Мама

Геосид
Очень трудно вспоминать о маме.

Всю жизнь родители были занятыми людьми, загруженными работой или житейскими заботами. Наша семейная жизнь была однообразна, как и у миллионов других семей. Родители редко что-либо рассказывали о себе, наверное, в силу традиций тех учреждений, в которых работали. Отдыхали они в отпуске, как правило, отправляясь по льготным путевкам вдвоем, на юг.

  У папы и мамы, конечно, была своя взрослая жизнь, о которой мы, дети знали не очень много. Знали и видели, что наши родители любят друг друга, что у них много друзей, и мы бывали у их друзей в гостях.

  Молодую красивую маму и отца, скорее всего, помню по старым фотографиям. Знаю, что мама занималась спортом, есть фотография, где она бросает диск на стадионе. Строгий муж быстро отучил красивую жену от этих "непотребных" занятий - Нечего ляжками блистать перед всеми. Мама была не лишена различных художественных наклонностей - в детстве она сочиняла стихи и рисовала. Уже на пенсии, когда еще были силы и желания, она нам, детям и внукам, по собственным эскизам сшила несколько маленьких ковриков с аппликациями. Как сейчас помню летящую на черном фоне балерину.

  Мама не получила высшего образования, и, как я помню, последние классы училась вечерне, с нами, детьми на руках. У нее была всегда правильная русская речь и прекрасное письмо без ошибок, свойственное всему их Кубышкинскому роду. Не чужда она была и юмора и иногда вворачивала при случае в свою речь вологодские обороты и хулиганские частушки. Всегда любила петь в застолье русские народные песни.

  Мама не обладала необыкновенными кулинарными способностями и даже мне казалось не очень любила и побаивалась готовить, но всегда была хлебосольна, как все Кубышкины, и всегда за столом ругала свои блюда. В последние годы, когда уже силы были на исходе, она страшно боялась гостей - не могла готовить, а прием гостей без хорошего стола был немыслим.

  Мама не была модницей, но всегда любила красивые вещи и любила хорошо одеваться, хотя гардероб ее не был богат, да и выходить в последние годы было некуда. Она никогда не чувствовала себя старухой, душа и тело были долго молоды, пока подлая болезнь не изменила полностью ее сознание и не заточила ее в мир мрачных иллюзий.

  Какая она была мама для нас детей? Не хуже других, судя по тому, что из нас получилось. Она много мучалась со мной, первенцем. Тяжелая беременность, тяжелые роды, да и потом было непросто с первенцем при тогдашней всеобщей бедности. Папа самоотверженно помогал с младенцем.

Не забуду часто рассказываемый рассказ, как он укладывал меня неугомонного спать. Носил под зажженную лампу и от лампы и так много раз, пока мне не надоедало моргать и я закрывал глаза. Маме было тяжело просыпаться - отец будил ее, чтобы накормить младенца. Раз меня просто потеряли - я несколько часов, провалившись между кроватей, стоя мирно спал. А сколько было болезней. Тогда, баснословно редкий пенициллин, который чудом достал папа, спас меня от неминуемой смерти.

  С нами, подросшими, тоже были проблемы. Помню, как мы темными зимними вечерами писали с мамой палочки в тетради. Она сердилась и заставляла вновь переписывать. Представляю теперь, как ей тяжело было в это время, когда она сама заочно училась в средней школе и должна была делать еще и свои уроки. Помню время, как мама пыталась нас с Ирой закалять, прочитав об этом где-то в газете. Мы по вечерам опускали ноги в таз с холодной водой на несколько минут. Что-то в ее методике было не продумано и мы все простудились.

  Мама редко рассказывала о своей работе, но мы все знали, что где бы она не работала, везде она желанный, исполнительный и справедливый работник. Когда она работала в суде секретарем, мы с Ирой ради любопытства ходили несколько раз на заседания, но ничего интересного для себя не услышали, но были горды, глядя на маму, каким важным делом она занимается. Первые дни работы в суде чтении уголовных дел на маму производило сильное впечатление, и дома она рассказывала об этих ужасных убийствах, показывала фотографии с места преступления. Нам стали, снится, страшные сны и вскоре мама поняла свою ошибку и прекратила рассказывать об уголовных делах.

  Не помню доверительных душевных бесед с родителями, но именно от них я получил представление о порядочном человеке, как человеке дела, хозяине своего слова, надежного товарища.

  Мама была всегда настоящим коммунистом и понимала под этим верность идеалам коммунизма, дисциплину и порядочность. В годы перестройки мы отчаянно спорили с ней, и порой она меня просто выгоняла за критику коммунистических порядков в стране из дома. Хотя она никогда не была пугливым и осторожным человеком, но всегда учила нас детей "не болтать лишнего" о власти, чтобы не иметь серьезных неприятностей.

  Она не могла сидеть без дела, окончательный уход на пенсию и навалившиеся на нее болезни сломали ее, лишили любви к жизни. Жизнь же в стенах своей комнаты, в своей добровольной тюрьме лишь с одним окном в мир - телевизором, стали страшной тяжелой рутиной.