Коля, Гюйгенс и другие

Александр Расторгуев
О старшекласснике Коле, который решил, что свет — это волны, только волны и ничего кроме волн, и его учителе Александре Павловиче. Публикуется с обоюдного согласия сторон.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Свет — это передача давления по эфиру.
Рене Декарт, философ и математик

Свет — это волны эфира.
Христиан Гюйгенс, физик

Я не знаю, что такое эфир! Частицам не нужен эфир. Свет веществен.
Исаак Ньютон, физик и математик

Теория Ньютона неверна. Два пучка света могут не только усиливать, но и ослаблять друг друга.
Томас Юнг, физик, врач и астроном

Свет — это электромагнитные волны.
Джеймс Клерк Максвелл, физик-теоретик

Трудности теории излучения можно преодолеть,
если предположить, что излучение происходит дискретно,
квантами электромагнитной энергии.
Макс Планк, физик-теоретик

Свет — это волны. Это однозначно.
Коля, учащийся школы № 3

Свет — это волны, Коля, и частицы одновременно.
Александр Палыч, учитель физики

ВЕРСИЯ КОЛИ

Я был веселым разбитным малым и работал у Александр Палыча, подолгу засиживаясь в кабинете физики. Точнее было бы сказать — учился, но мне больше нравится — работал. В этом есть что-то настоящее, не знаю, понимаете вы меня, или нет.
На последнем годе стали мы изучать оптику, и мысль о том, что свет - это волны, крепко засела у меня в башке. Гениальная, по-моему! Мысль, конечно, а не башка, хотя о своем черепе я тогда был тоже не самого последнего мнения. И вот, после того, как мы два месяца учили, что свет - это волны, я раскрываю учебник физики и вижу там, что свет - это частицы, которые правильно называть фотонами.
— Какие еще фотоны?! — загремел я.
Хорошо еще, что дело было дома. Предок решил, что вопрос обращен к нему, хотя я задал его риторически, то есть, просто так, от возмущения. Следующие полчаса мне пришлось слушать лекцию о корпускулярно-волновом дуализме. Предок такие лекции любит. Он их называет отрыжкой среднего образования. У него в школе физика хорошо шла.
И вот в таком слегка угнетенном виде прихожу на следующий день в школу. Александр Палыч опыты показывает. Я на них — ноль внимания. Палыч говорит:
— Что-то ты, Коля, сегодня тихий.
Я так и рубанул ему с плеча:
— Александр Палыч, свет — это волны или фотоны? Только честно.
Думал, он меня поддержит, как всякий трезвомыслящий человек, а Палыч вдруг начал крутить вокруг да около:
— Видишь ли, Коля, мы эту тему еще не проходили, мы ее будем проходить в следующей четверти.
— Нет, — говорю, — вы скажите по-честному: волны или частицы?
Он — опять...
— Да ты не горячись, — говорит.
Я расстроился. Надо же, думаю, даже Палыч, обширнейшего ума человек, отравился этой идеологией!

ВЕРСИЯ АЛЕКСАНДРА ПАЛЫЧА

Однажды Коля зашел ко мне на урок, сел за парту и сам с собой разговаривает:
— Свет — это волны. Это однозначно. Частицами он быть не может. Поэтому никаких фотонов нет. А следовательно, и давления света - тоже. Все это чепуха. А вы как считаете, Александр Палыч?
А я в это время преломление света излагаю, восьмой класс.
— Что? — спрашиваю.
— Свет — это волны или частицы?
— И волны, и частицы.
— Нет, — усмехнувшись, возражает Коля. — Тут вы ошибаетесь. Что-нибудь одно: или волны, или частицы. Это волны. Я так считаю. Это однозначно.
С этого случая и пошли рассказы про Колю.

КОЛЯ И ФОМА АКВИНСКИЙ

Встретились как-то Коля и Фома Аквинский.
— А вы чем знамениты? — налетел на него с вопросом Коля.
Фома Аквинский, свободно владевший тремя священными языками христианства: латинским, греческим и древнееврейским, — не понял из этой фразы ровном счетом ничего. Отсюда он заключил, что перед ним — варвар. Видимо, представитель отсталых племен на востоке, о которых писали Геродот, подумал ангельский доктор. Надо быть с ним поласковее. Из него может выйти добрый католик.
— А вот вы мне скажите, — не унимался Коля: — свет — это волны или частицы?
Знаменитый богослов ответил Коле латынью.
Средневековье, снисходительно подумал Коля. Они еще не знают, что такое свет!

КОЛЯ И ЭЙНШТЕЙН

Встретившись с Альбертом Эйнштейном, Коля первым делом сообщил:
— Ну, вас-то я знаю, Альберт... э-э-э... — и запнулся, так как не знал, как Эйнштейна по отчеству, а сами они там, на Западе, по отчеству не говорят.
Эйнштейн, свободно владевший немецким, английским, идишем (то есть, еврейским диалектом немецкого), не понял, что хотел сказать Коля. Вероятно, он из России, подумал знаменитый физик. Надо быть с ним поласковее. Там много талантливой молодежи.
— А вот вы мне скажите, — спросил Коля: — почему вы написали в своей статье, что свет — это фотоны?
Эйнштейн ответил Коле на немецком языке.
Немец, определил Коля. Это однозначно. И потерял к дискуссии всякий интерес.

КОЛЯ И ВОЛЬТЕР

Коля мечтал встретиться с Ньютоном: ведь именно Ньютон первый сказал, что свет — это поток частиц. Но на пути к Ньютону стоял Вольтер, распространивший анекдот про яблоню, под которой Ньютон открыл закон всемирного тяготения.
Великий просветитель и предтеча первой французской революции с любопытством взглянул на Колю в микроскоп с обратной стороны. Внутренняя порядочность и отсутствие микроскопа при себе не позволили Коле ответить тем же.
— Много о вас наслышан, — холодно, но вежливо сказал Коля. — А вот вы обо мне знать не можете. Таково свойство времени. Мы, люди XX века, называем это его необратимостью.
Вольтер повернул микроскоп нормальной стороной, и Коля занял полнеба. Тогда Вольтер отложил микроскоп в сторону, и Коля предстал перед ним в натуральную величину. В нем есть что-то настоящее, подумал Вольтер. Он трижды менял видимую величину — и оставался при этом самим собой. Геометры назвали бы это свойство инвариантностью, для меня же это верный признак неиспорченности человеческой природы.
И Вольтер удалился в рабочий кабинет, где вскоре родились первые главы знаменитой повести “Кандид, или Простодушный”.
Коля об этом не знал. Вернувшись в свой век, он так и не заглянул в Вольтера. Что не мешало ему при случае прихвастнуть:
— Однажды, когда мы с Вольтером смотрели в микроскоп...

НЕИЗВЕСТНЫЙ ГЮЙГЕНС

Читая рассказы про себя, Коля каждый раз обижался. Александр Палыч, наконец, возразил:
— Да с какой стати ты решил, что фольклорный персонаж Коля — это ты? Это обобщенный образ, слепок со многих таких, как ты.
— А все-таки я считаю, что вы этот персонаж с меня списали, — стоял на своем Коля. — Там у вас этот слепок про волны проговаривается. Что свет — это волны. А все знают, что первым сказал, что свет — это волны, я.
— До тебя это сказал Христиан Гюйгенс, — мягко поправил Александр Палыч.
Коля снисходительно усмехнулся:
— Гюйгенса у нас в школе только вы знаете, да Владимир Петрович, а меня — все.

КОММЕНТАРИЙ КОЛИ

Тут требуется объективный комментарий. Палыч явно стремится приукрасить события и представить их в выгодном для себя свете. Я его за это не порицаю. Это свойственно всякому нормальному человеку. Я же предпочитаю правду, даже если она окажется мне во вред. Моя любовь к правде уступает только преклонению перед истиной. А в данном случае и правда, и истина на моей стороне.
Если бы с меня просто срисовали фольклорный персонаж, я бы не сказал ни слова. Но меня нарисовали в буквальном смысле этого слова. На школьной доске. Сомнительность портретного сходства с лихвой компенсировалось подписью под рисунком.
— Александр Палыч, — прямо спросил я. — Это вы?
— Я, — надо отдать ему должное, не без остроумия ответил он.
— Нет, это вы нарисовали, я спрашиваю?
— Ну, что ты, я бы никогда так не смог. Я по рисованию выше четверки никогда не поднимался.
Вот, собственно, и все, что произошло. А историю про слепок Александр Палыч потом высосал из пальца. Про Гюйгенса я тоже что-то не помню, чтобы мы с ним об этом говорили.

ПОПЕРЕЧНЫЕ ВОЛНЫ

— Кстати, — сказал Александр Палыч однажды. — А ты знаешь, что даже волны могут оказывать давление?
— Это поперечные-то? — тонко поддел Коля.
— Именно поперечные! — с энтузиазмом подхватил Александр Палыч. - Потому что продольные волны оказывать давление не могут!
— Ага, — сказал Коля.
— Знаешь, Коля, у меня был ученик, который готовился стать милиционером, — сказал Александр Палыч.
— На что вы намекаете?
— Я ни на что не намекаю, если ты это имеешь ввиду, — спокойно возразил Александр Палыч. — Я хочу всего лишь рассказать историю, имевшую место в действительности. Однажды мой ученик вернулся с милицейских курсов и с восторгом начал рассказывать о новой рации для наших милиционеров. Перечислил все ее технические параметры. Вес пять килограммов, радиус действия 2 километра, работает на поперечных электромагнитных волнах... Вот если бы на продольных, как у американцев, радиус был бы значительно большим...
— Однако, какое отношение это имеет к давлению света? — резонно возразил Коля.
Александр Палыч не нашелся что ответить.

РЕШАЮЩИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

— Хотите, решим наш спор экспериментом? — предложил Коля. — Я буду испускать волны, а вы — частицы.
Так и сделали.
Результаты обескуражили Колю: от обоих исходил свет. При этом Александр Палыч утверждал, что свет, испускаемый Колей, определенно оказывает на него давление.
— Так значит, корпускулярно-волновой дуализм — это реальность? - смущенно пробормотал Коля. — Значит, вы с Эйнштейном были правы?
— Ты потерпел поражение не от нас, — подчеркнул Александр Палыч. — Тебе нанесла поражение сама Природа.

СИЛА МЫСЛИ

— Александр Палыч! — загрохотал с порога Коля. — Хотите знать новость? Я открыл в себе новую удивительную способность!
— Коля, я каждый день открываю в тебе новые удивительные способности. Особенно, между прочим, ты неисчерпаем в опытах, которые заканчиваются не тем результатом, который ожидался.
— Но этой способности вы открыть во мне не можете! Я умею перемещать предметы в пространстве! — с триумфом сообщил Коля.
— Вот и хорошо, — поддержал его Александр Палыч. — Нам давно пора переставить мебель в кабинете.
— Да нет, вы меня не поняли, я умею перемещать предметы силой мысли!!!
— А что это меняет?
— Александр Палыч, вы мне не верите? — поразился Коля.
— Коля, когда я тебе не верил?
— Нет, вы мне не верите, я вижу. Я, Александр Палыч, вам еще не все сказал: я мысли читать умею...

КОЛЯ И МАЙСКИЕ

— Александр Палыч! — объявил Коля на уроке. — Я все сделал, чем мне заниматься?
— Сходил бы ты, Коля, наловил майских, — предложил Александр Палыч.
И Коля пошел. Но не учел того, что еще день, а днем майские не летают. Он перетряс все березы на школьном дворе, но ничего, кроме мелких веточек и прочего строительного мусора, который оставили на деревьях птицы, хотевшие свить здесь гнезда, сверху не упало.
— Александр Палыч! — закричал Коля. Окна школы пооткрывались, а у географа на уроке из рук выпала указка, и он не смог показать остров, который жалуется на свою величину. Последним распахнулось окно в кабинете информатики.
— Что случилось? — спросил Александр Палыч со второго этажа.
— Майских нет!
— А ну-ка, крикни по-настоящему.
И Коля крикнул по-настоящему:
— Подъем по роте, салаги, блин!
По его команде поднялись бурлаки на Волге и пришел в движение проект “Бурлак” в кабэ “Радуга”, а также городская беднота — то есть, пол-Дубны.
— Александр Палыч! — взволнованно закричал Коля. — Сюды бегут какие-то люди с лопатами!
— Куды? — иронически поинтересовался Александр Палыч.
— К нам!
— Это фермеры, — объяснил Александр Палыч. — У них начинается закладка семян картофеля и овощей. Они идут в битву за урожай.
— А они знают, что в этой битве я на их стороне?
— Ты прав, — согласился Александр Палыч. — Командуй отбой.
— Отбой! — что есть мочи закричал Коля.
Люди с лопатами остановились, помешкали и отправились каждый по своим делам.
— У меня такое чувство, что я остановил лавину, — с облегчением признался Коля.
— Точнее, это лавина разбилась о тебя, — прибавил Александр Палыч. — Давай, подымайся назад, физику будем дальше учить. Да не прыгай ты так, чего ты на стенку прыгаешь, все-таки у нас второй этаж... Через дверь иди!

ВТОРОЕ ПОРАЖЕНИЕ КОЛИ

— Александр Палыч, вы арифметику знаете? — спросил Коля.
— Коля, когда я арифметику не знал? — в тон ему ответил Александр Палыч. Он поначалу тоже на Колю удивлялся, а потом так привык, что даже стал писать его с маленькой буквы.
— Хотите пропорцию?
— Давай.
— Тогда слушайте, — приступил Коля. — Вы сколько лет физику учите? Лет пятнадцать, наверное?
— Допустим.
— А я — только четыре! — с триумфом объявил Коля. — Сейчас я знаю примерно... ну, скажем, в два раза меньше вашего, так?
— Так, — улыбнулся Александр Палыч.
— Составим пропорцию. Все то, на что вам потребовалось пятнадцать лет, я без напряжения освоил за четыре года. Следовательно, годика через три я буду знать больше вашего, Александр Палыч, вот так-то!
— Это ты верно заметил, — одобрил Александр Палыч. — Хочешь апорию?
— Какую? — насторожился Коля.
— Древнегреческую.
— Хорошо, давайте.
— Представим себе, что Коля достиг Александр Палыча. Но Александр Палыч тоже не стоял на месте, и его преимущество перед Колей сохранилось. Коля снова достиг уровня Александр Палыча, но тот опять ушел вперед, и Коля снова оказался в хвосте. И так до бесконечности. Отсюда вывод: Коля никогда не догонит Александр Палыча ни в чем!

ПОСЛЕСЛОВИЕ КОЛИ

Вы, наверное, читали истории про меня, которые сочинил Александр Палыч. Правда в них лишь то, что я действительно считал и считаю, что свет — это волны. Пока меня еще никто не переубедил. Если когда-нибудь найдется великий человек, которому это окажется под силу, я, наконец, с легким сердцем смогу вписаться в мировую культуру.
Все остальное в этих историях — вымысел. Александр Палыч называет его художественным. Если бы не легкая ирония, с которой он это говорит, я бы с ним, пожалуй, согласился.
Уехав учиться в Москву, я перевернул страницу в книге своей жизни, но неожиданно и на ней увидел все те же знакомые истории. Оказалось, что сомнительная слава, которой покрыл меня Александр Палыч, опередила мой приезд. Думаю, это случилось через Интернет.
На первом же экзамене по физике, после того, как я ответил на билет и правильно решил задачу, препод — кстати, не самый страшный на факультете, как говорили про него ребята, — неожиданно спросил, что я думаю о волнах. Я дал ему формулу, связывающую длину волны со скоростью распространения и частотой, и в качества примера по привычке привел свет. По тому оживлению, с которым был встречен мой ответ, сразу можно было заподозрить что-то неладное. Задав пару ловких вопросов, препод улыбнулся и открыл карты:
— Так вы тот самый Коля из Дубны?
“Тот самый” покоробило меня.
— Что значит “тот самый”? — спросил я.
— Тот самый, который убежден, что свет — это волны и что он не оказывает давления.
И выставляя мне “хор” в зачетку, произнес замечательную фразу:
— Мы ставим оценки не только за знания, но и за убеждения. Смените свои убеждения на научные — и получите “отл”.
Сознавая, что на “отл” уже не исправишь, я тем не менее спросил:
— А вам это не напоминает тридцать седьмой год?
— Нет, не напоминает, — ответил он.
— Вы мне приписываете убеждения обобщенного слепка, который Александр Палыч сделал с меня, — сказал я.
Лучше бы я этого не говорил. На последней фразе я невольно повысил голос, и содержание нашей беседы стало достоянием всей аудитории. С тех пор за мной закрепилась кличка “Слепок”. Особенно меня раздражает, когда меня так называют первокурсники.