Я потратил столько лет на женщину,
которая никогда не была в моем вкусе.
Пруст.
У меня болит зуб. Если его не лечить, то пройдет за семь дней. Если прибегнуть к народным средствам - мучения отступят через неделю - сам проверял. Что я только не предпринимал: травами полоскал, старое сало прикладывал, дольку чеснока к запястью мостил - ничто не помогало, а к стоматологу идти страшновато. Знакомые врачи говорят, что соматические заболевания разгружают психику. Но только не зуб. Друзья сочувственно крутятся вокруг меня и дают всевозможные советы.
- Ты влей в голову бутылочку водки, и все пройдет, - советует Эдик по кличке Репа. - Это убьет нерв.
- Кому влить? - стону я, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону.
- Себе, конечно, хотя б и я не отказался.
- Это убьет не только нерв, но и его самого, - справедливо предполагает Дима.
Следует добавить, что мы, как говорится, немного выпивали, а посему убеждены: боль физическую, равно как и боль душевную, можно вылечить водкой.
- Впрочем, ему и полбутылки хватит, - Репа находит выход из положения. Это Соломоново решение нравится всем, и его автор отправляется в магазин. Вскоре поллитровка оказалась выпитой, друзья мои обсуждают перипетии вчерашнего футбольного матча, а я, трезвый до неприличия, с тоскливой обреченностью тяжелобольного меряю шагами комнату.
- Надо взять еще одну, - Эдик смотрит на меня с безграничной жалостью и с утиной грацией продвигается к двери. После очередной бутылки остатками разума я понимаю, что все-таки придется обратиться к стоматологу. В пивной, куда мы попали вместо врача, по только нам понятной траектории, обнаружился наш общий знакомый Булат. В этом человек, татарине по национальности, сочетались интеллект, цинизм и вожделение к спиртным напиткам - гремучая смесь, способная в беседе, споре, неординарной ситуации уничтожить оппонента. Он до такой степени не любил человечество, что даже никогда не бил людей, хотя и был первоклассным боксером. Булат их убивал. Словом.
Сегодня он навеселе. Опьянение, по своей сути, безлико и космополитично, и Булат отличался от нас еще и тем, что в руках держал большущий арбуз.
- Куда овощ несешь, татарин? - Эдик забыл, с кем имеет дело.
В глазах Булата сверкнули вишневые блики.
- Запомни, Репа, самый дешевый сорт гордости - национальная гордость. - Он опустил арбуз на землю. - Ты был под моим игом триста лет.
- Я?! - Эдик, преисполненный невыразимого достоинства, в изумлении упер руки в бока. Его пьяно качнуло.
- Твой отец или дед, какая, в сущности, разница? - Булат строго контролирует свое негодование.
- А как мы вам потом дали, - не унимается Репа, уже пытаясь показать, как это происходило.
Обитатели пивной заинтересованно посматривают в нашу сторону, ожидая продолжения Куликовской битвы.
- Вот Ваську ведем в больницу, - дипломатично вмешался в разгорающийся конфликт Дима. - Зуб у него болит.
- Боль - это песнь жизни, - буркнул Булат, но, взглянув в мою сторону, примирительно добавил: - Болит, значит, живешь. - И окончательно успокоившись, сказал:
- Я знаю один прекрасный рецепт от зубной боли, - он поднял арбуз и, вынув из кармана перочинный ножик, срезал его верхушку. - Сюда, - Булат торжественно ткнул пальцем в мякоть, - надо вылить бутылку водки и все это скушать, - с видом знатока знахарских снадобий он осмотрел присутствующих.
Рецепт заинтересовал Эдика. Я понял, что необходимо идти в поликлинику. Двигаться было трудно, но стоять еще труднее.
Во всех больницах пахнет одинаково - лекарствами и обреченностью, но наш запах оказался доминирующим над вековой традицией. Мы триумфально двигались по коридору. В холле жертвенно трепетали ожидающие приема собратья по несчастью. Я поглядывал на окружающих с тоскливым удовлетворением - не один я такой горемыка. Дима уговорил Булата не портить арбуз, и он нес его, словно на заклание. Увидев лица несчастных, он стал отрезать доли и раздавать окружающим. Естественно, тем было не до деликатесов, и они отрицательно мотали головами. Булату же хотелось выполнить роль милосердца до конца, и наш друг с восточным упорством обходил всех страждущих. Вдруг он остановился и замер с протянутой скибкой злополучного арбуза. Перед ним сидела девушка с длинными черными волосами и, опустив голову, держалась за щеку. Булат что-то ей сказал. Лингвистические конструкции его речи были далеки от совершенства. Девушка подняла голову и слегка улыбнулась. Невероятно, но перед нами сидела модель испанского художника Гойи - Маха, - правда одетая, - с такой поразительной схожестью, что у меня перестал болеть зуб.
Наши кресла в кабинете врача оказались рядом, и я ободряюще кивнул девушке. Врач укоризненно говорил мне что-то насчет спиртного, но я, остервенело сжав рукоятки кресла, ничего не понимал от страха.
Из коридора доносились отголоски спора главного врача и Булата.
- В России лекарь всегда больше, чем медик, и роль сострадания находится далеко не на задворках врачевания, - слышался баритон последнего. Он назвал доктора коллегой, и вскоре голоса смолкли.
Я первым вышел из кабинета и решил дождаться девушку. Друзья мои уже ушли.
- Вы всегда такие веселые? - поинтересовалась она, все еще держась за щеку.
- Я, наверное, был сегодня единственным, не проронившим ни слова. Да и лицо мое назвать жизнерадостным вряд ли кто решится.
От боли и страха опьянение мое улетучилось. Настроение было скверным. Ее звали Сашей. Она оказалась художницей, и я понял - знакомство не окажется банальным. Несколько часов мы гуляли по улицам, и выяснилось, что у нас немало общего. Как возникает продолжение знакомства? Совместные интересы, интеллект и темперамент - три кита, на которых в большинстве случаев возвышается ее Величество Любовь. Она заставляет людей со страстью отказываться от собственной свободы, подменяя ее романтическими рекомендациями. Это как в искусстве... Кто ты? Картина, художник или кисть? Когда они соединяются в единое целое, возникает творчество. Мы с Сашей читали одни и те же книги, любили театр, а фильмы Тарковского, Феллини, Антониони смотрели по несколько раз. Есть встречи, которые совершенно отбивают охоту заводить новые знакомства и уж тем более - очередной роман. Несколько месяцев наши отношения были платоническими и - удивительно, - нас это устраивало, и никто не настаивал на продолжении. Однажды Саша пригласила меня на ужин. Накрытый стол венчала зажженная свеча - символ физической любви...
Ее волосы черным шелком взмывают надо мной, руки неистово сжимают мои плечи, она в страсти закусывает губы, тело обнаженной Махи соприкасается с моим; остается одна ночь, и больше ничего... Вскоре проваливается в Абсолют и она. Возвращение в жизнь удивительно и ярко, ибо рядом картины, любимые книги и она.
Вскоре мы с Сашей стали жить вместе, и пребывание рядом приносило одни радости. К нам иногда приходили мои друзья Эдик и Дима, но они поняли, что у меня сейчас совсем другая жизнь, и стали появляться все реже и реже.
Зашел как-то Булат, правда, без арбуза, но с бутылкой коньяка. Осмотрев скромное, но по нашему убеждению, очень уютное жилище, разлил коньяк по рюмкам и сказал:
- Ребята, не забивайте себе голову тем, что не имеет отношения к настоящему. Важно единственное, реальное мгновение, в народе называемое "сейчас". - Закурив, он продолжал. - Как у вас в Библии сказано, - Булат торжественно поднял указательный палец, - Есть время разбрасывать камни и время собирать их. Когда-нибудь наступит изнурительная повседневность быта, с его отталкивающим консерватизмом, более того, - он рассмеялся и кивнул на меня, - Василий придет к выводу, что у соседки духи пахнут лучше, чем у Сашеньки. Но повторяю, разбрасывайте камни, пока в цене такие категории, как глупость, желание, радость. Правда, стоит отметить, что человеку не должно быть все время хорошо, иначе он будет нуждаться в услугах санитаров. - Булат, собравшись уходить, поднялся и поцеловал руку Саше. - Не относитесь к моим словам слишком серьезно, равно как и ко всему в этой бренной жизни, ибо софизм и цинизм - это две стороны одной монеты, - он прикурил, и его палец снова назидательно устремился вверх: - фальшивой монеты...
Прошло четыре года. Как и все философы, Булат оказался прав. Мы с Сашей стали задерживаться на работе, и каждый из нас не утруждал себя объективными причинами и, тем более, объяснениями. Но долго печалиться неинтеллигентно и даже глупо. Я возобновил отношения с друзьями, хотя знал, что привычки, как правило, не меняются. Меняется лишь среда их обитания. Одуванчик любви разлетался при малейшем дуновении теплого ветерка привычки.
Отправной точкой нашего разрыва послужил самый тривиальный факт, (впрочем, легко прослеживаемый) - у Саши появился мужчина. Он был маленьким и толстым, но это еще ни о чем не говорило: такой тип любовников, чтобы компенсировать свою неконкурентную внешность, проявляет изысканность в ухаживании и следует сему правилу всю жизнь. Я его видел всего один раз, но когда он принес ей букет роз с блестящими бантиками, а затем усугубил свое положение, сказав, что его любимой певицей является Наташа Королева, стало понятно - этот парень обречен. Человек с хорошим вкусом должен избегать подобных казусов. Так оно и произошло, ведь она любит хризантемы и ромашки - конечно же, россыпью. Что касается музыки, то Сашиным приоритетом - тогда, во всяком случае - не была примитивная попса, хотя только дураки и покойники не меняют своих убеждений. Кто знает: может сейчас, готовя суп с фрикадельками, она слушает Киркорова. Сегодня Саша живет с другим мужчиной. Этот человек всем рассказывает, что он художник. Мне доводилось видеть его картины, имеющие отдаленное сходство с наскальной живописью.
Мы с Эдиком идем по ночной улице. В руках у него початая бутылка вина.
- Василь, ведь, правда, когда пьяный, то кругом очень красиво?
- Еще красивее, дружище, чем всегда.
На низком южном небе сгрудились малиновые звезды. Пронзительно пахнет цветущая акация. Так пахли Сашины волосы. До конца дней своих человек мечется между женщиной и работой, зная, что пошел не по своему пути, а теперь уже поздно. Мне становится горячо в груди, я представляю ее, насколько это возможно в моем нынешнем состоянии.