюдая за ЕЁ розовым язычком у него чуть не подкосились ноги. Он откашлялся, посмотрел на ЕЁ левую руку. В ней ОНА держала маленький томик стихов Леонида Филатова. Он удивился, честно говоря, он ожидал увидеть там Робски, Донцову или ещё какую-нибудь подобную херню. Чтобы что-то сказать, он сказал:
- Филатов? Интересно?
ОНА посмотрела на томик, улыбнулась ровными белыми зубами:
- Красиво, душевно и вообще… настоящее.
ОНА выбросила палочку от мороженного в урну, посмотрела на него и вдруг (он заметил, что ОНА вообще всё делает вдруг) засмеялась.
- Ты чего? – насупился Артём, подумав, что может быть мороженное на носу, стал вытирать нос рукой.
- Чудак, если девушка смеётся – значит это кому-нибудь нужно!
- Кому? – ошалел Артём.
- Сейчас это нужно тебе, – продолжала улыбаться ОНА.
Снова молчание. Артём сам начал на себя злиться. Что такое с ним происходит? Обычно не заткнёшь, а сейчас? ОНА наклонила голову к правому плечу, продолжая смотреть ему в глаза, кивнула, каким-то своим мыслям и сказала:
- Да.
- Что, да?
ОНА улыбнулась (на улице даже светлее стало) и сказала:
- Пошли.
И они действительно пошли, взявшись за руки. Всё изменилось буквально за одну минуту, Артём вновь обрёл уверенность и своё привычное остроумие, болтал, шутил, байки разные рассказывал, даже пару стихов изобразил. Они смеялись, разговаривали на многие темы. Дошли до набережной, там любовались Волгой, целовались. Их обоих будто подменили – напряжение первых минут спало, и оба расслабились. Артёму было легко и тепло рядом с НЕЙ. Говорили они по очереди. ОНА была интересной собеседницей, у них оказалось много общего. Артём и сам не заметил как они приехали к нему, и как… Ну, короче, как всё это у них произошло. Венок ОНА, кстати, так и не сняла и это его завело ещё больше.
***
Где-то часа в три ночи ОНА встала с кровати и оглядела комнату. Взгляд ЕЁ упал на жестяную банку из-под кофе «NESCAFE», ОНА открыла крышку и усмехнулась: кофе в банке присутствовал, больше половины, но вперемешку с сигаретным пеплом. ОНА развела руками и укоризненно посмотрела на Артёма.
- Не обращай внимание, погулял вчера немного, перепутал, там, на кухне вроде ещё должно быть, – потянувшись, ответил он. ОНА одела его рубашку и отправилась на кухню, Артём проследовал за НЕЙ.
ОНА залила в электрический чайник воды и поставила его кипятиться, затем насыпала в кружки по две ложки кофе и две сахара. У Артёма вдруг появилось ощущение, что ОНА уже здесь была, так свободно и легко ОНА находило всё нужное ЕЙ на абсолютно чужой кухне. Артём и сам здесь с трудом ориентировался, скольких нервов ему стоило найти здесь сахар вчера перед экзаменом, ОЙ! АЙ! А ОНА нашла сразу. Как будто здесь бывала раньше. Ему вдруг в голову заползла липкая и холодная мысль – а вдруг, вдруг ОНА за деньги? Нет, дело, конечно, было не в деньгах, деньги-то у него были, дело было в морально-этическом аспекте вопроса. Артём никогда этим за деньги не занимался и не собирался этого делать, да и ОНА ему так понравилась, что, если ОНА вдруг сейчас скажет цену, то у Артема, наверное, случится приступ.
ОНА повернулась к нему от окна и спросила внезапно:
- Думаешь я бл…дь?
Он закашлял, у него создалось впечатление, что ОНА читает его мысли, да и мат в её устах звучал как-то инородно… что ли. Чувствовалось, что матерится она редко. В отличии от его одногруппниц, которые употребляли мат и к месту и не к месту. Порою перебарщивая. Мат из женских уст это вообще мерзко.
- Думаешь, только бл…ди дают на первом свидании? – странно, но ОНА говорила совершенно спокойно и даже с усмешкой, хотя Артём улыбки и не видел.
- Нет-нет-нет, – замахал руками Артём. – Я так не думаю! – хотя если по чесноку, то он именно так и думал до сегодняшнего дня, и он думал, что если девушка согласится при первой же встрече, то он сам откажется (в отличии, от многих его знакомых).
- Я знаю, что не думаешь. Испугался? – засмеялась ОНА.
Артём тоже засмеялся. Как-то необычно всё было, но необычность его не пугала и не отталкивала. Ему было интересно.
Они посмеялись и Артём вдруг вспомнил, что в пылу сегодняшнего вечера даже не удосужился узнать ЕЁ имя. Вроде естественная вещь, а вот не догадался. Кстати, своего имени он тоже не называл.
- Ты, наверное, Артём хочешь спросить, как меня зовут?
Он подавился кофе, точно помнил, что не называл имени.
- А откуда ты знаешь моё имя?
- Очень просто, у тебя на кружке написано, – она дотронулась своей рукой до его кружки и прочитала: - Ар-тё-м.
- А-а-а…
- Ну…
- Что, ну?
- Ну, спроси, как меня зовут.
- Как тебя зовут?
- Искра.
- Извини, мне послышалось. Ира?
- Ис-к-ра, как икра, только с буквой «эС» после буквы «И» и перед буквой «Ка».
Артём удивился и с трудом удержался от смеха.
- Ага. Да ты смейся.
- Нет-нет-нет, не смешно, очень красиво.
- Хочешь отчество узнать? – сверкнули в темноте её зелёные глаза.
- Хочу.
- Авангардовна. Папу Авангард зовут.
- Да, ладно!
- Серьёзно. Так что я Искра Авангардовна. Весёлая у нас семейка, да?
- Ага, обхохочешься, тяжело тебе было в школе, наверное?
- Да, нет… - склонила она голову на правое плечо. – Нормально было.
- Извини, но стесняюсь спросить, какая у тебя фамилия, – Артём с трудом сдерживал смех. Смех этот, правда, был не злым, а добрым, светлым он был, она ему нравилась всё больше и больше.
- Обычная – Иванова.
- Иванова?
- Иванова.
- То есть ты – Искра Авангардовна Иванова?
- Да.
Артём сложил руки лодочкой у груди и произнёс:
- Господи, спасибо тебе! Я люблю тебя!
Он вспомнил про свой вопрос по поводу школы и попытался в уме подсчитать сколько ей лет. Она не девочка, сто пудов, лет может двадцать один, как ему?
- Извини за вопрос, просто интересно, сколько тебе лет?
- А как сам думаешь?
- Ну-у, как-то неловко… Боюсь ошибиться.
- А ты никогда ничего не бойся! Ну, сколько? Подожди я сама. Ты думаешь… Ты думаешь… - она посмотрела на потолок, а потом ему в глаза. – Ты думаешь, что мне двадцать один год?
- Да, – удивлённо кивнул Артём.
- Правильно, мне двадцать один год.
- Да, ладно! – Артём не мог поверить, что угадал.
- Серьёзно.
- Верю!
Немного помолчали, допивая остывший уже кофе.
- А почему? Почему всё-таки… ты со мной? – смущенно спросил Артём. – У тебя, наверное, поклонников море, ты же красивая такая.
- Море, – кивнула она. – И на «Мерседесах» и на «Лексусах». Всякие подкатывали. – Артём насупился у него-то ни того, ни другого не было и не предвиделось.
- Ну и почему?
- Глаза. Глаза – это зеркало души. Я заглянула тебе в глаза.
Артём катнул желваки. Точно так же он формулировал свои мысли, когда её разглядел.
- И что глаза?
- Чистые.
- Что?
- У те-бя чи-с-ты-е гла-за, – по слогам произнесла Искра.
Артём помотал головой, те же слова, что и он бы о ней сказал!
- И еще что?
- Я тебе в душу заглянула, – без тени улыбки произнесла она.
- И что?
- Нормально. Ты шершавый. Не ровный. Ты не во всём определился. Но это поправимо.
- Ты… это… гадалка что ли?
- Нет, – покачала она головой и добавила, шёпотом, увлекая его обратно в комнату: – Я ведьма. Ма-аленькая, такая, ведьмочка.
***
Артём даже представить себе не мог, что с ним может такое произойти. Она приходила каждый день, и они гуляли по городу, по берегу Волги со стороны «тридцатки» и по набережной со стороны БВ. Искра отличалась от всех других девушек, которых знал Артём. Она не просила постоянно рассказывать ей что-то, сама не говорила, разрушая этим Артёму мозг. Они разговаривали. Артём вообще не умел говорить, он умел разговаривать, кто понимает, в чём разница. Говорит один человек. Разговаривают двое. И именно в разговоре он был хорош. Так вот, они разговаривали. Они разговаривали обо всём и одновременно ни о чём, Артём удивился, что она много знает о спорте, о театре, о литературе, стихи им опять же нравились одинаковые и вообще о многих других вещах.
Иногда она поражала его своей непосредственностью (иногда напоминая Лидочку из «Покровских ворот»). Она смешно выпячивала нижнюю губу, смешно поджимала губки, когда злилась, хотя злилась она редко, по крайней мере, Артём старался, чтобы она не злилась. Он не лебезил перед ней, не потакал, просто и поводов они друг другу не давали. Днём они гуляли, а ночью… Короче, Артём не высыпался. Она уходила в пять часов ночи и приходила в одиннадцать часов утра, и они снова шли гулять. Артём отключил мобильный, не общался с друзьями, хотя она на этом не настаивала, он начисто забыло про Универ.
Примерно через неделю их встреч она вдруг сказала, глядя на спокойную воду Волги:
- А поехали завтра в Питер.
- Зачем? – опешил Артём.
- Я люблю Питер, там красиво, тебе понравится. Просто возьмём и поедем. Никому не скажем.
- Ну, поехали.
- Я куплю себе пять шляп…
- Семь.
- Почему семь?
- А где пять, там и семь…
- Да, семь шляп и мы будем гулять по вечерам.
- Так чо мне тоже шляпу надевать?
- Нет, зачем? Ты будешь ходить с девушкой в шляпе. Этого достаточно. Представляешь, идём мы по Фонтанке, нас никто не знает, мы никого не знаем, все оборачиваются и говорят «Посмотрите, какая девушка в шляпе, а какой с ней молодой человек!» Класс?
- Класс!
Они сорвались и поехали. В поезде ночью он как-то неуверенно спросил:
- Я всё думаю… Ты тогда сказала… Ведьма.
- Ага, – кивнула она, прищурилась. – Ведьма. Каждая женщина немного ведьма.
В Питере они пробыли три дня. Однажды они целый день просидели в гостинице сидя на кровати, друг напротив друга, сложив ноги по-турецки и положив свои руки друг другу на колени. Они просто сидели и смотрели друг другу в глаза. Артём удивлялся, как у него за восемь часов не затекла ни одна конечность (а вы попробуйте просидеть восемь часов в такой позе, посмотрите, затекут у вас ноги или руки?) Он смотрел ей в глаза и ему казалось, что она его подпитывает своей энергией. Они гуляли по набережным Питера, по Фонтанке, по Невскому, по Гостиному двору, каждый раз она, выходя из номера, надевала новую шляпу, и люди действительно оборачивались.
Как-то вечером, стоя на Тучковом мосту, она спросила у него, глядя в свинцовую воду Невы:
- А если вдруг тебе изменят?
- Я уйду от этого человека.
- Если уйдёшь, значит, не любил?
- Нет. Тут дело в другом. Ты знаешь, я молод, но кое-что пережил. В частности отрицательные эмоции из-за измен.
- Но если изменили не со зла, а по ошибке?
- Это всё от лукавого. Это подло. В любом случае это удар в спину. Предательство. Предательство от неосознования предательства или, как ты сказала, не со зла, менее подлым не становится. А у меня слишком хорошая память.
Она помолчала, словно что-то решая про себя. Потом спросила:
- А если ты изменишь?
- А я не изменю.
- Ты уверен?
- Да. Я честный. Как-то раз, давно, ещё в школе, мы с пацанами решили пойти вечером пивка попить. У меня денег не было. Я у отца из кошелька стольник стащил. Ну, мелочь. Продержался я не долго. Часа два. Пришёл к нему. Всё рассказал. Он выслушал, сказал: «Ценю откровенность. Больше так не делай» и в ухо мне выписал. А мне полегчало. Я не умею врать.
- Это фсё оттого, фто кто-то флифком много ефт! – голосом мультяшного кролика, сказала она. Тема была закрыта.
Странно, но они не разу не говорили друг другу того слова. Ну, того, которое на букву «Л» начинается. Артём пару раз порывался (не ночью – днём, это важно), но она перебивала его мысль каким-то своим бредовым предложением.
Они вернулись из Питера и снова продолжили гулять. Так прошло две недели. Артёму было тепло с ней, так, как не было ни с одной до этого. Он действительно не мог представить, что с ним может такое случиться.
***
27 июня. Понедельник.
Этот день можно считать началом конца. Искра не пришла и не позвонила. Артём промаялся весь день. Он сидел дома, никуда ни на секунду не выходил, метался по квартире как тигр по клетке. Артём даже не выходил на балкон, боясь пропустить звонок в дверь или мобильного телефона. Так получилось, что в этом безумном калейдоскопе событий он так и не удосужился узнать ни её телефона, ни её адреса. Ему как-то просто это не пришло в голову, когда она была рядом, он даже не мог представить себе того, что она не появится. Она всегда появлялась сама. Он нервно курил (к вечеру вид сигарет вызывал рвотные позывы), выкурив за день три пачки. Артём специально не выпил ни грамма, чего-то опасаясь, чего он и сам бы не смог объяснить. Он мучался часов до семи утра, по прежнему шатаясь по квартире и что-то бормоча, себе под нос. Так прошёл понедельник.
Вторник мало, чем отличался от понедельника, разве что количеством выкуренных сигарет. Он проснулся в одежде, сидя у входной двери. Проспал он не долго, так как, когда Артём с благодарностью посмотрел на разбудивший его мобильный – на часах было время 10:12. Артём со злостью долбанул кулаком об стену и распечатал новую пачку «Camel». Плохо было Артёму.
Он сидел на кровати, босой, в джинсах и футболке, левая рука нервно водила по волосам, правая (дрожа как с перепоя) держала сигарету. Он щурился в окно и курил, пряча огонёк в ладони. Телефон лежал перед Артёмом, но не звонил. Кто-то сказал, что нет звука громче, чем молчание телефонного аппарата. Сейчас Артём прочувствовал смысл этого высказывания. Пока он сидел и ждал, погода на улице испортилась и июньский зной сменился гаденькой слякотью, к вечеру пошёл дождь.
Артём подошёл к зеркалу в ванной. На него смотрел угрюмый, взъерошенный с трясущимися руками парень и дёргающимся уголком левого глаза. Если бы кто-то, не знавший Артёма до этого, увидел его сейчас, то сто пудов дал бы ему около тридцати. Артём разозлился и крикнул в пустоту квартиры:
- Чо я бобик что ли!?
Он быстро собрался, накинув джинсовку и кроссовки, и вышел из квартиры. После двух дней взаперти с закрытой форточкой (представляете, какая в квартире была атмосфера после выкуренных семи пачек сигарет?) ему срочно нужно было побыть среди людей. Ноги сами принесли его в пивной клуб «Высшая лига», купив банку пива он вышел на веранду, огляделся и остолбенел – за одним из столиков сидела Искра с каким-то бритым жлобом. Они смеялись. Артём закусил, до крови, губу, услышав её детский смех. Он в два прыжка преодолел расстояние до их столика, рывком отодвинув стул и плюхнувшись на него, как мешок с удобрениями сказал, глядя на парня (на Искру он не взглянул):
- Здорова, ты кто?
Парень ошалел. Несмотря на то, что он был больше по габаритам и явно больше готов к конфликту, чем этот странный небритый парень с горящими от недосыпа глазами, он замешкался и посмотрел на Искру. Та, казалось, даже не удивилась. Как будто знала, что Артём придёт. Взгляд был недолгим, но она его поймала. Парень после небольшой паузы неуверенно ответил:
- Я Коля… Иванов…
Странный парень заскрипел зубами, погонял желваки и задал ещё один вопрос:
- И чо тут делаем?
Парень снова замешкался, снова мельком глянул на девушку и ответил:
- Сидим, с женой, отмечаем…
Несмотря на то, что, на веранде было людно (а значит – шумно), а на улице шёл дождь (стуча по крыше и стекая с неё же) Артёму показалось, что вокруг него сделалось очень-очень тихо, по крайней мере, он вдруг чётко услышал, как бьётся его сердце – тук-тук – тук-тук – тук. В ушах вдруг всё зазвенело, эхом раздавалось и несколько раз повторилось «с женой, с женой, с женой-й-й». Он сжал в кулаке банку, пиво потекло на пол, Артём даже не заметил этого. Сквозь звон до Артёма дошёл следующий вопрос парня:
- А тебе-то чего?
Артем, очнувшись, мельком посмотрел в глаза Искре, и резко встав, спросил:
- Время не подскажешь?
- Без семи десять, – удивлённо ответил парень (он и сам не понимал, почему так спокойно реагирует на этого чудика).
- Пора мне, – сказал Артём и вышел с веранды. – Мама блинчики печёт.
Он шлялся по парку, промокнув под дождём, минут через десять обнаружил, что у него в кулаке сжата банка «Балтики». Не обращая внимания на дождь, Артём плюхнулся на лавочку, за памятником. В голове некстати вертелась строчка из чьего-то стихотворения: «Нас не надо жалеть, ведь и мы б никого не жалели!» Артём вдруг вспомнил разговор, который произошёл между ним и Феликсом года полтора назад. Феликс в тот день застукал свою (тогда ещё) жену, с каким-то чёртом. Он пьяным в лоскуты припёрся к Артему, и они пошли бродить по городу. Артём не понимал реакции Феликса на измену жены. Сев на эту же лавочку между ними произошла примерно такая беседа:
- Тём, я думал…
- Чо? Ходишь, ходишь в школу и вдруг – бац! Вторая смена?
- Зачем ты… так?..
- А как, Фил, как? Ты помнишь, как сам-то с ней замутил?
- Ну, увёл там у кого-то…
- Вот. Увёл. Когда мы смотрим фильмы про любовь, в конце, когда главный герой и главная героиня целуются, мы все радуемся за них. Радуемся, что он не польстился на другую, а она, в свою очередь не польстилась на другого. Типа как в «Иронии судьбы или с лёгким паром». Не к ночи будь помянуты. Никто не вспоминает, когда финальные аккорды звучат, про Ипполита, про Галю, про жену этого, как это чёрта звали? Вспомнил! Павла! Да не об них речь. Фил, это ж как на фронте – предавший один раз, предаст снова! К бабке не ходи!
Феликс, мутными глазами, посмотрел на Артёма. Он не согласился с ним. Вернее – не до конца согласился. Это же тоска, сравнивать любовь с фронтом! Бывает-то по-разному.
- Ты не веришь в любовь?
Артём закурил и отхлебнул из бутылки:
- Верю. И в рак тоже верю. Феликс, скажи, я тварь?
- Нет, – сразу ответил Феликс.
- И я себя тварью не считаю. Мне девятнадцать с гаком, не урод, весёлый. Я ни одну девушку не обманул и сердце ей не разбил, хотя возможности были… ты знаешь. Чо-то я не туда клоню. Скажу другими словами. Ты от меня чего хочешь?
- Совета.
- Лови. Сначала разберись в себе. Не ври себе, кому угодно, но не себе. Проспись завтра и подумай над теми словами, которые я сейчас тебе скажу. Важно не перепутать принцип с обидой.
- Почему?
- С принципами бороться сложнее. Ты видел, она тебе изменила.
- Изменила.
- Многие люди, в частности мужчины, считают, что физическая измена, дескать, не считается. Это говорят те, кто лукавит душой. Нельзя лукавить душой! Человеком можно перестать быть. Скурвиться внутренне. Измена – она и в Чучундрии измена. Измена она не здесь, – Артём указал на ширинку. – А здесь, – он приложил ладонь к левей стороне груди. – Понимаешь? Она будет тебе рассказывать, что это бес её попутал, что это внеземные цивилизации в обнимку с ЦэРэУ её склонили к сотрудничеству, в виде секса с неизвестным тебе, Феликс, объектом, кстати, его ещё вычислить надо, и тебя она любит и даже предложит ребёнка завести. Не верь. Раз она изменила, то она внутренне метнулась. Понимаешь? Я не хочу пророчить и каркать беду, это моё мнение, ты сам его попросил. Пройдёт некоторое время, злость в тебе уляжется и наступит душевный штиль, и она снова пойдёт по дорожке имеющей натурально левый уклон. Сейчас тебе больно – ты водку глушишь. А что будет потом, если я окажусь прав? Женщины считают, что мужикам плевать на чувства и эмоции! Возможно, разные бывают мужчины. Но мы-то с тобой не такие, ты – Феликс – не такой и я это знаю, и ты это знаешь. Поэтому ты сейчас сидишь тут и губишь своё здоровье. И возможно ещё несколько дней будешь губить. Твоё право, я тебя пойму. Я, знаю, что ты не сломался. Такое моё мнение, Феликс.
- А другой расклад?
- Есть. Но он ещё хуже. Ты прощаешь. Вы миритесь. Живёте вместе. Рожаете детей. Ты называешь мальчика Артёмом. Она снова изменяет. Ты снова прощаешь. Может даже сам начнёшь изменять и версия насчёт того, что ты ей мстишь, мол, она первая начала, ну, как в детском саду, мне, по крайней мере, не понравится. Месть – отнимает покой. А измена – губит душу и человеческую сущность.
- Почему мир такой злой? – вдруг спросил Феликс, отвинчивая пробку от второй бутылки «Пшеничной»
- А это не мир такой злой, это люди злые.
- Да?
- Да. Просто некоторые люди, которым однажды не повезло, обозлились и стали злыми. От этого добрые люди стали считать, что мир злой. Так легче. Находясь на пороге богохульства орать небу: Это Ты во всём виноват! Ты ничего не видишь! Тебе на всё наплевать! Мир злой, и мы станем платить ему тем же! Это очень удобно. Винить кого-то или вообще «Мир» во всех своих грехах и проблемах. Всё проще – каждый человек причины своих неудач в себе должен искать. Артём Бутусов доклад закончил.
Тогда Феликс послушал Артёма. Не сказать, что во всём согласился, но послушал и развёлся. Он не жалел об этом, по крайней мере себе не хотел признаваться, что жалеет. Чувства к бывшей жене живы в нём до сих пор и Феликс, сам себе не признаваясь, злился на Артёма. Винил его. Он жалел, что тогда обратился к нему. Артём его переубедил…
Артём зажмурился и усмехнулся, не горько, а с каким-то злорадством, и сказал в слух:
- Да, Феликс, знал бы где упасть… У меня-то проблемка поинтереснее будет. Во как заморочила. Получается, что это она не мне изменяла, а со мной. Я не должен себя винить – а я виню. Парадокс. Я не смогу с ней быть – да видно и не буду.
Он вспомнил, что не знал её координатов. Знал имя, фамилию и отчество. И всё.
- Можно конечно поискать в какой-нибудь базе данных. А нужно ли? Дилемма. Можно конечно вернуться в «Лигу», можно. Но нужно ли? Снова дилемма. Стоп. Разбираемся в себе. Ты её любишь? Скорее всего… нет… точно – да! Ты сможешь с ней быть? Она изменяла. Хоть и не тебе, а с тобой, но в принципе, сам факт измены был? Ещё как. У чувака рога растут? Ветвистые. Так как быть? Если она появится, а она может не появиться, если я её найду, а я могу, будет ли она со мной? Ну, это надо её спросить. Ладно, будет. А ты? Где же твои хвалёные принципы, Артём? Феликса с толку сбил, с женой развёл, ну это она ему изменила, не ты, но мнение-то ТВОЁ Феликс поставил во главу угла, сам-то наверняка простил бы. И спрашивается – как быть? Если ты её прощаешь, и она с тобой остаётся – ты прогнил и изменил принципам. И мучаться ты будешь всю жизнь и виду не будешь показывать. Может и её даже за это возненавидишь. Если ты её не прощаешь, а она хочет с тобой остаться – ты поступил согласно принципу, остался в согласии с собой, но сам при этом остался довольно в курьёзном положении. Без неё ты уже жить не сможешь. Ну, как-то жить, конечно, сможешь – но это будет не жизнь, а мука. А если она не согласится, а муж узнает, с твоей помощью, не простит и бросит её. Тогда что? Бр-р-р!
Артём понял, что мысли смешались, и он сейчас вот-вот пойдёт по кругу и его измученный, за последние дни, мозг обязательно придёт к какой-нибудь ерунде. Типа – даешь бесплатное сгущенное молоко трудящимся. Он помотал головой и побрёл домой. Дома он, не раздеваясь, рухнул на диван и заснул. Спал он без снов.
***
29 июня. Среда.
Артём проснулся не от будильника, не от звонка. Он просто проснулся. Он (к своему сожалению) помнил всё, что было вчера. Он посмотрел на часы. Было десять часов утра. Проспал он не долго. В комнате был жуткий смрад, от не выветрившегося курева, он вспомнил, что даже глотка спиртного не сделал, а единственную банку – раздавил. Он встал и вышел на балкон, втянул влажный (всё ж таки после дождя) воздух и посмотрел вниз. Искра сидела на скамейке, подложив под себя какой-то пакет и смотрела на него. Артём катнул желваки и спустился к ней. Пока он преодолевал ступеньки лестницы, он воспроизводил мучавшие его вчера мысли и так и не нашёл правильного решения. Будь, что будет. Он вышел из подъезда и сел на лавочку, рядом с ней.
- Привет, – сказала она, так, как будто ничего не было.
- Привет.
- Что скажешь?
- Я?
- Ты?
- Ты замужем?
- Да.
- Он кто?
- Он хороший человек. Работает в МЧС. Спасает людей.
- И хде он интересно целый месяц шлялся?
Странно, но этот их разговор шёл абсолютно не так, как все остальные. Она говорила совершенно понятно и не туманно, но по-прежнему смотрела ему в глаза. Он терялся в её больших глазах.
- Он был в командировке. Там где-то, что-то обвалилось, и он поехал разбирать завалы.
- Класс.
Артём вдруг подумал, что эта ситуация сильно смахивает на очень неприятную – парень уходит в армию, парится там два года, а его лучший дружбан, наверняка студент, в это время с его невестой развлекается. Конечно, он этого парня в глаза не видел до этого, и ничем не был ему обязан, но принцип был тем же. Это уже совсем гнильцой попахивает. Артём держался, чтобы не вскипеть. Он совсем немного разлепляя губы начал говорить:
- Ты хоть понимаешь, что ты из меня крысу сделала. Твой муж там людей спасает, может жизнью рискует, а я тут с тобой… с тобой… - он аккуратно подбирал слова, чтобы её не обидеть, – гуляю?
Искра неопределённо моргнула – мол, не аргумент.
- Я не сноб. Понимаешь, если бы он был здесь, если бы у нас нормальная конкурентная борьба происходила, понимаешь? Это другой разговор. А так я как крыса, у него за спиной… Это подло. Я не подлый человек, это я про себя знаю точно. Это против моих принципов.
- То есть ты готов променять девушку, в которую влюблён на какие-то никому не нужные принципы, которые мало кто оценит? – спросила она спокойно и даже как-то устало.
Артём закусил губу:
- Когда-то очень давно, кажется, в прошлой жизни, у меня с моим лучшим другом вышла подобная ситуация. Из-за девушки. Так вот, он тогда мне сказал, мол, «в любви все средства хороши», понимаешь? А я не согласен. Принцип «Всё для фронта, всё для победы!» здесь не катит. Не порядочно это. Не по чести. Не по мужски. На чужом горе своего счастья не построить. Если ты, конечно, человек.
- И что?
- Я с ним с тех пор не общаюсь.
- Из-за девушки.
- Из-за его отношения к «правде жизни». Девушка вышла за муж за другого.
- И ты не общаешься со своим лучшим другом? Из-за девушки?
- Может кому-то это смешно и глупо. Я так не считаю. Это нужно пережить, хотя, никому не советую. Если у него такое отношение к «любви» то и об остальном он думает так же. Хорошо, что это рано проявилось, и он не успел предать меня по настоящему.
- Ты лукавишь.
- Я никого из горящего дома не вытаскивал, но я и дома не поджигал. Всё. Я тебя люблю. Но я не хочу тебя видеть и быть с тобой.
Он поднялся с лавочки, чувствуя как мокрые джинсы прилипли к заднице, она тоже поднялась. Искра взяла его за руку, чуть повыше локтя и сказала, почтим шепотом:
- Тёмка, если ты сейчас уйдёшь, то всё. Ты меня потеряешь.
- Нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было, – Артёму показалось, что это сказал не он, а кто-то другой, такой голос был старый и усталый, как будто кто-то им управлял.
Он уходил, Артём шёл ровно, прямо держа спину и не оборачиваясь. Он знал, что когда уходишь – нельзя оборачиваться. Искра ещё некоторое время стояла и шептала:
- Ты очень повзрослел, Артём, ты стал умнее. Сейчас тебе тяжело, но это пройдёт, и дело не во времени, которое лечит, дело в тебе. Впереди жизнь.
***
Артём немного помаялся в квартире, поел (почти сутки крошки в горле не было), затем он вдруг резко собрался и пошёл на остановку. Ноги как будто сами несли его куда-то. Он, по крайней мере, не до конца понимал куда едет. Двенадцатая маршрутка привезла его к Университету. Подойдя к центральному входу, он внимательно осмотрел здание Универа, где провёл почти четыре года из своей жизни. Тут мысль, которая никак не могла оформиться в мозгу по дороге, вдруг чётко сформулировалась. Как будто им управлял кто. Он буквально взбежал по ступеням.
На кафедре он как-то путано объяснил, что хочет уйти из Университета. Честно говоря, из-за его пропусков (с 11 числа он ни разу в Универе даже не появился) его уже сами хотели отчислять. Он написал заявление об уходе, где сумбурно описал причину принятого решения, подписав его: Целую, А. Бутусов. (Надо сказать, что то ли из-за путаницы, то ли ещё из-за чего на эту вольность не обратили внимания, или сделали вид, что не обратили. Так, видимо, он всех достал!)
Когда он уже выходил с кафедры (к этому времени туда подтянулись все её преподаватели, у заочников ещё переэкзаменовка сегодня была) женщина, сидящая за столом с жалостью посмотрела на этого странного взъерошенного парня с не совсем здоровыми глазами (да ещё и вбежавшему, как будто за ним гнались) и сказала, мирно:
- Ты хоть понимаешь, что ты делаешь, мальчик? – в вопросе не было никакой насмешки и вообще ничего негативного, но Артём вдруг дёрнул головой, обернулся, подошёл к сидящей за столом женщине, наклонился и сказал, вроде тихо, но так чтобы слышали преподаватели:
- Мальчики – у вас на кафедре преподают!
Он развернулся на каблуках и вышел, чеканя шаг (как почётный караул на Красной площади) и декламируя:
Я нарочно иду нечесаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потёмках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы,
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь!
Он прошагал мимо группы заочников, затем остановился, станцевал коротенько (с минуту) чечётку, потом поклонился и сказал:
- Всем спасибо, концерт окончен.
И бодро зашагал прочь. Некоторые из заочников (те, что помоложе) будут потом рассказывать своим друзьям, учащимся на очном (которые, естественно, обо всём этом узнают, но не узнают настоящего имени чумного студента), что это они так выходили из аудиторий, не согласившись с преподавателем по какому-то поводу.
Артём приехал на «тридцатку» и снова ноги несли его неизвестно куда. На самом-то деле известно куда – в военкомат. Летний призыв кончался тридцатого июня. Артём ввалился в помещение, постучал в окошко дежурной, хотя она его и так видела, и спросил:
- Вам солдаты нужны?
- Были нужны, уже взяли, – недовольно ответила она, потом вгляделась в него. – А тебе чего, паря?
Артём улыбнулся:
- Хочу отчизну защищать. Где здесь принимают в герои России.
- Во второй кабинет иди.
- Thank you very much!
Он оформился, ему сказали, что следующая отправка завтра, тридцатого. Он кивнул и ушёл. Родители приняли это его решение спокойно, сказали, мол служи хорошо, кушай гречневую кашу. Отец только посмотрел на него долго и сказал:
- А ты вырос сынок…
Артём понял, что всё сделал правильно.
***
Кто-то скажет, мол, надо было бороться за неё, мол, он убежал от проблемы. Струсил. Всё не так. Он и был проблемой, а от себя не убежишь…
… В «железке» Артём бедовал дня три, вместе ещё с тремя чуваками из разных концов области их всё никак не могли «купить». Они, зная, как этот странный парень (явно старше их всех) попал под призыв и немного его сторонились. Артёму было всё равно, он постоянно о чём-то думал и изредка улыбался…
… В части, куда его «купили», вместе с одним из тех, с кем он тусовался эти три дня, все очень быстро (от этого же парня) узнали примерную историю попадания Артёма в армию. Потому не нападали. Одним из «дедов» был паренёк, попавший примерно при таких-же обстоятельствах (только из Питера) и примерно в том же возрасте, вообще с первого же взгляда железобетонно заявил:
- Раз сам пришёл – значит чувак стоящий…
… Все два года, каждую ночь, Артёму снился один и тот же сон. Артём улыбался во сне. Единственный в роте…
Россия. Московская область. Наукоград Дубна.
12 – 15 января, 2006 г.