До чего же странными бывают эти мужчины!
Сначала ему полунамеками, тонкими, как морозный узор, пытаешься объяснить, что все закончено. Два варианта реакции: круглые, почти по-детски недоумевающие глаза и разговор забывается, для того, чтобы он уже завтра смог снова позвонить и пригласить на чашечку кофе. Или же включение эффекта «мы – мужчины, любим, когда все ясно и понятно». Мол, не понимает он моих женских, капризных, туманных разговоров.
Начинаешь намекать «по-толстому». Ты – такой гениальный, глубокий, мыслящий, а я – полная посредственность, неиндивидуальная стандартность, думающая лишь о том, где бы найти «кошелечек». Тебе нужна другая – светлая, не менее, чем ты, гениальная, и уж, конечно, голова которой не забита бытовыми низменными потребностями. Хмурит лоб, закуривает, тяжело вздыхает. Далее – либо монолог опытного мужчины о случающемся у женщин предменструальном синдроме, либо продолжение темы «Мужчины не терпят неясностей». Короткое «до завтра» и утренний звонок со словами: «Здравствуй, малыш! Как ты? А то у тебя вчера плохое настроение было… По кофейку?»
Решила конкретизировать: «Мы можем быть только друзьями, если хочешь. Других отношений не будет». И вновь тяжелые раздумья, сигареты одна за другой и очередной монолог под дивным названием «Мне не нужны друзья». С легкостью произношу «ну что ж…» и снова слушаю развернутую лекцию о взаимоотношении полов среднего возраста, о невозможности реализовать задуманное, о несправедливости этой жизни к некоторым ее представителям, о фатуме и необратимости явлений и т.п. Итоговое «желаю тебе счастья с другим, но тебя все равно так, как я, никто любить не будет». Последний (как мне подумалось) взмах рукой. Прощай.
Привычный звонок в привычное время даже не удивляет: «Надо срочно поговорить». Зачем? О чем? Но дрожание голоса на том конце провода делает свое дело и вновь беспредметный разговор. Точнее, очередной монолог. Идея и суть которого диаметрально противоположны выслушанному накануне: «Я тебя никогда не любил, я всю жизнь любил другую. А с тобой думал, что смогу забыть ее. Но не вышло. Прости, я тебя использовал». Далее – еще двухчасовой монолог (уже в контексте бывшего предмета обожания) о безответной любви, о слепоте Фортуны, о духовной близости и родстве душ, о сложности жизненных коллизий и самих коллизиях в частности. Как итог: «Прости, я всегда любил только ее». И вновь последний (де жа вю?) взмах рукой, скоростное трогание с места и облако черного выхлопа вслед за удаляющимся автомобилем.
На дисплее разрывающегося телефона его номер. Надо поговорить? Конечно! Было бы глупо полагать, что он звонит, перепутав мой номер с чьим-то еще. На мое довольно резкое «мы уже все друг другу сказали» с огромным удивлением узнаю, что оказывается, не все. Оказывается, столько всего недосказанного! Теперь я в полной мере должна, оказывается, осознать, что «ничего не получилось» исключительно из-за меня. Мои природные глухота, слепота и эгоизм в совокупности с заниженной (или завышенной?) самооценкой разбили хрупкий корабль любви и привели его, в конечном счете, к потоплению. На мои робкие замечания о том, что с моей стороны ни о какой любви, высоких чувствах и уж тем более, о семье, никогда речи не шло (и зачем я только это сказала?) снова прослушала исповедь уставшего от жизни человека, непонятого и непризнанного гения, обиженного судьбой, всем миром вообще и женщинами, в частности. «Прощай», - и я с удовольствием захлопываю крышечку телефона.
Ровно сутки спустя, час в час, минута в минуту, я вижу прыгающие циферки его телефона на дисплее своего… Вовик, я так устала от тебя…