– Знаете ли вы, Михаил Борисович, чем ученики 7-го "А" занимаются на уроках труда? – спросила председатель родительского комитета седьмых классов.
– Думаю, Марина Сергеевна, делают какие-нибудь изделия из дерева, – предположил директор школы. Сейчас ему было совершенно не интересно, чем там на уроках труда занимаются семиклассники. Михаил Борисович испытывал определенную нужду и даже направлялся к месту ее удовлетворения, когда его перехватила эта неугомонная, всезнающая предводительница родителей.
– То есть вас не интересует, какие именно изделия они делают?
Директор вздохнул и попытался сесть так, чтобы поменьше думать о том, что интересует его и побольше – о проблемах Марины Сергеевны.
– И что же они делают? – спросил он.
Марина Сергеевна откинулась на спинку стула.
– Что вы можете вообще сказать об этом учителе трудов? – спросила она.
– Семен Аркадьевич прекрасный столяр, – сказал директор, любовно поглаживая крышку стола, – Со сложной судьбой, – добавил он, проводя пальцем по застаревшей царапине.
– То есть, сидел? – уточнила Марина Сергеевна.
– Ну зачем вы так! Насколько я знаю, перед законом он всегда был чист.
– А нельзя ли его позвать сюда?
Директор снова вздохнул. "Кажется, когда глубоко вздыхаешь, немного легче" – подумал он и, взяв трубку, набрал номер учительской.
Через несколько – тягостных для директора – минут молчания в кабинет вошел хмурый учитель трудов в грязно-черном рабочем халате.
– Вызывали, начальник? – низким, прокуренным голосом спросил он.
"Ну, как же не сидел?!" – с удивлением подумала Марина Сергеевна.
– Вот, Семен Аркадьевич, познакомьтесь – Марина Сергеевна, председатель родительского комитета седьмых классов.
– Это Сашки Лунина мать что ли? – с неодобрением уточнил Семен Аркадьевич. – Пацан без отца растет, а мать, вишь, председатель.
– Моя личная жизнь вас не касается! – с холодным бешенством произнесла Марина Сергеевна.
– А она меня и не интересует, – ответил учитель трудов. – Мне пацана жалко – молоток от киянки не отличает.
– Минуточку, – вмешался директор, плохо представлявший, что такое киянка. – Марина Сергеевна обеспокоена, чем это на ваших уроках занимаются ученики 7-го "А"? Что вы можете сказать?
– Столярное дело осваивают. – Глядя исподлобья, сказал Семен Аркадьевич.
– Нет, вы конкретно скажите, что вы учите их делать! – потребовала председатель родительского комитета.
Семен Аркадьевич замялся:
– Ну, ящики там...
– Гробы он их учит делать, гробы! – взвизгнул Марина Сергеевна.
Наступила тишина. Директор с огромным трудом закрыл распахнувшийся рот.
– Как гробы? – тихо спросил он. – Какие гробы?
– Обыкновенные! В которых людей хоронят! – пояснила Марина Сергеевна.
– Ничего не понимаю, – Михаил Борисович сжал виски. – Почему гробы?!
– Это, – было видно, что Семену Аркадьевичу очень неловко, – Чтоб умели, значит.
– В моей школе делают гробы?! – не мог поверить Михаил Борисович.
– Вы вдумайтесь! – атаковала Марина Сергеевна директора, – На уроках труда моего ребенка учат делать гробы! Это нормально?
– Нет, – согласился ошеломленный директор.
– А чего ненормального? – возмутился Семен Аркадьевич. – Вон, на военной подготовке их людей учат убивать, так это нормально. А я учу убитых ритуальными принадлежностями обеспечивать, и это, значит, ненормально.
– А гроб – это ритуальная принадлежность? – спросил, находящийся в прострации, директор.
– Какая разница, – бушевала Марина Сергеевна. – Гроб – это гроб!
– Гроб... – проворчал учитель трудов. – Между прочим, в толковом словаре русского языка под редакцией этого, как его? Ожегова, написано...
– Вы что же, толковый словарь читаете?! – Михаил Борисович еще мог удивляться.
– Перечитываю. Так это, там написано, что гроб – это специальный длинный ящик с крышкой, в котором, значит, хоронят умершего!
– Не улавливаю. – Холодно заметила Марина Сергеевна.
– Чего такого ненормального, чтобы пацаны умели делать специальные длинные ящики, да еще и с крышкой!
– С ума можно сойти, – констатировал директор. – Специальный ящик. Я даже, знаете ли, как-то и не думал об этом.
– Позвольте, но есть ведь поурочные планы, одобренные РАЙОНО, что вы должны делать в этой четверти? – не сдавалась Марина Сергеевна.
– Изделия из дерева, ящики, – ответил Семен Аркадьевич.
– Действительно, – подтвердил директор, сверившись с какими-то бумагами, – Ящики, но здесь ничего не сказано про крышки!
– Крышки мы пока не делали.
– Это сути не меняет! – заметила Марина Сергеевна.
– Скажите, а вы делаете гробы произвольного размера, – полюбопытствовал пришедший в себя Михаил Борисович. – Или по специальной мерке, для конкретных людей? Марина Сергеевна, что с вами?!
– Боже мой, – прошептала побледневшая руководитель родительского комитета, – Так вот зачем он меня обмерял!
– Кто? Семен Аркадьевич?!
– Нет! Сашенька, сын мой родной!
– Семен Аркадьевич! Извольте объясниться!
Семен Аркадьевич залился краской.
– Это, – начал он. – Ну, я сказал, чтоб мерки сами сняли, с близких, так сказать.
– Мой сын делает мне гроб, – простонала Марина Сергеевна. – А я еще жива! Ужас!
– Было бы гораздо хуже, если б он делал вам гроб, а вы, это... были бы уже мертвы, – попытался утешить ее учитель трудов.
– Так! – директор хлопнул рукой по крышке стола. – Больше я терпеть не намерен! – И резко поднявшись, вышел из кабинета.
Марина Сергеевна с ненавистью посмотрела на учителя трудов.
– Ну почему, почему, вы не учите их делать, скажем, табуретки? – Снова кинулась она в атаку.
– У вас дома есть табуретки? – поинтересовался учитель трудов.
– Положим, у меня дома табуретки есть... – Начала Марина Сергеевна.
– А гроб?
– А гроб мне не нужен!
– Ну, это... знаете ли, когда-нибудь он обязательно понадобиться.
– Да как вы смеете! Что вы себе позволяете! – и вдруг Марина Сергеевна заплакала, – А еще мужчина, учитель трудов! – добавила она, сквозь слезы, с горечью и укоризной.
– Это, – растерялся Семен Аркадьевич. – Вы извините меня, я, это... не хотел... Я... сами понимаете, человек грубый, с деревом привык работать, причем с твердыми его сортами. Понимаете, гробы... они когда их делают, пацаны то есть, они как бы не такими как все становятся. В других школах да, табуретки там, а этому ж нигде не учат!
В кабинет, радостно не то потирая, не то вытирая руки, вернулся директор.
– Я все обдумал! – сообщил он, но, увидев заплаканную Марину Сергеевну несколько, расстроился. – Что тут произошло?
– Ничего страшного, нервы, – отозвалась председатель родительского комитета. – Пожалуйста, продолжайте.
– Семен Аркадьевич, скажите, четверть почти закончилась, вы уже можете выставить оценки по столярному делу? – спросил директор.
– Лунину, трояк поставлю, – хмуро сообщил учитель трудов
Марина Сергеевна громко всхлипнула.
– Ну это мы потом еще поговорим, что вы кому поставите, – пообещал директор. – Что у вас должно быть в следующей четверти?
– Изделия из глины.
– Отлично, вот со следующего занятия и приступайте к изделиям из глины! Гробов, я надеюсь, из глины не делают?
– Нет.
– Вот и чудесно. Видите, Марина Сергеевна, все и разрешилось!
– Благодарю вас, – слабо проговорила Марина Сергеевна и быстро вышла из кабинета.
Директор сделал выразительное движение глазами.
– Понял, – засуетился учитель трудов, – Я халат тут оставлю, временно, – сказал он и бросился за Мариной Сергеевной.
– Ребята, – начал Семен Аркадьевич. Шум в мастерских сразу поутих. – Больше мы не будем делать на наших занятиях гробы.
Из-за парт его принялись сверлить разочарованными и даже обиженными взглядами. Только Сашка Лунин вид имел довольный и даже ехидный.
"Ишь ты, как смотрит. Что ж мужик не может зайти к одинокой женщине полки, значит, подправить, ну и вообще по хозяйству помочь?!"
– Что же мы будем делать? – спросил кто-то.
– Будем делать изделия из глины. Урны.
– Какие еще урны?
– Какие, какие... – проворчал Семен Аркадьевич. – Для праха которые!
2004 г., 2005 г.