Сидя за старым канцелярским столом, Алла безразличным взглядом провожала мелькавшие за окном вагоны грузового состава. За девять лет службы кинологом в питомнике военизированной охраны Восточно-Сибирской железной дороги, подобные виды ей порядком надоели. Раньше она с удовольствием считала количество вагонов в составе, пытаясь вычислить его длину. Когда-то ей это было интересно. Потом надоело.
Караулка находилась очень близко от железнодорожного полотна и грохот рельсовой стали заглушал все звуки в округе. Когда последняя платформа, быстро промелькнув, скрылась из вида, из будки на той стороне насыпи выбрался часовой. Он не спеша поправил форменную фуражку, смачно сплюнул себе под ноги и машинально посмотрел вслед поезду, уже преодолевшему мост через Иркут. Глядя на Петровича – а именно так звали стрелка из будки – Алла обратилась к своей подруге, а по совместительству и начальнику караула Галине:
- Слышь, Галка, Петрович скоро сменится?
Подруга с удивлением посмотрела на Аллу, потом в окно на Петровича:
- А чего это ты Петровичем интересуешься? Опять какую-то пакость затеяла? Ты же спать спокойно не сможешь, если не подколешь мужика. Смотри, доиграешься. Он тебя когда-нибудь за волосы оттаскает, за милую душу. И, кстати, правильно сделает. Давно пора.
Теперь уже удивлялась Алла:
- Да ты что, подруга?! Я же без задней мысли спросила. Просто смотрю: Петрович из будки вылез, свежим воздухом дышит. Вон, гляди, какой красавец! Мужик в форме, с ружьем, даже такой толстый и неуклюжий, преображается до неузнаваемости. Я вот сколько Петровича знаю, а знаю я его без малого восемь лет, все время удивляюсь: как он медкомиссию прошел? Мало того, что толстый, как бегемот, так еще и косоглазый. Нет, где это видано: стрелок военизированной охраны и косоглазый? Курам на смех. Это я раньше так думала. А вот сейчас смотрю на него и любуюсь. Нет, правда. Ты что мне не веришь?
Галя пристально посмотрела подруге в глаза:
- Верила бы, кабы не знала тебя, как облупленную. По глазам вижу: подлянку мужику приготовила. Ты только меня в свои интриги не впутывай, сделай милость.
Алла тут же состроила кислую мину:
- Так и быть, не буду.
- Чего не будешь? – живо откликнулась Галя. – Подлянки делать или меня в них втягивать?
Алла хитро улыбнулась:
- Тебя не буду втягивать. Обещаю. Сама как-нибудь разберусь. С этим боровом.
Галя укоризненно покачала головой, еще раз посмотрела в окно и взялась за трубку телефона – пора было передавать по цепочке, что литерный миновал Иркутный мост. С моста неожиданно выкатилась электричка и, притормаживая перед станцией «Иркутный мост», закрыла Петровича от пары хитрющих глаз. Галя глянула на электропоезд, потом на подругу и тоном, не допускающим возражения, заявила:
- Ну, вот что, подруга. Топай к себе на питомник и займись-ка делом. И выброси глупости из головы.
Алла поняла, что Галка сегодня не в духе и засобиралась на свое рабочее место. Питомник пятой команды находился на самом берегу Иркута, метрах в двадцати от караулки. Из окна питомника хорошо просматривались и сам мост, и подходы к дверям караульного помещения. Алла приготовила собакам еду – их на довольствии состояло одиннадцать голов, разных пород и возрастов – и присела к окошку, выпить чаю. Макая бублик в пиалу с кипятком, она с интересом наблюдала за происходящим. Вскоре из караулки бодро вышла смена и в сопровождении начальника караула проследовала к стенду заряжать карабины. Оба стрелка – молодые парни – студенты педагогического института – быстро зарядили оружие и направились на свои посты. Завидев смену, Петрович вышел из будки, потянулся, разминая затекшие мышцы спины и, неуклюже перепрыгивая через рельсы, двинулся к караулке. На крыльце его ждала Галя. Переговариваясь с начальством, Петрович быстро разрядил оружие, посмотрел на ту сторону моста и вслед за Галиной зашел внутрь.
Со стороны Петрович, действительно, напоминал бегемота из мультфильма про Айболита. При всей несуразности своей внешности, это был обаятельный человек, легкий в общении и очень добрый. Про таких говорят: мухи не обидит. По большому счету, Петровичу можно было искренне посочувствовать. Он был единственным кормильцем своей многочисленной и бестолковой семьи. В его двух комнатной квартире кроме него и жены, проживали: дочь с зятем и малолетним потомком; сын с невесткой, готовой «понести» в любую минуту; и младший сын, тринадцати лет от роду. Из всей этой оравы работал, почему-то, только Петрович. Содержать на иждивении пять взрослых нахлебников – это перебор. Но, Петрович не только мирился со своей участью, но даже периодически гордился этим. Зарплаты Петровичу хватало ровно на десять дней, потом он начинал брать деньги в долг, под очередную зарплату. У своих же сослуживцев. Отдавал исправно, по этому ему не отказывали. За долгие годы все уже привыкли к такому положению вещей и относились к просьбам Петровича, как к должному. Пару раз Петрович получал внеплановую премию и, по идее, мог выпутаться из долгов. Но он, как любой нормальный русский мужик, получивший «халяву», просто-напросто пропивал ее за два дня. А потом все повторялось. Поэтому и страдал от хронической нехватки денег. Однажды ему это надоело, и он решил коренным образом изменить ситуацию - пополнить семейный бюджет. В позапрошлом году напротив караулки, сотрудникам выделили земельные участки под картошку, и Петрович выпросил таки две сотки. Будучи сугубо городским обывателем, он не имел ни малейшего понятия о законах природы и в агротехнике разбирался слабо. Вскопав землю, Петрович разбросал по лункам семена, заровнял все это граблями и доверил матушке-природе самой позаботиться об урожае. Она и позаботилась. Лето в том году было дождливым и жарким. К середине июля на участке Петровича трава колосилась по пояс. Если не выше. И трава-то не простая - коноплей называется. Петрович и понятия не имел, что сорняки нужно выпалывать, а картофель окучивать. В начале августа, мимо проезжал какой-то большой начальник из УВД на транспорте. Из окна электрички он сразу же обратил внимание на плантацию конопли и вызвал к себе на «беседу» начальника команды, охранявшей Иркутный мост. Еще бы, практически в самом центре Иркутска такое занятное растение. По-видимому, поговорили душевно. Начальник команды вернулся в караулку злой, как янычар. Петровичу не повезло - как раз в этот день находился на службе. Начальник, с издевкой, пересказал подчиненным свой разговор с милицейским начальством и, почти вежливо, попросил Петровича к завтрашнему дню навести на своем участке образцово-показательный порядок. Петрович не придумал ничего лучше, как взять косу-литовку и выкосить всю растительность на своей земле. Всю! Включая картофельную ботву. Получилось симпатично – участок Петровича напоминал аккуратно стриженый газон для игры в гольф. Ржали все и долго. Петрович и раньше выкидывал номера, но сейчас он превзошел себя. Однако на этом сельскохозяйственная эпопея Петровича не закончилась. Ровно через месяц Петрович пригнал на поле всех своих домочадцев - собирать урожай. К всеобщему веселью, за час работы они накопали два ведра гороха, посетовали на неурожайный год и отвалили обмывать горе. С тех пор с земледелием Петрович завязал окончательно и бесповоротно. Пол года искал достойную альтернативу и нашел - решил заняться животноводством! На своих двух сотках он сколотил из старых шпал небольшую стайку и развел свиней. Какой-то дальний родственник дал ему на откорм дюжину месячных поросят. Правда, через месяц их осталось всего четверо, остальные благополучно сдохли. Не то от голода, не то от жуткой тесноты и чудовищной антисанитарии. В досужих разговорах, большинство сослуживцев склонялось к последнему – рой мух, круживший над свинарником, был виден издалека. А вонь, в ветреную погоду, раздражала даже пассажиров останавливающихся по близости электропоездов. Тем не менее, каждый третий хряк выжил. В своих поросятах Петрович души не чаял – как только выдавалась свободная минутка, бежал проведать. Все объедки из караулки стаскал вислоухим. В конце июня, на свой день рождения Петрович забил одного, и теперь их осталось трое. Три поросенка: Борька, Васька и Зинаида Степановна. Худосочную, поджарую чушку, Петрович из мести назвал в честь вредной врача-окулиста железнодорожной поликлиники. В свое время она не хотела давать Петровичу допуск на работу в охране. Зинаида Степановна (в смысле свинья) отличалась отменным аппетитом, но при этом очень плохо набирала вес. Какая-то спортивная порода! Гончая! Зоотехник из Петровича получился такой же, как и агроном. Ему и в голову не могло прийти, что у Зинаиды Степановны глисты, и их надо просто вытравить. И нет проблем!
Алла давно и хорошо знала Петровича. Мало того, что они вместе работали, так еще и жили в одном дворе. Лет пятнадцать. Алла не только знала о всех похождениях Петровича – когда пьяный, он такой затейник - но, иногда, собственноручно создавала ему проблемы. Шутки ради. Вот и сейчас в ее симпатичной головке вызрел какой-то изощренный иезуитский план.
Когда Алла вновь наведалась в караулку, Петрович сидел за столом и, намазывая на хлебную корку кабачковую икру, торопился быстрее проглотить свой постный бутерброд. Чтобы снова навестить своих четвероногих кормильцев. Не спуская с Петровича глаз, женщина, как бы нехотя, обсуждала с подругой последние сплетни. Заметив, что Петрович встал из-за стола и собирает в пакетик объедки – угощение меньшим братьям – Алла, будто вспомнив что-то важное, небрежно обратилась к Петровичу:
- Слышь, Петрович? У тебя как с финансами? Проблемы есть?
Петрович оживился – Алла затронула больную тему:
- Как всегда - пустой, как барабан. А ты с какой целью интересуешься? Просто из любопытства, или есть предложения?
Алла приняла загадочный вид:
- Как сказать, как сказать.
Петрович оживился еще больше:
- Аллка, давай, не томи. Что там у тебя?
Алла говорила уверенно и спокойно, как будто рассказывала детям сказку на ночь:
- Да, вчера заходила в аптеку и объявление прочитала. Для изготовления каких-то ценных лекарств, там щетину поросячью принимают. Дорого платят. Какому-то мужику при мне четвертной отвалили. За пакетик полиэтиленовый. Вот он обалдел от радости! У тебя ведь тоже свиньи есть - ты тоже сдать можешь. Только надо поторопиться. Там в объявлении написано, что прием ограничен.
От неожиданного счастья Петровича аж на месте подкинуло. Он пулей вылетел из караулки – побежал проверять шерстистость своих вислоухих. Все присутствующие приняли новость за чистую монету, а Алла отвернулась к окну, пряча ехидную улыбку. Минут через десять, запыхавшийся Петрович шумно ввалился в караулку. Его радости не было предела:
- Порядок! Свиньи мохнатые, как гималайские медведи. Щетина хозяйская, сантиметров шесть в длину. Это ж какие деньжищи?!
Озаряя присутствующих лучезарной улыбкой, Петрович обратился сразу ко всем, и ни к кому:
- А где у нас большие ножницы? Народ, кто последним видел ножницы?
Алла укоризненно посмотрела на Петровича:
- Петрович, ты как всегда, до конца не дослушаешь и начинаешь суетиться. Тетка из аптеки сказала, что самое ценное содержится в корнях. Если ты щетину сострижешь, то все корни обрежешь, и ее у тебя не примут. Надо с корнями выдирать. А иначе: дохлый номер – не возьмут.
Озадаченный Петрович почесал затылок, задавая вопрос самому себе:
- У начальника где-то станок завалялся? Раз нельзя стричь, придется брить.
Алла, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в очередной раз укорила Петровича:
- Нет, вы только посмотрите на него?! Все люди, как люди, а ты как хрен на блюде! Петрович! Ты что не русский? Я же тебе сказала: самый «цимус» в корнях. В корнях! Нельзя брить, драть надо!
Петровича, разгоряченного сладкими грезами о деньгах, это обстоятельство не смутило. Поразмыслив минуту, он достал из ящика стола пассатижи, и твердым шагом уверенного в себе человека вышел из караулки.
Каково было удивление свиней, когда они узнали, с какой целью хозяин пришел на этот раз, можно только догадываться. Как они визжали! Особенно Зинаида Степановна. Такого душераздирающего визга не слышал даже видавший виды живодер с местной скотобойни. На том берегу Иркута слышно было. Часовой с левого берега перепугался и специально позвонил в караулку узнать, что стряслось. Минут через двадцать, обливаясь потом и зажимая пальцами рваную рану – Зинаида Степановна извернулась таки в узком загоне и укусила мучителя за левую руку - в караулку влетел разгоряченный Петрович. Он быстро перетянул бинтом кровоточащую рану, окинул всех присутствующих помутневшим взором и заискивающе обратился к своему напарнику:
- Володя, помоги! Не в службу, а в дружбу. С меня бутылка. Они брыкаются, как сумасшедшие, подойти невозможно. Пойдем, подержишь хряка, пока я из него шерсть драть буду.
Володя – молодой парень, тоже из студентов – хмыкнул себе под нос какой-то каламбур, но согласился. Когда охотники за щетиной вышли за дверь, Алла грохнула со смеху. До этого момента ни кому из присутствующих, кроме Галины, и в голову не пришло, что это очередная милая шутка. Алла держалась так уверенно и натурально, что купились все. В особенности Петрович.
Дикие вопли бедных свиней долго оглашали окрестности станции «Иркутный мост», привлекая к себе внимание пассажиров проезжавших мимо электричек. Одновременно с поросячьим визгом в карауле стоял дикий ржач развеселившегося караула. Минут через сорок, совершенно измотанный, но чрезвычайно довольный, Петрович тяжело ввалился в караулку, прижимая к груди пухлый пакет с поросячьей щетиной.
Никому из сослуживцев не пришло в голову рассказать Петровичу, что это всего лишь невинная шутка. Всем было интересно: а что скажут Петровичу в аптеке?
В восемь вечера Алла сдала смену и ушла домой, чтобы утром снова прийти на работу. А Петрович остался – он сменялся только на следующий день. Как он дожил до следующего утра – только Богу известно. Аптека открывалась в девять часов и Петрович специально задержался на работе лишних сорок минут, чтобы в аккурат прийти к открытию. Караул сменился, из всех свидетелей вчерашнего концерта осталась только Алла, которая в восемь утра снова заступила на смену. Она сидела в караулке и в подробностях рассказывала заступившему караулу про свою жестокую, но бесподобную шутку. А сама между делом поглядывала в окно: не идет ли Петрович? Предчувствия ее не обманули – ровно в половине десятого на платформу вынырнул Петрович. Подробности его разговора с аптечным начальством остались неизвестными, но, судя по тому, как быстро он передвигался, разговора не получилось. Видимо, в аптеке его не поняли. Алла сообразила, что пора сматывать удочки и поспешила на выход. Она почти бегом добралась до питомника, закрылась изнутри на засов и выпустила из вольера Ральфа – злобную кавказскую овчарку – единственную собаку в питомнике, которую боялся Петрович. Пунцовый от злости Петрович шумно вломился в караулку, окинул всех горящим ненавистью взглядом и, не здороваясь, задал закономерный вопрос:
- Где она?
Новый начкар – коренастый мужик средних лет – пытаясь изобразить искреннее недоумение, живо поинтересовался:
- Кто она?
Петрович взорвался, как противотанковый фугас:
- Где Аллка? Где эта лахудра? Где эта болонка драная? Где эта змея подколодная?
Все оцепенели. Таким Петровича еще никто не видел. Видимо, Аллкина шутка ему не понравилась. Совсем не понравилась. Петрович развернулся и бросился на питомник. А там закрыто - Аллка затаилась. Петрович принялся долбиться в ворота, матеря Аллу последними словами. Ему никто не мешал. Правда, когда из-за ворот глухо зарычал Ральф, Петрович пришел в себя и тут же отпрянул от ограды питомника. Эту псину он жутко боялся. Он еще раз заглянул в окно, пытаясь высмотреть ее внутри домика, и, не увидев, громко крикнул:
- Я тебя, жабу, во дворе поймаю! Я тебе все волосья повыдергаю! Точно так же, как щетину из своих поросят. Я с тебя скальп сниму. Его-то уж точно примут, в парикмахерской, на парик. И деньги большие заплатят.
Напоследок, Петрович с силой пнул ворота питомника, плюнул в окошко и ушел домой.
Закончилось все благополучно – обошлось без жертв. Аллка поставила Петровичу бутылку «Столичной» и он, на радостях ее простил. В ноябре Петрович забил своих многострадальных поросят, и больше живности не разводил.
Игорь Славин, август 2005 г.