Веселые времена в Хилтоне

Александр Расторгуев
Хилтоном раньше называли общежитие для молодых специалистов, которое и по сей день стоит на левой стороне дороги, если ехать с Большой Волги в институтскую часть города, минуя Черную речку. Здание напоминает шахматную доску и имеет веселый вид. Сейчас его больше знают как «Гриль» — по названию кафе на первом этаже. Молодые специалисты незаметно выходили из возраста молодых специалистов, некоторые даже обзаводились семьями и воспитывали детей, но продолжали жить в общежитии для молодых специалистов.

Хилтон на первых порах поражал комфортом своих покоев. Это было общежитие нового типа — гостиничного. И все же даже неисправимые романтики, жившие в этих комфортных условиях, мечтали об отдельной квартире. Ибо, как говорил Кант, нельзя жить в общежитии и быть свободным от правил проживания в нем. Среди этих правил самым обременительным было золотое правило общежития: гости только до 23.00. И оно, конечно, сплошь и рядом нарушалось — иногда со скандалом, но чаще без.

Мы жили на десятом этаже, с видом на море — Московское море; оно было особенно хорошо в летние предзакатные часы. Я до сих пор помню нормальное атмосферное давление в гектопаскалях, потому что оно численно равно номеру комнаты, в которой мы жили.


НАШЕ РАДИО

У нас в комнате было замечательное радио типа репродуктор. Время от времени оно самопроизвольно отключалось, а потом включалось по собственному желанию, совершенно непредсказуемо. Мой первый сосед по комнате, Юра Андриянов, однажды сказал с горечью:

— А кто виноват?

Радио, неожиданно включившись, сказало:

— ...Пушкин.

Такую историю ничего не стоит выдумать, но это чистая правда. Я упомянул наше радио потому, что оно здесь — то самое чеховское ружье, которое обязательно должно выстрелить в последнем акте.


СЛАВИК БРОСАЕТ КУРИТЬ

Славик, второй мой сосед в общежитии на Московской, 2, обладал (и обладает до сих пор) многими выдающимися способностями и одним недостатком: он злоупотреблял табакокурением, знал за собой этот недостаток и время от времени бросал курить. Идем на работу, Славик говорит:

— Все, бросаю курить. Постепенно снижаю норму. На одну сигарету каждый день. Вчера дошел до двух сигарет. Сегодня выкурю только одну. Сейчас приду — и сразу выкурю. Курить страшно хочется!

Двадцать лет спустя я увидел его у табачного ларька. Вячеслав Сергеевич покупал сразу две пачки папирос.

— Нужен запас, — доверительно пояснил он.


КОЛЛЕГА ХУТОРНОЙ

Славик притягивал к себе людей своим мощным интеллектом, а также домашними заготовками, которые он привозил из родового поместья в Переславле-Залесском, что на Плещееве озере. Среди домашних заготовок были пирожки со всевозможной начинкой, грибочки и огурчики в солениях и маринадах и прочая домашняя снедь, которую так высоко ценят в общежитии. Со временем сформировался узкий круг завсегдатаев нашей комнаты.

В этот круг входил Коля Хуторной — сам глубокий мыслитель и большой оригинал, во многом не оцененный своими коллегами-современниками. Впоследствии он выпустил книжку стихов, и неплохих, а ведь никто не подозревал, что он пишет стихи, и внешне он никак не напоминал поэта. Петя Сычев, автор первоапрельского квазинаучного трактата об очередях, при формулировке постулата о конечном множестве друзей и знакомых, которые могут встать в очередь, вынужден был сделать оговорку: «В отношении Н. Хуторного это утверждение суть не более чем гипотеза».

Чтобы образ Николая Хуторного не вышел однобоким или худосочным, приведу еще один эпизод. Амин, другой завсегдатай нашей комнаты, рассказывал, как он познакомился с Колей. Собрались ужинать у Лени Коптаря. Над столом висел абажур с таким же своенравным характером, как и наше радио. Время от времени он неожиданно спускался вниз. Приглашая к столу, Леня предупредил:

— Коля, только не делай резких движений.

— Хорошо-хорошо, — досадливо поморщившись, отмахнулся Коля, задел при этом абажур, тот рухнул вниз и... И ужина не стало.


БЛИЦ

Проиграв очередной шахматный блиц, Коля пожаловался:

— У тебя, Славик, кнопки плохие. Если бы у тебя были хорошие кнопки, я бы лучше играл.

— При чем тут кнопки, Коля, — кротко возразил Славик, заново устанавливая шахматные часы. — Мы же не в кнопки играем.


ВКУС ПОБЕДЫ

Амин увидел, как Славик Колю обыгрывает, и ему тоже захотелось:

— А ну-ка, Славик, дай я его тоже дрюкну!

И неожиданно проиграл.

— Надо же! — удивился.

Коля победоносно расхохотался, зорко осмотрел комнату и деловито спросил:
 
— Славик, у тебя есть что-нибудь пожрать?

— У меня есть хлеб, Коля. Черный.

— Давай, — великодушно согласился Коля.

— И еще хрен. Тертый.

— Черный хлеб с хреном! — сказал Коля. — Настоящая р-русская еда!

Пока он ходил вокруг стола, выбрасывая правую руку вверх, Славик достал из холодильника хлеб (где его прятали от тараканов), баночку с хреном и, поколебавшись, нарезал хлеб ломтиками.

— Намажь ему, Славик, — посоветовал Амин.

— Я сам намажу, — властно возразил Коля. Но Славик слишком хорошо помнил, как Коля плюхнулся на диван, а там у Славика стояла завернутая в одеяло кастрюля с настоем шиповника: Коля ошпарил ноги горячим шиповником, а Славик полночи сушил тюфяк, а под утро пошел ночевать к Амину.

— Нет уж, лучше я тебе намажу, — твердо сказал Славик.

— Хорошо, намажь, — надменно согласился Коля...


ДОВЕРЧИВЫЙ МАКАНЬКИН

Приходил еще инженер Маканькин. Я говорю инженер, потому что остальные работали под программистов. Маканькин был моложе остальных, но тоже человек уже с опытом, а ведь жизненный опыт, как известно, делает человека циником. Ничего подобного в Маканькине не наблюдалось. Почти все, что ему говорили, он принимал за чистую монету. Как-то заговорили о грибах: кто самый большой в своей жизни гриб нашел.

— Давай у Славика спросим, — предложил Амин. — Славик, ты какой в своей жизни самый большой гриб нашел?

— Большой не большой, а так, чтобы шляпкой корзину полностью закрывал — такое было, — охотно отозвался Славик.

— Ух ты! — восхитился Маканькин, не зная, чему больше удивляться: замечательной находке Славика или тому, как он красиво заливает.

В другой раз разговорились о том, кто когда первый раз выпил.
 
— Я в седьмом классе, — честно признался Амин.

— Ух ты!

— А что тут такого? У нас ребята раньше начинали. А давай у Славика спросим. Славик, ты когда первый раз в жизни выпил?

— В два года, — охотно отозвался Славик.

— Ка-ак?!!

— А так. Пойдем с батей в баню. Батя кружку пива — и я под столом кружку. Батя — вторую, а я уже больше не могу...


БАХ

Играли в карты. По радио передавали концерт классической музыки.

— А-а-а... — подпевал народным артистам СССР Женя Мазепа. — Господи, подай нужную карту... Каспадин Канчакофф! Если ви будете каварить, ви будете кушать булька з маслом! В пратифном слючае... Аншлюс... Расстреляйт!

— Славик, да выруби ты его! — не выдержал Коля. Радио неожиданно вырубилось само. Коля расхохотался.

Славик предложил перекусить. Заварил чай, достал домашние ватрушки. Все потянулись к тарелке, и тут наше радио, неожиданно включившись, сообщило:

— Бах.

Все посмотрели на Колю. Со стороны радио последовало уточнение:

— Шутка.

— Спасибо, что предупредили, — засмеялся Славик.


УТЕШЕНИЕ ОСТРОУМИЕМ

К слову сказать, Мазепа в общежитии на Московской, 2 не жил. Ему повезло с самого начала: ему дали комнату в коммуналке сразу после распределения. А вот отдельной квартиры пришлось ждать годы и годы. Однажды мы готовили сценарий новогоднего вечера, искали подходящий сюжет. Мазепа сказал:

— Надо бы поставить заседание жилищной комиссии. По мотивам Джанни Родари. «Чиполлино». О том, как дядюшка Тыква свой домик прятал...


P. S.

Мы давно съехали с Московской, 2 и все реже встречаем друг друга в городе. Амин вернулся на Кавказ, преподает в Черкесском университете. Маканькин сидит в Германии, на высокооплачиваемой работе инженера. Коля недавно вернулся из Канады, работал там несколько лет. Попал туда так. Заявил, что ему надоело нищенствовать, пошел в канадское посольство. Сказал: хочу в Канаду. Готов даже принять канадское гражданство. Без всяких ОИЯИ и прочего. Совершенно в его духе. Люди в посольстве попались отзывчивые. Нашли Коле местечко в Канаде, даже гражданство менять не пришлось.


P. S. S

А сколько историй хранят стены Моховой, 6, других общежитий города! Как жаль, что здесь не ночевала великая русская литература!