После того, как упавший со стройки кирпич размозжил несчастливую голову прораба Прыткова, из дыры в затылке вылетела Душа.
Душа являла собой бестелесную копию голого Прыткова и висела над телом, бормоча о нелепостях судьбы.
Когда крылья за спиной немного окрепли, они понесли душу вверх и вправо, подчиняясь неведомому крылатому инстинкту. Запахло сыростью и нефтью. Душа подлетала к реке.
На берегу стоял человек. На его тело был одет безукоризненный английский смокинг, галстук пурпурного цвета с маршальской звездой и чёрные семейные трусы. На ногах сияли бутсы. Набриолиненную голову защищал шлемофон.
- Харон. – представился человек и достал тупые бараньи ножницы.
- Пардон. – зарифмовал он и, с гнусным хрустом отрезав крылья, пытливо оглядел душиную фигуру. – Сорок восьмой. –полуспросил Харон, полез в мусорный ящик и достал заштопанную женскую ночную рубаху.
- Переодевайтесь! – приказал Харон и указал унизанной перстнями рукой на пляжную кабинку.
Душа переоделась. Харон пригласил на белоснежную океанскую яхту, на палубе усадил Душу в кресло, пристегнул руки к подлокотникам.
Чихнул и завёлся мотор, яхта тронулась, плавно ткнулась в причал. Харон подвёл Душу к сходням и тренированным пинком познакомил гостью с землёй обетованной, закурил сигару и стал что-то считать на бортовом компьютере.
Земля была хоть и обетованной, но ужасно грязной и вонючей. Душа огляделась и пошла по большой дороге. Дорога кончилась будкой. Будка была закрыта, но на окошке висела записка, написанная кровью: «CLO. Пер на обед». Стены будки украшали надписи типа «Здесь был Иоанн», «Низабуду децкий сат?» и «Смерть татарским оккупантам!». Когда Душа до тонкостей изучила все выражения, окошко открылось.
Заспанная ангельская рожа подала анкету и вечное страусиное перо.
Через неделю Душа закончила и бросила анкету в щель «Для почтовых оправлений»
- Однако, быстро вы… - вышедший ангел с уважением оглядел ночную рубаху, выдал талон с номером ЖШ9.045.133, поднял шлагбаум.
- А это куда? – робко осведомилась Душа.
- А в ЦРУ. – пояснил караульный. Путь был открыт.
Показалось серое здание. На крыше неоном горело: «Централ. Распределитель Усопших. Вход со двора.» Буква «Ц» не горела.
Душа зашла во двор. В регистратуре у неё взяли талон ЖШ и дали другой, в кабинет №1.
Душа постучалась и вошла. В номере было темно. Включилась настольная лампа. Кто-то чёрный направил свет в душевное лицо и сказал строгим голосом:
- Гоните талон! На что жалуетесь?
Душа претензий не имела никаких.
- Атеист? – уточнил чёрный.
- Наверное. – созналась Душа.
- А бог-то есть? – съязвили во мраке.
- Не знаю, не видел! – разозлилась Душа.
- Эх, стихийные матерьялисты, кол вам в зад. – незлобливо ругнулся чёрный. Подумав, он написал что-то красным карандашом на обрывке газеты «Правда Горния» и направил в райотдел. Душа осторожно открыла дверь. В райотделе сидела милая женщина.
- Снимите рубаху! – поздоровалась женщина, посмотрела на грудь и живот покрасневшей Души и велела топать на второй этаж.
На втором этаже было три двери – «Район», «Районо» и «Района». Душа сунулась в первую.
За ней стоял рыжий небритый мужик и опирался на ржавый меч.
- ДокУмент есь? – дыхнул сивухою мужик.
Душа протянула записку от чёрного.
- Что пишут? – опять дыхнул мужик.
Душа прочитала: «Тов. Архангелу. Прими товарища. Товарищ».
- Ну тады проходь! – обрадовался мужик и протолкнул Душу внутрь.
В глазах сверкнули искры. Когда Душа поднялась, то увидела громадного амбала с пудовыми кулаками. Рубаха на амбале была разорвана. Амбал поднял кулак и хрипло гаркнул:
- Кайся, сволочь земная!
- А в чём? – поспешно спросила Душа.
В глазах опять сверкнуло.
- Будешь колоться, гад? – опять послышался гнусный хрип.
- Буду, буду, буду! – затараторила Душа.
Тут же её подняли за волосы и, для убедительности дав под дых, рыгнули:
- Начинай!
- Грешна была, атеизмом занималась… - начала исповедь Душа, но её бесцеремонно перебили:
- Вот паразит! Слезами будешь плакать! Кровавыми! – амбал презрительно сплюнул и поволок Душу куда-то вниз, в подвал, в запах жары и серы.
Через час бывшая избитая душа истошно орала в кипящем котле с эпоксидной смолой под одобрительное хихиканье чертенят.
1990 г.