Мария по имени Татьяна
Первую российскую полярницу Марию Прончищеву звали Татьяной
Фёдоровной. Этот факт установил известный географ,
путешественник и историк Александр Шумилов. Он убедительно
показал, как географическое обозначение "Бухта Прончищевой" в
море Лаптевых дало название мысу у бухты, а уж потом
картографы из обозначения "м. Прончищевой" получили имя Мария.
Настоящее имя верной спутницы одного из руководителей Великой
Северной экспедиции лейтенанта флота Её императорского
величества Василия Васильевича Прончищева спустя почти
четверть тысячелетия после кончины вернулось к потомкам.
Неизвестными, однако, оставались внешний облик и
обстоятельства смерти отважных супругов.*
Лейтенант Прончищев был назначен командиром одного из семи
отрядов 2-й Камчатской (впоследствии Великой Северной)
экспедиции в 1733 году. Кандидатуры руководителей утверждал
Правительствующий Сенат по представлению Витуса Беринга. Вся
работа велась в обстановке секретности, что ужесточало и без
того высокие требования к кандидатам. По сути, отряды
представляли собой независимые экспедиции (передача сообщений
между отрядами и начальством занимала иногда даже не месяцы, а
годы), поэтому их руководители наделялись широчайшими
полномочиями. В их число не входила, пожалуй, только смертная
казнь, и то применительно к дворянам.
Перед отъездом сына родители Василия занялись семейными
делами. Быстро сговорили за него не слишком юную по меркам
XVIII века дочь помещиков из соседнего имения, и молодожёны
покинули родную Калужскую губернию, чтобы навсегда остаться в
губернии Сибирской.
Отряд военных моряков под командой Прончищева вышел из городка
на "Якутске" в лето 1735 от Р.Х. Инструкцией была поставлена
следующая задача: спуститься по реке Лене до Северного
Ледовитого океана и пройти океаном вдоль берега на запад до
устья Енисея, положив на карту обследованную местность.
В первую навигацию Василий Васильевич провёл корабль морем
Лаптевых до нынешнего пролива Вилькицкого, обогнув мыс
Челюскина (Семён Челюскин был в отряде штурманом). Отряд
установил мировой рекорд северных плаваний, дойдя до 78-го
градуса с.ш.; рекорд этот продержался 142 года, до экспедиции
Норденшельда на паровом судне "Вега". Татьяна Фёдоровна в
плавании с мужем не разлучалась.
Холодная осень быстро сменилась ещё более холодной, ранней и
тёмной в Заполярье зимой. Пришлось повернуть назад, искать
место зимовки. Отряд шёл на юго-восток и вышел к реке Оленёк.
Уже тяжело больной, Василий Васильевич в условиях жестокого
шторма находит фарватер Оленька и вводит шлюп в реку. Вскоре
после высадки Прончищев умер. Ему было 34 года. На десять дней
пережила его жена Татьяна. Ей было 26.
Место кончины семьи Прончищевых известно. Это Усть-Иреней,
невдалеке от современного якутского посёлка Усть-Оленёк.
Похоронили супругов вместе. Сейчас там стоит несколько
разновременных памятников Прончищевым, а истинная могила за
четверть тысячелетия стала полулегендарной. В 2000 году
экспедиции клуба "Приключение" удалось отыскать и вскрыть оба
захоронения. Ноги молодой женщины оказались обуты в прекрасно
сохранившиеся лёгкие кожаные туфельки.
Далее в работу включились антропологи. Известный специалист по
пластической реконструкции внешности Виктор Звягин сделал
первые нетривиальные выводы прямо у края раскопа. Во-первых,
осмотрев челюсти и зубы умерших, Виктор Николаевич опроверг
версию о цинге как причине смерти Василия и Татьяны.
Во-вторых, он обнаружил у лейтенанта тяжелейший открытый
перелом ноги; смерть, как показали криминалистические
исследования, вызвало последующее заражение крови. У женщины
было правостороннее воспаление среднего уха. Болезнь
неприятная, но от такого заболевания обычно не умирают; так
что истинная причина смерти первой русской полярной
путешественницы пока не установлена. По мнению руководителя
клуба "Приключение" Дмитрия Шпаро, "она, скорее всего, не
выдержала перенапряжения. Молодая дворянка, в диких местах, на
руках покойный муж. Могло просто сил не хватить. Представьте
только – вечная мерзлота и туфельки!" Я позволю себе высказать
другое предположение – Татьяна могла по-русски сгореть от
тоски по любимому человеку.
По слепкам, сделанным с черепов, В. Звягин в нынешнем году
выполнил портретные реконструкции внешнего облика супругов.
Они послужили основой для художественного воплощения образов
Прончищевых. Правда, сам антрополог считает (как и в случае с
портретом Витуса Беринга, выполненным В. Черновым) трактовки
художников не вполне корректными, но всё же мы получили
возможность представить себе, какими были эти незаурядные люди.
Перезахоронили Василия и Татьяну с соблюдением православных
обрядов (в 1736 году отпеть покойных было некому). Калужане
наконец-то назвали в честь Прончищевых одну из улиц города.
Чукотка без кереков
На грядущих выборах "начальника Чукотки" (он же – губернатор
Чукотского автономного округа) нетрудно прогнозировать
результаты голосования. И один прогноз я могу уверенно дать –
представители керекского народа в выборах участия не примут. А
кто они такие, кереки?
Когда крокодил Гена впервые столкнулся с Чебурашкой, он тоже
задал себе подобный вопрос. И открыл энциклопедию. "Чебоксары…
чебуреки…чемоданы… никаких "Чебурашек" здесь нет", –
разочарованно вымолвил потомок динозавров. Я тоже раскрываю
энциклопедию, да не простую, а свежее – 1994 года – издание
"Народы России". Листаю. Большие статьи о води и мери
(современная численность менее 100 человек), о крымчаках… Но
сразу после карел идут кеты, а за ними киргизы. Никаких
кереков нет, однако.
"Однако, не говори "однако"!" Согласно этой заповеди Дж.Бонда
я заглянул в материалы проведенной в 1897 году начальником
Анадырской округи Н.В. Гондатти переписи населения Чукотки.
600 человек кереков для Чукотки рубежа XIX–XX веков – это
народ немалой численности. По данным Сибирской экспедиции
Рябушинского, на 1901 год кереков было 644 человека.
Всесоюзная перепись населения 1926–1927 годов приводит данные
о 315 кереках. Были, выходит, да сплыли…
Очевидно, на Чукотке живут чукчи (точно так же, как в Америке
американцы, а в Испании испанцы). Но мы-то знаем, что баски
населяли Иберийский полуостров, когда еще и Испании-то никакой
не было… На книгах и фильмах о войнах коренных жителей Америки
– дакотов и семинолов – с пришлыми европейцами выросло не одно
поколение. Про то, как предки сиу и майя прошли из Сибири по
существовавшей некогда Берингии и заселили американский
континент, фильмов не снято. Последнюю волну переселенцев в
Америку составили эскимосские народы. Их потомки осели на
Чукотке и Аляске и не одно тысячелетие спустя промышляли
китов, моржей и нерп по обе стороны Берингова пролива.
Западнее – до Колымы и Яны – охотились на тундрового зверя
вечные странники юкагиры. А на тихоокеанском побережье Чукотки
ловили петлей морских птиц и били нерп на береговых залежках
"пришедшие первыми люди" (именно так их звали появившиеся века
спустя чукчи) – кереки. Они отличались от других
представителей североазиатских монголоидов особой
малорослостью: редкий керек был выше 150 см, средний же рост
составлял 140–145 см.
Ко времени походов египтян в Нубию из тайги Восточной Сибири,
из области между Джугджуром и Байкалом появились "рэмку
чавчыв", "чав'чу". Но это были вовсе не чукчи, как можно
подумать, а коряки. Предки чукчей (и чаучу–оленных людей, и
анкалын – береговых) пришли тем же путем чуть позже. Несмотря
на языковое, генетическое и антропологическое родство (а
может, и благодаря родству), вышедшие на побережье чукчи и
коряки были закадычными… врагами. Чукотская хватка за кадык
оказалась покрепче: пастбища остались за ними, а корякам
пришлось уходить на Камчатку и вытеснять на окраины
полуострова его древнейших обитателей – ительменов.
Порой военные действия между вооруженными копьями и
закованными в костяные латы чав'чу и чаучу захватывали
территории аборигенов-кереков. Тогда-то керекам и пришлось
освоить экзотический тип жилища – береговые пещеры (вход в
такую пещеру во время прилива заливала вода). Мифы кереков
изобилуют горькими подробностями набегов: "Враги подходили к
валькарам (жилища-землянки), где мы зимой жили. Открывали
дымовые отверстия и поджигали валькары, бросая туда горящие
пакли. Валькар загорался, так как (каркас) был деревянным. Не
сгорать же людям, выбегали наружу". Пленников угоняли в
рабство. Немудрено, что вследствие продолжавшейся столетия –
до начала XIX века – экспансии две трети керекского этноса
было ассимилировано чукчами (хотя брак между чукчей и керечкой
считался для чукчи зазорным).
Первыми русскими людьми, достигшими Чукотского носа (крайней
восточной оконечности Азии), были сибирские казаки под
командованием Семена Дежнева. В своей "скаске" землепроходец
сообщает: "Да прошлого ж 1652 году на корге (на косе) ходили
мы в поход на коряцких людей, что оне от той корги жывут
недалеко… и зверя морского промышляют для корму. И мы дошли их
14 юрт в крепком острошке, и Бог нам помог, тех людей
разгромили всех и жен их и детей иных поимали… Оне люди
многие, юрты у них большие: в одной юрте жывет семей по
десяти". Дело происходило на галечной косе у входа в
Анадырский лиман. "Люди многие", называвшие себя "кэрэкит",
были представителями нигринской группы тех самых кереков.
После дежневского похода уцелевшие кереки переселились немного
южнее, но остались на берегах лимана – поближе к моржам,
нерпам, "птичьим базарам" и устьям лососевых рек… К началу ХХ
века от северных (туманских) кереков остались только
жертвенники "камак" – сложенные полукругом черепа моржей с
воткнутой вертикально китовой челюстью. Другая группа –
наваринские кереки – ушла еще южнее, к современной границе
Чукотки и Корякии. Оленей они так и не завели, предпочтя
сохранить малодоходный и рискованный, но доставшийся от
предков образ жизни рыбаков, собирателей и охотников на
тюленей.
Лев Николаевич Гумилев посчитал бы, наверное, что керекам
просто не хватило пассионарности. В непассионарной жизненной
позиции этноса, впрочем, были не только минусы, но и плюсы.
Так, ясак с кереков царскому правительству за 250 лет удалось
получить лишь дважды.
Наверное, и сейчас мирно прозябал бы на южном побережье
Чукотки немногочисленный этнос-реликт, но советской власти
экономически удалось сделать то, что не смогли сделать военным
путем ни чукчи, ни казаки.
Смертельным для кереков стали переход морского зверобойного
промысла на товарные рельсы (береговые и прибрежные запасы
морского зверя резко истощились) и укрупнение поселков – в
40–50-е годы ХХ в. из 20 керекских поселений людей сселили в 2
чукчанских села – Мейныпильгино и Хатырка. В итоге к 1959 году
кереков оставалось 63 человека, к 1970-му – 25, к 1975-му –
13. Даже советская этнография эпохи "застоя", когда о "малых
народах Севера" можно было писать только, рисуя картины
процветания, признала: "К приходу Советской власти физические
и духовные силы керекской народности были надорваны. Она
оказалась крайне малочисленной и была быстро ассимилирована
чукчами".
В 1989 году в поселке Лаврентия близ Берингова пролива мне
повстречалась средних лет чукчанка, мать которой была
керечкой. Женщина не знала и пяти слов на керекском. Правда, и
ее чукотский исчерпывался пятью–семью фразами. От пионеров
побережья Чукотки нам в наследство остались полтора десятка
мифов о хитром вороне Кукки, полуразрушенные жертвенники и
несколько оригинальных рецептов.
Фармазоны – гордость флота Российского
Читателям хорошо знакомо слово "фармазон" в значении "жулик,
проходимец". Большинство словарей отмечает, что слово это
пришло в русский язык из французского в первой половине XVIII
века и представляет собой искажённое "франкмасон", то есть
член Общества вольных каменщиков. Поскольку членство в
масонских ложах обставлялось (да и сейчас обставляется) рядом
тайн, а неправославные ритуальные сообщества в сознании масс
воспринимались отрицательно, слово приобрело негативный смысл,
расширив в дальнейшем поле применения. Странно, однако, что
выражение "фармазон" широко появляется в московской речи уже
во времена Петра Первого, а более или менее широкое
распространение масонства среди знати столиц относится скорее
к середине XVIII столетия. Не так часто термин опережает
называемое явление, да ещё и в переносном значении.
Известный исследователь истории военно-морского образования в
России В.В. Аникин полагает, что дело с фармазонами обстояло
не совсем так. Как известно, одной из самых сложных инженерных
задач в России конца XVII века считалось литьё пушек и
колоколов. Для их производства в Москве в районе современной
Пушечной улицы (близ Неглинки) существовали Пушкарский двор,
мануфактура и первое светское учебное заведение страны.
Принятых на Пушкарский детей с 8–10 лет обучали не только
грамоте и счёту, но и металловедению, рисованию, химии. Среди
педагогов этого своеобразного техникума был знаменитый
математик Леонтий Магницкий. Императору-преобразователю,
помимо техникума, потребовался вуз. О кадрах будущей
Навигационной школы государь позаботился заранее, и в Россию
начали съезжаться специально нанятые преподаватели. Из
Абердинского университета был приглашён знаменитый профессор
Формассон. Жалованье ему было установлено по тем временам
огромное – 30 фунтов в год за каждого ученика (напомню для
сравнения, что почти в то же время Лемюэль Гулливер, покидая
Шотландию на три года, оставил семье денег с большим запасом –
целых 30 фунтов). Чтобы славный учёный не бездельничал до
начала учебного года, самодержец отправил его учить пушкарей.
В том же году Белый город Москвы был уничтожен страшным
пожаром. "Артиллеристов" вместе с педагогами перевели на
старый Полотняный двор в Замоскворечье, а уж оттуда в здание
Сухаревой башни. Указ об учреждении Навигацкой школы был
подписан в январе 1701 года. Профессор Формассон стал главой
нового, уже универсального учебного заведения. Учили в башне и
на навигаторов, и на картографов, и на землемеров, правда,
нравы первого отечественного института были воистину
бурсацкие. Читавшие созданные Н. Помяловским много позже
"Очерки бурсы" могут представить, сколько проблем студиозусы
создавали соседям-горожанам. Страдали от будущих "Колумбов
Росских" прежде всего обитатели и посетители знаменитой
Сухаревки – раскинувшегося на площади вокруг башни
Сухаревского рынка. "Формазоновы ученики" ловко разнообразили
скудный казённый кошт. Они тащили у торговцев всё, что не
получалось выклянчить. Не сразу из "фармазонов" получились
такие мореплаватели, как Алексей Чириков или Семён Челюскин.
Но такими, какими получились, они остались в истории.
Взгода погоды, или Джинн из бутылки
На Галапагосских островах до сих пор существует почтовый ящик
для доставки почты с оказией. С XVII века заходящие суда
оставляют в закреплённой на берегу бочке свою корреспонденцию
и забирают накопившиеся письма, если маршрут доставки
совпадает с курсом корабля. Морские традиции велят
неукоснительно заботиться о чужой переписке. На законах
морского братства основана и бутылочная почта. Пишешь письмо,
сворачиваешь в тугой рулон, запихиваешь его в узкое горлышко.
Найденные в бутылках записки (если только адрес можно
разобрать), как правило, пересылают по назначению.
На наших глазах ушли в прошлое "морзянка" и флажковый семафор,
бутылочная почта воспринимается как чудачество, но она
по-прежнему существует. Записки попадаются личные и служебные.
Первые – из серии "скажите государю, что есть на свете такой
Пётр Иванович Добчинский". Я как-то подобрал на берегу
Берингова моря бутылку с сообщением двух поляков о том, что
они заканчивают рейс и пьют за удачный промысел.
Путешественник Сергей Пасенюк в 1975 году близ мыса Толстый
получил подобную весточку от ребят с Аляски. Кутилы сообщали,
что "конверт" (бутыль из-под шампанского) не первый и не
последний, и сулили пять баксов за любой ответ.
Единственный раз попала мне в руки и "love-story". Записка на
польском языке содержала одно знакомое слово "кохана" и кучу
шипящих сочетаний. Только через пару лет тралмастер
задержанного нами польского "рыбака" перетолмачил
романтическое послание соотечественника из Берингова моря
своей невесте в Гданьск: "Я скоро буду у тебя, любимая. Через
две недели путина кончится, и останется только переход..."
Авторы писем второй группы – серьёзные люди. Они заняты
проверкой течений. Подобно тому, как окольцованные птицы
позволяют учёным определить пути миграции пернатых, бумажки в
бутылках маркируют перемещения водных масс в Мировом океане. В
записке, вложенной в сосуд, указывают время закладки и точные
координаты сброса, а также адрес и телефон научного
учреждения, проводящего гидрологические исследования.
Вот перевод текста одного из стандартных сообщений: "58о 38'
северной широты, 173о 55' восточной долготы. 18 февраля 1996
года. Грейд Кларк, судно "Алеутский странник". Обнаружившему
записку обратиться за вознаграждением в п/я 920664, Датч
Харбор, Аляска". Наши учёные тоже пользуются этим методом, что
даёт порой неожиданные результаты.
31 октября 1995 года отдел охраны заповедника вызвал Витя
Потапеня, сотрудник областной спецморинспекции.
– Около нас крутится какое-то корыто под названием "Изумруд",
– радировал он. – Принял меня за рыбака и спрашивает, как
ловится рыба в "запретке". Последите с берега, вдруг близко
подойдёт. Может, поймаете...
Для борьбы с браконьерами в 30-мильном пространстве Тихого
океана вокруг заповедника вся природоохрана района располагала
лишь старой надувной лодкой. Поэтому, поблагодарив коллегу, мы
от души поматерились и запрос в службу Государственного
судового регистра послали скорее из любопытства. Было
очевидно, что "Изумруд" отловит по полной программе палтуса,
морского окуня, треску, забункеруется и спокойно уйдёт на
перегруз.
Бумажка с данными по судну, судовладельцу и капитану легла в
папку с кучей таких же недоказуемых нарушений.
Прошло полгода. Наша компания высадилась в бухте Глинка на
Медном острове. На пляже, в 200 метрах от места посадки
вертолёта, из песка торчал светло-охристый (успел выцвести)
спасательный круг с надписью "Изумруд". Осенний промысел на
севере Тихого океана суров. Ничего удивительного, что
спасательное средство смыло за борт штормовой волной. Вроде бы
и вещественная улика присутствия нарушителя, но как доказать,
что круг принесло не от Петропавловска или с острова Атту?
Помогла нам бутылочная почта.
Мало кому охота тратить собственные деньги, переправляя
гидрологам записки о проверке течений. Но и выкидывать их
как-то нехорошо, поэтому подобные сообщения частенько тащили к
нам в контору. Так поступил и Саша Позевалкин. Когда я
прочитал на смятом клочке карандашную запись: "Проверка
течений. Т/х "Изумруд". О5.11.1995. 55о 33' N, 165о 04' E.
Научный сотрудник ТИНРО-центра Имярек, Владивосток...", то
поначалу глазам не поверил. Потом выставил на карте заповедной
акватории точку с координатами.
И, как положено, сел печатать постановление о наложении штрафа
на капитана "Изумруда". Судоводитель и судовладелец пытались
протестовать, но безуспешно. Суд счёл бутылочную почту
достаточным доказательством.
Крайним в этой истории оказался добросовестный океанолог из
Владивостока. Боюсь, ему пришлось пережить неприятные минуты,
беседуя как с капитаном, так и с фрахтовладельцем. Надо же
было так спалиться!
Ген на воспитании
Каждый догадывается, что от родителей, дедушек, бабушек во
многом зависит, какими будут потомки. Виктор Драгунский не зря
призывал детей быть осторожными в выборе предков. Не одно
тысячелетие человечество раздумывало, что больше влияет на
качество потомства – наследственные задатки или воспитание, и
по-разному решало эту проблему. Платон, например, предлагал,
чтобы "...молодые люди, проявившие выдающиеся способности в
ратном и каком-либо другом деле, должны быть удостоены наград,
призов и наибольших возможностей в сближении с женщинами, дабы
от таких людей было больше потомков".
Великого философа по праву можно назвать идейным отцом
позитивной евгеники – "науки об улучшении человеческой
породы", пользуясь определением Н.К. Кольцова. По современным
представлениям позитивная евгеника – наука о целенаправленном
изменении генофонда человечества в лучшую (как предполагается)
сторону.
Первое сочинение, в котором человеческую наследственность
анализировали с позиций классического естествознания, вышло
из-под пера сэра Френсиса Гальтона в 1869 году. Даже написав
книгу "Наследственный гений", Гальтон не смог исчерпывающе
ответить на главный вопрос: как корректно определить
гениальность и чем (воспитанием или происхождением) задаётся
талант? Но зато он сформулировал одно из базовых для евгеники
представлений о различиях между талантливостью и
гениальностью: талант – развитая одарённость; гениальность –
врождённая способность человека к высшей самореализации. В
отличие от таланта гениальность реализуется при любых условиях
воспитания и жизни человека.
Отцы-основатели евгеники видели магистральный путь улучшения
человечества в увеличении числа наследственных гениев,
непредсказуемых и неподконтрольных. И всё же наукой евгеника
не стала. Во времена своей популярности она была скорее
общественным движением, подобно "зелёным" или "феминисткам".
Но она порождала науки: в Англии – математическую генетику
популяций; в России – генетику человека и медицинскую
генетику. Вопрос морали оказался тем камушком, на котором
евгенисты споткнулись, разойдясь по двум лагерям.
Негативная евгеника – меры, предотвращающие "ухудшение
генофонда" нации и отдельного рода, возникла так же давно, как
и позитивная. В деревнях испокон века родители молодых
придирчиво вспоминали, какими болезнями и качествами обладали
предки противоположной стороны. И если что – накладывали
"вето" на брак. "Яблочко от яблони недалеко падает" – этой
генетической формуле много веков. Впрочем, любовь частенько
побеждала запреты.
В 1724 году слово "генофонд" ещё придумано не было, а
император Пётр Первый уже подписал указ "О свидетельствовании
дураков в Сенате". Дураками признавались те, "...от которых
доброго наследия и государевой пользе надеяться не можно".
Дураков полагалось "... в Сенате свидетельствовать; и буде по
свидетельству явятся таковые, которые ни в науку, ни в службу
не годились и впредь не годятся, отнюдь жениться и замуж
иттить не допускать и венечных памятей не давать". Петровские
меры помогли слабо, доказывать это вряд ли стоит. Достаточно
оглянуться по сторонам.
Уже в ХХ веке евгенисты дали рациональное обоснование "акту
Джонсона" – расистскому закону США 1924 г. об ограничении
иммиграции из Европы "низших рас", особенно цыган и евреев. В
1940 г. большая группа германских евреев в надежде
воссоединиться с американскими родственниками и спастись от
геноцида зафрахтовала пароход "Сент-Луис" до Нью-Йорка. Служба
иммиграции и натурализации США запретила им въезд в страну на
основе закона 1924 г. и вернула пароход с пассажирами в
Германию – прямо в руки нацистов.
Америка отличилась ещё одной евгенической мерзостью. Так
называемая "индианская идея" (по названию штата, где впервые
был принят закон) означала принудительную стерилизацию лиц,
которых суд признавал, подчас совершенно произвольно,
"нежелательными для общества". К 1935 г. законы о
принудительной стерилизации были приняты в 26 штатах США. В
Калифорнии к 1935 г. было стерилизовано на этой основе 12 000
человек. К слову, аналогичные законы обсуждались, но были
отвергнуты в Британии, Франции, скандинавских странах.
Благодаря кажущейся простоте решений негативной евгеникой
особенно увлекались создатели тоталитарных режимов. Известны
действия фашистских режимов Европы (прежде всего Германии и
Венгрии) в отношении так называемых генетически неполноценных
народов, к которым относили вначале евреев и цыган, а затем
практически всех носителей южноевропеидных антропологических
типов.
Менее известно, что и большевики благосклонно относились к
евгенике. Сначала открыто к "позитивной", а затем тайно – к
"негативной". В годы первых пятилеток А.С. Серебровский
выступает с программной статьёй "Антропогенетика и евгеника в
социалистическом обществе". О применении и необходимости
строго соблюдать евгеническое законодательство пишет в
пояснительной записке к проекту декрета Совнаркома "Об охране
здоровья лиц, вступающих в брак" А.Н. Сысин. Профессор Ю.А.
Филипченко основал при Петроградском университете первую в
России кафедру генетики. Он же вместе с Н.К. Кольцовым создал
при Российской академии Бюро по евгенике (с его печатным
органом – "Известиями") в качестве подразделения Комиссии по
изучению естественных производительных сил России. Было
создано "Русское евгеническое общество", издавался
евгенический журнал. Программа Филипченко и Кольцова была
направлена на изучение наследственности человека путем
анкетных обследований, а также на генетическое и евгеническое
просвещение, но при этом исключала насильственное
вмешательство в порядок естественных иерархий. Сегодня бы её
назвали медико-генетической программой оздоровления населения.
Большевиков же интересовало другое – как улучшить качество
"винтиков" государственной машины, попутно уменьшив количество
"брака" – лиц с любыми (как психическими, так и физическими)
отклонениями от предписанных идеалов.
Короткий флирт ленинцев-сталинцев с евгенистами закончился в
30-х.
Когда в 1936 году будущий нобелевский лауреат Герман Мёллер
послал Сталину своё знаменитое письмо с грандиозным
евгеническим проектом для СССР, у товарища Джугашвили уже был
в действии собственный план на этот счёт. И хотя
прокоммунистически настроенный Мёллер прямо называл свою
евгенику "большевистской", противопоставляя "буржуазной" и
нацистской, он, не ведая того, только ещё больше раздражал
"лучшего друга детей". В стране уже набирала обороты кампания
против генетиков, вовсю работала мясорубка ГУЛАГа.
Публичное обсуждение проблем евгеники не входило в планы
тоталитарных вождей. В Германии научные исследования по этой
теме были быстро удалены с глаз общественности в недра
секретных лабораторий. В СССР учёных-генетиков попросту
пересажали и перестреляли.
Чего же испугались вожди и фюреры? Уж наверняка не кары за
вмешательство в Божий промысел.
Для Н.К.Кольцова было очевидно: раз всевозможные человеческие
качества наследуются с высокой степенью вероятности, то
будущим развитием людей можно управлять, подбирая
производителей по желаемым качествам с учётом семейной
истории. То есть теоретически человечество способно улучшать
себя сознательно, используя знания о собственной
наследственности. Но "современный человек не откажется от
самой драгоценной свободы – права выбирать супруга по своему
собственному выбору". Эти слова Николай Константинович писал в
1923 году, когда супругов рекомендовали друг другу
комсомольские ячейки. (В современной КНДР подобная практика –
брак по решению домкома – сохраняется до сих пор.)
Учёный отстаивал необходимость глубокого этического осмысления
евгеники. В книге "Об улучшении человеческой породы" он пишет:
"Может ли наука взять на себя задачу наметить цели
евгенического отбора? ... это вовсе не дело науки, которая не
может взять на себя решение вопроса: что есть добро и что есть
зло? Наука помогает человеку разбираться в коллизиях, но не
может, например, доказать, что надо любить ближнего больше,
чем самого себя или как самого себя, или любить себя больше,
чем ближнего... Можно было бы признать, что развитие
жизнеспособности есть главная задача евгеники. Так как
дальнейшая судьба нашей Земли нам неизвестна, то полная
однородность генетического типа людей невыгодна. Правильнее
сохранить разнообразие, благодаря которому при непредвиденных
переменах, например, при появлении новых, особенно зловредных
микробов, часть людей могла бы выжить".
Свободный выбор и примат разнообразия (вместо намеченной
унификации) был для нацистов и сталинцев попросту
идеологической диверсией. Не устраивала и констатация
иерархий, выстраиваемых самой природой. Тоталитаризм хотел сам
творить свою природу и строить собственные иерархии.
Приговор позитивной евгенике был вынесен. А вот некоторые
негативно-евгенические идеи тоталитарному государству
показались "социально близкими" и были реализованы. Как иначе
оценить физическое уничтожение или долгосрочную изоляцию в
лагерях носителей признаков "инаковости"?! Конечно, это было
проще, чем найти у членов Политбюро хотя бы десяток
полноценных сперматозоидов для "банка гениев". С другой
стороны, номенклатура интуитивно следовала и следует такому,
например, совету: "Требуется ставить в наилучшие условия
существования тех граждан, которыми нация особенно дорожит".
Кольцов, правда, писал эти строки про людей интеллектуального
творчества, а вовсе не про новую партийную знать.
Ныне евгенические идеи в России практически забыты. В конце
перестройки появился, правда, своекоштно издаваемый казанским
рабочим С.Е. Мотковым журнал "Советская евгеника". Издатель и
единственный автор с его страниц призывал создать в СССР
"искусственную популяцию из 20–40 тыс. человек лучших в
генетическом отношении производителей. Доноров следует
подбирать из лучших по деловым качествам начальников цехов и
отделов, конструкторов, офицеров, кандидатов и докторов наук.
Они должны быть здоровы, физически крепки, иметь типичную
внешность и быть морально устойчивы". Такого рода публикации
интереса к евгенике, конечно, возродить не смогли. Хотя
некоторые псевдоевгенические идеи присутствуют даже в
законодательстве нашей страны.
По современному Кодексу законов о семье и браке РФ "не
допускается заключение брака между лицами, из которых хотя бы
одно признано судом недееспособным вследствие душевной болезни
или слабоумия". Толку от таких мер немного – хорошо известно,
что отбор по внешним признакам (по фенотипу) не гарантирует
освобождения потомства от проявления скрытых до поры
(рецессивных) наследственных признаков.
Между тем современное развитие генетики человека, внедрение в
неё методов биотехнологии порождает страшноватую возможность
целенаправленно манипулировать нашим геномом. Известна
провалившаяся затея с банком спермы нобелевских лауреатов. То
тут, то там из лабораторий учёных раздаются голоса об
"улучшении человеческой породы" путём вмешательства в геном
или даже киборгизации–сращивания человека с компьютером.
Накопленный отечественной евгеникой (прежде всего философский)
опыт может оказаться в возникающей непростой ситуации далеко
не лишним. Ведь, как писал Кольцов, "наука, не имеющая
возможности решить вопроса о добре и зле, не вправе определить
идеал той высшей человеческой расы, к установлению которой
надо стремиться...".
Среди сторонников евгеники только двое– англичанин Р. Фишер и
А.С. Серебровский из России применили её в личной "практике":
родили многочисленное потомство и документировали развитие
признаков потомков.
Род тигра
Народ "нани" (что означает "здешний человек") расселён по
Дальнему Востоку очень широко. По данным переписи, в СССР на
начало 80-х проживало около 10 000 нанайцев. Далее справочник
неохотно сообщал: "Незначительное число нанайцев (хечже)
проживают в Манчжурии (КНР)". Этим подчёркивалось, что
настоящие нанайцы – наши, а за Амуром доживают век их
невезучие сородичи.
В феврале наш отряд этнографов, антропологов и генетиков отбыл на
восток. Вьючных ящиков набралась гора: с нами ехали пробирки, дистиллированная вода,
микроскоп. В самом надёжном ящике притаились пара канистр
спирта и увесистые шматы копчёной грудинки. Спирт служил
устойчивой валютой, он же должен был возместить нехватку бумаг
от московского начальства с просьбой "оказывать максимальное
содействие".
Административный центр Нанайского района, село Троицкое, стоит
на левом берегу Амура, между Комсомольском и Хабаровском.
Долго летели мы над отрогами Джугджурского хребта, и на
прощание штурман сказал: "Непростые они ребята, нанайцы. Их на
кривой козе не объедешь".
Слова авиатора стали сбываться с первых дней. Для исследований
были нужны люди, у которых оба родителя нанайцы. Среди
пациентов районной больницы таких оказалось немного, а
подходящие по "стандарту" жители наотрез отказывались
обследоваться. Предположение, что нас принимают за врачей, а
врачам не доверяют, лопнуло. В расположенный напротив
отведённого экспедиции помещения зубоврачебный кабинет стояла
очередь. Вход венчала грозная надпись: "Запрещается перед
приёмом употреблять лук, чеснок, черемшу и спиртное!" Почти от
всех стоявших в очереди разило запретными закусками, тем не
менее в помощи им не отказывали.
Единственный пациент-нанаец, которого удалось залучить, выпил
у меня весь наличный запас кипячёной воды. Взвешиваться и
измеряться он согласился только в одежде. Из родословной гость
помнил имена родителей да место рождения матери. Зато он
предложил рыбно-спиртовой бартер и дал полезный совет: "Идите
в Джари – это часа ходьбы отсюда не будет. Посёлок небольшой,
глухой – одни нанайцы живут!" И мы поплелись туда по
утоптанному зимнику.
Минут через сорок показалась симпатичная деревенька из
полусотни срубов. Над некоторыми курились дымки, где-то
кукарекал петух. Посёлок был совершенно славянского облика.
Ощущение средней полосы усилилось, когда из недальнего леса
показался человек на широких лыжах. Ружьё за спиной, лайка
бежит рядом. За спиной у охотника висит на лямках поняга –
дощечка с ремешками, служащая для переноски клади. На
небольшой нарте, которую мужчина тянет за собой, пара
аккуратных тючков. Меж меховой курткой из косули и необычной
шапкой сияет золотистой кожей крупное высокое лицо с редкой
щетинкой на подбородке и под носом. Дополняют колоритную
внешность гольда замшевые рукавицы с красивым спиралевидным
орнаментом-аппликацией. Завидев наши полубелые халаты,
наброшенные сверху на тулупы, он радостно хмыкнул (что-то
вроде "наконец-то") и ускорил шаг, опережая нас. Когда мы
вошли в Джари, нас уже зазывали. Встреченный охотник
предупредил селян. Впрочем, благосклонность населения к
популяционно-генетическим исследованиям оказалась мнимой.
Из-за грязных халатов нас приняли за ветеринаров...
С XVII века нани жили зимой в однокамерных четырёхстенках.
Столбовой каркас постройки дополняли жердями с обмазанной
глиной плетёнкой из прутьев. Двускатная кровля из снопов,
никакого потолка, глинобитный пол. Такой дом прекрасно
отапливался очагами, дымоходы проходили внутри каменных
лежанок (канов) и выводились в общую трубу. Ничего подобного
мы теперь не увидели.
Иван Кайнович Ходжер был очень стар. У народов Сибири и
Дальнего Востока седая шевелюра – редкость, ранняя проседь
чаще всего указывает на европеоидную примесь. Этот нанаец был
сед, как лунь. Выяснилось, что ему под 80. Все ещё высокий
(170 сантиметров – большой рост для этого этноса), темнолицый
дед приветливо пригласил меня в дом: "Перекусим, почаюем и
делом займёмся".
Суп из белочек указывал, что хозяин в тайге не чужой. "Сейчас
уже мало добываю. Троицкое близко, шум, люди в тайге всё
время. Людей больше, зверя меньше. Но белочек десяток за зиму
взял, к пенсии", – добавил старик.
Всю жизнь он кормился охотой. За высокие показатели на
промысле соболя его в 1947-м наградили грамотой с портретом
Сталина. К пенсии в шестьдесят два рубля, которую он заработал
в потребсоюзе, векши были не лишние.
Ходжер родился в становище рыбаков у озера Эморон. Уехал под
Троицкое ещё до войны, из-за охоты. "Отец-то настоящий нанай
был, кроме рыбы – ничего не нужно. Я ловлю, конечно, себе на
зиму и собаке. Но сейчас и кеты на Амуре мало, и горбуши. Всю
на икру выдрючивают, сама рыба не так нужна. А на что эта
икра?" – ворчал старик.
Вплоть до XVII века амурский осётр и самая крупная в мире
речная рыба – калуга (вес – до тонны) в изобилии снабжали
нанайцев кожей, жиром, мясом. Кету ловили на юколу (вяленые на
ветру полосы несолёной рыбы), частиковые шли как приварок к
зимнему столу. Китайцы высоко ценили драгоценный рыбий клей,
лучшие сорта которого получались из хрящей осетров. Так что к
приходу русских казаков осетры уже были желанным, но нечастым
уловом. До сих пор на Амуре шутят, что у Троицкого все осетры
без носов плавают (сырой ростральный хрящ – одно из любимых
нанайских лакомств).
Дела погнали меня в Джаривский сельсовет. Иван Кайнович взялся
проводить. В сельсовете наш начальник отряда Юра упрашивал
председателя по фамилии Бельды оказать содействие и привлечь
односельчан. Бельды вроде бы сдался, снял трубку и начал
куда-то звонить. Говорил он по-нанайски.
"Идём пока ко мне, рыбы дам, – предложил Ходжер. – До вечера
времени много". Прихватив спирт, я последовал за стариком.
Едва мы вышли за порог, охотник зашептал: "Не будет у вас
людей. Он хоть и по-найхински говорил, а я всё понял. Говорит,
чтоб не ходили к вам люди. Эти Бельды все такие. Половина
родни в Китае, испокон веку торгуют через границу, не любят
вас они".
Разбавленный спирт ещё не остыл, а в дверь уже постучали. Окно
на улицу Иван не зашторил, два стакана на столе ясно говорили,
что тут происходит.
– Мотор Киле, – представился гость. Такой же мощный, как Иван,
он гляделся помоложе и действительно оказался всего лишь
ровесником Октября. – Отец Мотором назвал. Сильно к технике
тянулся. А мать всё равно хотела меня Мото назвать, есть у нас
такое старое имя.
– Вы тоже охотник? – спросил я Мотора, зная, что киле, в
отличие от других нани, предпочитают охоту рыбалке.
– Швейник он. В Синде работал, – ответил за гостя Ходжер. – В
Синду вам надо за подопытными. Там мастерская у нас,
национальные тапочки шьют. Бабы не откажут.
В Синде сбылось по слову. Небольшая деревенька, цех сувенирной
продукции местного колхоза. На тапочки и чуни из споротка
(чаще из кожзаменителя) женщины нашивали удивительно красивые
орнаменты. В спиралях и меандрах угадывались тигриные морды
("дух Амура"). В сезон мастерицы плели корзинки из тальника, с
узором из темных и светлых прутьев. Дома потихоньку кое-кто
делал традиционные красные матерчатые коврики с чёрно-белыми
аппликациями.
Очень хотелось попасть в Найхин – стариннейшее нанайское
поселение. Случай вскоре представился.
К концу подходил март, началась масленая неделя. Мы закончили
изучение районных архивов в Троицком, и, потягивая в
молодёжном кафе привезённое начальником пиво, поглядывали на
расположенный рядом единственный винный магазин. Там
разгружали машину шампанского.
В национальном районе пьяноборческую идею М.С. Горбачёва
творчески развили и талоны на спиртное представителям "малых
народов Севера" не выдавали вовсе. Нанайцам (как и ульчам, и
удэгейцам) приходилось вожделенные бумажки покупать (на это
уходила тигриная доля выловленных лососей). Счастливые
обладатели талонов, дожидаясь конца выгрузки, образовали
гигантский "хвост".
Начали отпускать. Контроль ("заходи по пятёркам") и учёт ("две
в руки") вёл милиционер из местных, забывший о племенном
единстве. Поэтому аборигенам приходилось за углом отдавать
талоны и деньги "лицам европейской национальности" да ещё
приплачивать рубль–трояк.
Миловидная невысокая девушка с правилами знакома не была.
Страж порядка обозвал её "нанайской мордой" и вытолкал взашей.
Еле сдерживая слёзы, красотка вошла в "Шахматное" –
совмещенное кафе-столовая – и присела за столик. Её роскошные,
тугие, как конский хвост, смоляные волосы почти касались пола.
Во мне проснулся борец с сегрегацией, я предложил незнакомке
свои услуги. Оказалось, что прелестная девушка учительствует в
Найхине, что зовут её Елена, что завтра у них праздник, и
подруги по школе командировали её отоварить 20 винных талонов.
В ряды борцов за справедливость к концу рассказа Елены встали
все участники экспедиции. Сержант пытался нас остановить, но с
тем же успехом он мог бы противостоять регбийной схватке.
Погрузив улов на ждавший педагога уазик, мы получили
приглашение проводить русскую зиму в нанайском селе.
Село оказалось большим. Масленичное гулянье выглядело
совершенно по-русски: с горкой, призовым столбом, гармошками и
пьяными. Среди пожилых людей нам показали шаманов и шаманок,
заурядно одетых и никак не выделявшихся поведением.
Шаманы, особенно большие (касатэй-саман), пользуются в народе
уважением, несмотря на десятилетия антишаманской истерии. В
Найхине, где живут потомки и сородичи Хэри Мапа, божественного
шамана из рода Ходжер, это отношение особо чувствовалось. Одна
из молодых женщин, увидев шаманку, осеклась и перестала петь.
По традиционным представлениям, женское пение табуировано.
Около часа пополудни люди потянулись к школе. Выяснилось, что
начинается праздничная борьба на поясах. Схватив друг друга за
широкие пояса, крепенькие грузди-школьники боролись до
изнеможения, подбадриваемые криками и звуками варганов.
Найхинцы договорились сохранять и развивать народную борьбу
без всяких указаний и разрешений. В результате борьбу
преподают даже на уроках физкультуры.
Что мы знаем о нанайцах? Читали о Дерсу Узала и считали его
удэгейцем. Покупали травяной чай в банках с его именем.
Слушали "А олени лучше" и "Увезу тебя я в тундру" талантливого
найхинца Кола Бельды, изображавшего обобщённого
"малочисленного инородца". Смеялись над несусветным "маленьким
оленеводом Бельдыевым" из байки Г. Хазанова. Ужасались Евдокии
Гаер в ролях союзного депутата и российского министра.
Что ещё?
Герой Советского Союза Максим Пассар пал смертью храбрых на
Великой Отечественной; Г. Ходжер написал трилогию "Найхинцы".
Нанайские шаманы в середине 90-х приехали на международный
конгресс в Москву и потрясли своими камланиями антропологов со
всего мира.
Стены школьного зала были украшены превосходными вышивками и
орнаментами. Учительница Екатерина Актанка показала нам один
из самых сложных узоров: "Тигр. Мой предок". Сказано это было
девушкой-комсомолкой серьёзно и торжественно.
Шатун-томагавк
Настоящего индейца, такого, каким он предстает на страницах
Купера или Лонгфелло, невозможно представить без томагавка.
Меднолицый воин с парочкой перьев в шевелюре и боевым
топориком с клювовидным лезвием в руках или за поясом...
Томагавк, бесспорно, вещь полезная: хоть деревцо срубить, хоть
буйну бледнолицую голову… Можно метнуть пяток-другой
томагавков в деревянный тын и, как по лесенке, пробраться во
вражеский форт, а можно ловко натесать жердей, заплести их
гибкими ветвями и, перегородив этой решеткой речушку, наловить
форели на обед себе, своей скво и многочисленным сородичам.
Можно подвесить к томагавку несколько предметов-оберегов,
рукоятку покрыть священным орнаментом, и получится переносной
алтарь. Или просверлить в рукояти продольный канал, а перед
креплением лезвия сделать чашу-углубление. Выйдет калумет –
священная "трубка мира" (как видно, идея "2 в 1" далеко не
нова). Такой калумет индейцев-тлинкитов, привезенный в XVIII
веке экспедицией Российско-американской компании, хранится в
Кунсткамере.
Большую часть своей истории томагавк был каменным (роль
режущей кромки выполняли покрытые мелкими сколами кремневые
пластинки) или даже стеклянным (лезвие, сделанное из обсидиана
– вулканического стекла, получалось особенно острым – таким
томагавком можно было даже побриться). Порой в рукоятку вместо
лезвия просто вставляли олений рог. Ведь металл стал доступен
североамериканским индейцам лишь в последние два-три века.
Откуда же взялся томагавк?
Если верить данным археологии (увы, не слишком
многочисленным), индейцы Америки не изобрели томагавк, а
унаследовали его от своих сибирских предков. В археологических
памятниках Северной Америки и Северо-Восточной Сибири
встречаются предметы, удивительно напоминающие томагавки и
одновременно палицы. Это каменные топорики, насаженные на
длинное – до полутора метров – деревянное топорище, верхнюю
часть которого нередко венчает деревянный или костяной
набалдашник (видимо, для увеличения силы удара)...
В Кунсткамере есть несколько сходных по конструкции орудий,
переданных музею начальником Анадырской управы Н.Гондатти. В
конце XIX века он собрал на Чукотке прекрасную этнографическую
коллекцию. В числе ее экспонатов – несколько "медвежьих
дубинок" (по-чукотски "кэлюунэн"). Это топорики (или, если
угодно, палицы) от 112 до 135 см длиной. Верхняя утолщенная
часть снабжена в одном случае костяным граненым набалдашником
около 15 см в длину, а в другом (видимо, более позднем
варианте) железной насадкой-лезвием. Нижние части "медвежьих
дубинок" одинаковы – сужаясь, оканчиваются заостренным
костяным шипом. По описанию Н.Гондатти, чукчи и кереки
охотились при помощи "медвежьей дубинки" не на медведей, а на
нерпу-ларгу и на морского зайца – лахтака, отгоняя тюленей от
моря на сушу или лед, а затем разбивая животному голову. В
тундре же при ходьбе по насту, по кочкам и сопкам кэлюунэн
использовали как посох. О подобных "топоры на долги топорища
сажены" рассказывали русские казаки, собиравшие в XVII веке
ясак среди анаулов – юкагирского племени, кочевавшего в
среднем течении реки Анадырь. У коряков же Охотского моря
"медвежья дубинка", больше напоминающая уже не топор, а молот,
до недавнего времени использовалась, чтобы добивать
запутавшихся в сетях нерп.
Кэлюунэн дожил на Чукотке до наших дней. Правда, боевую
насадку нынче изготавливают из стального шатуна старого
лодочного мотора, но и общий облик, и применение практически
те же – и по кочкам прыгать, и от волков отбиваться. Пастухи
очень ценят это удобное и легкое оружие.
Наконец, известен еще один потомок кэлюунэна (своего рода
кузен томагавка). Он, правда, видоизменялся в сторону не
топора, а скорее палицы. Это так называемая "дрыгалка",
используемая командорскими алеутами в промысле на береговых
лежбищах северных морских котиков и островных тюленей-антуров.
"Дрыгалка" представляет собой круглую палку длиной около 180
см с массивным утолщением длиной примерно 20 см на верхнем
конце. При помощи "дрыгалок" промысловики вначале "берут
отгон", то есть отгоняют от моря на забойные площадки
котиков-"холостяков" (самцов 3–5 лет). Затем, уже на площадке,
котиков забивают, нанося "дрыгалкой" точный удар по кончику
носа зверя. Однако когда промысел ведется на лежбище со
сложным рельефом (высокие кочки или отвесные скальные обрывы),
"дрыгалка" превращается то в посох, то в альпеншток, то в
лестницу, то в мостик. (Интересно, что хотя современные
"дрыгалки" довольно примитивны по исполнению, в алеутской
коллекции Кунсткамеры можно увидеть старинные "дрыгалки",
рукояти которых покрыты изящной резьбой.)
Череп командора
Этой истории скоро пятнадцать лет. А возможно, и все двести
шестьдесят – смотря по тому, откуда брать отсчет. 19 декабря
1741 года не стало руководителя Камчатских экспедиций Беринга.
17 августа 1991 года я затолкал под шконку одной из кают
пограничного сторожевого корабля "70 лет ВЧК-ОГПУ-КГБ"
картонную коробку с полуистлевшим черепом человека, который,
вероятнее всего, и был капитан-командором. Спустя год
небольшой гроб с останками великого путешественника после
отслуженной панихиды лег в землю мемориального кладбища
острова Беринга рядом с гробами еще пяти членов экипажа
пакетбота "Святой апостол Петр". Бюст мореплавателя передали в
Алеутский краеведческий музей авторы реконструкции облика
командора антропологи В. Звягин и М. Березовский.
В жизни Витуса было немного загадочного или необычного.
Странности сопутствовали ему и после смерти.
Родился будущий великий мореплаватель в датском городе
Хорсенсе 17 августа 1681 года. Так, по крайней мере, пишут в
биографических словарях и морских энциклопедиях. На самом деле
точная дата рождения В. Беринга не установлена.
Документирована дата крещения младенца. Ее и считают днем его
рождения.
Еще подростком он начал морскую службу: плавал с 14 лет,
дважды побывал в Индии и одновременно окончил в Амстердаме
морскую офицерскую школу. 24 лет от роду в чине подпоручика
поступил на российскую службу, в Балтийский флот. Меняются
флоты и корабли несения службы, неохотно растут чины.
В начале 1725 года, после резкого демарша (досрочная отставка
"по прошению" и восстановление на службе с присвоением чина
"капитан первого ранга"), 43-летний Беринг получает от
умирающего Петра I назначение руководителем крупнейшего
отечественного военно-географического предприятия. С 27 января
1725 года по 14 августа 1730 года длилась первая Камчатская
экспедиция, в ходе которой была доказана и картографирована
несходность Евразии и Америки, обнаружен морской путь из
Тихого океана в Северный Ледовитый, открыт пролив,
впоследствии названный Беринговым.
Обессмертив свое имя при жизни, уже состоя в 5-м классе Табели
о рангах (что было невероятно высоко для служившего по
морскому ведомству офицера Петровской эпохи), Витус Беринг в
1733 году принял руководство Второй Камчатской экспедицией
Академии наук.
Главный итог Великой Северной экспедиции: Россия нашла морской
путь на восток, а границы государства оказались положены на
карту. Стало возможным определить площадь империи, установить
ее местоположение на земном шаре. Беринг непосредственно
участвовал в открытии Аляски, Алеутских островов.
Последним открытием мореплавателя стал необитаемый остров на
южной границе Берингова моря с Тихим океаном. Уцелевшие члены
экипажа разбившегося о рифы в ноябрьский шторм пакетбота
назвали остров Командорским. Сейчас он называется островом
Беринга, а бухта, в которой хоронили умерших, названа бухтой
Командор.
Позволю небольшое отступление. В 1990 году мы все жили еще в
Советском Союзе. Поэтому жизнь текла по плану. На 1991 год,
например, планировались вовсе не создание ГКЧП или подписание
Беловежских соглашений. Мир готовился отметить пять веков со
дня открытия Америки Колумбом. Индейцы собирались
бойкотировать торжества (их-то никто не открывал), потомки
викингов – скандинавы горевали о консерватизме географических
мифов. СССР не мог остаться в стороне от мировых торжеств. Для
участия в "Колумбиаде-1991" была создана правительственная
комиссия. Тогдашний секретарь советской Комиссии по делам
ЮНЕСКО Геннадий Шевелев предложил одновременно с 500
годовщиной Америки с запада отметить и 250-летие ее открытия с
востока. Программа получила название "Колумбы Русской Америки"
и вошла составной частью в мировую программу ЮНЕСКО.
Изучить последнюю стоянку капитана предложили лидеры клуба
"Приключение" А. Шумилов и Д. Шпаро, известный историк А.
Станюкович, руководитель Алеутского культурного центра И.
Вьюев. Я хорошо знал всех инициаторов проекта по предыдущим
работам, поэтому с радостью принял предложение участвовать в
экспедиции в качестве археолога и антрополога. Научная
программа предполагала решение нескольких задач: продолжить
изучение лагеря экспедиции Беринга в бухте Командор,
исследовать возможные следы посещения людьми островов до их
официального открытия в 1741 году, отыскать и поднять из
грунта бухты 7 пушек легендарного пакетбота, по возможности
обнаружить расположение могил В. Беринга и его спутников.
Более ранние исследования А. Шумилова показали, что известное
изображение мореплавателя – это портрет его дяди, датского
поэта Витуса Педерсена Беринга. В случае удачи можно было
восстановить по черепу подлинный облик мореплавателя.
Экспедиция вышла многолюдной и интернациональной. Июль
советские участники работали в одиночку, а в августе к нам
присоединились датские и американские коллеги, корреспонденты
журналов, газет, съемочная группа программы "Время". Все
ждали, когда из земли будут извлечены останки человека, облик
которого одинаково неверно представляли два портрета неясной
атрибуции. Человека, оказавшегося после смерти как бы
похороненным в четырех разных местах.
Я уже говорил, что после смерти с Витусом Берингом происходили
странные вещи. Натуралист экспедиции выдающийся биолог Георг
Стеллер писал: "Мы похоронили его тело на следующий день рядом
с нашим пристанищем по обряду, принятому нашей церковью. Там
он и лежит между своим адъютантом, комиссаром и гренадерами.
При отплытии мы поставили деревянный крест, чтобы отметить его
могилу, который, по обычаю русских в Сибири, в то же время
является знаком новой земли, ставшей владением Российской
Империи". В конце XVIII века крест, а с ним и место могилы
были утрачены. Российско-Американская компания (РАК), которой
государь передал управление островами, поставила новый
памятный знак на высоком склоне мыса Командор. Знак-крест
периодически возобновлялся (об этом не забывали даже в годы
Великой Отечественной войны). Последний по времени памятник
был установлен Всесоюзным географическим обществом в 1966
году.
За местоположением креста закрепилось название "могила
Беринга". Эта версия нашла отражение на многочисленных картах
и в атласах.
В литературе попадается и другое место "могилы" – у ограды
Николо-Иннокентьевской церкви в столице Командорских островов,
селе Никольском. Действительно, в 1891 году, к 150-летию
смерти мореплавателя, экипаж военной шхуны "Алеут" доставил на
остров и установил в Никольском памятную плиту с надписью
"Капитану-командору Берингу". Памятник внешне напоминает
надгробье. Хотя село было основано в 1826 году на
противоположном от лагеря Беринга берегу острова, камчатские
краеведческие издания иногда указывали и его как место
захоронения.
В августе 1991 года мы обнаружили 6 погребений. Согласно
отчету экспедиции, "одно из погребений, обозначенное № 6,
отличалось от других наличием деревянного гроба, наиболее
глубокой могильной ямой и почти центральным расположением".
Последующие исследования показали, что это и была настоящая
могила руководителя Великой Северной экспедиции. Настоящая, но
не последняя.
На рейде уже виднеется силуэт лучшего на Камчатке пограничного
сторожевого корабля, присланного командованием Камчатской
флотилии для перевозки находок экспедиции в Петропавловск. В
Никольское возвращаться опасно – первый секретарь местного
райкома партии Красюк проводит демонстрации, протестуя против
"осквернения могил мореплавателей". То, что река Командор уже
смыла половину некрополя, его мало интересует. Моряки торопят,
а мы с Виктором Звягиным никак не выберем из грунта
полуистлевший костяк с фрагментами гроба. Оказалось, что
датские коллеги, несмотря на блестящие инструменты и нарядные
флажки, совсем не имеют опыта раскопок погребений. Мешает
съемочная группа телевидения. Принимаем решение: закрыть
могильную яму гипсовым экраном и под его прикрытием извлечь
костяк маркированными фрагментами. Виктор извлекает череп, я
незаметно укладываю его в отдельную коробку и переправляю на
корабль.
Одновременно пакуются другие находки, имущество участников
экспедиции, кто-то засыпает раскопы грунтом из отвалов (бухта
является особо охраняемой природной территорией, так что за
нашими работами, кроме представителя прокуратуры и потомков
Витуса Беринга, пристально следит начальник райкомприроды).
Вовсе не жарко (градусов 8–9), но пот заливает глаза. Наконец
дело сделано. Уже вечер. Корабль уходит в море, ужин с
капитаном, рюмка на сон грядущий… Утром 18 августа в каюту,
где я ночевал, постучали. "Череп у тебя?" – вполголоса (было
пять утра) осведомился профессор Звягин. Каюсь, не смог
отказать себе в удовольствии подшутить над человеком, который
идентифицировал, в частности, останки венценосной семьи
Романовых. "Какой череп?" – переспросил я и по лицу коллеги
понял: это моя последняя шутка. Пришлось быстро сознаться.
После этого Виктор Николаевич не выпускал коробку из рук до
самой Москвы.
Человеку свойственно заблуждаться, преувеличивая собственную
значимость и значимость им сделанного. Я наивно надеялся, что
19 августа 1991 года страна, а потом и мир будут обсуждать
прибытие праха Витуса Беринга в основанный им Петропавловск. А
все смотрели и слушали "Лебединое озеро" – начался путч…
Слава богу, что драгоценные материалы экспедиции удалось
доставить в Москву в полной сохранности. Там останки были
исследованы и пофамильно идентифицированы, находки описаны и
отреставрированы. Затем – в обратный путь, на Камчатку.
В 1992 году на острове Беринга прах шестерых моряков экипажа
"Святого апостола Петра" после отпевания и отдания воинских
почестей был предан земле бухты Командор. Каждую могилу
увенчало скромное надгробье с именем, воинским званием и
датами жизни: прапорщик Иван Лагунов, подшкипер Никита
Хотяинцов, солдат Федор Панов, гренадер Иван Третьяков.
Штурман Андреас Эйзельберг и капитан бригадирского ранга Витус
Йонассен Беринг.
Надеюсь, что эта его могила – последняя.