Я знал, что она бросит меня так же, как бросали и все предыдущие женщины – легко и непринужденно. Вопрос лишь во времени. Отличие одно – она была моложе остальных и последняя.
И обладала редкой врожденной предрасположенностью к любви, что шло к ее лицу.
Причина же предстоящего расставания крылась во мне. Эффект первого обаяния, очарования постепенно терял свою яркость и наступало, если не разочарование, то охлаждение – точно.
У близких мне женщин появлялись признаки скуки, сопровождающиеся откровенными зевками. Затем они переставали замечать меня, начинали смотреть как-то сквозь меня, пытаясь увидеть во мне кого-то другого.
Дольше всех терпела меня жена. Но моральная и физическая усталость, накопившаяся за длительное время пребывания рядом, отсутствие взаимопонимания принесли свои плоды. Последовала череда психологических столкновений, жена потребовала оставить ее в покое и не портить ей жизнь.
И вот наступил черед той, которую судьба отвела роль поставить точку в моих любовных приключениях.
Мне же выпала роль стать очередным ее капризом.
Вопреки ожиданиям легкость и непринужденность в финальной сцене не получалась, да и наступление самой сцены затягивалось. Хотя желание расстаться со мной проявлялось довольно отчетливо. Какие же причины мешали осуществить его, какие узы так крепко удерживали ее возле меня?
Скромная самооценка собственных достоинств не позволяла строить каких-либо иллюзий относительно безумной любви с ее стороны ко мне.
Вначале я полагал, что она сразу же потеряет интерес, убедившись, что супружеская жизнь со мной не светит, в материальном плане выгоды от меня никакой. Хотя, на первый взгляд, она личность прагматичная, даже меркантильная. В постели меня к выдающимся героям-любовникам, даже с большой натяжкой, отнести нельзя.
На мой взгляд, причиной являлось гипертрофированное чувство собственности – только мое и никому больше. Чтобы обеспечить неприкосновенность собственности, готова на все, вплоть до безнравственных шагов. Причем, свое она воспринимала сразу и безоговорочно, как самое лучшее. В одинаковой степени понятие лучшего относилось к мужу и любовнику, к автомобилю и стиральной машине, к собаке и кошке, которые жили в ее в доме. И пусть кто-нибудь попробует усомниться в этом. Ему, ой как не поздоровится. Она волчицей набрасывалась на обидчика.
Присущие ей упрямство и настойчивость, неизменно позволяли добиваться поставленных целей. Порой, объект и не стоил тех сил, которые на него тратились, но она так хотела. И, чтобы сделать его привлекательным для себя даже из его недостатков извлекала достоинства. Теперь ее не в силах было остановить никому.
В своем стремлении она готова была принести в жертву интересы окружающих, что свидетельствовало о крайнем эгоизме натуры.
Как рядом с ним могли уживаться подкупающая непосредственность, бесхитростность, открытость намерений – уму непостижимо! Своих эмоций она не умела скрывать – бурно реагировала на все. Как на озерной водной глади отражалось малейшее дуновение ветерка, так и на ее лице – каждый всплеск ее настроения, всякая перемена внутреннего состояния, все чувства проявлялись ярко и отчетливо.
Ни распущенной, ни развращенной она не была. Как истинное дитя своего бурного времени, просто отличалась отсутствием всяких комплексов.
Ребенок с волосами зеленоватого оттенка, никогда не знавшими химических красителей, и такого же цвета глазами, которые отсвечивали изумрудами в мгновенья гнева или возбуждения. Не верилось, что эта девочка подходит к тридцатилетнему возрасту, имеет очаровательных детишек. Дочку и сына.
Не женщина, а настоящий маленький бесенок. Вся переполненная неукротимой энергией, бившей из нее через край, она обладала миниатюрной, стройной и пропорциональной фигуркой. Живая, подвижная и настолько милая, что даже твердая, решительная походка не портила ее, придавая некий шарм, как бы компенсируя маленький рост. Безупречный вкус в одежде, нарочитая строгость в общении с людьми, но не грубость, а, скорее сдержанность, делали ее как бы недоступной, создавали невидимую холодную стену, которую редко кто из мужчин решался преодолеть.
Твердости, резкости и жесткости - качествам несомненного лидера, присущим ее характеру, могли бы позавидовать руководители любого ранга. Но она была менеджером первичного звена и не стремилась к высотам в бизнесе. Трудилась легко, вполсилы, для ее прекрасной головки не существовало сложных задач, но работа не являлась главным делом ее жизни.
Женщина - вот, в чем было ее главное предназначение. Женщина во всем: телом и душой, интересами и поведением, красотой и обаянием, неукротимостью и покорностью, безоглядной любовью и непостоянством.
В постели она была неподражаема, импровизации ее были сродни великим Николо Паганини и Ванессы Мэй, которые в творческом экстазе рвали струны инструмента только для того, чтобы извлечь из скрипки, волшебные звуки, неведомые никому доселе . Ей тесны были, как собственное тело, так и тело партнера. Ее душа и сердце пели, иногда звук вырывался наружу с такой страстью и наслаждением, что казалось все предметы зажигались необъяснимым чудесным светом, окружающий мир проникал в небо, не чувствуя его прикосновения.
Казалось, сам Всевышний вложил в создание этой женщины всю силу своего гения и Сам, не доверяя ангелам, прикоснулся губами к ее лбу в момент рождения.
Необыкновенной притягательностью обладали груди. Маленькие, упругие, идеально правильной формы. Уже не подростковые, но еще и не женские, они жили самостоятельной жизнью. Они не имели сосков, вернее, так только казалось. Стоило прикоснуться к ним, даже не прикоснуться, а привести в движение воздух, окружающий их, груди оживали. Как зрелые сочные вишни, появлялись соски. Они подчиняли себе хозяйку, которая тут же забывала обо всем материальном, ее речь обрывалась на полуслове, она уносилась туда, где не дано побывать многим женщинам…
А как восхитительны ступни ее ножек! О, Создатель, ты вдохновенно потрудился! Без волшебства здесь явно не обошлось. Совершенной формы, античной изящности - они украшали собой любую обувь самых немыслимых моделей и конструкций. Инстинктивно она чувствовала это, и, видимо, поэтому обувь была ее самой сильной из земных страстей. Узкие, нежно-розовые пятки, словно кокетничая, прочно стояли на пьедестале высокого каблучка. Как бы слегка перетянутые ниточкой, как у младенца, пальчики, с крохотными ноготками, с любопытством выглядывали сквозь прорези босоножек: «Ну, кто тут осмелился потягаться с нами?».
Подлинным творением гения природы являлись ее руки. Их тонкие запястья плавно переходили в очаровательные нежные ладошки с гибкими красивыми пальцами, не поддающимися беспощадному загару. Пальчики же венчали прозрачные, чуть удлиненные, безукоризненной формы ногти с белой полоской на кончиках. Несмотря на отсутствие непрерывного внимания к уходу за ними, создавалось впечатление, что высококлассный мастер маникюра обрабатывал их ежедневно.
От искусственного солнца солярия, который она посещала с упрямством, граничащим с фанатизмом, тело было смуглым. За исключением маленького бледного пятнышка в ложбинке над округлостями ягодиц, да светлого нимба вокруг сосков, прикрываемых во время загара в соответствии с инструкцией.
Я подолгу размышлял над тем, почему она сразу, без долгих сомнений потянулась ко мне, приняв мои неуклюжие ухаживания.
Все дело в неустанном стремлении к переменам. Постоянство в ее представлении было клеткой, ограничивающей свободу.
Она негодовала по поводу существующей на протяжении всей жизни человека системы подавления личности, не допускающей полного раскрепощения. По ее мнению, система имела стройную структуру: родители – школа – супруг. Общество ею в расчет не принималось. Чувствовалось, что оковы этой цепи порабощения, открытой ею, стали ненавистны ее внутренней сущности. Как освободиться от них, она не знала и время от времени ее душа бунтовала.
Именно в такой период мне довелось сблизиться с ней.
Капризный ребенок, которому надоели все киберы, бионики, трансформеры и т.п. современная дребедень, вдруг увидел старинную, милую деревянную лошадку с облезлым хвостом. Увидел, заинтересовался и захотел раритетную игрушку. И, пока не добьется – не успокоится.
Добилась и она.
Однако наступает период, когда даже самые любимые игрушки детям надоедают. Поступают они с ними по-разному. Жестокие дети – ломают игрушку и выбрасывают. Ласковые, жалостливые – задвигают в какой-нибудь труднодоступный угол, в шкаф, например. Вдруг, пригодится.
Как и всякой игрушке, мне вовсе не хотелось быть вышвырнутым вон, и я старался не думать о том, что такой момент придет.
Он все-таки наступил. Нет, взвалился неожиданно для меня. Возможно потому, что я был влюблен по уши, как мальчишка. Впервые позволил себе предположить, что предыдущая жизнь моя вознаграждена. Появилась та, которую я ждал все годы. Божественная и неповторимая. Безумная любовь притупляет рассудок. Я утратил бдительность.
По мере возрастания потребности видеть ее дольше, дышать с ней одним воздухом, держать в своих руках ее ладони, гладить ее волосы, ощущать тепло ее тела, она все больше тяготилась моим присутствием.
Иногда предъявляла нелепые обвинения, все больше внимания уделяла телевизору, могла бессмысленно, подолгу смотреть рекламу. Заметно было, что в ее маленькой головке пульсирует далекая от реальности мысль. Все чаще она уходила в себя.
Однажды она с грустью обронила: «Если честно, любить так, как любил и любит меня муж, никто не сможет».
Мне становилось ясно, что рядом со мной она скучает. Она молода и красива. Ей бы блистать в обществе, купаться в океане внимания мужчин, вызывать зависть других женщин. Совершенно естественное желание. А что я мог предложить ей?
Самое омерзительное состояло в том, что я понимал ее. Но проклятое чувство собственника холодной змеей выползает из души, стужей обдает сердце, сжимает грудь, становится нестерпимо больно. Отвратительный страх, из-за подкравшейся опасности неотвратимой потери, парализовал разум и тело. Выходки с моей стороны, достойные самого вульгарного обывателя, приводили к скандалам. Презирая себя за это, я злился все чаще.
Она стала бывать у меня гораздо реже, чем прежде. Под предлогом навалившихся домашних дел, груза бытовых проблем, вспышек гнева со стороны мужа по поводу ее отсутствия и т.д.
Раньше такого не замечалось. Не было часа, чтобы она не позвонила. Больше двух дней она не могла терпеть разлуку. А уж не поинтересовавшись, как у меня дела, она не могла уснуть. Тогда она безоглядно любила. Но то было тогда.
Теперь любовь угасала. Чувствуя приближение краха, но, не понимая, что с ней происходит, она боялась, и не хотела признаваться в этом даже себе.
Свято веря в вечную любовь и пытаясь противостоять судьбе.
В моей памяти всплыл случай. Она лежала на моей руке, вся расслабленная и прекрасная в осознании своего счастья. Широко распахнув зеленые глаза, смешно сморщив свой носик, она промолвила:
- У меня в жизни больше такого никогда не будет. Я буду любить тебя всегда.
Пытаясь предостеречь ее от будущих невзгод, которые, как бы я того не хотел, не смогу убрать с ее пути, я осторожно возразил:
- Чудо мое, ничего вечного в этом мире нет. У тебя впереди – жизнь. Может встретиться более чуткий, более умный, более состоятельный…
Она негодовала, сердилась, бурно возмущалась. В такие минуты у ее глаза от гнева теряли свой зеленоватый оттенок, становились почти белесыми. Она так мило накрывала мой рот маленькой ладошкой, пахнущей парным молоком, и так часто, горячо, искренне повторяла «Нет! Нет-нет!», что я безропотно отказался от дальнейшей дискуссии на эту тему.
Парадоксально, но постепенно я сам поверил в незыблемость наших отношений. И погубил себя, с головой погрузившись в иллюзию взаимности.
Пока я витал в небесах на призрачных крыльях любви, она первой убедилась в правоте слов, сказанных мною когда-то. Убедилась и растерялась.
Будучи безгранично честной, она в одиночку хотела спасти свое уходящее чувство. Самоотверженно боролась за любовь, не понимая того, что сердце отказывалось подчиняться ей. Тогда попробовала тянуть время, по-прежнему нуждаясь в отдушине, неком моральном убежище от прозы бытовых и семейных проблем. Ей казалось, что состояние любви непременно должно вернуться, ей жаль было терять его безвозвратно. Она согласна была хотя бы сохранить остатки отношений. Так, на всякий случай.
Но тут, к несчастью, рассеялась благостная пелена, застилавшая мой взор и разум. Я стал видеть то, чего бы и не следовало видеть. Существование на «всякий случай» меня не устраивало. Мне не хотелось быть выпотрошенной, ненужной игрушкой. Самолюбие не позволяло смириться с тем, что я – всякий.
От ее редких визитов мне становилось все больнее. Я осознавал, что она – не моя.
Ребенок стал старше, его интересовали другие, более современные игрушки.
Старая, такая доступная, изрядно поднадоела.
Вышвырнуть жаль. Мало ли, понадобится.
Можно забросить.
На чердак дачи, вдали от города и подальше от собственных глаз.
2003 – 04 г.г.